Лена инстаграм ампутирована нога заболевший саркомой

Таким образом она собирает деньги на имплант

25-летняя жительница штата Оклахома Кристи Лойалл лишилась части правой ноги – у девушки ампутировали конечность ниже колена. Причина тому – саркома, которую несколько лет не могли диагностировать (врачи принимали опасный недуг то за дефицит витаминов, то за жировик под кожей). Об этом во вторник сообщает The Daily Mail.

После ампутации Кристи лишилась возможности работать на прежней работе, однако девушка не опустила руки. Она решила приобрести дорогостоящий аппарат, который заметит отсутствующую конечность. Для этого ей потребуется 10 тысяч долларов.

Чтобы собрать нужную сумму, она запустила кампанию по сбору средств на GoFund.me. И выбрала очень оригинальный способ привлечения пользователей. Кейси отнесла ампутированную конечность в специальную компанию, где её скелетировали и скрепили кости. После этого она зарегистрировала ногу в Instagram под ником @onefootwander и начала рассказывать о её жизни.

Пользователи не смогли однозначно оценить поступок американки. Одним идея с аккаунтом для ампутированной ноги показалась пугающей, другие похвалили девушку за креативность и умение не сдаваться.

Александр с женой Юлией. Фото: Yulia Bocharova / Facebook

19-летний Александр Бочаров, конечно, не был готов к ампутации левой ноги. Он старался избегать этой темы и менял врачей, как только те начинали говорить про операцию. С юношеским максимализмом и пафосом Александр заявлял маме, что хочет, опустив голову, видеть оба ботинка.

К тому моменту он уже несколько лет боролся с остеосаркомой. В левую ногу вместо сустава, который пришлось удалить вместе с опухолью, ему поставили эндопротез — искусственный сустав, но, как это часто бывает, возникло инфицирование. Пока врачи боролись с инфекцией, случился рецидив опухоли, она поразила больший участок, появились метастазы в легких, и ампутация ноги, причем на достаточно высоком уровне, была уже вопросом жизни, а не желания. К тому же опухоль росла и доставляла сильную боль.

Сразу после операции он почувствовал облегчение. Год ходил на костылях, а потом попросил самый простой в использовании протез, чтобы как можно быстрее научиться им пользоваться.

— Давай сделаем тебе получше? — предлагали врачи.

— Нет, я хочу, чтобы встал и пошел. Чтобы дорогу можно было перейти, пока горит зеленый свет светофора.

Первый протез Александра был по сути палкой, сгибающейся в области колена, и как научился он ходить на этой палке — неправильно, резко — так и продолжает ходить неправильно уже на суперсовременном протезе за три миллиона рублей. На самом деле была еще одна причина, почему Бочаров не думал о качестве протезирования — три года после операции, до 2010-го, он был пациентом паллиативного отделения.

Сейчас у Александра современный электронный протез

— Прогноз неблагоприятный, я скоро умру, зачем мне этот протез? Я такие соображения никому, конечно, не озвучивал, особенно маме. Пока я занимался метастазами в легких. И в принципе, так как я уже на костылях адаптировался и так как мне убрали основной источник боли и дискомфорта, для меня это уже была свобода.

Я жил в 60 километрах от Москвы, в деревне, но при этом на этих костылях ездил в Москву — идти мне 400 метров до остановки, потом ехать полтора часа в автобусе, потом эскалаторы, метро, час пик. Сначала я просил друзей сопровождать меня, потом подумал, что они же не могут быть постоянно со мной, у них свои дела, а мне надо справляться самому. Иногда в метро в час пик меня толкали, я падал. Правда, не всегда помогали подняться. Сначала меня это удивляло, а потом я спокойно стал к этому относиться — у каждого свое видение проблемы.

Когда, вопреки прогнозам, Александр Бочаров вошел в ремиссию, друзья-благотворители помогли ему купить электронный протез. Еще через несколько лет он получил протез от государства.

— Когда тебе дают протез, кажется, что все просто — наденешь и пойдешь, ты же раньше ходил, знаешь, как это делать на двух ногах. Но оказывается, здесь давит, тут жестко, там неудобно, и тогда ты думаешь — на нем стоять-то невозможно, как на нем ходить вообще? — рассказывает Александр. — Потом протезисту говоришь, где тебе мешает, и он исправляет эти моменты, потому что иначе будет постоянно натирать и образуется рана на культе. Дальше учишься ходить: сначала брусья, ты вдоль них ходишь с двумя опорами, тебе рассказывают, как ставить ногу, как плечи держать. Лучше это делать перед зеркалом, потому что мозг автоматически идет по пути наименьшего сопротивления — протезом ты неосознанно делаешь короткий шаг, а своей ногой длинный. Надо мозг переучивать.

Настройка протеза

Все зависит от того, насколько человек хочет научиться ходить, говорит Бочаров. Кто очень хочет, может освоить протез за месяц, кто ленится, как он, тому нужно больше времени, а кто-то совсем отказывается от протеза или использует его возможности по минимуму, в основном передвигаясь на костылях, потому что считает, что не справится.

— Вообще научиться ходить на протезе — это как научиться ездить на велосипеде, не нужна ни физическая подготовка особенная, ни особые усилия. Нужно понять технику и научиться держать баланс, но, конечно, лучше, когда занимаешься с реабилитологом и поддерживаешь в тонусе не только мышцы ампутированной ноги, но и все тело, — рассказывает Александр.

Государство предоставляет бесплатно два протеза — для душа и основной, основной можно менять раз в три года. В случае с онкологическими больными государство оплачивает дорогой электронный протез, только если человек пять лет прожил в ремиссии. Почему именно такая цифра, Бочаров не знает, ведь рецидив может возникнуть и на шестой год. Неэлектронные, которые тоже очень активны, но стоят до миллиона рублей, можно получить сразу.

Протез ноги — модульная конструкция, то есть состоит из нескольких частей: стопа, она компенсирует нагрузку на спину, смягчает удары, потом голень, коленный модуль и культеприемная гильза, которая уже крепит протез к культе. Есть еще поворотный модуль, удобная, маленькая, но очень дорогая штука. За счет этого можно подогнуть ногу под себя или, наоборот, поднять на уровень рук, чтобы, например, завязать шнурки. Выглядит не очень приятно, поэтому Александр всегда предупреждает, когда собирается это сделать. Устройство культеприемной гильзы позволяет носить протез неограниченное количество времени. Ощущение, говорит Бочаров, такое же, как когда долго ходишь в обуви — теоретически в ботинках можно даже спать, но какое облегчение чувствуешь, когда снимаешь их после долгого дня.

Современный электронный протез — это практически собственная нога. Он, конечно, стоит, как дорогой автомобиль или однокомнатная квартира в недалеком Подмосковье, зато почти полностью обеспечивает качественную жизнь, только получить его непросто — придется как минимум сразиться с бюрократической машиной. Чтобы государство оплатило протез за три миллиона, Бочаров прошел повторное медицинское освидетельствование и подтвердил инвалидность.

— Несмотря на то что у меня есть все документы, там проверили все, вплоть до того что измерили рост, объем груди. Они выясняют, насколько он тебе нужен, так как есть определенные показания и противопоказания, и они парадоксальны, — рассказывает Александр. — На электронном протезе легче и безопаснее ходить, ему можно больше доверять, это позволяет снизить нагрузку на здоровую ногу, позволяет активнее ходить по лестницам и тратить на это меньше энергии. И наоборот, чтобы ходить на неэлектронном протезе, нужен определенный навык, там идет сильная нагрузка на суставы, перекос по спине, поэтому возникают проблемы с позвоночником и сердечно-сосудистой системой. А по закону человеку, у которого и так уже есть проблемы с этим, положен протез, на котором тяжело ходить.

На своем электронном протезе Бочаров передвигается без проблем. Более того, сейчас у него сломана нога, поэтому протез берет на себя основную нагрузку. Александр надевает его с утра, как только просыпается. Чтобы умыться, наклоняется над раковиной, зафиксировав положение коленного модуля так, как если бы это была его собственная коленка. Он спускается и поднимается по лестнице, ходит в походы в горы, ездит на велосипеде, катается на коньках, серфит и занимается фехтованием.

Александр на тренировке

В ответ на вопрос, что нельзя делать, если у тебя протез ноги, Александр смеется:

— Не знаю, придумайте что-нибудь. Мне ничего в голову не приходит.

Подзарядка протеза в машине

А недавно Александр встал на беговой протез:

— Нельзя передать эти ощущения, когда ты 12 лет не прыгал и не бегал. Я забыл, как прыгать на двух ногах, сначала мне даже помогали — держали за руки. Прыгаешь как дурачок и не можешь остановиться, набегаться, напрыгаться. Я же раньше, как Форест Гамп, всегда бежал. Такое счастье было снова испытать эти ощущения.

Еще 10 лет назад, когда Александр шел по улице в шортах и светил новеньким механическим протезом, люди оборачивались и едва не показывали пальцем. Сейчас человеком с протезом руки или ноги никого уже не удивишь, но даже в те не самые простые времена у Александра не было главного, что мешает жить полноценно, — синдрома инвалида.

— Я не ощущал себя инвалидом благодаря моим друзьям. Невзирая на то, что я был на химии, без волос и ресниц, на костылях, прятался от солнца, они проводили со мной время и прекрасно справлялись с тем, чтобы меня никто не пнул, не толкнул в толпе. Без сожаления, без жалости, они относились спокойно к моей болезни, а о помощи зачастую не надо было даже просить — они сами видели, что мне нужно, — рассказывает Александр.

С протезом Александр Бочаров ведет активный образ жизни

— Некоторые настолько боятся ампутации, что 15 лет мучаются с этими инфекциями, врачи кульбиты делают, пытаются сохранить ногу, а она уже нормально не функционирует. Одна девушка так 14 лет жила, потом все-таки решилась на операцию, причем ей ампутировали ногу с вычленением бедра из таза. Протезист спрашивает меня через какое-то время, где она, почему не приходит делать протез. А ей некогда, нога ей не мешает, она зажила — конкурсы красоты для инвалидов, мероприятия разные, у детей олимпиады.

Для своих детей Александр придумал историю — говорит, что пират. Сын-второклассник доказывает друзьям, что папа воевал на море, сражался с Саркомотом, тот его ужалил, другой пират наступил на ногу. А крови много было? — спрашивают дети. — Много! — отвечает, — но потом доктор на корабле все зашил.

Всегда завидовала тем, кто нашел себя. Кто занимается любимым делом, чего-то в нем достиг, кто идет на работу с улыбкой и радостью.

…Спустя время, поздним вечером, я ехала по Новорижскому шоссе.

Машину я вожу давно, никогда никаких аварий. И вдруг — у меня пробивает колесо. Автомобиль теряет управление. Меня начинает крутить, выносит на встречку. Страшный удар. Машина влетает водительской стороной в столб, он начинает падать. Я потом видела фотографии: авто раздавлено полностью. Шансов выжить нет.

Но мне удается. Удар в столб настолько силен, что я выбиваю своим телом пассажирскую дверь и вылетаю наружу — за доли секунды до того, как автомобиль превратится в груду железа. Нога зажата в машине, в этот момент ее отрывает. Рука вся искромсана. Я падаю на железный штырь, который входит в мягкие ткани совсем рядом с позвоночником.

Меня отвезли в Истру, в ближайшую больницу. Потом перевели в Институт Склифосовского. Целый месяц пытались спасти руку. Аппарат Илизарова, еще что-то. По четыре раза в день кололи опиоидные обезболивающие. Медсестры постоянно пытались как-то поудобнее меня разместить, положить, подвесить мне руку, но боли все равно были адские. Казалось, что в тело заползли мухи, отложили яйца, что меня изнутри едят червяки. Поэтому я сама просила, чтобы руку отрезали. Я больше не могла.

После операции сильные обезболивающие, от которых в голове постоянный дурман, колоть перестали. Я начала постепенно приходить в себя, учиться есть левой рукой.

Казалось: что хорошего можно найти — в моей? Но я увидела фотографии машины — раздавленной, словно пивная банка. И решила: да все хорошо, просто замечательно закончилось!

Подумаешь, нет кусочка ноги и кусочка руки. Зато голова цела, позвоночник цел. А задень тот железный штырь спинной мозг — я бы вообще осталась растением.

Еще в больнице стала искать поводы для радости. Например, вытаскивала здоровую ногу из-под одеяла и любовалась, что она у меня теперь стройная, изящная, как у семнадцатилетней девочки. Я ведь похудела после аварии на двадцать килограммов.

Однажды решила: пора подкраситься. Немного, нежненько.

…У нас свой двухэтажный дом, и первое время я выше первого этажа не забиралась. На одной ноге, да еще без руки по лестнице прыгать нереально. Потом начала на попе подниматься. А вниз — вместе с детьми съезжали на подушках. Им весело — игра. Я тоже смеюсь.

Все теперь другое. Даже игры. А еще я имя сменила.

Просила всех называть меня не Леной, а Аленой. Бабушка когда-то называла меня Аленушкой. И сейчас я чувствовала себя, как в детстве, беспомощным ребенком. Ласковое имя защищало.

Первый год вообще ничего не делала. Адаптировалась морально. Привыкала. Но потом бездельничать надоело, и я решила: каждый день чему-то учиться.

Почти все по дому могу, даже гладить. Единственное, что не выходит, — заплести дочке косички.

Очень сложно было — выйти одной на улицу. Еще сложнее — самой проехать на метро. Я много падала — баланс у тела нарушен. Всегда валилась на правую сторону, это больно вдвойне.

Года через два после аварии я снова стала чувствовать себя не беспомощной Аленушкой, а Леной. И физически опять могла стать — обычной домашней хозяйкой.

Инвалиду обязательно надо уметь превращать собственные недостатки в достоинства. Ни у кого нет железной ноги, а у меня есть. Я не скрываю протез, летом иду на своей стальной ноге в шортах, с двумя детьми, с гордо поднятой головой. Счастливая, довольная. Никогда не обращаю внимания, как на меня смотрят.

…Когда ты становишься добрым, когда ты на самом деле искренне всех любишь, плохих людей вокруг тебя не остается. Они отсеиваются.

До аварии у меня было как у всех — случалось, и в магазине нахамят, и в автобусе толкнут. А теперь попадаются только хорошие люди. Мне всегда уступают место, хотя не особо видно, что нет ноги, и руку я прикрываю. Мне всегда улыбаются, всегда хотят сделать что-то хорошее.

Был случай. Еду в метро. Мужчина уступил место. Но я не успела сесть мгновенно, баланс у тела ведь нарушен. Пока примерялась, вместо меня плюхнулась какая-то тетушка. Я ничего не стала ей говорить, прошла дальше. Мне снова уступили место.

…После аварии прошло уже четыре года. Но до сих пор остались фантомные боли. Тело, видно, помнит последние ощущения перед ампутацией. Нога, перед тем как ее оторвало, была зажата, — и до сих пор мучает дикое ощущение сдавленности. А несуществующая рука иногда просто болит — как болела перед тем, как ее отрезали.

Очень помогает йога. Я делаю много дыхательных упражнений. Асаны — те, что позволяет мое тело. Занимаюсь каждое утро по два часа. Вижу, насколько тренировки улучшают качество жизни. В следующем году планирую открыть в родной Балашихе реабилитационный центр для ампутантов. В нем обязательно будет отделение йоги. На Западе ее целебный эффект признан давно, подобные центры для инвалидов везде. А у нас — ни одного.

Но просить — это не мое. У меня однажды на маршрутку тридцати рублей не оказалось — я тоже не стала просить. Пошла от метро пешком. Четыре километра.

…А еще есть мечта глобальная. Лет через тридцать я представляю себя на берегу океана, в своем доме с большими, панорамными стеклами. И такое спокойствие, счастье — что ты все сделала. Дети выросли, у них своя замечательная жизнь, все сыты, накормлены. И я спокойна, что все им дала и теперь могу жить в свое удовольствие.

Хорошо было бы, правда? Но, скорее всего, не получится. Дети родят внуков, внуки — своих деток. Так что покой нам только снится!

Да и скучно станет. Я ведь люблю экстрим, вовлекаю других инвалидов — и сама летаю на дельтаплане. А на будущий год хочу с парашютом прыгнуть. Разве усидишь с моим характером в тихом особняке с видом на море?

Восьмилетний Богдан Чесноков получит высококачественный эндопротез. Этот товар американской компании обладает способностью расти вместе с больным ребенком, не требуя вскрытия ноги для механической раздвижки. У Богдана саркома Юинга, и чтобы спасти ногу, надо удалить пораженную часть ноги. Протез стоит 1,08 млн. руб. Мы рассказали о беде мальчика впервые 15 июня, удалось собрать 872 тыс. руб. и последние 208 тыс. руб. сегодня, 29 июня, переведет один из наших читателей. Как фонду заявил поставщик, протез уже заказан и прибудет в Москву 25-27 июля.

Мальчику восемь лет. У него Саркома Юинга. Раковая опухоль на ноге, на большой берцовой кости слева. Мальчик перенес четырнадцать курсов химиотерапии, но болезнь рецидивировала, и нужна операция. Выбор у врачей простой: либо ампутация ноги, либо вживление раздвижного онкологического эндопротеза коленного сустава. Эндопротез умеет расти вместе с растущим ребенком. Ампутированная нога расти не умеет.

- Зачем ты стоишь на голове?

- Чтобы нога не болела.

- Почему у тебя болит нога?

- Ты помнишь, как ты ударился?

На койке в онкологической палате Третьей городской больницы города Костромы восьмилетний Богдан Чесноков стоит на голове. Это действительно гимнастика. Мальчик живет по разным больницам уже три с половиной года, и я не знаю, действительно ли эта йога помогает от саркомы Юинга, но если бы мальчик не двигался и не занимался гимнастикой, он бы атрофировался давно до состояния скелета.

Его болезнь действительно началась с синяка. Мама Богдана Елена Сергеевна рассказывает, что три с половиной года назад мальчик бегал по квартире с младшей сестренкой Ксенией и больно ударился ногой об угол дивана. Сначала был просто синяк. Потом синяк припух. Потом синяк стал каким-то таким, каким вообще-то синяки не бывают. Мама не может описать особенностей синяка. Богдан синяка не помнит.

- Ты помнишь, какой у тебя был синяк?

Елена Сергеевна рассказывает, что синяк на ноге был вовсе не причиной, а поводом для того, чтобы развилась саркома.

- Наверное, - говорит Елена Сергеевна, - это потому так получилось, что у нас в области радиация повышенная. Потому что в роду у нас никто никогда саркомой не болел. Все были богатыри и долгожители. До ста лет доживали.

Три с половиной года назад, когда костромские врачи диагностировали Богдану саркому, Елена Сергеевна работала в совхозе на пяти работах. Она перечисляет. Я не очень разбираюсь в сельскохозяйственных специальностях. Я запомнил только, что она работала главным, кажется, агрономом и завскладом, кажется, запчастей для машинно-тракторной станции. Когда ребенок заболел и потребовалось проводить с ним много времени, Елена Сергеевна со всех своих руководящих должностей уволилась. Она говорит:

- Я не могла работать уже с утра до ночи. Я устроилась почтальоном. Утром почту разнесла, и весь день с ребенком.

Я пытаюсь говорить Елене Сергеевне, что зря она уволилась в почтальоны, что по закону государство должно было бы сто двадцать дней оплачивать ей больничный по уходу за ребенком. Хотя бы сто двадцать дней. И чем зарплата выше, тем больше платят по больничному. Но Елена Сергеевна возражает, что, дескать, неприлично получать с государства деньги, если не работаешь.

Еще минуты через две выясняется, что когда Богдана положили в московский онкоцентр на Каширке, и мама должна была ехать вместе с сыном, Елена Сергеевна уволилась и из почтальонов.

- Зачем же вы уволились? - спрашиваю. - Вам бы оплачивали больничный.

- Мы же в деревне живем, - Елена Сергеевна пожимает плечами.- На почте всего три почтальона. Если бы я не уволилась, двум другим почтальонам пришлось бы разносить мою почту вместо меня. И они бы обиделись. И весь совхоз обиделся бы на меня, потому что я деньги получаю, а работают за меня другие.

У Чесноковых совсем не было денег. Елена Сергеевна говорит, что поскольку она все время была с сыном в больнице, пришлось расстаться с мужем. А младшую дочь Ксению пришлось пока отдать в приют. Елена Сергеевна говорит, что для тех детей, чьи братья или сестры лечатся от онкологических заболеваний, есть в Костроме специальный приют. Потому что очень часто отцы оставляют свои семьи, когда кто-то из детей заболел раком.

В своей совхозной квартире Елена Сергеевна несколько лет не платила за свет и тепло. Образовались огромные по совхозным меркам долги. Елена Сергеевна рассказывает, что, подождав пару лет, совхоз согласился принять у семьи Чесноковых квартиру в зачет долгов и выдать им взамен квартиры сарай без света и тепла, так что долгов сделать не из чего.

В прошлом году бывшие сослуживцы Елены Сергеевны рассказали ей, что на почте устраивается детский конкурс. Дети писали письма в Великий Устюг по официальному адресу Деда Мороза. По условиям конкурса тот ребенок, который напишет письмо лучше всех, должен был получить от Деда Мороза подарок – какую-нибудь чудесную игрушку.

Вероятно, письмо не дошло.

Валерий ПАНЮШКИН
специально для Российского фонда помощи

Помощь можно перечислить поставщику протеза либо на московскую сберкнижку Елены Чесноковой. Банковские реквизиты есть в фонде.

Экспертная группа Российского фонда помощи

Онкологи новосибирской клиники Мешалкина спасли 31-летнего сноубордиста, истекавшего кровью после ошибочной операции в другой больнице. Врачи сделали роковую ошибку, приняв большую опухоль за гематому.

Новосибирец Кирилл Царегородцев активно занимается спортом — зимой катается на сноуборде, а летом на велосипеде. Однако шишку в левом бедре он получил не из-за спорта — примерно год назад Кирилл сильно ударился об угол стола на работе и подумал, что шишка возникла из-за этого.

«Затем я в поликлинику обратился по месту проживания — к травматологу. Мне назначили лечение мазью — я мазью мазал-мазал, а эффекта не было.

Шишку на ноге Кирилл связал сначала не с занятиями спортом, а с обычным ударом о стол

Затем пациент попал к хирургам одной из новосибирских больниц (её название он раскрывать не стал) — они решили вырезать шишку, приняв её за гематому. На операции Кирилл потерял много крови.

После неудачной операции врачи посоветовали Царегородцеву обратиться в горбольницу, но там его отправили в клинику Мешалкина — к руководителю центра онкологии и радиотерапии, врачу-онкологу Александру Жеравину.

Новосибирец позвонил в клинику, но сначала администратор предупредила, что ждать приёма придётся около трёх недель.

После второй операции пациент мог проснуться без ноги и части таза, но в итоге ампутации удалось избежать

Как пояснил корреспонденту НГС Александр Жеравин, в центре онкологии клиники Мешалкина пациента обследовали, и выяснилось, что

у Кирилла — не гематома, а злокачественная опухоль (саркома) в мягких тканях ягодичной области, её размер был 17 на 15 сантиметров.

По его словам, из-за осложнений и незаживающей воспалившейся раны на повторной операции хирургам, возможно, пришлось бы удалить пациенту половину таза вместе с ногой — Кирилла предупредили, что такая вероятность была.

Новосибирец подчеркнул, что во время лечения его поддерживала невеста Юлия

Операция шла чуть больше трёх часов — и хирургам удалось не только убрать опухоль, но и сохранить ногу спортсмену.

С момента второй операции прошло почти четыре месяца — пациент уже ходит самостоятельно. В клинике Мешалкина прогнозируют, что Кирилл сможет постепенно вернуться к спорту.

По прогнозам врачей, Кирилл сможет постепенно вернуться к занятиям спортом

Онколог добавил, что саркомы занимают небольшой процент среди онкологических заболеваний, поэтому случается, что не все медики обращают достаточно внимания на диагностику этих опухолей.

Ранее новосибирские онкологи помогли 16-летней сибирячке, которой могли ампутировать ногу из-за саркомы. Вместо этого ей поставили внутрь тела специальный протез за 500 тысяч рублей — деньги на него собрали жители Новосибирска.

Мария Морсина
Фото предоставлены Кириллом Царегородцевым (1, 2, 4, 5), клиникой Мешалкина (3)

ПРАВО НА ЖИЗНЬ

Наташа Володина в детстве мечтала стать художницей. После окончания школы подала документы в Московский областной педагогический институт им. Н.К. Крупской на факультет, где готовили учителей рисования.

И вдруг во время вступительных испытаний у Наташи резко заболела нога. С того момента боль поселилась в ней навсегда. Девушка ходила на экзамены, прихрамывая и стиснув зубы. Но поступила. Устав мучиться с ногой, пошла в поликлинику. Врачи долго не могли понять, в чем причина боли. А потом поставили страшный диагноз: саркома Юинга, злокачественная опухоль левобедренной кости.

Об институте пришлось забыть. Нужно было бороться за жизнь. Наташа прочитала в медицинских справочниках, что с таким диагнозом люди живут не больше трех лет. Но врач сказал, что все индивидуально и надежда есть. Девушка ездила на химиотерапию в Москву, в Российский онкологический научный центр им. Н.Н. Блохина. И однажды, поскользнувшись на дороге, упала и сломала шейку бедра. Как раз на больной ноге.

С помощью аппарата Илизарова конечность удалось дорастить до нормального размера, Наташе поставили эндопротез. Девушку взяли на работу делопроизводителем в Центр им. Блохина, врачи которого спасли ей жизнь. Тут и работала, и жила, и училась. Центр стал больше чем домом.

РОДЫ С РИСКОМ

С онкологией удалось справиться, началась устойчивая ремиссия. Но тут отторжение эндопротеза. Поставили новый. Жизнь снова стала налаживаться, девушка поступила в институт на факультет бухгалтерского учета. В ее жизнь пришла любовь.

Врачи уговаривали Наташу сделать аборт, объясняя, что роды могут вызвать осложнения вплоть до рецидива опухоли. Но Наташа, как верующий человек, не могла пойти на это и родила дочку Вику. К сожалению, прогнозы медиков оправдались. Из-за стафилококка, который Наталья подхватила в роддоме, кость в части ее присоединения к эндопротезу начала разрушаться. Потребовалась срочная ампутация.

ВЫ НЕДЕЕСПОСОБНАЯ

– Я обратилась в нашу городскую службу опеки, рассказала про предстоящую операцию и попросила выделить соцработника для помощи по дому, – говорит Володина. – А там ахнули, мол, без ноги вы будете недееспособной, и мы будем вынуждены забрать вашу дочь в приют. С плачем я побежала к врачам и умоляла спасти ногу, иначе у меня отберут ребенка.

Медики сотворили чудо, но сказали, что это последняя операция, дальше – только ампутация.

Проблемы со здоровьем усугублялись ссорами в семье.

К тому моменту Наташа была снова беременна. Помня предупреждение врачей, колебалась, рожать или нет. Духовник отец Сергий ответил однозначно – рожай. День рождения дочки Насти совпал с днем свадьбы ее отца. А у Наташи в роддоме вновь начались осложнения.

ТРИ МИЛЛИОНА НА ПРОТЕЗ

Четыре года она оттягивала страшную операцию, превозмогая боль, горстями глотая антибиотики. Но прошлой зимой, счищая снег с машины, снова поскользнулась. Снова перелом. Наталья дала согласие на операцию.

Вместо положенных трех часов врачи трудились пять. Ногу отняли от бедра.

Пока Наталья находится в Центре им. Блохина, но на днях ее выписывают. С дочками женщина общается только по Skype. Пока я была в палате, на видеозвонок ответила младшая – четырехлетняя Настя.

– Как твоя ножка, мама?

– Протез нужен! – серьезно отвечает девочка.

Это тяжелая тема для Володиной. При полной ампутации отсутствует сгибательный сустав. Поэтому протез нужен подвижный, из легкого сплава, с помощью которого можно садиться в машину и подниматься по лестнице. Он стоит около 3 млн руб. Сейчас жители Подольска объявили сбор средств на протез для Володиной.

ОЧЕРЕДЬ БЕЗ ОЧЕРЕДИ

Родители Натальи уже умерли, помогать ей по дому, кроме девочек, никто не сможет. Встал вопрос о соцработнике, но женщина боится даже звонить в службу опеки: вдруг отберут детей.

Тем более что в условиях жизни Володиных человек без ноги становится реально недееспособным. Это старый деревянный барак постройки начала прошлого века. Квартира Натальи на втором этаже, а добраться туда по расшатанным, прогнившим ступенькам человеку с ограниченными возможностями нереально. Володины не один десяток лет стоят в очереди на улучшение жилищных условий, но если, по словам Натальи, еще совсем недавно они были 42-ми, то сейчас почему-то 846-е.

В администрации Подольска пояснили, что это произошло из-за объединения района в городской округ. И место Володиных подвинули другие очередники. Но, как рассказали в администрации, Наталья после выписки должна оформить инвалидность, собрать пакет документов и встать в льготную очередь. Тогда процесс переселения случится намного быстрее. Что касается соцработника, то, как пообещали в Управлении опеки, вопрос решится, как только женщина вернется домой из больницы.