У кого в семье победили рак

Ваня Алехнович мечтает стать переводчиком и любит играть в футбол. Он уже почти забыл, что 10 лет назад вместо игр и книг лежал в больнице. А Ваня Колоссовский больницу помнит. В ней он в какой-то момент расхотел жить — так ему было больно. Сейчас он учится на программиста и строит большие планы на будущее. Недавно ребята привезли золотые медали с “Игр победителей”. Потому что каждый участник этих соревнований — победитель.

Источник фото: архив героя

Ваня Колоссовский, 16 лет
“Он так радовался, что ложится с больницу”

Ваня Колоссовский учится в колледже на техника-программиста. Про рак, который юноша пережил пять лет назад — в 11 лет — говорит мало. Многое уже забылось.

— Помню, что спал, просыпался, видел маму и засыпал опять.

Вспоминает, что испытывал тогда всего две эмоции: было то очень весело, то жутко страшно. Весело — в самом начале, когда еще не знал о своем диагнозе. Болело одно ухо, потом перестал слышать. Врачи предполагали отит, потом — доброкачественную опухоль.

Об итоговом диагнозе — лимфома биркета — мальчику сообщили не сразу. Сказали только родителям. Мария — мама Вани — вспоминает, как изо всех сил старалась держать себя в руках, пытаясь принять этот диагноз и не выдать свое состояние ребенку.

— Он так радовался, что ложится в больницу! Говорил: “Ура! Я никогда не лежал в больнице. Будет так весело! Поехали, накупим вкусняшек!”

Источник фото: архив героя

“Мама, я хочу умереть”

Лимфома — агрессивный рак, потому и лечение было агрессивным. Не обошлось без тяжелых побочных эффектов, которые напугали всех. После первого курса химиотерапии у Вани стала слезать кожа во рту. Потом пришлось делать переливание крови. Через какое-то время мальчику стало еще хуже, и он попал в реанимацию.

У Вани был сильный отек — глаза нужно было открывать руками. Дышать помогала маска. Количество трубочек и проводов, которые поддерживали жизнь мальчика, мама не могла сосчитать.

Из-за сильных ран во рту было не просто больно есть и глотать, открыть рот было почти невозможно. К этому всему добавилось двустороннее воспаление легких. Мама вспоминает, что каждый день вся семья ждала результатов анализов как сводок с фронта.

Источник фото: архив героя

— Но самое страшное было, когда он сказал: “Мама, мне так больно. Я хочу умереть”.

Но помощь пришла. Ване всегда нравился хоккей. И папа одной девочки, которая тоже лежала в больнице, помог организовать встречу с хоккеистами из команды “Динамо”. Полтора часа Андрей Стась и Дмитрий Мелешко провели вместе с мальчиком: разговаривали, рассказывали о себе, спрашивали о нем. На прощание подарили клюшку, сделали совместное фото. А через некоторое время передали привет от всей команды.

После этой встречи мальчик воспрянул духом. У него появилась мечта — сходить на чемпионат мира по хоккею, который проходил в Минске. И через несколько месяцев Ваня окреп настолько, что вместе с родителями пошел на матч Россия-Казахстан.

“Будем жить дальше”

Борьба с болезнью длилась пять месяцев: с ранней зимы до середины весны. За лето мальчик окреп, и в сентябре вернулся в свою школу и к своим одноклассникам. Школа находится в деревне: классы небольшие, дети болеют нечасто, потому возвращаться было нестрашно. А не остаться на второй год помогли репетиторы.

Но хоть внешне все стало на свои места, внутри изменилось многое. Мама говорит, что и сейчас — спустя пять лет — сложно эмоционально. Страшно вспоминать пережитое. Но сложнее всего — вспоминать детей, которые лежали в больнице вместе с Ваней и которых больше нет.

Источник фото: архив героя

— Иногда я посижу, повспоминаю, поплачу. Но мы это все пережили. И теперь будем жить дальше. За себя и за тех ребят. Как бы пафосно это ни звучало.

Ваня добавляет, что болезнь расширила его кругозор и добавила жизненного опыта.

В этом году Игры победителей в Беларуси проходили во второй раз. Многие участники белорусских соревнований отправились в Москву — на юбилейные десятые “Игры победителей”, которые по традиции собирали детей из разных стран. Чтобы оказаться среди участников, не нужно было завоевывать золотые медали. Все участники Игр — уже победители. Список участников определял случай — имена детей, как в лотерее, вытягивали из барабана другие дети.

Ваня в белорусских играх участвовал с удовольствием — ему нравилась атмосфера, которая царит на соревнованиях. И очень обрадовался, что оказался среди тех, кто отправился в Москву.

В следующем году участвовать в Играх он не сможет — уже вырос. Но завершил участие в Играх Ваня красиво: из Москвы привез золото по футболу. Говорит, спорт — это просто хобби. Но на Играх победителей было очень интересно. Да и впереди — столько всего! Целая жизнь!

Источник фото: архив героя Через год после болезни

Ваня Алехнович, 13 лет
“Когда озвучили диагноз, мир рухнул”

Ване было почти три года, когда у него стала болеть нога. Врачи подозревали ушиб, потом — воспаление сустава, еще позже — артрит. Его долго лечили, а анализы ухудшались. В конце концов мальчика с мамой перевели в Центр детской онкологии в Боровлянах. Там выяснилось, что это лейкоз.

Источник фото: архив героя

— Когда озвучили диагноз, мир рухнул.

У Натальи — мамы Вани — на глазах выступают слезы. И спустя 10 лет вспоминать те дни ей трудно. А помнит она все до мельчайших деталей. Как успокаивали ее врачи и говорили, что все будет хорошо. Что сейчас эта болезнь успешно лечится. И возраст прекрасный — мальчик все забудет. Надо только набраться сил, потому что путь к выздоровлению будет долгим.

Интенсивное лечение в больнице длилось два месяца. На целый месяц Ваню подключили к капельнице с физраствором — нужно было постоянно чистить кровь. Ребенку это не нравилось: обычно спокойный и веселый мальчик бился в истерике, срывал с себя иголки и провода. Кричал и плакал, когда брали анализы. Болезненную люмбальную пункцию (анализ костного мозга — прим. ред.) у него брали без наркоза. Это единственное воспоминание, которое осталось у Вани с того возраста.

— Я помню, что это было ужасно больно.

Но лечение принесло результаты, и Ваню с мамой отпустили домой. Началась реабилитация. Нужно было каждый день пить либо “химию”, либо гормоны. От гормонов у мальчика постоянно менялось настроение и аппетит, он сильно изменился внешне. Помимо этого вся семья жила в напряженном ожидании результатов анализов и готовилась к сдаче новых.

Источник фото: архив героя

“Мы жили с постоянными мыслями о здоровье”

В обычную школу отдавать Ваню не стали — ослабленному организму не нужна лишняя нагрузка. Первые четыре года мальчик учился в специализированной школе для детей, переживших онкологию. Там были небольшие классы, все родители тщательно следили за здоровьем детей, и риск подхватить какой-нибудь вирус был минимальный.

Ваня тянулся к спорту, но врачи запрещали. Однако родители нашли вариант — шахматы. Через какое-то время врачи разрешили плавание, и Ваню тут же повели в бассейн.

Мама признается, что хоть и старалась поддерживать активность ребенка, каждую минуту переживала за него.

— С 3 до 10 лет мы жили с постоянными мыслями о здоровье Вани. Мы не отпускали эту тему, не могли отпустить. Нервы подрываются, и ты все время чего-то боишься, пугаешься любого чиха, готов лететь в больницу хоть ночью, хоть днем. И мы летели. Муж срывался с работы, я постоянно была начеку. Я думаю, все родители через это проходят.

А Ваня ничего не знал о своей болезни. Как и предсказывали врачи, он совершенно забыл больницу. Ходил в школу, играл с друзьями во дворе, бегал быстрее всех ребят в округе. Иногда спрашивал у мамы, почему они так часто ездят в Боровляны. Мама отвечала, что такие правила: нужно следить за здоровьем. Ваня в детали не вдавался, а жил себе дальше, рос и крепчал.

Источник фото: архив героя

“Все, он здоров”

Когда Ване было 10 лет, семья переехала в другой район, мама вышла на работу, а мальчик пошел в пятый класс обычной школы.

— Мы решили, что хватит бояться. Все. Он здоров.

Чуть позже Наталья порвала все фотографии со времен болезни сына, удалила все файлы, будто и не было ничего. Говорит, что когда болезнь — твоя жизнь, ты делаешь фото этой жизни. Но когда все закончилось и ты вышел из этого состояния, вспоминать об этом не хочется.

А Ване вспоминать нечего. Про свою болезнь узнал в 11 лет. Спросил у мамы, что такое рак. Мама решила, что пришло время рассказать все.

— Я сначала в шоке был. А потом подумал: раз все закончилось, значит, закончилось.

Теперь Ваня живет как все дети. Занимается айкидо, ходит в футбольную секцию, учит английский и не очень любит физику. Ворчит, когда мама слишком переживает за его здоровье. В следующем году рассчитывает, что поменяют группу по физкультуре и можно будет ездить на городские соревнования по бегу — выступать за школу. Тем более что на Играх победителей он показал прекрасные результаты в этом виде спорта.

Источник фото: архив героя

“Важно знать, что все будет хорошо”

В Беларуси на Играх победителей в этом году Ваня получил три золота — в шахматах, футболе и беге на 60 метров. Из Москвы привез две золотые медали и много восторженных эмоций. Главные из них связаны отнюдь не со спортом.

На Играх победителей у Вани появилось много новых друзей. И хоть все они — дети, пережившие рак, — о болезни даже не вспоминают. Мама подтверждает.

— У них там совсем другие эмоции! Все подросшие, в ремиссии, здоровы. У них — любовь, общение, спорт, они обнимаются, радуются, ругаются, опять дружат! Там столько положительных эмоций!

Наталья вспоминает, как в разгар болезни Вани ей было важно встретиться с теми, кто уже прошел этот путь. Как непросто было найти такую семью. Как сильно они отличались — будто жили в другой реальности. И какой далекой казалась такая реальность Наталье.

— Игры победителей — это собрание таких вот родителей и детей. Эти Игры важны не только для нас. Они важны и для тех семей, которые только начали лечение. Чтобы увидеть тех, кто уже прошел этот путь, знать, что они не одни. И что это все закончится, что все будет хорошо.

В 2019 году Игорь Момот пошел в первый класс. С тех пор, как завершилось лечение тяжелой болезни, прошло пять лет. Мама Игоря Татьяна вспоминает о том, через что прошла их семья, как о страшном сне.

«Мы заболели в 2013 году, тогда Игорь был совсем маленький – ему был год и девять месяцев. Все началось с того, что я заметила у ребенка сильную слабость, потом у него началась рвота. Нас положили в инфекционное отделение. Диагноз, который нам изначально ставили, не подтвердился. Об этом мы узнали в воскресенье. А утром в понедельник нас отправили на МРТ, и тут же врачи определили, что у Игоря уже достаточно большое образование в головном мозге. Требовалась срочная операция.

В четверг, 27 июня, нас прооперировали в Воронеже. Операцию проводил Глаголев Николай Владимирович. Анализы отправили на гистологию, но в Воронеже не смогли определить вид опухоли. Поэтому мужу пришлось экстренно ехать в Москву. И в Центре Бурденко через несколько дней стал известен результат - выяснилось, что опухоль достаточно редкая.

Опухоль была удалена не вся, поэтому после операции необходимо было экстренно начинать химиотерапию. Уже 12 июля нас перевели в онкоотделение и начали химиотерапию. Потом мы проходили курс лучевой терапии в Москве, в Центре Рогачева. Первое время мы не были дома восемь месяцев. Потом понемножечку нас стали отпускать домой – на три-четыре денечка. Но, в основном, все время мы были в больнице.

Сейчас Аня Горбань уже вернулась к прежней жизни - той, что была до болезни. Ее мама Юлия вспоминает о том, как стойко ее шестилетняя дочка прошла все испытания.

Анечка - молодец. Было сложно объяснить ей, зачем постоянные анализы, иголки, потому что она не болела до этого. Но она больше расстраивалась не из-за болезни, а когда видела мои слезы. Ее это очень сильно расстраивало. Период до операции и после был тяжелый. Но она даже сильнее меня оказалась в какой-то момент. Она с улыбкой воспринимала химию, отвечала на вопросы, встречала врачей.

В общей сложности лечений у нас заняло семь месяцев с момента постановки диагноза, даже чуть меньше. Потому что это редкость - выявить опухоль на такой ранней стадии. Врачи говорили нам, что нам повезло – без явных симптомов поймать этот момент.

Комментарий врача

«В последние несколько лет в Воронеже из 100 тысяч детского населения заболевают около 17 детей. Российский показатель заболеваемости раком у детей по разным регионам колеблется от 15 до 17, - говорит заведующая онкогематологическим отделением химиотерапии Воронежской областной детской клинической больницы №1 Наталья Юдина. - В последние годы мы видим большое количество заболевших среди детей первых трех лет жизни, но это, скорее всего, связано с тем, что улучшилась диагностика заболеваний при помощи скрининга и диспансеризации детей этого возраста. Чуть реже болеют дети в возрасте от трех до 13 лет, но у этих пациентов более часто диагностируется острый лейкоз, что связано с особенностями иммунной системы. И достаточно высока вероятность появления злокачественных заболеваний у подростков.

Безусловно, эффективность терапии злокачественных новообразований, даже в продвинутых стадиях, в детском возрасте выше, чем у взрослых. Несмотря на то, что эти опухоли могут возникать внутриутробно, они очень хорошо поддаются химиотерапии и лучевой терапии, в отличие от ряда опухолей у взрослых. Большинство детей, страдающих онкологическими заболеваниями, выздоравливают. В целом, этот процент достигает 75%. Это, естественно, зависит от стадии заболевания и от биологических характеристик опухоли. К сожалению, ряд опухолей остаются нечувствительны к химиотерапии и продолжают прогрессировать, это, в частности, касается опухолей центральной нервной системы.

Назначили операцию. Мне попался очень крутой доктор, мы с ним потом в перевязочной все время угорали. Потом была химия, которую я очень боялась, думала, что не выдержу, — начиталась много негативного.

Химия — это как ломка у наркомана, ты как уж на сковородке на кровати. Наверное, так плохо было из-за того, что почти не было веса, ноги отказывали, была в положении эмбриона. Муж сидел около кровати, приезжала скорая, но что они могли поделать? Это была война, как на линии фронта, — надо было просто пережить этот момент, так как обратного пути нет.

Потом потеряла волосы — перед этим выбрила висок, что всегда мечтала сделать, муж заплакал. Сказал, что не может меня побрить, выкинул машинку. Помню, был солнечный день: я со своей головой — и эти взгляды и пальцы в мою сторону. Одна женщина даже отодвинула от меня коляску со своим ребенком, хотя, возможно, мне и показалось.

Эти метаморфозы с внешностью заставляют работать. Нельзя расслабляться: красота важна в этот период. Поэтому я начала краситься, следить за цветом лица — химия сильно бьет по этим местам.

Но принятия нового тела так и не произошло. Стоишь, в зеркало смотришь, а там огромный шрам. До болезни я пять лет работала на государственной службе, было очень много стресса, я начала болеть. В итоге решила уволиться. Сейчас больше тянусь к духовности, к мечте. Также много ушло лишних людей — болезнь не просто так приходит к человеку.
У меня произошел рецидив недавно, болезнь коварная. Но я привыкла бороться.

Елена

Сначала мне попались амбициозные, молодые доктора — они видели только операционное поле, не человека: резать будем так, сяк. Пришлось поменять место лечения. Там врач четко сказал — будем сохранять. Мне понравился такой настрой, и я доверилась.

Помню, как сделали УЗИ — на нем я увидела какого-то монстра

До операции был жуткий страх, даже мыслей не было, нужна грудь или нет — было просто страшно, что жизнь может прерваться. Появились сильные боли в области груди — аж звезды из глаз. Более того, у меня была не очень хорошая кардиограмма, а тут наркоз и нагрузка, но работодатели пошли навстречу, и мне не нужно было разрываться между работой и лечением. Это помогло успокоиться и сосредоточиться на обследованиях.

Я проснулась после операции в реанимации — про грудь мыслей не было. Я была вся в трубках, выдали сумку для банки с лимфой, которую носят все послеоперационные: перешила ее на свой лад, хоть рука и не работала.

На перевязках не могла смотреть на себя — первый раз посмотрела дома. Шов был страшный, но восприняла довольно спокойно.

Потом была химия. Я знала, что на 14-15-й день должны выпасть волосы. Помню, мы были с подругой на выставке Куинджи с его белыми полотнами, я поправляла волосы и осталась с клоком в ладони. Первая мысль — где ближайший магазин с париками. Парик я в итоге купила, но все-таки носила редко. Например, чтобы сняться на паспорт. Потом побрилась в парикмахерской, плакала. В итоге медсестры уговорили меня ходить лысой, в косыночке.

Болезнь меняет человека — начала видеть меньше негатива в жизни, стараюсь во всем найти хорошие стороны. Ценности появляются другие. Начала заниматься творчеством — шить, рисовать. Сначала для отвлечения, а сейчас уже по-другому просто не могу. Также болезнь заставляет смотреть на свое окружение по-другому — расстаешься с ненужными людьми. Моя жизнь сейчас — это чистый лист, непаханное поле. Белое полотно, как у Куинджи.

Про диагноз я узнала случайно, ничего страшного он в мою жизнь не привнес. У мамы был диагноз, и она прожила 20 лет после этого, так что паники у меня не было. Не было ощущения, что это конец. После диагноза начались обследования — это было самое ужасное, не было понятно вообще ничего. Муж поддержал, сказал: тебе же не голову собираются отрезать.
На самом деле, я уверена, что болезнь проявляет все, она как лакмусовая бумажка — от доброго человека люди не отворачиваются, злой же станет еще злее.

Сделали операцию. Что касается принятия — то при всем моем пофигизме принять шрам было довольно сложно.

В больнице не было зеркал, когда пришла домой после выписки — размотала повязку и заорала нечеловеческим голосом, как дикий зверь

Первая фраза была — я урод. Муж сказал, если не можешь изменить ситуацию — поменяй отношение. Я каждый день мылась в душе, смотрела на шрам, ревела, но в итоге приняла, наверное.

Через три года решила начать делать реконструкцию — надоело ходить с протезом [груди]. Каждой девушке решать самой — нужно ей это или нет, но если думает об этом — надо делать. И понимать: так, как раньше, никогда не будет. Чтобы не происходило завышенных ожиданий от результата.

На самом деле для меня внешние признаки никогда не были первичными. Женственность — она в голове: если там все нормально, то и как выглядишь — неважно. А что внутри твоей головы — это работа над собой и осознанность.

Я вышла в коридор, у меня брызнули слезы — надо было выпустить эмоции. У меня не было никакой осведомленности: я ничего не читала до этого и была первая в роду, кому поставили такой диагноз.

От диагноза до операции прошла целая вечность — семь месяцев, мне сделали химию до нее. Ко внешним изменениям отнеслась как к эксперименту со внешностью и со стилем. Волосы все равно сбривать бы пришлось — они уже клочками оставались на подушке. Операции я очень боялась, так как у меня их никогда не было. Но затем страх немного ушел из-за длительного ожидания, мысль прорастала, что груди не будет, — хирург сказал, что сохранение тканей невозможно.

Операция случилась — обширная и травматичная. Очень хотелось посмотреть, как выглядит тело, очень хотелось красивый шов. Но внутренних переживаний не было, только физиологическое неудобство. Чувствовала себя нормально, даже любовалась своим телом. Раньше была помешана на фитнесе, было много комплексов, а когда грудь удалили, смотрела и думала — само совершенство. Когда стоишь на краю пропасти, начинаешь ценить свою уникальность.

Мне очень помогло, что меня сильно поддержали мои близкие люди и подруги. Навещали меня, ходили со мной на выставки. Насчет мужчины — у меня не было человека, которого надо было проверять болезнью, а мужчины-друзья тоже поддерживали.

Мне все-таки кажется, что мужчины боятся этого диагноза, если в плане отношений. У меня был один такой, когда узнал — ушел. Я его не виню, человек боится влюбиться, а потом потерять. Болезнь очень непредсказуемая. Раз — и рецидив.
Пыталась, кстати, на работу устроиться — не могла найти. У меня есть инвалидность, третья группа. Потенциальные работодатели боялись, что буду отпрашиваться.

Я думаю, болезнь ведет к трансформации — я начала ощущать себя глубже. Женское начало — это не длина ресниц и ногтей, это что-то на энергетическом уровне, абсолютно точно. Меня это привело к эмоциональному обнулению, перерождению, ты начинаешь жизнь с чистого листа. Как младенец.

Евгения

Опухоль я нащупала сама. Пошла обследоваться, когда делала УЗИ — чуть не упала в обморок от боли. Сдала анализы — был маленький шанс, что не так серьезно, но когда получила последний — ком в горле. Вышла на улицу — слезы, не могла долго решиться, чтобы позвонить родителям. Еще страшно, непонятно, что делать, куда бежать.

Операция оказалась дорогим предприятием. Пока оформляла все необходимые документы для проведения бесплатной операции, включая страховой полис, опухоль выросла. Нашла доктора, которому доверяю. На операцию выехала при параде — накрашенная, красивая.

После операции очень хотелось настроить себя, чтобы принять свое тело так, как есть. Это мне советовал мой врач. Но я чувствовала себя неполноценной. Был огромный шрам, который стал моим самым жирным тараканом. Было ужасное самоедство — я не такая, как все. Парик, да и к тому же по лицу видно — такое ощущение, что постарела на несколько лет, гормоны сказались на наборе веса. Короче, все 33 удовольствия.

Для осознания происходящего потребовалось много времени, да и окружение было недобрым. Меня предали в самую трудную минуту моей жизни подруги, муж ушел после операции — оказывается, он изменял мне. Это было тяжело, с ним мы прожили очень долгое время. Сын — мужчина, который меня поддержал.

Марина

Говорят, что рак не приходит просто так — я с этим не согласна. Но я всегда считала себя счастливой женщиной, активной, спортивной, в роду рака ни у кого не было. Однако стояла на учете, так как были доброкачественные образования в области груди.

Операцию назначили очень быстро, поэтому времени дальше переживать не было. Во время операции сделали и реконструкцию, поставили имплант. Я приняла и его — теперь это мое тело, хотя я и ощущаю что-то инородное внутри. Дальше мне очень повезло, что не назначили химии по диагнозу, поэтому через выпадение волос мне проходить не пришлось.

Муж был в ступоре долгое время, у него от рака желудка умер отец. Но потом сели, поговорили. Он просто не знал, что говорить, как вести себя. Года два с половиной было очень тяжело. Дочки тоже испугались. Что касается друзей, то по сути я была одна, ведь люди, которые этого не пережили, сами понять до конца не смогут.

Сама я очень поменялась — стала боязливой. Страх смерти присутствует все же, очень тороплюсь жить, хочу больше увидеть и больше успеть. Как маленький ребенок радуюсь красивому закату, чему-то простому, что раньше проходило мимо в суете, подсознательно убеждаю себя в том, что увижу старость.

Татьяна

Диагноз мне поставили восемь лет назад. Как-то нащупала у себя шишку, которая начала увеличиваться — отправили к онкологу. Это был испуг, ощущение из разряда — вот и все. Довольно глубокая психологическая травма. Однако как-то все быстро закрутилось. Сделали операцию. Очень большое значение сыграла поддержка специалистов и хирурга. Он был хороший психолог, спокойно говорил, что все будет в порядке.

Пришло четкое ощущение, что жизнь кончена, что ничего никуда откладывать нельзя. Было что-то вроде чувства обиды — ведь столько всего напланировала. Диагноз заставляет посмотреть на жизнь по-другому.

Принятие происходит не сразу, первое ощущение — ты урод. Потом начинаешь на себя уже с любопытством смотреть

Выписали из больницы через две недели после операции, не оставляло чувство неполноценности, несмотря на то что хирург и внушал мне — не надо бояться своего тела.

Особенно странно я себя ощущала в период химии — была лысая, да еще и без одной груди. В нашем обществе людей часто любят разглядывать. Прекрасно помню такие взгляды на себе в бассейне. Однако какое-то время спустя поехала отдыхать, и мужчина пригласил меня на свидание. Я решила сказать незнакомому человеку про свою особенность — он не ушел, не отвернулся, отреагировал спокойно. И у меня внутри щелкнуло — если всем все равно, то почему меня должно заботить так сильно?

Я приняла решение делать реконструкцию через пять лет после операции. Чисто физически было неудобно — ведь идет перекос на одну сторону, особенно если грудь большая. Начинает болеть спина, да и как-то дома хочется ходить в футболке, без протеза.

Болезнь сильно поменяла меня как человека — я стала обращать внимание на себя, на свои удобства. Раньше все время ходила на каблуках, сейчас стало на это наплевать. Грудь-то, конечно, ассоциируется с женственностью, однако жить дальше надо. Женская сила остается и трансформируется, принимает другие формы.

Диагноз мне поставили совсем недавно — в конце марта 2019 года. Я переехала в Москву из Павлодара. Почувствовала жжение и дискомфорт в области груди и сразу пошла к врачу. Полтора года назад, еще дома, у меня появилась шишка. Тогда сделали биопсию — оказалось, что это доброкачественная опухоль. На этот раз диагноз уже был другой.

Была куча планов, я до последнего не верила, не хотела верить. Перед операцией стала много читать, изучать, надеялась, что все будет хорошо. Страха особого не было — я сама по себе очень спокойный человек.

Если честно, я сама не понимаю, приняла я свое новое тело или нет — временами принятие есть, а потом депрессия. Стараешься как-то забыться в круговороте дел, но бывают срывы. Мама у меня в шоке была. Вот она как раз в затяжной депрессии, до сих пор не верит, что это правда.

Друзья поддерживают. Даже те, от кого я особо ничего и не ждала, и это очень приятно. Ребенок у меня еще маленький и особо не понимает, что к чему.

После операции началась химия. Она сильно ударила по внешности, особенно по коже. Также началось онемение пальцев рук и ног, ночью невозможно спать — бросает в пот. Про волосы я тоже знала, что они будут выпадать, была готова и, как только стали сильно лезть, — побрилась. Сбрила и стало легче, без стресса. Купила парик.

Думаю, что болезнь для чего-то нужна. Не могу сказать, что плохо жила, но все-таки начинаешь думать: почему ты? Я стала замечать жизнь вокруг, радоваться и больше думать о себе, стала больше ценить себя, учиться принимать себя. Раньше все время комплексовала по мелочам, а сейчас вспоминаешь и понимаешь — все было идеальным.

Очень хочу сделать реконструкцию. Все-таки есть ощущение, что какой-то твоей части не хватает, это чувствуется внутри. Хочется ощущения целостности.