Год рака люка персеваля

На театральный смотр "Сезон Станиславского" привезли голландский спектакль "Год рака", поставленный Люком Персевалем по роману Хюго Клауса. Художественный руководитель гамбургского театра Thalia не смог присутствовать на показе в Москве из-за репетиций новой постановки. Тем не менее примечателен факт, что фестивалю, переживающему не самый оптимистический период своего существования, вопреки финансовой нестабильности удалось представить в программе работы европейских режиссеров.

Люк Персеваль называет фламандского писателя Хюго Клауса одним из первых в числе своих литературных фаворитов. При жизни автор несколько раз становился номинантом на Нобелевскую премию. Его до сих пор почитают в Нидерландах за смелый критический роман "Горе Бельгии", в котором Клаус выступает как обличитель давления римской католической церкви в Фландрии. Более раннее произведение "Год рака" не столь популярно. По мнению Персеваля, оно во многом недооценено современниками. В основе реальная история взаимоотношений Клауса с актрисой Китти Курбуа (ее кинематографический дебют состоялся в экранизации "Дневника Анны Франк").

Действие романа происходит в 70-х в Амстердаме – городе-образце либертинизма. В спектакле Персеваля, впрочем, отсутствуют какие-либо географические и временные обозначения. Первое, что видит попавший в зал зритель – десятки парящих над голой сценой анатомически неправильных мужских кукол из секс-шопа (знатоки рассказали, что такую модель производили в Европе во времена движения хиппи). Умная, компактная версия романа Хюго Клауса (драматург Петер ванн Крааг) – чувственный дуэт с живым музыкальным аккомпанементом. Безымянный главный герой, от чьего имени идет повествование, и безымянная женщина (в романе они – представители разных социальных групп: он человек со средствами, она гримерша в маленьком театре) испытывают друг к другу непреодолимое влечение. Они часто и надрывно ищут пути к сексуальной совместимости. В этой трагикомической love story главные акценты расставлены на разнонаправленности, быстротечности и конечности.

Персеваль выстраивает идеальный баланс напряжения между текстом и движением. Увлекаясь языком тела, он вместе с хореографом Тедом Стоффером ищет интересные эмоциональные состояния. При этом все любовные сцены он решает строго статично. В них обнаруживается ощутимая неловкость, противоестественность и комичность. Эйфория первого совместного сексуального опыта исчезает после того, как героиня (Мария Краакман) засовывает ноги в штанину партнера (Гейс Шолтен ванн Ашат), и оба пытаются из нее выбраться, корчась в неуклюжих позах. Этот метафоричный момент характеризует проблематику драмы.

Физически изнуряющие этюды околоальковных игр, полных абсурда, аффектов (взбалмошная героиня колотит партнера одной из висящих резиновых кукол и запихивает сдувшееся полотно к себе в трусы), сентиментальной наивности и сменяющие их трогательные диалоги сопровождаются изысканными минималистскими прелюдиями для фортепиано (композитор Йерун ван Веен). Этот незримый персонаж всей своей страстностью предлагает влюбленным следовать за собой, но этого не происходит. Пара устает от отношений и отправляется поодиночке искать легкости на стороне.

Финал экзистенциальной драмы, рассказанной близко к коже, вынесен в название. Свободная духом женщина оказывается смертельно больна. Ее тело кремируют. За обрядом погребения наблюдает герой, который, как выясняется, на тот момент, успел связать себя узами брака и родить дочь. Прошлая большая любовь не перестает тяготить как бремя. Она оставляет глубокие незаживающие раны.

Персеваль представил крепкую работу, где все составляющие сбалансированы и поданы в нужных пропорциях. Здесь не идет речь об эксперименте или новаторстве, но в каком-то смысле "Год рака" – мастер-класс на тему "как играют драму в современном европейском театре". В отличие от фабулы спектакля его зритель не обманулся ложными ожиданиями.

Фестиваль "Сезон Станиславского" завершится завтра постановкой Сергея Безрукова "Сон разума" (Губернский театр).

Впрочем, актерский дуэт - выдающийся, особенно женская половина. Если у него (Гейс Шолтен ванн Ашат) с лица не сходит страдальческое выражение, он мучается с первой до последней минуты почти так же, как мучился на спектакле я, хотя и по другим, по своим причинам, то у нее (Мария Краакман) амплитуда эмоций и палитра актерских красок намного шире - от мелодраматизма до почти комедийной эксцентрики. По мизансценам, пластике, мимике, интонациям, по ритму с продолжительными, но абсолютно необходимыми, "наполненными" паузами, "Год рака" Персеваля выстроен с безупречной точностью, вкусом, с редкостным мастерством. Все то же самое да без текста - и пластический спектакль, минут на десять-двенадцать, вышел бы шедевром. Но имеется еще и текст - считающегося большим литератором фламандского автора Хьюго Клауса, якобы роман (по использованному объему - за адаптацию в ответе Петер Ванн Крааг - скорее на рассказик тянет), годов 1970-х.

Похоже на сентиментальное порно без эротических сцен: безымянный герой встречает безымянную героиню, которая замужем и воспитывает с супругом дочь (муж и дочка, что характерна, носят вполне определенные имена), но в семейной жизни не удовлетворена, а любовник дает ей все, что нужно. Тем не менее от мужа, который и сам ищет удовлетворения на стороне, не находя его в браке, героиня сбегать не спешит, будто бы ради дочери, а потом все же уходит, но тут же заводит себе еще одного ухажера. Один сезон сменяет другой - так природный год совершает полный круг. Тем временем и герой, не переставая любить, собирается жениться, а к моменту, когда уже растит с женой маленькую дочь, узнает, что его возлюбленная умирает от рака, успев при жизни "расчесать шишечку" (раковая "шишечка", надо сказать, добивает) - умерла, прах высыпали из урны, праха было слишком много, конец романа.

По крайней мере можно было обойтись без перевода, чтоб тривиальность текста не мешала додумывать сложности во взаимоотношениях персонажей - впрочем, мне из первого ряда титры было видно не всегда, и это несколько облегчало просмотр, но все равно за час сорок прекрасные актеры дико меня утомили тем, с какой отвагой, энергетической самоотдачей они разыгрывали эту никчемную байду, что-то среднее между "Двое на качелях" и недавним "Дыханием", то есть хрень одновременно и затхлую, и как бы "продвинутую", не хватало только разговоров о беженцах и экологии, честно говоря, в какой-то момент уже возникало желание, чтоб они о чем-то другом, кроме своих мелочных пиздостраданий, подумали - о геноциде в Африке, что ли. Возможно, в оригинале все было - автор-то левак, социалист, бунтарь-антиклерикал и все такое прочее, как у них, у зажравшихся буржуев, принято. В спектакле - только "лирика", в смысле - бабское бешенство матки, мужеские скупые сопли.

Виртуозно скрещивая руки и ноги (порой руки с ногами, ноги с руками, распластываясь по площадке, подвисая вниз головой. и засунуть ногу в штанину брюк партнера - высший пилотаж!) актеры продолжали воспроизводить историю, меня лично ничуть не занимавшую. Еще они время от времени одевались и раздевались - тоже по делу и не доходя до вульгарного натурализма, хотя актриса, в одном из эпизодов стоя спиной к залу, скидывала с себя все без остатка - но она-то как раз могла себе позволить и обернуться, в отличной физической форме тетенька, все при ней. А вот партнер, намного ее старше, с обвислым волосатым пузом, без рубашки, да еще вблизи, смотрелся крайне отталкивающе. К тому же имитировал сексуальные действия, на православный манер, не снимая трусов - без трусов наверняка это выглядело бы еще омерзительнее, ну а в трусах просто глупо, несмотря на присохшую к лицу страдальческую мину. Зато когда, сорвав одного из резиновых, героиня лупцует его надувной куклой, отрывает ей (то есть кукле - а символически, надо понимать, ему, то есть любовнику) хуй, жует сдувшийся резиновый пенис, а "тело", откуда вышел воздух, запихивает себе под драные колготки - тут думаешь: да, так тебе, мужик, и надо. Да и баба хороша - нефиг расчесывать шишечку!

В связи с чем мне снова вспомнилось, как лет десять назад я пришел на встречу с Юрием Мефодиевичем Соломиным, чье имя ныне прогремело в неожиданном контексте благодаря интервью на доселе малоизвестном уральском портале - мало кто дочитал до "арийских героев" Бисмарка с Грозным, чье присутствие в репертуаре Малого прям-таки необходимо - большинство застревают на первом, из двух абзацев состоящем, вопросе, где говорится (не спрашивается, но утверждается) про Малый театр, что незыблемой колокольней возвышается и разносится духовным перезвоном над Русью и Европой. Я в тот раз был удивлен не меньше, когда Юрий Мефодиевич посреди беседы вдруг сам меня спросил: "Вот вы что делаете, когда собираетесь заняться сексом?" По-честному следовало бы ответить на тот момент "Ничего, я сексом вообще не занимаюсь", но я до того растерялся, что сказал только: "Ну что все делают, то и я. " "Нет" - настаивал Соломин, конкретизируя, - "вы когда собираетесь заняться сексом, что расстегиваете? Заметили, что сейчас и в фильмах, и в спектаклях когда хотят заняться сексом, расстегивают почему-то рубашку, заметили? А расстегивать надо - штаны!!" - заключил весомо Юрий Мефодиевич. И я сегодня подумал, что несмотря на всю актерскую технику, на отточенность режиссуры, на умение сконструировать филигранную музыкально-пластическую партитуру, школы великаго русскаго реалистическаго театра создателям "Года рака" ой как не хватило!

Международный театральный фестиваль "Сезон Станиславского" завершился спектаклем "Год рака" знаменитого голландского театра "Тонелгруп Амстердам" в постановке Люка Персеваля. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Писатель и поэт Хюго Клаус в России не так чтобы очень хорошо известен — хотя и считается крупнейшим фламандским писателем последней трети прошлого века и неоднократно выдвигался на Нобелевскую премию, которую, впрочем, так и не получил. Его смерть после тяжелой болезни в 2008 году попала в наши новостные ленты еще и потому, что из жизни он ушел добровольно, прибегнув к разрешенной в Бельгии процедуре эвтаназии. В названии одного из его самых знаменитых романов, который перенес на сцену Люк Персеваль, тоже присутствует страшная болезнь, одноименная со знаком зодиака,— так что в названии спектакля второе слово пишут то с большой буквы (многие при этом путают с "Тропиком Рака" Генри Миллера), то с маленькой. В оригинале, скорее всего, имеется в виду все же болезнь — рожденная под зодиакальным знаком Рака героиня гибнет в финале романа Хюго Клауса от скоротечного онкологического заболевания.

В сценической версии роман, написанный в 1970-е годы, не слышится сегодня как бесспорный шедевр — это хроника взаимоотношений мужчины и женщины, брошенных друг к другу внезапно возникшей страстью. Клаус подробно и живо описывает диалектику физического влечения и человеческой привязанности, соединение которых называется любовью. Он словно препарирует эти отношения, не слишком вникая в социальные и прочие обстоятельства: вот первая встреча, вот осознание потребности в новых встречах, вот момент, когда отношения становятся рутиной, вот попытка обойтись друг без друга, вот измена, вот соединение на новом витке, вот долгая пауза, вот последняя вспышка. Наконец, окончательное расставание — и известия о ее болезни и смерти через год.

Люк Персеваль признается, что "Год рака", один из любимых его романов,— книга жестокая, потому что показывает хрупкость и непостоянность любви, и что в театральной адаптации ему хотелось сделать акцент на драматическом разрыве между реальностью и ожиданиями. В общем, спектакль "Тонелгруп Амстердам" и вправду интересен не столько темой своей — аналогов ее подробной разработки в театре немало, взять хотя бы неумирающую пьесу "Двое на качелях",— сколько способом, выбранным Люком Персевалем.

Режиссер отнял у двух актеров все, что мог отнять: спектакль играется практически на пустом планшете сцены. Героям оставлены только текст и пространство. Постоянный соавтор Персеваля художник Катрин Брак в данном случае выполнила служебную функцию. Брак часто создает интересное оформление спектакля из повторяющихся одинаковых элементов. В том же "Тонелгруп Амстердам" для спектакля Персеваля по роману Кутзее "Бесчестье" она заставила сцену одинаковыми манекенами — как образ равнодушного большинства. Что-то подобное сделано и в "Годе рака": но здесь надувные пластиковые куклы обнаженных мужчин не стоят, а висят, заполняя всю сценическую коробку. Они похожи на товар из секс-шопа, но пенисы растут из пупков, и антиэротичность объектов словно обостряет замысел — когда люди и вправду любят друг друга, все прочие тела в мире теряют привлекательность. Надо, однако, сказать, что актеры "развеску" почти никак не отыгрывают, разве что героиня однажды выпускает воздух из типового "мужчины" и засовывает себе в колготки резиновый комок.

Гораздо важнее висящих уродцев оказывается рояль в глубине сцены, за которым сидит пианист: музыка композитора Йеруна ван Вена сопровождает весь "Год рака", который поставлен Люком Персевалем и хореографом Тедом Стоффером как озвученный танцевальный спектакль. Пора уже назвать имена двух замечательных актеров, играющих две единственные роли: Мария Кракман и Гийс Шолтен ван Ашат. Они вполне подходят для того, чтобы сыграть людей вроде бы ничем не примечательных, из толпы. Он — седоватый, далеко не первой молодости, она — тоже не девочка и не фотомодель. Тем острее и горше становится эта, казалось бы, обыденная история.

Умные и чуткие актеры под руководством Персеваля изумительно сочетают на сцене откровенность и недосказанность. Они все время ставятся в неудобное положение — любовным ложем неизменно оказывается планшет сцены, по которому разбросаны детали одежды, влечение может быть вдруг обозначено прыжками, а слияние тел — какой-нибудь неловкой, кривой позой вроде засовывания ее ноги в его штанину. Их любовный роман становится будто бы ловушкой, попав в которую, люди не знают, чего они больше хотят — поскорее выбраться из западни или же остаться в ней навсегда. Впрочем, одновременно стремительный и подробный, насыщенный физическими действиями и едва уловимыми психологическими подробностями, бесстыдный и деликатный спектакль Люка Персеваля поставлен как раз о том, что никакого "навсегда" в жизни не бывает, все на свете обречено — но в этом и заключена противоречивая прелесть всего сущего.

МОСКВА, 16 ноя — РИА Новости. Амстердамский театр Tonneelgroep Amsterdam представит в рамках международного фестиваля "Сезон Станиславского" спектакль "Год рака" в постановке известного европейского режиссера Люка Персеваля. Представление состоится 16 и 17 ноября на сцене московского театра имени Маяковского.

Режиссер не сможет присутствовать на показе своего спектакля в Москве, поэтому прислал видеообращение, в котором рассказал о новелле Хюго Клауса, которая легла в основу постановки, и о том, почему этот текст привлек его внимание.

"Во-первых, потому что это книга Хюго Клауса, одного из самых значимых, а возможно, я бы сказал, самого значимого автора Фландрии. Сейчас он умер. При жизни он несколько раз номинировался на Нобелевскую премию. Эта новелла "Год рака", я считаю, его недооцененное произведение", — сказал Персеваль.

По его словам, "Год рака" — жестокая книга. "Жестокая — потому как показывает всю хрупкость и непостоянность любви. Она о том, как быстро, после первого удовольствия, любовь становится сначала ложными ожиданиями, за которыми следует невыносимое крушение иллюзий", — сказал режиссер.

Действие происходит в 70-х годах в Амстердаме, который "уже тогда был городом свободы, образцом либертинизма". Клаус описывает двух влюбленных, которые год встречаются и пытаются обрести радость от физической близости, но обретают лишь разочарование. Самое прекрасное, по его мнению Персеваля, в этой истории — женщина, которая в конце умирает. Но и после ее смерти любовь, притяжение мужчины к женщине настолько сильно, что они не могут разлучиться. "И таким образом автор показывает, что действительно глубокая любовь совсем не связана с сексуальностью и телесностью. И то, что он описывает эту духовную любовь на фоне всего этого либертинизма 70-х и 60-х. Это, я считаю потрясающе", — сказал Персеваль.

Текст режиссер адаптировал для сцены совместно с драматургом театра Toneelgroep Amsterdam Петером ван Краагом. Персеваль подчеркнул, что ему посчастливилось создавать спектакль с двумя исключительными актерами: это Гейс Шолтен ван Ашат и Мария Краакман. И еще он особо отметил роль в спектакле музыканта Йеруна ван Веена, который сидит на сцене за роялем и играет свои сочинения, очень близкие музыке 60-х и 70-х годов.

"Эта музыка была для меня первым шагом на пути к спектаклю. Иначе говоря, у меня сначала в голове была музыка, и только потом текст, я больше отталкивался от музыки. Для меня это абсолютно новый опыт. И в том числе поэтому у меня есть ощущение, что этот спектакль занимает особое место среди спектаклей, которые я когда-либо делал", — сказал Персеваль.

Газета о театре и кино.

by Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ • Дек 10, 2016

Люк Персеваль, один из фаворитов “Сезона Станиславского”, показал на фестивале спектакль “Год рака”, поставленный режиссером минувшей весной в голландском Театре “Toneelgroep”.

В качестве литературного материала взят роман Хюго Клауса, бельгийского автора, писавшего на фламандском, хорошо известного на Западе. Его стихи и проза переводились на русский язык, однако читательской популярности Клаусу не принес-ли. Люк Персеваль называет “Год рака” одним из любимых романов, хотя, как всегда в своих работах, пользуется помощью драматурга-адаптатора, в данном случае Петера ван Краага.

История любви двух персонажей – они названы здесь Она и Он – рассказывается минимумом слов. Текст в спектакле кажется необязательным: он лишь комментарий к тому, что делают герои на сцене. Смысл же передается пластикой, танцем (хореограф Тед Стоффер), и движения эти комичны, абсурдны, парадоксальны, поскольку речь идет не о молодой паре, а о двух не очень красивых и уж точно не очень счастливых людях, накопивших опыт разочарования, прежде всего в интимной жизни. Имитируя любовный акт, герой и героиня совершают забавные подпрыгивания, перед соитием он отводит руки назад, как ныряльщик с вышки в бассейне. Она в приступе страсти засовывает ногу в его брючину. Как бы ни были смешны эти прыжки на грани гэгов – начало отношений кажется наконец-то обретенным счастьем близости. Замужняя женщина признается в том, что “ТАК ей еще никогда не было”. Да и мужчине постепенно становится ясно, что он нашел настоящую любовь.

Однако спектакль Люка Персеваля о счастье быстротечном, кратком, иллюзорном. Время в пространстве режиссерского решения играет важную роль. Не только потому, что, едва возникнув, страсть начинает угасать, становиться привычкой. Время словно подстегивает героиню. Замечательная актриса Мария Краакман играет женщину, которую манит страсть к разрывам. Убегая от партнера, возвращаясь к нему снова, она лишь убеждается в тщетности попытки удержать любовь. Ее метания конвульсивны, ее поиски понимания, опоры обречены. Отношения, еще недавно казавшиеся спасением, заходят в тупик.

Герой (в великолепном исполнении Гейса Шолтена ван Ашата) не в силах противостоять краху любви, по природе своей он склонен подчиняться обстоятельствам, предоставляя carte blanche героине.

Розовые резиновые куклы из секс-шопа, подвешенные над сценой (постоянный соавтор Персеваля – художник Катрин Брак), воспринимаются как ухмылка над персонажами, вообразившими, что чувства могут уберечь от одиночества. Контрапунктом к дразнящему оформлению становятся импровизации композитора Йеруна ван Веена. Сидящий за роялем в непосредственной близости от артистов пианист сопровождает спектакль то меланхоличными, то тревожными мелодиями. Как когда-то в “Отелло”, звуковой ряд – своего рода драматургия, призванная рассказать о свойствах страсти языком музыки.

Время неумолимо. Так до конца и не разобравшись в себе и в том, кем была в его жизни Она, Он получает известие о смерти героини от рака.

В новой работе режиссера нет правых, нет и виноватых. “Истина, – как писала когда-то о персонажах другого спектакля Люка Персеваля Александра Тучинская, – в каждом человеке, в его свободном выборе даже на грани безнадежности”.

Люк, как вы воспринимаете то, что происходит сегодня в мире?

Люк Персеваль: Я считаю, что все-таки мы живем в эпоху третьей мировой войны. Когда каждый день взрываются бомбы, когда на дорогах миллионы беженцев - разве иначе можно назвать происходящее сегодня?

Войны были и прежде, но прежде цинизм не был легитимным - я имею в виду карикатуры на разбившийся на Синае лайнер А321, которые позволил себе журнал Charlie Hebdo.

Люк Персеваль: Я не понимаю людей, которые идут на подобное. Но точно знаю, что масс-медиа все больше и больше манипулируют сознанием людей. И здесь в ход идут все средства, вплоть до карикатур. Как-то я видел, в телефильме бельгийский журналист спрашивает у прохожих о происходящем в Сирии. И люди отвечают: "Ну это же далеко". Возможно, кто-то отвечал иначе, но в фильме оставили только те слова.

Я живу в Германии, в Гамбурге. Сюда приезжают люди, бегущие из Сирии. И я понимаю: они недалеко - они спят у моих дверей. Когда рассказывают о покидающих свои дома, о тонущих в море, как о чем-то едва ли не обыденном, для меня это так же страшно, как и те карикатуры, которые говорят "да ничего страшного не произошло". Это не страшно, это жестоко и аморально по отношению к жертвам всех катастроф.

А у вас не возникает ощущения бессмысленности того, чем вы занимаетесь, на фоне всех этих всемирных кошмаров?

Люк Персеваль: Нет. Я сейчас как раз ставлю спектакль по роману Стейнбека "Гроздья гнева", и это не случайно.

Вы проводите аналогию между сирийскими беженцами и фермерами, вынужденными в 30-е годы из-за засухи и экономических трудностей покидать свои дома в Оклахоме, идти через всю Америку в поисках благополучных мест. Что у них общего?

Люк Персеваль: Это библейская метафора, ведь человечество кочует с библейских времен. Тысячи и тысячи лет назад выходцы из Африки тоже искали свой дом, расселяясь по всей планете. И с тех пор человечество, стремясь выжить, постоянно кочует в поисках средств к существованию. Мы говорим на разных языках, у нас разного цвета кожа, мы принадлежим к разным культурам, но в конечном счете мы все - переселенцы.

Сейчас повсюду в Европе настроения все более реакционные, люди голосуют за ультраправых. И огромную роль в этом играют СМИ. Для них беженцы - "всего лишь" масса персонажей для телесюжета. Это всего лишь цифры. Один миллион, два миллиона - уже абстракция. Как сочувствовать абстракции? Поэтому должен звучать голос искусства, который говорит: нет, это неправильно!

Человеку свойственна агрессия, значит, войны неизбежны.

Люк Персеваль: Да, но тот факт, что в человеке заложены деструктивные силы, не оправдывает убийство. В конце концов в человеке заложена и потребность любви и гармонии, мораль.

Как заметил философ Кант: "Две вещи удивляют меня: звездное небо над головой и моральный закон внутри нас".

Люк Персеваль: Поэтому и надо в нас культивировать лучшее, а не потворствовать худшему.

Где вы ставите "Гроздья гнева"?

Люк Персеваль: В Thalia Theater, в Гамбурге (он возглавляет этот немецкий театр. - Прим. ред.). У нас в спектакле играют актеры из Германии, Голландии, Польши, Бельгии, Хорватии и России. Они будут пытаться играть его на разных языках, скажем, в Германии - на немецком, во Франции - на французском. Так ведь и беженцы, чтобы выжить, вынуждены говорить на чужом языке.

В России тоже сыграете?

Люк Персеваль: Возможно, мы покажем его будущей осенью в Петербурге, на фестивале "Балтийский дом". Есть еще мысли по поводу работы с русскими артистами, но не хочу забегать вперед. Могу только сказать, что с огромным удовольствием работаю с ними. Вообще мне импонирует то, что в России люди более открыты, чем на Западе. И ощущается едва ли не любовный интерес к другому человеку.

Большинство американцев, с которыми мне доводилось встречаться, вначале спрашивают, чем я занимаюсь, а затем интересуются, сколько я зарабатываю. И хотя они могут тысячу раз повторить: "Я люблю тебя", не могу им поверить. На мой взгляд, любовь - это что-то другое, не то, что они предполагают. Все-таки, что ни говори, мы, европейцы, по всем статьям ближе к русским, нежели к американцам с их культурой, которую нам навязывают.

А в русских актерах меня удивляет их сумасшедшая увлеченность делом. Такой самоотдачи на репетиции я не видел нигде и никогда.

"Макбета" в Белграде приняли фантастически. Но для вас мероприятия такого рода - не просто возможность "себя показать"?

Люк Персеваль: Конечно. Такие встречи и фестивали - то, что нас объединяет, как ни банально это звучит. Посмотрите, какие тексты в театре прошли испытание временем - древнегреческая классика, Шекспир, из нашего времени, скажем, "Смерть коммивояжера" Артура Миллера. Это пьесы о том, что все мы, живущие в разных странах и говорящие на разных языках, полны одних и тех же сомнений, страхов. Мы задаем себе одни и те же вопросы. Мы все равны, я не устаю это повторять. Но только искусство может напоминать нам об этом раз за разом, сохраняя в нас человеческое.

В рамках IX Международного фестиваля "Петербургский театральный сезон" в Белграде на сцене Югославского драматического театра и в Русском доме были представлены 5 спектаклей. Белградские театралы, помимо "Макбета" увидели психологически-выверенный "Вишневый сад", созданный Юрием Цуркану, учеником Георгия Товстоногова, в театре "Русская антреприза" им.А. Миронова. Экспрессивный "ВААЛ", поставленный Александром Морфовым в театре им.Комиссаржевской. Спектакль "Братья" театра "Приют комедианта" - необычную сценическую вариацию Евгении Сафоновой "Братьев Карамазовых". И кабаре-шоу "Нафталин" "Комик-треста". Также в Белграде была представлена экспозиция "Волшебный мир петербургских марионеток", подготовленная театром марионеток им. Деммени и выставка "Петербург глазами ангелов: взгляд с Исаакия". По традиции этот проект, работающий на культурный диалог, проходит в ноябре в крупнейших центрах Европы. До Белграда "Петербургский театральный сезон" состоялся в Праге, Тель-Авиве, Берлине, Милане, Хельсинки, Дрездене, Марселе и Тбилиси.

Хьюго Клаус

ISBN:	978-5-7516-1158-3
Год издания:	2013
Издательство:	Текст
Серия:	Первый ряд
Язык:	Русский

Роман знаменитого фламандского писателя, современного классика Хьюго Клауса "Пересуды" рассказывает о трагической судьбе братьев Картрайссе - бывшего наемника и дезертира Рене и несчастного инвалида Ноэля. Острая социальная критика настоящего и прошлого родной Фландрии скрывается в романе за детективным сюжетом.
На русском языке публикуется впервые.

Лучшая рецензия на книгу

О бельгийском писателе Хьюго Клаусе я узнал из театральной постановки Люка Персеваля по роману "Год рака". Сам роман на русский, по-моему, не переведён, а в библиотеке мне удалось найти только "Пересуды". Вообще, конечно, российскому читателю предварительно стоит ознакомиться как с историей Бельгии того периода, так и с личностью самого Хьюго, иначе многое останется непрояснённым. Хьюго, по его словам, принадлежит к тому типу писателей, которые находятся в постоянном изменении и игривом поиске собственной души. Поэтому он никак не мог ограничиться одной лишь литературой и проявил себя ещё и в живописи, театре и кино. Клаус являлся членом авангардной арт-группы КоБрА (1948-1951), которая в своих экспериментальных поисках стала предтечей ташизма и абстрактного экспрессионизма. Стоит учитывать и влияние на него в ранние годы Антонена Арто, постулирующего в частности кровавость и бесчеловечность искусства,"когда все во вселенной поднимается и враждует с нами, отвергая наше состояние организованных существ; ради того, чтобы в конкретных и актуальных формах навсегда сохранить метафизические идеи некоторых Мифов. ". В 1970-х он женился на нидерландской актрисе Сильвии Кристел, сыгравшей Эммануэль в одноименной фильме. Наверное, из всего этого многообразия опыта и родилась полифоничность его поздних романов, в которых действие никогда не ограничивается одним рассказчиком.

Вторым важным моментом является история Бельгии второй половины ХХ века. 1960-е годы это время деколонизации африканских владений Бельгии в Конго. Вследствие этого там началась гражданская война (передел власти) с участием местных войск, бельгийских наёмников и бельгийской регулярной армии, спасавшей жизни белого населения. После требования ООН о выводе бельгийских войск из страны наёмники были объявлены дезертирами и остались на территории Конго, приняв участие в дальнейшей междоусобице. Клаус, которому всегда насильник был интереснее жертвы, в частности исследовал тип вернувшегося "дезертира" в романе "Пересуды".

Что ещё нужно знать о Бельгии? Исторически Бельгия делится на два крупных региона: франкоязычный (Валлонию) и нидерландоязычный (Фландрию). Как водится, каждый тянет одеяло на себя, и также присутствует в тексте. Но, к сожалению, в силу ограниченных возможностей перевода языковые особенности по большей части остаются за кадром. Но, как минимум, стоит помнить о том, что автор родился во Фландрии и писал на нидерландском языке.

Роман "Пересуды" вместе с продолжением "Незавершённое прошлое" был впервые издан в 1998 году. Таким образом в нём мы имеем дело с совершенно зрелым автором, уже прошедшим через все вышеуказанные пункты его биографии. Местом действия является провинциальный городок Алегем, в который возвращается старший сын семьи Катрайссе Рене, дезертир бельгийских колониальных войск. Это кладёт начало серии смертей в Алегеме и закручивает полудетективный сюжет. Полу- потому что вторая часть является сатирой на бельгийское общество, погрязшее в сплетнях, алчности и мракобесии. События принимают всё более и более извращённый характер, так что в определённый момент у меня всплыла ассоциация с Жаном Кокто. Впрочем, театр жестокости явно тоже не остался в стороне. В силу полифоничности повествования мы не видим однозначного виновника событий. Скорее закосневшую в прошлом пасторальную картину, всколыхнуть которую можно лишь через жестокость и шок, которые она сама и порождает. Вторая часть представляет собой допрос младшего сына Катрайссе по поводу серии убийств. Но по мере рассказа менее всего хочется обвинять в чём-то убийцу. Парадоксальным выводом может стать мысленное признание того, что единственная жертва это убийца. Надо отметить, что это и самая музыкальная часть. Ноэль Катрайссе не устаёт ссылаться на джазовых музыкантов, чья музыка окрашивает всё в меланхоличные тона внутреннего мира полубезумного мальчика, который одновременно и лучше и хуже всех остальных. И наверное лучше всего это действительно передаёт песня Коула Портера "Beguine the beguine", звучащая в начале "Незавершённого прошлого":

When they begin the beguine
It brings back the sound of music so tender
It brings back a night of tropical splendor
It brings back a memory ever green

Читайте также: