Коронавирус от рака умирает

Для больных раком COVID-19 опаснее, чем для условно здоровых пациентов, отмечает онколог Владимир Моисеенко.

Петербургские онкоцентры в последнее время все чаще попадают в заголовки новостей, и инфоповоды обычно неприятные. Так, НМИЦ им. Петрова угодил в перечень учреждений, которые перепрофилируют под COVID-19. К счастью, в итоге российское правительство не включило медучреждение в этот список. А Петербургскому городскому онкоцентру пришлось по очереди закрыть на карантин два отделения.

— Владимир Михайлович, совсем недавно все волновались, что федеральный онкоцентр им. Петрова отдадут под COVID-19. А вашему медучреждению не грозит перепрофилирование?

— Нет, судя по распоряжениям правительства, наш центр пока не входит в перечень этих учреждений. Но все зависит от эпидемиологической ситуации. Коронавирус не так страшен, как чума или оспа, и пока мы наблюдаем 2-3-уровень уровень опасности. То есть инфекция достаточно контагиозна, но при контакте с зараженным заболевает один человек из 20 — то есть 5%. А при кори, например, идет 100%-ное заражение.

А вообще адаптация учреждений общего профиля под COVID-19 — это ломка системы. Персонал, как правило, недостаточно квалифицирован для того, чтобы иметь дело с инфекцией, а сами стационары не приспособлены под прием таких пациентов. Переоборудование же требует огромных трудозатрат и денежных вложений.

— Расскажите, как пандемия изменила ваши подходы к лечению пациентов?

— Мы действуем в соответствии с рекомендациями российских, европейских и северо-американских ученых. Часть операций переносим на 1,5-2 месяца — в основном, это доброкачественные образования и предопухолевые процессы. Ограничиваем и некоторые оперативные вмешательства, например, искусственную вентиляцию легких. Она всегда повреждает легочную ткань, что делает ее уязвимой перед инфекцией.

Также мы стали меньше использовать агрессивные методы — сочетание лучевой и химиотерапии, которое сопровождается глубокой иммунодепрессией. Но иногда лечим, как раньше — ведь детские опухоли излечимы, если действовать по плану и быстро. Лимфомы и герминогенные опухоли у взрослых тоже лечим, как обычно, ведь здесь важна интенсивность терапии. Но вообще риск для онкобольных умереть от вирусной инфекции намного выше, чем от рака, поэтому мы, по возможности, откладываем операцию до получения негативных тестов.

— Насколько коронавирус опасен для онкобольных?

- Итальянские врачи сообщают, что 20% всех умерших — это пациенты с онкологией. В китайском Ухане медики говорят о том, что смертность от коронавирусной инфекции у больных раком в пять раз выше, чем у условно здоровых пациентов.

Опаснее всего коронавирус для людей с раком легкого или с дессеминированным процессом с метастазами. Их иммунная система страдает очень сильно, они больше подвержены заражению, и COVID-19 протекает тяжело. То же касается и пациентов, которым проводят хирургическое лечение, предполагающее искусственную вентиляцию легких.

— Мишенью вируса в последнее время все чаще становятся медики…

— Да, заражение медперсонала — главная проблема, с которой сталкиваются онкоцентры по всему миру. Мы недавно общались с итальянскими и швейцарскими коллегами, все они говорят, что работать некому. Треть заболевает, треть уходит на карантин, остальные тянут всю нагрузку.

Некоторые наши сотрудники находятся в зонах особого риска — те, кто работает с амбулаторными пациентами, специалисты нашей вирусологической лаборатории, где проверяют тесты на COVID-19, анестезиологи и реаниматологи, которые выхаживают больных с пневмониями. Высокие риски заразиться у эндоскопистов, которые обследуют желудок или легкие пациента в то время, как он буквально дышит врачу в лицо. Нелегко и паталогоанатомам.

Среди сотрудников у нас уже четыре случая заражения, хотя для коллектива из 1500 человек это немного. Трое носителей, и только у одного инфекция протекает как тяжелое ОРВИ.

— Какие меры принимает центр, чтобы защитить сотрудников?

— Мы начали готовиться к новым условиям работы полтора месяца назад, разработали целый комплекс мероприятий. Медработники ежедневно проходят температурный контроль при входе и еженедельно сдают анализы на коронавирус. Отрабатываем сценарии различных внештатных ситуаций. Стараемся минимизировать личные контакты, даже ежедневные конференции у нас проходят в Zoom.

Колоссальные усилия прилагаются для того, чтобы обеспечить всех медиков средствами индивидуальной защиты. Иногда СИЗ просто нигде не купить, либо цены завышены в 7-10 раз. Раньше по 2,5 рубля маску покупали, сейчас — по 35. В основном, запасы удается пополнять лишь благодаря личным договоренностям и помощи спонсоров. Пока все есть: респираторы второго-третьего уровней, очки, колпаки, перчатки, дезинфицирующие растворы. Хватит где-то на месяц.

— Количество визитов пациентов в центр не уменьшилось?

— Мы пытаемся минимизировать риск заражения, в том числе уменьшив число визитов в центр. И современные технологии здесь оказались кстати. Расширен функционал колл-центра, мы запустили проект Личного кабинета пациента на официальном сайте Петербургского онкоцентра.

— А как проверяете пациентов на входе?

— Это один самых болезненных вопросов. Поскольку опыта нет ни у кого, мы пробуем разные схемы. Пытаемся совместить строгое соблюдение норм эпидемиологического контроля с комфортом для пациентов. Не всегда это получается, но мы быстро исправляем свои ошибки.

Ежедневно центр посещают от 600 до 800 человек, которые приезжают на амбулаторный прием и порядка 200 пациентов в отделения дневного стационара. Прибавьте к этому 60-80 госпитализирующихся пациентов и сопровождающих их лиц. Все должны пройти экспресс-тестирование на входе. Всем, кто ложится к нам на госпитализацию, мы делаем компьютерную томографию, ежедневно у 3-4 человек выявляем поражения тканей легких.

Каждые два часа проводится полная дезинфекция. Все эти мероприятия сказываются на пропускной способности, поэтому чтобы не создавать очереди, мы пересмотрели систему распределения номерков, переделали расписание приема специалистов амбулаторно-поликлинического отделения, в том числе продлив их работу.

Конечно, нагрузка на специалистов и оборудование огромная. Недавно центру подарили тепловизор, это нас спасает.

— Тестов хватает?

— Их Роспотребнадзор нам поставляет бесплатно, но нам нужно делать больше 200 тестов в день, а фактически не получается больше 180: тест-систем не хватает. А покупать самим — удовольствие не из дешевых, тесты, которые предлагают московские фирмы, стоят по 550 рублей.

Каждый день у нас 1-2 положительных теста. Мы отправляем их в центральную референсную лабораторию на проверку, а пациентов посылаем домой и сообщаем о них Роспотребнадзору.

— У вас уже несколько раз вводился карантин. Он стал тяжелым испытанием для медиков и пациентов?

— Да, у нас были 3 случая заражения коронавирусом. 3 апреля на карантин пришлось закрыть урологию: госпитализированный пациент скрыл от врачей, что контактировал с COVID-позитивной женой. После этого мы стали у всех пациентов брать документы с подписью о том, что они предоставляют нам достоверную информацию о своем здоровье и отсутствии контактов с коронавирусными больными. Чтобы они понимали, что им может грозить уголовная и административная ответственность.

13 апреля на карантин закрылось детское отделение — заболели ребенок и мама. Они сдавали тест по месту жительства, но к моменту госпитализации результата не было. Уже потом стало известно, что тесты положительные.

Карантин — это очень неприятно с организационной, медицинской и материальной точки зрения. К примеру, мы не имеем право кормить по ОМС медсотрудников — то есть должны искать внебюджетные средства либо спонсоров. Многие петербуржцы выразили желание помочь. Закупали воду, одноразовую посуду, на Пасху привезли подарки. ОНФ принимал участие в организации питания сотрудников. Мы всем очень благодарны.

— На ваш взгляд, стоит ли ожидать всплеска раковых заболеваний в городе через несколько месяцев, когда петербуржцы снова смогут проходить плановые осмотры и диспансеризацию? Ведь сейчас у них нет такой возможности.

— Нет, всплеска не будет, рак развивается не так быстро, и спустя пару месяцев сильного ухудшения ситуации не будет. Опухоль растет годами — рак толстой кишки или молочной железы в среднем лет восемь. Даже агрессивная опухоль развивается в течение года. Так что все не так уж страшно.

Онкобольные оказались первыми жертвами COVID-19 на Южном Урале

Фото: Илья Бархатов

Первыми жертвами COVID-19 на Южном Урале были пациенты с онкологическими заболеваниями, и самый большой очаг тоже возник в онкоотделении. Мы решили отправиться в челябинский областной онкоцентр и узнать из первых уст, чем же всё-таки опасен коронавирус для онкобольных и кто из них сейчас особенно в группе риска.

К поликлинике онкоцентра мы приехали утром, когда наплыв пациентов максимален. Похоже, многие из них уже смирились с тем, что сопровождающим на приём теперь не пройти, так что немногочисленные провожатые ждали родных, рассредоточившись по больничной территории. У входа сотрудники проследили не только за тем, чтобы мы надели бахилы, но и измерили температуру. А каждого входящего в поликлинику пациента, сверяясь со списком, отправляли сразу к нужному кабинету.

В коридорах поликлиники оказалось довольно многолюдно, а это значит, что пациенты продолжают приезжать на приёмы, консилиумы, госпитализации — несмотря на карантин по коронавирусу, лечение этих больных не ограничили.

— Мы работаем с поправками на пандемию, но у нас сохраняются все плановые госпитализации, все плановые приёмы, работаем, в общем-то, в обычном режиме, — говорит заместитель главного врача по поликлинической работе Наталья Ворошина. — Наши пациенты нуждаются в лечении независимо от того, есть коронавирус, есть пандемия, или их нет. Поэтому наша работа не приостановлена, не сокращена, всё в полном объёме. И поликлиника, и стационар продолжают принимать пациентов по предварительной записи, по направлению, те пациенты, которые нуждаются в консультации, приходят на приём и консультируются, те, у кого запланирована госпитализация, они обязательно ложатся, если нет каких-то обычных противопоказаний для госпитализации.

— У нас введена обязательная термометрия для всех пациентов, которые приходят на приём, ограничено сопровождение, то есть пациенты в поликлинику приходят без сопровождающих. Введена термометрия и у сотрудников — каждое утро у нас начинается с измерения температуры, данные вносятся в журнал ежедневных осмотров, и только после этого сотрудник приступает к работе, — отмечает заведующая эпидемиологическим отделом онкоцентра Марина Бабикова.

Ограничения действуют и в стационаре, например, встречи с родными сейчас строго запрещены, впрочем, как и у всех южноуральцев, для которых продолжает действовать режим самоизоляции. Делается это, чтобы максимально оградить от вируса онкобольных.

— Однозначно, пациенты, имеющие онкологические заболевания, находятся в группе риска, особенно те пациенты, которые в данный момент проходят специальное лечение, — говорит Наталья Ворошина.

— Для пациентов с какими локализациями особенно опасен коронавирус?

— Может быть, с заболеваниями лёгкого, так как именно этот орган поражается при коронавирусе. Но, скорее всего, здесь надо говорить об этапах лечения, — размышляет специалист. — Наиболее подвержены заражению пациенты, получающие системную противоопухолевую терапию или лучевую терапию, пациенты, имеющие хроническую сопутствующую патологию, в принципе, как и в других случаях с коронавирусом — те же заболевания сердечно-сосудистой системы, хронические заболевания лёгкого.

— В каких случаях онкопациентам стоит отложить поход к врачу и когда этого точно не стоит делать?

— В первую очередь, это пациенты, которые находятся в ремиссии, находятся на диспансерном наблюдении. Они приходят к врачу раз в три месяца, раз в шесть месяцев. Есть пациенты, которые не состоят на учёте, но приходили к нам с подозрением, мы не подтвердили [опухоль], но рекомендовали консультацию повторить. Если нет признаков возврата заболевания, таким пациентам сейчас не нужно приходить на приём, особенно это касается пациентов старше 65 лет, — говорит Наталья Ворошина. — Но если возникли признаки заболевания, тогда, безусловно, нужно обратиться. Те пациенты, у которых сейчас проходит лечение (а у наших пациентов обычно несколько этапов: хирургический, лучевая, химиотерапия) и, например, поднялась температура — в этом случае они обязательно должны отложить приход к нам, вызвать врача на дом и по месту жительства. Такому пациенту при наличии температуры и хронического заболевания (а онкопатология сегодня считается хроническим заболеванием) должны предложить сдать мазок на COVID-19, и уже если он отрицательный, тогда смело идти на приём.

Без лишней необходимости врачи сейчас не советуют ходить в поликлинику, но в приёме никому не отказывают

Фото: Олег Каргаполов

— Уже были случаи, когда из-за подозрения на коронавирус приходилось кому-то отказывать в госпитализации?

— Да, у нас даже был случай, когда контактными оказались сотрудники, — говорит Марина Бабикова. — Был больной, у которого потом был выявлен COVID-19. Когда инфекция подтвердилась, по постановлению Роспотребнадзора пришлось отправить на самоизоляцию контактных сотрудников, и только после получения отрицательных результатов и по истечении инкубационного периода эти сотрудники были допущены к работе. В данном случае двух человек пришлось отстранить — это ещё неплохой вариант, можно сказать, минимальные потери.

— Как жить вашим пациентам в условиях пандемии, чтобы не усугубить и без того неважное здоровье?

— Основной механизм, который позволяет прервать передачу вируса, это, конечно, изоляция, — уверена врач-эпидемиолог. — Это изоляция и источника инфекции, и восприимчивого коллектива. Мы должны относиться к этому с пониманием. Людям необходимо соблюдать самоизоляцию и оставаться дома.

— У нас есть рекомендации российского общества онкологов, там такого пункта нет, и в свежей литературе тоже нет данных, что это может помочь противостоять заражению COVID-инфекцией, — говорит Наталья Ворошина. — Я бы сказала, что не стоит — пациенты и так принимают определённые виды лечения. Конечно, это дело каждого пациента, как себя вести, но, наверное, лучше в этот период принимать витамины, чтобы поддержать организм, правильно питаться, соблюдать режим самоизоляции. Это то, на что мы бы сейчас хотели обратить внимание.

— А известны ли случаи, когда коронавирус спровоцировал онкологическое заболевание, возможно ли это?

Если онкобольной подхватит коронавирус, то сначала его будут спасать от инфекции, и только потом от рака

Фото: Елена Латыпова / NGS55.RU

— Могут ли протоколы лечения онкологических заболеваний противоречить протоколам лечения коронавируса? Может произойти так, например, что врачам придётся выбирать, от чего лечить больного — от рака или от COVID-19?

— Конечно, сначала будут лечить инфекционное заболевание, потому что его наличие — это противопоказание для продолжения специального лечения для онкологического пациента. Но когда пациент пролечится от коронавирусной инфекции, он продолжит лечение по плану, который был назначен ранее, — объясняет Наталья Ворошина.

— А были случаи, чтобы кого-то из ваших пациентов, приехавших на приём, не пустили в город сотрудники ГИБДД, у иногородних ведь нет прописки?

— Нет, у пациентов есть талон к врачу, поэтому таких случаев не было. В любом случае, документы проверяют люди, и когда человек говорит, что едет в больницу на приём, его пропускают. У нас есть ещё амбулаторные отделения, в которые пациенты приезжают на процедуры, там больным на период лечения выдаётся справка, они тоже её могут предъявить, — объясняет Наталья Ворошина. — У каждого своя работа, у врачей — лечить, у ГИБДД — заботиться о безопасности. Нас тоже периодически останавливают, мы показываем справку, что едем на работу. Были даже случаи, когда нашего сотрудника благодарили за то, что она врач, и это было приятно. Это наша жизнь сегодня.

— А как изменилась лично ваша жизнь в режиме изоляции?

— Пришлось так же, как и всем, соблюдать режим самоизоляции, ограничить контакты с близкими. Средства связи, конечно, выручают, но я не видела родителей с марта, — признаётся Марина Бабикова.

— А продукты из магазина не перемываете с мылом?

— Такое тоже есть, — улыбается доктор. — А вообще, приходишь домой и соблюдаешь те же требования, что в больнице. В первую очередь — вымыть руки, лицо, принять душ и после этого ещё дополнительно обработать открытые участки тела кожным антисептиком.

— У нас с мужем (он заведует отделением реанимации) теперь только два пути: домой и на работу, — признаётся Наталья Ворошина. — Ходим в масках, к нам не приезжают родственники. Мы уже весь март и апрель ходим в магазин в масках и обязательно в перчатках. Иногда ты видишь недоуменные взгляды, но это дело каждого, мы сегодня как никто понимаем, как важно это соблюдать.

Фото: Полина Авдошина (инфографика)

Всё о коронавирусе и его последствиях — в материалах 74.RU и нашей хронике, которая постоянно обновляется.

Рак не будет ждать, когда пандемия закончится

28.04.2020 в 18:47, просмотров: 5924

Как в этой ситуации попадать на прием к врачам, сдавать анализы, обследоваться, получать лечение?

Действительно, сегодня, когда смерть пришла в нашу страну в новом обличье, важно, как и сразу после войны, мобилизовать все силы на помощь раковым больным. Они оказались под двойным смертельным ударом.

Как во время самоизоляции больным людям, у кого заподозрили или выявили опухоль, попадать к специалистам? Тем более если у кого-то обнаружили еще и коронавирус? Есть ли возможность удаленно получить или подкорректировать лекарственную терапию? Болезнь не поставишь на паузу…

— Известно, что коронавирус особенно опасен для хроников. А какие меры предосторожности должны соблюдать онкобольные, чтобы избежать еще и COVID-19?

— Онкологические заболевания тоже отнесены к хроническим, поскольку иммунная система у таких пациентов ослаблена. Именно поэтому таким больным надо соблюдать особо строгий режим самоизоляции и личной гигиены. Правила известны, и они просты: часто мыть руки, обрабатывать антисептическими средствами кожу рук и поверхности, к которым больные прикасались и т.д. А главное — ограничить социальные контакты. Все это и поможет защититься от возможного заражения.

— А как быть, если есть подозрение, что онкобольной заразился коронавирусом?

— Ограничить любые контакты с ним. Идеально — изолировать, пока диагноз подтвердится. Если это невозможно, максимально соблюдать гигиенические правила и меры безопасности. Особенно после пользования больным общими местами (кухня, туалет, ванная). Выдерживать паузы не менее часа и обрабатывать все поверхности после нахождения в местах пользования члена семьи с подозрением на COVID-19. Очень эффективны при этом хлорсодержащие средства. А при повышении температуры, кашле и затрудненном дыхании как можно быстрее обратиться за медицинской помощью.

— Андрей Дмитриевич, сегодня часть ваших клиник перепрофилирована для пациентов с COVID-19. В частности, НИИ урологии им. Лопаткина. Означает ли это, что врачи будут меньше уделять внимания основным своим больным? Справляетесь?

— Под инфекционное отделение переоборудованы не только площади НИИ урологии. Безусловно, нагрузка на врачей профильных медучреждений выросла. Но никто из наших пациентов не останется без помощи. Врачи работают в несколько смен, чтобы помочь как можно большему числу больных.

— Такое время. Надо его переждать. Есть ли в Москве или в России среди онкобольных умершие от коронавируса?

— Пока рано говорить о смертности онкобольных от коронавируса, инфекция новая, и опыт в ее лечении минимален. Но онкологическим пациентам надо очень внимательно следить за своим состоянием: температурой тела, малейшими изменениями в дыхании. Им особенно важно соблюдать режим самоизоляции.

— Растет ли сейчас число заболевших раком? И какие новые проблемы возникли на фоне пандемии коронавируса?

— Мы не видим резкого подъема таких заболеваний. В наших стационарах проходят лечение примерно столько же пациентов, сколько их было до эпидемии. Но в связи с тем, что некоторые специализированные учреждения перепрофилированы под лечение пациентов с коронавирусом, нагрузка на врачей резко увеличилась. И мы, как головное учреждение, оказывающее помощь по профилю онкологии, принимаем основной поток пациентов на себя.

Есть и другая проблема. Плановая диспансеризация во время пандемии временно приостановлена. Поэтому снизилось число вновь выявляемых онкобольных. Но это может негативно сказаться на обнаружении больных с первой стадией заболевания, и вырастет число пациентов с поздней стадией рака.

Сегодня самое главное — преодолеть непростой рубеж, который касается жизни и смерти россиян в связи с пандемией коронавируса. Надеюсь, скоро это испытание закончится. Хотя рак не сдается. В России только за последние 10 лет (с 2008 по 2018 гг.) число онкобольных выросло на 23%. Всего на учете со злокачественными новообразованиями сегодня состоит 3,76 млн россиян.

75 лет борьбы и побед

— Андрей Дмитриевич, и все же: завтра знаковый для нашей страны юбилей — создание онкологической службы в России. Какую роль в жизни России сыграло и играет это государственное решение 1945 года? Какие новейшие технологии диагностики и лечения пациентов сегодня вошли в клиническую практику? Все же прошло 75 долгих лет…

— Всякий раз, когда я читаю этот уникальный документ — постановление Совнаркома СССР от 30 апреля 1945 года, — не перестаю удивляться, насколько прозорливо было это решение. Насколько масштабно видели задачу его авторы — академики Борис Петровский и Александр Савицкий. Они и стали инициаторами подготовки исторического постановления.

В частности, Александр Иванович Савицкий с 1945 года был главным онкологом Минздрава СССР и стоял во главе созданной им новой структуры — Управления противораковых учреждений. Почти 10 лет он был директором Центрального онкологического института, воплощая в жизнь идеи своего великого учителя П.А.Герцена.

Он же стал одним из авторов системы диспансерной общедоступной онкологической помощи в стране, сформулированной в том же постановлении 1945 года. И уже через 2 года в условиях разрушенной экономики было построено 126 региональных онкодиспансеров. Открыто более 300 кабинетов онкопомощи в городских поликлиниках, начали оснащать отрасль рентгеновскими препаратами, создавать специализированные лаборатории.

Также с 1945 года введена обязательная регистрация всех больных со злокачественными опухолями. А к 1950-м годам в СССР сформировалась система бесплатной маршрутизации онкопациентов, которая дожила до наших дней.

Конечно, все это создавалось не на пустом месте. Еще в 1898 году в Москве было принято решение о строительстве первого в Европе института лечения опухолей, возглавил его блестящий военный хирург, профессор Московского императорского университета Лев Левшин. Он стал инициатором введения статистики в онкологии. Создал первую экспериментальную лабораторию при институте, где впервые начали использовать культуру тканей для исследований. И начали изучать иммунологию опухолей, с помощью которой сегодня создаются инновационные препараты для борьбы с раковыми клетками.

Полученные результаты были озвучены на I Всесоюзном съезде по борьбе с раковыми заболеваниями в 1914 году. Уже тогда помимо хирургии в институте применялись рентгенотерапия, химические вещества, иммунные сыворотки-окислители.

Но настоящий прорыв в лечении онкобольных произошел в ХХI веке. В клиническую практику пришли новейшие технологии исследования опухолей и лечения заболеваний. Появились принципиально новые лекарства от рака — таргетные, буквально — бьющие в цель. Когда вещество, убивающее раковые клетки, доставляется прямо в опухоль. Сейчас этот метод — один из ключевых в борьбе против рака.

Но, пожалуй, самое эффективное, что сегодня предлагают наука и практика, — это иммунотерапия. Она не уничтожает раковые клетки в привычном смысле этого слова, но делает их видимыми для иммунитета, который и уничтожает их. Кстати, за изобретение этого способа лечения рака в 2018 году присуждена Нобелевская премия. Ученые доказали, что мощным оружием против онкоболезней может стать иммунитет самого пациента, перепрограммированный определенным образом. На основе этого открытия разработаны и новые эффективные лекарства.

Вошли в сегодняшнюю практику лечения рака и онкорадиотерапия (разновидность ядерной медицины), лучевая терапия, брахитерапия и многое другое.

— Сегодня мы являемся участниками очередного этапа развития отечественной системы онкологической помощи россиянам, — сказал в заключение академик Андрей Дмитриевич Каприн. — С 2019 года в нашей стране реализуется Национальный проект по борьбе с онкозаболеваниями, сравнимый по масштабности задач с постановлением 1945 года. Как и 75 лет назад, главный ее посыл — борьба за здоровье и жизнь россиян. Теперь наше время вершить историю. Главное — не обманывать надежды людей на то, что враг по имени рак будет побежден.

Заголовок в газете: Рак не уходит на карантин
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28252 от 29 апреля 2020 Тэги: Коронавирус, Нобелевская премия, Лекарства, Медицина, Клиники, Наука, Анализы Организации: Министерство здравоохранения Места: Россия

— Многие специалисты высказываются о том, что коронавирусная инфекция COVID-19 представляет особую опасность именно для онкологических больных. Что известно об этом?

— Наши коллеги из Китая проделали (и продолжают делать!) невероятную работу: справившись с эпидемией у себя в стране, они проводят анализ многих аспектов своей деятельности в тех экстремальных условиях, в том числе исследуют, как влияет вирус на онкологических больных.

Действительно, наших пациентов можно смело причислять к группе риска. Китайские коллеги (пусть с помощью относительно небольшого числа больных с коронавирусом, имевших онкологические заболевания) выявили, что частота возникновения тяжёлых осложнений (вплоть до смерти) у наших пациентов в пять раз выше, чем у тех, кто никогда не имел злокачественной опухоли.

Эти результаты подтверждают, что необходимо быть особо настороженными как нам (онкологам. — RT), так и (прежде всего) самим пациентам с онкологией.

— С чем связана уязвимость онкологических больных?

— То сложное, иммуносупрессивное (искусственно угнетающее иммунитет. — RT) и крайне токсичное лечение рака, которое получают наши пациенты и которое чревато многими осложнениями даже в благополучные эпидемиологические периоды, значительно ослабляет собственные ресурсы организма. К примеру, в условиях лейкопении (снижения количества лейкоцитов) и лимфопении (снижение числа лимфоцитов), возникающих при проведении химиотерапии и облучения (и тем более при одновременной химиолучевой терапии), организму справиться с вирусом будет крайне сложно.

— То есть дело ещё и в пониженном иммунитете, верно?

— Говорить о снижении иммунитета мы можем в том случае, если соответствующим образом обследуем больного — делаем иммунограмму, определяем количество Т- и В-лимфоцитов (клеток иммунной системы. — RT), уровень иммуноглобулинов — и видим отклонения. У онкологических больных это, как правило, не делается.

Но во многих случаях развитие злокачественного процесса уже подразумевает некий иммунный сбой, а добавление осложнений типа лейкопении (после химиотерапии или облучения) общую картину здорово усугубляет. Не забудьте ещё и о необходимости регулярного посещения онкологического учреждения с целью лечения или контроля. Поэтому ещё раз повторю: наши пациенты действительно находятся в группе повышенного риска в плане инфицирования и тяжёлого течения болезни.

— Пациенты с какими онкологическими заболеваниями больше подвержены риску?

— Полагаю, что любой онкологический пациент, находящийся в стадии активного противоопухолевого лечения либо подлежащий ему (по результатам проведённого обследования), находится в группе повышенного риска. Если имеются осложнения лечения — риск возрастает.

Пациент, который уже полностью прошёл полагающееся лечение, у которого осложнения благополучно купированы или их вовсе не было, которому предстоит просто динамическое наблюдение при отсутствии признаков активного опухолевого процесса, тоже не должен расслабляться.

— Способен ли коронавирус увеличить риск возвращения болезни у пациентов, у которых на данный момент рак перешёл в стадию ремиссии?

— Думаю, нет. Коронавирус имеет шансы стать сезонной инфекцией, волнообразно захватывающей регионы. Да, возможно, с более тяжёлым течением, чем обычный грипп. Если бы подобная инфекция стимулировала всплеск онкологического заболевания, по весне онкоцентры задыхались бы от количества рецидивирующих пациентов. Но этого не происходит.

— Если у пациента с онкологией обнаружен коронавирус, стоит ли прерывать противоопухолевое лечение?

— Полагаю, что ни о каком продолжении противоопухолевого лечения при обнаружении коронавирусной инфекции у онкологического больного не может быть и речи.

Такой пациент должен быть изолирован и получать обычное поддерживающее лечение на дому в случае лёгкого течения заболевания либо быть госпитализирован в инфекционный стационар при более серьёзных формах заболевания. Риск тяжёлых осложнений (вплоть до смерти) в большинстве случаев будет слишком высок.

— Не опасны для онкологических больных противовирусные препараты? Можно ли их принимать для профилактики коронавируса?

— Любой препарат может нести в себе потенциальный риск побочных осложнений: от аллергических реакций до токсического воздействия на печень или другие органы.

Принимать какие-либо противовирусные препараты для профилактики коронавируса нет смысла. Во-первых, потому что пока ни один из них не подтвердил свою эффективность при коронавирусе, многие надежды не оправдались. А во-вторых, по причине возможной токсичности.

Основную профилактику мы знаем прекрасно: дистанцированность или изоляция, частое и тщательное мытьё рук, обработка всех контактных поверхностей антисептиками и так далее.

— Рекомендуете ли вы пациентам с онкологией более жёсткий карантинный режим, чем для остального населения?

— Однозначно. Нахождение дома — лучшая мера для предотвращения больших проблем, и не только для онкологических больных. Сами пациенты организовывать своё противоопухолевое лечение не должны. Они это делают под руководством и строгим наблюдением врачей-онкологов. Их задача — строго выполнять все рекомендации.

— Во многих странах в связи с пандемией коронавируса меняется порядок оказания помощи онкологическим больным. Изменилось ли что-то в работе онкологов в нашей стране?

— Онкологические центры оказывают плановую помощь, оставлять наших пациентов без планового, требующего соблюдения определённых сроков и режимов лечения никто не собирается, однако необходимые меры должны быть приняты. Связаны они прежде всего с уязвимостью онкологических пациентов.

Каждый онколог на своей линии фронта — хирург, химиотерапевт, радиотерапевт — определённым образом реорганизует работу: возможно, отменяет особо травматичные операции, переводит пациентов на таблетированную химиотерапию и так далее.

Например, в отделении лучевой терапии Ульяновского областного онкологического диспансера, которое я возглавляю, мы уже три недели работаем в особом режиме. Все пациенты, которые были запланированы на этот период, поступили на лечение. Но при этом мы постарались чётко разграничить потоки больных, не допускать скученности в отделении, с большей частотой проводить уборку, по возможности назначать укороченные, хоть и чуть более интенсивные курсы лучевой терапии — конечно, если это позволяет не превышать допустимые дозы на здоровых органах.

Кроме того, мы временно отказываемся от одновременного химиолучевого лечения, чтобы не провоцировать у пациентов развитие более выраженных осложнений — прежде всего со стороны крови. В тех ситуациях, когда курс лучевой терапии можно безболезненно отсрочить, мы это делаем.

Однако общение с коллегами из других регионов показывает, что далеко не во всех центрах были приняты какие-либо меры организационного характера — как по защите пациентов, так и по защите персонала. Как бы эта инертность (или надежда на русский авось?) не вышла боком.