Человек который победил рак крови

Через пару лет выпустили лекарство, которое позволило жить с ХМЛ полноценно. Я принимаю его регулярно, но высокий ритм и жажда жизни стали полезной привычкой. Шесть лет назад я увлекся пауэрлифтингом, устроил в доме спортивный зал и теперь езжу на различные соревнования. Это и работа над собой, и дисциплина, и достижения, и новые интересные люди.

Каждый год я провожу ревизию собственных действий: удалось ли на этот раз достичь чего-то еще? Жизнь – это великое разнообразие. А наше сознание постоянно ищет путь знакомый и попроще. Это неплохое свойство в бизнесе: идти к цели напрямую. Но для самосовершенствования нужно уметь обманывать мозг. И это нужно делать, ведь нам дана только одна жизнь.

Булат Ахатович Бакиров,
врач-гематолог, профессор,
заведующий Кафедрой госпитальной терапии 2 ФГБОУ ВО БГМУ Минздрава РФ

Протокол лечения этой болезни во всем мире единый. Препараты, которые для этого используются, продолжают совершенствоваться и все меньше влияют на общее состояние заболевшего. В России финансирование для лечения рака крови закладывается в государственный бюджет. Радикальное излечение – трансплантация костного мозга. Она применяется для лечения детей или когда химиотерапия не дает положительного результата. Здесь главная проблема – найти донора, подходящего по персональному фенотипу.

Важно создавать такую базу – общую для всей страны. Сейчас ее, к сожалению, нет. В Башкирии мы сделали региональную базу, и она нуждается в донорах. Я призываю читателей прийти к нам и сдать девять миллилитров крови для определения фенотипа. Он будет внесен в базу и, возможно, однажды вы сможете спасти кому-то жизнь. Тем более что сегодня донорство костной ткани – простая процедура, не наносящая ущерба здоровью и практически безболезненная. А чтобы следить за собой, нужно не бояться (и не лениться!) проходить регулярные медицинские осмотры. Обычный анализ крови может показать начальные изменения внутреннего баланса.

Лечение оказывается успешным у 90% заболевших. А у нашей уфимской гематологии есть особые достижения в этой сфере. К примеру, мы накопили большой успешный опыт по ведению при лейкозах женщин с беременностью. И у наших пациентов рождаются здоровые дети!

Врач-гематолог Бакиров направил нас в Москву. Там собрали консилиум специалистов из сильнейших больниц: НМИЦ АГП имени В.И.Кулакова и Российского онкологического центра имени Н.Н.Блохина. Ждать было нельзя. Четыре из семи курсов химиотерапии проводились во время беременности.

Я лечилась год, и это было не просто. Но я сосредоточилась на цели. Боли были. Внешний вид изменился. Но все это имело второстепенное значение. Желание родить ребенка и продолжать жить было сильнее, и оно было основным. Уже после второго курса анализы показали снижение опухоли наполовину. Это придало еще больше сил. Рядом все время был муж, моя опора.

Внутренний настрой – это действительно самое главное. Врачи сами удивлялись динамике, с которой проходило мое лечение. Больше всего энергию забирает страх. Страх столкнуться с диагнозом, страх боли, страх выглядеть некрасиво, страх не справиться. Все эти мысли я просто себе запрещала. И сейчас готова на собственном примере утверждать: все возможно. Нужно слушать свое сердце даже когда консультируешься с врачами. Нужно искать того специалиста, которому захочешь довериться. Нужно продолжать верить в себя даже когда мир вокруг рушится.

Сегодня я – здоровый человек, счастливая жена и мама маленького мальчика.

Через две недели гематолог выписал препараты. Я узнала в интернете, что это химиотерапия и по-настоящему испугалась. Со страху бросилась лечиться народными средствами. Анализы крови пришли в норму, и я захотела думать, что вылечилась.

А потом случилась наша встреча с будущим мужем. Это была настоящая любовь с первого взгляда, все закрутилось очень быстро. И вот в канун 2017 года я иду на регулярное обследование здоровья, а анализы показывают пик, предельный максимум тромбоцитов. Как я себя ругала за легкомыслие! И врач меня тоже сначала отчитал, а потом рассказал о болезни все честно и понятно – о том, как работает эта устрашающая химиотерапия и что происходит в организме. Кстати, у меня были современные лекарства, которые сохраняют волосы. Мне даже не нужно было привыкать к шапочке, чалме или парику. Я приступила к лечению ответственно и стала самой прилежной пациенткой.

Во время беременности консультировалась с гематологом и диетологом. Вместо скучного постельного режима – много долгих душевных прогулок. Вместо страха – вера. Муж вдыхал в мою жизнь любовь, а еще у меня была собственная. молитва, мантра, визуализация, аффирмация. это называют по-разному, но это – всегда про веру, настоящую веру. И, конечно, я продолжала химиотерапию.

Раньше я яичницы не умела пожарить, но хлопотать по хозяйству научилась легко. И, хотя тосковала о маме, совсем несчастной себя не чувствовала. Ведь у меня был отец — замечательный, очень добрый. А еще сестра Саша — младше на год и десять месяцев. Мы с ней всегда дружили, а после маминой смерти еще сильнее сплотились. Пусть сестренке, как младшей, позволялось чуть больше, чем мне, я не обижалась.

Мы никогда с ней не дрались, не делили мальчишек. Одалживали друг у друга наряды. А выросли разными. Я получилась более домашняя, Сашуля активно строила карьеру. А когда мне исполнилось 26 лет, случилась беда.

Сестра в тот момент планировала второго ребенка. И хотя после донорства костного мозга беременеть нельзя как минимум год, она не колебалась ни секунды. Сдала анализы. Не зря, видно, между нами с детства очень глубокая, почти космическая связь: Сашин костный мозг, как сказали врачи, соответствовал моему аж на 102%.

Я думала, что самое плохое теперь позади, однако испытания лишь начинались. Чтобы не было отторжения чужеродной ткани, перед трансплантацией нужно полностью убить собственный иммунитет. Мне приходилось пить по 120 таблеток за один прием. От них облезает кожа, крошатся ногти, волосы все выпадают. Тошнит беспрестанно, можешь есть только детское питание. А ближе к трансплантации — и его не получается проглотить. Питательные вещества поступают через капельницу. Да что там еда — даже говорить не выходит. До туалета дойти — как на Эверест подняться. Палата — одиночная камера, все стерильно, рядом с постелью стоят огромные очистители воздуха. Выходить никуда нельзя, посещения разрешают только родным. И с каждым днем становится все хуже, хуже… Плюс вертятся постоянно в голове кошмарные мысли: а что, если ничего не получится? Если костный мозг не приживется?

К тому же еще одно беспокоило. Моя мама умерла через девять месяцев после того, как ей поставили диагноз, — в ноябре. А мне на ноябрь — через девять месяцев после того, как я попала в больницу, — назначили трансплантацию. Это знак? Хороший — или плохой?!

После трансплантации у нас с сестрой в жизни произошли удивительные метаморфозы. Чужой костный мозг — он ведь не только группу крови, он всю жизнь меняет. Мне рассказывали: у кого-то изменился цвет глаз, цвет волос стал таким, как у донора. Но я никогда не предполагала, что может измениться… характер. Однако у нас с Сашей именно так и случилось.

Сейчас у меня стойкая ремиссия. Но моя жизнь все равно никогда не будет такой, как прежде. В крови навсегда останется высокий уровень лейкоцитов и тромбоцитов. Мне нельзя пить спиртное, категорически запрещено загорать. Чтоб не попасть под солнечные лучи, я даже в море купаюсь в специальном халате. Мне пришлось удалить селезенку. Я не смогу больше родить. У меня лишний вес — и с ним не справиться никакими диетами. Но все равно я безумно счастлива, что живу, что у меня любимый муж, дочка, работа!

По большому счету, мне очень повезло. Спасибо сестре — мне не пришлось искать (и платить огромные деньги!) за подбор неродственного донора. Спасибо отцу — он покупал мне любые, даже самые дорогие лекарства. Меня поддерживали муж, сестра, тетя, друзья. И сейчас я сама прилагаю все силы, чтобы помочь тем, кому сейчас хуже, чем мне.

Ирина — мама двоих детей и врач-пульмонолог из маленького городка Белокуриха в Алтайском крае. Когда младшему сыну было всего два года, врачи поставили ей диагноз — миелодиспластический синдром, который без пересадки костного мозга переходит в неизлечимый острый лейкоз.

Осенью 2016 года я приехала в Москву на трансплантацию костного мозга, до этого летом готовилась: провела время с детьми, временно ушла с работы, спокойно со всеми попрощалась и пообещала вернуться домой весной, примерно к 8 Марта.

Когда мое состояние немного стабилизировалось, я стала заниматься тем, что мне действительно нравилось: читала Достоевского, смотрела фильмы Звягинцева, много рисовала. Но главное — размышляла о жизни, о себе и Боге. Произошла переоценка ценностей. Я осознала, как много лишнего делала в жизни: суета, погоня за карьерой, развлечениями, материальными благами.

До болезни Вадим работал управляющим отеля в Анапе. Первые признаки заболевания списывал на хроническую усталость, а когда решил проверить здоровье, оказалось, что это острый миеломонобластный лейкоз.

Перед трансплантацией костного мозга меня положили в бокс для прохождения химиотерапии — там я провел сто дней в одиночестве. На удивление, подготовка к трансплантации прошла гладко — чувствовал себя не сильно плохо, хотя тоннами пил таблетки и в меня вливали токсичную химию. Каждый день мой доктор проходил мимо бокса, даже не заходя внутрь, спрашивал, как мои дела, я кричал в ответ, что все отлично, и лечение продолжалось.

В целом изоляция меня не пугала. В боксе было все, чтобы не скучать, например, телевизор и отличный интернет: я разговаривал с родными и смотрел фильмы. Конечно, живого общения не хватало, поэтому когда ко мне заходила прибраться санитарка, я болтал с ней без умолку. Думаю, что раньше без интернета людям было труднее, а сейчас есть возможность чувствовать себя нормально.

Хорошо, что квалифицированные врачи лечили любое осложнение и делали все, чтобы мне было не слишком больно и плохо. Реакция была мгновенной — как только начинались ухудшения, я тут же обрастал капельницами как новогодняя елочка.

Когда показатели немного выровнялись, я начал смотреть фильмы один за другим, чтобы не зацикливаться на своем самочувствии. Главное в изоляции — не думать о болезни, не читать статьи про диагноз и не сравнивать себя с другими пациентами . Да, диагноз может быть одинаковым, но болезнь протекает у всех по-разному. Я несколько раз наблюдал, как пациенты нарушали предписания врачей, когда им становилось лучше. Ни к чему хорошему это, естественно, не приводило. Так что нужно слушать специалистов, думать о хорошем и не зацикливаться на болезни. А изоляция — это совсем не страшно.

После смерти отца у Натальи из Брянска обнаружили острый монобластный лейкоз — 80% клеток в крови бластные Незрелые. В норме в крови не обнаруживается значительное количество бластных клеток, потому что из костного мозга они должны попадать в кровоток уже зрелыми. . Она считает, что заболела из‑за переживаний, связанных с утратой. Спасти женщину могла только трансплантация костного мозга, поэтому она продала квартиру и обратилась в Фонд борьбы с лейкемией.

Когда меня забрали на трансплантацию [костного мозга], я оказалась одна в боксе. Через несколько дней [после трансплантации] показатели крови упали до минимальных значений и появилась головная боль — было тяжело открывать глаза и смотреть на свет, а антибиотики и обезболивающие не помогали. Врачи говорили, что надо потерпеть недели две. Я понимала, что мое состояние временное, от этого становилось легче.

Спустя время показатели действительно улучшились. А в боксе я провела около месяца, пока приживался донорский костный мозг. Я заставляла себя не терять веру в счастливый исход, в то, что я поправлюсь. Лейкоз — это все равно что русская рулетка : ты ставишь на кон все, и от тебя уже ничего не зависит. А значит, главное — настрой и вера. Важно отключить эмоции, перебороть страх и не сдаваться, не останавливаться на полпути, ползти дальше, стиснув зубы. Я считаю, что все люди, победившие рак, очень сильные.

Весь месяц я старалась беречь силы, побольше спать — держала организм в состоянии покоя. Читать или сидеть в соцсетях не было сил из‑за слабости и головной боли. От лекарств у меня была постоянная рвота, я очень сильно похудела и не могла ничего есть.

После выписки я провела дома в изоляции еще год (на первый год после трансплантации приходятся все осложнения, поэтому на этот период рекомендуется сократить контакты. — Прим. ред.), выезжая только в Москву сдавать анализы. Сегодня, оглянувшись назад, я могу сказать, что к изоляции и к новой жизни быстро приспосабливаешься. Понимаешь, что есть другая сторона жизни, где все материальные блага совершенно не важны, главное — вернуть здоровье. Так что берегите его, а все остальное приложится.

Герои этого текста выздоровели, потому что им провели трансплантацию костного мозга. Сейчас из‑за закрытия границ пересадки от зарубежных доноров приостановлены. Пересадки от родственников — родителей, детей, братьев, сестер — единственный шанс для тех, кто лечится от рака крови сейчас. Однако, если донор совпадает не полностью, его клетки нужно подготавливать — для этого нужны специальные системы. Помочь их купить для подопечных фонда можно тут.

Отвечаем на самые важные вопросы про лейкоз

" title="Показать лейкоз может исследование периферической крови
" itemprop="contentUrl">

Показать лейкоз может исследование периферической крови

Фото: Сергей Яковлев

В сентябре мы познакомились с архангелогородкой Вероникой Рожновской, жизнь которой изменилась, когда у её дочери Даши диагностировали лейкоз. Девочка в тот момент училась в пятом классе, а на недомогания врачи не обращали должного внимания. Специалисты отмечают, что рак крови действует тем агрессивнее, чем моложе организм, который поражает болезнь. На другие важные вопросы об этом раке отвечают профессор кафедры онкологии и медицинской радиологии Уральского государственного медицинского университета Сергей Берзин и гематолог из Уфы Нэлли Янтурина.

Лейкоз — опухолевое заболевание клеток крови. При лейкозе происходит патологическая трансформация лейкоцитов и их бесконтрольное деление. В итоге они замещают собой нормальные клетки костного мозга, из которых образуются циркулирующие в крови лейкоциты, эритроциты и тромбоциты.

При хронических лейкозах деление клеток идёт медленнее, и клиника тоже развивается с меньшей скоростью. Лейкозный клон током крови разносится по всей кроветворной ткани. Органами-мишенями, где откладываются метастазы, становятся почки и кости. Оседая в костной ткани, эти клетки, по-другому они называются миеломные, нарушают ее структуру. Это может проявляться частыми переломами, болью в позвоночнике, ребрах. Хронические лейкозы могут годами протекать без каких-либо явных отклонений в самочувствии, тогда выявить их можно только при исследовании крови.

Начало заболевания нередко протекает без выраженных симптомов. Больные отмечают общую слабость, утомляемость, неопределенную боль в костях, непостоянную температуру по вечерам в пределах 37,1–38 градусов. Но уже в этот период у некоторых больных можно обнаружить небольшое увеличение лимфатических узлов, селезенки. В анализе крови тоже будут изменения — повышение или снижение количества лейкоцитов, анемия.

Лейкоз может проявляться разнообразными симптомами. При острой форме пациенты могут жаловаться, что стали часто простывать, у них возникли инфекционные осложнения или синяки на теле, а кого-то будет беспокоить резкая потеря веса, появление шишек на теле или увеличение лимфоузлов.

Симптомы лейкоза неспецифичны, они таковы:

• слабость;
• головокружения;
• высокая температура без явных на то причин;
• боли в руках и ногах;
• кровотечения.

При замещении патологически размножающимися лейкоцитами других клеток крови на первое место выходят анемии и кровотечения из-за уменьшения числа других клеток крови — эритроцитов и тромбоцитов. Из-за накопления лейкоцитов в лимфоузлах, печени или селезёнке эти органы могут увеличиться, но обнаружить эти симптомы уже может только врач.

При лейкозе субстратом опухоли является костный мозг, который находится во всех трубчатых и плоских костях. Здесь же развиваются предшественники крови: эритроциты, лейкоциты и тромбоциты. Когда в ткани начинают развиваться опухолевые клетки, места для нормальных здоровых клеток крови просто не остается. Если в случае с раком желудка пораженный участок можно удалить, вовремя провести химиотерапию и добиться длительной ремиссии, то при раке крови такая тактика не приемлема.

Есть формы острого лейкоза, которые могут развиваться с первых дней жизни человека. Хроническим формам лейкоза подвержены люди старшего возраста. Чем моложе возраст, тем агрессивнее протекает болезнь, но при современных методиках лечения больной может жить до 5–7 лет. На течение хронического миелолейкоза (и это научно доказано) большое влияние оказывает состояние нервной системы больного — если есть стрессы, депрессии, люди сгорают буквально на глазах.

Лечение лейкоза — это достаточно длительный процесс. В среднем на достижение ремиссии при острых лейкозах уходит от 3 месяцев до 2–3 лет.

Первый и самый сложный этап в лечении острого лейкоза — это интенсивная химиотерапия, с помощью которой мы должны убить опухолевые клетки. Пациенты должны находиться в специальном асептическом блоке, в котором созданы стерильные условия, чтобы исключить их контакт с любой инфекцией. Больные в этот момент не имеют никаких собственных факторов защиты, потому что кроветворение у них пострадало от самой болезни и применяемых химиопрепаратов. Для закрепления результатов терапии после этапа восстановления (или поддержки ремиссии) принимается решение о необходимости трансплантации костного мозга.

Пересадку можно делать, если пациента ввели в ремиссию. Она бывает двух видов: аутотрансплантация, когда пересаживается костный мозг самого больного, и аллотрансплантация, в этом случае ткани забирают у донора.

В первом случае у пациента из вены берется периферическая кровь, из нее при помощи сепаратора извлекают стволовые клетки, консервируют и передают на хранение в банк. Затем пациенту проводят сильнейшую химиотерапию, а следом проводят пересадку — так же, через вену, вводят стволовые клетки, и они начинают творить новое потомство. Технически это выглядит как переливание крови. Пересадка может быть сделана и при хроническом лейкозе.

Аллотрансплантация дает хорошие результаты, если доноры — родные сестра или брат, у них самый близкий фенотип. Пересадка даже от двоюродных родственников не всегда бывает столь успешна, но все равно это шанс на то, что человек будет жить.

Лучшие доноры костного мозга — это мужчины в возрасте 30–40 лет, семейные, имеющие постоянное место работы. Желательно — на промышленном производстве, на заводах. Практика показывает, что именно такие люди относятся к донорству с наибольшей ответственностью.

Женщина тоже может стать донором костного мозга. Но здесь важно учесть, что после родов и беременностей в крови у женщин циркулируют антитела, и их лейкоциты уже настроены бороться с чужеродными антигенами. Поэтому результат пересадки может оказаться хуже.

Нет такого региона, откуда бы не приезжал на лечение в Москву пациент в тяжелом состоянии. Но если еще в 90-е годы процент выживаемости заболевших раком крови составлял всего 30 из 100, то сегодня этот диагноз — не приговор. Больным предлагают сложное высокотехнологичное лечение для того, чтобы выжить.

Степан Белов, 23 года, Москва

Степан столяр. Умеет делать из дерева столы и шкафы, может отреставрировать старый скособоченный и проеденный жуком буфет, умеет вырезать фигурки птиц или животных. Наверное, работа с деревом — теплым и живым материалом — требует от человека особой душевной тишины, потому что Степан очень спокойный человек. Чрезвычайно спокойный.

Степан Белов. Фото: Фонд борьбы с лейкемией.

Про острый лимфобластный лейкоз он узнал случайно. Мчался на мотоцикле (да, это отличное транспортное средство для очень спокойного человека), не справился с управлением, получил травму, а заодно задел лимфоузел на шее. Месяц этот узел рос и раздувался, а потом гистология показала лейкоз.

После начала химиотерапии мужчина лишь один раз испугался за свою жизнь — когда он утром проснулся и увидел, что на подушке остались все его волосы. Разом.

Год спустя он чувствует себя прекрасно, постепенно вливается обратно в шумную и неспокойную жизнь. И только одно его беспокоит — разрешат ли врачи работать с деревом. Ведь дерево это не только годичные кольца на спиле, узоры, бархат коры и особое тепло. Это еще и стружка, пыль, много пыли. Молодой человек говорит, что будет ждать, когда разрешат. А терпения ему не занимать, мы знаем.

Рыбкина Татьяна, 41 год, Рязань

В жизни Татьяны было два события, которые можно без оглядки назвать чудом.

Первое — рождение дочки.

Татьяна Рыбкина с дочкой Настей и сыном Степой. Фото: Фонд борьбы с лейкемией.

А второе чудо, иначе и не назовешь, произошло, когда Татьяне сделали пересадку костного мозга. Неродственный донор, которого нашли в регистре, отказался от операции в последний момент, и донором для Татьяны стал родной брат. Правда, его костный мозг подходил ей только наполовину. Тогда жертвователи фонда борьбы с лейкемией собрали деньги на специальную систему, которая очищает трансплантат от нежелательных альфа/бетта Т-лимфоцитов, провоцирующих развитие опасных осложнений.

Олеся Абдуллина, 39 лет, Салехард, Ямало-Ненецкий АО

Олеся Абдуллина с дочкой Соней. Фото: Фонд борьбы с лейкемией.

Олеся и Соня живут в Салехарде . Олесе 39 лет, Соне 7. Два года они прожили вдали друг от друга, и это была жизнь будто всего на 50 процентов — неполноценная.

Тогда, два года назад, Олеся заболела гриппом — высокая температура, озноб. Пошла к врачу, сдала анализ крови, и оказалось, что грипп – это на самом деле острый лимфобластный лейкоз.

Олесю тут же отправили из Салехарда в Москву. Соня осталась с бабушкой дома. В больнице Олеся пролежала почти год. Все, как обычно – химиотерапия курсами, улучшение. А потом не как обычно – рецидив.

Врачи сказали, что нужна трансплантация костного мозга. Бабушка, с которой оставалась Соня, к тому времени умерла, и Олеся повезла дочку к крестной в Геленджик , чтобы если… Если понятно что, ребенок жил в семье. Ведь при трансплантации костного мозга не все выживают. Олеся это понимала.

Трансплантацию сделали, женщина выжила, но только костный мозг не прижился. Такое бывает. И тогда Олесю стали готовить ко второй пересадке. Она прошла удачно на 50% — слишком сильно был истощен организм. После приживления у Олеси начались грибковые осложнения — аспергиллез легких.

Женщина осталась в больнице сначала на 4 месяца, а потом еще на 4. С Соней они виделись за это время два раза. Дочка приезжала к маме на Новый год. Тогда они сидели под елкой и загадывали желания, примерно одно и то же. Соня ходила на ёлки, а Олеся ждала дочь в больнице – ей нельзя было выходить на улицу. Второй раз Олесю отпустили к дочке в сентябре — отвести в первый класс. Потому что это событие почище Нового года, бывает раз в жизни. Казалось, что если не мама ведет ребенка в школу, это неправильно. И почему-то страшно.

Сегодня Олеся вернулась домой. Ей стало лучше, хотя инфекция пока никуда не делась, и девушка постоянно находится под наблюдением врачей. Соня тоже вернулась домой из Геленджика. Теперь все дома — и это огромное, тихое счастье. Для двоих.

Иван Прокудин, 30 лет, Спасское, Нижегородская область

Иван Прокудин с супругой. Фото: Фонд борьбы с лейкемией.

Но даже диагноз, острый промиелоцитарный лейкоз, Иван в пылу предсвадебных хлопот как-то пропустил мимо ушей. Его, конечно, положили в больницу, в хорошую палату, одновременно с мужчиной с таким же диагнозом. Но Иван чувствовал себя в целом нормально, и думал, что уж к свадьбе-то будет бодряком. А потом, как-то под утро сосед Ивана умер. И молодому человеку вдруг стало все понятно. Что лейкоз это рак, что смерть рядом, и что свадьбу придется отложить.

Подготовка — тяжелая химия, убивающая, кажется, все живое — подарила Ивану еще одну болезнь периферическую нейропатию. Это когда нервные окончания конечностей отмирают, перестаешь чувствовать холод и тепло, а больно так, будто в ноги впиваются иглы. Мужчина не спал неделями и похудел вдвое. Трансплантацию провели в августе, донором стал родной брат Ивана, он подошел стопроцентно.

Этой зимой, на новый год, они с женой все же поедут в свадебное путешествие. В Париж — самый романтичный город мира. Рак не сдавался пять лет и отступил на шестой. Наверное, это тот самый случай, когда можно сказать, что победила любовь.

Еще больше историй о неравнодушии и помощи - на портале "Открытые НКО"

Кто победил рак, тот — Таня!

25.01.2016 в 19:14, просмотров: 25004

«Меня зовут Таня Белькова. У меня рак груди.

Мне тридцать один год. У меня трое детей. Пете — одиннадцать, Вите — семь, Маше — пять. Я работаю, и у меня рак груди.

Я была лысая, я была некрасивая. Но есть косметика, чтобы нарисовать брови. Красивые платочки отлично смотрятся на голове без волос. Я знаю много способов, как спрятать лицо болезни.

Договорились о новой встрече после того, как отступит болезнь. И вот восемь месяцев спустя мы опять встречаемся в кафе. Я с трудом узнаю в модельно красивой девушке, на которую заглядываются мужчины, ту замученную болезнью тень. Нет, она по-прежнему весит 42 килограмма вместе с одеждой, и талию можно перехватить сомкнутыми руками, но эта мальчишеская стрижка, сияние глаз, свежесть кожи — неужели так бывает?

Тогда она обещала лечащему врачу-онкологу испечь свой фирменный тортик в сентябре.

Потом начались таксаны — еще четыре химии, и у меня съело руки. Мне всегда везет на побочные эффекты. Кожа слезала как перчатка. Пальцы потеряли чувствительность, и она пока не восстановилась. Не могу пользоваться иголкой, потому что не чувствую: взяла ее или нет?

Я теперь даже не боюсь сдавать кровь из пальца! Но работать в таком состоянии было невозможно. Я надевала тканевые перчатки, потом резиновые, чтобы иметь возможность детям хотя бы завтрак приготовить. На этом с тортами все закончилось. Единственный торт я приготовила Пете на день рождения. Я делала его три дня. Обычно за это время я успевала испечь 30 тортов.

— Сил не было?

— Не было. Они исчезли, когда началось облучение. Там ведь не только ожог, еще и лейкоциты падают. Спать хотелось адски. В семь утра я детей будила в садик. Отводила, возвращалась домой и спала до пяти. А потом везла детей на разные развивающие занятия. Летом один благотворительный фонд подарил нам путевку на море. После отдыха я снова начала печь торты. Они хорошо расходились, а потом наступил день, когда я бисквиты поставила и поняла, что у меня нет сил их собрать. Они простояли два дня, и я все выбросила. Один раз пекла капкейки, и мне тяжело было держать миксер. Маше еще справила розовый торт, как она мечтала, а на Витин день рождения уже не смогла. Впервые сама заказала торт. Его никто не стал есть.

— Но вот лечение, наконец, закончено. Наступило такое долгожданное выздоровление.

Нужна реабилитация, которую наше государство еще не придумало для онкобольных. Спортсмены после травм, люди после инсульта проходят реабилитацию. И после рака нужно время, чтобы истощенный и отравленный химиотерапией организм смог восстановиться.

Из-за того, что гормональный фон сел, у меня приливы, как у женщин в климаксе, кашель, с которым ничего пока не могу сделать. У меня, например, нет определенного процента костной массы, и когда долго сидишь, чувствуешь, как давит позвоночник. Надо либо нарастить мышечную массу путем занятий, либо носить корсет. Я выбрала тренировки, и уже через две недели после лучей пришла в спортзал. Сейчас я хорошо выгляжу, но для этого мне пришлось кучу сил потратить.

— Красивая стрижка. Новые волосы быстро отросли?

— Таня, я смотрю: в визитной карточке новая профессия — консультант по красоте.

— Я даю консультации по подбору косметических средств одной компании. Зажать кисточку между пальцами можно. (Демонстрирует.) Мне ведь надо показать клиентам, как за собой следить, как правильно подобрать уход. Это моя работа. Сначала я говорю, сколько мне лет, сколько у меня детей и что я прошла за этот год. Все в шоке. Никто не верит. Мне всегда нравилось делать людям праздник. Если я не могу их накормить, то в моих силах сделать их красивыми. У меня есть несколько подруг по диагнозу, которым я деньгами помочь не в состоянии, но могу поддержать косметической продукцией. Сохранить красоту очень важно, чтобы потом, когда ты закончишь лечение, было не страшно смотреть на свое отражение в зеркале.

А к тортам еще вернусь. Очень хочу печь! До сих пор смотрю чужие картинки в Интернете, и у самой куча новых идей. Если косметика, которой я сейчас занимаюсь, — все-таки чужой продукт, то торты мои с нуля. В них моя душа.

— Операция, химиотерапия, лучевая терапия — долгий и тяжелый путь. Что чувствует человек, когда начинается обратный отсчет?

— Ты живешь, борешься. Это как до моря идти пешком из Москвы. Тяжело, больно, ботинки износились, и вот ты зашел в синие волны по колено и не знаешь, что делать дальше. Это похоже на синдром возвращения с войны, как у афганцев. Есть два типа людей: такие, как я, которые говорят: живем дальше, причем лучше, чем раньше! Будем получать новые впечатления, смотреть хорошие фильмы, гулять. Общаться с людьми, которые могут себя преодолеть, кто сам себя вытащил из кризиса — любого.

Я знаю, у меня есть сегодня и есть завтра. Все может сломаться в любой момент.

— Ремиссия — зыбкое слово.

— Рак — это не ангина и не перелом, которые без причины не повторятся. Ремиссия означает, что болезнь в активной форме отсутствует. Она ушла на год, на пять лет, на всю жизнь у кого-то. У меня была знакомая, Катя из Новосибирска. Три месяца назад она написала, что у нее ремиссия. А потом — рецидив. Больница. Катя умерла за несколько дней до Нового года. Ей было чуть за тридцать. Раньше рак молочной железы встречался у женщин после 45 лет, а сейчас болеют мои ровесницы. Почему? Я маленькая, худая, с тремя детьми, спортивная, вегетарианка. А люди с лишним весом, алкоголизмом, курящие с 13 лет, лежебоки в порядке, у них максимум холестерин и сердце.

— Вы с Катей не были знакомы в реальной жизни?

— Нет, общались только в социальных сетях. Тот день, когда ее не стало, так и стоит у меня перед глазами. Мы с мамой отправились за покупками по магазинам. Мерили сапоги, выбирали подарки, веселились. SMS с известием о смерти Кати пришло, когда я ехала в метро домой. Я была накрашена, тушь с ресниц стекала в воротник. Поняла, что мне надо туда, в Новосибирск. Просто почтить память человека.

. После тяжелого лечения, за пару дней до Нового года она бросила все свои дела и полетела через полстраны, в ночь, чтобы попрощаться. Положить букет роз.

В морге, у гроба, она вдруг осознала, что, по сути, могла быть на месте этой молодой женщины. Тоже получить рецидив, и тогда два варианта: либо бороться, либо умереть.

— Я посмотрела в глаза своему страху и поняла, что я его не боюсь. Значит, можно идти дальше. Это как темная комната. В нее только зайти страшно, а потом нормально. У Кати было очень красивое, умиротворенное лицо, и я поняла, что больно не ей, а тем, кто остался. Ее ребенку, который перед Новым годом потерял маму, ее мужу. Я видела его глаза, он был в нее очень влюблен.

. Скажу прямо: я редко встречала людей такой степени открытости, как Таня Белькова. Это, конечно, одна из причин невероятной популярности ее Инстаграма. Подписчики, а их около 35 тысяч, каждый день читают летопись ее жизни как роман.

Открытость — это еще и незащищенность. И даже такой сильный человек, как Таня, иногда не выдерживает, когда читает злобные и завистливые комментарии. Был момент, когда она брала тайм-аут в Сети, чтобы просто перевести дух.

Приходили смотреть, как я умираю. Мама троих детей, без мужа, с кучей диагнозов, без денег, печет торты. Перестанет печь — умрет с голода. Первые четыре химии я пекла нон-стоп по 10 тортов. Недосыпала, упали показатели крови, и я поняла, что надо снизить активность. Но зато мы продержались лето. Когда я выкладывала фотки с химии, где у меня в вене катетер, мне была обеспечена куча лайков. Как только картинка сменилась и меня перестало быть жалко, все изменилось.

Троллят подружки по диагнозу: либо кто болеет сейчас, либо кто тоже выздоровел, но живет не такой жизнью, как я. Они не понимают: почему у меня есть силы пойти в театр или в кафе, а на торты — нет? Красиво одеться, сидеть в кресле и пить кофе — это легко. Попробуйте. А печь нон-стоп в жаре — это очень трудно.

— Наверное, это издержки популярности. И хороших людей все-таки намного больше. Именно они поддерживали в самое тяжелое время и словом, и деньгами.

— Конечно! И я безмерно им благодарна. Какие-то магазины присылали платья и другую одежду, а одна брендовая компания подарила дубленку. Я только потом узнала, сколько она стоит. За время болезни у меня собралась целая коллекция красивых платочков и косыночек. Я их берегу.

— В общем, хочешь вылечиться — ищи деньги! А что же бесплатная медицина?

Онкоцентры — это особый мир, с его вечно холодными, промозглыми коридорами, где всегда мерзнешь. Там пахнет лекарствами, болью и страхом. Ты сидишь в очереди на УЗИ, у тебя лейкоцитов нет, но никто не пропустит — здесь ведь все равны. Однажды было некуда сесть, и я сидела просто на полу.

Если у тебя нет денег, ты будешь ждать, когда подойдет очередь. На операцию, на УЗИ, на все. Между химией и лучевой не должно пройти полгода, в идеале надо делать сразу. Вроде как лучи по квоте, но за эту квоту я отдала сумму в конверте, чтобы не ждать.

— Таня, когда было особенно страшно? Когда объявили диагноз или потом? Ведь лечение от рака очень жесткое, не каждый выдержит.

— Все боятся этого диагноза на уровне холодной крови, и я тоже боялась об этом даже сказать: если скажешь, значит, примешь, а пока не говоришь, вроде как этого и нет. Но тогда надо было принять решение: я лезу в костер до последнего. Это похоже на то, как ходят по углям или по битому стеклу. Пока веришь, что преодолеешь, все получается. Идешь и не замечаешь. Как только засомневаешься, сразу ожоги и резаные раны. Так и тут.

Недавно я участвовала в одной программе на радио. Там проводили опрос среди слушателей: если бы они узнали, что у них рак, стали бы бороться или нет? Так вот, два человека из трех боролись бы, а один — нет, то есть треть сдалась бы. Это не мой путь, потому что я люблю жизнь и мне есть для кого жить.

В последний раз мне стало страшно, когда увидела толстую иглу от препарата, который надо колоть каждые 28 дней в течение пяти лет. Я подсчитала — ровно 60 уколов! Тогда я в первый раз задумалась: за что мне это все? Колоть надо в жировую ткань на животе, а у меня этой складки нет. Десять дней я на иглу смотрела. И выбросила в помойку. Есть альтернатива. Достаточно радикальная, но я ее выбрала.

— Рак — это еще и огромный опыт потерь и, как ни странно, приобретений.

— Я писала в Инстаграме, что мой рак забрал у меня несколько близких друзей, почти год активной и полноценной жизни, а еще волосы и ногти. При этом он забрал с собой аллергию на манго, которая была у меня с 7 лет (впервые дед из Индии привез нам манго, с тех пор как раз). Рак подарил мне несколько некрасивых шрамов, а заодно и несколько новых, верных и искренних друзей, подарил мне целый месяц влюбленности тогда, весной, подарил мне возможность быть собой и говорить о том, что мне кажется важным. И благодаря всем этим обстоятельствам сейчас есть такая я, более понимающая, более ранимая, более настоящая.

За время болезни я поняла, что надо искать в себе возможность не столько изменить мир, сколько свое отношение к нему. Мир не изменится. А от того, что тебе в метро улыбнулась незнакомая красивая девочка, в нем станет немного теплей.

У меня появилось это потрясающее ощущение женственности и привлекательности, когда люди смотрят не с сочувствием, а с восхищением. Я так ждала этого момента и, наконец, сожгла календарь за тот год, все страницы с датами химии и облучения.

P.S. Вчера Таня опять начала печь свои волшебные торты.

Заголовок в газете: Кто победил рак, тот — Таня!
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27016 от 26 января 2016 Тэги: Кризис, Пенсии, Смерть, Метро, Спорт, Выставки, Дети , Война, Театр Места: Москва, Вена