В сколково изобрели лекарство от рака

Резидентом кластера биомедицинских технологий Фонда "Сколково" - компанией "СЛ Онколоджи" - и американским стартапом "КьюрЛаб Онколоджи, Инк." (CureLab Oncology, Inc, Boston) была испытана новая терапевтическая противораковая ДНК-вакцина.

Клинические испытания проводились на 27 взрослых неизлечимо больных пациентах, заболевание которых активно прогрессировало.

Крупнейший международный журнал по онкологии Oncotarget опубликовал препринт исследования, где описаны результаты фазы I/IIa клинических испытаний. Медики получили обнадеживающие доказательства клинических преимуществ препарата. Команда "КьюрЛаб Онколоджи" выявила, что лекарство активизирует иммунную систему. Большинство противораковых препаратов, стимулирующих иммунную систему, показывают очень высокий уровень токсичности. В ходе тестирования новой разработки не наблюдалось существенных побочных эффектов. Уровень дискомфорта, появившийся у пациентов, был характерным для хорошо переносимых инъекционных препаратов.

Проектный менеджер кластера биологических и медицинских технологий Фонда "Сколково" Вера Рыбко рассказала, что проект удивляет своей кажущейся простотой: "Это введение "голой" ДНК в организм пациента. Многие конкурентные решения используют дополнительные средства таргетной доставки непосредственно в опухоли или клетки иммунной системы. Тем не менее результаты, полученные на данный момент, вселяют оптимизм как в части безопасности и переносимости препарата, так и в клиническом ответе опухолей на проводимое лечение. Мы надеемся, что команда "КьюрЛаб Онколоджи" и резидента кластера БМТ "СЛ Онколоджи" доведет свою разработку до регистрации не только в РФ, но и в мире, и готовы поддерживать их на этом нелегком пути".

Специалисты объяснили, что разработанная вакцина - это плазмида, или круговая ДНА, кодирующая белок p62-SQSTM1, который является ключевым компонентом механизма аутофагии. Он находится внутри клетки и отвечает за "порядок". В 2016 году за открытие аутофагии присуждена Нобелевская премия. ДНК-вакцина изобретена в американском Бостоне и впоследствии протестирована на мышах и собаках в США, Италии, России и на Украине. Затем с помощью Фонда "Сколково" и программы "Фарма-2020" российская компания "СЛ Онколоджи" получила эксклюзивную лицензию для Российской Федерации, где проходила первая фраза испытаний. Следующие этапы испытаний планируется провести в Америке, Европе, Израиле и России.

Основатель "КьюрЛаб Онколоджи", профессор, изобретатель вакцины Александр Шнайдер рассказал: "Основываясь на полученных результатах, мы планируем сосредоточить фазу IIb/III клинических испытаний на раке яичников и раке груди. В соответствии с руководством по проведению клинических испытаний, во время фазы I мы должны были применить вакцины самостоятельно (не в сочетании с другими препаратами). Подобная схема принятия лекарств должна была привести к худшим результатам, поскольку на практике врачи обычно комбинируют препараты, дополняя и усиливая их действие. Несмотря на это, даже при самостоятельном применении вакцина остановила прогрессирование рака яичников у четырех женщин из шести и прогрессирование рака груди у четырех из восьми на период от двух до шести месяцев".

ДНК-вакцина может стать первым препаратом, который восстанавливает чувствительность опухоли к химиотерапии. В следующей фазе клинических испытаний - IIb/III - исследователи планируют применить ее в комбинации с радиационной терапией и химиотерапией.

"Мы рады продолжить наше международное исследование. В то время, когда безответственные политики и корыстные группы влияния разделяют страны и народы, наука и медицина должны объединить нас", - заявил Александр Шнайдер.

В 2018 году медики в России выявляли в среднем по 47 000 новых случаев онкологических заболеваний ежемесячно — таковы данные Минздрава, с января по август обнаружено 379 351 новых случаев злокачественных опухолей.

В последние годы данный показатель стабильно рос: если в 2012 году в РФ было зафиксировано около 526 тысяч заболевших раком, то по итогам 2017 года эта цифра составила уже свыше 617 тысяч человек.

Федеральное агентство новостей обратилось в Министерство здравоохранения РФ и в ведущий профильный исследовательский центр, НМИЦ радиологии, с вопросом: когда рак в России перестанет быть непобедимой болезнью? В ответ Минздрав и ученые рассказали о передовых технологиях лечения рака в нашей стране, однако точных дат эксперты не назвали.

Дело в том, что медицина за последнее время изучила десятки тысяч разновидностей злокачественных опухолей. У каждой — своя локализация, сценарии лечения и прогнозы выживаемости — и найти рецепт или изобрести вакцину от всего сразу невозможно. Но ответы все равно получились обнадеживающими. По некоторым из видов рака доля прошедших успешное лечение и вернувшихся к обычной жизни пациентов уже сейчас составляет 99,6%.

Еще пару десятилетий назад в лечении онкологических заболеваний все было относительно просто. Врачи различали виды рака только по органам, в которых он образовался, — например, лечили рак поджелудочной железы, не вдаваясь в подробности, какой вид мутации клеток в какой части органа вызвал опухолевый процесс. Весь спектр способов терапии чаще всего сводился к двум основным: химиотерапии и операции по удалению органа или его части.

Сегодня стало намного легче запутаться: тысячи видов рака, десятки методов воздействия на неправильные клетки, вплоть до редактирования генетического кода, — плюс еще большее количество комбинаций различных технологий, персонифицированных под каждого отдельный случай.

Впрочем, показатель общего числа смертей от рака при этом пока заметно не изменился. Если в 2012 году на 100 тысяч населения России приходился 201 случай смерти от онкологических заболеваний, то в прошлом году он составил в среднем 197,7 летальных исходов на то же число россиян. Получается, что медикам все чаще удается продлевать жизнь больным на несколько лет, но доля полностью выздоровевших пациентов пока ощутимо не выросла.

Протонный ускоритель, гамма-нож и лечение светом

Специалисты не исключают, что в ближайшее время удастся изменить показатели выживаемости и смертности при онкологических заболеваниях. Ведь с учетом современных темпов развития технологий, российская медицина образца января 2018 года уже серьезно отличается даже от нынешнего положения дел.

Важнейшим событием этого года в Минздраве РФ считают открытие в Обнинске Центра высокоточной радиологии Gamma Clinic.

Кроме того, Андрей Каприн отмечает еще одно достижение специалистов на базе Медицинского радиологического центра им. А.Ф. Цыба в Обнинске: там начали применять протонный ускоритель для воздействия на раковые клетки.

Еще одним значимым событием профессор называет начало производства отечественных радиоизотопов на базе одной из разновидностей йода. За эту работу коллектив ученых из НМИЦ радиологии и Физико-энергетического института им. Лейпуновского был удостоен премии правительства РФ в области науки и техники.

Сегодня метод брахитерапии, в котором используются радиоактивные фармпрепараты, применяют на целом ряде злокачественных новообразований: предстательной железы, матки, молочной железы, печени. Впервые в России он начал использоваться и при раке поджелудочной железы.

Кроме того, по словам медика, с помощью протонного ускорителя в России все чаще лечат опухоли головного мозга, легких и молочных желез. Активно развиваются комбинированные и комплексные методы лечения с использованием методик ядерной медицины: это адронная, протонная, нейтронная, радионуклидная терапии.

Российская система здравоохранения берет на вооружение и все последние достижения мировой науки. Одним из по-настоящему прорывных направлений в этой области является таргетная терапия, в том числе с использованием иммунных препаратов.

По мнению Андрея Каприна, проблемы онкозаболеваний нужно решать, объединяя усилия нескольких разнопрофильных специалистов и структур.

Совместно с учеными ИМЕТ РАН и МГУ в НМИЦ радиологии учатся восстанавливать вырезанные вместе с опухолью части органов и тканей, заново отпечатывая на 3D-принтере трехмерные импланты нужных параметров из биоматериалов и насыщая их необходимыми препаратами для лечения и восстановления утраченных функций.

На вопрос о том, когда будет найдено универсальное оружие для победы над раком, все специалисты единогласно отвечают: это невозможно.

Впрочем, по словам представителей ведомства и самих медиков, отсутствие универсального оружия еще не означает, что враг непобедим.

К слову, упомянутая медиком программа предполагает переоснащение около ста региональных учреждений в России для помощи онкобольным, формирование сети протонных центров для развития ядерной медицины, кластеров по подготовке радиохимиков, медицинских физиков, радиофизиков, амбулаторных онкологических служб на межрайонном и межмуниципальном уровнях.

Наиболее перспективной стратегией, по мнению специалистов Минздрава РФ, станет соединение различных подходов к лечению: от таргетной терапии до радиолучевого воздействия, а также персонализация лечения — выявление наиболее эффективных методов воздействия для каждого отдельного пациента.

Если с вектором движения и даже первыми успехами на этом пути в целом уже понятно, то с ответом на вопрос, когда рак больше не будет приговором, все сложнее. Впрочем, и здесь есть ориентиры, которые Министерство здравоохранения обозначило в своем ответе ФАН.

Есть шанс, что статистика следующих пяти лет будет заметно отличаться от нынешней в лучшую сторону. С точки зрения современного развития технологий, 2019 год может ознаменоваться переходом к новой эре оказания медицинской помощи онкобольным: каждый месяц практикующие врачи, ученые, фармацевты, инновационные предприниматели всего мира делают пусть незначительный, но шаг вперед к одной общей цели — победе человечества над раком.

Краткое содержание:

• MuTaTo
• Мнение специалистов
• Выводы
• Обсуждение

Многих интересуют разработки в области онкологии, существует сотни статей и мнений в данной области. Ежегодно появляются статьи о том, что найдено лекарство от рака и мы победили эту болезнь. К примеру:

В январе 2019 года было заявлено о том, что найдено лекарство от рака. А именно Илан Морад, руководитель израильской компании Accelerated Evolution Biotechnologies Ltd. (AEBi), заявил, что через год добьется полного излечения рака. Новость стремительно разлетелась, попав во многие крупные СМИ. Что с лекарством и когда она будет?

Вот об этом и поговорим.

MuTaTo

MuTaTo - это технология многоцелевых токсинов. Ученые обещают, что лекарство станет эффективнее тех, которые применяются при ВИЧ. Технология разрабатывается биотехнологической компанией Accelerated Evolution Biotechnologies Ltd.

Ученые из Израиля сообщили, что в течение 2019 года доработают свое средство от онкозаболеваний. Они заявляют, что лекарство будет недорогим, без негативных эффектов. Его действие начнется уже с первого раза использования.

Ученые синтезируют пептиды с помощью метода фагового дисплея. С него в прошлом году Грегори Винтер и Джордж Смит получили Нобелевскую премию. Ученые, получившие награду, использовали антитела вместо пептидов. Они указывали, что метод применим для борьбы с раком. Израильские ученые подтвердили это.

Патент: WO2007010525-СПОСОБЫ И КОМПОЗИЦИИ ДЛЯ ИДЕНТИФИКАЦИИ ПЕПТИДА, ИМЕЮЩЕГО МЕЖМОЛЕКУЛЯРНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ C ПРЕДСТАВЛЯЮЩЕЙ ИНТЕРЕС МИШЕНЬЮ

Мнение специалистов

Доктор медицинских наук Лен Лихтенфелд заявил, что исследованиям не хватает рецензий других научных специалистов. Кроме этого, они базируются на экспериментах с грызунами. Практика показывает, что путь от успешных опытов с мышами до создания реального препарата может быть крайне долгим и тернистым.

По мнению Джона Ди Персио, еще одного доктора медицинских наук, заявления израильских ученых о победе над раком голословны. Он считает, что идея о ликвидации онкозаболевания с помощью метода фагового дисплея выглядит неправдоподобно с биологической точки зрения.

Практикующий врач-онколог и доктор медицинских наук Рассел Пачински заявил, что идеи израильских ученых имеют рациональное зерно. Но нет обратной связи от других специалистов, занимающихся онкозаболеваниями. Он напоминает, что многие подобные препараты, которые были успешны на второй стадии испытаний, проваливались на третьей стадии.

На данные высказывания отреагировали

Выводы

По состоянию на май 2020 года существует информация только о испытаниях на грызунах и подробное описание действия MuTaTo. Существует научная работа и подробное описание действия данного лекарства.

На официальном сайте компании Accelerated Evolution Biotechnologies Ltd. (AEBi) описывается только технология и о будущих возможностях данного лекарства. Научные статьи в различных журналах не опровергают и не доказывают возможности лекарства MuTaTo и последние статьи датируются февралем 2020 года.

О клинических испытаниях ни слова. Заявленный срок выпуска 2020 год.

Я постоянно мониторю эту тему и тишина вокруг лекарства, так громко заявленного настораживает. Очень хотелось бы верить, что это не вранье и мы находимся в шаге от победы над одним из самых опасных недугов.

Существуют и другие разработки в России и Австралии, где наиболее близко подошли к открытию нового лекарства. И проходят клинические испытания. Но о них много информации и описывают работы в научных журналах.

— Кирилл Владимирович, какие технологии меняют сегодня медицину как отрасль?

— Мы поменяем представление о том, что есть здоровый человек. А что будет значить здоровый человек в будущем?

— Таким будет считаться человек, для которого система даст хороший прогноз с точки зрения здоровья. Здоровье будет рассматриваться как система взвешенных рисков возникновения той или иной патологии, которая диктует принятие определенного набора превентивных мер. Если у человека есть явная предрасположенность, генетически подтвержденная, к примеру, к инсульту или инфаркту, это будет означать определенный образ жизни, питание, набор обследований, которые надо регулярно проходить. И предиктивную терапию, например по снижению уровня холестерина.

— Ответственность человека за здоровье снизиться благодаря технологиям?

— Личная ответственность человека за состояние собственного здоровья, на мой взгляд, должна стать выше. Это означает, что если человек все рекомендации выполняет, медицинская страховка для него должна стоить дешевле, чем у такого же человека, с такими же предрасположенностями, но который злоупотребляет алкоголем, не занимается спортом, не следит за холестерином. Сегодня же люди, которые следят за здоровьем, снижая риски, платят те же самые страховые взносы, что и те, кто ведет неправильный образ жизни.

— Станет ли с развитием технологий меньше ошибок в медицине? Ту же антибиотикорезистентность связывают с неверным использованием лекарств…

— Будут ли ошибки в рамках превентивной терапии? Наверное, точно так же, как сейчас есть ошибки в лечении. Даже лекарства, которые выходят на рынок, иногда отзывают. Это неизбежная плата за прогресс. Человечество делает ошибки как на уровне тактических решений, так и на уровне глобальных трендов. И ошибки с антибиотиками неизбежны. Но антибиотикорезистентность — это не только фактор применения антибиотиков в медицине. Это индустриализация сельского хозяйства, бурный этап которой человечество переживает последние 40 лет, в том числе во многом результат применения антибиотиков в животноводстве. Количество остатков антибиотиков в мясе, которое мы употребляем, — одна из причин. Но это не означает, что мы должны сделать шаг назад и вернуться к доантибиотиковой эре. Точно так же с предиктивной медициной. Конечно, будут какие-то ошибки, но это все равно лучше, чем этого не делать.

— Изменятся ли в будущем лекарственные препараты?

— Можно будет какой-то , грубо говоря, неправильный ген выключить при необходимости?

— А какие прорывные препараты уже есть?

— Производить тоже будут в России?

— Да, данные лекарственные средства можно в России производить. Кстати, это один из редких инновационных препаратов, где Минздрав выдал российской компании разрешение на клинические исследования препарата собственной разработки для лечения онкологии. И они уже сейчас, в рамках клинических исследований, будут помогать людям. Свободного применения препарата можно ожидать через несколько лет.

— Новые лекарственные препараты очень дороги в разработке, не проще приземлять уже имеющиеся иностранные?

— Одна из самых горячих тем в медицине — борьба с онкологией. Сегодня и правда стали чаще ставить такой диагноз?

— Люди стали жить дольше, количество мутагенных факторов растет. Процент онкологических заболеваний растет по этим двум причинам в основном.

— Я привел пример онкологического препарата. У нас даже есть отдельный менеджер по направлению онкологии, который объединяет онкологическую диагностику и онкологические препараты. Мы работаем с Российским обществом клинической онкологии (RusCO). Проводим отдельные сессии на онкологическом конгрессе, чтобы рассказать, как мы поддерживаем онкологические проекты.

— Есть шанс, что именно в России изобретут долгожданную таблетку от рака?

Надеюсь, что в России станут разрабатывать и производить много эффективных препаратов по конкретным нозологиям, и мы видим, что количество таких проектов растет. Но проблема для человечества настолько велика, что все страны будут двигаться в этом направлении и участвовать в этом процессе. И каждая изобретет что-то самое лучшее, что будет использоваться во всех странах. Сейчас инновационная фарма — это глобальный рынок.

Беседовала Ольга Блинова

Лекарство от рака изобретено, но мы мало о нем знаем

главный редактор Русфонда

CAR-T-технологии, Т‑клеточная терапия, генная модификация лимфоцитов – для методики лечения, которая, судя по всему, победит рак в XXI веке, по-русски нет даже устоявшегося названия. В США и Германии есть два завода, которые делают уничтожающие рак иммунные клетки для каждого пациента. В Америке, Европе, Израиле и Китае есть четыре сотни исследовательских групп, которые при помощи устройств величиною с одежный шкаф пытаются делать для пациентов индивидуальные побеждающие рак Т‑лимфоциты. А в России есть профессор Михаил Масчан, заместитель директора Национального медицинского исследовательского центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева. Он первым в стране применил к своим пациентам технологию будущего и рассказывает об этом главному редактору Русфонда Валерию Панюшкину.

Валерий Панюшкин: Насколько я понимаю, вы как-то залезаете в человека и берете из него… что?

Михаил Масчан: Мы берем его Т‑лимфоциты – клетки иммунной системы. Т‑лимфоциты так устроены, что умеют видеть разные антигены, молекулярные структуры, которые могут принадлежать микробам, другим животным, растениям и так далее. Каждый Т‑лимфоцит несет на поверхности специальную молекулу, которая называется T‑клеточный рецептор. У тебя в крови плавает миллиард лимфоцитов, и они несут на себе T-клеточные рецепторы разной специфичности. Специфичностей этих миллион или десять миллионов. То есть какой-то T-лимфоцит будет распознавать цитомегаловирус, другой T-лимфоцит будет распознавать вирус Эпштейна – Барр, а про T-клетку номер три мы вообще не знаем, что она распознает, но она точно умеет что-то распознавать. Это называется репертуар специфичностей, то есть благодаря множеству видов Т‑клеточных рецепторов иммунная система человека умеет распознавать большинство болезней. С вероятностью 99%, с каким бы микробом ты ни встретился, в твоем организме найдется Т‑клетка, которая этот микроб узнает, начнет размножаться и даст потомство из сотен тысяч клеток, которые тебя защитят от этого микроба. Если этого не произошло, то микроб тебя убивает.

В. П.: Как Т‑лимфоцит уничтожает микробы и опухолевые клетки? Не ножом же он их режет.

М. М.: Нет, скорее ядом травит. Т‑лимфоцит буквально физически подползает и плюется веществом, которое запускает смерть микроба или раковой клетки. Называется этот процесс клеточной цитотоксичностью. Слава богу, один лимфоцит может уничтожить тысячи мишеней. Беда в том, что Т‑клеточные рецепторы довольно сложно устроены и мы не умеем пока делать Т‑клетки для каждого конкретного микроба.

В. П.: А я-то, наоборот, думал, что научились – и за это дают Нобелевские премии по медицине.

М. М.: Не так все просто. У нас в организме есть еще один вид клеток иммунной системы, они называются В‑клетки. В‑клетки вырабатывают антитела. С антителами все немного проще: искусственные антитела, или моноклоны, научились делать еще в 70-х годах прошлого века. В пробирке можно вырастить В‑клетку, которая будет вырабатывать антитело против конкретного микроба. Человек по имени Зелиг Эшер (Zelig Eshhar) в конце 80-х годов придумал, что можно взять кусочки Т‑клеточного рецептора, кусочки сигнальных молекул и кусочки антитела и соединить их в одну структуру. Можно на уровне гена сделать синтетическую молекулу, которой в природе не существует.

В. П.: А как приклеивают все эти кусочки молекул друг к другу?

В. П.: Универсальное или, вернее сказать, индивидуальное лекарство от рака?

М. М.: Ну, не совсем. С этой технологией долго тренировались на животных, потом потихоньку начались уже клинические исследования. Первый значительный успех был в 2011-м году, когда пациентку с острым лимфобластным лейкозом при помощи такой конструкции удалось вывести в ремиссию. Это была умирающая пациентка с неизлечимой формой лейкоза, ремиссия была невозможна. Так вот – взяли ее клетки, при помощи специального искусственного вируса, который называется лентивирус, перенесли эту конструкцию в ее Т‑лимфоциты, сразу в миллионы ее Т‑лимфоцитов, вернули Т‑лимфоциты в ее организм, и лимфоциты эти стали вести себя как нормальные лимфоциты – только распознавали они не цитомегаловирус, например, а раковые клетки, которые им было велено распознавать.

В. П.: А вирус в этой истории нужен потому, что он умеет проникать в клетку?

М. М.: Да, вирус умеет проникать в клетку и встраивать в клетку свою ДНК. В нашем случае он проникает в Т‑лимфоцит и встраивает в него искусственно сконструированный Т‑клеточный рецептор, который распознает раковые клетки. Дальше этот вирус не размножается, не ведет себя как вирус. Фактически этот вирус – тоже искусственная конструкция, сделанная на базе вируса иммунодефицита человека.

В. П.: Это не опасно?

В. П.: Итак, 2011 год…

М. М.: 2011 год, первая пациентка. В 2014-м году были уже группы из нескольких десятков пациентов, у которых было столько ремиссий, что нельзя было считать их случайностью. Это все были пациенты с неизлечимой формой лейкоза, которым оставался только паллиатив. И вдруг восемь из десяти вышли в полную ремиссию. Потрясающий результат. Обычно, когда исследуют новое лекарство, если опухоль чуть-чуть уменьшилась, это уже повод работать над лекарством дальше. А тут у 80% неизлечимых пациентов – ремиссия! Это, извини за жаргон, крышесносный абсолютно результат. Такое видели в прошлый раз в 1948 году, когда больных вообще не лечили, а потом появился преднизолон.

В. П.: Никто не ждал такого результата?

В. П.: Ты рассказываешь так, как будто нету проблем, побочных эффектов и неудач, а есть только победное шествие современной науки.

В. П.: А в России такое исследование единственное? Ваше?

В. П.: Как же без закона? Что говорит Минздрав?

В. П.: А кто еще в России делает нечто подобное?

В. П.: Чем Т‑клеточная терапия является на данный момент в мире? Это апробированная и хорошо работающая методика лечения? Это экспериментальное лекарство?

М. М.: В мире это лечение, которое официально показано пациентам с острым В‑линейным лимфобластным лейкозом и В‑клеточными лимфомами, рефрактерным как минимум к двум линиям терапии. То есть пациент должен получить первую линию терапии, не ответить или рецидивировать, вторую – рецидивировать или не ответить. И Т‑клеточная терапия – третья линия терапии. В Соединенных Штатах уже не обсуждается, имеет ли право пациент на такое лечение, обсуждаются только технические вещи, кто и как за это лечение платит, какие клиники могут с этой терапией работать, насколько подготовлены врачи, чтобы справляться с побочными эффектами Т‑клеточной терапии…

В. П.: Сколько в России пациентов с рефрактерными острыми лимфобластными лейкозами и В‑клеточными лимфомами могут нуждаться в такой терапии?

М. М.: Детей с лимфобластными лейкозами, которым может помочь такое лечение, – около 50 в год в России. Взрослых, полагаю, 200–300. Пациентов с В‑клеточными лимфомами еще несколько сотен в год. То есть речь идет примерно про 10% людей, больных раком крови. При этом надо понимать, что Т‑клетки уничтожают не избирательно раковые клетки конкретного пациента, а уничтожают все клетки, которые несут на себе молекулу белка CD19. Эта молекула есть у всех В‑лимфоцитов. Все опухоли, которые происходят из В‑лимфоцитов, несут на себе эту молекулу и поэтому становятся мишенью для Т‑клеток. Уничтожаются все В‑клетки – и нормальные, и ненормальные. Без В‑клеток можно жить много месяцев, поэтому можно уничтожить их вместе с опухолью. Но потом их работу надо восстановить. Пока в организме работают Т‑клетки, человек живет без В‑лимфоцитов, и, следовательно, ему надо переливать иммуноглобулин. На Западе про это не особо думают, потому что это доступное лечение, но в России надо понимать, что только на иммуноглобулин взрослому пациенту будет уходить примерно 20 тыс. долларов в год. И совершенно не очевидно, кто и откуда будет брать этот иммуноглобулин.

В. П.: Против солидных опухолей эта терапия пока не работает, верно? А будет ли работать когда-нибудь?

М. М.: Можно сделать Т‑клетки, которые будут убивать клетки, например, рака желудка. Но, к сожалению, они же уничтожат пациенту клетки самого желудка и кишечника. В отношении некоторых гематологических опухолей Т‑клеточная революция уже произошла, потому что можно уничтожить раковые клетки вместе со здоровыми клетками рядом. Следующий этап Т‑клеточной революции произойдет, скорее всего, в отношении множественной миеломы. В отношении солидных опухолей мишень пока не найдена. Все ее ищут, как святой Грааль. Это главная надежда современных онкологов – найти такой антиген, который будет на клетках опухоли, но которого не будет на клетках здоровой ткани.

В. П.: А куда деваются Т‑клетки после того, как они закончили свою работу?

М. М.: Они живут в среднем шесть месяцев. Иногда дольше. У 80% пациентов в результате Т‑клеточной терапии наступает ремиссия, но потом у 50% пациентов лейкоз возвращается. Иногда это происходит потому, что Т‑клетки слишком рано начинают умирать по неизвестной причине, потому что, создавая их, мы, честно говоря, вмешиваемся в очень тонкие механизмы очень грубыми методами. А с другой стороны, сама опухоль может спрятать с поверхности своих клеток тот белок, по которому Т‑клетки распознают клетки опухоли, – и тогда они станут невидимы для Т‑клеток. Так что Т‑клетки сами по себе – это еще не окончательное решение вопроса. И не все больные, которые вышли в ремиссию после CAR-T-клеток, потом выздоравливают. Выздоравливают процентов 40–50, но это уже невероятный успех для этой группы пациентов.

В. П.: Как устроено ваше исследование организационно?

В. П.: А какой будет результат исследования?

В. П.: Как сравнить разные исследования Т‑клеток, которые происходят по всему миру?

М. М.: Необходимо понимать, что разработка лекарства – это не только пробирки, мыши и химическая формула. Для того чтобы вещество, уже разработанное и сработавшее на мышах, превратилось в реальное лекарство, нужны клинические исследования. Чтобы молекула превратилась в лекарство, применяемое в масштабах земного шара, исследования обойдутся в сотни миллионов долларов. Насколько я понимаю, прецедентов, чтобы такие исследования финансировало государство, нет. Обычно эти исследования финансируют фармкомпании. Прежде чем начать сравнивать разные варианты Т‑клеточных технологий, им надо вывести на рынок первые модификации своих клеток. Есть первые игроки, которые уже успели вывести на рынок свою технологию. Есть игроки, которые только готовятся представить что-то рынку, догоняют, ищут свою нишу, соображают, как тут можно конкурировать. Учитывая, что Т‑клеточная терапия может сочетаться с другими методами лечения, тут речь идет не про еще одно новое лекарство, а открывается новый космос, бесконечное число новых подходов и возможностей. У всех игроков этого рынка в голове эдакий иммунологический конструктор, и все придумывают, к какой бы клетке и какую бы молекулу приделать. Кроме вирусных методов модификации Т‑лимфоцитов, по которым есть уже десятки публикаций, существуют еще и невирусные методы трансдукции, про которые пока мало известно и с трудом можно найти одну или две публикации.

В. П.: Итак, на сегодняшний день это метод лечения, который спасает пациентов с рефрактерными острыми лимфобластными лейкозами и В-клеточными лимфомами. Куда обращаться таким пациентам?