Лечения рака на забайкальской

Заболеваемость растет

Михаил Геннадьевич, первый вопрос к Вам как главному онкологу Забайкалья. Какова статистика заболеваемости в регионе? Больных становится больше или меньше?

М. Пимкин:

Общая тенденция такова: заболеваемость злокачественными образованиями как росла, так и растет. На сегодняшний день мы имеем прирост больных, и достаточно приличный. Нас это очень сильно тревожит. Приведу некоторые цифры: в 2016 году в Забайкальском крае на 100 тысяч населения приходилось 351 заболевших, в 2017 году уже 370. Здесь сработал такой фактор, как убыль населения из региона. При этом вырос показатель выявления злокачественных образований на 1-2 стадии (57%), а это наиболее перспективно с точки зрения лечения и прогноза для пациентов. Это очень хороший показатель, превышающий средние цифры по России и Сибирскому федеральному округу. Также в 2017 году нам удалось снизить показатели запущенности. Речь идет о 4 стадии онкологических заболеваний, которая не только финансово затратна с точки зрения лечения, но и прогноза у большинства таких пациентов нет никакого. В отношении таких пациентов мы говорим не об излечении, а о продлении жизни на определенный промежуток времени. Этот показатель уже в течение трех лет снижается, и это очень отрадный момент. Надеюсь, в 2018 году по этому показателю мы выйдем на уровень Российской Федерации.

Способствует ли диспансеризация активному выявлению онкологических больных?

М. Пимкин:

В 2017 году повысилось активное выявление злокачественных новообразований. Это та когорта пациентов, которые считают себя здоровыми, либо те пациенты, которые обращаются к врачам по поводу других заболеваний, не связанных с онкологией. При диспансеризации населения, профилактических осмотрах выявляются бессимптомные опухоли. В 2016 году было выявлено 23% больных, в 2017 году 28%, в то время как в Российской Федерации этот показатель составляет 22%. Также в прошлом году у нас было достаточно много пациентов, которые снялись с учета попрошествии пяти лет. Как и у любого хронического заболевания, у онкологического заболевания есть определенные отсечки. Есть ряд опухолей, при которых пациенты после пяти лет наблюдения выбывают из динамического наблюдения, как излеченные. Наблюдение пациента в течение пяти лет говорит о хорошей работе как на уровне первичного выявления, так и на уровне лечебного процесса.

Михаил Геннадьевич, в предыдущем интервью ЗР Вы говорили, что в структуре онкологической заболеваемости много опухолей кожи, которые выявляются, как правило, на 1-2 стадии, и хорошо поддаются лечению. А связана ли напрямую заболеваемость опухолями кожи с чрезмерной активностью забайкальского солнца?

М. Пимкин:

Безусловно, солнечное освещение, инсоляция, сухость климата оказывают сильное влияние на развитие рака кожи. Но сказать, что это исключительно прерогатива Забайкальского края, нельзя. Да, в регионах с другими климатическими условиями, где солнца мало, заболеваемость опухолями кожи действительно меньше. Но это заболевание полиэтиологическое, там нет исключительного влияния какого-то одного фактора. Рак кожи чаще удел белокожих людей. Где больше людей европейской расы, там люди больше страдают от этих заболеваний. Надо четко разграничить: если мы говорим о раке кожи, то это одна проблема. Он не так страшен с точки зрения прогнозов. Это опухоли, которые характеризуются благоприятным течением, хорошо лечатся, и даже при высокой заболеваемости прогноз очень хороший. Но есть такое заболевание, как меланома кожи. Это пигментная опухоль, и вот это уже очень серьезно. Люди с наличием врожденных пигментных образований имеют более высокий риск заболеть раком кожи. Эти опухоли лечатся тяжело, имеют неблагоприятный прогноз, быстро прогрессируют. Меланома считается на сегодня одной из самых злокачественных опухолей. В этом случае воздействие солнечного света, облучения, солярия оказывает большое влияние на заболевание, причем зачастую это не постоянное воздействие, а достаточно одного кратковременного, но интенсивного облучения для того, чтобы запустить процесс перерождения пигментного образования в злокачественную меланому.

А как насчет соляриев? Весна не за горами, скоро многие наши земляки, особенно девушки, побегут наводить красоту. Можете дать практический совет фанатичным любительницам загара? Опять же некоторые люди вообще отказались от любого загара правильно ли это?

М. Пимкин:

Солярий вообще не полезная вещь с любой точки зрения. За сомнительное удовольствие пользоваться такими вещами люди потом расплачиваются заболеваниями. Что касается естественного загара, конечно, вы можете пребывать на солнце, но ваша кожа требует защиты либо одеждой, либо солнцезащитным кремом. Кремы дают наибольший эффект для предупреждения негативного воздействия солнечных лучей. А все остальное в большей степени связано с тем, как люди в такой ситуации за собой следят. Есть образования на коже это требует обращения к врачу, зачастую не для того, чтобы подтвердить онкологическое заболевание, а для того, чтобы его опровергнуть. Достаточно часто диагноз ставится на глаз. Это очень удобная для обследования локализация, которая без высокозатратных методов предварительной диагностики дает возможность поставить диагноз визуально.

Преодолеть страх

Елена Владимировна, на Ваш взгляд, Всемирный день борьбы против рака имеет какое-то практическое значение для обычных людей или это просто очередная дата с громким названием?

Е. Каюкова:

Этот день отмечается уже более 10 лет, и касается он как любого человека, так и всего мира, поскольку онкологические заболевания рассматриваются как глобальная проблема. Они являются второй причиной смертности во всем мире. По данным Всемирной организации здравоохранения, практически половина всех опухолей это те опухоли, которые могут быть профилактированы. Цель нашего сегодняшнего круглого стола еще раз акцентировать внимание людей, чтобы они бережно относились к своему здоровью. Большинство опухолей, если они не наследуемые, можно предупредить. Если вовремя диагностировать даже предопухолевую стадию, то зачастую это позволяет избежать калечащие операции, которые проводятся при распространенных стадиях заболевания. Любой онкологический диагноз это диагноз не одного дня. Это заболевание, которое развивается длительно, иногда даже не годы, а десятилетия. Люди должны об этом знать и вовремя обращаться к врачам, проходить обследования, ведь зачастую в онкологической ситуации время работает против человека. Как известно, 2018 год это год борьбы с онкологическими заболеваниями в России. В этом году мы запланировали большую конференцию, посвященную профилактике онкологических заболеваний. Кроме того, нынешний год приурочен к девизу коллективной борьбы с онкологическими заболеваниями.

Как вы относитесь к тому, что медийные личности, звезды выносят свои онкологические диагнозы напоказ?

Е. Каюкова:

Я поддерживаю это и думаю, что многие известные люди делают это не для пиара, а в первую очередь для того, чтобы показать остальным людям, что онкологический диагноз это не кара небесная. Это то заболевание, которое может коснуться любого человека, как острый аппендицит или психическое заболевание. Никто не застрахован от рака. Единственный путь обойти эту ситуацию профилактировать рак.

Почему в нашей стране, в отличие от стран Запада, люди зачастую скрывают свой диагноз?

Е. Каюкова:

Это связано со страхом и недопониманием. Если рак выявляется на 1-2 стадии, зачастую это гарантия выздоровления. Если человек живет более пяти лет с момента постановки диагноза, считается что ситуация с его здоровьем стабилизировалась, вероятность прогрессирования заболевания кратно снижается. Сегодня онкологический диагноз не рассматривается как фатальный это общемировая тенденция. Есть опухоли, при своевременном лечении которых возможно полное выздоровление: те же лимфомы, рак молочный железы. Некоторые больные десятилетиями находятся на наблюдении в онкологическом диспансере без прогрессирования заболевания. Но у большинства людей сложилось мнение, что рак равен смерти. На самом деле медицина идет вперед, сейчас 21-й век, ежегодно внедряются новые методы лечения, лекарственные средства, в том числе и те, которые доступны нашим больным на региональном уровне. Но эффективность этих методов лечения будет обратно пропорциональна стадии: чем раньше человек обратится, тем эффективнее мы сможем оказать помощь. Насколько пациент будет открыт для лечения, насколько будет своевременно обращаться к врачу и рассказывать об изменениях в своем здоровье, настолько эффективным окажется лечение.

Детям особое внимание

Евгений Петрович, вопрос к Вам. Какова ситуация с детской онкологией в Забайкалье на сегодняшний день?

Е. Мацеха:

Детская онкология достаточно сильно отличается от взрослой по многим параметрам, в том числе нозологическим формам. В детской онкологии наиболее частым заболеванием являются лейкозы, которые у взрослых находятся далеко не на первых ролях. Мы проводили исследования за последние двадцать лет и пришли к выводу, что заболеваемость у детей растет, так же, как и у взрослых. Если в 1996 году заболеваемость составляла 7,5 случаев на 100 тысяч детского населения, то в последние годы эта цифра увеличилась до 15-16 случаев. В 2017 показатель заболеваемости составил 20 случаев. Но это не взрывное увеличение заболеваемости, потому что все-таки это очень редкие опухоли. Ежегодно в нашем крае выявляется 25-30 случаев, в 2017 году выявлено 53 случая. Это самая большая цифра за все годы. Нужно учитывать, что детского населения у нас мало, сейчас в крае всего 260 тысяч детей. В целом детская заболеваемость не отличается от мировой, есть стабильная тенденция к небольшому росту, так же, как и во всем мире. Средняя заболеваемость по России меньше, чем в Забайкалье, но связано это с тем, что у нас в крае система учета поставлена лучше. У нас всего одно медицинское учреждение занимается детской онкологией, поэтому никто не растекается по разным больницам, и каждый ребенок с онкологическим диагнозом у нас учтен. Насколько я знаю, в других регионах ситуация гораздо хуже.

А как обстоят дела с детской смертностью?

Е. Мацеха:

Смертность у детей от года до 14 лет от онкологических заболеваний так же, как у взрослых, на втором месте после внешних причин. Такая тенденция во всем мире. Несмотря на то, что это редкие заболевания, все-таки они наносят очень большой урон детскому населению. В тех странах, где давно победили инфекционные заболевания, от которых чаще всего умирали дети, их место заняла онкологическая патология. Смертность от злокачественных новообразований в Забайкальском крае соответствует таковой в среднем по России.

Евгений Петрович, вы сказали, что наиболее частые патологии у детей это лейкозы, а можно подробнее об этом?

Е. Мацеха:

Почти половина онкологических заболеваний у детей это гемобластозы: лейкозы, т.е. рак крови (около 30%) и лимфомы (около 12-15%). Следом за гемобластозами идут новообразования головного и спинного мозга (20%).Но лейкоз за последние 30 лет превратился из практически некурабельного заболевания в излечимое. Если раньше излечивались около 5%, сейчас около 90%. Мы считаем, что если ребенок прожил пять лет после диагноза, он вылечен. Такой пациент может жить обычной жизнью и не думать о своей болезни. Лимфомы, нефробластомы, нейробластомы неплохо лечатся, более 60% детей выздоравливает. К сожалению, не такие хорошие результаты при опухолях головного мозга, где основной метод лечения хирургический, но очень много локализаций в головном мозге, где нельзя удалить опухоль. Есть опухоли и более редкие, при которых не удается достигнуть хорошего результата. Но создаются новые препараты. Правда, для детей не так много этих инновационных препаратов, как для взрослых, потому что это очень сложно испытать на детском организме. Это этические сложности. И к нам эти препараты приходят с большим опозданием.

Правда ли, что дети лучевую и химиотерапию переносят легче, чем взрослые?

Е. Мацеха:

Да, это так. У детей при лечении дозу препаратов можно даже повышать, в отличие от взрослых, при этом достигается лучший эффект. Детские опухоли более химиочувствительны, поэтому химиотерапия в детской онкологии является основным методом лечения, в отличие от взрослой, где главный метод лечения хирургия. Лейкозы, которыми чаще болеют дети, лечатся только химиотерапией, и дозы которые мы применяем , выше чем у взрослых. Нельзя сказать, что все пациенты их хорошо переносят, но переносимость детского организма лучше у него больше ресурсов, возможностей компенсировать потери.

Часто ли бывает так, что родители отказываются лечить детей в Забайкальском краевом онкодиспансере и едут в Москву, за границу?

Е. Мацеха:

Вообще, онкологическое заболевание у ребенка это шок для родителей, хотя мы стараемся сообщать об этом как можно в более мягкой форме. Практически все родители сразу же собираются куда-нибудь уехать. Но проходит несколько дней, они успокаиваются. Мы с ними беседуем, рассказываем о тех результатах, которые есть в Москве и в Чите. О том, что наше отделение участвует в российских мультицентровых исследованиях; что мы не работаем сами по себе, а всегда с московскими коллегами, посылаем им гистологические материалы и образцы крови для подтверждения диагноза, чтобы не в одной нашей лаборатории был выставлен диагноз, а был подтвержден и в столичных лабораториях. И международные протоколы лечения применяются везде одни и те же, и препараты одинаковые. В этом плане очень хорошая кооперация между федеральными и региональными онкологическими клиниками. Мы обязаны все гистологические материалы отправлять на подтверждение или уточнение диагноза, на молекулярно-генетическую диагностику, которая в Чите не проводится. По лейкозам есть кооперативная группа, в которой мы участвуем, проводятся исследования, которые не делают в Забайкальском крае, полностью согласовываем все этапы лечения. При необходимости планируем трансплантацию костного мозга совместно с московскими коллегами. И практически все родители это понимают, остаются лечить ребенка здесь.

В детском отделении краевого онкодиспансера предусмотрен штатный психолог?

Е. Мацеха:

Да, у нас есть опытный психолог, которая уже десять лет работает в нашем отделении. Ее помощь нужна и родителям, пребывающим в состоянии шока, и детям, особенно подросткам, которые очень тяжело переносят такую ситуацию, в отличие от малышей. Работы у нашего психолога достаточно.

Сколько сейчас в регионе детских врачей-онкологов?

Е. Мацеха:

В нашем отделении работают три детских врача-онколога, один принимает в частной клинике. Еще один врач пока учится в Москве.

М. Пимкин:

Не так давно мы обсуждали вопрос с онкологами на уровне Российской Федерации. В стране есть регионы, где вообще нет детских онкологов. Мы неплохо выглядим по сравнению с другими регионами, но нам хотелось бы, конечно, побольше врачей. Специальность достаточно сложная: мало того, что это онкология в принципе, это еще и детская онкология. Здесь немного другие базовые знания. Это достаточно эксклюзивная специальность, и обучение таких специалистов проводится только за пределами края. Это приличные и временные, и финансовые затраты, поэтому сложно подбирать таких специалистов.

Развеять мифы

Есть мнение, что химиотерапия в комплексе с лучевой терапией страшнее, чем сама опухоль. Так ли это?

М. Пимкин:

Комплекс лечения, который проводится таким методом, обычно применяется у пациентов с продвинутыми стадиями заболевания, когда мы говорим уже не о начальных формах, где проводится монолечение, а когда опухолевая масса большая, есть метастазирование в лимфоузлы, либо отдаленные метастазы. Изначально эти пациенты не могут рассматриваться с точки зрения обычного пациента. Эти пациенты более ослаблены и хуже переносят лечение. В принципе достаточно редко лучевая терапия проводится отдельно от химиотерапии, обычно ее применяют на фоне химиотерапии. И комбинированное лечение переносится всегда сложнее, чем монолечение. Но и эффективность у него другая.

Е. Каюкова:

В онкологии на самом деле много мифов, которые придуманы обывателями. Некоторые больные, поступая на хирургическое лечение, спрашивают: а не станет ли это толчком для прогрессирования заболевания? Хотя изначально хирургическое лечение при многих опухолях является ведущим. Это первая ступень, а после добавляется химиотерапия или комплексное лечение. Есть миф о чудо-препаратах, которые продаются в Интернете и якобы могут убить опухоль любой локализации. Люди перед страхом такого диагноза, определенной чертой своей жизни, ведутся на это, не воспользовавшись мнением специалистов-онкологов. Хотелось бы предостеречь людей от подобных шарлатанов. Каждый свой шаг в изменении состояния здоровья или модификации лечения пациент должен согласовывать с лечащим врачом. В противном случае, во-первых, человек упускает время, во-вторых, может навредить себе, усугубить заболевание, получить иммунодефицит или осложнение во время токсического лечения ядами или травами.

М. Пимкин:

Если разделить лечение, которое проводится на бытовом уровне, есть два типа методик: препараты, связанные с ядами и стимуляторы. Мы пытаемся объяснить пациентам: яды убивают и опухоль, и здоровый организм; стимуляторы стимулируют и здоровые клетки, и опухоль. Подавляющее большинство этих методов не доказано с точки зрения эффективности, и серьезно говорить о них не приходится.

Е. Мацеха:

Сейчас такого уже нет, но раньше довольно часто встречались такие случаи, когда родители лечили детей заговорами, грибами, травами, практиковали водолечение. Ни разу это не привело к улучшению. В итоге они появлялись у нас в отделении с 4-й стадией, когда уже было сложно что-то сделать с ребенком. Я за всю свою практику не видел ни одного ребенка, который вылечился бы нетрадиционным методом.

Е. Каюкова:

С точки зрения современной медицины корректнее было бы рекомендовать таким пациентам психологическую поддержку у специалиста, который непосредственно занимается данной проблемой, в том числе и тяжелых диагнозов, сложных жизненных ситуаций. В настоящее время этого не нужно стыдиться. Не каждый психически здоровый человек может справиться с такой ситуацией. Есть такие пациенты, которые уже давным-давно излечены от онкологического заболевания, у них нет прогрессирования, они здоровы, но к ним возвращаются мысли о том, что может быть когда-то у них будет опять рецидив, и с такими мыслями тяжело жить. Не нужнобояться обращаться к психологам или психотерапевтам, которые грамотно, на современном уровне смогли бы помочь выйти из этой ситуации и жить качественной жизнью, соблюдая при этом адекватные сроки обследования. Жить в постоянном страхе очень сложно, и, к сожалению, многие пациенты ломаются.

М. Пимкин:

Такие серьезные диагнозы, как онкология, зачастую не приговор, но в жизни человека и его семьи определенная черта, после которой надо учиться жить уже с этой проблемой. Здесь влияют и психологические факторы, и проблемы питания, жизнедеятельности, и условия пребывания. Нужно подстраиваться под определенный ритм приема лекарственных препаратов, исключить многие продукты. Это серьезный труд, прежде всего, со стороны самого пациента. С этим можно жить, но надо понимать, что ты уже другой. Это не говорит, что у тебя через 2-3 месяца или год финал. Но к этому надо быть готовым и подстраиваться под это. Вот тогда получается результат. Если пациент получил радикальное лечение (а это иногда калечащие оперативные пособия), это требует определенного режима, физических упражнений, изменения условий пребывания, качества ухода, питания. Когда человек понимает это, тогда и психологические проблемы решаются.

— Приморские СМИ на днях сообщили , что женщина самостоятельно вырезала себе опухоль , не дождавшись очереди на операцию . Сколько человек ждут очереди на лечение в нашем регионе?
— С установленным диагнозом человек не стоит на очереди более полутора недель , хотя в диспансере и дефицит коек — 234 . Решение о строительстве дополнительного корпуса на 250 коек было принято в 2002 году , и его пуск , который планируется во втором полугодии 2011 года , радикальным образом исправит ситуацию . Корпус будет площадью 24 тысячи квадратных метров ( для сравнения — площадь нынешнего онкодиспансера – 8,3 тысячи квадратов) , и мы сможем сконцентрировать всех онкологических больных в одном месте . В нём не будет палат , в которых больше четырёх мест , откроются профильные отделения — онкоурологии , онкогинекологии , головы-шеи , маммологии , торако-абдоминальной хирургии , детской онкологии и гематологии.
Случай в Приморском крае , безусловно , дикость , но лишь подчёркивает проблему: с использованием маммологического скрининга женщин старше 40 лет будет выявляться больше патологий молочных желез , где делать им операции? По всем онкологическим канонам — в онкологических учреждениях , но поток растёт из года в год , с ним уже столкнулись многие регионы . Так на этот вид операций возникает очередь , хотя 80% непальпируемых образований — доброкачественные . Эту проблему также решит увеличение операционной и пропускной способности диспансера с вводом нового корпуса.

При этом прогнозы возникновения рака молочной железы зависят от семейного положения женщины старше 25 лет , вернее , от регулярности половой жизни . Получение мужских гормонов — андрогенов снижает эстрогенный уровень — уровень женских гормонов . Именно незамужняя женщина , когда эстрогенный фон повышен , к 30 годам оказывается в группе риска . У замужних женщин эта патология встречается реже.

— Есть ли медицинское определение регулярности?
— Вы удивитесь , но есть — не реже двух раз в неделю.

Где в Забайкалье жить хорошо
— Насколько справедливо проводить параллели между статистикой онкозаболеваний и добычей урана в районах? Больше случаев заболевания в Балее и Краснокаменске , Красном Чикое , чем в Чите , например?
— Статистически достоверных данных увеличения заболеваемости именно там не существует . Я бы не назвал какие-то районы опасными , а какие-то нет . Вопросы незавершённых геологических работ населением иногда поднимаются , но статистика говорит сама за себя: заболеваемость по краю — 278 человек на 100 тысяч населения ( по России — 345) , и в лидерах Чита — 360 . В Краснокаменске — 316 , в Балейском районе — 327 , в Борзинском — 255 , в Красночикойском — 262.
При этом Чита в лидерах ещё и по причине высокой выявляемости — много поликлиник , специалистов , оборудования . Работает принцип онконастороженности: любой врач обязан осмотреть пациента , пришедшего к нему — рак третьей и четвёртой стадии часто имеет визуальную форму , его видно как медработнику , так и самому больному.

— Почему люди не идут к врачу?
— Кто думает , что само пройдёт , кто — что воспаление .

— Есть ли цифры по запущенности?
— В Забайкалье этот показатель ниже , чем по России , 20,4% против 22,8% , но в целом рост онкопаталогий отмечается , как в крае , так и в стране — высокая заболеваемость и низкий процент запущенности в регионах , где есть концентрация медицинских учреждений.
Поэтому в мегаполисах заболеваемость всегда выше . И , конечно , это связано с экологией и возрастным составом населения — чаще всего люди болеют раком лёгких . В Санкт-Петербурге заболеваемость в три раза выше , чем в Забайкалье.

— Работают ли с онкобольными специальные психологи?
— Безусловно , должны . Это очень актуальный вопрос . Штатные психологи у нас в диспансере только планируются — пока нет ни ставок , ни специалистов , ни условий.

— Насколько лекарственные препараты доступны?
— Мы полностью обеспечиваем больных лекарствами . Последние три года снабжение химиотерапевтическими препаратами достаточно налажено . Забайкалье занимает второе место после Иркутской области по обеспечению больных химиопрепаратами в СибФО.

— Есть лекарства , которые покупаются самостоятельно , и которые не каждый может купить?
— Дорогие лекарства рядовой житель Забайкальского края не сможет себе купить никогда . Есть курсы химиотерапии , которые стоят 300-400 тысяч в месяц , и ими обеспечивает государство . Таргетные препараты относятся к этой категории . Гормональные препараты стоят недорого — от ста до тысячи рублей в месяц , их необходимо применять длительное время . На второй линии гормональной терапии у женщин при раке молочной железы сумма увеличивается до 8-10 тысяч в месяц , тогда мы рекомендуем оформиться на инвалидность и не отказываться от социального пакета , так как данные препараты обеспечиваются по 122 ФЗ.

С 2009 года в стране начала действовать национальная онкологическая программа , в которую до 2015 года в разный временной промежуток войдут все регионы . Она предусматривает федеральные субвенции для оснащения диспансеров компьютерными томографами , линейными ускорителями и другим мощным оборудованием , с помощью которого здоровое население будут обследовать на предмет выявления онкопатологий . Размер субвенции для Забайкалья — 230 миллиардов рублей в Агинский округ , ещё 230 — в другие районы края.

Чудеса в интернете
— Как вы оцениваете роль религии в медицине? Антинаучно лечение молитвами?
— Если человек верит в какого-то бога — мы этому никогда не препятствуем . Вторые после клинической больницы открыли у себя молельную комнату , на открытии был Владыка Евстафий . У нас проходят молебны . Если человек верующий — это важно . В целом , важно , с каким моральным духом человек идёт на лечение , которое очень непростое . У меня почти 30 лет хирургического стажа , и я знаю — больного надо уговаривать на плановую операцию , но не заставлять . Человек , который проводит обряды , не меньше помогает в этом убеждении.
То же касается и буддисткой веры: если просят пригласить ламу — мы никогда не отказываем . Более того , когда он назначает день операции , всегда к этому прислушиваемся.

— А как можно объяснить случаи чудесного излечения? Когда больному якобы ставят рак последней стадии , а он через несколько лет приходит живой и здоровый?
— Самоизлечение происходит крайне редко , и я таких случаев в своей практике не знаю . Хотя медицина — неточная наука , и , как говорил мой учитель , в ней бывает всё . О таких случаях я думаю , что это гистологические ошибки . Грубо говоря , поставили опухоль , а её не было . Я материалист.

— Чем психологически врач-онколог отличается от других врачей?
— Каждодневное общение с онкологическими больными накладывает отпечаток на врачей . Онкология не всегда достигает успеха в своём лечении . Это не аппендицит , не язва . Здесь гораздо больше людских трагедий , и сопереживать каждому — гораздо сложнее . Кроме того , это своеобразные больные , они ищут причину — почему он заболел онкологической патологией? Почему сосед не болеет , а он заболел? И часто ищут виноватых , а виноватыми нередко оказываются врачи . Поэтому бывает , что сложно разговаривать . Более того — информация о принципах лечения сейчас общедоступна . Больной зашёл в интернет , посмотрел , иногда начинает как бы тестировать врача… Мы ведь обязаны говорить ему диагноз — по всем нашим директивам , по Гражданскому кодексу , по закону о здравоохранении.

— Когда результат лечения лучше — когда диагноз известен больному?
— Я не знаю ответа на этот вопрос . Врачи моего поколения проходили учёбу ещё при Советском Союзе , и было правило , что онкологический больной не должен знать о своём заболевании . Всю правду мы говорили родственникам больного . Сейчас необходимо получить согласие на лечение , и врачи должны сказать всю правду больному — о диагнозе , о перспективах , о предполагаемом лечении . Сам больной должен назвать круг лиц , которых мы можем посвятить . Иначе это будет расцениваться как разглашение врачебной тайны , нарушение закона , ущемление прав пациента.

В России проводится профилактика рака шейки матки — очень результативна вакцинация девочек до первого полового контакта . В Чите , в поликлинике №5 , такая прививка стоит порядка 9 тысяч рублей по добровольному медицинскому страхованию . И , быть может , поэтому не пользуется популярностью . В основном , своих дочек приводят мамы , которые стоят у нас на учёте с раком шейки матки.

Верификации диагноза нет, есть выраженный болевой синдром. Как жить человеку, зная, что у него рак, есть метастазы, обезболивание неэффективно и ждать каждую минуту, что ему позвонят и помогут, хотя бы постараются? Мы второй месяц без лечения и помощи, ожидание смерти подобно.

Мы позвонили 25 мая и сказали, что нужна консультация нейрохирурга краевой клинической больницы (ККБ) и операция у них, так как в онкодиспансере такого специалиста нет. И снова на наши звонки ответ один — карантин, карантин везде. Крайний раз так было сказано 2 июня в поликлинике ККБ после того, что есть распоряжение от 29 мая об организации помощи онкобольным на базе больницы. И что делать? Это не плановая помощь, а экстренная. Человек угасает на глазах, а я, врач, ничем не могу помочь.

В нашей истории есть ещё один нюанс. Брат — человек работающий, а на время обследования не дают больничный. Сначала был отпуск без содержания, затем в связи с эпидемиологической обстановкой выдали больничный по поводу хронического болевого синдрома, но это же не бесконечно.

И так по кругу несколько дней.

«У меня злокачественная опухоль левой груди, шишка растёт каждый день, была полтора сантиметра на два, теперь стала три сантиметра. Лимфоузлы увеличены.

Шишку я обнаружила в декабре, обратилась в больницу 20 января. Онколог отправила меня в Читу в платную клинику. Младшего ребёнка я тогда кормила грудью.

В платной клинике мне сказали, что это не опухоль, а протоки забиты, и посоветовали делать массаж. Я вернулась к себе в посёлок, ходила на массаж, ребёнка отбила от груди, а шишка не исчезала. В марте я снова пошла к врачу. На этот раз поехала в Читу и сама записалась к онкологу, а за направлением пошла в нашу ЦРБ. Так на меня там наш врач начала ругаться за то, что я записалась сама. В общем, 31 марта я поехала в Читу в онкологию.

В этот же день у меня взяли биопсию, через неделю позвонили сказать, что вышло непонятно, 14 апреля я снова приехала в Читу и пересдала её. Подтвердился рак II стадии. С марта шишка выросла, и лимфоузлов цепочка целая.

Операция мне была назначена на 22 мая, её перенесли на 4 июня.

Сейчас мне 42 года, у меня трое детей, воспитываю я их одна. Старшему 18 лет, дочке 9 лет и младшему 1 год и 4 месяца. Мужа нет — развелись, когда ребёнку было 5 месяцев. Пока не работаю. Раньше было своё ИП, но обанкротилась. Получаю алименты на ребёнка и пособие на него до полутора лет.

Сейчас отвечает девушка, которая не знает, когда откроется урологическое отделение — туда до карантина отправили мою следующую героиню Светлану Алексеевну из Шилкинского района. На вопрос про альтернативную помощь диспетчер горячей линии переключает на Наталью Игоревну, но Наталья Игоревна не отвечает, звонок срывается. Поговорить с ней удаётся по второму номеру. С гинекологией в диспансере, который только начал открываться после карантина, всё не очень хорошо: отделение откроют ориентировочно в начале следующей недели, поэтому Наталья Игоревна просит позвонить 15 июня.

С Алёной, дочкой заболевшей женщины, мы познакомились 2 недели назад.

«Маму вообще ничего не тревожило, никакой симптоматики, да и сейчас как таковой её нет пока. В этом и коварность онкологии.

Мама ежегодно проходила по работе профилактический осмотр, и вот в ноябре начали повышать онкомаркеры, которые и выявили подозрение. Обследоваться начали платно. Мама с района, приходится ездить, и вся зарплата уходит на поездки в Читу и обследования.

Я сама медик и знаю, что у нас в медицине чтобы что-то бесплатно было, нужно отстоять очереди длиною в жизнь, а с онкозаболеванием время против нас.

На госпитализацию нужно было ехать маршруткой 13 мая. Светлана Алексеевна взяла билет, но решили на всякий случай перезвонить в онкодиспансер — среди медиков уже появилась информация, что его могут закрыть на карантин. Онкологический не отвечал. Ждала на собранном в дорогу чемодане. Когда до маршрутки оставалось совсем немного времени, из онкодиспансера позвонили и предупредили, что госпитализацию отменили на неопределённый срок.

Она — не первый медик, в разговоре с которым в эти дни я слышу, что организация помощи онкологическим больным в крае находится в плохом состоянии и без коронавируса.

И то, со сколькими людьми в последнее время я начинаю говорить именно с него, пугает: в крае тихо, как будто так и надо, погибают десятки, если не сотни. Что там говорится про гарантию в оказании медицинской помощи?

Глядя на сайт забайкальского краевого диспансера, невольно думаешь, что он создавался или для чиновников, или для умирающих. Как в старом чулане, тут есть всё что угодно от аудиозаписей до брАшюры, но нет главного: ощущения заботы о тех, кто им пользуется. От мелкого шрифта в колонке слева хочется зажмуриться, а от пестроты всего сайта — скорее уйти, не найдя для себя ответа на главный вопрос: у кого сейчас просить помощи.

И это кажется чем-то нереальным, потому что в Забайкальском крае приехавших на госпитализацию пациентов с непроходящими болями, о которых им лучше б никогда не знать, просто оставляют за дверью закрытого на карантин онкодиспансера. Куда им идти, как обезболиваться и как лечиться всё это карантинное время — никого, кажется, не волнует.

При этом заместитель министра здравоохранения России Олег Гриднев во время приезда в Читу 8 июня, сообщили в пресс-службе краевого правительства, остался доволен качеством работы медучреждений во время эпидемии коронавируса. Эта лакированная действительность визитов из Москвы в Читу на день и обратно пахнет большой ложью. А в случае с оставленными в первые недели карантина без помощи десятками онкобольных — преступной настолько, что здесь нужно бы ходить не про запланированным маршрутам вежливости, а работать уже со следователями и комиссиями.

«Добрый день. Моему мужу 25 мая должны были провести последний курс химиотерапии, но в связи с тем, что диспансер закрылся. Сказали, ждите, когда откроют диспансер.

Мы из Читы. Операцию мужу сделали 23 декабря, гистология готовилась 10 дней. После Нового года сказали, что гистология пришла не очень, имеется заболевание, но нужно к онкогемотологу попасть, чтоб назначить лечение. А он будет только после 15 февраля.

С онкологией на счету каждая минута, и ждать месяц, чтобы попасть на приём — это слишком. Через знакомых 30 января мы попали на первую химиотерапию. Муж прошёл их пять, на конец мая была назначена последняя. Никакой альтернативы после её отмены нам предложено не было.

«Здравствуйте. У нас аналогичная ситуация с папой. Пять лет назад он перенёс операцию по поводу рака желудка. Болезнь вернулась, появились метастазы в лимфоузлы. Назначили химию. Два курса прошли хорошо. Вроде как даже легче стало. Третий курс был назначен на 7 мая, но он его так и не получил… Состояние опять начало ухудшаться.

Папе сказали, что на данный момент не могут принять его из-за вспышки и перезвонят, когда она закончится.

«Моя мама проходила очередной курс химиотерапии в онкодиспансере, а 3 апреля заболела пневмонией. Химия прервалась почти на месяц, затем только вышла продолжить её, сделала одну процедуру, и всё, онкодиспансер закрыли на карантин. Очень много времени теряется! Не предложено ничего, никакой альтернативы! Сказано было только ждать.

Изначально ей ставили рак яичника III степени, удалили матку и яичники. Сейчас опухоль в брюшной полости, её на операции в январе удалить не смогли.

Назначили химию. Нужно решать вопрос о повторной операции. Платить нам не приходилось, но ждать приёма врача — это целый апокалипсис. Говорят, врачей не хватает. Месяцами приходилось ждать только одного приёма, потом анализы, обследования.

Пока заместитель министра здравоохранения собирался в командировку в Читу, а потом хвалил организацию медпомощи в крае во время коронавируса, оставшиеся без помощи больные и их родственники писали письма и обращения. Если были силы, конечно.

Я знаю про несколько таких случаев, и в одном из этих обращений, отправленном в минздрав Забайкальского края и президенту России Владимиру Путину, дочь болеющей и не получающей помощи несколько месяцев женщины резонно спрашивает, нужно ли дойти до президента, чтобы сегодня в Забайкальском крае получить помощь в лечении рака.

Временное приостановление помощи пациентам краевого онкодиспансера затронуло 590 человек, из которых 180 — хирургического профиля, 360 — химиотерапевтического и 50 — радиологического.

В 61 случае получавших инфузионную химиотерапию больных временно перевели на таблетки, которые, судя по ответу, им выдали.

На неопределённое время отложили проведение 180 плановых операций, которые возобновят только при открытии онкодиспансера.

Я уверена, что произошедшим в Забайкальском крае с онкологическими больными во время эпидемии коронавируса должны заняться не только прилетающие сюда чиновники из Минздрава России, но и следователи, которые смогут объективно оценить, когда и как внедрили новую маршрутизацию для онкобольных, насколько она была своевременной, а также факты по отказу в медицинской помощи нуждавшимся в ней людям, которые могли повлечь или повлекли причинение вреда здоровью пациентов.