Вакцина дендритных клеток меланомы

• 
  В Петербурге создали первую в России систему контроля за диагностикой рака
• 
  Россия не сможет победить рак с серпом и молотом
• 
  Пороки клапанов сердца: классические подходы и новые альтернативы

В НИИ онкологии им. Петрова научились продлевать жизнь пациентам с агрессивными и запущенными формами рака. Им вводят разработанную в институте вакцину, изготовленную из собственных иммунных клеток пациента. Индивидуальная вакцина учит организм видеть опухолевые клетки и бороться с ними.

По словам врачей, новый метод иммунотерапии дендритными клетками дает возможность пациентам с III и IV стадией онкологического заболевания добиться стойкой многолетней ремиссии — более 5 лет. Речь идет о заболеваниях, плохо поддающихся стандартному лечению: меланома кожи, саркома мягких тканей, рак почки, рак кишечника. При стандартном лечении более 90% таких пациентов погибает из-за активного прогрессирования болезни в течение первого года после постановки фатального диагноза.

Уже сегодня врачи НИИ онкологии говорят об эффективности нового метода иммунотерапии. Врачам удалось остановить развитие и взять под контроль болезнь у этих пациентов. По словам медиков, хорошие результаты получены у целой группы пациентов, которые начали лечиться в институте 5 лет назад и раньше. Некоторые из них получают вакцину раз в полгода, а некоторые уже перешли только под наблюдение специалистов.

Такая методика применяется для пациентов НИИ как платно, так и бесплатно. К примеру, бесплатно аутологичными дендритно-клеточными вакцинами лечатся дети в рамках программы оказания высокотехнологичной медицинской помощи, а также взрослые с саркомой - в рамках протокола внутренних клинических исследований института. Раньше, до 2014 года, в рамках ВМП такое лечение бесплатно могли получить взрослые пациенты и с другими онкодиагнозами, но сейчас этот вид лечения не подпадает под ВМП и оплачивается россиянами из собственного кармана. Стоимость одного введения препарата - 35 или 55 тысяч рублей - в зависимости от вида вакцины. В итоге первый цикл введения вакцины (4 введения с промежутком 2-3 недели) может обойтись в 140 или 220 тысяч рублей. По данным специалистов, аналогичный курс введения клеточной вакцины в США стоит 93 тысячи долларов — то есть более 6 млн рублей.

Активное внедрение вакцинотерапии в клиническую практику началось в институте с 2014 года. За 2014 – 2015 годы пациенты получили около 400 введений препарата (примерно по 200 введений ежегодно). С начала этого года уже сделано 121 введение вакцины на основе дендритных клеток. В научном отделе онкоиммунологии НИИ в Песочном одновременно проходят разные этапы лечения около 30 человек, среди которых как взрослые, так и дети.

Как рассказывают в НИИ онкологии, клеточная терапия начала развиваться в институте с 1998 года, когда была организована лаборатория онкоиммунологии. Патент на первое детище лаборатории – способ иммунотерапии костно-мозговыми дендритными клетками пациентов с солидными опухолями был зарегистрирован НИИ в 2003 году, спустя 5 лет запатентована аутологичная вакцина на основе костномозговых дендритных клеток в сочетании с фотодинамической терапией, а в 2010 году получено разрешение на применение этой медицинской технологии в клинической практике.

Клеточные технологии сегодня получают практическое применение в самых разных областях отечественной медицины – от косметологии до кардиологии. Но если в одних случаях клеточные продукты используются пока в экспериментальном порядке или проходят стадию клинических исследований, то в других – уже имеют статус терапевтически эффективной и одобренной регуляторами методики. Наиболее яркий пример клинического внедрения – иммунотерапия злокачественных новообразований с помощью дендритно-клеточной вакцины, созданной 20 лет назад в Санкт-Петербурге учеными НИИ (сейчас – НМИЦ) онкологии им. Н.Н. Петрова. О том, в каких обстоятельствах рождалась и отрабатывалась уникальная методика, Vademecum рассказала один из ее авторов – руководитель Центра клеточных технологий и научного отдела онкоиммунологии НМИЦ Ирина Балдуева.

– В чем суть терапии с помощью дендритно‑клеточной вакцины?
– Если объяснять упрощенно, то мы берем у пациента образец опухоли, которая уже не отвечает на другие методы лечения, выделяем опухолевые клетки и клетки крови и в лабораторных условиях модифицируем их таким образом, чтобы иммунная система начинала их распознавать, а затем вводим полученную дендритную вакцину пациенту. Дендритные клетки умеют распознавать антигены опухолевых клеток (раково‑тестикулярные антигены) и помогают иммунной системе с ними справляться.

– Как давно вы занялись этой темой?

– После медицинского училища я поступила в мединститут и параллельно работала медсестрой в хирургическом отделении. Там я часто общалась с онкологическими больными, и каждый говорил о том, как ему хочется жить – хотя бы еще несколько лет. Мне уже тогда стало ясно, что та же, например, химиотерапия помогает далеко не всем, высока вероятность прогрессирования заболевания, и надо что‑то делать, искать то, что сможет помочь этим людям. Я стала эту тему исследовать, на втором курсе института поняла, что следует сосредоточиться на иммунной системе, которая отвечает за многие изменения в организме, в том числе за борьбу с инфекционными, аутоиммунными и онкологическими заболеваниями. Так я стала изучать иммунологию. После института по распределению Минздрава я попала в НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова. Специальности иммунолога тогда, конечно, не существовало, поэтому я занялась наукой. Параллельно работала в 31‑й городской больнице, где позже возглавила лабораторию иммунологии – там пришлось работать с клетками костного мозга, используемыми сегодня при изготовлении дендритно‑клеточных вакцин. И когда в 1998 году мне предложили войти в научную группу в НИИ онкологии в качестве иммунолога, я не раздумывая согласилась.

– Почему иммунология стала интересна НИИ онкологии?

– Минздрав выделял средства на научную работу института, а так как направление было признано перспективным, его постоянно поддерживали. В развитие темы вкладывал собственные средства и сам НИИ.

– А за рубежом в то время иммунотерапию изучали, практиковали?

– Из научной литературы я знала, что дендритными клетками занимаются в Париже в Онкологическом институте Густава Русси, и курирует там это направление Лоранс Зитвогель. Мы ей написали, пригласили в Петербург. Она приехала, посмотрела, дала множество дельных советов. Потом я отправилась на стажировку в ее институт. Сама Зитвогель училась в Америке, где подобные лаборатории появились заметно раньше. Она рассказывала, как трудно было организовать ее лабораторию в Париже, притом что работала она на том этапе только с дендритными клетками подопытных мышей. Первые человеческие дендритные клетки в лаборатории Зитвогель получили к 2000 году, параллельно с нами. Так что можно сказать, что в Европе НИИ им. Н.Н. Петрова был в этой тематике одним из первых, а в 2003‑2004 годах это удалось сделать коллегам из РОНЦ им. Н.Н. Блохина.

– Какие практические результаты принесли ваши исследования на сегодняшний день?

– То есть дендритно‑клеточная вакцина под действие 180‑ФЗ не подпадает?

– Нет. По идее, производство и применение таких вакцин должны регулироваться отдельным законом – о минимально манипулируемом клеточном продукте. Такого документа пока нет, и неизвестно, когда он появится. Дело в том, что 180‑ФЗ распространяется на клеточные линии, которые получаются в результате размножения в лаборатории, а у нас они скорее созревают в лабораторных условиях – мы их учим распознавать опухолевые антигены. Тот самый закон, которого пока нет, должен будет распространяться на все виды трансплантации костного мозга, не подпадающей под действие 180‑ФЗ. Получается, две наши дендритные вакцины – единственные легитимно используемые у нас в стране: на их применение есть разрешение Росздравнадзора, а 180‑ФЗ на них не распространяется. Все остальные существующие в отрасли продукты (включая другие наши разработки), подпадающие под действие 180‑ФЗ, пока не зарегистрированы и применяться не могут. Причем у некоторых коллег были подобные нашим разрешения Росздравнадзора на использование клеточных технологий – в косметологии, комбустиологии, но с появлением 180‑ФЗ, пусть толком и не работающего, их применение стало невозможным.

– Как ваши вакцины работают?

– С 1998 года мы пролечили более 700 человек. Основные профили и локализации – меланома, саркома мягких тканей, рак кишечника, молочной железы, почек. Все эти новообразования являются иммуногенными. Когда уже появляются метастазы, тогда этих иммуногенных антигенов становится все больше. Так что наша вакцина рассчитана на пациентов с исчерпанными возможностями. Удается продлить их жизнь как минимум на год.

– То есть полностью излечиться с помощью дендритно‑клеточной вакцины нельзя?

– У нас есть в практике такие случаи, например, при меланоме. Есть пациенты, которые продолжают лечение в течение 10 лет – болезнь отступила, но сохранился риск, что заболевание вернется и вернется в иной форме. Бывало, пациент полностью излечился от саркомы мягких тканей, а через четыре года у него появились метастазы в головном мозге. Клетки скрылись от иммунной системы, в какой‑то момент активизировались и спровоцировали рецидив, который оказался крайне агрессивным. Именно поэтому мы не только проводим иммунотерапию, но и в целом занимаемся иммунной системой пациента. Обычно иммунитет истощен, его надо восстанавливать, чтобы у клеток появились силы отвечать на наше лечение. Это не так просто, система может заработать через месяц, а может и через два‑три.

– Есть мнение, что методики, подобные вашей, следует использовать на более ранних стадиях онкозаболеваний, не подвергая пациента лучевой и химиотерапии. Что вы по этому поводу думаете?

В нашем центре прием ведут пять таких специалистов. К нам приходит пациент, и мы определяем, что ему необходимо – можно ли сейчас подключить ему иммунотерапию. То есть мы уже на том клиническом пути, о котором вы говорите.Что является препятствием? К сожалению, и консультации, и сама иммунотерапия осуществляются только на платной основе. Пока у государства нет возможности поддерживать это направление. Хотя иммунотерапию можно было бы использовать в качестве высокотехнологичной медицинской помощи. Мы подавали наши протоколы в Минздрав, но нам ответили: надо дождаться появления закона о минимально манипулируемых клеточных продуктах. При этом иммунотерапия нисколько не дороже некоторых онкопрепаратов.

– Каково, по вашим расчетам, соотношение стоимостей этих методик?

– Например, первая линия химиотерапии при саркоме мягких тканей недорогая. А вот совокупные затраты на вторую линию химиотерапии в целом по России достигают от 0,4 до 4,1 млрд рублей в год. Такая вилка связана с разницей в цене препаратов. Вакцину близко не сравнить по стоимости – это 43 тысячи рублей за одно введение. Как правило, пациенты лечатся в течение первого года ежемесячно, второго года – раз в три месяца, и третьего – раз в полгода. А дальше уже остается только наблюдение. Мы удешевили весь процесс до минимума, отработана каждая доза. У нас даже диссертационная работа на эту тему есть.

– За счет чего курс лечения можно удешевить? Более точно рассчитывать дозы?

– Опытным путем мы стали уменьшать дозу вакцины, смотреть, при каком ее минимальном объеме сохраняется активность клеток, какие нужны для этого внешние условия. Можно сэкономить на компонентах вакцины. Например, ростовой фактор – это отдельный препарат, который сегодня уже производится и в России. Питательных, культуральных сред, факторов дифференцировки недостаточно, если их будет больше, мы сможем еще снизить стоимость курса лечения. Среды, например, мы покупаем в Германии. Хорошо бы иметь отечественный аналог. Еще одна проблема – расходные материалы из пластика: мы используем импортные изделия, потому что у нас их выпуск не налажен.

– Как пациенты вас находят? Вы вкладываетесь в продвижение?

– Нет, здесь работает так называемое сарафанное радио. Пациенты и их родственники очень много общаются друг с другом, много читают, ищут варианты. Очень многие уезжают на такое лечение за рубеж, например, в Израиль, а когда у них кончаются деньги, им говорят, что то же самое можно сделать в Санкт‑Петербурге.

– Куда, помимо Израиля, уезжают лечиться российские пациенты?

– Германия, Канада, США, Япония. Везде это очень дорого. И наша задача в том, чтобы это направление у нас не свернулось из‑за банального отсутствия госфинансирования, работающих законов и так далее.

– Вы рассматриваете в перспективе создание на базе НМИЦ онкологии лаборатории полного цикла, способной обеспечивать вакцинами другие клиники?

– Конечно, такие планы есть. Но в нынешних неопределенных условиях мы пока можем только объединиться с коллегами. В ближайшее время мы организуем Ассоциацию биомедицинских клеточных продуктов, как раз призванную развивать полный цикл производства, – ради снижения стоимости вакцин и других продуктов. В Петербурге есть почти все для этого – я имею в виду предприятия, которые производят компоненты для вакцины. Для организации полного цикла нужно лицензировать производство, получить сертификат GMP, все это требует для начала нормативного обоснования, а затем финансов. Сейчас готовится Национальная программа по борьбе с онкозаболеваниями, надеюсь, и на наше направление получится изыскать средства.

– У ассоциации уже есть конкретные предложения по развитию отрасли?

– Да, мы подготовили целый пакет различных уточнений и предложений. Важно обозначить в подзаконных актах, каким образом будет осуществляться лицензирование производства, какие требования следует предъявлять к средам и самому продукту, какую подготовку должны иметь биотехнологи. Кроме того, мы предлагаем Минздраву сохранить уже существующие наработки. Важно, чтобы нас не отбросили снова на экспериментальную стадию. Проверить еще раз эффективность разработок можно, главное, чтобы в целом процесс не останавливался.

– Когда вы ожидаете принятия закона о минимально манипулируемых клеточных продуктах?

– Мы понимаем, что документ будет принят в обозримом будущем, и надеемся, что он будет более тщательно проработан, чем 180‑ФЗ. Мы в любом случае сделаем все, чтобы ему соответствовать. Но самым важным остается вопрос финансирования. Как обычно бывает? Научное учреждение разрабатывает и передает компетенции клинике или фармкомпании. Мы не против такого пути, но необходимо, чтобы разработки и их авторы достойно финансировались. Зарплаты в науке и в практической сфере кратно разнятся, и не в пользу ученых. А мы готовим специалистов не для того, чтобы они куда‑то ушли. Мы не бедствуем, зарабатываем как можем сами, также лаборатория получает дополнительные средства из бюджета Центра, но тем не менее.

Меланома — самая опасная из опухолей кожи и одно из самых злокачественных онкологических заболеваний. Основная беда в том, что болезнь метастазирует (распространяется) через лимфу и кровь на ранних стадиях и зачастую ее диагностируют уже на поздних стадиях (III, IV), когда оперативное лечение бессильно. Часто через годы заболевание возвращается метастазами даже в тех случаях, когда рак был диагностирован до появления метастазов и иссечен целиком.

До недавних пор эффективного лечения метастатической меланомы фактически не существовало. Назвать интерферон эффективным можно только с очень большой натяжкой.

Но с появлением таргетных (биологических) препаратов и иммунотерапии ситуация в корне поменялась. К сожалению, иммунотерапия помогает только в 40% случаев, что само по себе огромный прорыв в лечении этого страшного заболевания. Но что делать остальным 60% пациентов?

И вот новое открытие: израильские ученые из Университета Тель-Авива разработали новую нановакцину от меланомы, и она оказалась эффективной при исследовании на мышах. Эта разработка, по мнению исследователей, может проложить путь к эффективному лечению и даже профилактике этого заболевания. Результаты исследования были опубликованы в серьезном научном издании Nature Technology.

Исследованием руководила профессор Ронит Сатчи-Финаро, заведующая кафедрой фармакологии и физиологии, глава лаборатории по онкологическим исследованиям и наномедицине факультета Саклера Тель-Авивского университета. Научную работу выполнили Анна Скомпарин и постдокторант Жоао Конниот.

Были проведены три группы экспериментов:

1. Здоровым мышам вводили вакцину, а затем клетки меланомы. Опухоль у мышей не развилась, это означает, что вакцина обладает профилактическим действием. Механизм ее действия схож с механизмом давно и хорошо известных вакцин: против кори, ветрянки, краснухи, гриппа и т. д.
2. Затем наночастицы вакцины ввели больным меланомой мышам вместе с препаратом иммунотерапии группы ингибиторов PDL-1. К этой группе относятся такие, например, препараты, как Опдиво и Кейтруда. Совместное действие препаратов дало лучший результат, чем монотерапия ингибитором PDL-1. А при добавлении препарата Ибрутиниб (Ibrutinib), использующегося сегодня для лечения рака крови, результаты были еще лучше. Дело в том, что Ибрутиниб способствует выработке специфических лейкоцитов, которые уничтожают опухоли.
3. Использование нановакцины было проверено на мышах с метастазами в мозгу и дало положительный результат, значит, данное лечение может использоваться и для лечения больных с отдаленными метастазами, включая мозг. Надо заметить, что лечение метастаз в мозге всегда является самой большой проблемой, т. к. большинство препаратов не проникают в мозг через гематоэнцефалический барьер.

Эта научная работа дала начало совершенно новому подходу в лечении меланомы даже на самых поздних стадиях злокачественного процесса. Более того, существует надежда, что этот подход может использоваться для создания вакцин и для других видов рака, таких как рак почек, легких, мочевого пузыря, поджелудочной железы, рака груди.

В ближайшее время начнутся испытания вакцины на людях. Этот процесс обычно занимает 5–10 лет. Но в некоторых случаях, если результаты очень убедительны, в последнее время комиссия FDA дает ускоренное разрешение на использование препаратов в клинической практике, как это было, к примеру, с первым препаратом Kymriah технологии CAR-T, о котором я уже писал.

Воистину, чудеса происходят на наших глазах. И я с нетерпением жду лицензирования нового препарата, чтобы применять его для пациентов своей клиники.

Применение вакцины, изготовленной из собственных опухолевых клеток пациента, модифицированных геном tag7, обеспечило общую 5-летнюю выживаемость 25,1% пациентов и общую 10-летнюю выживаемость 22% пациентов с III-IV стадиями меланомы кожи и рака почки. Ученым также удалось обнаружить, что на эффективность лечения злокачественных новообразований влияет уровень продукции опухолевыми клетками белка MICA, который блокирует рецепторы Т-лимфоцитов и мешает им уничтожать раковые клетки.

К этим результатам пришли специалисты НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова при оценке эффективности лечения геномодифицированной вакциной, которое пациенты получили в 2001-2014 годах в рамках исследования, инициированного Центром и Институтом биологии гена РАН. Об этом сообщается в статье, опубликованной в журнале Oncologist.

Пациентам с меланомой и раком почки могли предложить только хирургическое лечение, системного лекарственного лечения в адъювантном режиме (послеоперационном, поддерживающем режиме) они не получали, так как стандартная химиотерапия при таких диагнозах малоэффективна.

Группа исследователей из Института биологии гена РАН под руководством академика Георгия Павловича Георгиева во время экспериментальных исследований на мышах обнаружила ген tag7. Его трансфекция в опухолевые клетки замедляла их рост. Иными словами, перенос в опухоль генетической информации, которую несет ген tag7, активировала клетки иммунной системы. Предполагалось, что белок Tag7 принимает участие в передаче сигнала антигенпрезентирующим дендритным клеткам – виду клеток, которые демонстрируют T-лимфоцитам – клеткам-киллерам, мишень для уничтожения.

Исследователям удалось обнаружить аналог гена tag7 в клетках иммунной системы человека. Они предположили, что ген может использоваться в противоопухолевой терапии. Исследования Института биологии гена РАН и стали научной базой для создания вакцины на основе аутологичных опухолевых клеток, модифицированных геном tag7/PGRP-S.

Вакцина изготавливается из клеток опухоли самого пациента, которые берутся из операционного материала.

Образцы опухоли пациентов переносили в культуру, трансфецировали геном tag7, после чего способность опухолевых клеток размножаться уничтожалась с помощью радиации. Трансфецированные опухолевые клетки могут жить в организме пациента около двух месяцев, не давая смертельно опасного потомства, и синтезировать белок Tag7, который привлекает и активирует клетки иммунной системы.

Полученный продукт вводили пациентам подкожно каждые три недели до прогрессирования заболевания или в течение двух лет с момента начала лечения.

С 2001 по 2014 год в исследовании, которое проводилось на базе научного отдела онкоиммунологии НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова, приняли участие 80 пациентов. Из них 68 с меланомой кожи и 12 с раком почки. У 26 (33%) пациентов установлена III стадия заболевания, у 54 (67%) – IV стадия. В качестве адъювантной терапии вакцину получали 19 больных: 17 с меланомой, 2 с раком почки. В лечебном режиме, то есть после неполного удаления опухоли и уже после обнаружения метастазов – 61 пациент: 51 с меланомой кожи, 10 с раком почки. Никто из них не лечился другими иммунотерапевтическими препаратами и методами.

С 2014 года проводилось наблюдение за пациентами, которое было завершено к 2018 году.

В описанной публикации проведен заключительный анализ отдаленных результатов исследования, которые в первую очередь определяются по общей выживаемости. Общая выживаемость – это процент пациентов с определенным типом и стадией рака, которые не умерли от любых причин в течение определенного периода времени после постановки диагноза.

Выяснилось, что 5-летняя общая выживаемость в совместной группе больных и меланомой, и раком почки составила 25,1%. Различий в общей выживаемости между ними не было. 10-летняя общая выживаемость составила 22% для пациентов с меланомой кожи, 42% – для пациентов с меланомой кожи с благоприятным прогнозом.

Для сравнения, по литературным данным, 10-летняя общая выживаемость больных с меланомой кожи, получавших ипилимумаб (иммуноонкологический препарат, зарегистрированный в России в 2016 году), составила 17%.

Медиана общей выживаемости (время, которое переживают 50% больных) – 6,6 лет в группе благоприятного прогноза и 4,6 мес.– в группе неблагоприятного прогноза. Для больных меланомой кожи III-IV стадии медиана общей выживаемости в группе благоприятного прогноза составила 2,3 года, при этом 31% пациентов прожили более 10 лет. В группе неблагоприятного прогноза медиана общей выживаемости составила всего 0,4 года (около 5 мес.).

В ходе исследования ученые также пытались понять, за счет чего лечение геномодифицированной вакциной было эффективно для одних пациентов и не эффективно для других. Они оценивали свойства опухоли, подавляющие иммунную систему, индивидуальные у каждого пациента.

После сбора данных об общей выживаемости пациентов, получивших лечение геномодифицированной вакциной, и изучения культуры их опухолевых клеток, которая хранилась в банке биологических образцов НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова, была проведена математическая обработка данных.

Пациентов разделили на две группы: благоприятного прогноза, с достаточным эффектом (остановка прогрессирования, уменьшение или исчезновение опухоли, ремиссия) и неблагоприятного прогноза, с недостаточным эффектом (быстрое прогрессирование или смерть). Затем сравнили их опухолевые клетки. Оказалось, что клетки пациентов с недостаточным эффектом активно продуцировали иммуносупрессирующие факторы. На основании данных о свойствах опухолей ученые построили четыре прогностические модели, базирующиеся на четырех данных об иммуносупрессирующих факторах. Одна из прогностических моделей оказалась наиболее эффективной.

Выяснилось, что прогноз определяется по уровню MICA. Если этот белок избыточно продуцируется опухолевыми клетками, то его молекулы попадают в опухолевое микроокружение, а затем в кровоток, где соединяются с рецепторами на Т-лимфоцитах и NK-клетках (клетках-киллерах) и блокируют их способность уничтожать раковые клетки. Таким образом, от присутствия белка MICA зависела эффективность лечения пациента.

Тем не менее очевидно, что геномодифицированная аутологичная вакцина – это дополнительная возможность продлить жизнь тысячам пациентов с меланомой кожи и раком почки, потому что ни один из применяемых на сегодняшний день лекарственных препаратов не является панацеей, не обладает 100% эффективностью. Вакцина может дать шанс на ремиссию пациентам с исчерпанными возможностями стандартного лечения.

Меланома III стадия.
Адъювантная терапия меланомы

Она (опасность) и на более ранних стадиях имеется очень даже не хилая, а в этом случае тем более.

Далее встает вопрос: чего делать?

Вариантов , как обычно два:

Вот как раз доступные методы адъювантной терапии в нашей стране я и постараюсь описать.

Лечение меланомы . III стадия.
Виды адъювантной терапии.

Интерферон. Общепринятый в мировой практике препарат. В РФ является стандартом. Дозы, рекомендованные к применению в нашей стране, вы можете найти тут: Лечение меланомы. Рекомендации для врачей.

По последним данным — высокодозные интерферон капают в РОНЦ Блохина.

Вот познавательное видео про интерферон и его достоинства в адъювантной терапии меланомы:

Отзывы пациентов весьма спорные — ищите и читайте. Единственное что могу сказать точно — Рефнот впаривают всем подряд, не смотря на стадию и нужность: Биопсия сторожевых лимфоузлов в РФ. Разбор полетов

Одобрение для лечения меланомы получил на основании результатов двух пациентов.

Думаю, что это стоит того, ведь по утверждению автора статьи, Ригвир лечит вообще всё — например герпес на губе за пол часа! Это ли не панацея? Я не удивлюсь, если через пару лет доработанное лекарство начнет заживлять переломы! Вот это будет прогресс.

И подозреваю, что какой-нибудь управляющий совета директоров компании Бристол Майерс, сидя вечерком в туалете с сигареткой и занимаясь изучением новшеств в сфере лечения рака на своей планшетке, кусает холеные ноготки и не понимает, почему его Ниволумаб дешевеет, а Ригвир наоборот.

Ну как-бы то ни было, наши врачи достаточно активно рекламируют данный препарат среди своих пациентов.

Вакцина на основе дендритных клеток производства НИИ им.Петрова. Стоит 35 тыс руб в месяц (нужно 12 месяцев) + 4 тыс. руб/мес на анализы. Глобальные исследования на 28 пациентах закончились в 2011г. И были получены весьма впечатляющие результаты: Клинические исследования вакцины на основе аутологичных дендритных клеток . К сожалению, данное лекарство за почти пять лет так и не стало стандартом лечения (почему? Это спрашивайте у врачей), но пусть и локально, но активно продается.

Каждому пациенту выдается вот такая брошюрка (можете ознакомиться. Копировать текст не вижу смысла): Согласие на вакцинотерапию

Стоимость на сегодняшний день: 800 руб/пузырёк. На месяц надо 4 пузырька. Т.е. «по деньгам — это самый дешевый вариант.

По СССР вроде всё.

Далее, 6, 7, 8 места занимают дорогущие и не имеющие к территории бывшего СССР никакого отношения лекарства. Отличие их в том, что препараты зарегистрированы практически по всему миру и в клинических исследованиях участвовали (и участвуют) тысячи человек. Т.е, статистические данные собираются со всех возможных групп пациентов. Но мы, как люди здравомыслящие, прекрасно понимаем, что цена обусловлена совсем не этим. В основном в стоимость входят амбиции фарм-воротил и происки мирового сионизма (куда же без него). Но, не смотря на это, данные препараты на сегодняшний день являются стандартом в лечении меланомы в США, Европе и Израиле. И мне, по моей страховке (в случае чего) будет положены именно Кейтруда/Опдиво, в зависимости от того, что назначит врач.

• Ервой (Иппилимумаб)
• Кейтруда (Пембролизумаб)
• Опдиво (Ниволумаб)

Октябрь 2016г. Получены результаты пятилетних наблюдений (КИ третьей фазы). Сравнивали плацебо и Ервой (ипилимумаб) в адъювантном режиме у пациентов с третьей стадией меланомы. Дозировка 10 мг/кг.

Итоги: Разница в безрецидивной выживаемости составила 10,5% (Ипилимумаб 40,8% и плацебо 30,3%). В общей выживаемости 11% (Ипилимумаб 65,4% и плацебо 54,4%). Ну и естественно, показатель нежелательных (побочных) явлений 3-4 степени у Ервоя был выше на 27,9% (Ипилимумаб 54,1% и 26,2% плацебо).

Т.е., если вы можете себе позволить отдать около 100тыс $ за курс Ервой (ипилимумаба) , то достоверно повысите себе шансы на 10%.

7. Кейтруда (Пембролизумаб) — моноклональное антитело ANTI PD-1. Производитель , компания Мерк. Применяется для лечения меланомы и сейчас идут клинические исследования по адъювантной терапии. В России данные клинические исследования проводятся (ссылка на пример чуть ниже).

Попасть в КИ можно позвонив представителю Мерк в Израиле (ну, либо в любую другую страну, в соответствии с вашими предпочтениями), либо обратится к профессору Якову Шехтеру сюда

Минусом КИ, как обычно, является наличие плацебо для половины участников.

Опдиво (Ниволумаб) — то же моноклональное антитело ANTI PD-1 от конкурента — компании Бристол Майерс. КИ по адъювантной терапии я не нашел, но в связи с тем, что принцип действия не особо отличается от Кейтруды, думаю, что при положительных итогах КИ позиции 7, Ниволумаб также будет применяться для адъювантного лечения.

Стоимость Кейтруды и Ниволумаба периодически меняется, по этому смотрим их тут : Аптека в Израиле , либо гуглим (как кому нравится).

Как действуют моноклональные антитела смотрим тут: О том, как работает иммунотерапия

и исходя из этого , достаточно простого, мультика, можно предположить, что моноклональные антитела нужно начинать колоть как можно раньше, пока ваш организм чувствует себя хорошо и имеет возможность самостоятельно бороться с меланомой. Т.е теоретически, Кейтруда/Опдиво очеь хорошо подходят именно для адъювантной терапии.

На основании результатов клинического исследования COMBI-AD , можно с уверенностью заявлять, что данная комбинация может использоваться в адъювантной терапии меланомы.

В Мае 2018г. комбинация Тафинлар + Мекинист одобрена в РФ для применения в виде адъювантной терапии меланомы кожи.

В общем вот, вариантов адъювантной терапии меланомы третьей стадии, на самом деле куча! Вам остается только внимательно поизучать информацию и выбрать что-то по своему кошельку и в соответствии с добытой инфой.

Если я что-то упустил, буду рад камментам.

Хочу заметить, что только Интерферон, Ервой (Ипилимумаб) , Опдиво (ниволумаб) и комбинация Тафинлар + Мекинист прошли все требуемые КИ и рекомендованы к адъювантной терапии.