Можно ли рожать с раком 2 стадии

Рак шейки матки — достаточно распространенное заболевание среди женщин от 35 лет. Такая патология чрезвычайно опасна для здоровья, а подчас и для жизни женщины. В этой ситуации новость о беременности может стать для женщины совсем не радостной. Рак шейки матки и беременность — вещи не всегда совместимые.

• Шансы на беременность при патологии
• Если обнаружен рак во время беременности?
• Стадии заболевания
• Методы терапии
• В каких случаях можно сохранить ребенка?
• Беременность после терапии

Шансы на беременность при патологии

Можно ли забеременеть при раке шейки? Медицине известны множественные случаи, когда женщина беременела именно с таким диагнозом. Следовательно, данная патология не является препятствием к зачатию. Исключение составляют случаи, когда наряду с раком в женском организме наблюдаются спаечные или воспалительные процессы. Они, как правило, мешают полноценному зачатию. Часто женщины беременеют, не зная о своей болезни, потому что вынашивание ребенка в сочетании с подобным диагнозом — дело очень рискованное.

Беременность возможна при наличии патологий шейки

Если обнаружен рак во время беременности?

При раке шейки матки беременность встречается довольно часто. На общее количество рака шейки 3% обнаруживается при беременности. Таким образом, на 10 000 беременностей приходится 1,2 случая патологии шейки.

Женщина может не подозревать о наличии у себя онкологического заболевания. Очень часто рак протекает бессимптомно. Единственное, то может тревожить женщину в это время — кровянистые выделения из влагалища. Большинство беременных ошибочно принимают это явления с началом выкидыша, не связывая этот симптом с патологией шейки матки.

Еще одной причиной позднего обнаружения рака, считается тот фактор, что беременных не осматривают с помощью гинекологических зеркал. Таким образом врач не получает доступа к шейке матки и не может оценить ее состояние. Беременной стоит внимательно относиться к своему здоровью. Частые кровянистые выделения и боли в нижней части живота могут указывать на угрозу прерывания беременности. Но иногда они являются спутниками более серьезного заболевания. При обнаружении у себя тревожных симптомов, беременной женщине необходимо посетить гинеколога.

Как правило, у беременных женщин с раком шейки матки есть два выхода из положения: прерывание беременности или специализированное лечение. Чаще всего врач предлагает женщине прервать беременность, особенно если речь идет о ранних сроках. В этом случае специалисты считают первостепенным сохранить жизнь женщины. Вынашивание ребенка при таком диагнозе чревато выкидышами, преждевременными родами или внутриутробной гибелью плода.

Очень немногим женщинам удается пролечиться в самом начале беременности и выносить, а затем и родить здорового малыша. Такой благоприятный прогноз возможен только на ранних стадиях рака шейки — 1 или 2. Это случается редко, поскольку эти стадии заболевания обычно протекают бессимптомно.

В основном, даже после проведения щадящей химиотерапии, женщине не удается выносить ребенка. Если заболевание находится в запущенной форме, плод подлежит удалению вне зависимости от срока беременности.

Методы терапии

Лечение патологии шейки матки весьма индивидуально для каждой конкретной пациентки. Каких либо жестких рамок в этом случае нет, ведь важно учитывать особенности положения женщины. Врачебная тактика во многом зависит от срока беременности и степени заболевания.

На заключительной стадии рака шейки матки оперативное вмешательство, как правило, бесполезно. Болезнь на этом этапе поражает остальные органы и лимфоузлы, сопровождается разрастанием метастаз по всему организму. Вынашивание ребенка, а тем более роды женщине с таким диагнозом противопоказаны.

В каких случаях можно сохранить ребенка?

Чаще всего женщине рекомендуется прерывание беременности. Но в редких случаях возможны исключения. Таковыми являются ранние стадии внутриэпителиального рака шейки матки. В подобных ситуациях жизнь ребенку сохраняется. Беременная женщина проходит систематическое наблюдение во время всей беременности. При таком диагнозе возможно естественное родоразрешение, а не только с помощью кесарева сечения. Через две недели после родов женщине делают контрольный снимок. Медицине известны случаи, когда пациентка не нуждалась в противоопухолевой терапии — болезнь попросту регрессировала. По мнению компетентных специалистов, именно роды естественным путем становились причиной подобного благополучного исхода.

Врачебная тактика в вопросах сохранения жизни ребенка во многом зависит от стадии рака и желания самой женщины. Нередки случаи, когда беременность сочетается не только с патологией шейки, но и с раком молочной железы. Медики принимают решение исходя из конкретного случая в отношении пациентки. Таким образом, принимается решение о прерывании беременности, более раннем разрешении, а иногда — о родах с помощью кесарева сечения с одновременным удалением матки. Последняя ситуация позволяет сохранить жизнь как новорожденному, так и его матери.

Важно! Женщина, принявшая решение оставить ребенка и выносить его с диагнозом рака шейки матки чрезвычайно рискует. При беременности происходит существенное ослабление иммунитета. Это может стать причиной прогрессирования опухолевого процесса. Вынашивая ребенка, женщине необходимо постоянно посещать врача с целью контроля за своим состоянием.

Беременность после терапии

Зачастую рак шейки матки успешно лечится на ранних стадиях заболевания. Женщине удается сохранить и жизнь и, в большей мере, здоровье. Но у терапии, назначенной на устранение опухоли, есть свои существенные минусы. Самый главный из них — возможное бесплодие. Масштабы негативного воздействия подобного лечения зависят от дозировки лучевой терапии, особенностей химиотерапии, масштабов опухоли и других факторов. В результате у женщин могут наблюдаться следующие патологии:

• гормональные сбои;
• угнетение яйцеклеток;
• нарушение генетического аппарата женских половых клеток.

Все эти особенности приводят к временному, а подчас и к абсолютному бесплодию. После терапии женщине понадобится время для восстановления репродуктивной системы. Именно поэтому беременность и роды следует отложить на срок от 3 до 5 лет.

Но очень часто у женщины совсем не остается времени на восстановление в виду возраста или иных факторов. Выходом из этого положения станет заморозка яйцеклеток в криобанке. Если женщина решается на этот шаг, позаботиться о сохранении яйцеклеток лучше еще до начала противораковой терапии. Всего один сеанс химиотерапии способен в разы ухудшить качество яйцеклеток. Замораживать материал можно и в начале лечения, качество яйцеклеток на данном этапе все равно будет выше, чем после лечения.

Таким образом, зачатие и роды после лечения рака шейки матки вполне возможны.

Криобанк — место, где длительное время в замороженном виде могут храниться женские яйцеклетки

Рак шейки матки — явление распространенное и очень страшное. Не выявленное вовремя, это заболевание способно нанести организму женщины непоправимый урон. Очень часто при таком диагнозе женщине приходится делать нелегкий выбор между своей жизнью и жизнью еще не рожденного ребенка. Ранняя стадия болезни дает высокий процент выздоровления и возможности стать матерью в дальнейшем. Раковые опухоли очень сильно осложняют течение беременности и могут повлиять на развитие плода. Именно поэтому женщине стоит узнать о состоянии своего репродуктивного здоровья до зачатия. Тем самым она предупредит возможные проблемы в период вынашивания ребенка.

Юлия Пронина, 36 лет

Мне было 26 лет. Я получала дополнительное образование в Австралии, где изучала стратегии в рекламе. Как-то я вернулась в Москву на каникулы между семестрами и, когда утром надевала лифчик, обнаружила у себя маленькую горошину в груди. Раньше ее точно не было.

Мне нужно было срочно узнать, что это. Прямо в этот же день. Но я не знала, к кому обратиться, поэтому позвонила подруге, у которой уже были дети, и спросила, куда идти. Она дала мне совет, а также высказала предположение, что, скорее всего, ничего страшного случиться со мной в 26 лет не может.

Мне сделали УЗИ и сказали, что это обычная положительная фиброаденома (доброкачественная опухоль молочной железы. — Прим. ред.). Пока я сидела в очереди, я успела изучить все заболевания груди, поэтому настояла на пункции. Результаты исследования я попросила забрать друга, потому что мне нужно было возвращаться в Австралию. За месяц, пока я ждала результаты, горошина выросла до размера грецкого ореха.

У меня автоматически хлынули слезы. Сейчас сложно воссоздать свои чувства тогда, но помню, что подумала о родителях и о том, как им рассказать. Вторая мысль — о детях. Я впервые осознала, что хочу стать мамой.

Что будет дальше, я не понимала. Единственное, что я знала, — надо быстро лететь домой и лечиться. После того как я узнала о диагнозе, я пошла к знакомой, с которой мы вместе учились, прорыдала у нее весь вечер, выпила кучу ромашкового чая, чтобы успокоиться, но это не помогло. На следующий день я начала действовать. Мне нужно было переподтвердить диагноз в Австралии, потому что иначе мне бы не вернули деньги за учебу. Я записалась к местному терапевту, который направил меня к онкологу. Сделали УЗИ, пункцию и подтвердили рак. Я реагировала спокойно: я не надеялась на чудесное излечение — мне просто нужно было это подтверждение.

Всего за неделю я решила вопрос с документами и возвратом денег. В это же время мне из России позвонила подруга, которая нашла в Москве врача. Это было большое облегчение, потому что родители обзвонили всех знакомых, и никто не знал, куда идти с этой проблемой. Я сразу не сообразила, что можно обратиться в онкоцентр на Каширке (Национальный медицинский исследовательский центр онкологии им. Н.Н.Блохина. — Прим. ред.), несмотря на то что жила почти по соседству. В итоге я отправилась именно туда.

Это было 10 лет назад, и я даже не знала, что кто-то не может пробиться в этот онкоцентр. В мое время ты либо приходил с заключением — направлением от местного онколога, либо шел в платное отделение, сдавал анализы. Если по результатам пункции рак подтверждался, тебя переводили на бесплатное лечение. 18 сентября я вернулась в Москву, сделала пункцию и трепанобиопсию (один из методов диагностики онкологии. — Прим. ред.). Мне диагностировали трижды негативный рак молочной железы (опухоль характеризуется агрессивным течением и не реагирует на многие существующие виды терапии. — Прим. ред.). Уже в первых числах октября я начала химию, и в итоге я прошла через четыре химии до операции и еще через четыре после.

Первая химия была самой сложной для меня, потому что я не знала, как все происходит и как я себя буду чувствовать после. Это я сейчас знаю, что ты приходишь, тебе делают капельницу на протяжении 30–40 минут или больше (иногда доходит до нескольких часов), а после этого ты идешь домой, где тебе становится плохо. В больнице не так плохо, потому что там тебе дают премедикацию (лекарственная подготовка к медицинским процедурам. — Прим. ред.), которая позволяет пережить вливания препаратов.

Было плохо. Тошнило, кружилась голова. Прописанные для облегчения симптомов свечки не сильно помогали. Меня сутки рвало, а потом я начинала потихонечку отходить и принимать пищу. Мне хотелось рассола и квашеной капустки. Кстати, если я ела что-то в день химии, то потом у меня к этому продукту было отвращение несколько месяцев. Правда, с шоколадом эта схема не сработала.

Пережить последствия химии мне помогали дыхательные упражнения и свежий воздух. Я открывала окна, устраивала сквозняк и глубоко дышала. Я так и после вечеринок делала, когда мне было плохо.

После операции мою опухоль стали проверять на ответ на лечение. Есть пять степеней ответа, а у меня была самая низкая, самая плохая. Мне назначили еще три химии уже другими препаратами, которые считались наиболее эффективными на тот момент, и отправили лечиться по месту жительства. После того как я узнала степень ответа, доверять свое лечение врачам я уже не могла.

Вначале у меня не было ресурсов на отношения. Когда я лечилась, все мысли были о лечении. Потом был период физической и психологической реабилитации, который затянулся на несколько лет. Возможно, если бы я обратилась к психологам, он бы сократился. Но тогда я не знала, что с такой проблемой можно пойти к психологу. Я и не осознавала, что мне нужна помощь.

Первый год после лечения я была не готова к отношениям. У меня не было половины груди, на ней был огромный шрам. Я не знала, какие вопросы зададут, когда увидят мое тело. Потом поняла: либо человек принимает мое тело, либо нет .

Каждый раз перед очередным [контрольным] обследованием было страшно. Но даже страх со временем притупляется. Я закончила лечение в 2010 году, а в 2015-м, когда уже почувствовала себя здоровой, я забеременела. Это была желательная беременность от любимого мужчины.

Шел первый триместр, я была эмоционально чувствительной из-за гормональных изменений. И я уже любила своего ребенка, как можно было говорить об аборте?

Потом в роддоме по месту жительства у меня отказались принимать роды, ссылаясь на то, что из-за онкологии мне нужен специализированный роддом. В тот момент я уже была с огромным животом, и мне все это порядком надоело: надоел сбор анализов, надоело выяснять, где мне рожать и можно ли вообще рожать. Тогда я написала в Департамент здравоохранения Москвы.

На письмо отреагировали быстро и собрали консилиум у главного гинеколога города Москвы. Врачи сказали, что изучили мою историю болезни и вообще не понимают, почему меня гоняют по всем инстанциям, заставляя проходить обследования, — ведь я обычная беременная женщина. Оказалось, что рожать я могу где хочу. Единственным вопросом осталось кормление грудью. Гинеколог велел посмотреть, будет ли лактация после родов, потому что из-за операции протоки, скорее всего, нарушены, из-за чего может развиться мастит. В итоге мне подавили лактацию, хотя я знаю девочек, которые кормили сами.

16 июня 2016 года у меня родилась дочь. Кстати, 16 июня 2010 года у меня была последняя лучевая терапия. Такое вот интересное совпадение.

Мне часто пишут, спрашивают, куда обращаться и что делать. Когда попадаешь в экстренную ситуацию, обычно нет времени перелопатить весь интернет, чтобы найти нужную тему. Поэтому я завела сообщество, где помогаю женщинам личным опытом. Потом благодарности пишут, мне это приятно. Мне кажется, что делиться опытом — моя миссия.

Программа создала большое сообщество женщин с опытом жизни с онкологией по всей стране, которые поддерживают друг друга онлайн и во время личных встреч. В Москве в рамках проекта можно бесплатно посещать группы арт-терапии, танцев, йоги, скандинавкой ходьбы цыгун и ходить в качестве добровольцев в больницы, чтобы поддерживать женщин после операции.

Трипл-негативный рак молочной железы (РМЖ) мы определяем через отрицания — то есть через исключение того, чем он не является. Клетки такой опухоли не имеют на своей поверхности структур, которые мы обычно выявляем при определении биологического подтипа РМЖ. Они не имеют гормональных рецепторов: то есть опухолевые клетки не получают стимулирующего сигнала от гормонов.

Трипл-негативный РМЖ в определенной степени хуже других, поскольку наш арсенал терапевтических средств ограничен: мы не можем использовать ни гормонотерапию, ни биотерапевтическое лечение. У нас остается фактически один вариант: химиотерапия.

Стандартов в этом вопросе не существует. Это должно решаться индивидуально, на консультации с онкологом. В целом считается, что наибольшая частота местных рецидивов приходится на срок до двух лет после лечения. Если в течение двух лет организм женщины находится в ремиссии (свободен от опухолевого процесса), многие онкологи разрешают пациенткам рожать. Некоторые онкологи говорят о трехлетнем сроке. Но многое зависит от обстоятельств: стадия заболевания, риски прогрессирования. Необходима совместная консультация онколога и репродуктолога.

Критическое значение имеет репродуктивный потенциал женщины. После 35 лет качество яйцеклеток драматическим образом ухудшается — это биологический процесс, который не связан с онкологией. Если речь идет о пациентке 38 лет, мы говорим о перерыве в год, три года или пять лет не только с точки зрения опухолевого процесса, но и с точки зрения репродуктивной функции. При успешно излеченном злокачественном новообразовании препятствий для беременности и родов нет.

— Первая пациентка приехала из города на Волге, где был очень сильный онкологический диспансер, — рассказывает Анастасия Пароконная, старший научный сотрудник, хирург-маммолог НМИЦ онкологии имени Н.Н. Блохина. — Она 10 лет не могла забеременеть. Наконец, ей это удалось. И на сроке в 32 недели у нее диагностировали рак молочной железы, II стадия. Доктор ее отправил на экстренное раннее родоразрешение. Ребенок погиб: при родах на 33-й неделе плод нужно интенсивно реанимировать. Она ко мне приехала на лечение и рассказала эту историю. Сейчас при такой стадии и желании иметь ребенка к ней отнеслись бы иначе и помогли бы, можно было бы довести ее до нормальных сроков родов, и она, и ребенок были бы живы. Вернее, она и сейчас жива, уже больше 11 лет без признаков возврата болезни.

Муж Эльвиры узнал, что в центре Блохина есть врач, которая ведет беременных с онкологией — и семья отправилась в Москву, оставив на бабушку старшего сына, которому на тот момент не исполнилось и трех лет.

— Когда я увидела Анастасию Анатольевну, у меня будто свет в конце тоннеля появился, — рассказывает Эльвира. — Это было абсолютное доверие.

Учитывая поломку гена BRCA 1, женщине предлагают превентивную мастэктомию второй груди, а после сорока лет и овариоэктомию.

Если она в ближайшее время не решится на двустороннюю мастэктомию, нужно будет регулярно делать МРТ груди. Но такого аппарата МРТ, какой нужен Эльвире, в Дагестане нет, и ей приходится регулярно приезжать в Москву.

Эльвира во время лечения

— Я вспоминаю время лечения и понимаю, как тяжело было, — говорит она. — Только родился малыш, хотелось быть с ним, а я не могла. Мне пришлось привезти Умара в Дербент, отдать моей маме, а самой возвращаться. Первые месяцы его жизни прошли без меня. Если бы не муж, который меня очень поддерживал, не дети, я опустила бы руки.

Врач в маммологическом центре на Таганке, которую Чупанова замучила своими вопросами, можно ли ей беременеть, однажды сказала, что встретила на профессиональном форуме доктора, написавшую диссертацию на эту тему.

Пока Наталья наблюдалась в женской консультации, она была уникальной будущей мамой — врачи раньше не сталкивались с такими случаями.

Несколько раз ей пришлось привозить разрешения на пролонгирование беременности, подписанные онкологом и генетиком из центра им. Блохина. В консультации снимали с себя всю ответственность.

Первый скрининг-тест на хромосомные нарушения пришел с указанием о большом риске появления ребенка с синдромом Дауна.

Наталья Чупанова с сыном Мишей

Мишка родился чуть раньше, 10 ноября.

Беременность Лена вела в двух частных клиниках. И в одной, и во второй онкологи-маммологи поначалу говорили: ничего страшного, фиброаденома, родите и полечите. А Анастасия Пароконная посмотрела УЗИ, которое делали за год до происходившего, и сказала, что, скорей всего, опухоль была уже тогда — на снимке она маленькая, но краешки видны.

В тот же вечер, когда ей поставили диагноз, девушка нашла телефон Анастасии Анатольевны и на следующий день в 8 утра была у нее. Через неделю Лена получила первую химиотерапию доксорубицином, всего же до родов провели пять курсов. Перед и после каждого вливания делали УЗИ плода, смотрели кровоток ребенка.

— Если б не диагноз, можно сказать, что беременность у меня была идеальная, — говорит Елена. — Это удивительно, но беременные переносят химиотерапию легко. Врачи не знают, с чем это связано. Предполагают, с тем, что мозг заботит главная функция — сохранить и выносить.

После родов она прошла еще через 4 курса тяжелой химиотерапии. Все побочные эффекты, которые были возможны, возникли одновременно: стоматиты, воспаленные пальцы, температура и другие. Выходить из дома было страшно, лейкоциты с нейтрофилами падали до нуля. Лене помогала мама. Но в остальном девушка справлялась сама.

— Я помню только два дня, когда было совсем тяжко, плохо и рядом никого не было, — говорит она.

— Рядом с диваном с одной стороны стоял шезлонг для Сони, люлька — с другой. И два дня мы перемещались между этими тремя точками.

Кроме мамы и мужа, Елене очень помогла сестра. Она проверяла все этапы лечения, сравнивала их с международными протоколами, было важно убедиться, что Лена получает качественные препараты. Большой частью поддержки стала и профессия, и коллеги Воронцовой.

— Это то, что не дало мне впасть в уныние, провести вторую половину беременности в жутком состоянии. Я работала не останавливаясь. Вела группы поддержки до 34-й недели, уже с огромным животом, когда мне сложно было даже сидеть.

За три недели до родов у Елены также случилась предзащита диссертации в МГУ, — это еще один проект, который не дал расклеиться.

После появления дочери была большая операция.

— Внешне я выгляжу лучше, чем была, — смеется 36-летняя Лена. Два месяца после этого ей нельзя было брать Софию на руки, но она выдержала недели три, несмотря на запреты хирурга.

До февраля-марта 2021 года Лене предстоит проходить и иммунотерапию.

Как в России лечат беременных пациенток с онкологией

В каждой стране есть свой центр, работающий по этой программе. В России им стал онкоцентр Блохина, потом подключился институт акушерства и гинекологии Кулакова. Первой родившей пациенткой Анастасии Пароконной была женщина, которой во время беременности провели и химиотерапию, и операцию: оперировали таких пациенток и раньше, а вот капать начали только с 2008 года. Кстати, сегодня эта женщина, спустя 10 лет после лечения рака, вновь стала мамой.

Капают все препараты, необходимые при конкретной патологии. Некоторые виды лекарств не проходят через плодную оболочку, некоторые — преодолевают барьер в зависимости от концентрации. В основном все же не проникают, это было доказано исследованиями на животных, проведенными в Бельгии и Нидерландах.

— Токсичность препаратов для плода со второго триместра довольно низкая, — рассказывает Анастасия Пароконная. — Есть мнение, что может быть немного снижена доза, поступающая во время химиотерапии, потому что гемодинамика у беременных несколько иная, и препараты иначе разводятся плазмой, чем у других больных. Наши европейские коллеги предположили (пока только теоретически), что имеет смысл усиливать дозировку. Но пока этого делать никто не собирается. Потому что эффект от лечения стандартными дозами препаратов очень хороший.

— Однако, — говорит врач, — сегодня много и пациенток с меланомой на фоне беременности, и лечить их сложно, потому что при меланоме препараты, к сожалению, в большинстве случаев высокотоксичны для плода. И приходят такие женщины, как правило, не с первой стадией, а с метастазами во внутренних органах. Это пока проблемная группа пациенток. А рак молочной железы, рак шейки матки, лимфома, лейкозы теперь лечатся на фоне беременности без ее прерывания, если стадия болезни позволяет.

— Верно ли, что развитие опухоли у беременных пациенток идет быстрее?

— По-разному бывает. У некоторых наоборот, беременность не дает опухоли распространяться далеко. Первичная опухоль достигает очень больших размеров, при этом нет отдаленных метастазов, все локализовано в органе. А бывает наоборот, процесс начинает развиваться бурно и безостановочно, и когда преодолен защитный барьер лимфатических узлов, прогноз болезни ухудшается.

— Все ли беременности на фоне химиотерапии заканчиваются родами? На каком сроке обычно рождаются дети?

— У всех, кого мы вели с химиотерапией, дети родились здоровыми, мальформаций — грубых патологий плода — не было ни в одном случае. Рожают пациентки в разные сроки, это мы решаем совместно с акушерами с учетом особенности болезни и необходимости перехода на следующий этап лечения.

В среднем, это 36–37-я неделя, сегодня этот срок достаточен для того, чтобы родить здорового ребенка, и он очень быстро после рождения подрастает к нормальным весу и росту. Ранний срок родоразрешения приводит к проблемам для детей. И они страдают не от пережитого в утробе лечения, а от недоношенности.

— Все ли ваши пациентки до сих пор живы?

— К сожалению, не все… Иногда обращаются с четвертой стадией болезни, уже после родов, те, кто не дошел до врача при первых признаках болезни еще в начале беременности.

— Если срок беременности большой и есть опухоль, что вы предпринимаете?

— Если женщина хочет сохранить беременность и приходит на сроке в 32 недели, нельзя уничтожать уже сформированного ребенка, даже если болезнь распространенная. В этом случае — раннее родоразрешение со срока 34–35 недель и немедленное лечение. Все эти вещи мы обсуждаем не только с женщиной, приходит ее семья. Как правило, это долгожданный ребенок, часто первый, и члены семьи готовы потом растить его.

— Первый в позднем возрасте?

— Средний возраст заболевших — 34-35 лет.

— Много ли случаев запущенной болезни у беременных?

— В последние годы не так много, но встречаются, особенно в регионах. Чем дальше пациентка живет от Москвы, тем больше случаев наблюдения рака во время беременности без лечения.

Сейчас в нашем онкоцентре Блохина лечится женщина с опухолью в области шеи. Опухоль развивалась на фоне беременности. Решение лечиться сама пациентка приняла не сразу. Чтобы спасти ее от мучительной смерти — человек не может есть, пить, дышать — нашими онкологами совместно с коллегами-акушерами из Института акушерства и гинекологии было принято решение о выполнении экстренного кесарева сечения на сроке 28 недель. Ребенок недоношен. Но постепенно восстанавливается. Пациентке немедленно начата химиотерапия. Если бы она при появлении первых симптомов болезни обратилась к нам в центр, возможно лечение проводилось бы не в столь экстремальных условиях.

— А с трижды негативным раком у вас много пациенток?

— Практически все. Этот фенотип как раз характерен для женщин в возрасте до 35 лет.

После появления на свет малыша девушка приступила к лечению, но было поздно, через три или четыре месяца ее не стало.

— Научились ли вы абстрагироваться от смертей, не погружаться в ситуации целиком? Иначе ведь можно и с ума сойти.

— С ума сойти можно, думаю, от других причин, в меньшей степени — от профессии…

Однако бывает психологически очень трудно, так как ответственность двойная: пациентка и ее будущий ребенок. Просто сейчас ситуация лучше. Опыта больше. Понимания коллег — больше. На местах, в регионах к женщинам относятся более гуманно, я бы сказала. Если сами не справляются, присылают к нам.

А раньше было сложнее. Когда доктора не понимают проблему, не знают, что с ней делать, им проще заставить больную подписать бумагу о немедленном аборте. Был случай, когда женщину не выпускали из кабинета главврача, пока она эту бумажку не подпишет. Стадия болезни была, как мы говорим, начальная, опухоль локальная, метастазов нет. Она подписала, сделала аборт, потом приехала и рассказала эту историю. У нее получилось еще раз забеременеть, уже после рака. Разумеется, я ее обследовала и мы приняли совместное решение о такой возможности.

У нас таких женщин сейчас очень много. Мы также занимаемся проблемой, когда можно обсуждать беременность после лечения, в определенные сроки и с определенной стадией.

— Насколько я знаю, спустя два года после лечения.

— При начальных стадиях — после двух. Если III стадия, надо подождать лет пять. В мире сейчас зафиксировано около 2 тысяч случаев беременности после рака молочной железы, это только те пациентки, что вошли, как говорится, в статистику. Я лично знаю судьбу примерно 150 пациенток.

— Какова их география? Вся страна, соседние страны?

— Из соседних стран сейчас трудно приехать, наша онкологическая помощь для приезжающих из других стран платная. С докторами из Армении, Украины, Беларуси мы переписываемся, они следуют рекомендациям. По России это практически все регионы. Раньше ехали в Москву, сейчас связываются с нами по телемедицине, мы это обсуждаем.

— А пациенткам самим трудно с вами связаться?

— Недавно на вебинаре вы обсуждали тему: беременность и ковид…

— В принципе, беременные переносят инфекцию точно так же, как не беременные. Есть данные о том, что дети в определенном проценте случаев рождаются уже носителями вируса, но на каком этапе ребенок заболевает — внутриутробно, или в процессе прохождения через родовые пути, или в первые минуты, когда персонал и мама с ним общаются, — пока не установили. Ребенка у зараженной мамы забирают сразу же, перемещают в карантин на две недели.

— Таких случаев сейчас много?

— Я непосредственно с акушерами не связывалась, но китайцы сообщали о примерно сотне случаев, у американцев больше сотни, у нас, к счастью, меньше.