Если опекун заболел раком

Ну вот и донаблюдались… Результат – обширная операция, третья стадия, химия, лучи, гормоны. При том, что я всем им в диспансере денег занесла немало. Продали машину, мама же хотела как лучше. Думала, что если дать денег – то будет хорошо… Мне удалили всё, понимаете? Что надо и не надо. Я не хочу это вспоминать. Больница в нашем городе – это репетиция ада на земле. Потом, когда я перепроверяла диагноз в другом месте, врачи были в шоке, они не понимали, зачем были нужны такие меры. В общем, стало ясно, что сама я уже не рожу.

Я замужем, но детей у нас не было. Не получалось. Я беременела несколько раз, но на 10-11 неделях случались выкидыши. Меня пытались лечить, но без результата. Муж у меня очень хороший, он мне всегда говорил – ничего, попытаемся еще раз. Он меня очень поддерживал во время болезни. Я понимаю, что мне очень с ним повезло. Это вообще-то редкость, потому что всех моих знакомых, с которыми я лечилась, мужья бросили. Но когда уже стало понятно, что пытаться беременеть бесполезно, он первый сказал, что надо усыновлять. А я не хотела усыновлять! я боялась наследственности, разных болезней и что мы просто материально не потянем, потому что после моего лечения у нас вообще не было денег. Ну и если совсем уже откровенно - я считала, что чужого ребёнка я никогда не приму, не полюблю. Потому что у чужого ребенка – чужой запах, а я всегда была к запахам чувствительная, и это всё усилилось почему-то после химиотерапии.

Где-то спустя год после моего лечения моя младшая сестра с сыном попала в детскую больницу, и вот у нее через несколько дней после госпитализации случился приступ аппендицита. В общем, так всё сложилось, что с племянником надо было мне несколько дней в больнице провести. И вот когда мы с ним гуляли по коридору, я увидела палату отказников, деток из детского дома. Они всё время сидели в кроватках, с ними не гуляли, их кормили через какие-то резиновые трубки. Это я могла видеть через стекло в двери, когда с Васькой гуляла по коридору. Медсестрички, кстати, пытались делать что-то для этих детей, но просто рук не хватало, персонала, они не могли этими детками заниматься. И вот я как-то шла мимо и заметила мальчика в кроватке. На вид ему было годика полтора, но я могла и ошибаться. У него дно кровати было очень низко приделано, это уже потом мне объяснили – чтобы не вывалился, потому что следить за ним было некому. Под кроватью – постоянная лужа, потому что памперсов тоже не было, он ходил под себя. Лицо расцарапанное, потому что ногти ему никто не стриг.

Не знаю, что тут со мной случилось. Мне просто стало его жалко. Никому до него не было никакого дела, дверь была открыта, и первое что я сделала – просто зашла к нему, вынула из этой вонючей кровати, отнесла в туалет, помыла попу под раковиной, смазала кремом, поменяла бельё, выбросила насквозь пропитанные мочой и какашками пеленки, надела памперс и положила назад. Он молчал, вот вообще ни звука, представляете?! Я ему попу мою холодной водой, а он молчит. Но он стал как-то пахнуть по-другому после помывки, как-то по-домашнему, почти как мой племянник, и я прямо там над ним расплакалась, потому что мне было жалко всех: себя, этого мальчика, моего мужа, который всегда мечтал о кровных детях, мою маму и вообще всех вокруг.

На следующий день был жуткий скандал. Старшая медсестра вопила как ненормальная на все отделение – кто смел зайти к отказникам и надеть ему памперс?! Дверь к этому мальчику стали запирать, и всё, что я могла делать, - просто подходить к стеклу и на него смотреть. Мне стало казаться, что он меня узнает. Потом уже я выпытала из персонала, что мальчику два года, он детдомовский и вроде как круглый сирота.

Я сказала мужу, что есть вот такой мальчик. Муж стал копать информацию про него, и я уж не знаю, как, правдами-неправдами, муж выяснил, что его можно усыновить. Надо было собирать документы. И тут выяснилось, что по нашим законам людям с онкологическими диагнозами не разрешают усыновлять детей.

С одной стороны, я могу это понять. Ребенок привыкнет к семье, а тут вдруг раз, и мама умирает, и это ужасный стресс и беда. Но с другой стороны, к тому моменту я уже знала, что рак бывает разный. И что многие люди пролечиваются и живут потом долго и счастливо. Нельзя всех под одну гребёнку! И я твердо знала, что вот этот конкретный мальчик просто умрет в детдоме через полгода-год, а у нас в семье он мог бы жить.

Мы пошли с мужем в опеку. Там нам дали длинный список документов, которые надо собрать. Я к тому моменту уже оформила инвалидность, и было понятно, что онкологию не скроешь. Некоторые знакомые предлагали мне дать взятку, чтобы получить чистую медкарту на меня, где бы не было записи о диагнозе. Но размер взятки был просто чудовищный, у нас не было таких денег. И мы с мужем уже смирились, что мы не сможем усыновить ни конкретно этого мальчика, ни другого ребенка.

Мне хотелось умереть. После лечения на меня резко навалился климакс, потому что мне ведь всё вырезали. В диспансере никакого лечения депрессии не предлагали, кроме валерьянки. Я старалась держать себя в руках изо всех сил, но получалось плохо. Мне помогал расслабиться только алкоголь, и я тайно каждый вечер выпивала по бокалу-другому. Через какое-то время я стала выпивать уже по бутылке вина каждый вечер, но не выглядела пьяной, зажёвывала запах жвачкой. Муж или действительно не замечал, или делал вид, или уже просто махнул рукой, решил что со мной толку не будет. Мне везде мерещилась его измена, и я пила ещё больше.

И вот тут моя сестра (она была в курсе истории с этим мальчиком) сказала мне, что вроде как теперь есть послабление в законе, и с 1-2 стадиями онкологии можно усыновлять. Но у меня ведь была в карте прописана третья стадия! Мы с мужем решили, что надо действовать. Занесли взятки в диспансер, опеку – и нам выправили документы. Потом мы рванули в детский дом и узнали, что мальчика нашего никто не усыновил и мы можем его взять. Я поняла, что этой мой шанс. Депрессия как-то сама прошла. Мы прошли все круги бюрократического ада, и через какое-то время нам выдали разрешение на усыновление. И что мы можем его забирать.

Следующая неделя была самой счастливой в моей жизни. Я ходила по магазинам, покупала одежду, игрушки, детское питание. Я зарегистрировалась на материнских форумах и читала про то, как кормить и воспитывать. Мы с мужем поехали на рынок и купили нашему мальчику кроватку и всякие прочие прибамбасы. Мне кажется, что мы с мужем даже как-то помолодели, еще больше подружились, и всё плохое как-то отступило. И конечно я вынесла на мусорку все винные бутылки, которые прятала от мужа по всей квартире. Пить уже совсем не хотелось.

Примерно через неделю мы забрали нашего мальчика. Ещё какое-то время выправляли ему документы. Он был жалкий, пугливый и худой, а я тоже не знала поначалу, с какой стороны к нему подойти. Первое время было очень тяжело, но мы все были так счастливы! Было ощущение, что смерть куда-то отступила, и что я ещё поживу, и что всё будет хорошо, и мой сын придавал мне столько сил, что я совсем забыла про свои проблемы. И даже приливы мои прошли, которые меня постоянно мучали.

Я верю в лучшее, несмотря ни на что. И всё равно я недавно составила завещание. И мы договорились с сестрой, что, если вдруг что-то со мной случится, – она Стасика не оставит. Мне так спокойнее. Но я еще сама надеюсь пожить! Я думаю, что все залеченные с онкологией, кто в силах и молодой, должен усыновить. Такие детки дают силы, радость и желание жить. Это очень правильно и хорошо, лишь бы только государство хотя бы не мешало. Я очень хочу взять ещё ребенка и уехать в другой город. На учет в онкодиспансер боюсь становиться. Боюсь, что детей отнимут. Я никому уже не верю и всех боюсь. Вы поэтому не пишите ничего конкретного про меня, ладно? Мы просто хотим жить и растить детей, но больше рака я боюсь, что ребёнка отнимут, что примут ещё какой-то дурацкий закон и мы потеряем нашего Стасика. Может быть, я преувеличиваю и зря нервничаю, но я уже полюбила этого мальчика и боюсь за него, и никому его не отдам.


Учёные из Канадского института перспективных исследований выдвинули гипотезу о том, что онкологические заболевания могут передаваться от человека к человеку. Происходит это, по их мнению, через колонии микробов, обитающих на коже или слизистых внутренних органов. ВОЗ такую гипотезу категорически отрицает.

Дмитрий Писаренко, АиФ.ru: Юрий Борисович, рак пугает своей загадочностью и непредсказуемостью: до сих пор не до конца ясно, почему возникает опухоль. Ваша гипотеза даёт ответ на этот вопрос?

Юрий Мишин: Рак — заболевание психосоматическое, поэтому оно может развиваться в нашем организме только на двух уровнях одновременно: физиологическом и психологическом. У человека будто бы существует две опухоли: одна находится, допустим, в молочной железе или желудке, а вторая — в центральной нервной системе. Конечно, это новообразование в переносном смысле, но по своей силе воздействия оно не менее важно, чем опухоль физическая. Это своего рода раковая доминанта.


И рак, и язва желудка, и гипертоническая болезнь развиваются у человека на нервной почве. На 50% причины возникновения рака — это нездоровый образ жизни: курение, злоупотребление алкоголем, неправильное питание. Плюс ещё стресс. Зачастую человек заболевает по собственной вине.

— О чём вы говорите? Полно случаев, когда раком заболевает человек, ведущий здоровый образ жизни. А детская онкология?

— Поэтому я говорю о 50% случаев, а не о 100%. Когда видимую причину болезни назвать затруднительно, мы должны вспомнить, что существует такое понятие, как эволюция, а её цели нам не всегда понятны. Само предназначение человека на Земле — служить эволюции, её интересам. Онкопатология в стандартных условиях выполняет роль эволюционного отбора. Это может звучать цинично, но, если бы рака не было, его стоило бы придумать. С точки зрения человеческой морали рак — это зло. С точки зрения эволюции он выполняет фактически созидающую функцию.

Раковые клетки есть практически у всех. Они требуются нашему организму и мало чем отличаются от здоровых эмбриональных клеток. Вопрос не в том, почему у данного человека появилась опухоль, а в том, почему её нет у большинства из нас.

— Опухоль возникает, как правило, не в здоровой ткани, а в очаге хронического воспаления, в эрозиях, папилломах, рубцах, в тех местах, где замедлено кровоснабжение. Это может быть инфекция, которая поразила печень или другой внутренний орган. Эти неблагоприятные условия являются индуктором для единичных раковых клеток, чтобы они начали превращаться в опухоль.


— Как же не стать пациентом онкоклиники? Достаточно вести здоровый образ жизни? Это и так очевидно.

— В основе роста опухоли лежит разрушение гармонии и меры в нашей жизни. А восстановление умеренности во всех проявлениях является продуктивным направлением не только лечения, но и профилактики рака.

Не надо бороться с природой внутри и вне себя. А потакая всевозможным вредным привычкам, мы постоянно с ней боремся. Пьём и едим непонятно что, да ещё не ограничиваем себя в этом. Организм на такое поведение реагирует появлением злокачественной опухоли.


— Насколько важна вера в собственное исцеление?

— Не раз замечал, что у пациента, доверяющего врачам и вообще верящего в успешное лечение, опухоль развивается медленно. И наоборот: человек, поставивший на себе крест, вмиг сгорает из-за того, что его съедает внутренний враг. Это наша иммунная система: в норме она должна стоять на защите организма, а у онкобольного она иногда превращается в злейшего врага.

Тут важно вот ещё что. Зачастую сами врачи не верят в успех лечения, в позитивный результат собственной деятельности. Это проваливает весь лечебный процесс и даже стимулирует дальнейший рост опухоли. Пациенту важен оптимизм врача, он должен видеть, что тот верит в положительный результат. Ведь для больного он не только онколог, но и психотерапевт. Вот почему при некоторых обстоятельствах пациенты идут к знахарям и колдунам: все они в один голос обещают ему вылечить рак! И он им верит. Почему же врачи-онкологи остаются в стороне и не внушают пациенту веру в эффективность традиционных методов лечения?

Кстати, я считаю, что начинать профилактику онкозаболеваний врач должен с самого себя и своей семьи. Ему необходимо наладить отношения с близкими, отказавшись от эгоистических побуждений и добившись с ними полной гармонии.


— Какой же метод лечения наиболее эффективен?

— Недостаточно лечить только тело, надо воздействовать на голову, на психику. В конце 1970-х я организовал первое в Волгоградской области химиотерапевтическое отделение на базе горбольницы № 24. Я предложил тяжелобольным пациентам пройти сеансы интенсивной психотерапии, включающей в себя даже гипноз. Приглашённых было 90 человек с генерализованным раком молочной железы с метастазами в кости, лёгкие и плевру. Они были разделены на три группы. В той группе, где проводилась психотерапия, люди прожили 10 лет и более. В двух других группах больные не проживали и 5 лет.


Для исцеления от рака необходимы как местные воздействия на опухоль (радикальные, паллиативные), так и разрушение той самой раковой доминанты в центральной нервной системе, о которой я говорил.

— Можно ли по психотипу человека заранее определить, заболеет он раком или нет?

— Есть психологические признаки, которые предшествуют появлению опухоли. Это депрессия, нервное истощение, ипохондрия. Они могут стимулировать рост опухоли через подавление иммунитета.

— Насколько я знаю, вы считаете, что раком даже можно заразиться?

— Сама по себе (за исключением рака шейки матки или полового члена) эта болезнь, как известно, не заразна. Но рак имеет свойство передаваться от одного человека к другому как результат переживаний. Если родственник онкобольного видит неэффективность работы медиков, сталкивается с их неверием в благоприятный прогноз, видит тяжёлую смерть близкого, то в его душе накапливается большой потенциал для стресса. И он в конце концов тоже может привести к онкологическому заболеванию.

По моим наблюдениям, до 40% родственников в течение 4 лет после смерти больного также заболевают раком. Я считаю, что рак заразен. Но заразен он психологически.


Опекун помогает больному с множеством задач, включая покупки в магазине, приготовление и употребление пищи, уборку, прием лекарственных средств, купание и одевание. Забота и уход за близким человеком, страдающим тяжелым заболеванием, это крайне непростая задача. Большую часть времени вам придется непрерывно быть на чеку.

Опекун (или попечитель) — это лицо, обеспечивающее базовый уход за человеком, который страдает хроническим заболеванием. Хроническое заболевание — это нарушение работы организма, которое удерживается на протяжении длительного периода времени или в принципе не подлежит лечению. Вот лишь несколько примеров хронических заболеваний или состояний:

  • рак
  • последствия инсульта
  • множественный склероз
  • артрит
  • диабет
  • болезнь Альцгеймера и другие формы слабоумия или деменции.

Опекун помогает больному с множеством задач, включая покупки в магазине, приготовление и употребление пищи, уборку, прием лекарственных средств, купание и одевание. Также опекуны оказывают моральную поддержку и обеспечивают общение.

В некоторых случаях их обязанности оплачиваются. Зачастую ими становятся друзья или члены семьи лица, нуждающегося в уходе. Конечно, помощь близкому человеку — это благородное дело, однако оно может сопровождаться сильным стрессом. Многие опекуны испытывают сильное напряжение из-за возложенных на них обязанностей.

Забота и уход за близким человеком, страдающим тяжелым заболеванием, это крайне непростая задача. Большую часть времени вам придется непрерывно быть на чеку. Также это, как правило, негативно сказывается на остальных сферах жизни, включая работу, домашние дела, воспитание детей, личную жизнь и т.д. Может постоянно казаться, что у вас нет свободного времени.

Кроме того, будучи опекуном, вам придется быть свидетелем негативных изменений в состоянии близкого человека, например:

  • Из-за деменции человек, за которым вы ухаживаете, перестает вас узнавать.
  • Он может быть слишком больным, чтобы говорить или выполнять элементарные действия.
  • У него могут развиться поведенческие нарушения вроде постоянных криков, попыток вас ударить или сбежать из дома. Это особенно актуально в том случае, если человек страдает от деменции.

К сожалению, при таких проблемах крайне сложно сохранять то же мнение и отношение к человеку, как до начала болезни.

Да. Роль опекуна предполагает проявление широкого спектра самых разных чувств. Периодически вы будете сталкиваться со страхом, обидой, печалью или чувством одиночества, в другие дни — с гневом и раздражением. Иногда вы можете чувствовать вину или же сомнения в справедливости жизни. Так вот, все перечисленные эмоции вполне нормальны.

Абсолютно нормально периодически испытывать противоречивые чувства, но нельзя доводить до того, чтобы они затягивались или мешали в повседневной жизни. Поскольку роль опекуна крайне сложна, многие врачи воспринимают их как потенциальных пациентов. Исследования показали, что опекуны по сравнению с людьми, которые ни за кем не следят, намного чаще сталкиваются с нарушениями здоровья. К таковым могут относиться перенапряжение, депрессия, тревога и прочие подобные проблемы.

Научитесь отличать нормальные эмоции от тревожных признаков избыточного стресса. Если вы чувствуете явное перенапряжение, примите следующие меры.

Поговорите с терапевтом или семейным врачом. Не стесняйтесь и не бойтесь говорить о своих чувствах. Расскажите врачу обо всех симптомах. Он предложит эффективные методы борьбы со стрессом, такие как группы поддержки, консультации психолога или медикаментозное лечение.

Поговорите откровенно с любимым человеком и остальными членами семьи. Возможно, вы считаете неправильным жаловаться близким людям и делиться с ними своими чувствами, в то время как больны вовсе не вы. Однако сама беседа о болезни и связанных с ней переживаниях поможет снять стресс. Обсудите ситуацию с партнером, близкими людьми или друзьями.

Заботьтесь о своем здоровье. Исследования показали, что опекуны больше подвержены целому ряду заболеваний и нарушений. Следующие шаги помогут справиться со стрессом и свести к минимуму риски для здоровья:

  • Избегайте употребления алкоголя и табака.
  • Соблюдайте здоровый и сбалансированный рацион питания.
  • Регулярно подвергайте организм физическим нагрузкам.
  • Высыпайтесь.
  • Регулярно посещайте врача для проведения профилактических осмотров.

Узнайте как можно больше о болезни вашего подопечного. Найдите информацию о заболевании, которым страдает ваш близкий человек, выбранной методике лечения и возможных побочных эффектах. Знание проблемы помогает обрести чувство контроля над ситуацией. Хорошими источниками информации являются лечащий врач, группы поддержки, интернет и библиотеки.

Эффективно используйте время. Зачастую опека над больным человеком становится полноценной работой, которую вам приходится выполнять в ущерб другим делам, включая настоящую работу и воспитание детей. Составьте вместе с семьей график. Он поможет поддерживать распорядок и вовремя справляться с необходимыми задачами. Не забывайте при любых обстоятельствах выделять время для отдыха, например, встреч с друзьями, посещение ресторана или поход в кино.

Обратитесь за помощью к волонтерским организациям. Всевозможные благотворительные и волонтерские организации по всему миру помогают с множеством задач, включая доставку еды, транспортировку, а также юридические и финансовые консультации. Также здесь вы можете найти помощника, который бы хотя бы иногда подменял вас и таким образом давал возможность заниматься и другими сферами жизни. Иногда в вопросе волонтеров помогают церкви или синагоги. Наконец, вы можете присоединиться к одному из многочисленных онлайн-сообществ.

Вступите в группу поддержки. Вступление в группу поддержки позволяет делиться опытом и переживаниями с людьми, находящимися в том же положении, что и вы. Врач подскажет вам, где найти контакты ближайшей организации. Кроме того, вы можете сделать это самостоятельно в интернете.

Обратитесь к психологу. Признание того, что вам нужна помощь, требует храбрости и внутренней силы воли. Иногда вам просто необходимо поговорить со специалистом о накопившихся страхах и переживаниях. Попросите врача помочь вам в выборе психолога, который бы специализировался на случаях, подобных вашему.

Иногда стресс, сопровождающий опекунство над больным человеком, становится невыносимым. В итоге он может привести к перенапряжению и даже депрессии. Старайтесь внимательно следить за собственным состоянием и вовремя выявлять такие признаки.

  • неспособность собраться с мыслями или беспомощность
  • тревога или раздражительность
  • выраженная злость по отношению к человеку, за которым вы ухаживаете, членам семьи или самому себе
  • нарушения здоровья (к примеру, постоянные изжога, головная боль, простуда или грипп)
  • нарушения сна (слишком длительный или короткий сон)
  • социальная изоляция
  • появление вредных привычек, таких как курение или злоупотребление алкоголем.
  • изменение аппетита, а также непреднамеренные потеря или набор веса
  • приступы плача без причины
  • печаль, безнадежность или беспомощность
  • ощущение заторможенности, беспокойства и раздражительности
  • появление чувства никчемности и вины
  • головная боль, боль в спине или нарушения пищеварения
  • потеря интереса к сексу
  • потеря интереса или удовлетворения от вещей, которые раньше доставляли удовольствие
  • нарушения сна (слишком длительный или короткий сон)
  • затруднения с тем, чтобы что-то вспомнить, сконцентрироваться или принять решение
  • мысли о смерти или суициде.

Если вы считаете, что стали жертвой перенапряжения или депрессии, обратитесь к врачу. Скорее всего, он найдет решение ваших проблем, предложив техники профилактики стрессов, консультации психолога или медикаментозное лечение.

Из-за рака тебя бросают родные и друзья. Как найти силы жить?

Фото: Plainpicture RM / aurelia frey / Diomedia

Карточный домик

— Это был шок: я ведь думала, что у меня какая-то незначительная фигня, отрежут — и дальше пойду прыгать по своим делам, — рассказывает Марина. — Позвонила маме. Она тут же начала звонить моей младшей сестре и рыдать, что я вот-вот умру и кому нужен мой ребенок!

На время болезни Марины ее девятилетний сын Иван переехал к бабушке с дедушкой. Когда бабушка с теткой эмоционально обсуждали, кому теперь достанется квартира и машина дочери и кто будет воспитывать ее сына, Иван был в соседней комнате и все слышал. Он пошел на кухню. Нашел аптечку с лекарствами и. Скорая успела вовремя.

— Представляете мое состояние, — пытается передать ощущения Марина. — Я лежу в реанимации с отрезанной грудью, сына в это время спасают в реанимации другой больницы. Когда озвучивают онкологический диагноз — твой привычный мир рушится. А тут вдобавок я узнала про сына. Только вчера я держала его за руку, а сегодня он едва не умер. Было ощущение, что все, что до этого я делала и создавала, рухнуло как карточный домик.

За те недели, что Марина провела в больнице, младшая сестра так к ней и не пришла. А мама навестила всего один раз. Да и то — подписать документы о согласии на перевод сына в психдиспансер — стандартная процедура после попытки суицида. Во время визита мать долго уговаривала дочь вызвать нотариуса, чтобы написать завещание, а заодно назначить опекуна Ивану. С мужем Марина была в разводе, и родственники боялись, что после ее смерти экс-супруг отсудит имущество.

— Меня даже не спрашивали, хочу ли я жить, какие перспективы в лечении. Вся семья меня дружно закапывала, — вспоминает Марина. — Хорошо, что место на кладбище не купили. Единственное желание у меня тогда было — заснуть и не проснуться.

За две больничных недели она похудела на 16 килограммов. Спала по три часа в сутки. Снотворное никакое не помогало.

— Меня тогда только психотерапевты спасли, — утверждает Марина. — Врач приходила ко мне утром, в обед, вечером. А я по любому поводу реву без остановки. И не просто реву — слезы были такие, что не могла дышать от плача. Меня учили простейшим техникам — как пережить все эти эмоции, как восстанавливаться, как использовать аутогенную тренировку и дыхательную гимнастику, чтобы не было приступов удушья. Я выжила только потому, что почувствовала: есть люди, которым на меня не наплевать.


Фото: Астапкович Владимир / ТАСС

Все равно обречен

В докладе доктора медицинских наук, старшего сотрудника федерального института психиатрии имени В.П. Сербского Евгении Панченко сказано, что в России среди онкологических больных суициды составляют около пяти процентов. В мыслях о самоубийстве врачу-психотерапевту признаются 80 процентов больных раком.

Впрочем, с той поры мало что изменилось. Суициды в онкологии — по-прежнему табуированная тема. В 2015 году в прессу попали сведения о том, что в Москве в январе-феврале добровольно ушли из жизни сразу 11 раковых больных. Цифра всех шокировала. Роспотребнадзор выпустил памятку о том, как в прессе следует правильно освещать тему самоубийств. Об онкологических суицидах снова перестали говорить.

Правда, в том же 2015 году Минздрав в лице главного российского психиатра Зураба Кекелидзе пообещал проработать концепцию постоянной психиатрической помощи онкобольным. Предполагалось, что каждый онкопациент будет направляться на беседу с психотерапевтом и психологом, которые смогут оценить его состояние и тем самым предотвратить непоправимое.

Добби — свободен!

Недавно к врачу-психотерапевту в Бахрушинскую больницу обратилась очередная пациентка. Есть такой штамп — успешная молодая женщина. Ольга Миронова (по просьбе героини имя изменено) полностью подходит под это определение. Слегка за тридцать. Очень элегантная и ухоженная. Точеная фигура. Улыбчивая. Встретишь на улице — никогда не подумаешь, что она уже восемь лет сражается с раком груди. Диагноз поставили, когда сыну Ольги только исполнился год. Она тогда работала экономистом. Из-за болезни о карьере пришлось забыть. Семью обеспечивает муж — топ-менеджер крупной компании.


Фото: Eric Gaillard / Reuters

Когда Ольга выписалась из больницы она не то, чтобы забыла те слова. Просто радовалась, что осталась в мире живых, что снова каждое утро может обнимать сына. Поэтому старалась о плохом не вспоминать. Но не получалось. Муж сначала злился, что она все улыбается и улыбается. А по вечерам полюбил обстоятельно рассказывать ей о своем знакомстве с прекрасной утонченной дамой. Дама очень сочувствует самоотверженному подвигу, который он совершает, живя с онкобольной женой.

— Эти пытки продолжались почти два года, — продолжает Ольга. — Было невыносимо, потому что непонятно, в каком настроении он вечером будет. Он был то внимательный и заботливый, то — злой. Когда я смотрела на часы и видела, что он вот-вот появится, у меня начиналась паническая атака. Не могла дышать, как будто кто-то тисками сдавливал шею. Я ему даже сказала: у меня ощущение, что ты методично меня доводишь до самоубийства. И выхода я не видела. Разводиться? А жить на что? Да и сын тянулся к отцу.

Осложнялось все тем, что для родственников и друзей семья Ольги была идеальной и любящей. Знакомые вслух восхищались тем, как их сплотила беда.

— В психотерапию я не верила, но стала ходить на групповые сеансы, — рассказывает Миронова. — Там собираются люди с совершенно разными проблемами. Их объединяет одно — онкологический диагноз. Вроде мы ничего особенного не делаем — разговариваем, разговариваем. Врач — дирижирует. И сами не замечаем, как происходит важное: из нас выходит все то плохое, что годами накапливалось и сжималось в пружинку, и появляются силы идти дальше. И на мир смотришь уже по-новому.

Когда муж заметил, что Ольга уже не плачет во время его нравоучительных пассажей, спокойна и снова начала улыбаться, был неприятно удивлен. Попробовал зайти с другого бока и напомнить, что без него она с сыном пропадет. Да и вообще, кому нужна она такая — неполноценная?

Средняя стоимость психотерапевтического сеанса — 4-5 тысяч. И не факт, что с врачом удастся поймать одну волну. Учитывая, что многие вынуждены самостоятельно покупать онколекарства, так как с госзакупками случаются перебои, позволить себе это смогут единицы.


Фото: Кирилл Каллиников / РИА Новости

— Помню свою депрессию, помню, как уходила почва из под ног, — подводит итог Ольга. — На душе чернота. И действительно хотелось что-то сделать с собой, а я ведь верующая. Мне помогли. У других — выхода не будет?

Оксана Чвилева: Нет, но некоторые пациенты высказывают такие мысли. Конечно, если врач слышит, что человек говорит про это, нас срочно вызывают. Потому что это — серьезно. У нас в стационаре недавно на лечении находилась женщина с раком груди. Первоначально ей ставили легкую стадию, но дополнительное обследование показало, что ситуация очень тяжелая — гораздо хуже, чем предполагалось. После того, как ей об этом сообщили, она решила, что уже конец, лечиться бесполезно.

На самом деле низкий уровень информированности о раке, о том, какие возможности лечения и перспективы есть у больных, иногда поражает. У меня было несколько пациентов, которые рассказывали, что когда только узнали диагноз, сразу пошли в ритуальные услуги. Одну такую пациентку ко мне привез муж. Она сначала даже никому не сказала о болезни. Родственники случайно обнаружили бланк с анализами и настояли, что нужно в больницу, а не на кладбище.

Всем пациентам, у которых диагностирован рак, нужна помощь психолога?

Не обязательно. У кого-то достаточно собственных сил, чтобы адаптироваться. Но многим не хватает личных ресурсов, и тогда нужна профессиональная помощь. Когда человек находится в состоянии аффекта, в очень сильном стрессовом состоянии, достучаться до него не всегда получается. Чаще всего нарушается сон, присутствует постоянная тревога и страх, он сложно воспринимает информацию и элементарно не понимает того, что пытаются донести до него врачи. Это усложняет процесс коммуникации пациента и онколога. Больной может многократно задавать одни и те же вопросы, ничего не может запомнить. Психотерапевт, назначая необходимую фармакотерапию для коррекции психических расстройств, помогает стабилизировать эмоциональное состояние пациента. И тогда становится возможной продуктивная работа пациента с врачами, и восприимчивость к лечению основного заболевания повышается.


Чвилева Оксана Викторовна - заведующая отделением психотерапии ГБУ имени братьев Бахрушиных

Тяжелых и неизлечимых заболеваний много. Почему именно онкобольные попадают в группу риска по суицидам?


Фото: Сергей Красноухов / ТАСС

Работа традиционного и онкопсихотерапевта отличается?

В работе с разными группами пациентов есть свои особенности, конечно. Мы учитываем, на какой стадии лечения находится пациент, какое лечение по основному онкологическому диагнозу он принимает. Например, есть препараты, которые не рекомендуется назначать во время химиотерапии или гормонотерапии, есть нежелательные сочетания лекарств. И наоборот — есть препараты выбора в данной ситуации. Мы все это должны иметь в виду, учитывать возможные побочные эффекты.

То есть врач из традиционного психдиспансера, если к нему обратится онкопациент с депрессией, не справится?

Важно, чтобы психологическую помощь можно было получить по полису ОМС. И чтобы она была в структуре онкологической службы, где человек проходит лечение и постоянно наблюдается. То есть чтобы пациенту не надо было за этим куда-то идти, ехать на другой конец города, в специализированные учреждения, которые стигматизированы обществом.

Лечение онкологического заболевания многоступенчатое, пациент сталкивается с разными врачами, его передают из рук в руки, поэтому человеку важно, чтобы был хотя бы один специалист, который знает полностью его историю, сопровождает и поддерживает его на всех этапах лечения. И даже после терапии, на этапе регулярных обследований.


Фото: Shaun Best / Reuters

Допустим, пациенту врачи уже сказали, что перспектив остаться в живых у него нет. Не делаете ли вы хуже, когда будоражите его, стимулируя в нем какую-то надежду?

А по поводу того, когда уже пора сдаваться, вот одна история: в этом году в ноябре на последнем Всероссийском съезде онкопсихологов в Москве выступала жена писателя, у которого был диагностирован рак гортани. Врачи сказали, что перспективы не очень хорошие, и надежд мало. Но они боролись, проходили необходимое лечение. Жена как могла его поддерживала, не давала опустить руки. Сил выходить из дома у него не было, поэтому музыкальные и литературные вечера, танцы жена организовывала дома. Она предложила сделать подборку его стихов и выпустить книгу, что вдохновило ее мужа, они это осуществили. Вскоре они продолжили лечение в Израиле. В октябре этого года его врач-онколог сообщил, что терапия окончена, рака у него больше нет.

Обращаются ли к вам за помощью родственники пациентов?

Часто ли близкие предают? И почему?

Тут о частоте не скажешь. Если я назову какую-то цифру — она будет означать только то, сколько таких историй попадается мне. И на вопрос, почему это происходит, не смогу ответить. Взять, например, две семьи. На первый взгляд события, поступки там могут быть одинаковыми, но вызваны они совершенно разными вещами. Было бы заманчиво выдать всем памятку, где подробно расписано, почему в жизни такое случается, а заодно — инструкцию, как себя вести, чтобы быть счастливым. Если бы все можно было упростить, наша работа не была бы такой долгой и сложной. У каждого есть мотивы и причины того или иного поведения. И у каждого есть свои возможности изменить что-то и поменять траекторию своей жизни.


Городская клиническая больница имени братьев Бахрушиных

Читайте также: