Доктор пилюк причины онкологии

Я всегда смотрел на человека с позиции интегративной медицины. Я рассматриваю человека в целости с его духом, душой, каузальным, ментальным, астральным, эфирным и физическим телами, поэтому вижу связь между эмоциональным и физическим состоянием.

По просьбе человека, заболевшего раком, я посмотрел документальный фильм Тая Боллинджера "Правда о раке" и у меня "сложились пазлы" причин и механизма развития опухолевых заболеваний.

Суть в том, что в организме человека на всех уровнях множество механизмов для защиты от внутренних и внешних патогенных факторов. Любые отклонения в анализах - это реакция организма на подобные факторы. Поэтому лечение анализов – это огромная ошибка, ведущая медицину в тупик.

Важнейшей из проблем медицины является образование тромбов в сосудах. Для организма это является серьезнейшим фактором быстрой гибели, поэтому природа заложила множество механизмов для защиты от тромбов. Один из них - это стабилизация глюкозы в кровотоке.

Естественной защитой от гипергликемии (повышенного количества глюкозы в крови) является инсулин, который "загоняет" глюкозу в инсулинзависимые ткани.
Следующим этапом защиты от гипергликемии является рост микроорганизмов, поглощающих сахар и глюкозу.

Если человек находится в длительном стрессе высокой интенсивности (состоянии страха), то следующим этапом защиты от избытка глюкозы становится образование, которое называют опухоль.

Опухоль в десятки раз более интенсивно поглощает глюкозу, которая образуется в стрессовой ситуации под воздействием гормонов - глюкокортикоидов и катехоламинов. Данные гормоны стимулируют глюконеогенез (образование глюкозы из аминокислот, белков) и гликогенолиз (образование глюкозы из гликогена) в печени, вызывая гипергликемию.

Все последующие изменения, характерные раку идентичны стрессовой гипергликемии. Отличие только в том, что в крови у онкобольного "сахар" может быть в норме, так как опухоль постоянно его утилизирует.

В принципе, онкологические заболевания - это результат самоедства. Самоедством я называю процесс, при котором преобладает питание организма за счёт поглощения внутренних тканей над питанием из кишечника. Это переключение питания – закономерная реакция на стресс.

Сегодня большинство людей не осознают свои стрессы. Однако, неосознанные стрессы разрушают человеку жизнь и здоровье больше, чем то, что осознанно.
Любой негатив: раздражение, злоба, агрессия, обида, чувство мести, отправленные президенту, правительству, незнакомым людям, начальнику, коллеге по работе, родственникам разрушительно действует, в первую очередь, на источник этих эмоций и чувств. То есть на больного. Для исцеления от любого заболевания необходимо пройти через осознание себя и своей жизни. Необходимо полюбить себя и свой окружающий мир!

Видео на тему “Рак. Открытие доктора Пилюка” на моем ютуб-канале!

Один из лучших хирургов-онкологов России Андрей Павленко, скончавшийся от рака желудка, вёл блог, в котором рассказывал о своей борьбе с болезнью. На странице "ВКонтакте" размещены подкасты, в которых доктор размышляет о своей жизни и системе онкологической помощи в стране. "Клопс" послушал, о чём говорил врач.

"Надежда внутри меня теплилась"

"Доктор, я умру?" — это первый вопрос, который не следует задавать доктору, потому что все мы с вами рано или поздно когда-нибудь умрём. Доктор не сможет на него ответить или ответит так, как я сейчас сказал. Поэтому правильно следовало бы вопрос озвучивать таким образом: "Доктор, а почему мы начинаем лечение именно с химиотерапии?" — посоветовал Павленко.

Во время курсов химиотерапии, когда возможна лихорадка, онколог рекомендовал всегда находиться на оперативной связи со своим лечащим врачом.

"У меня началась фебрильная нейтропения — температура была 38,3. По рекомендации моего лечащего врача я начал принимать антибиотики. Лихорадка достигала температуры 39,2 градуса. У меня возникла мысль: "Может быть, в этом огне сгорит и часть опухолевых клеток? Возможно, это обывательская мысль, но такая надежда внутри меня теплилась", — признался Павленко.

Перед операцией

"В любом случае есть небольшой шанс, порядка двух-трёх процентов, на развитие каких-то нежелательных осложнений, которые могут привести к плохому исходу. Поэтому в настоящее время моя супруга знает все явки и пароли на моем компьютере, телефоне, знает коды на моих банковских карточках, где я откладывал определённую сумму. Это важно сделать, чтобы потом ни у кого не было никаких проблем", — посоветовал Андрей Павленко.

Накануне операции хирург-онколог проводил одну из своих дочерей в первый класс, а затем направился в больницу.

"Что я сейчас чувствую? Боюсь ли я? Нет, я не боюсь! Волнуюсь ли я? Да, лёгкое волнение — оно присутствует, я думаю, это нормальная ситуация. Когда я готовил своих больных к такому вмешательству, я говорил, что не должно быть паники. Волноваться можно, можно даже немного бояться, просто главное, чтобы не было панического состояния. Я точно знаю, что я сегодня буду спокойно спать, как и в предыдущие дни", — говорит врач.

Химиотерапия

"Никто не может сказать при общении со мной, что я себя как-то плохо чувствую. На самом деле я чувствую себя хуже, чем до химиотерапии. Это нормально, я молодой человек, я сильный и могу переносить это немного проще", — рассказывал доктор о своём состоянии.

Андрей Павленко говорил и о своих коллегах. "У них такие же надежды, такие же эмоции, доктор такой же человек", — напомнил врач.

"Недолго думая, перед началом введения капельницы я поставил на телефоне музыкальную композицию Let Mortal Kombat begin из одноимённого фильма моей юности. Тогда моя фантазия представила, как с каждой каплей в мою кровь поступают тысячи микроскопических воинов, которые устремились, круша на своём пути причину болезни, с твёрдой уверенностью убить все опухолевые клетки. Живо представив себе эту картину, улыбнулся", — рассказал Павленко.

О подготовке хирургов

Отдельный подкаст онколог посвятил подготовке квалифицированных кадров. Андрей размышлял о системе, о препятствиях, которые мешают готовить качественных хирургов. Павленко отметил юридические аспекты и системные проблемы.

"Система, конечно, виновата, и виновата сильно, потому что по большому счёту ничего не изменилось со времён Советского Союза в преподавании и в программе. Но кроме этого не изменилось и влияние государства на то, как мотивировать людей и учить. Должна быть соответствующая оплата, отбор кадров, не каждый способен стать ментором, это большая проблема Нет мотивации у молодых преподавателей доносить свои хорошие мысли, они, как правило, занимаются одним — как прокормить себя, как прокормить семью. Преподаватели не должны этим заниматься. Они (власти — ред.) должны понимать, что, преподавая в высшей медицинской школе, леча больных, врачи должны зарабатывать соответствующие образом", — высказал свою точку зрения хирург.

Андрей Павленко боролся с раком желудка с 2018 года. В воскресенье, 5 января, 41-летний врач Умер 41-летний онколог Андрей Павленко, который вёл блог о своей борьбе с раком

После смерти хирурга создан грант для журналистов и документалистов

Андрей Павленко написал пост, в котором попросил поддерживать его семью

5 января в Санкт- Петербурге умер Андрей Павленко – знаменитый хирург-онколог, у которого в марте 2018-го обнаружили рак желудка третьей стадии. Такой тяжелый диагноз для многих – в том числе и для самого Андрея Николаевича – стал полной неожиданностью: по его же собственным словам, он не входил ни в какие группы риска, вел здоровый образ жизни и правильно питался. Между тем, отмечают специалисты, случай это хоть и редкий, но, к сожалению, вовсе не уникальный.

- Рак – заболевание, которое, как правило, протекает бессимптомно, - рассказывает директор НИИ онкологии имени Петрова, главный внештатный онколог Северо-Западного федерального округа Алексей Беляев. – И когда проявляются какие-то признаки, речь идет уже обычно о третьей-четвертой стадии. Исключения, конечно, возможны: например, опухоль может появиться где-то в узком месте, и тогда человек сразу почувствует какой-то дискомфорт, препятствие. Но в большинстве случаев этого, к сожалению, не происходит, и болезнь остается скрытой.

Андрей Павленко никогда не терял бодрости духа. Даже понимаю всю тяжесть своего диагноза, он ухитрялся шутить и подбадривать родных. Фото: СОЦСЕТИ

Павленко невероятно ценили на работе. Когда из-за химиотерапии у него начали выпадать волосы, восемь его коллег побрились налысо в знак поддержки. Фото: СОЦСЕТИ

При этом, отмечает эксперт, если бы рак удалось выявить раньше – хотя бы за год, на первой-второй стадии заболевания, можно рассчитывать на излечение или существенно лучший прогноз. На третьей же стадии такая форма рака не оставляет человеку шансов – жизнь больного можно продлить, но спасти уже нельзя. И, ведя свой блог, общаясь с людьми, честно и правдиво рассказывая о течении своей болезни и сложностях, с ним связанных, Андрей Павленко прекрасно это понимал – не мог не понимать.

На момент смерти Андрею Павленко был всего 41 год. Фото: СОЦСЕТИ

Рак желудка - одно из самых распространенных онкологических заболеваний в России . У мужчин по частоте выявления он занимает третью строчку, у женщин – четвертую. При этом чаще всего у мужчин встречается рак легкого, а у женщин – рак молочных желез.

Посмертное обращение онколога Андрея Павленко.

СЛУШАЙТЕ ТАКЖЕ

ТЕМА ДНЯ в Петербурге. Массовое обследование на онкологию в России не возможно

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Врач, с марта 2018-го боровшийся с раком желудка, ушел из жизни в окружении семьи. У него осталось трое детей - две дочки и сын (подробности)

Проводить врача в последний путь пришли родные, коллеги, пациенты и те, кто не был знаком с ним лично (подробности)

Знаменитый хирург-онколог Андрей Павленко, который с 2018-го года борется с раком желудка, написал прощальное письмо

По словам мужчины, его внутренний враг оказался сильнее (подробности)

В СПбГУ учредят премию имени умершего онколога Андрея Павленко

Сам врач скончался от рака желудка 5 января 2020 года (подробности)

Опухоли головного мозга занимают по частоте второе место после лейкозов среди всех онкологических заболеваний у детей. Каждый год около 850 детей в России заболевают опухолью головного мозга. Лечение злокачественной опухоли продолжается не менее года, поэтому количество нуждающихся в помощи растет. Но в России все больше детей, победивших рак мозга, и помогает им в этом известный врач, доктор медицинских наук, профессор Российского Научного центра рентгенрадиологии Ольга Григорьевна Желудкова.

— Ольга Григорьевна, опухоль мозга — это болезнь нашей эпохи или она насчитывает столетия? Врачи знают, почему она возникает?

— Болезнь не связана ни с экологией, ни с правильным или неправильным питанием, и мы не можем сказать, сколько столетий насчитывает это заболевание.

Оно, к сожалению, возникает спорадически, внезапно, по неизвестной нам причине. Если говорить о причинах, то необходимо отметить, что есть небольшая группа больных, у которых имеются поломки в генах. Это больные с наследственными генетическими синдромами, при которых имеется высокий риск онкологических заболеваний, в том числе и опухолей головного мозга.

— Но складывается впечатление, что количество детей с таким диагнозом растет, и это вырисовывается просто в катастрофическую картину для России?

— Заболеваемость стабильная на все годы в мире, есть только ошибки диагностики или неправильный учет больных.

Например, существует показатель заболеваемости опухолями ЦНС у детей, он составляет 3,36 на 100 000 детского населения, и это неважно, где в США или в России. Известно, что показатель заболеваемости опухолями центральной нервной системы у детей зависит от географического расположения. В Северных районах он выше, чем на Юге, где показатель заболеваемости снижается. Цифра может быть меньше, если какой-то части больных не поставили диагнозы, и они умерли без диагноза.

— Получается, что опухоль мозга развивается, прогрессирует, однако больному не могут поставить диагноз?

— На самом деле опухоль головного мозга может протекать под маской другой болезни. Наиболее частые симптомы для опухолей головного мозга, такие как головная боль, рвота, наблюдаются при разнообразных заболеваниях, поэтому часто устанавливают неправильный диагноз. Особенно часто ставят диагноз менингита или гастроэнтерологического заболевания, и больной попадает в инфекционное или гастроэнтерологическое отделение, где лечат ошибочный диагноз длительно, что приводит к увеличению размеров опухоли и нарастанию неврологических симптомов.

У маленького ребенка, который еще ничего не говорит, до определенного времени симптомы заболевания отсутствуют и единственным проявлением болезни является увеличение окружности головы. Поэтому у маленьких пациентов диагноз часто устанавливают, когда опухоль достигает больших размеров, становясь труднодоступной для тотального удаления ее.

В настоящее время выживаемость при опухолях центральной нервной системы достигает 70 процентов, а при отдельных гистологических вариантах (герминоме) выживаемость составляет 95 процентов.

Летальные случаи у детей с опухолью ЦНС необходимо обязательно разбирать и анализировать. Мы врачи всегда настаиваем, чтобы все летальные случаи вскрывали для того, чтобы был установлен правильный диагноз. Однако не все родители согласны на вскрытие, поэтому какая-то часть опухолей мозга не диагностируется.

В результате, когда говорят, что увеличилось количество больных, это значит, что лучше стали диагностировать и все больные получают необходимое лечение.

— Правозащитники часто говорят, что, если человек заболевает в России раком, то он проходит "семь кругов ада". Это правда?

— Все зависит от региона проживания больного. В большинстве регионов РФ проводят программное лечение опухолей мозга у детей. Есть регионы, где проводят только хирургическое лечение, а дальше езжайте, куда хотите. Однако имеются регионы, где даже сложно провести полноценное обследование.

Я, как специалист в этой области, принимаю участие в организации лечения больного после хирургического лечения, консультирую пациентов, направляю на необходимые обследования и определяю программу лечения. Если нет возможности проводить лечение по месту жительства, пациент госпитализируется в один из Московских центров или в Санкт-Петербург, где занимаются лечением больных с такими заболеваниями.

В Москве — это НИИ нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко, Морозовская детская клиническая больница, Московский клинический научно-практический центр, Российский Научный центр рентгенрадиологии, ФНКЦДГОИ, НИИ детской онкологии РАМН, в Санкт-Петербурге — НИИ онкологии им. Петрова, 31 городская больница, Институт детской гематологии и трансплантологии им. Раисы Горбачевой.

Конечно, стандарта организации оказания лечебной помощи больным с различными формами онкологических заболеваний в нашей стране не существует.

Читайте также: Рак становится глобальной угрозой

В детстве еще эта проблема как-то решена, потому что детские онкологи взяли на себя лечение всех онкологических заболеваний. Если в Новосибирске прооперировали ребенка с опухолью головного мозга, а сам ребенок из Перми, нейрохирурги позвонили мне, обсудили программу лечения и пациент едет домой с планом терапии.

У нас есть кооперация онкологов, нейрохирургов, радиологов, и такой мультидисциплинарный подход позволяет осуществлять адекватное программное лечение опухолей ЦНС в самой сложной патологии.

Раньше хирург прооперировал и говорил: "Идите, облучайтесь", и было не принятно интересоваться, доходил туда пациент или не доходил. Сейчас мы — онкологи взяли на себя координацию лечения опухолей ЦНС, мы определяем план обследования и лечения, а также организуем адекватную терапию, кто-то из больных получает химиотерапию, кто-то лучевую терапию, кто-то наблюдается. То есть берем больного за ручку и ведем десять лет. У взрослых все сложнее.

— А почему вы пришли именно в область онкологии, с детьми ведь сложнее работать?

— Я с раннего детства хотела быть врачом, так как неоднократно лежала в больнице и на себе испытала отношение врачей. Хотелось изменить эту ситуацию. А профессию нейроонколога выбрала, потому что хотелось помогать детям, которые долгое время считались совершенно безнадежными. Работаю в этой области уже 20 лет.

Хочу сказать, что в последнее десятилетие ситуация кардинально изменилась. В лечении отдельных вариантов злокачественных опухолей головного мозга достигнуты прекрасные результаты. Заболевания, которые считались неизлечимыми, в настоящее время с успехом лечатся. Последние пять лет я испытываю больший энтузиазм в работе, ведь я, наконец, вижу положительные результаты.

Нельзя не сказать, что и отношения к этим безнадежным больным в обществе изменилось в целом. Огромную работу в этом направлении делают Благотворительные фонды. Фонд Константина Хабенского, с которым я активно сотрудничаю, как член экспертного совета, занимается оказанием помощи детям с опухолями головного мозга. Фонд помогает больным в организации обследования и лечения, в покупке медикаментов, в организации реабилитационных программ. Врачи и сотрудники фонда всячески поддерживают и объясняют тем семьям, с кем случилась эта беда, что ребенка с заболеванием головного мозга можно спасти. А ведь для многих семей это непосильная ноша, которая больно бьет и по бюджету, и по психологическому состоянию. Больному ребенку, которому срочно требуется лечение, дорога каждая минута, в таких ситуациях фонд помогает в первую очередь. Любая российская семья может туда обратиться.

— Теряете ли вы из виду детей, которые у вас вылечились, или как-то отслеживаете их судьбу? И скажите честно, вы, наверное, дико устаете от такой жизни?

— Мы стараемся наблюдать всех наших пациентов, никому не разрешаем пропадать, напоминаем, что необходимо вовремя приехать на обследование. Нам очень важно обследовать этих пациентов, потому что лечение может приводить к отдаленным побочным эффектам, которые также могут требовать лечения. Наша задача их вовремя выявить, и если пациент закончил лечение, он все равно требует наблюдение.

По поводу усталости, если бы у меня была возможность пережить жизнь заново, я думаю, что пошла бы по той же стезе. Вы не представляете, какое счастье, когда пациенты, уже подросшие, повзрослевшие, ко мне приходят, и я могу узнавать, как у них складывается жизнь. Это колоссальный импульс для работы! Многие дети даже забывают, что когда-то у них стоял диагноз смертельной болезни. А ведь чудес в онкологии не бывает, это все результаты самоотверженной работы российских врачей.

Встройте "Правду.Ру" в свой информационный поток, если хотите получать оперативные комментарии и новости:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен или в Яндекс.Чат

Добавьте "Правду.Ру" в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google

Также будем рады вам в наших сообществах во ВКонтакте, Фейсбуке, Твиттере, Одноклассниках.

— Пётр Михайлович, не могли бы вы рассказать, в чём заключается суть вашего метода?

— Есть вирусы, которые могут подавлять рак. Они обладают онколитическими свойствами. И они безвредны для здоровья человека. Этот способ лечения практически не даёт побочных эффектов. Возможно только кратковременное повышение температуры, что является положительным признаком, говорящим о том, что вирус в организме прижился и оказывает реакцию. Это легко снимается обычными жаропонижающими средствами.

— Когда метод станет широко применяться в практической медицине?

— Сейчас основная наша задача — сертифицировать те препараты, которые у нас есть. Эта работа поддерживается Минздравом и Минобрнауки. У нас есть несколько грантов, по которым мы испытываем эти препараты. Мы делаем новые варианты онколитических вирусов с усиленными свойствами. Скоро должны начаться доклинические испытания в институте имени Смородинцева в Санкт-Петербурге. Мы уже передали туда препараты. Врачи говорят, что на испытания уйдёт месяцев пять-шесть. Учитывая ситуацию с коронавирусом, я думаю, что в начале 2021 года испытания могут быть закончены и тогда мы уже сможем договариваться с клиниками о проведении клинических испытаний.

— Что собой представляет препарат, который должен пройти испытания?

— Препарат — это живой вирус, который выращивается на культурах клеток. Это лекарство нового типа, которого не нужно много. Важно, чтобы он попал в организме в те клетки, которые чувствительны к нему. А дальше он сам размножается. То есть лекарство само себя воспроизводит уже в том месте, где оно нужно. Это раствор, 100 млн вирусных частиц в 1 мл. Но самая большая проблема в этом лечении — это способ доставки вируса в опухоль, в случае с глиобластомой — в мозг, в ту область, где находится опухоль.

Если препарат ввести просто внутривенно, то очень небольшая часть вируса может попасть в опухоль. В кровотоке есть неспецифические факторы, которые этот вирус быстро инактивируют. Кроме того, в мозгу есть гематоэнцефалический барьер, который препятствует попаданию туда всяких нежелательных агентов, в том числе и вирусов. Поэтому вирусу очень трудно добраться до опухоли.

— Как вы смогли решить эту проблему?

Эти клетки, как торпеды, идут в очаги воспалений, где находится опухоль. Там вирус выходит из них и начинает убивать опухолевые клетки. Этот метод мы уже отработали на нескольких пациентах. Есть хорошие примеры, когда на МРТ или КТ видно, как опухоль уменьшается и исчезает. Но это происходит не у всех.

— Почему же одни и те же вирусы не справляются с одними и теми же видами опухолей?

— Дело в том, что каждый конкретный вирус нашей панели действует только на 15—20% пациентов. Остальные оказываются к вирусу устойчивы. Однако у нас есть много разных вирусов, и мы можем подобрать свой для любого пациента. Но для этого нужно иметь живые клетки пациента.

Сейчас мы разрабатываем такие тесты, которые могут по обычной биопсии быстро показать, к какому вирусу опухоль будет чувствительна. Это очень сложная работа. Возможно, в будущем специальные клинические лаборатории будут получать от пациентов все необходимые материалы и в режиме конвейера проводить тестирование, подбирать препараты и далее — лечение.

Но сейчас к нам обращаются те, кому уже никто не может помочь. Некоторые из них лечатся у нас по полгода и более. Если идёт стабилизация и видно, что опухоль не растёт, мы делаем перерыв до тех пор, пока рост не возобновится. Но есть случаи, когда рост не возобновляется. У нас есть пациент, который живёт уже четыре года, притом что шансов у него не было. Глиобластома — это смертельное заболевание, средняя продолжительность жизни с ним — 12—15 месяцев с момента постановки диагноза.

— Прежде всего должен сказать, что пока это экспериментальное лечение. Когда Макаров доложил об этом методе на совещании у президента, мне кажется, он не рассчитывал на то, что это вызовет такой резонанс. Сейчас меня буквально атакуют письмами десятки больных с просьбой помочь.

Мне кажется, что не стоило рассказывать про Заворотнюк. Я знаю, что родные Анастасии долгое время вообще не комментировали её состояние и не хотели, чтобы в прессе поднимали этот вопрос. Сам я Анастасию ни разу не видел. Ко мне обращались её близкие с просьбой о помощи. Я сказал, что мы могли бы на первом этапе протестировать её клетки.

Дело в том, что во время операции были забраны живые клетки опухоли и переданы в один из институтов, где их удалось вывести в культуру клеток, чтобы они делились в пробирке. Мы взяли их и протестировали на чувствительность к нашим онколитическим вирусам, которые мы рассматриваем как средство лечения глиобластомы. Обнаружилось, что из 30 вирусов 7—8 вполне подходящие. И на этом этапе мы остановились, потому что муж Анастасии Пётр Чернышов сказал, что сейчас ситуация более-менее спокойная, если будет крайняя необходимость, они к нам обратятся. Это всё, что касается Заворотнюк.

Но всё это мы делали и делаем в очень ограниченном масштабе. Сейчас, когда всё выплеснулось в СМИ, мы просто не справимся с таким валом пациентов.

— Можете ли вы прокомментировать связь между ЭКО и появлением глиобластомы? Есть такие исследования?

— Как я понимаю, этот вопрос опять поднят историей Заворотнюк. В данном случае у неё было ЭКО. Но это никак не говорит о том, что есть какая-то связь. Во-первых, ЭКО не так много делают и глиобластомы — это 1% всех опухолей. Глиобластома встречается не только у женщин. Я думаю, что никакой связи нет. Ведь как может воздействовать ЭКО? Повышается уровень половых гормонов. Но тех гормонов, которые достаточно физиологичные, и так всегда есть в организме. Они просто появляются в другое время и в другой дозе. И вряд ли могут оказать влияние именно на глиальные клетки, с тем чтобы они переродились.

— В мире ведутся подобные исследования по лечению глиобластомы? Что вам известно об этом?

— Мы не первые, кто проверяет вирусы на глиобластоме. Сейчас это очень горячая тема во всём мире. И разные вирусы тестируют для лечения разной онкологии во многих странах. Я знаю один случай, который начали лечить в 1996 году вирусом болезни Ньюкасла, это птичий вирус. И больной до сих пор живёт с глиобластомой. Это опубликованные данные. И есть ещё несколько случаев лечения с помощью рекомбинантных вирусов герпеса.

В прошлом году вышла нашумевшая работа о том, что 20% больных глиобластомой могут быть вылечены вакциной рекомбинантного вируса полиомиелита.

Но нейрохирурги — люди консервативные. Они ни за что не согласятся даже в порядке эксперимента проводить такие опыты на людях. Потому что они очень сильно рискуют, если будет осложнение. Поэтому мы должны дождаться доклинических испытаний, с тем чтобы потом убедить их опробовать схему с прямым введением вируса прямо в опухоль.

— А кто и когда впервые заметил действие вируса на раковые клетки?

— Ещё в начале ХХ века учёные заметили, что опухолевые клетки особенно хорошо размножают вирусы. После инфекционных вирусных заболеваний у некоторых больных при разных видах рака наблюдались ремиссии. И уже тогда возникла мысль о том, что в будущем можно будет лечить онкобольных с помощью вирусов.

В 1950-е годы в Америке проводились эксперименты по лечению рака безнадёжных больных с помощью патогенных вирусов. Считалось, что это меньшее зло по сравнению с самим раком. И тогда были получены положительные результаты. Но поскольку многие больные умирали от инфекционных заболеваний, возник очень большой резонанс. Врачи, которые начали это делать, дискредитировали всю эту область на долгие годы. Были введены дополнительные этические правила. Само упоминание о том, что вирусом можно лечить рак, стало табу.

В 1990-е годы уже стало понятно, как устроены вирусы, структура их генома. Учёные научились вносить изменения в геном вирусов, чтобы сделать их безвредными. И тогда во всём мире начался бум разработки препаратов на основе вирусов для лечения рака. Но тут новая беда. Этому стали сопротивляться фармацевтические компании. Потому что это совершенно другой способ лечения, который подрывает базу их благосостояния.

В начале 10-х годов нашего века многие небольшие компании разрабатывали препараты, которые потом проходили какие-то клинические испытания, были показаны какие-то многообещающие свойства. Но фармацевтические компании скупали эти разработки и практически прекращали деятельность этих небольших стартапов.

— Удалось ли кому-нибудь преодолеть фармацевтическое лобби и зарегистрировать препарат?

— Сейчас в мире зарегистрировано три препарата онколитических вирусов. Один препарат разрешён к использованию в США для лечения злокачественных меланом. Ещё один рекомбинантный аденовирус — в Китае, и один энтеровирус — в Латвии. Но, в общем-то, каждый из этих препаратов находит пока очень ограниченное применение, из-за того что все они действуют только на часть пациентов.

— Пётр Михайлович, а как давно вы ведёте свои исследования?

— Всю жизнь, ещё с 1970-х годов. Мне выпало такое время, когда мы вначале практически ничего не знали о вирусах. И по мере того, как мы что-то узнавали, мы вносили какой-то вклад в эту науку и сами учились. И я начинал как раз с вирусов. Потом переключился на проблему рака — фундаментальные механизмы деления клеток: как нормальная клетка превращается в рак. А потом снова вернулся в вирусологию.

Должен сказать, что и мои родители были вирусологами, они занимались противополиомиелитной кампанией. Моя мать в 1970-е годы изучала, как у детей образуются антитела к полиомиелитной вакцине, и она обнаружила, что у многих детей не образуются антитела. Оказалось, что в кишечнике у детей в это время шла бессимптомная инфекция другого безвредного энтеровируса. И он вызывал неспецифическую защиту от вируса полиомиелита. Поэтому вакцинный полиовирус не мог индуцировать антитела у этих детей. Эти безвредные вирусы были выделены из кишечника здоровых детей. И на их основе были созданы живые энтеровирусные вакцины, которые испытывались для того, чтобы предотвращать какие-то ещё неизвестные инфекции.

И вот мы решили возобновить тот подход, который был предложен моей мамой, когда используется панель энтеровирусов. Оказалось, что те больные, которые нечувствительны к одному вирусу, могут быть чувствительны к другому. Возникла идея подбора вируса под пациента. Мы разработали целую панель собственных вирусов, которые могут также обладать усиленными свойствами. Мы продолжаем эту разработку.

— Ваши вирусы могут побеждать рак. А есть вирусы, которые вызывают развитие опухоли?

— Да. Например, рак шейки матки в 95% случаев вызывается вирусом папилломы. Сейчас уже есть даже вакцины против онкогенных папилломовирусов 16—18-го серотипа, которые применяются для девочек, чтобы не заболевали раком шейки матки. Но это самый большой пример. У большинства видов рака сейчас можно полностью исключить вирусную природу.

— Вы используете естественные вирусы или конструируете их?

— У нас разные есть вирусы. Как я говорил, первая панель была выделена из кишечника здоровых детей. Это природные непатогенные вирусы, которые, кстати говоря, хорошо защищают детей от многих вирусных инфекций. Кроме того, мы делаем синтетические и рекомбинантные вирусы, когда мы вводим определённые изменения в их состав, которые усиливают их онколитические свойства.

— На планете есть ещё места, где может быть очень много вирусов, о которых мы ещё и понятия не имеем. Например, те, что живут в океанских глубинах. Как вы считаете, если вдруг кто-то возьмётся за изучение океана именно с точки зрения вирусов, там могут найтись полезные для вас?

— Да, и сейчас это тоже очень горячая тема. Когда разработали метод секвенирования геномов, ДНК, РНК, то возник соблазн: профильтровать сточные воды, океанические воды, из прудов, морей. Уже пробурили скважину в Антарктиде к древнему озеру, чтобы посмотреть, что там, выделить оттуда биологические компоненты и секвенировать их. И оказывается, что нас окружает огромное количество вирусов, которые абсолютно безвредны. И такое впечатление, что наше исходное представление о вирусах как о чём-то вредном и вызывающем только болезни неверно. Болезнетворный вирус — скорее исключение, чем правило.