Взгляд на лечение рака

Пусть читатели не сочтут это утверждение за издевательство или пустую болтовню. Да, сегодня онкология — это современная страшилка, то, чего и врагу не пожелаешь. И если и молятся о смерти "безболезненной, непостыдной, мирной", то как раз об этом. Но… что-то все-таки изменилось в нашем обществе, в сознании, в медицине. Поводы так считать есть.

Вот вам повод — болезнь известной исполнительницы Жанны Фриске:

ни она сама
ни ее семья
ни ее коллеги

не сочли нужным скрывать тяжкий недуг и поделились бедой практически со всем миром. И мир откликнулся.

67 миллионов рублей, собранных для лечения певицы, у некоторых вызвали раздражение. Ведь во многом эти деньги, как считали они, собраны лишь потому, что Жанна — человек публичный, медийный.

Да, и в этом есть доля правды. Но ведь она не только медийная личность, но и молодая мама, у которой может остаться сиротой маленький сын, если не оказать ей помощь. Семья просила помочь:

добрым словом
молитвой.

Ну, насчет молитвы — вопрос сложный: нас особо никто не учил молиться. Но откликаться на беду, проявить милосердие — этого не отнять. Разве это не повод для оптимизма?

Сколько стоит современное лечение?

Дорого. Очень дорого. Вообще, любые современные:

методики
лекарства
так называемые "расходные материалы"

везде, а не только в онкологии стоят просто баснословных денег. Про это можно говорить, если речь идет о:

современной детской кардиохирургии
ювенальной ревматологии
неврологии (инсульты, ДЦП)
травматологии
психиатрии.

А вот труд врача, наоборот, дешев. Если где-то и можно у нас "сэкономить", так это на хирурге. Вот так вот ценят у нас докторов.

Что касается Жанны Фриске, то продюсер певицы озвучил суммы:

105 тысяч долларов потребовалось для лечения в США
170 тысяч евро предстоит потратить в Германии.

И таких денег, видимо, не оказалось даже у семьи вполне успешной женщины, сделавшей себе карьеру.

Что же говорить о 99 процентах населения России, для которых даже десятки тысяч рублей, а не то, что долларов или евро, — запредельные суммы.

Так что поездка на спасительное лечение им не светит. Поэтому этот болезненный вопрос со сбором средств, наверное, надо было обставить так же, как сбор средств для остальных "очередников" Русфонда. Действовать деликатнее.

Наверное, люди пожертвовали бы и тогда, но не было бы ощущения вторичности: нашим детям отдадут то, что "останется" от средств, собранных для Жанны. Согласитесь, что здесь этический момент должен выходить в работе фонда на первое место.

Сообщалось также, что Жанна Фриске решила отказаться от хирургической операции, так как:

это оказалось слишком опасно для нее
и сосредоточилась на менее радикальных методах лечения.

"Мы прошли все московские специализированные больницы от НИИ нейрохирургии имени Н. Бурденко до Российского онкологического научного центра имени Н. Блохина. Никто не дает гарантий, что дочь не умрет в случае хирургического вмешательства.

Жанна отказалась от операции, и это ее решение. Сейчас она проходит курс химиотерапии в клинике Нью-Йорка, — сказал отец певицы. — В связи со сложным диагнозом и долговременным планом лечения денежные средства для оказания медицинской помощи практически исчерпаны".

Владимир Борисович попросил Русфонд оказать содействие в оплате медицинской помощи для его дочери. Как сообщили в Русфонде, миллионы рублей, собранные для лечения Жанны Фриске, помогут не только ей, но и тяжелобольным детям. Хотя, впрочем, и лечение "там" — конечно, только шанс, а не гарантия.

Вспоминается совсем недавний случай из редакционной жизни: молодой сотрудник редакции заболел:

был прооперирован
а потом отправлен (с материальной поддержкой редакции) на лечение в Израиль

К сожалению, форма заболевания была слишком злокачественная. В Израиле его заверяли, что:

его неправильно диагностировали
неправильно лечили
у них есть чудо-лекарство

Результат: потрачены миллионы рублей за очень короткое время (платить нужно буквально за все, плюс отсутствие родных людей, говорящих на русском). Его вскоре выписали и отправили по прежнему месту лечения. Денег у него уже не было. Вскоре он умер в 28 лет. О чем это говорит? Поездка за границу на лечение — совсем не панацея.

Надо заметить, недавно в СМИ прошла информация о взятках среди врачей Израиля, которые принимали на "чудо-излечение" пациентов из России. Возбуждены уголовные дела. Но сайты наши по-прежнему полны приглашений на лечение в Израиль. Стоит только заполнить анкету…

Мы поговорили с Давидом Георгиевичем Заридзе, профессором, директором НИИ канцерогенеза Российского онкологического научного центра, президентом Противоракового общества России.

— Как обстоят дела с излечением больных в России, с теми, кто никуда не уезжает и не может уехать на лечение?

— С одной стороны, появились какие-то ранее не доступные лекарства, с другой — из-за завышенной стоимости они обычным людям не по карману. Открываются:

диспансеры
институты
покупается техника

но новые стены и новые "железки" не решают проблемы.

Бывает, что приходит новейшее оборудование в центр и простаивает, потому что специалистов для работы на нем нет. В больших онкологических институтах и центрах, безусловно, работают ученые и специалисты международного уровня, но это не распространяется на всю страну.

А так должно быть везде. Например:

в Германии
в Франции
в Америке

хорошо лечат во всех городах. Там огромное количество современнейших онкоцентров. Никто не скажет, что в Вашингтоне или Нью-Йорке лечат хуже, чем в Хьюстоне или Атланте. А у нас даже в Москве в некоторых районных центрах и поликлиниках уровень уже значительно ниже, в регионах — тем более.

— А что со средствами? Ведь какие-то средства для лечения онкобольных выделяет государство?

— Совершенно немыслимые цены на противоопухолевые препараты, их обязательное медицинское страхование не оплачивает, хотя они должны быть доступны каждому гражданину России.

Когда к нам в онкологический центр поступает больной по обязательному медицинскому страхованию на него можно потратить… 150 тысяч рублей — это вообще абсолютная ерунда, это так мало!

Особенно если нужно проводить еще:

системную терапию
химиотерапию.

Это просто ни в какие ворота… Туда ничего не может уместиться! Если речь идет о химиотерапии, конечно, это проблема дороговизны — и она существует везде. Но у нас, во-первых, это сам больной поднять не может, потому что это многие десятки тысяч не рублей, а:

евро
или долларов.

Во-вторых, надо учитывать, что у наших граждан частных страховок практически нет, как есть в США. В европейских странах вообще все более цивильно:

страховки покрывают до 80 процентов расходов по лечению
остальное выплачивает сам больной.

У нас на больного приходится несоизмеримо больший процент. Это вторая проблема самая, в общем-то, болезненная. А идеологически грех говорить, что наши врачи не умеют лечить.

— То есть профессионализм наших врачей вполне позволяет вылечивать рак здесь, в России?

— Лечить мы умеем, и хирурги прекрасные, и образованные терапевты…

Но есть проблемы — значительные различия между центрами, городами большими и провинцией в квалификации врачей и общей образованности и т. д. Это надо подгонять. И, конечно, проблема неадекватного финансирования и лечения больных.

Запущенный рак поддается лечению

По мнению заведующего отделением биотерапии опухолей РОНЦ им. Н. Н. Блохина, члена научного комитета Европейской школы онкологов, председателя рабочей группы по меланоме Общества онкологов-химиотерапевтов профессора Льва Вадимовича Демидова, говорить о достижениях в области излечения рака в отдельно взятой стране вообще неправильно. Онкология — проблема мировая. И здесь уместнее говорить о достижениях человечества. И они есть.

"На сегодня рак не фатальная, а хроническая болезнь. Помимо этого ее можно вылечить. Второе достижение на ниве онкологии относится к лечению рака на тяжелых стадиях. И это возможно, так как появились знания о болезни, которыми мы до недавнего времени не располагали, например, знания о молекулярной природе рака.

Создаются таргетные средства, которые эффективны при лечении некоторых заболеваний. Это пока лекарства первого поколения! И они уже очень значительно продлевают жизнь человека.

Наконец, рассматривается проблема ответа иммунной системы: может ли человек вылечить сам себя? Может! В этом ему помогают лекарственные средства, которые в обычном понимании не являются противоопухолевыми, они просто воздействуют на иммунную систему.

И приблизительно у 20 процентов пациентов рак отступает… При этом продолжительность жизни больных увеличивается на пять-десять лет. Мы приходим к тому, что даже запущенные формы рака будут под контролем.

Но, конечно, бороться лучше всего на ранних стадиях, когда чисто хирургическое вмешательство (а не лекарственные средства) способно излечить человека", — сказал "Правде.Ру" Лев Вадимович Демидов.

Фонды нас поддержат… а государство?

На сегодня существует огромное количество фондов помощи больным. И это не только онкология, но и прочие тяжелейшие хронические заболевания:

ювенальный артрит
ДЦП
инсульты
муковисцидоз
гемофилия

Страданий от этих и других врожденных или приобретенных заболеваний много. Еще лет десять-пятнадцать назад не было и в помине такой широкой огласки, фонды были какой-то редкостью, сейчас, несмотря на все трудности, работа этих фондов, их участие в жизни тяжелобольных людей — это тоже повод для оптимизма.

Ну, а самый большой повод для радости появится, наверное, когда поедут лечиться не за границу, а оттуда к нам, в Россию. Но для этого финансовая поддержка государства в области здравоохранения должна быть вполне адекватной.

Ведь только с решением проблем на государственном уровне все чудеса современной науки станут, наконец, доступными.

Читайте также:

Встройте "Правду.Ру" в свой информационный поток, если хотите получать оперативные комментарии и новости:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен или в Яндекс.Чат

Добавьте "Правду.Ру" в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google

Также будем рады вам в наших сообществах во ВКонтакте, Фейсбуке, Твиттере, Одноклассниках.

Миф 1: заболеваемость растет быстрее, чем в других странах, и молодеет

Как на самом деле:

- Распространенность рака в России растет, как и во всем мире - в среднем на 2 - 3% в год, - рассказывает руководитель Национального медицинского исследовательского центра (НМИЦ) радиологии, главный онколог Минздрава России, академик РАН Андрей Каприн. - Во-первых, рост заболеваемости связан с увеличением продолжительности жизни. Уже точно известно, что в большей степени рак развивается у людей старшего возраста. Во-вторых, улучшается диагностика. Поэтому болезнь обнаруживают чаще. Но! Что важно, на более ранних стадиях, когда шансы на успешное лечение, как правило, высоки.

Если сравнивать Россию с другими странами, то, скажем, в Дании , государстве с хорошей экологией, заболеваемость на каждые 100 тысяч населения выше, чем у нас, на 100 человек. На самом деле это значит, что мы пока недовыявляем примерно 50 - 60 человек на 100 тысяч населения, поясняет эксперт.

Миф 2: рак заразен

Как на самом деле:

Не существует ни одного серьезного исследования, которое достоверно подтверждало бы инфекционную природу развития рака, подчеркивают ученые и врачи.

Миф 3: онкология - это приговор

Как на самом деле:

- Рак 1 - 2-й стадии хорошо лечится, некоторые виды опухолей излечиваются в 97% случаев. Поэтому, чем выше процент раннего выявления (именно на это нацелена сейчас диспансеризация. - Ред.), тем лучше результат, - говорит академик Каприн. - Говорить об излечиваемости онкозаболеваний ни в одной стране мира в полной мере нельзя. Рак - это острое состояние, которое мы должны перевести в хроническое заболевание.

Причем можно достичь ремиссии длиною в целую жизнь, подчеркивают эксперты.

Миф 4: простому человеку передовые технологии недоступны

Как на самом деле:

Государство принимает серьезные меры для повышения доступности и качества помощи онкобольным, отмечают эксперты. Установлены предельные сроки ожидания медпомощи. Выстраивается эффективная система онкопомощи (подробности см. в инфографике). С этого года дополнительные полномочия по контролю за качеством оказания медпомощи онкобольным получили страховые представители пациентов в системе ОМС. Значительно расширен список онкологической помощи по государственной гарантии.

Миф 5: за границей лечат лучше

Как на самом деле:

Лечение онкозаболеваний проводится по единым международным протоколам - как за рубежом, так и в России, поясняют эксперты. Наши онкоцентры не отстают

от ведущих медорганизаций мирового уровня - как по оснащению, так и по профессионализму врачей. В РФ выполняются уникальные операции, используются методики нового поколения.

Так, мы освоили сложный и в то же время малотравматичный метод лечения опухолей печени - радиоэмболизация эндоваскулярным доступом, которая применяется мало где в мире. Проведена успешная операция по брахитерапии при раке поджелудочной железы (зачастую в других странах это отказные случаи). В России делают аутотрансплантацию (то есть за счет собственных тканей пациента) многих органов, которые удаляют с опухолью. Людей возвращают к нормальной жизни после удаления гортани, пищевода, языка, глотки.

Важно, что все эти дорогостоящие операции, передовые методы лечения проводятся в рамках госгарантий, то есть для пациентов - бесплатно. С этого года, например, в список услуг по госгарантиям вошла протонная терапия. При этом больные и их родственники могут рассчитывать на контроль качества и помощь со стороны страховых компаний по ОМС.

— Пётр Михайлович, не могли бы вы рассказать, в чём заключается суть вашего метода?

— Есть вирусы, которые могут подавлять рак. Они обладают онколитическими свойствами. И они безвредны для здоровья человека. Этот способ лечения практически не даёт побочных эффектов. Возможно только кратковременное повышение температуры, что является положительным признаком, говорящим о том, что вирус в организме прижился и оказывает реакцию. Это легко снимается обычными жаропонижающими средствами.

— Когда метод станет широко применяться в практической медицине?

— Сейчас основная наша задача — сертифицировать те препараты, которые у нас есть. Эта работа поддерживается Минздравом и Минобрнауки. У нас есть несколько грантов, по которым мы испытываем эти препараты. Мы делаем новые варианты онколитических вирусов с усиленными свойствами. Скоро должны начаться доклинические испытания в институте имени Смородинцева в Санкт-Петербурге. Мы уже передали туда препараты. Врачи говорят, что на испытания уйдёт месяцев пять-шесть. Учитывая ситуацию с коронавирусом, я думаю, что в начале 2021 года испытания могут быть закончены и тогда мы уже сможем договариваться с клиниками о проведении клинических испытаний.

— Что собой представляет препарат, который должен пройти испытания?

— Препарат — это живой вирус, который выращивается на культурах клеток. Это лекарство нового типа, которого не нужно много. Важно, чтобы он попал в организме в те клетки, которые чувствительны к нему. А дальше он сам размножается. То есть лекарство само себя воспроизводит уже в том месте, где оно нужно. Это раствор, 100 млн вирусных частиц в 1 мл. Но самая большая проблема в этом лечении — это способ доставки вируса в опухоль, в случае с глиобластомой — в мозг, в ту область, где находится опухоль.

Если препарат ввести просто внутривенно, то очень небольшая часть вируса может попасть в опухоль. В кровотоке есть неспецифические факторы, которые этот вирус быстро инактивируют. Кроме того, в мозгу есть гематоэнцефалический барьер, который препятствует попаданию туда всяких нежелательных агентов, в том числе и вирусов. Поэтому вирусу очень трудно добраться до опухоли.

— Как вы смогли решить эту проблему?

Эти клетки, как торпеды, идут в очаги воспалений, где находится опухоль. Там вирус выходит из них и начинает убивать опухолевые клетки. Этот метод мы уже отработали на нескольких пациентах. Есть хорошие примеры, когда на МРТ или КТ видно, как опухоль уменьшается и исчезает. Но это происходит не у всех.

— Почему же одни и те же вирусы не справляются с одними и теми же видами опухолей?

— Дело в том, что каждый конкретный вирус нашей панели действует только на 15—20% пациентов. Остальные оказываются к вирусу устойчивы. Однако у нас есть много разных вирусов, и мы можем подобрать свой для любого пациента. Но для этого нужно иметь живые клетки пациента.

Сейчас мы разрабатываем такие тесты, которые могут по обычной биопсии быстро показать, к какому вирусу опухоль будет чувствительна. Это очень сложная работа. Возможно, в будущем специальные клинические лаборатории будут получать от пациентов все необходимые материалы и в режиме конвейера проводить тестирование, подбирать препараты и далее — лечение.

Но сейчас к нам обращаются те, кому уже никто не может помочь. Некоторые из них лечатся у нас по полгода и более. Если идёт стабилизация и видно, что опухоль не растёт, мы делаем перерыв до тех пор, пока рост не возобновится. Но есть случаи, когда рост не возобновляется. У нас есть пациент, который живёт уже четыре года, притом что шансов у него не было. Глиобластома — это смертельное заболевание, средняя продолжительность жизни с ним — 12—15 месяцев с момента постановки диагноза.

— Прежде всего должен сказать, что пока это экспериментальное лечение. Когда Макаров доложил об этом методе на совещании у президента, мне кажется, он не рассчитывал на то, что это вызовет такой резонанс. Сейчас меня буквально атакуют письмами десятки больных с просьбой помочь.

Мне кажется, что не стоило рассказывать про Заворотнюк. Я знаю, что родные Анастасии долгое время вообще не комментировали её состояние и не хотели, чтобы в прессе поднимали этот вопрос. Сам я Анастасию ни разу не видел. Ко мне обращались её близкие с просьбой о помощи. Я сказал, что мы могли бы на первом этапе протестировать её клетки.

Дело в том, что во время операции были забраны живые клетки опухоли и переданы в один из институтов, где их удалось вывести в культуру клеток, чтобы они делились в пробирке. Мы взяли их и протестировали на чувствительность к нашим онколитическим вирусам, которые мы рассматриваем как средство лечения глиобластомы. Обнаружилось, что из 30 вирусов 7—8 вполне подходящие. И на этом этапе мы остановились, потому что муж Анастасии Пётр Чернышов сказал, что сейчас ситуация более-менее спокойная, если будет крайняя необходимость, они к нам обратятся. Это всё, что касается Заворотнюк.

Но всё это мы делали и делаем в очень ограниченном масштабе. Сейчас, когда всё выплеснулось в СМИ, мы просто не справимся с таким валом пациентов.

— Можете ли вы прокомментировать связь между ЭКО и появлением глиобластомы? Есть такие исследования?

— Как я понимаю, этот вопрос опять поднят историей Заворотнюк. В данном случае у неё было ЭКО. Но это никак не говорит о том, что есть какая-то связь. Во-первых, ЭКО не так много делают и глиобластомы — это 1% всех опухолей. Глиобластома встречается не только у женщин. Я думаю, что никакой связи нет. Ведь как может воздействовать ЭКО? Повышается уровень половых гормонов. Но тех гормонов, которые достаточно физиологичные, и так всегда есть в организме. Они просто появляются в другое время и в другой дозе. И вряд ли могут оказать влияние именно на глиальные клетки, с тем чтобы они переродились.

— В мире ведутся подобные исследования по лечению глиобластомы? Что вам известно об этом?

— Мы не первые, кто проверяет вирусы на глиобластоме. Сейчас это очень горячая тема во всём мире. И разные вирусы тестируют для лечения разной онкологии во многих странах. Я знаю один случай, который начали лечить в 1996 году вирусом болезни Ньюкасла, это птичий вирус. И больной до сих пор живёт с глиобластомой. Это опубликованные данные. И есть ещё несколько случаев лечения с помощью рекомбинантных вирусов герпеса.

В прошлом году вышла нашумевшая работа о том, что 20% больных глиобластомой могут быть вылечены вакциной рекомбинантного вируса полиомиелита.

Но нейрохирурги — люди консервативные. Они ни за что не согласятся даже в порядке эксперимента проводить такие опыты на людях. Потому что они очень сильно рискуют, если будет осложнение. Поэтому мы должны дождаться доклинических испытаний, с тем чтобы потом убедить их опробовать схему с прямым введением вируса прямо в опухоль.

— А кто и когда впервые заметил действие вируса на раковые клетки?

— Ещё в начале ХХ века учёные заметили, что опухолевые клетки особенно хорошо размножают вирусы. После инфекционных вирусных заболеваний у некоторых больных при разных видах рака наблюдались ремиссии. И уже тогда возникла мысль о том, что в будущем можно будет лечить онкобольных с помощью вирусов.

В 1950-е годы в Америке проводились эксперименты по лечению рака безнадёжных больных с помощью патогенных вирусов. Считалось, что это меньшее зло по сравнению с самим раком. И тогда были получены положительные результаты. Но поскольку многие больные умирали от инфекционных заболеваний, возник очень большой резонанс. Врачи, которые начали это делать, дискредитировали всю эту область на долгие годы. Были введены дополнительные этические правила. Само упоминание о том, что вирусом можно лечить рак, стало табу.

В 1990-е годы уже стало понятно, как устроены вирусы, структура их генома. Учёные научились вносить изменения в геном вирусов, чтобы сделать их безвредными. И тогда во всём мире начался бум разработки препаратов на основе вирусов для лечения рака. Но тут новая беда. Этому стали сопротивляться фармацевтические компании. Потому что это совершенно другой способ лечения, который подрывает базу их благосостояния.

В начале 10-х годов нашего века многие небольшие компании разрабатывали препараты, которые потом проходили какие-то клинические испытания, были показаны какие-то многообещающие свойства. Но фармацевтические компании скупали эти разработки и практически прекращали деятельность этих небольших стартапов.

— Удалось ли кому-нибудь преодолеть фармацевтическое лобби и зарегистрировать препарат?

— Сейчас в мире зарегистрировано три препарата онколитических вирусов. Один препарат разрешён к использованию в США для лечения злокачественных меланом. Ещё один рекомбинантный аденовирус — в Китае, и один энтеровирус — в Латвии. Но, в общем-то, каждый из этих препаратов находит пока очень ограниченное применение, из-за того что все они действуют только на часть пациентов.

— Пётр Михайлович, а как давно вы ведёте свои исследования?

— Всю жизнь, ещё с 1970-х годов. Мне выпало такое время, когда мы вначале практически ничего не знали о вирусах. И по мере того, как мы что-то узнавали, мы вносили какой-то вклад в эту науку и сами учились. И я начинал как раз с вирусов. Потом переключился на проблему рака — фундаментальные механизмы деления клеток: как нормальная клетка превращается в рак. А потом снова вернулся в вирусологию.

Должен сказать, что и мои родители были вирусологами, они занимались противополиомиелитной кампанией. Моя мать в 1970-е годы изучала, как у детей образуются антитела к полиомиелитной вакцине, и она обнаружила, что у многих детей не образуются антитела. Оказалось, что в кишечнике у детей в это время шла бессимптомная инфекция другого безвредного энтеровируса. И он вызывал неспецифическую защиту от вируса полиомиелита. Поэтому вакцинный полиовирус не мог индуцировать антитела у этих детей. Эти безвредные вирусы были выделены из кишечника здоровых детей. И на их основе были созданы живые энтеровирусные вакцины, которые испытывались для того, чтобы предотвращать какие-то ещё неизвестные инфекции.

И вот мы решили возобновить тот подход, который был предложен моей мамой, когда используется панель энтеровирусов. Оказалось, что те больные, которые нечувствительны к одному вирусу, могут быть чувствительны к другому. Возникла идея подбора вируса под пациента. Мы разработали целую панель собственных вирусов, которые могут также обладать усиленными свойствами. Мы продолжаем эту разработку.

— Ваши вирусы могут побеждать рак. А есть вирусы, которые вызывают развитие опухоли?

— Да. Например, рак шейки матки в 95% случаев вызывается вирусом папилломы. Сейчас уже есть даже вакцины против онкогенных папилломовирусов 16—18-го серотипа, которые применяются для девочек, чтобы не заболевали раком шейки матки. Но это самый большой пример. У большинства видов рака сейчас можно полностью исключить вирусную природу.

— Вы используете естественные вирусы или конструируете их?

— У нас разные есть вирусы. Как я говорил, первая панель была выделена из кишечника здоровых детей. Это природные непатогенные вирусы, которые, кстати говоря, хорошо защищают детей от многих вирусных инфекций. Кроме того, мы делаем синтетические и рекомбинантные вирусы, когда мы вводим определённые изменения в их состав, которые усиливают их онколитические свойства.

— На планете есть ещё места, где может быть очень много вирусов, о которых мы ещё и понятия не имеем. Например, те, что живут в океанских глубинах. Как вы считаете, если вдруг кто-то возьмётся за изучение океана именно с точки зрения вирусов, там могут найтись полезные для вас?

— Да, и сейчас это тоже очень горячая тема. Когда разработали метод секвенирования геномов, ДНК, РНК, то возник соблазн: профильтровать сточные воды, океанические воды, из прудов, морей. Уже пробурили скважину в Антарктиде к древнему озеру, чтобы посмотреть, что там, выделить оттуда биологические компоненты и секвенировать их. И оказывается, что нас окружает огромное количество вирусов, которые абсолютно безвредны. И такое впечатление, что наше исходное представление о вирусах как о чём-то вредном и вызывающем только болезни неверно. Болезнетворный вирус — скорее исключение, чем правило.

Согласно опросу Левада-центра, 52% респондентов из разных частей России доверяют народной медицине. Недавнее американское исследование среди пациентов с онкозаболеваниями показало, что около трети участников лечили рак с помощью неофициальной медицины.

В конце февраля в Instagram появился коллаж, который очень возмутил врачебное сообщество. Авторы картинки сравнивали двух людей — дальнобойщика Владимира Лузая и хирурга-онколога Андрея Павленко. Обоим диагностировали рак. Однако Лузай якобы лечился содой и выздоровел, а Павленко — официальными методами лечения, которые его не спасли.

Картинка была опубликована в сообществе MedAlternativa.info. Создатели проекта выступают за отказ от официальных методов лечения рака, аутоиммунных и других болезней, против вакцинации, а также предлагают консультации и собственные схемы лечения.

Пост с картинкой-сравнением позже удалили из-за жалоб, а авторы заявили, что представляют информацию для ознакомления и ни за что ответственности не несут.

Максим Черных, хирург-онколог, клинический ординатор онкологического отделения СПбГУ Клиники высоких медицинских технологий им. Н.И. Пирогова, считает, что картинка формирует ложный взгляд на лечение рака. На ней изображены два человека с онкологическими заболеваниями. Почему их нельзя сравнивать?

У каждого пациента своя биология опухоли — ее злокачественный потенциал. Например, есть два человека с раком сигмовидной кишки. У одного опухоль находится только в кишке, постепенно врастая в соседние органы, но при этом не дает метастазов. Это третья стадия. У другого пациента тоже опухоль сигмовидной кишки, но маленькая — несколько сантиметров, которая, однако, уже проникла в лимфоузлы. Это тоже третья стадия. Прогноз у этих двух человек будет разный. Мы с большей вероятностью ожидаем найти новые опухолевые очаги в других органах у второго пациента, — поясняет Максим Черных.

Разделение заболевания на стадии долго было одним из главных маркеров развития опухолевого процесса. По словам Максима Черных, появляется все больше данных о том, что стадия отражает не всю картину болезни.

Врачи выясняют, что есть и другие факторы, которые влияют на прогноз заболевания и ответ опухоли на лечение. Например, в предыдущих классификациях при раке молочной железы на стадию влияли размер опухоли, поражение лимфоузлов и наличие отдаленных метастазов. Сейчас, кроме этого, учитывают еще и рецепторный статус опухоли. Прогноз при раке молочной железы, который не чувствителен ни к эстрогену, ни к прогестерону, хуже, — добавляет хирург-онколог.

При этом речь идет об опухолях одной локализации. А на картинке люди с опухолями разных органов — поджелудочной железы и желудка.

В группу Фонда профилактики рака в социальных сетях часто приходят сообщения о разных альтернативных методах лечения: от вопросов до доводов в защиту очередного прорывного способа вылечить рак, как правило, испытанного на опыте кого-то из родных.

Почему онкопациенты склонны искать альтернативу? По словам Ольги Гольдман, таким образом люди пытаются вернуть контроль над своей жизнью.

Человек начинает торговаться с судьбой: брошу курить — выздоровлю, поставлю свечку в церкви — и мне станет лучше. Это одна из стадий принятия сложной ситуации. На этой стадии человек готов отдать любые деньги, лишь бы выздороветь. И в этот момент появляются люди, готовые эти деньги взять, — комментирует Ольга.

Кроме того, люди обращаются к альтернативной медицине, потому что не доверяют врачам и медицине в целом.

В советской медицинской парадигме, которая сегодня еще сильна, пациент не имеет права выбора: все решает врач, а больной безмолвно подчиняется. Бывает, что человек лучше уедет за 100 километров в деревню лечиться у знахаря, чем пойдет к врачу, потому что ему страшно. Значит, надо сделать так, чтобы пациент не боялся приема врача, не ждал месяц консультации, а затем — талончика в регистратуре, — считает Ольга.

Антонине Масловской 41 год. Семь лет назад у нее диагностировали рак. Антонина лечилась, наступала ремиссия, но заболевание всякий раз возвращалось. В 2017 году женщина решила попробовать другие способы лечения и обратилась к представителям MedAlternativa.info:

Сервис у них внушает доверие: есть администратор, консультанты. Меня обещали соединить с их идейным вдохновителем. Для этого нужно было заплатить 12 с лишним тысяч рублей, подписать и выслать анкету. Потом они составляют протокол лечения. Оно состоит, например, из капельниц с содой. Ты либо прокапываешься дома самостоятельно, либо приезжаешь к ним в клинику в Казахстане. Стоило такое лечение 700 тысяч рублей.

Однако получить консультацию Антонине так и не удалось.

Я стала задавать вопросы: какое у них образование, что будет, если начнется обострение или состояние ухудшится. Какие вопросы вы бы задавали, если бы вам предложили закапать соду через вену? В итоге мне написали, что я слишком близка к официальной медицине и их методы мне не подойдут. Иными словами, я оказалась не достаточно управляемой, — заключает Антонина.

Отказ от официальных методов лечения и использование вместо них альтернативной терапии увеличивает риск умереть от рака. Однако стоит разделять альтернативные и комплементарные способы лечения. В первом случае подход такой: откажись от одного и делай другое. Комплементарная же медицина — добавление к официальному лечению. По словам Ольги Гольдман, в комплементарных методах нет ничего плохого, если лечащий врач в курсе и пациент не бросает основное лечение. Речь идет, например, об облегчении симптомов комплементарными способами: выпить какой-нибудь отвар горного одуванчика для избавления от тошноты после химиотерапии (это не руководство к действию).

Возможно, какие-то из этих методов действительно работают, а какие-то основаны на эффекте плацебо. Если человек думает, что ему стало лучше, не надо пытаться это измерить линейкой. Проблема только в том, что комплементарные методы лечения всегда должны сочетаться с прописанным врачом курсом, потому важно их согласовывать.

American Cancer Society приводит список комплементарных методов, которые могут облегчить состояние при онкозаболеваниях. Например, массаж может снизить тревожность и болевые ощущения. Однако перед тем, как применять любой из комплементарных методов, стоит проконсультироваться с врачом.

Что делать, если близкий человек хочет лечиться альтернативными способами?

Ольга Гольдман советует позвонить на горячую линию помощи онкобольным 8-800-100-0191 и обсудить этот вопрос с психологом:

Причин, почему онкопациент это делает, может быть очень много. Скорее всего, это будет связано с тем, что происходит в семье, какой предыдущий опыт был у человека, как он с ним раньше справлялся. Мы отталкиваемся от того, чего хочет сам человек, уважаем его выбор. Наша задача — убедиться, что этот выбор осознанный, не базируется на недостоверных данных или предрассудках. Мы стремимся разобраться вместе с человеком, почему он принял такое решение.

Важность диалога подчеркивает и Сергей Старцев, социолог Высшей школы экономики, который изучает, почему люди с онкологическими заболеваниями обращаются к альтернативным методам лечения.

Как только речь заходит об альтернативе, все в основном ее критикуют и осуждают. Обобщают таких людей в отдельную группу, которая находится в оппозиции к официальной медицине. Важно, на мой взгляд, попытаться их понять. Многие люди также верят в ненаучные методы лечения, например, в пустырник, или в приметы — вешают подкову над входом, но в более радикальных вещах придерживаются официальной медицины, однако никак это не рефлексируют, — заключает Сергей.

Читайте также: