Лечили от туберкулеза а оказался рак

Меню навигации

Пользовательские ссылки

• Активные темы

Объявление

Информация о пользователе

"ПОЛГОДА МЕНЯ ЛЕЧИЛИ ОТ ВОСПАЛЕНИЯ ЛЕГКИХ, РАКА И ТУБЕРКУЛЕЗА, А ОКАЗАЛОСЬ, Я БОЛЬНА. АЛЛЕРГИЕЙ"
17.08.2009

56-летней Галине Алексеевне из Херсонской области выполнили диагностическую процедуру - видеоторакоскопию, взяв часть ткани легкого на анализ и удалив 15 подозрительных лимфатических узлов. Благодаря этому удалось поставить точный диагноз

Ирина ДУБСКАЯ "ФАКТЫ"

Галина Алексеевна почувствовала себя плохо: пульс участился, сердце давало сбои, да еще начался приступ мучительного кашля. Врач направил на снимок - и женщине поставили диагноз двустороннее воспаление легких.
- Две недели принимала антибиотики, но легче мне не стало, - вспоминает Галина Алексеевна. - Тогда порекомендовали пройти компьютерную томографию. Следующий диагноз был намного страшнее - рак. Опять больницы, консультации. Однако врачи не могли с уверенностью сказать, что у меня онкозаболевание, не знали, как лечить, и направили из Херсона в Киев, в Национальный институт рака. Там взяли биопсию - прокололи легкое. Она показала, что рака нет, зато якобы есть туберкулез. Лечилась от него. Но все лекарства вызывали аллергию, по телу пошла сыпь.
- К нам направили пациентку, как написано в карточке, "чтобы скорректировать лечение", - говорит заведующий отделением торакальной хирургии и инвазивных методов диагностики Национального института фтизиатрии и пульмонологии имени академика Ф. Г. Яновского АМН Украины доктор медицинских наук Николай Опанасенко. - На рентгеновском снимке было видно, что все легкие усеяны непонятными вкраплениями. Точно такая же картина и подобные симптомы могут быть при 80(!) заболеваниях. Чаще всего рассматриваются три варианта: рак, туберкулез и рубцовые изменения в легких. Чтобы получить точный диагноз, а не действовать вслепую, мы предложили провести диагностическую процедуру - видеоторакоскопию. Через проколы, под контролем видеокамеры, вводим специальные инструменты и берем образцы тканей легкого, лимфоузлов, плевры. При необходимости так же оперируем. У Галины Андреевны удалили 15 лимфатических уплотнений. После того как была проведена гистология, стало ясно, что пациентка страдает аллергией и все беды с легкими у нее именно из-за этой болезни.
"Врач должен доказать, что диагноз точен. Если не получается, необходимо собрать консилиум"

До того как Галине Алексеевне установили точный диагноз, ей пришлось принять курс антибиотиков от якобы развившегося воспаления легких, а затем полтора месяца(!) пить препараты от туберкулеза, которого у пациентки не было. Это далеко не безобидные для организма лекарства. При этом денег на препараты ушло немало, а течение аллергии лишь усугубилось. Можно ли было избежать такой ситуации?
- Без диагностической процедуры - видеоторакоскопии - нет, - продолжает Николай Опанасенко. - Это самый информативный метод. Хирург своими глазами видит образования в легких и берет образцы ткани именно в местах, вызывающих подозрение. Аппарат, который мы используем для этих целей, очень удобный, современный. В областных больницах такие аппараты тоже есть, но их почему-то крайне редко применяют. У врачей, возможно, не хватает опыта проведения этой процедуры, а пациенты, как только слышат, что понадобится общее обезболивание, несколько проколов или разрез, не дают согласия на видеоторакоскопию. Они не понимают, что ни пункция, которую делают тонкой иглой, ни компьютерная томография в сложных случаях не могут дать полной информации о состоянии легких. Так как наше отделение занимается инвазивной диагностикой, могу сказать: при сложных случаях расхождение в диагнозах, поставленных "на глаз" (по рентгеновским снимкам и компьютерной томографии), с теми, которые получаем после операции, доходит до 75(!) процентов. Сейчас мы можем использовать в работе самую современную медицинскую технику. Об этом позаботилось руководство института и в частности его директор Юрий Иванович Фещенко.
- Часто ли приходится снимать диагноз рак?
- Бывает, картина очень похожа. Но мы берем образец, отправляем в лабораторию на гистологию и получаем окончательный результат. В этом случае точность диагноза почти 97 процентов. Во всем мире принята доказательная медицина - врач должен доказать, что его диагноз точен. Есть сомнения - собирается консилиум. А среди врачей считается, что снять диагноз онкозаболевание труднее, чем поставить его. Иногда нам приходится это делать.
- Честно говоря, когда я услышала, что у меня рак, не могла в это поверить, - говорит Галина Алексеевна. - Даже испугаться не успела. Но, конечно, рада, что диагноз не подтвердился. Теперь получаю лечение от аллергии, чувствую себя гораздо лучше.
"В многодетной семье трое из десяти детей оказались больными туберкулезом"

. У 16-летней Нади из Закарпатья туберкулез обнаружили случайно. Первым заболел старший брат. Врачи проверили всю семью - десять детей и родителей. Трое (две сестры и брат) оказались больны туберкулезом, причем химиорезистентной (устойчивой к лечению) формой.
- Легкое у Нади было поражено на треть, образовалась огромная язва (каверна), и никакие препараты не помогали, - рассказывает Николай Опанасенко. - Полгода назад мы сделали ей операцию, применив щадящий метод. Убрали третью часть пораженного легкого через два прокола и небольшой разрез на спине вдоль ребра. Раньше, при обычной операции, необходим был разрез в два раза длиннее. А это значит, что травма больше, пациент тяжелее переносит операцию, дольше выздоравливает. Да и косметический дефект заметнее. У Нади шов уже выглядит нормально, легкое работает. Правда, лечение продолжается, но надеемся, вскоре девушка выздоровеет, и мы отправим ее домой.
- Надины брат и сестра тоже лечатся в Институте фтизиатрии и пульмонологии?
- Да. Брату (ему 23 года) мы тоже провели операцию, но еще более сложную - торакопластику. Пришлось удалить пять ребер, часть лопатки по разработанной нами методике, чтобы остановить развитие туберкулеза. Ведь он поразил оба легких, никакие препараты не помогали. Мы даже боялись, перенесет ли парень операцию. Теперь же считаем, что нам все удалось. Подобных вмешательств в Украине проведено лишь пять. Новая техника открывает для хирурга возможность помочь тем пациентам, которые раньше считались неоперабельными. У нас уже большой опыт вмешательств не только по поводу туберкулеза, но и при онкологических заболеваниях. Сейчас мы подали заявку, чтобы запатентовать свой метод. Для снижения стоимости операции приходится отказываться от комплектов степлеров (каждый стоит около 300 долларов, а на одну операцию может понадобиться до пяти комплектов) - сшиваем легкое вручную. Результаты хорошие.
Именно мы видим, каким долгим бывает путь к выздоровлению. Очень обидно иногда сознавать, что человек опоздал. к операционному столу. Анестезиолог не берется давать ему наркоз, хирурги боятся, что пациент погибнет во время операции. А ведь надо было всего лишь вовремя провести диагностику или щадящую операцию, не откладывать их на месяцы, годы - и жизнь была бы спасена.

При рентгенологическом исследовании больных туберкулезом и раком легкого лишь у 7,9% картина патологического процесса не давала основакий заподозрить присоединение рака легкого к имеющемуся туберкулезу. У 15,2% больных ее можно было расценить двояко: либо как обострение туберкулеза, либо как присоединение к нему рака. У остальных 76,9% обнаруживались рентгенологические признаки, характерные для периферического или центрального рака, а нередко и для его осложнений или метастазов во внутригрудные лимфатические узлы, легкие и кости. При ретроспективной оценке данных у динамически прослеженных больных рентгенологическое отображение опухоли или ее осложнений у 92,1 % имело место до поступления в клинику и было документировано рентгенограммами у 53,9% больных за 3 мес, у 16,6% — за 6, у 17,3% — за 12 мес и у 12,2% — за 1—2 года и более до установления диагноза рака легкого.

Анализ этих материалов показал, что имевшаяся у большинства больных клиническая и рентгенологическая симптоматология легочного процесса часто истолковывалась неправильно и оценивалась как проявление только туберкулезного процесса (28%), его рецидива (38,1%) или неопухолевых и нетуберкулезных заболеваний (13,9%). Уверенное предположение о наличии сочетания рака и туберкулеза было высказано лишь у 12,2% больных. В результате этого больные раком легкого при его сочетании с туберкулезом поступали в клинику в 54,4% при наличии уже III и IV стадий опухолевого процесса, что, естественно, резко затрудняло или делало невозможным хирургическое лечение. В то же время ретроспективная оценка клинико-рентгеиологических данных показала, что при более тщательном их изучении можно было во многих случаях избежать запоздалой диагностики.

Анализируя причины позднего выявления рака у наблюдавшихся больных туберкулезом, мы убедились, что они связаны с недостаточно внимательным изучением клинико-рентгено-лабораторных материалов и неполным использованием современных инструментальных и биопсических методов исследования. Применение последних у поступивших в клинику больных позволило установить, что высокорезультативными при выявлении рака являются: бронхоскопия в сочетании с биопсией преимущественно при центральной его форме (70,2%); катетеризация периферических бронхов с аспирационной биопсией главным образом при периферической его форме (80%) и другие биопсические методы (55,1%). Нередко их использование являлось основным средством верификации рака и его гистологической структуры. Лишь у 4,3% больных из-за объективных трудностей диагноз первичного рака, сочетающегося с туберкулезом легких, был установлен только в результате операции (3,6%) или на секций (0,7%).
В остальных случаях клиническая диагностика этих заболеваний оказалась возможной еще до операции или летального исхода.

Приведенные данные свидетельствуют о большом значении обсуждаемой проблемы, в разрешении которой должны сыграть роль дальнейшее усовершенствование и практическое освоение различных способов ранней диагностики рака.

Тем самым открываются пути и для успешного лечения больных, страдающих одновременно раком и туберкулезом органов дыхания. Еще не так давно многим таким больным отказывали в оперативном вмешательстве или даже в паллиативных методах терапии, опасаясь возможного обострения и быстрого прогрессирования туберкулеза. Однако с течением времени ситуация в этом отношении существенно изменилась. При ограниченном распространении опухолевого процесса, особенно при периферическом раке, теперь все чаще производят более экономные операции, которые не вызывают выраженных нарушений дыхания и кровообращения.

Вместе с тем при своевременно и правильно примененной антибактериальной терапии, как мы убедились на нашем опыте, во многих случаях можно не только предупредить обострение или рецидив туберкулеза, но и достигнуть его затихания или даже излечения. Непременным условием при этом должна быть достаточно длительная и контролируемая туберкулостатическая терапия как в до-, так и в послеоперационном периоде.

Тот же принцип следует реализовать в целях профилактики вспышки туберкулеза при применении лучевого или противоопухолевого химиотерапевтического лечения независимо от того, назначается ли оно как самостоятельный метод терапии, или как дополнительный к оперативному вмешательству.

Очевидно, что только при согласованной лечебной тактике фтизиатра, онколога, хирурга и радиолога может быть достигнут должный эффект и тем самым сохранена или продлена на длительный срок жизнь больных, страдающих раком и туберкулезом органов дыхания. Наряду с этим выявление больных с наиболее ранними и ограниченными формами туберкулеза легких и их полноценное лечение будут, несомненно, способствовать выздоровлению с минимальными остаточными морфологическими изменениями, что следует расценивать как одно из условий профилактики рака органов дыхания.

Итак, нами изложены основные вопросы этиологии, патогенеза, клиники, а также принципы терапии и профилактики туберкулеза органов дыхания. Каждый из них — весьма важная и в сущности самостоятельная проблема. И все же наибольшее значение, на наш взгляд, приобретает диагностика и дифференциальная диагностика этой болезни. Ведь навсегда сохранится в силе основной постулат медицинской науки и практики — кто хорошо и, добавим, своевременно распознает болезнь, тот хорошо ее лечит. Однако в современную эпоху, когда изменилась и осложнилась клиническая картина туберкулеза, при решении этой задачи нередко встречаются определенные затруднения. Они усугубляются еще и тем, что из почти 500 известных заболеваний органов дыхания многие весьма походят на туберкулез. Конечно, даже высококвалифицированному и опытному интернисту нелегко разобраться в этой мозаичной и многообразной патологии, которая стала предметом современной пульмонологии.

Но к этому следует стремиться каждому терапевту, педиатру, рентгенологу и прежде всего фтизиатру, который весьма часто встречается с разнообразной легочной патологией. Вот почему формирование нового профиля врача — фтизиопульмонолога — веление времени. Недаром к этому стремятся многие практические работники диспансеров, больниц, клиник и санаториев. Если данная книга окажется им в какой-то мере полезной, автор будет считать свою задачу выполненной.

- Вернуться в оглавление раздела "Пульмонология."

Эта история началась внезапно, как, наверное, и все ей подобные. В июне прошлого года я нащупала у себя в правой груди горошинку. В ту минуту я не могла вообразить, что эта горошинка спасла мне жизнь, образно говоря… Сейчас объясню.

Конечно, я сразу сделала маммографию. Уплотнение, по мнению врача из поликлиники, было всего лишь доброкачественной фиброаденомой, за которой нужно просто следить, только и всего. Тут стоит сказать, что весь предшествующий год меня не покидало тяжелое ощущение приближающейся беды и потому я не поверила ни врачу, ни фиброаденоме и пошла на УЗИ. Конечно, картина прояснилась…

Потом, как в калейдоскопе, пронеслись консультации в Российском Научном Центре Рентгенорадиологии, пункция, биопсия, гистология, диагноз инвазивный рак 2 степени без метастаз в лимфоузлы и быстро назначенный день операции. Вот тебе неделя для сбора анализов — сказали врачи, — и ждем в оперблоке.

А я стала гуглить. Я вошла в ничтожный процент несчастливцев, которые заимели сразу две смертельные болячки. Каждый врач, встреченный мною на этом нелегком пути, получал от меня вопрос: были такие пациенты как я, и каковы мои перспективы? От каждого я слышала только одно слово — нет. Не было. Не видели. Что делать? Ну, что — лечить. А как? Оперировать. И легкое, и грудь. А я выдержу? Две операции — вряд ли. Надо одномоментно. Кто может сделать? Вопрос ставил в тупик…

Попробуем туббольницу номер 7. Это замечательное место. В том смысле, что его не забудешь никогда. Я получила туда направление и явилась с вещами в солнечный теплый день 24 августа. Милые тетки в приемном покое измерили мне давление — оно зашкаливало, я тряслась как осиновый лист, потому что было ощущение, что попала в западню. Да почему сразу в хирургию-то, — спросили тетки, — ах, онкология… Смотрели на меня с жалостью, и я потом поняла, почему.

Хирургическое отделение туббольницы номер 7 встретило меня матерящимися мужчинами и испитыми женскими лицами. По обшарпанному коридору ползали калеки всех мастей: дама без половины лица; тетка со страшными свищами; люди без ног, без рук, желтые, черные, синие лица… В одной из палат у послеоперационной женщины случился припадок. Дородные медсестры вырубили несчастную уколом и привязали. Мы с Кириллом были в шоке. Я приклеилась к стулу и поклялась себе убежать оттуда при первой возможности. В этот момент для меня принесли ворох тряпья — постельное белье, то есть — и расположили рядом с дамой без лица. Она была с ВИЧ.

Да, в эту больницу свозят всех бомжей, алкоголиков, наркоманов, сифилитиков и прочих, которым нужна помощь хирургов. Они лежат там годами, практически как дома. У меня началась истерика. Я не помню, как мы ушли оттуда, что делали, как убедили, какие бумаги подписали… Мы обзвонили всех, кого можно и выяснили, что в России есть всего два хирурга-фтизиатра, которые имеют допуски к операциям онкобольным. И один из них работает в НИИ Фтизиопульмонологии.

Профессор, доктор медицинских наук Гиллер Дмитрий Борисович успокоил меня сразу одним своим видом. Предложил одномоментную двойную операцию. Предупредил, что она будет тяжелой, но он сделает все, чтобы спасти меня. У него был четкий план и квота на легочную операцию.

2 сентября состоялась 7-часовая операция. В том, что она была сложной и виртуозной, мне потом рассказал заведующий реанимацией. В какой-то момент, сказал он, я даже отворачивался, было страшно, но то, что сотворил Мастер, было чудом. 4 дня в реанимации, 10 дней затемненного сознания, полтора месяца бесконечной боли, но я осталась жива.

В НИИ Фтизиопульмонологии меня усиленно лечили от туберкулеза, а впереди маячила химиотерапия от рака. 9 ноября сделали первый блок. Этому предшествовал целый месяц поиска химиотерапевта, который не побоялся бы взять на себя такую ответственность. Им оказался глава отделения в РНЦРР. Два курса я прошла там, и они были тяжелыми. Поскольку Центр не имел возможности госпитализировать меня, пришлось лечь в частную клинику и пройти там еще два блока химиотерапии. После последней я была в очень плохом состоянии. Собрала все мыслимые побочные эффекты 4 степени, было понятно, что врачи не справляются и уже сами готовы отказаться от такой сложной пациентки.

И тут в моей жизни появился Фонд Православие И Мир. Благодаря ему меня перевезли в клинику при Онкоцентре на Каширке. Собрали деньги на лечение и реабилитацию. Стабилизировали мое состояние, и главное — вселили надежду, что всё будет хорошо.

Я пока в середине сложного пути. Трое моих детей месяцами не видят маму. Но я знаю, что справлюсь, потому что упертая и жизнелюбивая. Меня поддерживают миллионы незнакомых людей. Мой Кирилл живет со мной по больницам, не оставляя ни на день. Моя мама всегда рядом, помогая с детьми. А друзья?! Вот еще один источник бесконечного позитива. Меня ждет эфир на радио. А я жду того светлого дня, когда врачи всех мастей скажут мне: Ростова, иди домой, и не прикидывайся тут больной! :)

И да, спасибо той горошинке и тому дню вообще. Все произошло очень вовремя, болезни застали в начале подрывного пути… Берегите себя.

Вы можете помочь другим подопечным фонда. Например, Сергей Звягин борется с хондросаркомой и ему сейчас очень нужна ваша помощь!

Вадим, когда и как вы узнали о диагнозе?

Но это уже был рак?

– Да, но до точного диагноза нужно было еще дойти. В общем, через неделю снова началась одышка. Снова больница, снова откачали жидкость, правда еще больше. Жидкость на этот раз отправили на исследования, но никакой онкологии не нашли. Врачи разводили руками, но признавали, что у перикардита должна быть причина, а тут она неизвестна. Лечащий врач, не буду называть фамилий, как-то подошел и откровенно сказал, что не знает от чего меня лечить – по анализам я был практически здоров.

Я начал терять вес, становилось хуже. Родные стали искать других специалистов для более детального обследования. Очень помог профессор Сухарев Виктор Федорович, который лично попросил заведующего провести более широкое обследование и, в первую очередь, сделать КТ (компьютерную томографию – прим.ред.). Судя по анализам, мои лимфоузлы были сильно увеличены. Требовалось продолжать обследование, но я уже понимал, что у меня рак.

Говорят, от подобных мыслей можно с ума сойти. Было страшно?

Тогда же вы завели Instagram?

– Это популярный хештег по теме. Ну и смех над болезнью помогает.

Вы говорите, что чувствовали одиночество. А как же родные и друзья?

– Понимаете, самое странное, что все они были рядом и постоянно пытались как-то поддержать. Это было ужасно. Они говорят со мной, а я чувствую, что они меня жалеют. В глазах – намек, что говорят с ходячим трупом. Это было очень поганое ощущение. Но потом они научились жить со мной рядом, врачи доходчиво все объясняли и стало проще. То есть я не хотел умирать, я хотел жить. И это желание передалось всем вокруг. Люди поняли, что жалеть не нужно.

Вы собирали деньги на лечение через соцсети?

– Да. Мне очень помогли мои друзья-спортсмены. Они организовали ни одну благотворительную тренировку, где брали с людей деньги, предупреждая их, для чего они. Получились не очень большие суммы, но эта помощь было очень и очень кстати.

А на что деньги? В нашей стране рак лечат бесплатно.

– Почти все анализы, включая биопсию, я делал в платных клиниках. Это быстрей, а при такой болезни время бесценно. Плюс время, проведенное в палате, тоже нужно оплачивать. К тому же, часть анализов мы отправляли в Англию, а уж сколько было КТ, МРТ и прочих анализов, я уже и не знаю. К слову, иностранные врачи назначили мне препарат, достать в России который было невозможно. Его рыночная стоимость около 1 млн рублей на месяц. В общем, дорого это все, к сожалению. Мы попытались попасть в международную программу по исследованию, в рамках которой мне этот препарат давали бы бесплатно, но не получилось. Пришлось пойти традиционным для нашей страны путем.

Химиотерапия?

– Нет, сначала таблетки. Четыре месяца я пил препарат, который в нашей стране стоит порядка 300 тысяч рублей на месяц. Очень сильно помогли люди, которые переводили на мою карту деньги. Вы даже представить себе не можете, какие это эмоции. Но самое важное для меня было то, что задача таблеток – привести организм к такому состоянию, при котором можно будет делать операцию. Мне должны были вырезать часть легкого.

Вам вырезали часть легкого? Как вы себя потом чувствовали?

– Мне вырезали легкое полностью, потому что в процессе операции появилась такая необходимость. В больнице после операции я пролежал две недели. Не мог лечь около четырех дней на спину, сон для меня в то время был сказкой. Меня никто не предупредил, что нервные окончания начнут срастаться позже, тогда я понял на сколько у меня низкий болевой порог. Как женщины рожают, я не пойму. Кололи постоянно обезболивающие, но в лучшем случае это спасало на два часа. Температура 38 градусов была нормой. Легче стало только после того, как из того места, где было легкое, снова выкачали жидкость. Дальше было все легче и легче с каждым днем.

Вы выздоровели тогда?

– Нет, я не выздоровел. Моя война продолжается. После удаления легкого началась та самая химиотерапия. Опухоль дала осложнения на мозг, поэтому без такого лечения было уже не обойтись, но, в принципе, я был готов. Ощущения от химиотерапии – тошнота и головокружения. Я думаю, в ломке именно так себя чувствуют наркоманы. Есть ничего не мог, а надо было. Продолжал заниматься спортом: гимнастика и легкие пробежки были необходимы, чтобы восстановиться. Выглядел я, в принципе, нормально.

Скажите, что вам запомнилось за время лечения больше всего?

– Несколько вещей. Во-первых, жутко смотреть на лица испуганных людей, ждущих своих результатов. Во-вторых, я понял, что мир полон прекрасных и добрых личностей. В-третьих, я женился.

А какой прогноз? Вы излечитесь полностью?

– Сейчас я в процессе реабилитации и под наблюдением. Врачи прогнозы не делают. Но я знаю, что в своей войне против рака выживет только один. Надеюсь, это буду я. Потому что рак – дурак.

- Россия, к сожалению, рекордсмен по количеству больных туберкулезом с выраженной лекарственной устойчивостью, - говорит врач фтизиатр Дмитрий Гиллер . – И если по данным ВОЗ в мире среди впервые выявленных больных, то есть со свежим туберкулезом, множественная лекарственная устойчивость определяется в 3,4%, то среди впервые выявленных в России это каждый третий. А среди всех находящихся на лечении в отечественных противотуберкулезных диспансерах свыше 50% пациентов выделяют лекарственно-устойчивые микобактерии туберкулеза. Поэтому Россия находится в самой угрожающей ситуации по туберкулезу в мире.

При лечении туберкулеза выделяют два вида устойчивости болезни к лекарственным препаратам: это множественная лекарственная устойчивость и широкая лекарственная устойчивость. Множественная лекарственная устойчивость образуется к двум самым сильным препаратам: изониазиду и рифампицину. При широкой лекарственной устойчивости туберкулезные микобактерии нечувствительны уже ко всем наиболее сильным из более чем трех десятков известных препаратов.

- Поэтому люди с туберкулезом легких, при заболевании COVID-19 находятся в группе особого риска. У них высокие шансы тяжелого течения болезни и развития легочной недостаточности и быстрой смерти. И потом, я вам скажу, что это COVID-19 – угроза номер два для России после туберкулеза. Я думаю, что через несколько месяцев будет от COVID-19 вакцина и проблема эта раствориться, а острая ситуация с туберкулезом останется, - считает Дмитрий Гиллер. - Если смертность от COVID-19 в некоторых странах достигает 7% - 8%, то смертность от лекарственно-устойчивого туберкулеза, если это широкая лекарственная устойчивость, доходит до 70%, а при множественной лекарственной устойчивости, по заключению ВОЗ, риск смерти превышает 40%.

Однако, по мнению специалистов, выход из ситуации есть, и он заключается в сочетании современных схем химиотерапии противотуберкулезными препаратами и хирургических методов. Хирургических способа два. Первый – это лечение коллапсом или сдавлением легкого. Это искусственный пневмоторакс, поддувание воздуха в плевральную полость и торакопластики - операции по уменьшению объема плевральной полости. Лечение коллапсом было эффективно в добактериальный период на 70-80%.

Люди с туберкулезом легких, при заболевании COVID-19 находятся в группе особого риска Фото: Иван МАКЕЕВ

Второй метод - резекционная хирургия, когда из легкого удаляют основные очаги распада, - этот метод, в тех случаях, когда его возможно применить, по данным литературы дает эффективность свыше 90%, а по опыту кафедры Фтизиопульмонологии и торакальной хирургии Сеченовского университета свыше 99% при множественной и 97% при широкой лекарственной устойчивости.

Тем не менее, несмотря на такие высокие показатели, к хирургическому лечению туберкулеза в мире прибегают крайне редко, а в России, намного чаще, но тоже недостаточно.

- Возможно, причина в том, что операция подразумевает сложный реабилитационный период?

- Есть такое мнение, что операции делают больных инвалидами. В нашу клинику поступили около 1 500 больных с туберкулезом, после безуспешного лечения в течение 2 – 15 лет. Это инвалиды второй группы. После операции около 80% вернулись к работе, женщины смогли родить. А ведь туберкулезом болеют молодые люди. Средний возраст больных туберкулезом в России 37 лет. Есть среди заболевших и подростки. И замечу, что хирургия никак не противоречит современным методам лечения лекарствами. К тому же сегодня оперативное лечение на 80% делается эндоскопически, травма от операции настолько минимальна, что уже в день ее проведения люди могут гулять по больничному коридору своими ногами.

Основным методом диагностики туберкулеза на сегодня остается флюорография. Симптоматика, которая должна насторожить: кашель, похудание, кровохаркание, которое, к сожалению, бывает первым симптомом, по которому выявляется туберкулез, хотя это показатель уже далеко зашедшей болезни.

Если человек хорошо питается, хорошо спит, ведет здоровый образ жизни, он, как правило, справляется с инфекцией Фото: Иван МАКЕЕВ

- Как сейчас люди заражаются туберкулезом? Ведь, казалось бы, гигиену все соблюдаем, с бедностью, вроде бы покончили.

- Туберкулезом можно заразиться, где угодно. Другой вопрос, все ли заболеют. Если человек хорошо питается, хорошо спит, ведет здоровый образ жизни, он, как правило, справляется с инфекцией. А заболеет человек ослабленный, с недосыпанием, с недоеданием. Большинство из нас встречаются с микробактериями туберкулеза, но не заболевают. Корни туберкулеза – бедность и недоедание, поэтому эту болезнь называют социальной, однако сегодня заболеть туберкулезом может и студент, и бизнесмен, у них стрессы, переутомления.

- Какое бы вы дали объяснение тому, что сформировалось такое разнообразие лекарственно-устойчивых форм туберкулеза?

- На этот счет есть разные теории. Одна из них – это то, что мы в 90-е годы, когда наше здравоохранение было в катастрофическом состоянии, лечили туберкулез то одним препаратом, то другим. Что было в больнице, то и давали, и назначения и отмены лекарств были беспорядочными. Это действительно было, но я не верю, что именно такова причина колоссального роста устойчивых к лекарствам форм бактерий. Есть и такой фактор, как различие подходов в лечении туберкулеза в России и за рубежом. За рубежом практика такая, что после основного курса препаратов больного перестают лечить, даже если лечение было неудачным. У нас не излечившегося пациента продолжали лечить годами, что превращало человека в мини-лабораторию по выработке устойчивых к лекарствам форм бактерий.

КСТАТИ

ВОЗ бьет тревогу: на фоне коронавируса поднимается угроза новой инфекции

В Европе 260 тысяч человек болеют смертельно опасным заболеванием (подробности)