Нина бенуа виноградова рак

Сын Иван (слева) с женой, дочь Вера (третья справа), жена ГЛАЗУНОВА Инесса ОРЛОВА (справа), внуки во время прощания с Ильей Сергеевичем

Но при всей своей обращенности к Богу он не был святым - добродетели в душе художника тесно уживались с пороками. Эта земная, грешная сторона жизни Глазунова связана прежде всего с женщинами, которых он знавал немало. В день, когда стало известно о смерти мастера, его двоюродная правнучка Юлия Гончарова поделилась очень личным.

- Умер Илья Глазунов. с ним была связана загадочная и трагическая история нашей семьи. Нина Виноградова-Бенуа, двоюродная сестра моего деда, вышла замуж за безвестного тогда молодого художника, когда ей было 18. Родители ее считали брак мезальянсом. Но как-то ведь они прожили вместе 30 лет. пока Нина не покончила с собой. В нашей семье всегда довольно жестко озвучивалась совсем другая версия. И все родственники со стороны деда перестали с Глазуновым общаться после похорон. Я пыталась вытащить хоть какие-то подробности, но тема оказалась как заколдована - закрыта для обсуждения раз и навсегда. Послала сегодня маме SMS: умер Илья Глазунов. Получила в ответ: жернова Господни мелят медленно, но верно.

Трагедия, о которой говорит Юлия, случилась в 1986-м - за день до открытия персональной выставки Глазунова. Жена художника выбросилась из окна.

Обряд отпевания народного художника СССР провёл викарий патриарха, епископ Егорьевский Тихон ШЕВКУНОВ

Нина: любовь и терпение

Нина часто появлялась на полотнах мужа - красивая и всегда печальная. После трагедии кто-то скажет о нехорошей судьбе героев, запечатленных на картинах. Но вначале была любовь - сильная до самопожертвования. Глазунов вспоминал:

Официально он был женат лишь раз. Нина Александровна Виноградова-Бенуа - искусствовед и театральный художник - происходила из знаменитого рода, давшего миру прославленных архитекторов, скульпторов и живописцев.

Глазунова попрекали: дескать, примазался к громкой фамилии. Мастеру на пересуды было наплевать. Он не скрывал: Нина - единственная женщина, от которой он хотел иметь детей. В 1969 году у супругов родился сын Ваня, через четыре года появилась на свет дочка Вера.

Нина ВИНОГРАДОВА-БЕНУА

На окне на последнем этаже того самого дома, где произошло несчастье, долгое время был прикреплен рисунок углем: лицо женщины на белом листе. Скорее всего, это был портрет Нины. Единственной женщины, которую Илья Сергеевич по-настоящему любил.

Лариса КАДОЧНИКОВА, бывшая любимой моделью и музой мастера, приехала проводить его в последний путь

Лариса: искушение и страсть

Говорят, Виноградова-Бенуа знала о многочисленных увлечениях мужа, но старалась внушить себе, что это неизбежно: художнику постоянно нужна муза. И сама подталкивала к супругу вдохновительниц, которые быстро оказывались в его постели.

В 1957-м на выставке картин своего мужа она встретила звезду советского кино Нину Алисову с 18-летней дочкой Ларисой Кадочниковой.

- Какие необыкновенные у вашей девочки глаза, - восхитилась она. Представила барышень мужу, предложила ему написать портрет Лары.

Когда девушка пришла в мастерскую, Глазунов оглядел ее со всех сторон, а потом сдернул с ее ушей дешевенькие клипсы:

- Какое уродство! Тебе нельзя носить такие грубые и пошлые поделки, - вспоминала Кадочникова. - И вдруг восхищенно добавил:

- Странный овал, тревожные черные глаза, страдающие и заставляющие страдать. То, что я искал. Такие лица были у героинь Достоевского…

Он был полноват, немного мешковат, с удивительными глазами. Обладал каким-то непередаваемым магнетизмом, вспоминала Лара.

С того момента она стала не просто музой Глазунова - она была его собственностью, о местонахождении которой набирающий популярность художник должен был знать поминутно. Врывался с цветами в аудитории ВГИКа, где училась любимая, бесконечно звонил. Если Ларисе не удавалось приехать в мастерскую, прибегал на Дорогомиловку, где она жила, среди ночи:

- Где ты была? С кем?

- Нас задержали на прогоне спектакля.

- А почему не позвонила?

- У тебя испуганный взгляд… Ты лжешь!

Заканчивалось все тем, что Глазунов хлопал дверью и в ярости выбегал из квартиры. Лариса рыдала всю ночь. А утром он звонил и просил прощения. Они мирились, и на какое-то время Илья успокаивался. Потом все начиналось по новой: куда пошла, с кем, зачем.

Живописец с супругой Инессой нередко заглядывали на блошиный рынок в Измайлово.

Эта связь продолжалась три года. В курсе ли была Нина? Конечно.

Лариса забеременела. Услышав новость, Илья только пожал плечами:

- Ты можешь родить, но я не готов стать отцом.

Мама Ларисы пригласила Глазунова домой:

- Вы должны что-то решить. Нельзя так издеваться над девочкой.

. где находили весьма ценные вещицы

Художник заявил с ходу:

- Я Ларису люблю. Но ни о каком замужестве не может быть и речи. Я никогда не разведусь с женой.

И Лара пошла на аборт. В тот, первый, раз, еще можно было все поправить. Кадочникова быстро восстановилась, даже съездила с Глазуновым в Крым. Чувствуя вину, Илья был заботлив и мягок. Но вскоре кошмар повторился. Лариса снова забеременела и снова убила ребенка. Стать матерью ей было не суждено.

- С Ильей какое-то время я продолжала встречаться, - вспоминала Лариса Валентиновна. - Это была уже не любовь, а какое-то наваждение, гипноз.

Расставшись с художником, Кадочникова дважды выходила замуж и много лет служила в Национальном театре русской драмы им. Леси Украинки в Киеве.

Приходящие музы: ревность и тщеславие

После Ларисы у мастера было много разных воздыхательниц. Подруги, сколько могли, терпели тяжелый характер гения, пользовались его деньгами, а потом исчезали. Одну чаровницу художник выгнал сам, застав в постели с собственным водителем. Другая бывшая содержанка мастера вспоминала:

- Он щедрый, задаривал шубами, машинами, цацками. Но очень ревнивый. Я как-то поехала к зубному врачу с личным шофером Глазунова, попала в затор. Мобильных тогда не было. Так вот по дороге, когда машина останавливалась, я бежала звонить из таксофона Илье и отчитывалась, где нахожусь. Тут уж ничего не нужно - ни его деньги, ни он сам. Слава богу, Илья Сергеевич отпустил меня с миром.

Инесса: милосердие и покой

До последних дней мастера рядом с ним находилась Инесса Орлова - директор его картинной галереи на Волхонке, 13. Они познакомились на улице - Инесса шла в консерваторию. Глазунов потом скажет, что его поразило ее прекрасное лицо.

- Я художник, хочу вас нарисовать! - воскликнул он. Ему было за 60, ей - 45, но его мужское обаяние, этакая богемность, всегда присутствующая в его облике, сыграли свою роль. Более 20 лет Инесса Дмитриевна окружала его вниманием, заботой и любовью.

- Считаю, она меня не предаст, я полностью ей доверяю, хотя и не верю никому - тем более женщинам, - незадолго до смерти заявил мастер.

9 июля стало известно, что на 88-м году жизни скончался художник Илья Глазунов. Его творчество вызывало множество вопросов, знатоки искусства кривились и говорили, что его работы к настоящей живописи отношения не имеют – мол, это "полусуррогатный реализм и выморочная эклектика".

ПО ТЕМЕ

Художника Глазунова погубил московский ураган

Скончался художник Илья Глазунов

А близкие художника обсуждали совсем другие вещи. "Умер Илья Глазунов. с ним была связана загадочная и трагическая история нашей семьи, – написала на свой странице в социальной сети двоюродная правнучка художника Юлия Гончарова. – Нина Виноградова-Бенуа, двоюродная сестра моего деда, вышла замуж за безвестного тогда молодого художника, когда ей было 18. Родители ее считали брак мезальянсом. Но как-то ведь они прожили вместе 30 лет. пока Нина не покончила с собой".

"В нашей семье всегда довольно жестко озвучивалась совсем другая версия. И все, все родственники со стороны деда перестали с Глазуновым общаться после похорон. Я пыталась вытащить хоть какие-то подробности, но тема оказалась, как заколдована – закрыта для обсуждения раз и навсегда. Написала сегодня маме СМС: умер Илья Глазунов. Получила в ответ: жернова господни мелят медленно, но верно. " – продолжает Юлия.

Что же за трагедия случилась в семье? 22 сентября 1986 года в Ленинградском манеже должна была открыться персональная выставка Глазунова. А накануне столицу облетела страшная весть: погибла жена мэтра – Нина Виноградова-Бенуа. Ее бездыханное тело нашли под окнами мастерской знаменитого "дома Моссельпрома" в Калашном переулке. Говорили, что из-за неизлечимой болезни у нее мог помутиться рассудок и она решила покончить жизнь самоубийством.

По другой версии, Нине "помогли" выпасть из окна. Но смерть женщины так и осталась загадкой. Как и то, зачем она перед прыжком надела шапку. Хотя этому факту есть объяснение: Нина боялась, что муж увидит ее обезображенное лицо.

"Спустя полгода мне принесут из 83-го отделения милиции ее обручальное кольцо с привязанной к нему картонкой – на бирке простым карандашом было написано: Нина Александровна Виноградова-Бенуа, год рождения 1936, умерла 24 мая 1986 года. Били по мне – попали в нее. Я плохо помню сквозь черный туман горя те страшные дни ее гибели. Почему ее обручальное кольцо мне не отдавали полгода?" – много лет спустя вспоминал сам Глазунов.

Нина – представительница прославленного рода Бенуа, будучи талантливой художницей по костюмам, искусствоведом, отказалась от карьеры ради служения живописцу. В трудные времена она даже сдавала свою кровь, чтобы купить мужу краски для работы. Про Глазунова же говорили, что молодой художник "примазался" к знаменитой фамилии, чтобы войти в мир искусства.

Он, кстати, был, как судачат сплетники, далеко не идеальным семьянином – то и дело менял женщин. А Нина все твердила: "Для творчества ему нужно постоянно находиться в состоянии влюбленности". В 1969 году в семье родился сын Иван, а через три года родилась дочь Вера. Но художник не остепенился.

Наверное, на вопрос о том, что случилось в центре Москвы майским днем 1986 года, уже не найти ответа. Возможно, его знал только Глазунов. И унес эту страшную тайну в могилу.

В этом году исполняется 90 лет со дня рождения художника Ильи Глазунова.

На этой фотографии 1980 года художник с семьей: женой Ниной и двумя детьми, Иваном и Верой.

– Я снимал Илью Сергеевича много, плодотворно и в совершенно разных ипостасях, – делится с нами воспоминаниями автор портрета Валерий Плотников, – за работой, в кругу семьи, в пейзажах и интерьерах. Эта фотография сделана в его квартире в том самом Доме Моссельпрома в Калашном переулке возле Нового Арбата, где на самом верху, в надстройке в виде крепостной башни у Глазунова была и мастерская, куда вела отдельная, закрытая от всех лестница. Мастерская была огромная, но квартира была еще больше.

Валерий Плотников

Глазунов очень много ездил за границу, где, в отличие от СССР, приобрести для детей можно было все что угодно.

– Странно видеть, но на этой фотографии жена Нина стоит на заднем плане, и у нее довольно напряженный взгляд. Отчего это?

Да, говорили, что она была нездорова, но у Ильи Сергеевича были огромные связи и возможности – так что, наверное, тут ничего нельзя было изменить. Судить не берусь, но, на мой взгляд, у Нины было устройство души а-ля Достоевский, она была легкоранимым человеком и никогда мне не казалась благополучной и счастливой. Она была спокойной, но держалась немножко в стороне от той жизни, которую вел сам Илья Сергеевич.

Люди судачили о том, что вокруг красавца Глазунова всегда было слишком много влюбленных в него красивых юных женщин и для Нины это было пыткой.

– Но что делать? Илья Сергеевич жизнь любил во всех ее проявлениях. Он всем показывал, что он баловень судьбы, что легко открывает все двери в этой жизни, – резюмирует Плотников. – И действительно, он добился всего, он именно тот человек, который сделал сам себя. Могу сказать, в какой-то степени сделал из ничего. Но это мое частное определение.

Валерий Плотников и Илья Глазунов были знакомы еще со времен учебы в Ленинградской академии художеств.

Дистанцируясь от толпы дерущихся за звания и награды, Глазунов охотно рекламировал себя. Он знал, что если ты хочешь быть знаменитым, то должен – нет, не торговать собой, но активно предъявлять свои достоинства. А чем шире круг знакомств, тем больше заказчиков. А об уровне этих знакомств и заказчиков говорят фотографии в его квартире. На каминной полке там стояли фото Генерального секретаря ООН, Индиры Ганди, коронованных особ Европы, например королевы Бельгии, – и все это с автографами, включая и фото с подписью Джины Лоллобриджиды, с которой он писал портрет.

Впрочем, и работоспособность у Глазунова была феноменальная. И он, ленинградский сирота (вся семья погибла в блокаду), во всем достиг необычайных высот. Членство в Союзе художников было для него ненужным фантиком. Из его мастерской видны Кремль и правительственная трасса, что для простого смертного было немыслимо. Недаром завистники подозревали Глазунова в связях со спецслужбами, да и вообще выливали на него много гадостей. А он смотрел на все это с недосягаемой своей высоты.

Илья Сергеевич, ценитель роскоши и красоты, достаточно рано начал собирать предметы искусства. Очень много красивых вещей он вывез из Петербурга.

– Как известно, в жуткие годы репрессий людей высылали в 24 часа, – объясняет историю роскошных интерьеров художника Валерий Плотников. – Разрешали забрать только то, что можно унести в руках. Не в рюкзаке, не в чемодане, а только в руках. Из Петербурга выслали бывших дворян – так выслали мою бабушку, которая принадлежала к роду Шаховских. Ну потом советская власть уничтожала уже своих. Все, что люди бросали в своих домах – обстановка, ценности, раритетные предметы искусства, – все это потом продавалось через антикварные магазины. Там это и приобретал Илья Сергеевич. Но все это он приобретал законным способом. Илья Сергеевич и Академию художеств, которую он создал в Москве, обставлял тоже сам. Роскошно и безукоризненно. Интерьеры Кремля – это хоть и государственные деньги, но все это дело рук, вкуса, смекалки и проходимости Ильи Сергеевича.

– Это качество было очень важно. Тем, в какие двери ты можешь войти, гордились и мерились. Даже Церетели, которого в те времена звали еще Зурико, был намного скромнее.

Картины справа и слева от камина – это тоже приобретение Ильи Глазунова. Это не его работы. Глазунов экспонировал сам себя редко, и не дома, а в мастерской, и только те работы, которые можно предъявить в качестве рекламного материала для иностранных заказчиков. Бюст на камине – это мрамор, а не гипсовая копия.

– Илья Сергеевич копий не держал – только подлинники! – рассказывает Плотников. – Если не Пракситель, то уж какой-нибудь француз времен Екатерины II. Илья Сергеевич в этом смысле был безукоризнен. Он, помню, мне даже пытался подарить несколько гравюр Гойи.

Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.

Нина Виноградова-Бенуа – единственная жена Глазунова.

История их любви была драмой с трагическим концом.
Нина - дочь великого русского архитектора Леонтия Бенуа, будучи талантливой художницей по костюмам, искусствоведом, отказалась от своей карьеры ради служения великому гению – Илье Глазунову.

Любовь Нины была сильной до самопожертвования: в трудные времена она сдавала свою кровь, чтобы купить мужу краски для работы. Но эти жертвы были ничем, по сравнению с тем, что ей пришлось переживать на протяжении всей их супружеской жизни ради любви к Глазунову.

Он всегда говорил, что их связывают не просто брачные узы, а единение двух родственных душ, и что он не оставит ее никогда, ни при каких обстоятельствах. Ведь только от Нины художник хотел иметь своих детей, и это он считал самым главным доказательством любви. В 1969 году в семье родился сын Иван, а через три года родилась дочь Вера.

Нина выполнила полностью свое предназначение: вся ее жизнь была посвящена Глазунову – любимому мужу, отцу ее детей, другу, творцу, знаменитому художнику. А он боготворил ее и очень часто писал ее портреты с очень красивым, но печальным лицом.

Около тридцати лет прожили вместе Илья и Нина. Но все рухнуло в одночасье, когда весной 1986 года ужасная весть потрясла Москву: жена знаменитого живописца выбросилась из окна. Гибель Нины и по сей день осталась загадкой. Ее нашли, выпавшей из окна московской квартиры, в зимней шапке: боялась, что муж увидит ее обезображенное лицо. Илья Сергеевич и по сей день не верит, что это самоубийство. Оставшись один с двумя детьми, которые так напоминали ему о Нине - то знакомым взглядом, то жестом, Глазунов испытывал острую боль пронизывающую сердце. Непрестанно мучил вопрос: кто и почему?

Лариса Кадочникова и Илья Глазунов: трехлетняя страсть и безумство.

В начале 1957 года между Глазуновым и 18-летней Ларисой Кадочниковой, пришедшей на первую выставку молодого художника вместе с мамой – знаменитой киноактрисой Ниной Алисовой, завязался ошеломительный роман. А по иронии судьбы сама Нина их познакомила, и сразу же обратила внимание мужа на необыкновенную красоту девушки.

Дурная слава, слывшая по Москве, дикая ревность любимого, два аборта после которых было уже невозможно иметь детей, довели Кадочникову до нервного истощения. Видя, как пропадает от безумной любви ее дочь, Нина Алисова не пустила Ларису на свидание к Глазунову, привязав ее к кровати.

Впоследствии Илья старался избегать встреч с Ларисой. И она, сбросив пелену с глаз, уже не горела желанием его видеть. Актриса могла плачевно закончить свою жизнь, если бы не оператор Юрий Ильенко, который тогда оказался рядом. Лариса буквально сбежала в брак с Юрием от мучительных страданий и переживаний.

Этот роман жена художника восприняла достойно как, впрочем, и все последующие многочисленные увлечения мужа.

Чудовищная трагедия,случившаяся с Ниной, не дала морального права Глазунову жениться снова. Он так и не решился назвать ни одну женщину - своей женой. Хотя музы по-прежнему были и менялись часто: выдержать своенравный характер мэтра было сложно.

Инесса Орлова.

И вот уже около двадцати лет Инесса - любимая женщина, верный друг и помощник художника - скрашивает одиночество, окружает заботой и вниманием. На сегодняшний день она директор галереи на Волхонке,13. Большая разница в возрасте не мешает им быть вместе вот уже сколько лет.

Дети Ильи Глазунова, пойдя по стопам родителей, стали художниками.

За свою долгую плодотворную жизнь художник создал около трех тысяч полотен.
Ознакомиться с некоторыми из них можно в обзоре: "Монументальные картины Ильи Глазунова".

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

2017-й стал годом потерь. 9 июля на 88-м году жизни скончался выдающийся русский живописец Илья Глазунов.

— Илья Сергеевич, вы недавно сказали, что президенту России надо бы на 10 лет избираться — действительно так считаете?

— Я сказал? Честно говоря, не помню уже, где и когда. Нет, я не отказываюсь, может, и было дело.

— Я в интернете об этом читал.

— Ой, вы знаете, интернет — это такая помойка: я во­обще им не пользуюсь, не умею. Я темен, как кре­с­­тьянская бабушка из псковской деревни или из Канева, а можно я историю доскажу, которую начал? Это очень для Киева важно, к тому же не думаю, что она широко известна.

— Мудро, да. Итак, вы в Каневе.

— Ваш отец, знаю, люто большевиков и советскую власть ненавидел, а зачем, скажите на милость, вы поехали в Москву хоронить Сталина?

— . не попали, конечно.

— Нет, зато нашел там образ, который до сих пор живет в моем сердце, — седую девушку. Лицо, как у боярыни Морозовой, и только глаза горели: такая она настороженная ходила, меня боялась. Возможно, только что из ссылки вернулась. Хотел спросить, можно ли мне ее нарисовать, но не решился.

Так-то людей к гробу пускали, но я в их число не попал, съездил напрасно, а возвращался потом под полкой в вагоне поезда. Все пассажиры мне симпатизировали и, когда приходил контролер, прикрывали газетой — нет, не жалею о том, что сорвался.

— В квартире у Виталия Алексеевича Коротича я видел его огромный, на всю стену, портрет в полный рост вашей кисти, знаю, что вы рисовали выдающихся людей своего времени — Сальвадора Альенде, Индиру Ганди, Федерико Феллини, Урхо Калева Кекконена, Давида Сикейроса, Джину Лоллобриджиду, Иннокентия Смоктуновского, Виталия Севастьянова, Алексея Косыгина, Михаила Суслова, Андрея Громыко, Николая Щелокова.

— . а вот Леонида Ильича Брежнева нарисовать вам предлагали?

— Еще как настойчиво, но в двух словах этого не расскажешь. Дело в том, что Индира Ганди пригласила меня ее портрет написать — первый раз ей Фурцева отказала, и вместо меня Налбандяна послали.

— Ну да, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и дважды Сталинской премий, он рисовал еще Ста­лина и чуть ли не все Политбюро — придворным был живописцем.

— . да, помощник Брежнева.

— Ваша супруга Нина Александровна Виноградова-Бенуа, которая через многое с вами прошла, во всем помогала, была вашей душой, вашей совестью.

— . ушла из жизни трагически.

— Говорят, — извините меня за бестактность! — что перед тем, как выпрыгнуть из окна, она надела на голову шапку, чтобы не пострадало лицо.

— На нее надели, потому что та шапка — чужая, у нас такой не было.

— Вы считаете, это было убийство?

— Вы тяжело переживали утрату?

— Так же, как и блокаду, — это второй страшный рубец на моем сердце. Да, Дима, я грешен: красота — такая сила, перед которой я никогда не мог устоять, я даже многогрешен и в этом каюсь, но жена — это совсем другое, это понятие духа, продолжения рода, потомства и, как утверждают философы, личного бессмертия. Когда я Нину встретил, ей было 18 лет, а мне 25.

«В темноте старого парка Нина рассказывала мне о том, что, когда она была совсем юной, любила бродить одна по осенним паркам нашей блоковской Петроградской стороны — неподалеку от церкви у моста на Каменноостровском, на берегу Невки, построенной в масонско-готическом стиле безутешной матерью на месте дуэли ее сына. Это были места поединков (происходивших обычно на рассвете) петербургской аристократии — неподалеку от места убийства Пушкина на Черной речке. Наискосок от церкви на том берегу Невки был дом, построенный сразу после войны, где жила семья отца Нины — архитектора Виноградова. Набережные заросли крапивой и были закиданы проржавленными старыми кроватями когда-то, еще до бомбежек и голода блокадных месяцев, живших там ленинградцев. Днем аллеи парка были особенно безлюдны, и ей казалось, что по одной из них, где стены черных стволов деревьев кажутся бесконечными, теряясь в весенней мгле, придет тот, кого она ждет и будет любить всю жизнь.

В темноте сумерек по воде черного пруда расходились, словно золотые кольца, всплески, а после темного одинокого парка как шумно бурлит и горит огнями Петроградская сторона, как мощно и красиво стоят многоэтажные дома, построенные накануне революции на Каменноостровском проспекте. Светящиеся глаза окон, и в каждом — своя жизнь, свои судьбы и трагедии: вот она, одна из тайн реальности мира во всей ее поэтической несказанности и простоте.

Огни окон, переходя в звездное небо над городом, отражались в Нининых глазах — прикрытые пушистыми ресницами, они излучали любовь и чистоту нежности. Ей было тогда 18 лет, и свечение оконных огней сливалось с мерцанием одиноких звезд мглистого ночного неба — они становились особенно яркими, если смотреть с булыжников по-петербургски глубокого и темного двора-колодца.

. Спустя 30 лет в Москве мне принесут из 83-го отделения милиции ее обручальное кольцо с привязанной к нему картонкой — на бирке простым карандашом было написано: Нина Александровна Виноградова-Бенуа, год рождения 1936, умерла 24 мая 1986 года. Били по мне — попали в нее. Я плохо помню сквозь черный туман горя те страшные дни ее гибели. Почему ее обручальное кольцо мне не отдавали полгода? И почему и кто отдал? Не могу, нету сил касаться этой непреходящей боли, а тогда как я был счастлив, что она, сидя рядом со мной в мастерской, восторженно и проникновенно рассматривала мои работы. Нина училась на искусствоведческом отделении ЛГУ — я видел ее, похожий на римскую камею, профиль и ощущал великую духовность ее натуры, свойственную многим представителям столь славной для истории России семьи Бенуа.

Вера жены в мою предначертанную Богом миссию давала мне великую силу и спокойствие, которые помогали выстоять в страшной борьбе — не случайно мои московские друзья называли ее позднее боярыней Морозовой. Лишить меня моей нерушимой стены — неукротимой, нежной, волевой и неистовой Нины — было мечтой многих черных людей и тайных сил: конец ее потряс меня до основания смертной болью и ужасом, он был предопределен, и приговор приведен в исполнение.

— Я видел у вас в галерее фотографию с красавицей Джиной Лоллобриджидой.

— . и слышал, будто у вас был с нею роман.

— . но предложили остаться.

Это 61-й год, Московский кинофестиваль, а в 63-м меня впервые в жизни одного выпустили в Рим, где я прожил три месяца, — к этому времени выучил итальянский, потому что два года ждал.

— Она безумно была хороша, правда?

— Ой, необычайной красоты: и внешней, и духовной, внутренней — это не какая-то Мэрилин — тьфу ты! — Монро.

— Вы же маленький еще, вряд ли видели. Там такая (показывает — грудастая, с фигурой) самка играла. Пардон, запамятовал.

— Художник без музы не может.

— У вас сейчас муза есть?

— Говорят, вы очень ревнивы.

— Когда любишь, всегда ревнуешь, но должна, впрочем, быть мера (смеется).

— От женщин, которые вас любили, я слышал, что вы необычайно щедры.

— В каком смысле? — я всегда был нищей крысой.

— Тех, однако, кого любили, подарками буквально задаривали — это так?

— Я догадываюсь, на что (вернее, на кого) вы намекаете, но когда после моей первой выставки переехал в Москву (напомню, что меня назначили учителем черчения без права жить в столице, но мне помог тут устроиться Михалков-благодетель), работал грузчиком — у меня удостоверение есть. Дорогие подарки я делать не мог, но покойная жена моя говорила, что у меня подаркомания. Мне всегда хочется что-нибудь преподнести на память — вот и вам подарю двухтомник моих работ. Он издан давно: там иллюстрации к Блоку и картины отдельные.

— Причем по-крупному. Вот это мне очень больно, а когда предают женщины.

— . вы не обижаетесь, потому что это предвидите.

— Удивляюсь только продолжительности времени, когда они не предают.

— Илья Сергеевич, я счастлив, что мне удалось с вами встретиться, — с вами разговаривать можно бесконечно.

— . давайте делать пятисерийный фильм.

— Хочу поблагодарить за прекрасное интервью, за то, что прикоснулся сегодня к настоящему, великому, высокому искусству — во-первых, пройдясь по галерее и посмотрев ваши прекрасные работы.

— . а во-вторых, пообщавшись с вами. На меня это произвело неизгладимое впечатление, и я уверен, то же самое чувствуют сейчас наши читатели: спасибо, что вы есть.

— Так давайте дружить! — а у меня, знаете, какая мечта? В Киеве выставку сделать.

— По-моему, с этим нет никаких проблем.

— О! — есть, и большие! Перво-наперво, это другая страна, то есть нужно платить. Сейчас художникам трудно, как никогда, — вы, например, знаете, сколько стоит арендовать московский Манеж? Вот тут, рядом с нами.

— Думаю, очень много.

— Сумму назвать рискнете?

— Ну, тысяч 30 долларов в день.

— Правильно, миллион 200, так кто, ска­жите, может такие деньги выложить? Разве что Березовский мог, а кто из художников?

— Меценаты должны быть.

— Нет их — вот честное слово даю! — есть лишь случайно возникающие покровители, и вот вам самый простой пример. Я не жалуюсь: хорошо, что выставка состоится, хотя будет она без каталога — на него же нужны деньги, а кроме того, работы необходимо застраховать. Например, Русский музей, который имеет 17 моих графических работ, ни разу их не показывал, значит, он для меня уже Нерусский музей. За то, чтобы достать их из под­валов и предоставить для моей вы­тавки, они в общей сложности около 20 тысяч долларов потребовали: дескать, надо эти работы оформить, а вначале отказались выставлять их вообще — так же требуют и другие.

А можно я наше интервью подытожу?

— Дорогие дру­зья, дорогие мои братья! Сейчас нас усердно стравливают на классовой почве, на национальной, навязывают тенденцию разрушения, но все это, убежден, тщетно.

Я продолжаю, завершая круг, как в Венке сонетов Шекспир. Мой отец Сергей Федорович Глазунов рассказывал, как он был в Украине, а через 30 лет я, студент, в Канев при­ехал. Там были фрук­тики желтенькие такие.

Мне больно, что 26 миллионов моих русских братьев сейчас за границей остались — в тех республиках, которые они поднимали из руин, когда партия, ленины, троцкие, бухарины, сталины их туда посылали, но если вы спросите меня: какое же государство сегодня идеально? — я немножко вас удивлю, потому что считаю: это Израиль. Надо шляпу снять перед людьми, которые воскресили мертвый язык, вернулись на свою землю обетованную (я не касаюсь их стычек с арабами — беру просто как факт). Очень хотел бы, чтобы и русские, и братья мои малороссы, и белорусы так же любили свой народ, как евреи — свой, и обладали той отзывчивостью, к которой призывал самый великий в мире писатель, мыслитель и ясновидец Федор Михайлович Достоевский.

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов