Смерть от инфаркта при раке

Пока ее не преподают в вузах. Не хватает специалистов, которые могут помочь онкобольным с кардиоосложнениями. Хотя в России, как и во всем мире, процесс пошел. О кардиоонкологии обозреватель "РГ" беседует с заместителем директора по научной работе Медицинского научно-образовательного центра МГУ, действительным членом Американской коллегии кардиологов, членом-корреспондентом РАН Симоном Мацкеплишвили.

Симон, как быть пациенту сразу с двумя диагнозами: кардиологическим и онкологическим? Если каждый из них многие расценивают как приговор, то что же делать при их сочетании? Да и можно ли что-то делать?

Симон Мацкеплишвили: До недавнего времени это был приговор. Но теперь мы знаем, как в таких случаях помочь человеку.

А таких сочетанных пациентов много?

Симон Мацкеплишвили: Много. И главное, их количество растет. Почему? Современная онкология добилась феноменальных успехов в лечении многих видов злокачественных новообразований. Рак из разряда "острых недугов" переходит в разряд хронических. Ранее онкопациенты просто не доживали до осложнений со стороны сердца. Поэтому мы стремимся, чтобы пациенты, прошедшие сложное хирургическое лечение, химио- и лучевую терапию, жили еще долгие годы.

Но живут долго не все и не всегда?

Симон Мацкеплишвили: Есть статистика, полученная американскими исследователями еще в 2004 году. К большому удивлению, тогда было обнаружено, что из более 600 тысяч женщин, перенесших рак молочной железы, за 27 лет наблюдения только 20% умерли непосредственно от онкологии. А более 43% - от сердечно-сосудистых осложнений, вызванных лечением основного заболевания. Больше чем в два раза! Тогда онкологам и стала ясна важность пристального наблюдения за состоянием сердца.

Кстати, что ни день, то информация о новом препарате или технологии против рака. Всегда ли врач ориентируется и точно знает, что нужно конкретному пациенту?

Симон Мацкеплишвили: Разобраться в огромном и постоянно расширяющемся арсенале операций, препаратов, устройств и вмешательств, мягко говоря, непросто. Но у того же врача в поликлинике должны быть как минимум онкологическая настороженность и определенные навыки и умения, чтобы максимально быстро сориентироваться и направить пациента к необходимым специалистам. Нельзя обвинять его в том, что он не во всех подробностях знает нюансы даже такой распространенной опухоли у мужчин, как рак простаты, а у женщины - рак молочной железы.

Крупнейший детский онколог, академик Александр Григорьевич Румянцев приводит данные: если раньше от острого лимфобластного лейкоза умирало 93% детей, то в наше время - 8%! Срабатывают современные технологии и методы лечения.

Симон Мацкеплишвили: Это мощный прорыв в медицине. И тем не менее именно у детей, излеченных от лейкоза благодаря применению определенных препаратов, которые мы называем кардиотоксичными, через много лет нередко диагностируются заболевания сердечно-сосудистой системы.

Особую значимость и распространение получает иммунотерапия онкологических заболеваний. Она что, тоже токсична?

Симон Мацкеплишвили: Как ни парадоксально, одно из наиболее опасных осложнений иммунотерапии рака - острое поражение сердца: молниеносный миокардит. Причем ни факторов риска, ни возможностей предотвратить или вылечить это осложнение мы пока не знаем. Возможно, это связано с выраженной активацией иммунной системы, которая, наряду с клетками опухоли, начинает атаковать и сердечные клетки.

Приведу пример, касающийся рака молочной железы, особенно на поздних стадиях. Сегодня много высокоэффективных методов борьбы с этим заболеванием. В частности, таргетные (действующие на конкретное звено опухолевого процесса. - С. М.) препараты. Они значительно снизили смертность, улучшили качество последующей жизни. Превратили этот страшный, порой смертельный недуг в излечимую болезнь для огромного числа женщин. Но и они не без "черных пятен". Да, препараты блокируют ключевые рецепторы раковых клеток, приводя к их гибели. Однако кричать "Ура!" рано, поскольку эти же самые препараты действуют и на сердце. Поэтому каждый раз перед лечащим врачом дилемма: как убить рак и не навредить сердцу.

Дилемма неразрешимая? Или.

Симон Мацкеплишвили: Или! Сейчас у нас есть способы и опухоль убить, и сердце сохранить.

Такие возможности у пациентов только Москвы, Питера, Новосибирска, Краснодара, Казани. А если пациент живет за полярным кругом, как ему быть?

Симон Мацкеплишвили: Знаменитый Билл Гейтс в своем обращении к студентам и выпускникам Гарвардского университета, к которым я и себя скромно причислю, сказал: "Главные достижения человечества не в открытиях, а в том, как эти открытия применяются на пользу всем людям". Действительно, проблема доступности, пожалуй, сложнее всех остальных. Особенно в нашей стране с ее огромными расстояниями. Именно поэтому мы разработали и активно внедряем телемедицинские системы. Скажем я, находясь у себя в Университетской клинике МГУ, могу наблюдать моих пациентов, которые за тридевять земель от Москвы.

Наблюдаете. Видите, что у пациента Н. рак печени, и даже знаете, какие препараты, виды лечения помогут ему лучше всего и как это повлияет на его сердце. Но от этих ваших знаний пациенту Н. легче не станет. Что вы можете ему предложить конкретно? И в какие сроки? Ведь рак, как известно, не ждет.

Симон Мацкеплишвили: Сегодня у нас есть возможность и лечить пациента на расстоянии, и госпитализировать его в нашу клинику. Причем как по системе ОМС, так и по квоте.

Вот приехал такой пациент в Москву. Не будем говорить о том, во что ему обойдется дорога. Но где он будет жить, как быстро его госпитализируют? Позволяют ли возможности столичной больницы, в частности, вашей Университетской клиники, в том числе и финансовые, действительно помочь такому пациенту?

Симон Мацкеплишвили: Необходимо разделять возможности помочь пациенту с точки зрения достижений медицины и системы здравоохранения. Это не всегда одно и то же. У нас не рядовое лечебное заведение. Университетские клиники призваны предлагать здравоохранению новые способы профилактики, диагностики, лечения и реабилитации, задавать высокую планку, являясь при этом независимыми (мы напрямую не подчиняемся минздраву) центрами компетенций.

Для иногородних пациентов при нашей клинике есть так называемый "корпус временного пребывания", специально для этого созданный. Он небольшой, но для начала и этого достаточно. Уповаем на то, что государственная программа по онкологии, частью которой обязательно должна стать кардиоонкология, поспособствует решению проблемы.

Симон, раньше было представление, что сердце раку недоступно?

Симон Мацкеплишвили: Непосредственно онкологические заболевания самого сердца встречаются редко. В большинстве случаев они - случайная находка при кардиохирургических вмешательствах. Известно высказывание одного из основоположников кардиологии, выдающегося французского врача Жана Батиста Сенака: "Сердце - настолько благородный орган, что не может поражаться опухолью". Но по мере внедрения в медицинскую практику новых диагностических методов исследования частота выявления этой патологии возросла.

А когда сердце утрачивает свое благородство и "впускает" в себя рак?

Симон Мацкеплишвили: По-разному. Иногда с опухолью сердца человек появляется на свет.

Хотите сказать, что болезнь развивается внутриутробно? Мы знаем о врожденных пороках сердца, но о врожденных опухолях сердца.

Симон Мацкеплишвили: Теперь знаем и это. Более того, можем выявить опухоль у плода. А сразу при появлении ребенка на свет приступаем к его лечению. Сейчас разрабатываются методики внутриутробной генной терапии, чтобы опухоль перестала развиваться и ребенок родился без нее.

Врожденные пороки сердца успешно оперируются. А где и как избавляют от врожденного рака сердца?

Симон Мацкеплишвили: Опухоли сердца часто - одно из проявлений генетических аномалий или наследственных заболеваний. И мы учимся исправлять ошибки природы.

Что ждет ребенка с генетической патологией?

Симон Мацкеплишвили: Таких детей можно спасать, и их спасают. В том же Бакулевском центре, в центре имени Димы Рогачева, в Алмазовском центре в Питере. Но очевидно: подобных учреждений должно быть больше. Может, одним из путей увеличения их количества являлось бы внедрение подобной помощи в перинатальных центрах, создаваемых по всей стране.

Каким путем исправляете неправильную наследственность?

Симон Мацкеплишвили: Вы, Ирина Григорьевна, торопитесь. Пока это происходит только в эксперименте. Но результаты обнадеживают. Думаю, в ближайшие лет десять - пятнадцать мы сможем полностью исправлять "неправильный генетический посыл".

Симон Мацкеплишвили: Придется. Почему я так уверен, что это получится? Еще совсем недавно даже представить было невозможно, что такие неприятности можно распознать у плода. Не было инструментов, применимых для редактирования генома в живом организме, не было знаний, позволяющих управлять процессами обновления клеточного состава органов и тканей.

Большинство людей страшится заполучить рак. Но почти спокойно относится к возникновению болезней сердца и сосудов. Да и статистика наша не без изъянов. Например, в качестве причины смерти напишут "лимфома средостения". Хотя на поверку пациент умер не от лимфомы, а от инфаркта миокарда, ставшего следствием поражения коронарных артерий после облучения грудной клетки. Создаются современные ядерные центры. Использование лучевых методов лечения рака станет доступнее. Симон, а сердцу от этого легче?

Симон Мацкеплишвили: Конечно! Возможности таких центров уникальны, в том числе и потому, что они "сердцесберегающие". В нашей Университетской кинике планируется создание подобного. Мы работаем в контакте с японскими коллегами, которые в этом направлении лидеры.

Кроме рака самого сердца, чем еще занимается кардиоонкология?

Мацкеплишвили: Пожалуй, основная тема кардиоонкологии - нарушение деятельности сердечно-сосудистой системы при раке легких, желудка и т.д. Известно, что такие больные сильно худеют. При этом речь идет о потере общей мышечной массы организма, в том числе и массы сердца. Стенки сердца становятся тонкими, ослабленными, и оно теряет способность полноценного поддержания кровообращения в организме. Не менее 20% людей с тяжелой онкологической патологией умирают от так называемой саркопении - критического снижения мышечной массы. Часто таким ослабленным пациентам невозможно проведение необходимого лечения.

Огромная проблема. Пытаясь ее решить, мы вместе с коллегами из Великобритании и Германии разрабатываем препарат, который предотвращал бы снижение мышечной массы, в том числе массы миокарда, блокировав ключевые звенья этих патологических процессов в самом начале. Так можно улучшить качество жизни больных раком. Пациент будет себя чувствовать намного крепче, увереннее и лучше перенесет непростое лечение рака.

Важнейшая и, к сожалению, очень распространенная ситуация: наличие у пациента онкологического и сердечно-сосудистого заболеваний одновременно. И проблема в том, что врачи зачастую опасаются их лечить. Например, пациент с раком почки ранее перенес инфаркт. Ему предстоит операция по удалению опухоли, которая может спасти жизнь. Но онколог видит диагноз "инфаркт миокарда" и, боясь, что пациент не перенесет операцию, направляет его к кардиологу. Кардиолог, в свою очередь, не берет на себя ответственность разрешить онкологическую операцию. Так пациент попадает в замкнутый круг. Но онкология не может ждать: рак становится неоперабельным.

И что делать?

Мацкеплишвили: Мы обследуем пациентов с онкологическим и кардиологическим диагнозами и лечим их. Ведь в большинстве своем кардиологические проблемы - ишемическая болезнь сердца, патология сердечных клапанов, нарушения ритма и проводимости сердца, артериальная гипертензия - можно успешно лечить. В нашей клинике есть все возможности выявить кардиотоксичность "на подступах". Мы устраняем все проблемы либо сразу и полностью, либо по этапам: сначала готовим пациента к онкологической операции, а потом долечиваем. Другая возможность: на основании результатов обследования даем наше заключение, что пациент перенесет операцию, как бы говоря онкологам: "Заболевание сердца - не ваша проблема, оперируйте смело!". Они оперируют, и все заканчивается хорошо. Ситуации, когда пациент может не перенести операцию, редки. Тогда вместе с онкологами мы разрабатываем другие варианты лечения, учитывающие онкологический диагноз больного.

Какой совет дадите пациентам с кардиологическими диагнозами, у которых выявлен рак?

Мацкеплишвили: Перед началом лечения пациент обязан проконсультироваться с кардиологом. Оказалось, что самые банальные и недорогие препараты от сердечно-сосудистых болезний, назначаемые в определенных дозах и комбинациях, помогают предупредить или снизить кардиотоксичность. Но самое главное: необходимо научить кардиологов заниматься этой проблемой, не бояться онкологических пациентов. Уверен, можно одновременно проводить мониторинг сердца, предупреждая сердечную недостаточность, и при этом проводить полноценный курс онкотерапии. Во многих онкоцентрах мира существуют службы кардиоонкологии, где кардиологи и онкологи ведут пациента вместе. На мой взгляд, такой подход должен быть и в России. Великий врач Матвей Мудров говорил: "Врачевание не состоит в лечении болезни. Врачевание состоит в лечении самого больного". Тем более такого, который страдает и онкологическим заболеванием, и сердечной недостаточностью. Есть выражение: "Страх не останавливает смерть, он останавливает жизнь". Так и кардиолог с онкологом должны не бояться общих проблем, а подружиться, чтобы их пациенты жили. Жили долго и хорошо.

— Согласно данным ВОЗ, Россия входит в число проблемных стран по туберкулезу. Пишут, что болезнь все хуже поддается лечению и выздоравливают лишь 2\3 пациентов. Значит ли это, что туберкулез все же остается более серьезным и социально значимым заболеванием, чем коронавирус?

— Говорить, что туберкулез, оспа, тиф или малярия более опасны и смертельны, чем коронавирус, — порочная практика.

Туберкулез в России до сих пор сильно распространен, в основном среди малоимущих граждан и, конечно, в тюрьмах. Для основной части населения он не является реальной проблемой.

Коронавирус же ударяет по всем. Да, умирают в первую очередь пожилые и люди с хроническими болезнями, но они попадают в больницы, в палаты реанимации и в итоге другие пациенты не могут получить необходимое лечение. В этом главная опасность коронавируса — он разрушает системы здравоохранения.

— Поставлена на поток диагностика туберкулеза — манту у детей, диаскин-тесты, флюорография. Она входит в диспансеризацию и является обязательной при приеме на некоторые виды работ. Возможно, поэтому туберкулез нас больше не пугает?

Плюс, смерти и госпитализации от туберкулеза растянуты во времени и не дают одномоментной перегрузки. Как большинство паразитов, которые с нами давно, не убивают своих хозяев, так и туберкулез ослабляет, но не уничтожает системы здравоохранения.

Кроме того, мы привыкли к нему и отчасти поэтому он нас не пугает. В Европе, где туберкулеза гораздо меньше — настолько, что во многих странах от него даже не прививают — возвращение этой болезни вызовет шок.

Коронавирус — новая напасть, у человечества пока нет к нему иммунитета, поэтому он стремительно распространяется. В результате системы здравоохранения буквально захлебываются: мы увидели это сначала в Китае (хотя они в итоге быстро справились, благодаря беспрецедентным мерам), теперь видим в Италии, где врачи, в буквальном смысле, выбирают, кого из тяжелых подключать к аппарату ИВЛ, потому что их не хватает. Следующие на очереди, видимо, Соединенные Штаты, где запустили начало эпидемии.

Число зараженных растет слишком быстро

— Еще одна причина, по которой опасения от статистики по туберкулезу отошли на второй план — прививки. Вакцины от коронавируса еще нет. Значит ли это, что при появлении вакцины от COVID-19 и паника спадет, и заболеваемость\смертность снизится?

Кроме того, не исключено, что вакцина и не понадобится. Замедление эпидемии — вопрос не только вакцины, но еще и времени. Даже при карантине довольно много народу познакомится с этим вирусом, переболеет и получит иммунитет. Когда у значительного процента людей в популяции будет иммунитет к коронавирусу, хотя бы частичный, то его стремительное распространение замедлится.

Именно так обстоят дела со всеми респираторными заболеваниями — они постоянно циркулируют среди нас, но не вызывают таких страшных эпидемий. Потому что у большинства людей есть иммунитет — полный, если человек только что переболел, или частичный, который остался с прошлых сезонов заболеваний с похожими вирусами.

— Так, может, и опасаться тогда так не стоит?

— Все, сказанное выше, не означает, что вакцину создавать не нужно. У SARS-CoV-2 довольно высокая смертность — на уровне 1–2%. Да, он не убьет нас всех, но если заразится миллиард человек, то умрут, причем быстро, двадцать миллионов — это недопустимые потери для современного гуманистического общества. А для стойкого коллективного иммунитета как раз нужно, чтобы заразилось много людей.

Понятно, что от туберкулеза, малярии, рака и других болезней суммарно умирает больше. Но 2 миллиона смертей одновременно и десятки миллионов людей в больницах — это шок как для общества, так и для систем здравоохранения.

Цифры новых зараженных и умерших растут как счет на баскетбольном матче — только что ничего не было, и вдруг уже трехзначные числа. Если бы вирус распространялся медленнее, такой паники не было бы.

Нельзя сравнивать коронавирус с Эболой или инфарктом

— Если обратиться к другим опасным заболеваниям, у нас есть смертность от гепатитов, особенно от гепатита С. Почему гепатиты не вызывают такой паники?

— Потому что это гепатит — медленный убийца. До момента, когда у человека печень откажет окончательно, проходят годы. Но люди не могут постоянно находиться в состоянии тревоги — так устроен наш мозг. Мы быстро реагируем на сиюминутные, краткосрочные, эмоционально окрашенные события, но если их же растянуть по времени — привыкнем и приспособимся к этим новым условиям окружающей среды. С точки зрения эволюции это правильно.

Кроме того, очень многие не расценивают риск заразиться тем же гепатитом С как угрозу для себя лично: те же самые люди, что сейчас страшно боятся коронавируса, не используют презервативы при случайных половых контактах.

— Какие еще заболевания несравнимо опаснее коронавируса? Лихорадка Эбола, вирус Зика, малярия, лихорадка Денге, желтая лихорадка? Мы немного забыли о них, потому что они в основном сосредоточены в странах Африки и Юго-Восточной Азии?

— Напрямую сравнивать, какие заболевания опаснее, нельзя. Ваши шансы умереть, если вы заразитесь лихорадкой Эбола, в сотни раз больше, чем при заражении коронавирусом. Вопрос в том, что это разные опасности, их нельзя объединять одним термином, потому что опасность складывается из целого ряда факторов.

Если бы лихорадка Эбола передавалась так же, как COVID-19, мы бы давно вымерли. Но заразиться Эболой можно только при тесном контакте с кровью, калом или рвотой. Грубо говоря, это возможно, когда больной уже не бегает по улицам, а лежит смирно и истекает кровью. Поэтому в современном западном обществе шанс подцепить Эболу минимален — в отличие от некоторых стран Африки, где, например, принято обязательно целовать покойных (хотя в тех странах, где вспышки лихорадки Эбола происходят регулярно, с ним научились хорошо справляться). Поэтому сравнения бессмысленны. Если вы лично заболели лихорадкой Эбола, то для вас вирус очень опасен, а для общества в целом — нет.

А вот малярия по-прежнему является очень большой проблемой. Но да, так как она сосредоточена в беднейших странах Африки и Юго-Восточной Азии, остальная часть мира не очень беспокоится на этот счет. Так что опасность нужно оценивать по всем составляющим — демографическим, геополитическим, медицинским, по нашим навыкам контролировать инфекцию и так далее.

— Какие еще существуют смертельные вирусы, от которых до сих пор не найдено лекарств?

— Уже упомянутый вирус Эбола, его родственник вирус Марбург. Радикального лекарства от ВИЧ нет, хотя антивирусная терапия и позволяет носителям полноценно жить с ним столько же, сколько здоровым людям. По-прежнему неизлечимы бешенство и энцефалит. Если вас укусило бешеное животное и вам не успели вколоть антирабическую вакцину, шансы выздороветь равны нулю.

Если невакцинированного от энцефалита человека укусил зараженный клещ, ему нужно экстренно сделать инъекцию противоклещевого иммуноглобулина. Но даже в этом случае болезнь может развиться, и не всякий организм справится с ней. Однако вероятность, что вы заболеете даже без инъекции иммуноглобулинов (это называется серопрофилактика) далека от 100%, поэтому очень многие жители эндемичных по энцефалиту районов не прививаются, хотя регулярно ходят в лес.

— Главными причинами смерти людей по-прежнему являются сердечно-сосудистые заболевания (инфаркты, инсульты) и онкология. Но и страх этих болезней словно отодвинулся на второй план…

— Никаких особых страхов у людей по поводу онкологии, инсультов, инфарктов, диабета и преддиабетических состояний нет. Все знают: чтобы снизить риск этих заболеваний, нужно не курить, регулярно заниматься спортом, не есть вредную еду, поменьше выпивать. И почти никто не соблюдает эти правила.

Проблема с этими заболеваниями как раз в том, что они развиваются медленно, а люди очень плохо умеют длительно заниматься профилактикой. Именно поэтому эти предотвратимые болезни, а не форс-мажорные смертельные вирусы уносят самое большое количество жизней. Прививки и то не все делают, а каждый день отказывать себе в сладком, жирном, соленом и в целом есть умеренно, заниматься спортом, избегать длительного сидения на одном месте и так далее практически никто не может.

— Почему некорректно сравнивать статистику смертей от коронавируса и от ДТП, как это сейчас активно делают в соцсетях?

— Потому что это разные проблемы и разные категории смерти. Коронавирус — экстренная беда, причем смерти происходят очень быстро, и весь мир следит за статистикой, которая обновляется в режиме онлайн. Для ДТП такого счетчика нет. Ну и опять же, они, как и какой-нибудь туберкулез, с нами очень давно и еще долго будут. Мы к ним привыкли.

Будут еще эпидемии — более опасные

— Какие древние эпидемии мы могли бы сравнить с сегодняшней пандемией коронавируса? И корректны ли такие сравнения? Например, от бубонной чумы умерло 34 миллиона человек в Европе.

— Напрямую сравнивать снова некорректно. Несколько веков назад народу на планете было меньше и такое количество смертей было более критично для выживания, с одной стороны. С другой — люди спокойнее относились к смерти, половина детей умирали до пяти лет и мало кто доживал до старости.

А так крупных эпидемий в истории человечества было множество: это и черная оспа, и чума, и холера. Тиф уносил огромное количество жизней еще в первую мировую войну, испанка в 1918 году выкосила от трех до пяти процентов жителей планеты.

Эпидемий было много, это не первая, не последняя и далеко не самая опасная. Я бы даже сказала, нынешняя коронавирусная пандемия довольно мягкая. Все те болезни, от которых нам делают прививки по календарю, куда более опасные и смертельные, для детей, в первую очередь. Но сейчас активно стало развиваться антипрививочное движение. И если люди вдруг перестанут прививаться, то через несколько лет умирать от столбняка, коклюша, дифтерии и других предотвращаемых прививками болезней будет на порядок больше людей, чем умрет за всю эпидемию коронавируса.

— Что позволит нам в будущем держать эпидситуацию под контролем? Отслеживание мутаций коронавируса и вакцинация? Естественная иммунизация населения?

— Все вместе. Нет какого-то одного решения, которое поможет контролировать коронавирус. Мы на самом деле впервые столкнулись с такой ситуацией: раньше карантины были гораздо эффективнее, потому что мир был не такой доступный для перемещений, не такой взаимопроникающий. И на примере этой эпидемии мы будем учиться, что и как делать в следующий раз.

Пока правительства всех затронутых стран по-прежнему полагаются, главным образом, на ограничительные меры. Но изначально почти все ограничиваются мягким карантином. И скоро мы увидим, работает ли такой карантин или надо сразу начинать с жестких мер. Или, наоборот, выбрать стратегию, при которой большинство людей должны переболеть, а изолировать нужно только группы риска.

Фактически, мы участвуем в эксперименте в масштабах всей планеты, потому что столкнулись с эпидемией в совершенно новых для нас условиях. В течение года-двух мы узнаем, к чему этот эксперимент приведет. Со следующими эпидемиями, которые безусловно, еще будут, я думаю, мы справимся намного быстрее, отработав на нынешней самый эффективный план действий.

Но, к сожалению, в этот раз будет тяжело и многие умрут. Тут ничего не поделаешь.

— И все же насколько оправданы жесткие карантины? Ведь это гибель для мировой экономики.

— Правильного ответа мы пока не знаем. У нас есть только математические модели. Один специалист утверждает: моя модель предсказывает, что наиболее эффективен карантин. А другой говорит: у меня другие параметры модели, гораздо эффективнее всем перезаражаться, стерпеть смерти стариков или изолировать их. И проблема, что никто не способен адекватно и точно оценить эти модели. Они все вероятностные и может так получиться, что мы неправильно оценим, какая из них правильная.

Люди, которые принимают решения на уровне правительств, тоже не могут этого оценить. Они не биоинформатики, не эпидемиологи и вынуждены принимать решения в условиях радикальной нехватки информации.

— Каждый год случаются сезонные эпидемии гриппа, от которых умирают или становятся инвалидами какое-то количество людей. Если коронавирус будет распространяться также, как и грипп, смертность от него будет выше? Но ведь и гриппом болеют далеко не все люди даже в сезоны эпидемий.

— В чем вы видите причину информационной войны в соцсетях? Почему одни горячо паникуют, другие не менее горячо протестуют против угрозы в виде коронавируса?

— Людям нужны эмоции, наш мозг так устроен: скука для него хуже эмоций, даже негативных. А коронавирус постоянно подкидывает новые поводы для эмоций, люди волнуются, представляют, что следующими могут быть они.

Ругаясь в соцсетях, мы как бы пытаемся взять ситуацию под контроль. Это еще одно свойство человеческой натуры — нам нужно все контролировать. Но в нынешней ситуации ничего контролировать не получается.

Единственное, что люди могут сделать — это самоизоляция и соблюдение мер гигиены. Причем даже эти действия не обнуляют шансы заразиться. И эта ситуация очень нервирует, тем более, что конца ей в обозримом будущем не видно. Люди пытаются найти опору — и именно поэтому так агрессивно защищают ту позицию, которая кажется им правильной.

Моя знакомая скончалась от рака щитовидной железы.Диагноз был поставлен в октябре, а умерла она через два с половиной месяца.До этого была очень активной,дважды за год съездила в путешествия(по Европе и в Египет).В день смерти она ходила по квартире, полностью себя обслуживала.Но в последние полтора месяца не могла не только ничего есть,но и пить.Опухоль перекрыла гортань.Не проходила даже вода от кусочка льда.Это были страшные мучения.Но она не осознавала,что умирает.Надеялась,что скоро сделают операцию,нужно только потерпеть.(Ей так говорили родственники).В день смерти вставала с постели до туалета,просила сделать уколы. И умерла внезапно, когда все вышли из комнаты. Метастазы, видимо, перекрыли дыхательный центр в головном мозге. У каждого своя смерть.Человек и рождается, и умирает в одиночестве. Каждому свое.И каждый страдает по-своему.

Про внезапную смерть от рака не слыхала. Внезапно диагноз обнаруживали. У тех, кому вводили стволовые клетки для омоложения, через некоторое время обнаруживали четвертую стадию. То есть, болезнь прогрессировала значительно быстрее, чем в иных случаях. Насколько мне известно, до самой смерти онкобольным кололи обезболивающее. Потому что метастазы растут и приносят все большие страдания. Организм умирает постепенно.

Это зависит от того, насколько своевременно был поставлен диагноз, как развивается болезнь, к примеру, Лемми Киллмистера, знаменитого музыканта, она сожгла буквально за 5 дней, а есть те, кто с раком живет очень долго, к примеру, Иосиф Кобзон. Поэтому можно говорить о быстром агрессивном течении болезни и о том, что можно скончаться внезапно. Также нужно отметить, что эту болезнь далеко не всегда распознают, и потому человек какое-о время может жить, не подозревая, что его постепенно убивает рак. Но не всегда человек мучается, он может и не замечать до последней стадии заболевания, и я знаю такие случаи, когда рак обнаруживали у человека уже после смерти, но сам человек не мучился. Видимо, зависит от иммунитета, от того органа, который поражен, от порога болезненности человека. К тому же рак дается людям не просто так. а чтобы они поняли и осознали что-то, и потому не всегда раковое заболевание проходит мучительно, просто может стать психологически дискомфортно.

Раком называют опухоль, которая возникает в результате непрерывного деления вышедшей из-под контроля клетки. Этот процесс не остановить. Рак поражает все новые и новые здоровые клетки, которые также начинают делиться. Заболевшие клетки разносятся кровотоком и лимфотоком по всему организму. Так возникают метастазы с новыми очагами злокачественных образований. По сути, рак ведет себя в организме человека как вирус, крайне опасный и очень агрессивный.

На сегодняшний день с полной ответственностью можно сказать, что рак – это чума XXI века. Скорее всего, каждый из нас так или иначе сталкивался с этим страшным заболеванием. У кого-то заболели друзья, у других родственники или любимые, а кто-то сам страдает от этого страшного недуга. Большинство из нас думает, что если человек болен, то смерть от рака неизбежна. Но это не совсем так, ведь очень многое зависит от формы заболевания и стадии его развития в момент обнаружения. Чем раньше пациент обратится за помощью, тем больше шансов его спасти либо максимально продлить жизнь.

Ситуация такова, что ежегодно во всем мире заболевает раком около 14 миллионов человек. Смерти от рака находятся на втором месте по количеству после летальных исходов при заболеваниях сердечно-сосудистой системы. И, к сожалению, с каждым днем это число растет. Почему же так происходит? И от чего зависит возникновение этой страшной болезни? Давайте разберемся.

К сожалению, рак – это такое заболевание, которое перед смертью больного чаще всего заставляет его испытывать довольно мучительные ощущения, причем как от лечения, так и от самого недуга. Проявления могут быть различны, в зависимости от того, какой орган поврежден первоначально или же последующими метастазами, но есть отдельный ряд признаков приближающейся смерти. Они едины для всех больных раком.

1. Самые распространенные признаки смерти от рака – постоянная сонливость и усталость. У человека больше не остается сил на бодрствование. Это происходит из-за замедляющегося обмена веществ. Так как организм испытывает дефицит необходимого ему питания, он словно впадает в спячку.
2. Потеря аппетита. Рак очень часто не дает больным даже пить воду. Организм настолько ослабевает, что ему просто не хватает энергии на переваривание пищи.
3. Тяжелое и хриплое дыхание. Это довольно частый симптом приближающейся смерти от рака.
4. Очень сильная слабость. Иногда умирающему больному не хватает даже сил повернуться на бок.
5. Полная либо частичная дезориентация. Смерть уже близка. Органы начинают отказывать, умирает мозг.
6. Холодеют конечности. Перед самой смертью от рака кровь приливает к жизненно необходимым органам, уходя с периферии.
7. Больной теряет интерес к окружающему его миру и практически полностью уходит в себя.
8. Если есть метастазы, а на последних стадиях рака они есть практически у всех пациентов, больной начинает ощущать очень сильную боль в костях.
9. Появление венозных пятен предупреждает о скорой кончине. Иногда даже может развиться гангрена. Также проблемы с кроветворной функцией могут привести к анемии или даже инсульту.
10. У людей, умирающих от рака, очень часто перед самой смертью наступает паралич конечностей.
11. Рвота, галлюцинации и сильная потеря веса могут быть признаками скорой смерти от рака. Но, вполне возможно, они являются побочными эффектами агрессивного лечения.

Это самый распространенный вид онкологических опухолей. Смерть от рака легких занимает, пожалуй, первое место среди всех летальных исходов от рака. Дело в том, что это заболевание протекает практически бессимптомно, и часто выявить его можно только на последних стадиях, когда уже слишком поздно и сделать практически ничего нельзя.

Пациент испытывает сильные боли при дыхании. И чем ближе кончина, тем ощутимей эти боли. Невозможность дышать, каждый вдох дается с трудом. Приходят изнуряющий кашель и постоянное ощущение нехватки воздуха, головные боли, головокружения, и даже возможны эпилептические припадки. Бывает, что начинают болеть кости спины и бедер.

Лечится рак в основном химиотерапией, лучевой терапией, и хирургическим способом, а также сочетанием этих трех методов. Существует множество альтернативных типов лечения, но действенность их не доказана.

Он подразделяется на первичный и вторичный типы. Первый – это когда злокачественное новообразование возникает из перерожденных клеток самой печени. Встречается он крайне редко, лишь в 10% случаев из 100. А вот так называемый вторичный тип развивается из раковых клеток, занесенных от первоначальной опухоли вместе с кровотоком.

Печень – это один из самых поражаемых метастазами орган. Главная причина развития гепатомы – цирроз печени. Основной предпосылкой его является злоупотребление алкоголем. Также развитию первичного рака печени способствуют вирусный гепатит В, диабет, влияние различных канцерогенов на печень. Мужчины значительно чаще заболевают гепатомой, чем женщины. Помимо врожденной половой предрасположенности, на это влияет прием таких препаратов, как стероиды для наращивания мышечной массы.

Это онкологическое заболевание, занимающее по частоте возникновения четвертое место среди других видов рака, протекает практически безболезненно. Ощутимые боли начинаются только на 3 – 4 стадии, поэтому очень часто рак матки диагностируется в крайне запущенном варианте. Основные симптомы – болевые ощущения, кровянистые выделения в течение цикла и во время полового акта, а также при физических нагрузках. Самые первые признаки рака на ранней стадии – это интенсивные слизистые выделения с гнойными включениями и неприятным запахом, которые вызывают зуд и жжение. Симптомы могут иметь как временный (периодический), так и постоянный характер.

Смерть от рака матки ожидает более шести тысяч женщин в год – это 60% заболевших. В основном это женщины от 20 – 45 лет.

Это онкологическое заболевание встречается у женщин. Основные причины развития рака в молочных железах – это различные гормональные нарушения, которые связаны с неправильным приемом оральных контрацептивов, абортами, различными воспалительными заболеваниями яичников и матки, избыточной массой тела, нехваткой витаминов и микроэлементов при неправильном диетическом питании, а также нерегулярной половой жизнью.

Смерть от рака молочной железы – довольно редкое явление, чаще всего этого исхода удается избежать за счет раннего обнаружения опухоли. Ее симптоматика крайне ярко выражена: сильное повышение температуры тела, общая слабость, головокружение, боль в мышцах. Все это сопровождается увеличением одной из грудей более чем в 2 раза и возможными гнойными выделениями. Также легко обнаружить узловые болезненные образования в груди, которые легко прощупываются методом пальпации. При лечении опухоли потеря пораженной грудной железы чаще всего неизбежна.

Если у пациента выявлен рак 3 – 4 стадии, то в клинике такого больного не держат, его выписывают домой. Несмотря на огромное количество различных обезболивающих средств, смерть от рака представляет собой довольно мучительный процесс. К этому времени обычно организм уже поражен многочисленными метастазами, и новые опухоли начинают давать о себе знать. Хорошо, когда больной большую часть времени спит или находится в коме. Возможно, в этом состоянии он не мучается от болей. Да, в городах созданы специальные хосписы для таких обреченных, но далеко не все могут туда попасть. Только в наших силах как-то облегчить страдания близкого нам человека на этом последнем этапе страшной и чаще всего смертельной болезни.

Британские учёные нашли неожиданное, однако эффективное лекарство от гипертонии: всего 20 минут загара позволяет ощутимо снизить артериальное давление.

Исследователи считают, что их работа объясняет, почему люди, живущие в менее солнечных северных широтах, например, шотландцы, чаще умирают от сердечно-сосудистых заболеваний. Кстати, в России – одной из самых северных стран в мире – в общей структуре смертности населения на долю сердечно-сосудистых заболеваний приходится 60%: в год по этой причине умирает до 1,5 млн. человек. А повышенным давлением страдает каждый третий. При этом проблема рака кожи также обостряется: так в 2011 году в России злокачественные новообразования кожи вышли на первое место между раковых заболеваний. В целом, согласно статистике рак кожи составляет чуть ли не половину всех раковых патологий в мире. Считается, что в 90% случаев болезнь провоцирует избыток ультрафиолета. Правда, все чаще пусковым механизмом называют плохую экологию.

По материалам информационного агентства nr2.ru