Победила рак и родила

Юлия Пронина, 36 лет

Мне было 26 лет. Я получала дополнительное образование в Австралии, где изучала стратегии в рекламе. Как-то я вернулась в Москву на каникулы между семестрами и, когда утром надевала лифчик, обнаружила у себя маленькую горошину в груди. Раньше ее точно не было.

Мне нужно было срочно узнать, что это. Прямо в этот же день. Но я не знала, к кому обратиться, поэтому позвонила подруге, у которой уже были дети, и спросила, куда идти. Она дала мне совет, а также высказала предположение, что, скорее всего, ничего страшного случиться со мной в 26 лет не может.

Мне сделали УЗИ и сказали, что это обычная положительная фиброаденома (доброкачественная опухоль молочной железы. — Прим. ред.). Пока я сидела в очереди, я успела изучить все заболевания груди, поэтому настояла на пункции. Результаты исследования я попросила забрать друга, потому что мне нужно было возвращаться в Австралию. За месяц, пока я ждала результаты, горошина выросла до размера грецкого ореха.

У меня автоматически хлынули слезы. Сейчас сложно воссоздать свои чувства тогда, но помню, что подумала о родителях и о том, как им рассказать. Вторая мысль — о детях. Я впервые осознала, что хочу стать мамой.

Что будет дальше, я не понимала. Единственное, что я знала, — надо быстро лететь домой и лечиться. После того как я узнала о диагнозе, я пошла к знакомой, с которой мы вместе учились, прорыдала у нее весь вечер, выпила кучу ромашкового чая, чтобы успокоиться, но это не помогло. На следующий день я начала действовать. Мне нужно было переподтвердить диагноз в Австралии, потому что иначе мне бы не вернули деньги за учебу. Я записалась к местному терапевту, который направил меня к онкологу. Сделали УЗИ, пункцию и подтвердили рак. Я реагировала спокойно: я не надеялась на чудесное излечение — мне просто нужно было это подтверждение.

Всего за неделю я решила вопрос с документами и возвратом денег. В это же время мне из России позвонила подруга, которая нашла в Москве врача. Это было большое облегчение, потому что родители обзвонили всех знакомых, и никто не знал, куда идти с этой проблемой. Я сразу не сообразила, что можно обратиться в онкоцентр на Каширке (Национальный медицинский исследовательский центр онкологии им. Н.Н.Блохина. — Прим. ред.), несмотря на то что жила почти по соседству. В итоге я отправилась именно туда.

Это было 10 лет назад, и я даже не знала, что кто-то не может пробиться в этот онкоцентр. В мое время ты либо приходил с заключением — направлением от местного онколога, либо шел в платное отделение, сдавал анализы. Если по результатам пункции рак подтверждался, тебя переводили на бесплатное лечение. 18 сентября я вернулась в Москву, сделала пункцию и трепанобиопсию (один из методов диагностики онкологии. — Прим. ред.). Мне диагностировали трижды негативный рак молочной железы (опухоль характеризуется агрессивным течением и не реагирует на многие существующие виды терапии. — Прим. ред.). Уже в первых числах октября я начала химию, и в итоге я прошла через четыре химии до операции и еще через четыре после.

Первая химия была самой сложной для меня, потому что я не знала, как все происходит и как я себя буду чувствовать после. Это я сейчас знаю, что ты приходишь, тебе делают капельницу на протяжении 30–40 минут или больше (иногда доходит до нескольких часов), а после этого ты идешь домой, где тебе становится плохо. В больнице не так плохо, потому что там тебе дают премедикацию (лекарственная подготовка к медицинским процедурам. — Прим. ред.), которая позволяет пережить вливания препаратов.

Было плохо. Тошнило, кружилась голова. Прописанные для облегчения симптомов свечки не сильно помогали. Меня сутки рвало, а потом я начинала потихонечку отходить и принимать пищу. Мне хотелось рассола и квашеной капустки. Кстати, если я ела что-то в день химии, то потом у меня к этому продукту было отвращение несколько месяцев. Правда, с шоколадом эта схема не сработала.

Пережить последствия химии мне помогали дыхательные упражнения и свежий воздух. Я открывала окна, устраивала сквозняк и глубоко дышала. Я так и после вечеринок делала, когда мне было плохо.

После операции мою опухоль стали проверять на ответ на лечение. Есть пять степеней ответа, а у меня была самая низкая, самая плохая. Мне назначили еще три химии уже другими препаратами, которые считались наиболее эффективными на тот момент, и отправили лечиться по месту жительства. После того как я узнала степень ответа, доверять свое лечение врачам я уже не могла.

Вначале у меня не было ресурсов на отношения. Когда я лечилась, все мысли были о лечении. Потом был период физической и психологической реабилитации, который затянулся на несколько лет. Возможно, если бы я обратилась к психологам, он бы сократился. Но тогда я не знала, что с такой проблемой можно пойти к психологу. Я и не осознавала, что мне нужна помощь.

Первый год после лечения я была не готова к отношениям. У меня не было половины груди, на ней был огромный шрам. Я не знала, какие вопросы зададут, когда увидят мое тело. Потом поняла: либо человек принимает мое тело, либо нет .

Каждый раз перед очередным [контрольным] обследованием было страшно. Но даже страх со временем притупляется. Я закончила лечение в 2010 году, а в 2015-м, когда уже почувствовала себя здоровой, я забеременела. Это была желательная беременность от любимого мужчины.

Шел первый триместр, я была эмоционально чувствительной из-за гормональных изменений. И я уже любила своего ребенка, как можно было говорить об аборте?

Потом в роддоме по месту жительства у меня отказались принимать роды, ссылаясь на то, что из-за онкологии мне нужен специализированный роддом. В тот момент я уже была с огромным животом, и мне все это порядком надоело: надоел сбор анализов, надоело выяснять, где мне рожать и можно ли вообще рожать. Тогда я написала в Департамент здравоохранения Москвы.

На письмо отреагировали быстро и собрали консилиум у главного гинеколога города Москвы. Врачи сказали, что изучили мою историю болезни и вообще не понимают, почему меня гоняют по всем инстанциям, заставляя проходить обследования, — ведь я обычная беременная женщина. Оказалось, что рожать я могу где хочу. Единственным вопросом осталось кормление грудью. Гинеколог велел посмотреть, будет ли лактация после родов, потому что из-за операции протоки, скорее всего, нарушены, из-за чего может развиться мастит. В итоге мне подавили лактацию, хотя я знаю девочек, которые кормили сами.

16 июня 2016 года у меня родилась дочь. Кстати, 16 июня 2010 года у меня была последняя лучевая терапия. Такое вот интересное совпадение.

Мне часто пишут, спрашивают, куда обращаться и что делать. Когда попадаешь в экстренную ситуацию, обычно нет времени перелопатить весь интернет, чтобы найти нужную тему. Поэтому я завела сообщество, где помогаю женщинам личным опытом. Потом благодарности пишут, мне это приятно. Мне кажется, что делиться опытом — моя миссия.

Программа создала большое сообщество женщин с опытом жизни с онкологией по всей стране, которые поддерживают друг друга онлайн и во время личных встреч. В Москве в рамках проекта можно бесплатно посещать группы арт-терапии, танцев, йоги, скандинавкой ходьбы цыгун и ходить в качестве добровольцев в больницы, чтобы поддерживать женщин после операции.

Трипл-негативный рак молочной железы (РМЖ) мы определяем через отрицания — то есть через исключение того, чем он не является. Клетки такой опухоли не имеют на своей поверхности структур, которые мы обычно выявляем при определении биологического подтипа РМЖ. Они не имеют гормональных рецепторов: то есть опухолевые клетки не получают стимулирующего сигнала от гормонов.

Трипл-негативный РМЖ в определенной степени хуже других, поскольку наш арсенал терапевтических средств ограничен: мы не можем использовать ни гормонотерапию, ни биотерапевтическое лечение. У нас остается фактически один вариант: химиотерапия.

Стандартов в этом вопросе не существует. Это должно решаться индивидуально, на консультации с онкологом. В целом считается, что наибольшая частота местных рецидивов приходится на срок до двух лет после лечения. Если в течение двух лет организм женщины находится в ремиссии (свободен от опухолевого процесса), многие онкологи разрешают пациенткам рожать. Некоторые онкологи говорят о трехлетнем сроке. Но многое зависит от обстоятельств: стадия заболевания, риски прогрессирования. Необходима совместная консультация онколога и репродуктолога.

Критическое значение имеет репродуктивный потенциал женщины. После 35 лет качество яйцеклеток драматическим образом ухудшается — это биологический процесс, который не связан с онкологией. Если речь идет о пациентке 38 лет, мы говорим о перерыве в год, три года или пять лет не только с точки зрения опухолевого процесса, но и с точки зрения репродуктивной функции. При успешно излеченном злокачественном новообразовании препятствий для беременности и родов нет.

Эту историю я увидела в Инстаграмме в день Всемирной борьбы с раковыми заболеваниями. Вот что писала Елена Николаева :

«Много лет назад я услышала страшный диагноз. И моя жизнь разделилась на до и после. Помню всю ужасную палитру эмоций, которые я переживала тогда, глядя на свою спящую маленькую дочку. Помню глаза врачей, которые они старательно отводили, когда я спрашивала о шансах. Помню поддержку мужа и друзей, без которой я бы не справилась (это я точно знаю). Помню дикое желание ЖИТЬ, желание понять, для чего мне послано это испытание! Помню ежедневные молитвы моей теперь уже ушедшей мамы (каково ей было понимать, что ее дочь больна тяжелейшим заболеванием. ). Помню самые плохие прогнозы врачей, которые уверяли, что мне немного осталось, если я выбрала иной путь лечения (я отказалась от химиотерапии). И поэтому на своем примере хочу поддержать тех людей, которые узнали о своем диагнозе: только оптимизм, жизнелюбие, вера, поддержка близких способны совершать чудеса наряду с врачами.

О вере, о чуде, о том, что должно быть и чего не может, я приехала поговорить с Еленой Николаевой. Оказалось, что это не простая москвичка, а депутат Госдумы , руководитель Ассоциации малоэтажного и коттеджного строительства. Честно скажу - изначально я подумала, что это чистый пиар. И даже настроилась слегка негативно. Но. Судите сами. Вот наш разговор.

Она никак не выглядит на 46. Максимум 30 лет. Молодая, улыбающаяся, подтянутая, прямая, как струна. Кажется, что в ней энергии, как в танцовщицах фламенко . И она этой энергий немедленно начинает щедро делиться. Как и проблемами, с которыми пришлось столкнуться.

- Я почувствовала болезнь, когда еще кормила дочку, мне было лет 28. Думала, по молодости - ну бывает после кормления (не рассосала малышка, тянет грудь, ноет, случается). Дочка болела. И работала еще сразу на нескольких работах. Не до того было. Казалось, не беда. Но прошло какое-то время и стало ясно - это уже явно не те проблемы, на которые нужно закрыть глаза. Грудь набухала, боль становилась отчетливей и совершенно очевидны узлы. Буквально за пару недель опухоль размером с пятикопеечную монету стала похожа на куриное яйцо. И сразу стало ясно, что все плохо. Меня госпитализировали, тут же прооперировали - академик Харченко (Владимир Петрович, профессор, онкохирург - прим. ред.) и другие прекрасные хирурги, но уже стало понятно, что ситуация очень сложная. Оказалось, что помимо одной опухоли были еще и другие. И осложнения на лимфоузлы, их тоже нужно было удалять. И врачи мне говорили: да ты еще молода, да еще все можно поправить. Главное, знай - все можно решить. И всегда нужно жить.

- Невозможно поверить в хорошее, кажется. Что помогло?

- То есть победить болезнь помогла вера?

- До победы в тот момент было еще очень далеко. Но тогда я вдруг поняла, что операция пройдет удачно. И, действительно, я открыла глаза и врачи сказали - все хорошо. Но на самом деле та вера, что есть у меня сейчас, осознание себя и жизни не сразу пришли ко мне. Было очень много всего: боль, операции, масса препаратов. Был ужасный момент, когда я отказалась от химиотерапии после радиации. Упала в обморок и очнулась в реанимации. И ушла из больницы с мыслью - да ну, лучше уже не будет. Поехала в монастырь, помолиться. Уже без всякой надежды. И вдруг обрела ее там. Веру. Мою, собственную. И осознала - я всегда была просто прохожанкой, которая заходит-проходит в церковь, но не бывает в ней по-честному. А в этот момент поняла: каково это - верить. Никому не навязываю, но вера, какая бы она ни была, в болезни и здравии - это то, что нам всем нужно. По крайне мере мне - точно.

- Но судя по вашей записи в Инстаграмм, прогнозы врачей были плохими.

- Действительно, чудо. Но как с таким диагнозом, ведь понятно, что врачи не были окончательно уверены, что рак ушел навсегда, вы решились на ребенка? Неужели не пугали?

- Еще как пугали. Постоянно говорили, что так - после беременности и родов, сгорела Жанна Фриске. Что, скорей всего, именно беременность запустила в ее организме процесс болезни. Но мы с мужем всегда очень хотели большую семью. 12 лет я боролась с раком. За это время я полностью изменилась внутренне. И эта внутренняя уверенность позволила мне поверить в то, что у меня будет здоровый малыш и настоящее счастье. Так и случилось. Сейчас глядя на свое солнышко, я понимаю - все не зря. Может быть, именно благодаря этому малышу болезнь и отступила. Между последней операцией по удалению лимфоузлов и беременностью прошло около двух лет. И все равно я знала - все будет хорошо.

- Родные понимали, что все может закончится плохо? Как реагировала дочь? Сейчас она уже взрослый человек.

ВАЖНО

5 главных правил, которые помогают в борьбе

1. Поддержка близких.

5. В будущем точно будет лучше.

Просто поверьте в это. И у вас все получится.

В 2014 году Диана организовала волонтерское движение, которое помогает единственному в Красноярске государственному хоспису. Она и несколько ее единомышленников каждое воскресенье кормят, моют, подстригают паллиативных пациентов. В 2015 году Диана Виденкина вышла замуж и родила здорового ребенка, и ее муж — тоже волонтер.

Мне становилось хуже, а врачи не знали, что со мной

— Сегодня моя главная инструкция в жизни — это Библия. Русский человек ведь когда обращается к инструкции? Когда что-то ломается. Вот так и со мной произошло, — улыбается Диана.

Она говорит, что всегда старалась вести здоровый образ жизни. Но приоритеты все же расставила неправильно — старалась зарабатывать больше, повышать качество жизни.

— Я была трудоголиком. На протяжении нескольких лет до болезни работала не только на радио, но и организатором банкетов. Находилась на работе подолгу, иногда по 16 часов в сутки. Раньше в ресторанах и клубах можно было курить. Гости праздновали, дым коромыслом в буквальном смысле, — вспоминает она. — Возможно, это и стало пусковым механизмом к раку. Плюс переработки, стрессы, отсутствие нормального отдыха.

Диана на работе на радио

В 2011 году у Дианы появились слабость, вялость, кашель. Она думала, что просто устала. Но тревожные симптомы не проходили, а лишь нарастали.

— Пошла по врачам, обследовалась долго. Но специалисты лишь разводили руками — никто не мог сказать, что со мной, — объясняет Диана.

Тогда еще в Красноярске не было онкологической настороженности и даже провести обычный онкоскрининг было большой проблемой. Радиоведущая пыталась лечиться сама, обращалась в платные клиники, даже решила, что это диабет, которым болела ее бабушка. Были подозрения и на туберкулез, так как в Красноярске эпидемия этого заболевания.

— В начале января 2012-го стала скакать температура, то поднимется до 37-38 градусов, то опустится. Я продолжала обследоваться, тратила огромные деньги на анализы. Становилось хуже, появился кашель. Фтизиатр отправил на рентген. Нет, не туберкулез. УЗИ брюшной полости: печени, почек. Все нормально, кровь хорошая.

Проходит март, апрель, уже полгода как я болею, а никто не знает — чем.

Сделали биопсию, отправили к онкологам. Диана пришла к Гамлету Арутюняну, доктору наук, академику, который тогда был заместителем главного врача по хирургии Красноярского онкодиспансера.

Экстренная операция состоялась только в мае, метастазы подтвердились.

Откачали жидкость из легкого, подобрали антибиотики

Диана признается, что по жизни всегда старалась контролировать ситуацию, перепроверять, находить источники, читать, интересоваться. В том числе и относительно своего диагноза. Поэтому, когда в Красноярске случился ранний рецидив, решила ехать в Москву.

Диана во время лечения с родными

Ей чудесным образом повезло. Никита Исаев, политолог и экономист, с которым она была знакома, познакомил ее с представителем Минздрава. Тот посоветовал врача в онкоцентре Блохина. Доктор оказался торакальным хирургом и, заинтересовавшись таким сложным случаем, принял ее. Откачали жидкость из легкого, подобрали антибиотики от стафилококка, назначили химиотерапию и отправили лечиться обратно в Красноярск.

— Я никогда в жизни так не молилась, — говорит Диана. — Загранпаспорт сделали быстро. Приношу документы, объясняю ситуацию, говорю, что мне срочно лететь. Через четыре часа паспорт у меня. Первую поездку в Израиль мне оплатил Никита Исаев.

Диана во время лечения в Израиле

В Израиле провели полное обследование. Результатов нужно было ждать четыре дня.

На пятый день, когда должны были объявить результаты, голубь принес оливковую ветвь.

— Удивительно, где он ее взял? Ведь в Тель-Авиве практически нет оливковых деревьев. Я эту ветвь беру, кладу на подоконник, звоню узнать результаты. И мне говорят, что там ничего нет. Метастазов нет! Голубь и ветвь. Благая, добрая весть! Есть надежда на новую жизнь! Я все поняла, Бог дал мне знак и пытался утешить меня…

По заключению израильских врачей, химиотерапевтического лечения больше не требовалось. Но нужна была долгая реабилитация, иначе Диана могла умереть от банального гриппа: иммунитет на нуле, аутоиммунные расстройства. Девушка не могла есть, пища совсем не усваивалась, дышала с трудом, так как трижды перенесла пневмонию. В России такой реабилитации нет. В Израиле Диане назначили препараты и расписали схему, она принимала их дома.

Как только появились силы, стала заниматься ЛФК. Когда стало еще легче — выучилась и стала тренировать других пациентов. Сейчас Диана как волонтер проводит занятия по фитнесу в молодежном центре.

Диана ведет занятия по фитнесу для мамочек — после рака

Мы стали кормить бомжей — теперь они приличные люди

— Главное, что произошло со мной во время болезни — я стала по-настоящему верующим человеком. Я поверила в спасительную жертву Христа. Когда заболела, было ощущение такое, что я качусь с ледяной горки вниз. Вот представь, ты зимой летишь с высокой горы. И понимаешь, что остановиться не можешь. Можешь хвататься руками, тормозить ногами, кричать, чуть замедлиться, но остановиться никак. Я понимала, что умираю…

Все эти попытки подобрать лечение во время консилиумов, непонимание того, что со мной происходит, опасный диагноз, тяжелое лечение и вновь ухудшение, рецидивы… На фоне всего этого я еще очень плохо себя чувствовала. После операции у меня не было 2/3 легкого, на этом месте стояла спираль, которая держит бронхи. В какой-то момент она соскочила, образовался гнойник в легких, началось серьезное воспаление.

— Я горела желанием начать и, долго не раздумывая, уже после химиотерапии собирала деньги на подарки детям-сиротам. Организовала стойку сбора средств на подарки в крупном торговом центре, не до конца понимая, что для меня это может быть смертельно опасно из-за нулевого иммунитета. Большое скопление людей, вирусы… Признаюсь, раньше мне вообще мало что было известно про благотворительность, — говорит она.

После сбора подарков для сирот Диана прочитала о Докторе Лизе, которая помогала бездомным в Москве.

Диана помогает бездомным

Волонтеры сотрудничают с центром социальной адаптации для бывших заключенных. Их тоже приглашают в хоспис в качестве волонтеров. Жесткий отбор, инструктаж, курсы паллиативной помощи — это обязательные условия.

Мне говорили, что шанса родить не будет

— Диана, ты каждое воскресенье в хосписе, твой телефон не замолкает вот уже два часа, что мы общаемся. Ты готова тратить на это свою жизнь?

— Не тратить. В этом и есть теперь смысл моей жизни. А не в том, чтобы как у большинства — повысить уровень своей жизни, накапливая материальные блага.

Вера в Иисуса Христа стала тем самым рычагом, за который я ухватилась, когда катилась с этой ледяной горки, понимаешь. Это тот фундамент, на котором я начала строить новую жизнь. Раз Бог дал мне возможность жить дальше, значит, моя жизнь должна быть полезна кому-то еще.

— Во время лечения ты продолжала работать на радио?

— Да, хотя это звучит диковато. Медики удивлялись, когда я сбегала из больницы на радио вести эфиры. Благо, радио не телевидение. Никто не видел, что я в платке, без волос, опухшая от гормонов.

Вела иногда мероприятия в парике, никто не догадывался о том, через что я прохожу. Я пила обезболивающие, ставила себе уколы во время перерывов, бывало, плакала от боли и слабости. Мое мировоззрение на тот момент уже менялось, я перестала жить завтрашним днем и жила настоящим. И в каждом дне мне хотелось сделать максимум, отдать как можно больше любви тем людям, которые хотят ее получить.

Только представь, нас каждое утро слушают до 200 000 человек. И я должна сказать им что-то такое, чтобы их день задался. Как-то их вдохновить. Вот это и было для меня самым главным стимулом.

— Как ты решилась родить дочь после такого диагноза?

Да, я пожизненно инвалид второй группы, да, мне 36 лет, но почему нет?!

Была какая-то внутренняя уверенность. Помогли опять-таки израильские врачи. Они собрали консилиум по моему случаю и сообща дали добро. После пятилетней ремиссии вероятность возникновения рака у меня точно такая же, как у любого другого человека. Поэтому я хочу еще детей.

— Кто поддерживал тебя?

Со своим доктором Борисом Брилем и дочерью в Израиле

— Что бы ты посоветовала тем, кто борется сейчас?

— Во-первых, рак не приговор. И в любой ситуации нужно бороться, интересоваться, искать варианты.

Фото из семейного архива Дианы Виденкиной

Говорят, в России рак, как и война, коснулся практически каждой семьи. Понятно, что с болезнью борются во всем мире и всюду этот страшный недуг считается почти неизлечимым. В России это как?то уж совсем безнадежно. Но 30?летняя волгоградка Елена Журавлева ломает стереотипы.

Лечили от аллергии

…Перед такими встречами всегда ожидаешь чего?то страшного. А тут рядом со мной сидит жизнерадостная красивая девушка с очаровательными близнецами на руках.

– С мужем мы познакомились в детском саду, – рассказывает Лена. – Нет, все случилось в сознательном возрасте, – смеясь, уточняет девушка.

Она работала воспитательницей, гуляла со своими малышами, а Игорь – с племянником. Молодые люди начали встречаться, потом поженились. В 2006 году у них родился Владик. А в 2010?м Лена заболела.

– Я уже тогда засомневалась, – вспоминает Лена. – Аллергии на цитрусовые у меня даже в детстве не было.

Сама пришла. Ногами

В онкологический диспансер приехала одна: родители в деревне, муж занят.

– Я делала 20 шагов и падала, поднималась – и снова шла, – вспоминает девушка. – Каким?то чудом добрела и даже выдержала все процедуры и расспросы врачей, которые, надо отдать им должное, сделали все быстро.

А когда получили рентгеновские снимки, собрали целый консилиум, на который пригласили и пациентку. Они были уверены, что девушка зайдет с мужем или мамой. Узнав же, что она пришла одна, потеряли дар речи.

У Лены потемнело в глазах. Выпал из рук и вдребезги разбился сотовый телефон.

Приняла решение жить

Сначала хирурги хотели удалить огромную опухоль, но она оказалась неоперабельной: прилипла к сердцу, венам, срослась с каждым сосудом. Из легких девушки откачали 17 литров жидкости. Рассказывая об этом, Лена опять звонко хохочет.

…Она прошла восемь курсов химиотерапии, в том числе пять красных, от которых выпадают волосы. В итоге опухоль сжалась, но не исчезла. Необходимо было провести лучевую терапию, на что эскулапы никак не могли решиться: боялись задеть сердце. К счастью, обошлось.

– С самого начала своей болезни я приняла решение не думать о диагнозе, – говорит Лена. – И никогда не произносила это страшное слово вслух. Потому что приняла решение жить.

Одной крови

В больнице Лена провела ровно год. Поначалу не верилось, что больше не будет ни уколов, ни капельниц, радость омрачалась только одним: девушке сказали, что после такого лечения родить уже вряд ли получится. А они с мужем так мечтали о втором ребенке!

Вердикт вынесли после того, как ей перелили кровь мужа. После нескольких курсов убийственной красной химии Лене стало так плохо, что срочно понадобилось переливание плазмы. С мужем группа крови у них одинаковая – первая положительная.

Лена с Игорем поехали по монастырям. Просили. Молились. И чудо случилось.

– Наверное, это подарок мне за победу над болезнью, – смеется Лена. – О том, что он будет таким щедрым, что будет не один ребенок, а сразу два, да еще мальчик и девочка, я не смела даже мечтать.

И вот тут ее оптимизм первый раз дал сбой: она пришла домой и расплакалась. Но на следующий день опять кинулась к своему лечащему врачу.

– Он запретил мне думать о плохом. За это я и моя семья ему безмерно благодарны. Все у меня, правда, сложилось хорошо.

…Рассказывая о том, как боролась с болезнью, а потом рожала двойню, она не перестает улыбаться и шутить. Признается: бывало всякое, и боль, и страх. Но…

– Хотите верьте, хотите нет – болезнь помогла мне обрести себя, – улыбается Лена. – Ведь я только сейчас поняла, как же я счастлива!

Как найти в себе силы бороться?

– Пожалеть себя можно первые два часа, а потом надо вытереть слезы и понять, что это не конец, – советует Елена Журавлева. – Я ни разу за все время лечения даже самой себе не сказала, что у меня рак. Настроилась на то, что обязательно поправлюсь. Если вам поставили такой диагноз, не паникуйте – это вовсе не значит, что завтра ты отправишься в крематорий. Надо перестать рыдать и подумать, что тебя здесь, на этой земле держит? Меня держали сын и муж, родители. Рак лечится. Более того – после него даже рожают. Двойню!

12 продуктов, защищающих от онкологических болезней

как Даша Арефьева победила рак

Дарья Арефьева была студенткой, училась на втором курсе Института иностранных языков, когда буквально за неделю ее жизнь переменилась, потому что появился диагноз "В-крупноклеточная лимфома средостения". Опухоль размером с грейпфрут проросла в сердце. С этого момента прошло уже семь лет – Даша победила рак.

Когда тебе 18 лет, не особенно следишь за здоровьем, особенно когда поводов нет. Тем более когда и некогда: учеба, работа, кастинги – подрабатывала моделью. В октябре 2008 года Даша заболела бронхитом, пролечилась антибиотиками по назначению врачей – и вернулась к привычной жизни. Тогда же пришлось сделать флюорографию, тогда же врачи обнаружили "выпуклость" в районе сердца, но заподозрили порок митрального клапана. Дальнейшие обследования показали, что порока нет.

Опухоль рядом с сердцем

Весной, спустя полгода, Даша почувствовала себя плохо."Я поняла, что что-то странное происходит с организмом. Причем странности нарастали буквально в течение нескольких дней: отекла шея, стало трудно дышать. Буквально за два дня все произошло, и мама вызвала скорую", – вспоминает девушка.

Скорая не хотела забирать, уверяли, что отек – это аллергическая реакция на цветение – вокруг весна. Но Даша и ее мама настояли на госпитализации.

Две недели девушка провела в реанимации, ожидая диагноза. Конечно, в неведении в голову лезут разные мысли, в основном плохие. "Конечно, я не собиралась умирать", – говорит Даша. Сейчас время, проведенное в реанимации, вспоминается как полусон. При этом Даша, как любая девушка в ее возрасте, очень переживала из-за того, как лечение отразится на внешности. "Хотя сейчас мне это уже смешно, тогда я больше всего боялась того, что я потеряю волосы, стану некрасивой и в 18 лет не буду никому нужна. Я очень себя жалела", – улыбается сейчас она.

Два дня на слезы и 200 незнакомцев

Диагноз уточнили – "В-крупноклеточная лимфома средостения". "Опухоль вросла в сердце. Она была гигантских размеров: 11 х 13 х 18 см. То есть размером с приличный грейпфрут. Никто не мог поверить, что это могло поместиться внутри меня – маленькой, хрупкой девочки", – вспоминает она.

Лечащий врач Даши, доктор Гематологического научного центра Яна Мангасарова, сразу и честно сказала ей, что заболевание очень серьезное, но сейчас оно довольно успешно лечится. "Она мне сказала сразу: "У тебя серьезная болезнь, но она лечится прекрасно. Тебе будет непросто, но нужно потерпеть. Ты молодая и красивая девочка. У тебя молодой и сильный организм, за исключением этой неурядицы, которую мы с тобой решим, если ты соберешься сейчас и не будешь тратить время на слезы и истерики", – рассказывает Даша.

На слезы, истерику и жалость к себе врач дала ей два дня. После этого настало время тяжелого лечения. "Я помню, как позвонила маме из реанимации и поняла, что у мамы пропал голос. Тогда я могла думать только о том, как сделать так, чтобы маме было не так тяжело", – рассказывает Даша.

Как врач и обещала, легко не было. Полгода Даша провела в палате гемцентра, получая курсы высокодозной химиотерапии, после которой все тело выкручивало наизнанку. Бокс размером 3 х 2 метра, куда едва помещалась раскладушка, на которой спала ее мама. Психологически было очень тяжело от осознания того, что от тебя самой в этой ситуации ничего не зависит.

Был период, когда ничего нельзя было есть почти два месяца. Организм был поражен грибком, и, чтобы он не размножался, можно было только принимать таблетки и запивать их небольшим количеством воды. От запаха еды кружилась голова.

"Мама ела сухарик, а я попросила просто понюхать. Когда она отвернулась, я лизнула его. Он был весь обсыпан сахаром. Это было такое счастье – почувствовать какой-то вкус, кроме горьких таблеток. Как мне было потом плохо, больно, этого делать нельзя было категорически", – улыбаясь, рассказывает Даша.

В конце апреля стало понятно, что Даше потребуется переливание донорской крови. Никто не ожидал, что откликнется столько людей. "За первые два-три дня майских праздников ко мне приехало больше 200 человек. Мы собрали огромное количество крови. А деньги, которые им давали за донорство, они потом собрали в конвертик и передали моей маме", – рассказала она. Конечно, этой донорской крови оказалось гораздо больше, чем нужно было одной Даше, поэтому она пригодилась и другим пациентам гемцентра.