Можно ли с раком работать в детском саду

— Многие специалисты высказываются о том, что коронавирусная инфекция COVID-19 представляет особую опасность именно для онкологических больных. Что известно об этом?

— Наши коллеги из Китая проделали (и продолжают делать!) невероятную работу: справившись с эпидемией у себя в стране, они проводят анализ многих аспектов своей деятельности в тех экстремальных условиях, в том числе исследуют, как влияет вирус на онкологических больных.

Действительно, наших пациентов можно смело причислять к группе риска. Китайские коллеги (пусть с помощью относительно небольшого числа больных с коронавирусом, имевших онкологические заболевания) выявили, что частота возникновения тяжёлых осложнений (вплоть до смерти) у наших пациентов в пять раз выше, чем у тех, кто никогда не имел злокачественной опухоли.

Эти результаты подтверждают, что необходимо быть особо настороженными как нам (онкологам. — RT), так и (прежде всего) самим пациентам с онкологией.

— С чем связана уязвимость онкологических больных?

— То сложное, иммуносупрессивное (искусственно угнетающее иммунитет. — RT) и крайне токсичное лечение рака, которое получают наши пациенты и которое чревато многими осложнениями даже в благополучные эпидемиологические периоды, значительно ослабляет собственные ресурсы организма. К примеру, в условиях лейкопении (снижения количества лейкоцитов) и лимфопении (снижение числа лимфоцитов), возникающих при проведении химиотерапии и облучения (и тем более при одновременной химиолучевой терапии), организму справиться с вирусом будет крайне сложно.

— То есть дело ещё и в пониженном иммунитете, верно?

— Говорить о снижении иммунитета мы можем в том случае, если соответствующим образом обследуем больного — делаем иммунограмму, определяем количество Т- и В-лимфоцитов (клеток иммунной системы. — RT), уровень иммуноглобулинов — и видим отклонения. У онкологических больных это, как правило, не делается.

Но во многих случаях развитие злокачественного процесса уже подразумевает некий иммунный сбой, а добавление осложнений типа лейкопении (после химиотерапии или облучения) общую картину здорово усугубляет. Не забудьте ещё и о необходимости регулярного посещения онкологического учреждения с целью лечения или контроля. Поэтому ещё раз повторю: наши пациенты действительно находятся в группе повышенного риска в плане инфицирования и тяжёлого течения болезни.

— Пациенты с какими онкологическими заболеваниями больше подвержены риску?

— Полагаю, что любой онкологический пациент, находящийся в стадии активного противоопухолевого лечения либо подлежащий ему (по результатам проведённого обследования), находится в группе повышенного риска. Если имеются осложнения лечения — риск возрастает.

Пациент, который уже полностью прошёл полагающееся лечение, у которого осложнения благополучно купированы или их вовсе не было, которому предстоит просто динамическое наблюдение при отсутствии признаков активного опухолевого процесса, тоже не должен расслабляться.

— Способен ли коронавирус увеличить риск возвращения болезни у пациентов, у которых на данный момент рак перешёл в стадию ремиссии?

— Думаю, нет. Коронавирус имеет шансы стать сезонной инфекцией, волнообразно захватывающей регионы. Да, возможно, с более тяжёлым течением, чем обычный грипп. Если бы подобная инфекция стимулировала всплеск онкологического заболевания, по весне онкоцентры задыхались бы от количества рецидивирующих пациентов. Но этого не происходит.

— Если у пациента с онкологией обнаружен коронавирус, стоит ли прерывать противоопухолевое лечение?

— Полагаю, что ни о каком продолжении противоопухолевого лечения при обнаружении коронавирусной инфекции у онкологического больного не может быть и речи.

Такой пациент должен быть изолирован и получать обычное поддерживающее лечение на дому в случае лёгкого течения заболевания либо быть госпитализирован в инфекционный стационар при более серьёзных формах заболевания. Риск тяжёлых осложнений (вплоть до смерти) в большинстве случаев будет слишком высок.

— Не опасны для онкологических больных противовирусные препараты? Можно ли их принимать для профилактики коронавируса?

— Любой препарат может нести в себе потенциальный риск побочных осложнений: от аллергических реакций до токсического воздействия на печень или другие органы.

Принимать какие-либо противовирусные препараты для профилактики коронавируса нет смысла. Во-первых, потому что пока ни один из них не подтвердил свою эффективность при коронавирусе, многие надежды не оправдались. А во-вторых, по причине возможной токсичности.

Основную профилактику мы знаем прекрасно: дистанцированность или изоляция, частое и тщательное мытьё рук, обработка всех контактных поверхностей антисептиками и так далее.

— Рекомендуете ли вы пациентам с онкологией более жёсткий карантинный режим, чем для остального населения?

— Однозначно. Нахождение дома — лучшая мера для предотвращения больших проблем, и не только для онкологических больных. Сами пациенты организовывать своё противоопухолевое лечение не должны. Они это делают под руководством и строгим наблюдением врачей-онкологов. Их задача — строго выполнять все рекомендации.

— Во многих странах в связи с пандемией коронавируса меняется порядок оказания помощи онкологическим больным. Изменилось ли что-то в работе онкологов в нашей стране?

— Онкологические центры оказывают плановую помощь, оставлять наших пациентов без планового, требующего соблюдения определённых сроков и режимов лечения никто не собирается, однако необходимые меры должны быть приняты. Связаны они прежде всего с уязвимостью онкологических пациентов.

Каждый онколог на своей линии фронта — хирург, химиотерапевт, радиотерапевт — определённым образом реорганизует работу: возможно, отменяет особо травматичные операции, переводит пациентов на таблетированную химиотерапию и так далее.

Например, в отделении лучевой терапии Ульяновского областного онкологического диспансера, которое я возглавляю, мы уже три недели работаем в особом режиме. Все пациенты, которые были запланированы на этот период, поступили на лечение. Но при этом мы постарались чётко разграничить потоки больных, не допускать скученности в отделении, с большей частотой проводить уборку, по возможности назначать укороченные, хоть и чуть более интенсивные курсы лучевой терапии — конечно, если это позволяет не превышать допустимые дозы на здоровых органах.

Кроме того, мы временно отказываемся от одновременного химиолучевого лечения, чтобы не провоцировать у пациентов развитие более выраженных осложнений — прежде всего со стороны крови. В тех ситуациях, когда курс лучевой терапии можно безболезненно отсрочить, мы это делаем.

Однако общение с коллегами из других регионов показывает, что далеко не во всех центрах были приняты какие-либо меры организационного характера — как по защите пациентов, так и по защите персонала. Как бы эта инертность (или надежда на русский авось?) не вышла боком.

Аринке, дочке, не было еще и двух лет, когда я из благополучной замужней дамы превратилась в разведенку с прицепом, нужно было срочно искать работу. Но сперва пристроить мелкую в садик. Путевку надо было ждать еще полтора года, но я решила: пойду и просто попрошу заведующую по человечески, по женски, а вдруг проймет.

– Возьмем, – неожиданно ответила приятная женщина в теле – заведующая одним из детских садов в Перми. – Но только вместе с вами. У вас какое образование?

– Филологическое, – я все еще не верила, что дочку примут.

– Тогда будете воспитателем 7 разряда. (Это самый низкий, как я потом узнала).

Туберкулезный монстр

Следующие три недели я проходила медосмотр. Что мне только не проверили и куда только не заглянули, чтобы в конце концов выдать медицинскую книжку. Без нее к детям нельзя, она гарантирует, что я не болею ничем заразным и не контактирую с тем, кто болен. Правда для тех, кто работает с детьми, это простое правило оказалось не обязательным. Например, Тамара Васильевна, нянечка из моей группы, в тихий час бегала домой, чтобы покормить сына – он недавно освободился из тюрьмы, и не мог сам себе готовить из-за тяжелой формы туберкулеза.

Тамара Васильевна вообще женщина суровая, ее лицо от подбородка до уха надвое разделяет глубокий шрам. По всему видно, что первые 50 лет ее жизни выдались ну очень нелегкими, наверное именно поэтому на детишек она исключительно орет.

– Опять напрудила, мокрощелка, – трясет она сонную Сонечку после каждого тихого часа.

Пока дети отдыхают, у воспитателя куча дел: помыть игрушки, подклеить книжки, рассовать конструкторы по своим коробкам Фото: Мария ЛЕНЦ

– Раз не можешь нормально, будешь есть стоя!

В списке моей группы было 25 детей, но все разом никогда не приходят, обычно их 15-18. Собрать такую ораву на прогулку — целая история, ведь самостоятельно умеют одеваться три — четыре человека. В основном дети уверены, что их должны одевать взрослые, они просто не понимают, что это можно и нужно делать самостоятельно, наверное многие мамы не тратят свои силы и нервы на обучение, а просто по-быстрому одевают и раздевают детей. Иногда доходит до смешного — шестилетка садится на лавочку и подставляет нянечке ноги — мол, натягивайте мне колготки.

– Анна Михайловна, вы должны лучше следить за дисциплиной, нельзя, чтобы они шумели в коридоре.

Кому, интересно, мешают шумные дети в детском саду? Я как ни старалась, не смогла найти ответа, наверное, поэтому мне не удалось заставить четырехлеток ходить тихим строем. За это, кстати, меня даже однажды оштрафовали на 10% от премии. Думаю, что этот штраф был незаконным, но я не стала ничего доказывать — при моем окладе в 2 678 рублей сумма наказания оказалась просто смешной.

В тихий час можно уложить не всех детей Фото: Дмитрий АХМАДУЛЛИН

Вообще в садике у детей очень много запретов. Например, моя сменщица не разрешала девочкам брать кукол до тех пор, пока все остальные ребята не закончат ужин. Во время тихого часа запрещено все, даже книги. Если ребенок не хочет или не может уснуть, он должен лежать с закрытыми глазами.

Тихий час не для всех

Первое время я так уставала, что в тихий час дожидалась, пока дети заснут и ложилась на свободную кровать. Правда через пару недель выяснилось, что этого делать нельзя. Во-первых потому, что у каждого ребенка своя кровать, и пока его в группе нет, ее не перестилают.

Во-вторых, оказалось, что в тихий час у воспитателя куча дел: нужно помыть игрушки, подклеить книжки или рассовать детали конструкторов по своим коробкам. А еще каждый месяц нужно писать план воспитательной работы. Например Милана не умеет считать до десяти, натягивать колготки и различать цвета — в план себе записываешь — научить Милану все это делать. А через месяц может прийти старший воспитатель и проверить, как девочка одевается. Если она так и не научилась натягивать колготки — тебе минус. Много минусов набирать нельзя - могут лишить премии, правда, меня ни разу не лишали.

Собрать детей на прогулку - целая наука. Особенно зимой Фото: Евгения ГУСЕВА

После тихого часа ко мне выстраивалась очередь из девчонок.

– Анна Михайловна, а заплетите косичку.

За полгода работы в садике я стала мастером плетения корзиночек на головах — почему то именно эта прическа нравилась моим воспитанницам. Потом Аринке дали место в садике, и я уволилась, но я до сих пор с благодарностью вспоминаю ту заведующую и своих воспитанников.

Valea – место, где встречаются единомышленницы – женщины, пережившие рак молочной железы. Место, где можно получить поддержку, внимание, квалифицированный совет.

Мы гордимся тем, что в сети магазинов Valea представлен самый широкий ассортимент продукции – белья, протезов и аксессуаров, домашней одежды, а также одежды для спорта – для дам после мастэктомии и других операций на молочной железе.

Именно поэтому мы создали блог Valea – некоммерческий проект, призванный помочь вам и тысячам других наших соотечественниц вновь сделать свою жизнь комфортной и наполненной. Valea – место, которому изменить нельзя. И не хочется!

Огород. Но даже лучший на свете компрессионный рукав не поможет, если вы будете перегружать руку. Напоминаем: весь первый год после мастэктомии в прооперированной руке можно носить 1 кг, не больше! Затем допустимая нагрузка увеличивается до 3 кг, и это абсолютный предел. Во вторую руку разрешается брать максимум 5-6 кг за раз. То есть о ношении полных ведер для полива грядок нужно забыть. О махании лопатой тоже. Еще нельзя долго (свыше 20–30 минут) работать с опущенными руками, то есть прополку, обрезание усов у клубники и тому подобные мероприятия лучше кому-нибудь передоверить. Можно воспользоваться и достижениями современной аграрной мысли: биофунгицидами и биоинсекцитидами. Они безопасно и эффективно избавят ваши посадки от вредителей, а также фитофтороза и других болезней.

Стирка. Идеальный вариант – это, конечно, стиральная машинка. Если ее нет, пусть вам со стиркой помогают близкие. Еще хорошее решение – раз-два в неделю передавать грязное белье в город с кем-нибудь из домашних, кто едет на машине. А к вам оно будет возвращаться чистым и свежим. Если все же решили что-то простирнуть на скорую руку, поступите следующим образом: поставьте таз на табурет, сядьте так, чтобы он оказался на уровне рук и полощите белье в несколько заходов, по полчаса за раз.

Уборка. На природе в дом постоянно тащится грязь. Бороться с ней можно и нужно, но только с помощью швабры и щетки с длинной ручкой, которые позволят вам не наклоняться с опущенными руками.

Готовка. Дробите кухонные хлопоты на отрезки по 20–30 минут. Отдавайте предпочтение несложным блюдам быстрого приготовления: овощным салатам, рыбе на пару, мясе на гриле, отварным крупам, фруктам. А вот часами стоять у плиты и жарить, к примеру, блины не стоит: перегрев ОЧЕНЬ опасен прооперированной руке. К тому же, блины не входят в средиземноморскую диету, а именно она вам сейчас особенно рекомендуется.

Что полезно делать на даче?

1. Дышать свежим воздухом.
2. Отсыпаться.
3. Плавать.
4. Кататься на велосипеде.
5. Совершать дальние пешие прогулки.
6. Сушить на зиму травы, замораживать фрукты и ягоды.
Это укрепит ваш организм и позволит пережить зиму в прекрасном настроении и самочувствии.

лечение рака и работа Многие онкобольные откладывают лечение рака на потом из-за работы. Им кажется, что ничего особого не произойдет за 2-3-4 недели. На самом деле любая отсрочка – это плохо. А в некоторых случаях работа и лечение онкологии вполне совместимы. Возможно ли это определяется:

общим состоянием здоровья пациента;

характером выполняемой работы.

Некоторые онкобольные продолжают работать во время прохождения лечения и живут практически той же жизнью, что и ранее. Другие, наоборот, чувствуют себя слишком плохо, чтобы продолжать прежнюю жизнь. Врач также может наложить некоторые ограничения на образ жизни и физическую активность, если это необходимо. Например, после операции.

Рассказывать ли о заболевании на работе?

Вообще о том, что у вас онкозаболевание, рассказывать на работе не обязательно. Даже если в ближайшее время для лечения рака молочной железы потребуется мастэктомия. Возможно, вы не захотите говорить про болезнь, если работаете в высококонкурентной нише. Или решите рассказать только близким коллегам, которые могут помочь. Что именно подходит вам и как поступить – решаете исключительно самостоятельно.

Некоторые коллеги, когда узнают о диагнозе и лечении, могут захотеть помочь вам. Другие могут начать чувствовать себя некомфортно в вашей компании из-за того, что это вызывает мысли о собственной смертности. Возможно, кто-то будет возмущать, что приходится брать на себя работу из-за вашего лечения и плохого самочувствия.

Если вы решите сказать о своем заболевании коллегам, постарайтесь дать им больше информации, чтобы они были уверены в своей безопасности. А также в том, что ваше лечение рака не будет бесконечно долгим.

Советы для работы во время лечения онкологии

Если вы решили совместить работу и лечение рака, воспользуйтесь этими советами:

Переговорите со своим врачом, чтобы точно знать, что вас ожидает и какие побочные эффекты наиболее вероятны.

Попросите своих родных и близких помогать с домашними делами.

Сделайте для себя журнал с графиком рабочих и домашних обязанностей. Отметьте те часы и дни, когда график может быть гибким, и те дела, которые можно отменить.

Составьте инструкции для выполнения своих рабочих обязанностей. Это поможет вашим коллегам подменить вас в случае плохого самочувствия.

Если вы можете доверять коллеге, который когда-то лечил рак, возможно, стоит переговорить с ним. Он даст практические советы как все организовать.

Планируйте химиотерапию в конце дня или перед выходными, чтобы успеть прийти в себя после нее.

Независимо от того, проходите ли вы лечение рака или нет, ваши права остаются теми же, что и до постановки диагноза. Пока вы в состоянии выполнять свои рабочие обязанности, законно уволить вас не могут. В некоторых странах онкобольные дополнительно защищены законом.

Вы можете воспользоваться отпуском или взять дополнительный свободный день по состоянию здоровья. В некоторых странах возможен только неоплачиваемый отпуск. Возможно, вы сможете брать 1-2 дня в неделю на те дни, когда запланированы процедуры и на следующий, чтобы успеть отдохнуть. Узнать все нюансы этого вы сможете в отделе управления персоналом предприятия или непосредственно у директора, если работаете в небольшой компании.

Иногда даже при хорошем планировании и наличии дополнительного отпуска может оказаться, что совмещать работу и лечение онкологии – невозможно. В этом случае вы можете переговорить со своим работодателем, чтобы объяснить, что вы хотели бы продолжить работу, но пока физически не в состоянии. Возможно, вам пойдут на уступки.

В отделе по работе с персоналом вы можете также уточнить есть ли у вас право на краткосрочную или долгосрочную страховку по инвалидности. Если да, стоит оформить бумаги, чтобы получить дополнительный доход для лечения.

Если у вас есть юридические вопросы, узнать ответы на них можно у юриста, который специализируется на профессиональной реабилитации. Например в клиниках Израиля, Германии и других европейских стран работают профессиональные консультанты и социальные работники, которые помогают не только разобраться с законами, но и адаптироваться к новым условиям, поэтому уточните в своей больнице – возможно в ней есть сотрудник, который сможет вас проконсультировать.

Беспокойство о дискриминации

Сообщив о своей болезни коллегам, вы можете столкнуться с дискриминацией. Хотя в последние десятилетия просветительская деятельность помогла лучше понять что такое рак и как проходит лечение онкологии, у некоторых людей остаются предрассудки и страхи. В связи с этим даже на стадии ремиссии человек может столкнуться с явной или скрытой дискриминацией на рабочем месте.

Что можно сделать в этом случае? Постарайтесь запомнить, а лучше – записать, имена всех тех коллег, которым вы сообщили о болезни: дату, место, точные формулировки и реакцию. Дополнительно сохраняйте копии оценок эффективности вас как сотрудника и другую письменную информацию о работе. Это может помочь в том случае, если появятся конфликты или проблемы. Особенно это поможет, если вас решат уволить из-за болезни.

Жизнь во время лечения и после рака есть. Главное – не откладывать и не сдаваться.

25.06.2020 в 16:15, просмотров: 3032

23 июня были сняты все ограничения с детсадов: они смогли работать, как и прежде, родители вздохнули с облегчением. Мы узнали, как сейчас работают детские сады, насколько востребованы в середине лета их услуги и какие меры безопасности в них принимаются.

Оказалось, что заработали не все детские садики, а в работающих резко прибавилось количество детей, выросло и число самих дежурных групп.

Москвичка из Юго-Восточного округа Альбина рассказывает, что ее 4-летняя Анечка в садик так и не ходит:

На вопрос о дежурных группах предлагали группу в другом саду района. Я осталась без работы и пока могу сидеть с дочкой. Сад все равно мне очень нужен, потому что надо подрабатывать и искать новую работу. Но отдавать в дежурную группу сложно – это далеко от дома, это опять нужно привыкать к новому саду и новым воспитателям… Теперь придется ждать до сентября.

У Виктории Мельниченко из Москвы такая профессия, что удаленка невозможна: она врач-ординатор (акушер-гинеколог):

– Дочке Арине 5 лет, мы ходили в сад до конца марта. Во время карантина нам с мужем не с кем было оставить дочку, и с ней сидела моя мама.

Вышли в сад с 15 июня, в карантинную группу, в которой были дети от 3 до 6 лет. Наш детский сад состоит из множества корпусов, но открыли один из них, куда ходят все дети. Брали в эту группу при условии, что оба родителя работают.

Мой муж - фельдшер "скорой помощи", соответственно, он тоже работает. Сейчас мы в дежурной летней группе. Если на той неделе в ней было 13 детей, то сейчас воспитатель сказала, что идет наплыв. Всего в садике сейчас четыре группы, перед открытием сад помыли с хлоркой.

Из мер безопасности – весь персонал ходит в масках, на входе измеряют температуру детям и родителям. В группах проводится уборка с дезрастворами, обрабатываются все игрушки. Занятия по музыке и плаванию не проводят, физкультура на свежем воздухе.

У Татьяны двое детей, Аня и Дима, 5 и 6 лет.

– До пандемии дети все время ходили в садик. Как волна пошла, сад закрыли. Мы с мужем работаем в авиационной отрасли, и у нас удаленка была очень недолгой. Некоторое время мы сидели с детьми на даче, а после 9 мая нам с мужем сказали выйти на работу.

Мне пришлось искать варианты, с кем оставить детей. В удаленке мне начальство отказало, больничный взять не получилось. В итоге я оформила больничный по уходу за сыном, у него были легкие простудные симптомы.

Когда через две недели больничный закончился, это было 2 июня, наш сад по-прежнему был закрыт, и нас взяли в другой дежурный садик. В него брали детей со справками, что оба родителя работают на объектах жизнеобеспечения, и мы как раз такие. В нашей группе было 5 детей из разных групп нашего сада (младшей, средней, старшей). А с 24 июня в нашей группе народу резко прибавилось, заявлено 25 человек, пока она заполнена наполовину.

– Что известно о санитарных мерах?

– В саду очень тщательный медицинский контроль, дети с симптомами не попадут. У каждой группы своя площадка для прогулок. Питание организовано в группе, группы изолированы друг от друга. Воспитатели хотели какой-то праздник устроить, дети стихотворения учили. А я спрашиваю: вы перед кем будете выступать? Ну как, отвечают, перед другими ребятами. Но потом они сами сообразили и передумали. Мои дети бегут сейчас в сад со всех ног, соскучились по общению со сверстниками, новый сад, новые игрушки, разнообразие после изоляции.

А вот что рассказывает старший воспитатель детского сада № 24 ВАО Москвы Елена Розанова:

– Во время карантина у нас были дежурные группы по 12 человек, если прибавлялись дети, то открывали новую. А с 23 июня можно набирать больше.

Сейчас у нас пять групп, в каждой от 13 до 22 человек, всего ходит около 80 детишек. С 23 июня количество желающих привести детей резко прибавилось, родители уже, видно, устали сидеть с ними дома. С 1 июля еще прибавится детей, много записалось. Кто-то из родителей будет уходить в отпуск, забирать детей, и тогда их будет меньше.

Все, что рекомендовано Роспотребнадзором, мы выполняем: меряем температуру, дезинфицируем помещения. Группы разведены: у нас пять групп и три входа в здание. В детском саду пять площадок, дети на них гуляют своими группами.

В детском онкоцентре в Боровлянах пациентов почти вдвое больше, чем коек; живут с родителями: по их рассказам, лечение порой настолько тяжелое, что не отойдешь и на минуту.

Каждый год количество онкобольных детей увеличивается на 2%: детский онкоцентр в Боровлянах рассчитан на 115 коек, когда-то этого хватало, но сейчас здесь лечат две сотни детей одновременно.

Корреспондент Sputnik Валерия Берекчиян побывала в Боровлянах и поговорила с родителями.

Беда приходит всегда непредсказуемо. Четырехлетнего Максима лечили от простуды, а нашли восьмисантиметровую опухоль, а у 15-летней Василисы инсульт случился прямо вовремя биопсии. Теперь она учится жить заново. Такие трагедии невозможно принять. Но надо жить. И улыбаться больному ребенку.

Когда-то семьи больных раком детей селили на первом этаже общаги БНТУ на Сурганова, в то время она принадлежала республиканскому обществу "Дети в беде". С тех времен здесь осталась лишь одна комнатка, небольшая, когда-то общая кухня да пара кабинетов, а организация инициировала строительство пансионата с мобильными домиками прямо на территории РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии.

"Родители должны находиться рядом: во время такого тяжелого лечения ребенка нельзя оставлять одного. Но представьте, как трудно было иногородним семьям с детьми мотаться зимой из города в Боровляны после химиотерапии", - рассказывает директор общества Евгений Украинцев.

Строить начали в 2013-м. Первый домик профинансировало польское посольство, а сегодня их, возведенных усилиями иностранных и белорусских организаций, больше двадцати, каждый - на две семьи. В окрестностях - несколько детских площадок.

До обеда на качелях нет ни одного ребенка: все на процедурах. У домиков сохнут на веревках детские вещи. На ступеньках одного из таких, с синей крышей, сидит мужчина, ждет дочь с процедур: Дмитрий приехал в боровлянский центр из Украины. Позволяет войти, просит только разуться. Внутри - компактная кухня, небольшая комнатка с телевизором и кроватью, санузел с душевой, повсюду разбросаны игрушки.

"Дочери семь лет, у нее остеосаркома на четвертой стадии, узнали всего пару месяцев назад. Сперва думали, нужен ли здесь отец - сам я не рвался остаться. Но маме ведь надо отдыхать. Да и, как не крепишься, все равно слезы наворачиваются, тяжело это. Дочке сложно, но держимся. Хорошо, что есть ребята - волонтеры, видимо, - которые проводят время с детьми, отвлекают их хоть как-то от всего этого", - рассказывает Дмитрий.

Внутри РНПЦ даже инфостенды яркие; на каждом этаже - боксы, за стеклами - дети и подростки, парами и тройками, в масках и шапках, с развивающими играми или в компании педагогов. У всего персонала - негромкие и спокойные голоса.

"Мы помогаем детям адаптироваться, рассказываем, что у людей получается спастись, принять эту другую жизнь - она же меняется кардинально. Эмоционально тяжело работать, конечно. Уйти? Приходило в голову, и не единожды. Но когда видишь результат, что ребенок успокоился, настроился на позитивный лад, перестал бояться, то чувствуешь свою значимость, это помогает", - рассказывает педагог-психолог Лариса.

Марина сидит в коридоре на кушетке. Перед тем, как начать рассказ, женщина глубоко вздыхает, ищет поддержки в глазах подруг по несчастью, сидящих поблизости.

Ее сыну Максиму нет и пяти лет, два года назад он буквально за неделю изменился: страшно осунулся и начал болеть. Около месяца его пытались вылечить от простуды, а в это время опухоль в области надпочечника разрослась до восьми сантиметров. У малыша диагностировали нейробластому на четвертой стадии.

"В голову матери же никогда не придет, что ребенок так сильно болен - не верится. Сразу после УЗИ нам дали два часа на сборы и на скорой увезли в Боровляны, это было в 2016-м, в сентябре. Все перевернулось", - вспоминает Марина.

Лечение начиналось тяжело: семья прошла шесть блоков химиотерапии, операцию, трансплантацию костного мозга. После было чудо - годовая ремиссия, только анализы контролировали. "Но это тоже не полноценная жизнь: в сад он не пошел, с другими детьми не мог долго находиться, иногда даже просился сюда - ради общения, да и мы все время были начеку. Ну а потом рецидив, и вот с конца мая мы здесь", - делится она.

Лечение рецидива Максим переносит еще хуже; химиотерапия в этот раз сильнее, впереди - четвертый блок и трансплантация. Мальчику нет пяти, но он уже знает, что такое тромбоциты и на какие сладости ему нельзя смотреть в магазине.

"Очень тяжело переносит физически, его все время колют и подкапывают. Рвота страшная после химии, сепсис был - с температурой, диареей, представьте, ребенок месяц лежал неподвижно! Сегодня Макс впервые за полтора месяца выйдет на улицу, поедем в Москву: чтобы рассмотреть клетки с нашей болезнью, нужно особое исследование, у нас его не делают", - рассказывает Марина.

Марина живет с мужем в домике пансионата. Полностью расходы на содержание людей Минздрав покрыть не в силах, так что родители вынуждены оплачивать пребывание здесь. По словам Марины, в отопительный сезон они платят 12 рублей в сутки, летом было 8. Если жить здесь месяцами, конечно, бьет по карману.

"К психологам я не хожу, поддерживают близкие люди. Как принять? Верить, что все будет хорошо, и ребенок должен видеть в глазах родителей оптимизм, хоть это и тяжело", - уверена Марина.

В палате со строгой надписью "Карантин" Максим сидит на руках у отца, оба улыбаются. "Он не в той одежке, чтобы фотографироваться, испачкался", - переживает мужчина, а Максим позирует и показывает язык.

Сталкиваясь в коридоре, матери, сплоченные схожими бедами, приободряюще улыбаются, ненароком касаются плеча. Марина ведет нас к Светлане - маме пятнадцатилетней Василисы, лежащей в изолированном боксе инфекционного отделения.

До болезни девочка была очень активным ребенком: училась в трех школах, включая художку; каждый год ездила в оздоровительные лагеря и санатории. Никто и подумать не мог, что все обернется так. Началось после экзаменов в девятом классе с боли в руке, но значения ей не придали - решили мазать "Фастум-гелем". Позже стало хуже, боль перешла на шею, через хирурга и невропатолога экстренно добрались до гродненской областной больницы, а после КТ и МРТ - до Боровлян.

"Диагноз - рабдомиосаркома, опухоль носоглотки мягких тканей, которая в редком случае переходит на кость. У нас как раз тот случай. Стадия четвертая", - тихо и медленно, чтобы не срывался голос, рассказывает Светлана.

Еще сильнее все усугубилось после биопсии: когда брали материал для исследования, у девочки случилось кровоизлияние в мозг, так мать и дочь попали в институт нейрохирургии.

"Она два месяца провела в коме, ее едва спасли. Она ведь не поняла даже, что произошло. Когда я отправила ее на биопсию, сказала: "Через два часа вернешься". В итоге в себя Василиса пришла только через два месяца. Теперь она - в инвалидной коляске, восстанавливает память: все с нуля - заново учится держать ложку и карандаш, ходить. Сейчас складываем и вычитаем многозначные числа в столбик, никак не можем запомнить таблицу умножения. Все вспышками: иногда по-английски мне скажет "выключи свет" или стихи наизусть начнет рассказывать", - говорит Светлана.

Пока Василисе нельзя покидать бокс, ежедневно она видит только маму, врача и медсестер; от скуки выучила даже, кто в какую смену. Учителя к ней пока не ходят, да и дней, когда девочка физически может учиться, при ее терапии совсем немного.

"Морально ей очень тяжело: плачет все время, пьет антидепрессанты. Несколько раз нас отпускали гулять на улицу, она видела детей, которые в один день с руками, с ногами, а на следующей неделе уже… А у нее рука болит по-прежнему, она сама себя накручивает - говорит, что и ей отрежут. И чем больше она вспоминает, тем больше осознает всю серьезность своего положения.

Чуть ожила, когда приехали пять ее одноклассниц. Я думала, они замкнутся, когда не увидят ту Василису, что раньше была - активистка, ростом в 1,74 метра, с распущенными волосами, а тут - испуганная, меньше на двадцать килограммов, лысая и в шапке. А потом мы отошли, я смотрю через стекло, а она шапку сняла и показывает девочкам, что теперь блондинкой будет", - грустно улыбается женщина.

Спрашиваю: сами-то вы как, держитесь? Светлана молчит с минуту, пытается сдержать слезы. Чуть успокоившись, пожимает плечами: здесь есть церквушка, общая кухня для родителей, скамейки в окрестностях, на которых можно тихо поплакать.

"Мы легли только 10 июня, некоторые ведь тут годами. Все ценности поменялись в голове. Люди там - в той жизни - они не понимают. Даже здоровый ребенок может просто уйти в школу и не вернуться; у меня есть хоть какой-то шанс, пускай и годами придется… И проблемы другие теперь совсем. Мы вот приметили одну инвалидную коляску, чтобы на прогулки выходить, я все переживаю, как бы ее не забрал кто", - вздыхает Светлана.

Василиса уже прошла пять блоков химиотерапии. Со следующей недели начнется лучевая, а после предстоит пережить еще четыре блока химической. Саркома пошла на кости, у девочки появились так называемые перинатальные переломы, может быть, их тоже придется оперировать.

Светлана и Василиса еще даже не на полпути, что будет после химиотерапии - неизвестно. Из прочих трудностей - нужда в препаратах, которых нет в стране, - немецких. Белорусские рецепты в Германии не признаются, а в Москве выходит очень дорого из-за доставки: одна ампула для химиотерапии обходится семье в 130 евро.

Когда мы подходим к порогу бокса, Василиса спит. Светлана будит дочь и настаивает: подойдите ближе, для нее ведь увидеть новое лицо - уже событие.

С бедой все мирятся по-разному. Одни оберегают от нее детей, другие - взывают к их пониманию и убеждают себя в необходимости давать правильную установку.

"Дочери одиннадцать, она не знает диагноза: мне кажется, так ей легче и она в себя не уходит. У меня был нервный срыв двухнедельный, плакать бегаю на улицу, чтобы не пугать. Мы просто пошли проходить медкомиссию в школе, случайно обнаружили, что понижены тромбоциты, думали, достаточно будет просто прокапать, а потом вот – сюда. Первый блок химии был очень тяжелый, с дикой рвотой, головной болью, второй чуть легче дался", - рассказывает Елена, семья узнала о диагнозе только 9 августа, в Боровляны они приехали из Дзержинска.

А мама десятилетнего Тимофея говорит, что со своим здоровьем и образом жизни ее сын мог бы полететь в космос: четыре года он играл в хоккей, был самым крепким в команде, а теперь стал легче на тринадцать килограммов. За два месяца до первого звоночка прошел большую медкомиссию, как спортсмен.

"Проявилось внезапно - приступом судорог, а в итоге на МРТ увидели большую неоперабельную опухоль третьей стадии в головном мозге, сразу с метастазами. Лечимся уже второй год", - рассказывает она.

Отношение к болезни и подход к лечению сына у Натальи другой. Мальчик верит, что вернется в хоккей, ведет активный образ жизни, насколько это возможно. Ему говорят, что лечение зависит от него, все это - временно.

"Я решила для себя, что 50% лечения - это медикаменты, остальное - настрой. Мы ведем обычную жизнь, встречаемся со здоровыми друзьями, не боимся заразиться или кому-то показаться", - рассказывает Наталья.

Женщина уверена, что Тимофею приходится справляться с испытаниями, которые не смогли бы выдержать некоторые взрослые - вероятно, всей серьезности болезни он попросту не осознает.

"К нам нельзя приходить со слезами, чаще всего это приходится проговаривать с бабушками, у которых они якобы сами текут. Выплакалась дома, напилась валерьянки и пришла к нам веселая! Ему не станет легче от слез, наоборот смекнет, что, когда у него ангина была, бабушка так не рыдала. Психологически это очень важно: на прошлых выходных мы ездили на природу в лес - он собирал грибы, гулял и даже просил есть. А в субботу сдал анализы - они у него почти как у здорового ребенка", - рассуждает мама.

Еще когда онкологическое детское отделение было в первой больнице, местные энтузиасты услышали, что за границей есть организации, которые оказывают разную помощь семьям с больными раком детьми и клиникам - в частности, поставляют медикаменты и оборудование. В 1990-м по инициативе родителей и докторов гематологического детского отделения 1-ой больницы в Беларуси решили создать аналогичное общество "Дети в беде".

"У меня заболел внук, ему тогда было пять. Он попал в больницу с аппендицитом, нам даже сообщили, что операция прошла успешно. А в день, когда мы собирались его забрать, пришла гистология - мы узнали, что у него лимфосаркома кишечника. Сейчас ему тридцать лет и он растит двухлетнюю дочь, но тогда, когда мы метались, я попал на отчетно-выборную конференцию "Дети в беде", где обсуждался вопрос о закрытии общества. Поднялся на трибуну, сказал, что закрывать его никак нельзя. Тогда мне и предложили его возглавить, а я согласился", - рассказывает Евгений Украинцев, он руководит обществом с 1994-го.

Потом был расцвет: у организации было много зарубежных партнеров, они хорошо помогали. Приходила гуманитарная помощь - одежда, продукты и даже игрушки; в обществе помнят время, когда коробками из разных уголков мира были заставлены все коридоры гематологического отделения. Тогда многие европейские организации приняли белорусскую трагедию близко к сердцу, теперь там хватает своих бед.

Сегодня основная задача "Дети в беде" - оказание помощи в лечении и реабилитации онкобольных детей, особенно - поставка современных медикаментов: по состоянию на 1 октября этого года в страну приехали лекарства на сумму 1,7 миллиона евро, а в ближайшее время придет очередная партия из США на 800 тысяч.

"Дети лечатся по современным международным протоколам с определенным набором медикаментов, некоторые из них в нашу республику не завозят - они не зарегистрированы, соответственно, их можно привести только по линии гуманитарной помощи", - рассказывает Евгений Украинцев, руководитель общества.

Все, кто состоит в обществе, так или иначе сталкивались с онкологией. В их числе и Анастасия, которая прошла через лечение лично. "Заболела в детстве, поставили четвертую стадию. Потом лечение, сразу все - химиотерапия, лучевая, операция по удалению почки", - лаконично делится девушка, сдерживая слезы.

"Вы поймите: пройдя такой путь, привыкаешь всегда к себе прислушиваться - где заболело, закололо. Страшно", - объясняет Украинцев.

Сейчас общество находится в весьма сложном положении: все труднее и труднее искать средства на поддержку его работы. Спонсоры готовы вложить деньги в проект, но то, что над ним работают люди, понимают, к сожалению, не все.

Уже несколько лет общественные объединения Беларуси пытаются добиться доработок в Законе О благотворительной деятельности: к примеру, прописать в нем льготы для организаций, которые оказывают помощь - снять налоги хотя бы с тех денег, которые перечисляются в качестве гуманитарной помощи.

"Организации, у которых просишь помощи, сегодня первым делом спрашивают - какие у вас преференции? Могу предложить благодарность родителей, детей и врачей", - делится он.

Все желающие оказать помощь благотворительному обществу "Дети в беде" могут обратиться за контактами инициаторов в редакцию Sputnik или напрямую в ОО "БРО "Дети в беде" по телефонам +375 17 331 89 00 и +375 17 331 10 93.