Бесплатное лечение от рака груди в россии

Руководитель онкологического диспансера Московского международного онкологического центра Ольга Хрупало и заведующий отделением онкологии и реконструктивно-пластической хирургии молочной железы Московского международного онкологического центра Михаил Банников утверждают, что в их центре можно получить достойное лечение по полису ОМС.

Читайте начало интервью:

Лечение рака груди

— Лечение рака молочной железы — это комплексный подход. Излечения добиваются только хирургическим методом.

Химиотерапия — метод вспомогательный. Когда он нужен? Когда на первом этапе есть риск метастазирования опухоли.

На первой стадия заболевания пожилой пациентки в менопаузе, у которой опухоль низкой степени злокачественности, это хирургическое лечение, потому что здесь не показано проведение химиотерапии. Есть так называемые прогностические факторы, которые говорят нам о том, что необходима предоперационная химиотерапия. Например, молодой возраст или отсутствие рецепторов эстрогена и прогестерона на опухоли. Например, наличие эпидермального фактора роста HER2/neu, то есть мутации. Это не значит, что у пациентки все плохо. Это может быть первая или вторая стадия заболевания. Это может быть небольшая опухоль.

У нас женщины сколько живут сейчас? Средняя продолжительность жизни у женщин восемьдесят с лишним лет.

Если мы правильно полечим, правильно сделаем сначала химиотерапию, потом сделаем операцию, возможно, лучевая терапия, а возможно и сразу операция, если это пожилая женщина, мы говорим о том, что женщина будет жить дальше без рецидива и проживет с большей долей вероятности без этого заболевания. При операции есть риск разнести метастазы…

— Что значит разнести? Как это?

— Какие-то клетки?

— Да. Злокачественная опухоль так устроена, что помимо интенсивного роста есть прорастания в ткани — метастатический рост. От опухоли — и чем она больше, тем вероятности больше — могут отщепляться незрелые клетки. Опухолевые клетки — незрелые. У них плохие межклеточные связи. Они могут отщепляться, поступать в кровеносное русло, в лимфатические сосуды и разноситься по всему организму.

Если мы несвоевременно сделаем хирургическое вмешательство, а пациентке необходимо было сделать химиотерапию, то мы можем стать причиной метастазирования процесса. Этого не должно быть. Сейчас химиотерапия проводится 90% пациентов.

— Сейчас делают операции с реконструкцией: одно отрезают, другое вставляют. Это должно быть как-то разведено во времени?

— Существует органосохраняющее лечение, то есть не всякая молочная железа должна удаляться при наличии в ней рака, которое широко применяется во всем мире. Для любого объема лечения, как для химиотерапии, так и для хирургического лечения есть определенные показания. Ели мы имеем дело с опухолью небольшого размера до 2,5 см, если опухоль находится на удалении от сосково-ареолярного комплекса, если опухоль имеет низкую степень злокачественности, если нам позволяет размер молочной железы, то мы можем грудь сохранить. При органосохраняющем лечении делается интероперационная лучевая терапия. У нас в Московском международном онкологическом центре, который является подразделением Европейского медицинского центра, имеется все необходимое.

Все по ОМС

— Как к вам попасть можно?

— Если есть потребность в вашей помощи, как это делается?

— В настоящее время это касается только тех пациентов, у которых есть полис обязательного медицинского страхования города Москвы. Но с третьего квартала, это будут, безусловно, и жители России. Что касается хирургии, мы принимаем со всей Российской Федерации, если есть полис ОМС. Необходим полис ОМС, паспорт и направление 057-у, СНИЛС. Мы примем, обследуем, сделаем биопсию и проведем лечение.

— Разве люди не должны лечиться по месту жительства?

— В Конституции Российской Федерации, в федеральном законе об охране здоровья граждан сказано, что человек имеет право выбрать себе и врача и медицинское учреждение по своему усмотрению. Вы захотите лечиться в Сочи, можете поехать и лечиться в Сочи.

— И загорать.

— Богатые будут в Москве лечиться или за границей?

— Мы оказываем специализированную онкологическую помощь в соответствии с новейшими мировыми тенденциями. И поверьте, вы сможете получить помощь в России не хуже, чем в Израиле, в Германии и Соединенных Штатах Америки. В большинстве брендовые препараты. Хирургическое лечение делаем. Реконструктивно-пластические операции, органосохраняющее лечение, какие делают во всем мире.

— И уход послеоперационный?

— Все есть. У нас великолепные условия, вы можете прийти посмотреть комфортабельные палаты, это одно-двухместное размещение…

— И все по ОМС?

— Да. У нас только по ОМС. Мы работаем по ОМС. Это по стандартам EMC, это не государственные стандарты, где семь с половиной метров на человека. У нас палаты это 18-19 метров, с высокими потолками, это шикарные условия для пациентов, которые могут по ОМС получить это лечение. Лечение лекарственное оригинальными брендовыми препаратами. Работать очень удобно.

И для пациентов у нас есть все условия, все методы лечения. И мы проведем полный комплекс, начиная с консультации, обследования и лечения.

Беседовала Инна Новикова

К публикации подготовил Игорь Буккер

Встройте "Правду.Ру" в свой информационный поток, если хотите получать оперативные комментарии и новости:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен или в Яндекс.Чат

Добавьте "Правду.Ру" в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google

Также будем рады вам в наших сообществах во ВКонтакте, Фейсбуке, Твиттере, Одноклассниках.

Квота на бесплатное на лечение онкологии

При лечении онкологии пациенту может потребоваться операция, специализированная терапия. В Москве получение квоты определяется лицам, которые имеют заболевание из списка, утвержденного Минздравом. Но само по себе основание – не является поводом для обращения в специализированную клинику, требуется выдерживать порядок.

Квота – специализированная медицинская процедура (выделение лекарств, операция, реабилитация), которая оказывается нуждающемуся лицу бесплатно в рамках господдержки. Под финансирование попадают те виды помощи, которые не могут быть оказаны на местах и требуют наличия дорогостоящего оборудования, участия высококвалифицированных профильных специалистов.

Виды, особенности предоставления квоты на ВМП в РФ регламентированы Приказом Минздрава 1248н. Порядок оформления предусмотрен в ПП №1403, что от 19.12.2016 года.

Предусмотрены ли квоты на лечение онкологии в Москве на 2019 год?

На этот вопрос можно ответить, после изучения списка Минздрава 2019 года, в который входит перечень клиник, набор заболеваний и число лимитированных мест. Операцию и лечение онкологии в Москве проводят в онкодиспансере. Для пациентов, у которых имеется квота, процедура лечения в онкоцентрах бесплатная.

В ходе лечащего длительного процесса может возникнуть вопрос, как получить квоту на лечение рака. Научение проводится после выполнения ряда действий. Но начинать оформление нужно, убедившись, что у пациента есть соответствующие основания.

Что требуется для получения квоты на лечение онкологии:

-гражданство РФ;
-наличие онкологического заболевания, требующего оперативного вмешательства;
-наличие недуга из списка, утвержденного Минздравом;
-наличие медполиса;
-получение направления от лечащего врача;
-наличие необходимой подтвердительной документации.

Как оформить бесплатную квоту на лечение рака в Москве гражданам РФ.

Процедуру получения квоты на лечение онкологии определяет определенный порядок. Первое действие, которое необходимо предпринять – обратиться к лечащему специалисту. Врач должен выдать справку и подтвердить основание соответствующими выписками, результатами анализов.

Далее есть две возможные схемы получения квоты:

Прохождение через инстанции трех уровней: комиссия при поликлинике, областной орган и квотная комиссия при медицинском центре;
обращение напрямую в клинику, которая участвует в квотной политике.
Результативное лечение онкологии, зачастую не терпит временных потерь. Пациенту нужно максимально ускорить оформление. Наиболее оптимальный вариант – обращение в клинику напрямую. Если лимит бесплатных процедур в определенном медучреждении исчерпан, нужно искать другие квотные заведения.

Какие документы нужны для оформления квоты на лечение рака:
Итак, направление на получение высокотехнологичной помощи от лечащего врача – первый документ, что потребуется для оформления. Далее нужно будет написать заявление, указав в нем паспортные данные, показания для лечения, основания для получения медпомощи.

-направление
-заявление
-СНИЛС
-паспорт заявителя
-пенсионное свидетельство
-детское свидетельство для детей без паспорта
-Обязательно нужно приложить выписку из амбулаторной карты, результаты анализов, медицинские заключения в оригинале.

Где и как получить квоту на лечение рака.

Итак, как уже отмечалось выше, пациент с пакетом документов может обратиться напрямую в медучреждение для выделения квоты. Этот способ может быть использован, если недуг включен в базовый перечень ОМС. Диспансер, поликлиника должны отправить бумаги в трехдневный срок.

Возможность прямого и обходного обращения оговорена в ПП № 1403, что от 19.12.2016 г.

Второй вариант – отправка бумаг в региональный отдел ВМП, чаще при поликлинике. Заявка рассматривается три дня. Его используют в случае, когда заболевание не внесено в базовый перечень ОМС.

После подтверждения оснований отправляется заявка на областную комиссию, там срок рассмотрения 10 дней. Если принято положительное решение, то копия протокола, вместе с дополнительным перечнем бумаг и талоном идет на квотную комиссию. Опять потребуется 10 дней на рассмотрение заявки.

Виды лечения рака в Москве

В России доступны почти что все известные методы лечения онкологических заболеваний. Благодаря медицинскому прогрессу и инновационным технологиям, новые методы лечения рака во многом превосходят традиционные способы лечения онкологии: хирургическое вмешательство, химиотерапию, гормонотерапию, лучевую терапию. Последние уступают своей эффективностью, периодом лечения, длительностью реабилитации или общей токсичностью.

Поскольку опухолевые клетки могут встречаться и вне опухоли, ее удаляют с запасом. Например, при раке молочной железы обычно удаляют всю молочную железу, а также подмышечные и подключичные лимфоузлы. Если все же опухолевые клетки есть вне удаленного органа или его части, операция не мешает им образовать метастазы. Более того, после удаления первичной опухоли рост метастазов ускоряется. Тем не менее, этот метод часто излечивает злокачественные опухоли (например, рак молочной железы), если делать операцию на достаточно ранней стадии. Современные методы лечения рака таковы, что хирургическое удаление опухоли может быть осуществлено как с помощью традиционного холодного инструментария, так и с применением новых инструментов (радиочастотный нож, ультразвуковой или лазерный скальпель и др.). Например, самые современные методы лечения рака гортани (I—II стадий) с помощью лазера при прямой ларингоскопии позволяет сохранить пациенту приемлемый голос и избежать трахеостомы, что далеко не всегда получается при выполнении традиционных открытых операций (не эндоскопических). Лазерный луч, по сравнению с обычным скальпелем, уменьшает кровотечение во время операции, уничтожает опухолевые клетки в ране, обеспечивает лучшее заживление раны в послеоперационном периоде.

Используются лекарства, направленные против быстро делящихся клеток. Лекарства — это эффективные методы лечения рака, поскольку они могут подавлять дупликацию ДНК, мешать разделению клеточной оболочки на две и т. д. Однако кроме опухолевых клеток в организме интенсивно и быстро делятся и многие здоровые, например, клетки эпителия желудка. Их тоже повреждает химиотерапия. Поэтому химиотерапия приводит к тяжелым побочным эффектам. После прекращения химиотерапии здоровые клетки восстанавливаются. В конце 1990-х поступили в продажу новые лекарства, которые атакуют именно белки опухолевых клеток, почти не повреждая нормальные делящиеся клетки. В настоящее время эти лекарства используют только для некоторых видов злокачественных опухолей.

Облучение убивает злокачественные клетки, повреждая их генетический материал, в то время как здоровые клетки терпят меньший вред. Для облучения используют рентгеновское излучение и гамма-излучение (коротковолновые фотоны, они проникают на любую глубину), нейтроны (не имеют заряда, поэтому проникают на любую глубину, но обладают большей эффективностью по отношению к фотонному излучению; использование их полуэкспериментально), электроны (заряженные частицы проникают на условно небольшую глубину, до 7 см, при использовании современных медицинских ускорителей; используются для лечения злокачественных опухолей кожи и подкожных клеток) и тяжелые заряженные частицы (протоны, альфа-частицы, ядра углерода и т. д., в большинстве случаев полуэкспериментально).

Это самые эффективные методы лечения рака, поскольку они могут разрушать клетки злокачественной опухоли под воздействием светового потока определенной длины волны (фотогем, фотодитазин, радахлорин, фотосенс, аласенс, фотолон и др.).

Клетки злокачественных опухолей некоторых органов реагируют на гормоны, что и используется. Так, при раке простаты используют женский гормон эстроген, при раке груди — лекарства, подавляющие действие эстрогена, глюкокортикоиды — при лимфомах. Гормональная терапия является паллиативным лечением: сама по себе она не может уничтожить опухоль, но может продлить жизнь или улучшить шансы на излечение в сочетании с другими методами. Как паллиативное лечение она эффективна: при некоторых видах злокачественных опухолей она продлевает жизнь на 3-5 лет.

Иммунная система стремится уничтожить опухоль. Однако она в силу ряда причин часто не в состоянии это сделать. Иммунотерапия помогает иммунной системе бороться с опухолью, заставляя ее атаковать опухоль эффективнее или делая опухоль более чувствительной. Иногда для этого используется интерферон. Вакцина американского онколога Вильяма Коли, а также вариант данной вакцины — пицибанил являются эффективными при лечении некоторых форм новообразований.
Комбинированное лечение. Каждый из методов лечения в отдельности (кроме паллиативного) может уничтожить злокачественную опухоль, но не во всех случаях. Для повышения результативности лечения часто используют комбинацию двух и более методов.

Специалисты не дают однозначного ответа на этот вопрос, а вот реальная ситуация с лечением рака в России говорит не в ее пользу. Наша страна находится на пятом месте в мире по уровню смертности от раковых заболеваний и на первом — по числу больных на 100 тысяч населения, при этом ежегодно регистрируется более 500 тысяч новых случаев.

Сегодня в России большое количество проблем в сфере онкологии. Прежде всего, это отсутствие современного диагностического оборудования и, как результат, позднее выявление раковых заболеваний. Обеспокоенность также вызывают недостаток квалифицированных специалистов, коррупция в российских онкоцентрах и дефицит необходимых лекарств.

За границей ситуация обстоит иначе. Там используется новейшая медицинская аппаратура, работают опытные врачи, а эффективные противораковые препараты всегда имеются в наличии. Конечно, лечение за рубежом стоит немалых денег и не всем россиянам оно доступно. В иностранные клиники обращаются в основном люди с достатком выше среднего. Остальным же остается надеяться на отечественную медицину.

Клиники лечения рака в России

Раз медицинских учреждений не много, то, соответственно, не хватает и докторов. По статистике, на одного врача-онколога в стране приходится 484 пациента[3].

Больше половины онкологов и радиотерапевтов — пенсионного возраста. Новые кадры воспитываются в десяти медицинских учебных заведениях Москвы и Санкт-Петербурга, из которых два — узкоспециализированных и два — дающих послевузовскую подготовку. На периферии насчитывается еще 41 образовательное учреждение, это, грубо говоря, одно на два региона.

Остро стоит вопрос не только о подготовке, но и о переподготовке кадров. По Национальной онкологической программе ежегодно закупается высокотехнологическое оборудование, которое очень сложно в эксплуатации. Но научить пользоваться им достаточное количество медицинских физиков не получается. Выходит, что дорогостоящая, но так необходимая пациентам техника, простаивает, вместо того чтобы приносить пользу. А рак тем временем продолжает уносить жизни сотни тысяч людей.

Если подробнее говорить о технике для диагностики и лечения рака, то лучше всего у нас ситуация с рентгенологическим оборудованием (более десяти тысяч кабинетов) и маммографами (более двух тысяч кабинетов). Хуже всего обстоят дела с рентгенохирургическими машинами, которые обеспечивают высокоэффективное лечение опухолей с минимальным ущербом здоровью и вмешательством в организм. Таких аппаратов в стране только 147. Оборудования для лучевой терапии тоже очень мало — 234 на всю Россию. Не хватает и как таковых онкологических отделений: их 2298, то есть около 1300 больных раком приходится на один такой кабинет.

При этом значительная часть используемой техники серьезно устарела. Но, по некоторым данным, если запретить лечение и диагностику в России на оборудовании 1960–70-х годов, придется закрыть практически половину онкоучреждений.

А причиной простоя немногочисленной новейшей техники является не только низкая квалификация медиков, но и несвоевременное диагностирование заболеваний. То есть ряд радиохирургических установок эффективен только на ранних стадиях развития рака.

По данным отечественной статистики, 25,6% злокачественных опухолей российские врачи определяют на первой стадии, еще 25,2% — на второй[4]. То есть у половины онкологических больных есть шанс полностью или практически полностью излечиться от болезни. Другая половина имеет уже гораздо меньше надежд на излечение и возвращение к полноценной жизни. Кстати, лишь в одном случае из ста рак в России выявляют в первичной форме, без метастаз.

Обвиняют в такой ситуации как самих россиян, не заботящихся о ежегодных медицинских осмотрах, так и докторов поликлиник и больниц, не заметивших вовремя серьезной патологии. И как следствие — пятилетняя выживаемость онкобольных в России составляет лишь 43%, тогда как в Израиле, например, этот показатель достигает 80%.

Сначала лечащий врач (в большинстве случаев терапевт в поликлинике), нашедший злокачественную опухоль, составляет подробную медицинскую выписку о состоянии больного, диагностике и лечении рака. Эта выписка с указанием результатов исследований направляется во врачебную комиссию того же медучреждения, которая рассматривает предложенные материалы в течение трех рабочих дней и при положительном решении направляет документы в Комиссию субъекта федерации. В пакет документов входят также копии паспорта и полиса больного. Комиссия субъекта РФ принимает окончательное решение об оказании больному ВМП. В течение десяти дней после этого пациента должны госпитализировать.

К сожалению, на практике эта процедура может занять несколько месяцев, и это при том, что временной фактор в данном случае становится важнейшим для человека, болеющего раком. Лишь в самых экстренных случаях решения принимаются за несколько дней и больного поспешно кладут на операцию.

Еще один камень преткновения в лечении рака в России — поиск медицинских препаратов. Больные должны получать лекарства бесплатно, по рецепту лечащего врача. Но нередко, а точнее – часто, в аптеках не оказывается нужных препаратов: либо они закончились, либо затянулся тендер, либо их просто не завозят в Россию.

Совсем катастрофичная ситуация — с выписыванием наркотических обезболивающих. Большинство докторов просто боятся выдавать такие рецепты безнадежным больным, хотя их страх по большей части не оправдан. Потребление опиоидных анальгетиков в России — 200 суточных доз на миллион человек, за границей — от тысячи до 20 тысяч доз. К сожалению, тяжелобольным раком в нашей стране приходится умирать в страшных муках. Если же анальгетик выписан, родственники больного должны успеть найти и купить его в течение пяти дней и самостоятельно доставить в больницу.

Из-за очередей на льготные лекарства и проблем с получением рецептов россияне все чаще стремятся приобрести препараты для лечения рака самостоятельно. Сейчас на деньги больных и их родственников покупается 50–60% лекарств, а по некоторым веществам этот показатель доходит до 80%.

Ранее те, кто желал лечиться новейшими средствами, часто прибегали к помощи интернет-магазинов, заказывали фармпрепараты за рубежом, так как в России они малодоступны или не импортируются вовсе.

Однако и эта возможность, согласно постановлению Кабинета министров РФ об ограничении закупок иностранных лекарств, стала недоступна. Перечень введенных ограничений касается в том числе медикаментов, входящих в перечень жизненно необходимых. Ситуация усугубляется еще и тем, что зачастую те или иные заграничные препараты не имеют аналогов и найти замену им на сегодняшний день практически невозможно.

К большому сожалению, отечественные лекарства чаще всего уступают иностранным аналогам по качеству. Особенно это касается медикаментов для лечения тяжелых заболеваний типа онкологии: отечественные препараты менее эффективны, более токсичны и вызывают значительно больше побочных эффектов. Конечно, российские средства значительно дешевле, но это вряд ли может стать утешением для больных онкологией.

Материально обеспеченные граждане, чей достаток позволяет не сталкиваться с проблемами российской медицины, предпочитают лечить рак за границей.

Первой по популярности страной медицинского туризма у жителей СНГ является Израиль. Именно здесь зафиксирован, согласно мировому рейтингу, самый высокий процент излечения онкологии. Ежегодно в Израиль на лечение отправляются около 30 тысяч больных раком.

На втором месте — Германия, здесь ежегодно лечатся около 20 тысяч пациентов с онкологией; порядка десяти тысяч граждан бывшего СССР выбирают Швейцарию и примерно пять тысяч человек — США и Австрию.

К сожалению, большинство людей не в состоянии позволить себе лечение за границей, но пройти хотя бы качественное обследование и получить адекватное назначение могут 30% граждан РФ. Стоимость диагностических мероприятий чаще всего не превышает трех–четырех тысяч долларов. Не стоит забывать, что цена неверно поставленного диагноза — человеческая жизнь.

Не сбрасывайте со счетов и тот немаловажный факт, позволяющий принять решение в пользу лечения за границей, что в тех же Израиле и Германии средняя продолжительность жизни онкобольных даже в сложных случаях составляет от 12,5 до 14 лет, тогда как в России эта цифра едва дотягивает до трех–четырех лет. А это целая жизнь.

Медицинские центры в достаточной степени укомплектованы специалистами широкого и узкого профиля, обладающими всеми необходимыми знаниями и умениями для работы с современным оборудованием. Лечение осуществляется комплексно с использованием не только традиционных, но и альтернативных методов: иммуно- и гормонотерапии в том числе. В настоящее время разрабатываются нанотехнологии для скорейшего уничтожения раковых клеток.

Словом, у лечения рака за границей только один минус — его цена. Впрочем, как показывает опыт наших соотечественников, в России госпитализация обходится, мягко говоря, не совсем бесплатно.

Формально злокачественные опухоли в нашей стране лечат бесплатно. Однако факты говорят обратное. Кто является первопричиной коррупции в отечественных ЛПУ: врачи или пациенты — спор довольно долгий. Первые сетуют на низкие зарплаты и недостаток государственного финансирования медучреждений (чего отрицать не приходится), вторые стремятся всеми средствами (у кого сколько есть) задобрить врачей, чтобы им уделили должное внимание и подобрали качественное лечение.

Если и вовсе не дожидаться квот, то курс лечения рака в нашей стране обойдется в среднем в 250–300 тысяч рублей. На ранней стадии рака операция может выйти сравнительно недорого: от 40 до 70 тысяч рублей. На II и III стадии годовая терапия будет стоить от сотен тысяч до нескольких миллионов рублей.

На бесплатное лечение рака за рубежом, конечно же, надеяться не приходится. Цены на лечение различных онкологических заболеваний не схожи в разных странах и даже в нескольких регионах в пределах одного государства. Самые низкие цены в Израиле, выше — в Германии, наиболее высокие — в Соединенных Штатах. К примеру, лечение рака груди, начиная с обследования, в Израиле может стоить от миллиона рублей, в Германии — от двух миллионов рублей, в США — еще дороже. Некоторые наиболее тяжелые заболевания, требующие пересадки органов, операций на головном и спинном мозге, обходятся в несколько десятков миллионов рублей. Нередко это те случаи, когда российская медицина помочь не в силах.

Сравнив условия лечения онкозаболеваний в России и за границей, нетрудно прийти к выводу, что лечение за рубежом будет более профессиональным, а также, что немаловажно, более современным. Проходя терапию в таких странах, как например Израиль, Германия, США, вы можете быть уверены, что получили максимально эффективное лечение. За границей нет проблем с кадрами и доступом к лекарствам, не приходится месяцами ждать получения квот, чтобы потом все равно платить десятки тысяч из-под полы.

В настоящее время лечение рака в Израиле, Германии, Швейцарии и других развитых странах предпочитают не только те, кто может себе это позволить материально. Все больше россиян, сталкиваясь с современными реалиями отечественной медицины, понимают, что комфорт и спокойствие больного, а также уверенность в квалификации и профессиональной ответственности врачей, качестве техники и медикаментов намного ценнее более дешевого, но не такого уж бесплатного лечения в России.

В чем же заключаются преимущества лечения рака в Израиле, Германии, Швейцарии и США и чего не хватает отечественной медицине?

Печально это признавать, но преимущества заграничной медицины очевидны:

И все же лучшее лечение — это профилактика. Ежегодные осмотры у квалифицированных специалистов, правильное питание и здоровый образ жизни сберегут и здоровье, и деньги.

Тем внимательнее нужно относиться к своему здоровью, если вы находитесь в зоне риска. Речь идет о наследственной предрасположенности к раку или соответствующем возрасте, когда может возникнуть заболевание. Так, женщинам рекомендуется обследоваться на предмет рака груди с 25–30 лет и в обязательном порядке проходить маммографию после 40 лет. У мужчин риск нарушения репродуктивного здоровья начинает выявляться после 35, а особенно — после 40 лет.

Задумайтесь о своем здоровье сейчас! Не бойтесь говорить о раке, даже если вы здоровы. К сожалению, от этого заболевания не застрахован никто, раковые клетки есть у всех, и страшная статистика смертности показывает, что несвоевременная диагностика и лечение могут стать причиной необратимых последствий. Лучше заранее получить максимальные шансы на спасение своей жизни или жизни своих родных.

• Таня Симакова , 30 октября 2017
• 103164
• 13

The Village пригласил директора Фонда профилактики рака, онколога Илью Фоминцева задать профессиональные вопросы практикующему врачу, профессору Петру Криворотько — крупнейшему российскому маммологу, заведующему отделением опухолей молочной железы Национального онкологического центра имени Н. Н. Петрова.

Петр Криворотько: Я как раз отношусь к таким онкологам, которые этот миф не развенчивают. Впрочем, вот именно при раке молочной железы онкологи влияют на смертность, и влияют очень сильно. Да, рак неизлечим, но мы нередко можем перевести рак молочной железы в то состояние, когда он не повлияет на причину смерти. Мы можем отложить онкологическую историю на некоторый, довольно приличный период времени. И чаще всего этого периода хватает человеку, чтобы умереть от какой-то другой болезни, или, проще говоря, от старости.

— Да вообще-то, все влияет — и то, и другое. Впрочем, свойства опухоли влияют, наверное, больше, чем онкологи. Мы сейчас дошли до понимания, что рак молочной железы — это не один диагноз. Это маска, за которой скрывается огромное количество разных подтипов рака. Теперь мы даже начали думать, что научились их различать, хотя на самом деле это не совсем так. И наши успехи — это скорее доказательство нашего недостаточного понимания этой болезни. Есть представление у онкологов о том, что мы что-то знаем про рак молочной железы. Но в этом своем знании мы очень часто сталкиваемся с ситуациями, когда наши знания попросту не работают. Вот, например, мы знаем, что на поверхности опухоли есть молекулярный рецептор, мы даже имеем лекарство, которое этот рецептор может заблокировать, мы знаем, что при идеальном стечении обстоятельств у большинства таких пациенток мы сможем повлиять на размер опухоли. Но есть категория пациенток, у которых все есть: есть рецептор, есть молекула, а наше воздействие вообще никак не работает. Причин тут может быть огромное количество: может быть, мы неправильно определили этот рецептор, может быть, лекарство не очень хорошо работает. Но, скорее всего, все в порядке и с тем, и с другим, но есть какой-то третий фактор, на который мы пока никак не можем повлиять, поскольку вообще ничего о нем не знаем. Ровно так происходит с гормонотерапией рака молочной железы, которая применяется уже десятки лет. Идеальная, казалось бы, ситуация, чтобы вылечить пациентку. У пациентки есть опухоль, у опухоли есть рецепторы к половым гормонам. Мы блокируем эти рецепторы, гормоны не действуют на опухоль, и какое-то время опухоль не растет или не появляется вновь. Это может длиться месяцами, может годами. Но в какой-то момент опухоль начинает расти, не меняя своей биологии. Опухоль та же, лекарство то же, но оно не помогает. Почему? Не знаю.

Поэтому, если говорить о том, кто больше влияет на историю жизни и смерти — онколог или биология опухоли, я бы сказал так: онкологи пытаются влиять, и иногда им это удается. При раке молочной железы в большинстве случаев это удается.

И знаешь, что самое прикольное? Врач это говорил, абсолютно не зная, поможет или нет. Потому что, если мы возьмем оксфордский мета-анализ исследований адъювантной терапии рака молочной железы (это послеоперационная химиотерапия. — Прим. Ильи Фоминцева), по его результатам она действительно помогала. Но помогала только 10–12 % от всех пациенток. Фишка в том, что еще 15 лет назад врач не имел ни единого инструмента, чтобы заранее понять, кому она поможет, а кому нет. И вот, чтобы не потерять эти 10–12 %, ее назначали буквально всем!

С тех пор многое изменилось. Рак молочной железы тщательно изучили фундаментальные онкологи, и выяснилось, что рак молочной железы — это не одно заболевание. Это вообще разные болезни с разными биологическими характеристиками: с разным набором рецепторов на поверхности клеток, с разными мутациями внутри самой опухоли. И оказалось, что то лечение, которое проводилось раньше, эффективно только для определенных подтипов рака. И если это лечение применять в группе пациенток, которым оно не помогает, это не только не поможет, это ухудшит их состояние. Потому что она за просто так будет получать очень токсичное лечение. Химиотерапия — это ведь вовсе не витаминка.

— С одной стороны, действительно сейчас идут исследования о том, что есть подтипы опухолей, которые, скорее всего, вообще нет смысла оперировать, им достаточно будет подобрать схему терапевтического лечения. В MD Anderson Cancer Center уже год идет такое исследование, и, возможно, у нас они тоже будут (очень надеюсь, что мы найдем на них средства). Однако ожидать, что хирургия вообще исчезнет из маммологии в ближайшие десять лет, не стоит. Может быть, когда-нибудь у определенного биологического подтипа рака мы позволим себе не делать операцию.

— Если коротко, это тест, который нужен для обоснованного уменьшения объема хирургического вмешательства. История такова: более 100 лет, чтобы вылечить рак молочной железы, удаляли первичную опухоль максимально широко и вместе с ней все лимфатические узлы, в которые чаще всего метастазирует рак. Для молочной железы — это подмышечные лимфоузлы. Так и делали: удаляли всю молочную железу и все подмышечные лимфоузлы. Считалось, что это лечебная процедура, которая положительно влияет на длительность жизни. После многих исследований оказалось, что в принципе это не сильно влияет на продолжительность жизни. Влияет биология опухоли, системная терапия. А вот удаление лимфоузлов практически не влияет на результаты лечения, при этом у большинства женщин на момент операции в лимфоузлах нет никаких метастазов.

Ведь это очень сильно влияет на качество жизни, это очень жестокая хирургическая травма. Рука со стороны операции после этого не сможет нормально функционировать, будет отечной. Ведь даже инвалидность пациенткам дают именно из-за этого — потому что рука плохо работает, а вовсе не из за отсутствия молочной железы!

При этом в большинстве случаев эта травма наносится совершенно зря. Скажу больше, она, скорее всего, выполняется зря всем. В реальности нам от лимфоузлов достаточно только знать, поражены они метастазами или нет, удалять их при этом, скорее всего, нет никакой необходимости, даже если они и поражены. И сейчас уже проходят исследования, которые это подтверждают.

Так вот, биопсия сигнальных лимфоузлов нужна, чтобы понять, что с лимфоузлами — поражены они или нет. И на основании этого обоснованно отказаться от вмешательства на лимфоузлах у подавляющего большинства пациентов, чтобы сохранить им качество жизни. И вот этого не просто не делают, этого даже не понимают практически нигде в России.

— Самое крутое, с моей точки зрения, — это научное обоснование возможности сохранить молочную железу. Еще 30 лет назад молочную железу не сохранял никто и нигде. Это следствие не только изменения в понимании прогрессирования рака, это еще и достижения в области лучевой терапии.

Второй прорыв на самом деле совсем недавний. Только в 2000-х годах появились первые революционные исследования, которые показали, что основным фактором в прогнозе является биологический подтип рака, а не стадия. И это и есть объяснение тому, как такое происходит, когда мы выявляем совсем маленькую опухоль, оперируем ее, хлопаем в ладоши от радости, а через год пациентка умирает от метастазов, или, наоборот, когда мы выявляем огромную опухоль, и пациентка потом живет долгие годы.

За последние десять лет выделили уже более 20 молекулярных подтипов рака молочной железы. И, сдается мне, их количество будет только увеличиваться. А с ними и наше понимание, как правильно подобрать лечение пациентке. И сейчас уже большинство пациенток укладывается в наше понимание биологических подтипов. Непонимание остается только уже с относительно небольшой группой людей — там мы все еще подбираем лечение наугад.

— Да, конечно, тут есть проблемы. Можно много говорить о великом, но если нет материальной базы для этого всего, то ничего не будет. Для того чтобы понять биологию опухоли, необходимо провести серию тестов, которые позволяют оценить биологию опухоли хотя бы суррогатно, не на генном уровне. Эти тесты дорогие, и они доступны, скажем так мягко, не везде. Хотя, впрочем, и тут за последние десять лет картина изменилась. Сейчас в той или иной форме хотя бы основные тесты делают практически во всех диспансерах страны, но проблема тут в качестве и сроках. Сроки этих исследований доходят в некоторых диспансерах до пяти недель, хотя в нормальной лаборатории это можно сделать за три дня. И все это время и пациентка, и врач ждут результатов, без которых продолжить лечение невозможно. А время идет, за пять недель опухоль может вырасти.

— Я работаю в федеральном учреждении, тут совершенно другие принципы финансирования лечения, чем в регионах. У нас прекрасные возможности по лечению рака, тут мы практически все можем сделать за счет государства, но государство нам не оплачивает диагностику рака до момента установления диагноза. Так устроено финансирование федеральных центров. Приходится пациентам платить за все обследования до тех пор, пока диагноз не будет полностью установлен, и если это рак, то с этого момента для них все действительно бесплатно, ну, во всяком случае, на бумаге. В реальности бывают ситуации, когда пациентам целесообразнее заплатить за что-то. Однако основную часть все-таки покрывает государство.

Что касается сумм, то давай будем говорить поэтапно: вот пациентка почувствовала что-то неладное в молочной железе, или в ходе какого-то спонтанного обследования у нее выявилось подозрение на РМЖ. Для того чтобы поставить диагноз быстро, адекватно и правильно, ей понадобиться примерно 50 тысяч рублей. Именно столько придется потратить на исследования, которые нужны для верной постановки диагноза. Для жителей больших городов эта сумма еще более ли менее доступна, хотя даже здесь у всех разные возможности. И это, заметь, только диагностика, которая необходима, чтобы назначить лечение.

А теперь поговорим о самом лечении. На самом деле, как это ни странно, но в РФ стандарт лечения бесплатно может получить любая женщина. Вопрос только в том, какой это будет стандарт. Выполнить удаление молочной железы с полным удалением лимфоузлов можно бесплатно в любом диспансере, и его выполняют. Но вот тут начинаются нюансы. Во-первых, вопрос в том, насколько грамотно было проведено дооперационное обследование. Как я уже говорил, необходимую иммуногистохимию делают далеко не все. И, например, если стандарт нашего учреждения — это выполнение обследований с использованием КТ грудной клетки и брюшной полости с контрастированием, то в регионах этого, как правило, нет и в помине: в большинстве учреждений делают только флюорографию и УЗИ брюшной полости. Я сейчас не говорю даже о качестве. Но флюорография, даже в самых опытных руках, не имеет никакой адекватной информативности для онкологов.

Вот еще пример: рентген легких, сделанный на протяжении последних трех месяцев повсеместно принимается как подтверждение отсутствия метастазов в легкие. Я и многие мои коллеги считаем, что это, мягко говоря, неправильно.

Одним словом, стандартное лечение доступно бесплатно каждой гражданке нашей необъятной Родины. Вопрос только в стандартах, которые применяются. В реальности в очень многих диспансерах невозможно современное лечение. Ну что вот делать онкологу, у которого либо вовсе нет лучевой терапии, либо есть такая, что лучше бы не было ее? Разумеется, он не сможет делать органосохраняющие операции, ведь ему потом невозможно нормально облучить пациентку. Он сделает мастэктомию из лучших побуждений.

Что в этом случае делает врач? Врач назначает дешевую схему за счет бюджета государства, не слишком кривя душой: честно назначает то, что его диспансер закупил. Если он назначит дорогие препараты, которые его диспансер не закупает, ему, безусловно, влетит от начальства. А когда пациентка приходит, например, за вторым мнением к онкологу, не имеющему отношения к ситуации, и он говорит, что можно применить более дорогостоящее и эффективное лечение, то вот тут и начинаются дополнительные траты. А сколько их будет, зависит от ситуации, бывает, что и очень много.

Я много думал на эту тему и даже не понимаю, откуда эта хрень вообще пошла. Помню, что в 1998 году, когда я пришел работать в диспансер, этого добра там уже было навалом. Молочная железа может болеть не только раком. Болезни, кроме рака, могут быть: есть доброкачественные опухоли, есть всевозможные состояния, связанные с образованием кист. Иногда кисты бывают огромных размеров, они воспаляются, болят. Это все можно и нужно лечить. Но мы снова и снова упираемся в вопрос квалификации наших докторов: узистов, онкологов, маммологов. Им легче поставить какой-то непонятный диагноз, чем сказать женщине, что у нее все хорошо.

— Если говорить о сухих данных, то заболеваемость среди женщин от 20 до 40 лет никак не изменилась с 70-х годов. Вообще, это любопытный миф! Откуда он взялся? Во-первых, за последние 20 лет информационное поле расширилось до неимоверных границ. И если социальных сетей раньше не было, то теперь у нас огромное количество каналов, в которых все обсуждают важные и личные темы. Если раньше пациентки с таким диагнозом особенно никому о нем не говорили, порой даже родственники не знали, что женщина больна, то теперь есть огромное количество пациентов, которые открыто об этом говорят и даже делают из лечения что-то вроде шоу. В американском и британском фейсбуке есть даже премии за лучший блог больной раком груди. На этом уже даже умудряются делать деньги. И в информационном пространстве чаще проскакивают сообщения о том, что раком болеет какая-нибудь молодая симпатичная женщина. Вообще-то, 20 лет назад другая симпатичная молодая женщина тоже болела, но а) она часто просто не знала своего диагноза, б) она его стыдилась, если даже и знала, и в) ей было негде распространить эту информацию.

— Да, но сложно сказать однозначно за всех. Есть молодые, которые уже хорошо и по-настоящему знакомы с болезнью. И они настолько хорошо разбираются в теме, что иногда даже пасуешь давать какие-то советы. Я не знаю, хорошо это или плохо.

Есть и другие пациенты, которые перечитали кучу информации о РМЖ, но совершенно не той — ложной. И переубедить их порой бывает просто невозможно. Есть и третий тип — те, кто смирился с концом. Чаще всего у них есть пример старших родственников — бабушек, мам, у которых болезнь протекала очень тяжело.

А бывает напротив, что пациентки после курса лечения преображаются, начинают какую-то совершенно новую жизнь, в их глазах загорается огонь. Но таких немного, и они, как правило, уже постарше. В основном все-таки это трагедия.

Да, пожалуй, с молодыми работать тяжелее.

Если говорить о тех, у кого перед глазами были плохие примеры с тяжелыми болезнями. Тут речь идет о наследственном раке молочной железы.

Как правило, это женщины с онкогенными мутациями. Сейчас, к слову, генетическое тестирование нужно не только, чтобы оценить риск заболеть раком. Это нужно еще и для того, чтобы определиться с тактикой у тех, кто уже заболел.

— Я бы сказал всем, но боюсь, мне влетит от всего онкологического сообщества. Правда, всем этого делать не стоит. Начнем с того, что это недешево. Стоит пройти тестирование, если мы говорим о наследственном раке. Тут у нас в любом случае есть какая-то семейная история: если болели и бабушка, и мама, то дочь находится в группе риска. Если были случаи рака яичников в семье, и это была близкая родственница. Этот тест достаточно сделать один раз в жизни.

— Не отчаиваться. И не впадать в панику. Это штука, которая в большинстве случаев вылечивается. И даже если уже есть метастазы, это не катастрофа. Это болезнь, которую онкологи стараются перевести в состояние хронической болезни. Мы, может, не можем ее вылечить окончательно, но в наших силах сделать так, что жизнь будет продолжаться, и это очень важно. Это первый совет.

Второй очень важный совет: найдите медицинский центр, не врача, а центр, где вы будете получать лечение.

— Это очень тяжело, очень. Во-первых, этот центр должен иметь соответствующее оснащение. Но для обывателей тяжело понять, какое оснащение хорошее, а какое нет. Например, лучевая терапия обязательно должна быть в принципе, бывает, что ее нет вовсе. Патоморфологическая лаборатория обязательно должна быть такая, которая может делать любые молекулярные тесты. Должно быть собственное отделение химиотерапии.

— Ты знаешь, большинство врачей просто пошлют ее и даже не будут разговаривать. Впрочем, если ко мне придет женщина и спросит, какой процент, я ей отвечу — мне не стыдно отвечать. Мне кажется, вот какой критерий важен: любой уважающий себя центр должен владеть всем спектром хирургических вмешательств при раке молочной железы. В нем должны делать мастэктомию, органосохраняющие операции, все виды реконструкций: с пересаженными лоскутами, с имплантами, с экспандерами, с совмещением методик. И если центр не владеет хотя бы одной методикой — это неправильно. Значит, что-то у них там в Датском королевстве не так.

Что еще? Важно, чтобы в центре, который вы выбираете для лечения, врачи говорили на английском языке. Хотя бы некоторые. А все остальные читали. Но проверить это или сложно, или невозможно.

Ну и наконец, ремонт еще должен быть нормальный. Должны палаты быть чистыми и красивыми. Ну не верю я, что в 12-местной палате оказывают нормальное лечение. Если бардак в отделении, значит, бардак и в головах. Если у главврача хватает времени и сил банальные вещи создать, то есть шанс, что у него хватит времени и сил сделать нормальную патоморфологию. Не помню я, чтобы была шикарная патоморфология, а вокруг разруха. Обычно все наоборот.

Но сейчас на самом деле много диспансеров в стране более чем приличных.

— Казань. Вообще шикарные ребята. Самара — шикарные ребята. Липецк — шикарные. Это, кстати, мой родной город, и там хорошая служба, там хорошее оснащение.