Хмелевский лучевая терапия рака

"Yтро": Евгений Витальевич, что вы можете рассказать о наиболее прогрессивных новых методиках лечения раковых заболеваний?

Евгений Хмелевский: Сегодня наиболее ощутимый прогресс, если говорить о принципиально новых терапевтических подходах, достигнут не столько на клиническом уровне. Скорее, он достигнут на уровне понимания того, что сможет в дальнейшем привести к явным эффектам в лечении злокачественных опухолей. Это генная терапия, о которой сейчас так много говорят.

"Y": В чем ее смысл?

Е.Х.: Исправляются, например, тем или иным способом "аномальные" гены злокачественных клеток, что в итоге приводит к нормализации этих клеток.

"Y": Опухоль сама собой рассасывается, что ли?

Е.Х.: Ну, мы даже не всегда точно представляем себе, что в этих случаях происходит на тканевом уровне. Знаем, что есть какой-либо мутировавший ген, отвечающий за запрограммированную гибель клеток злокачественной опухоли. Если нам удается заменить его на ген т.н. дикого типа (ген, который нормально работает в нормальных тканях), то восстанавливается функция гибели клетки. А именно эта функция очень часто нарушается при раке. В результате мы можем считать, что наступила условная нормализация злокачественных клеток. Они перестают размножаться бесконечно, хотя опухоль при этом может полностью и не исчезать. Метод очень интересный, хотя это вовсе не значит, что он станет панацеей. Скорее всего, окажется перспективным дополнительным методом воздействия.

"Y": Как совершенствуются старые методы лечения?

Е.Х.: За последние десятилетия научились делать сложнейшие реконструктивно-пластические операции. В том числе и в нашем Центре. Что это означает? Обнаруживается распространенный опухолевый процесс, при котором раньше человека просто не брали на операцию.

"Y": Его оставляли умирать?

Е.Х.: Его считали неоперабельным. Делали обширные вмешательства при операции, и немалая часть пациентов их просто не переносила. А реконструктивно-пластические операции позволяют удалять даже сравнительно большие объемы тканей с использованием сложнейшей операционной техники и технологий. Так мы добиваемся хороших результатов и сохраняем пораженный орган в случаях, считавшихся ранее неоперабельными.

"Y": Что это за техника?

Е.Х.: Это и собственно операционная техника – искусство хирурга, и новейшее анестезиологическое и реанимационное оборудование, плюс более точное понимание особенностей опухолевого роста. Вот это понимание тоже в какой-то мере двигает вперед и такие консервативные области, как хирургия.

"Y": Хирургия разве является консервативным методом?

Е.Х.: Конечно. Это один из самых старых методов, который используется многие столетия для лечения злокачественных опухолей. Огромный опыт как раз и является тем "консервирующим" моментом. Но в данной ситуации это как раз и неплохо. Здоровый консерватизм в такой ситуации предохраняет от необдуманных шагов. Накапливающийся опыт – все-таки самое важное в онкологии. Как бы точно мы не представляли тот или иной метод, до полного понимания еще далеко. И, в конце концов, важен только итог, только результат.

"Y": Какие еще методы, кроме упомянутых, используют сегодня онкологи?

Е.Х.: Это современная лекарственная и лучевая терапии, шагнувшие за последние десятилетия далеко вперед.

"Y": Можно что-то однозначно назвать "загадками рака"?

Е.Х.: Да там сплошные загадки! Сам феномен опухолевого роста не совсем понятен. Можно лишь представить себе, как эволюционно формировались эти механизмы, которые то тут, то там встречаются в норме. Известно, что большинство опухолевых свойств присущи нормальным тканям, например, на этапе эмбрионального развития человека. Но они всегда выходят на первый план при опухолевом росте. Как раз тогда, когда они не должны были бы проявляться. Почему это происходит, почему в тканях сохраняется возможность для этих процессов, мы точно не знаем.

Однако мы знаем, что процесс регенерации нормальных тканей связан со многими процессами, которые возникают при раке. Вот повредили вы кожу, она заживает – регенерирует. Часть механизмов регенерации абсолютно идентична механизмам опухолевого роста.

"Y": Может, тогда рак и не болезнь в классическом понимании?

Е.Х.: Так мы уйдем далеко в сторону. Само представление о болезни довольно условно. В организме всегда присутствуют проявления, которые в одной ситуации можно считать нормой, а в другой – признаками патологии. Кашель – это норма ли нет?

"Y": Я думаю, нет.

Е.Х.: Это почему же? Защитная реакция организма, позволяющая освободить бронхи от инородных тел, попавших туда. Эволюционно это сформировалось, видимо, именно так. А мы с вами чаще всего воспринимаем кашель как нездоровье. Поэтому что такое болезнь – вопрос философский.

Что же касается злокачественных опухолей, там действительно присутствует масса свойств, присущих нормальным тканям. Мало того, мы почти никогда не можем выделить свойство, характерное только для злокачественной опухоли и отсутствующее в нормальной ткани. Соответственно, избирательность, на основе которой мы и строим свою стратегию лечения, не всегда возможна. У хирургов в данном случае работает пространственная избирательность. У радиологов –тоже.

"Y": Что это означает?

Е.Х.: Часто мы можем локализовать опухоль в каком-то месте, предполагая, что в окружающих зонах опухолевого поражения нет. Вот эта пространственная обособленность и является основой хирургического и лучевого лечения. Химиотерапия работает на иных принципах: есть препараты, которые активно действуют на клетки, находящиеся в состоянии активного деления. Коль скоро опухолевые ткани подпадают под это определение, они будут погибать. Но под это воздействие подпадают и нормальные ткани кишечника, клетки костного мозга. Соответственно, избирательность препаратов не абсолютна. Тем не менее, все более подробно изучая природу опухолевого роста, удается выделять те позиции, которые в большей степени проявляются именно при опухолевом росте. Избирательность повышается.

"Y": А запускающий механизм рака уже найден?

Е.Х.: Нет, однозначно утверждать, что у нас есть единственный канцерогенный агент, который отвечает за озлокачествление, мы не можем.

"Y": А сколько их? Несколько?

Е.Х.: По крайней мере, целый ряд химических веществ являются канцерогенами. И могут приводить к развитию рака. И физические воздействия (например, ионизирующее излучение). Сегодня подтверждена и мутационная природа ряда опухолей. По крайней мере, большинство исследователей согласны с тем, что формирование опухоли – это многостадийный процесс.

"Y": Ряд исследований говорит о психологических факторах, влияющих на развитие злокачественных опухолей…

Е.Х.: Может быть и такое. Хотя механизмы канцерогенного действия психогенных факторов нам пока неизвестны. Но представить их себе, пожалуй, можно.

"Y": Существует ли какая-то возможная профилактика онкологических заболеваний?

Е.Х.: Существует, сейчас этим занимаются. Если мы и пытаемся понять механизмы развития опухоли, то для того, чтобы попытаться предотвратить ее появление.

"Y": Что вы можете посоветовать нашим читателям в качестве профилактики?

Е.Х.: Загрязнение окружающей среды, без сомнения, в той или иной мере влияет на уровень заболеваемости раком. И речь, главным образом, идет о химических канцерогенах. Так что борьба с загрязнением в любой ситуации не будет вредной. Один из важнейших факторов риска – курение. Оно влияет на частоту рака легких в первую очередь, но также и других злокачественных опухолей.

"Y": А добавки, консерванты, трансгены и прочее?

Е.Х.: Маловероятно, что модифицированные продукты будут представлять какую-то опасность. Но опять же, всегда следует быть осторожным. Мы многого не знаем, механизмы воздействия многих веществ далеки от понимания. Со стопроцентной уверенностью сказать, что там никогда ничего опасного не будет, весьма сложно.

"Y": И, наконец, вопрос такой: наука когда-нибудь победит рак?

Е.Х.: Наука победила, например, холеру?

Е.Х.: Но ведь эпидемии холеры периодически возникают, и кто-то от нее умирает. Если мы посчитаем, что вероятность выздоровления 90% больных – это и есть победа, то некоторые злокачественные опухоли с такой вероятностью и сейчас излечиваются.

"Y": Какие, интересно?

Е.Х.: Да рак кожи, например. Еще целый ряд широко распространенных опухолевых процессов: рак молочной железы, рак предстательной железы. Излечиваются с высокой долей вероятности при ранних стадиях – в 80-90% случаев.

Так что, товарищи, чтобы предупредить возможные онкозаблевания, необходимо бросить курить и регулярно проходить диспансеризацию. А для полноты жизни еще и спортом заняться, как посоветовал доктор Хмелевский.

Евгений Хмелевский , руководитель отделения лучевой терапии Московского научно-исследовательского онкологического института им. П. А. Герцена, главный внештатный радиолог Минздрава РФ, отмечает, что в ряде случаев протонная терапия позволяет справиться с опухолями, которые раньше считались инкурабельными. И он связывает большие надежды с запуском двух центров протонной лучевой терапии — в Санкт-Петербурге и Димитровграде.

— В каких случаях протонная терапия наиболее эффективна?

— Есть ряд опухолей, которые до появления протонной лучевой терапии считались инкурабельными.

Метод не имеет альтернативы при опухолях сетчатой оболочки глаза: локальный эффект достигается в 95-97% случаев. А при опухолях основания черепа (хордомы, хондросаркомы) протонная терапия дает стойкий эффект до 80% случаев.

— Чем вызван в последние годы такой интерес к протонной терапии?

— О возможности использования протонной терапии заговорили в середине 50-х годов прошлого века. Сначала — гарвардские ученые, но уже в начале 1960-х к работам присоединились российские физики во главе с академиком Абрамом Алихановым. Мировая протонная терапия развивалась на базе крупных физических центров: Гарварда, шведской Уппсалы, Москвы, Дубны и Ленинграда. Следующим этапом стало создание специализированных медицинских центров протонной лучевой терапии, первым из которых стал центр в Лома-Линде в Калифорнии.

Основываясь на данных о лечении нескольких тысяч больных, мировое сообщество пришло к выводу, что овчинка стоит выделки: эффективность в ряде случаев была настолько высока, что появилась необходимость в строительстве специальных медцентров повсеместно. Дальше направление формировалось, как снежный ком, и сегодня в мире более 60 таких медцентров. Строятся и центры ионной лучевой терапии — еще более дорогого и сложного метода лечения, технологический уровень которого не ниже, а то и выше космических технологий! Появляется шанс излечить заболевания, ранее не подвластные онкологам (кстати, возможности метода не ограничиваются только онкологией).

Физические характеристики протонов позволяют формировать пучки так, чтобы на окружающие структуры подводилась минимальная нагрузка: спинной и головной мозг остаются неповрежденными, и человек продолжает после лечения жить полноценной жизнью, а при увеальных меланомах удается не только локально излечить опухоль, но и сохранить зрение на пораженном глазу.

— Каковы позиции протонной терапии в Российской Федерации?

— До 1995 года на Россию приходилась примерно четверть мировой практики использования протонной терапии!

Мы накопили более чем 15-летний опыт использования протонных пучков при раке простаты. Сегодня, к сожалению, передовые позиции в количественном отношении мы полностью утратили, стараемся сохранить хотя бы достойный качественный уровень.

--- В стране дефицит простых ординарных современных линейных ускорителей, есть проблемы с их техническим обновлением, хотя эти технологии и показаны существенно большему числу пациентов. Почему же ученые нацелены на протонные технологии?

— Почти везде, где используется фотонная лучевая терапия, мы можем применить и протонную. И учитывая физические характеристики пучков, скажу, что практически везде, где можно использовать фотоны, протоны по ряду позиций будут лучше. В идеале всю фотонную лучевую терапию можно было бы заменить протонной — примерно по этому пути идут японцы. Но сегодня выбор протонов в качестве повсеместного рутинного метода лечения не оправдан по финансовым соображениям: это очень дорогой метод.

Задача страны — максимально более полное обеспечение россиян лучевой терапией хорошего уровня, в первую очередь фотонной. Ведь мы заметно отстаем в использовании действительно передового высококачественного оборудования для фотонной терапии: его у нас в 4,5 раза меньше, чем в среднем в Европе. Что касается протонной терапии, наша важнейшая задача — уточнение показаний к ее применению, то есть определение именно тех ситуаций, когда клинические преимущества метода реально ощутимы.

— Какова в России потребность в протонных центрах?

--- Примерно половина всех онкобольных нуждается в лучевой терапии, приблизительно у четверти из них заметный выигрыш при лечении даст протонная терапия. Соответственно, формальная потребность в протонно-терапевтических центрах очень велика.

Мощности имеющихся установок в ряде НИИ, а также два отечественных аппарата в Протвино и Обнинске невелики. Но в конце 2017 года ожидается введение в строй современного центра протонной лучевой терапии в Санкт-Петербурге — слава богу, есть бизнесмены, которые, подобно Аркадию Столпнеру, вкладывают средства в новые технологии лучевой терапии, так нужные стране.

Надеюсь, что и в Димитровграде заработает протонный центр ФМБА — не должны пропасть уже вложенные в него огромные средства. Правда, для использования его мощностей в полной мере еще предстоит решить проблемы с налаживанием транспортных потоков и формированием в этой области полноценного медицинского комплекса.

— С помощью этих двух центров удастся покрыть потребность в протонной терапии для лечения детей?

— Думаю, да. Но при условии, что специалисты наберутся и клинического, и логистического опыта, а на это нужны годы. Клиническая часть должна соответствовать технической в полной мере.

При лечении детей важнейшим преимуществом протонной терапии является снижение лучевой нагрузки. Мы не в последнюю очередь думаем о риске возникновения индуцированных злокачественных образований, а протонный метод как раз и позволяет снижать дозу при лечении практически всех опухолевых заболеваний.

Сегодня в детской онкологии во всех случаях, когда необходима лучевая терапия, хорошо бы использовать именно протонные пучки.

— С центром в Димитровграде понятно. А какой видится схема направления пациентов и их лечения в частном питерском центре?

— Министр здравоохранения Вероника Скворцова неоднократно подчеркивала, что в Российской Федерации нам нужна национальная система здравоохранения, в которую будут интегрированы медицинские учреждения независимо от формы собственности. И частные медицинские центры не должны быть оторваны от системы государственных гарантий, как системы обязательного медицинского страхования, так и федеральных квот (конечно, если они могут качественно выполнять свою работу). Это создаст положительно-конкурентную среду для интенсивного развития и государственных центров, будет стимулировать развитие государственно-частного партнерства.

Главный внештатный радиолог Минздрава РФ, руководитель отдела лучевой терапии МНИОИ имени Герцена — филиала ФГБУ "НМИЦ радиологии" Минздрава РФ профессор Евгений Хмелевский в интервью РИА Новости рассказал о последних достижениях в лечении онкологии с помощью лучевой терапии, о том, когда чаще всего сегодня выявляется рак, и почему за отказ от прохождения медосмотра нужно лишать медицинской страховки. Беседовала Людмила Белоножко.

— Евгений Витальевич, насколько успешно сегодня лечится рак с помощью лучевой терапии?

— Современные методы лучевой терапии позволяют добиваться эффекта даже в сложнейших ситуациях, например, при метастатическом поражении скелета в более чем 90% случаев. При этом мы можем получать полный эффект более чем у 60-70% больных. Полный эффект означает, что в зоне воздействия у нас никогда больше не возникнет никакая неприятная ситуация, связанная с опухолевым ростом.

При тяжелейшей ситуации — метастатических поражениях головного мозга современная лучевая терапия тоже нередко позволяет получать очень стойкие многолетние эффекты благодаря как новым знаниям в области онкологии и радиобиологии, так и развитию радиотерапевтической техники. И этот прогресс особенно ощутим в течение последнего десятилетия, когда массово стали производиться аппараты, позволяющие подводить очень высокие дозы к очагам поражения без заметных рисков повреждения здоровых тканей. А это и является одной из основных задач при проведении лучевой терапии. Эти же методы мы сегодня используем при так называемой радикальной лучевой терапии, когда она является тем самым единственным методом, позволяющим полностью подавить рост какого-либо злокачественного новообразования.

Есть ситуации, когда лучевая терапия выступает и в качестве единственного метода, причем нередко речь идет о доброкачественных процессах. Доброкачественных по форме, но не по сути. Например, если доброкачественная опухоль расположена на каком-нибудь из нервных стволиков, вызывает массу неприятных ощущений и пусть медленно, но растет, а хирургическое лечение при этом невозможно. Единственный способ, позволяющий полностью излечить человека в такой ситуации — это современная лучевая терапия.

— А какие методы сегодня доступны в современной лучевой терапии?

— К примеру, методы так называемого стереотаксического облучения, когда очень высокие уровни очаговых доз можно подводить к очень маленьким, например, несколько десятков кубических миллиметров или несколько кубических сантиметров с очень высокой точностью. А точность эта сегодня измеряется миллиметрами, иногда даже десятыми миллиметра, и именно это позволяет нам рассчитывать на то, что соседние здоровые структуры останутся абсолютно целыми.

— То есть луч направляется точно на опухоль и не задевает здоровые ткани?

— Оптимальный вариант — когда мы, во-первых, точно знаем, где расположена опухоль, и, во-вторых, какая это опухоль — тогда, соответственно, можем действительно эффективно воздействовать только на опухолевые ткани.

Следующий этап — реализация этой самой программы, когда тот план, который наши коллеги-физики рассчитали, мы воплощаем в жизнь с помощью конкретной установки — сегодня чаще — с помощью медицинских ускорителей электронов. Это тоже очень сложный процесс, требующий большого внимания и контроля. Постоянный контроль за поведением сеансов лучевой терапии сегодня является непременным условием качественной реализации сложных методик лучевого лечения.

— В каждой ситуации индивидуальный подход?

— Абсолютно точно. Каждая программа индивидуальна. Строится только с учетом особенностей конкретного пациента. У нас есть, конечно, методики, которые очень похожи одна на другую, но тем не менее все детали, касающиеся конкретного человека, обязательно учитываются — анатомические, биологические особенности и, естественно, особенности течения его заболевания. Это и есть наша основная работа — учесть индивидуальные особенности в каждом конкретном случае.

— Какие еще методы лечения лучевой терапии сегодня распространены?

— Еще один вариант — системная лучевая терапия. Как правило, говоря о лучевой терапии, мы почти всегда подразумеваем локальные методы воздействия. Однако мы можем вводить изотопы системно — непосредственно в организм: либо практически в чистом виде, как, например, радиоактивный йод при раке щитовидной железы, либо как составную часть комплексных препаратов. Обычно эти препараты, являясь таргетными, то есть нацеленными на определенную мишень, позволяют доставить изотоп непосредственно в зоны опухолевого роста, создавая очень высокую дозу ионизирующего излучения в участках накопления. Такие методы сегодня очень активно развиваются, и они очень перспективны с точки зрения их использования в онкологии.

Вообще, лучевая терапия развивается по нескольким направлениям: в первую очередь это, конечно, совершенствование радиотерапевтической техники, второе — это радиобиология, наше представление о том, как и где работает тот или иной вид ионизирующих излучений, ну и в конце концов это гораздо более глубокое понимание биологии опухолевого роста, более глубокое понимание того, что такое инвазия, что такое метастазирование, как эти процессы протекают, когда ждать бед от этих процессов и, наконец, когда необходимо вмешиваться, а когда за ними можно просто наблюдать.

— А сегодня и такое бывает?

— Мы действительно сегодня при целом ряде онкологических ситуаций можем себе позволить активное наблюдение. Например, при раке предстательной железы. В ряде случаев мы знаем, что этот процесс не перейдет в клинически значимую стадию даже через много лет, потому что биологические особенности опухоли очень различные. Есть опухоли, которые, с одной стороны, очень медленно растут, неплохо контролируются самим организмом и, соответственно, не требуют никаких дополнительных вмешательств. Нам остается выделить эти состояния среди прочих и сформировать индивидуальный прогноз, опираясь на данные каждого конкретного человека.

Иногда мы можем посчитать, что побочные эффекты, связанные с лечением, имеют гораздо больше негативных последствий, чем результаты роста опухоли. И мы вполне можем, даже при растущей опухоли, а уж что говорить про опухоли, которые практически не развиваются, а иногда и подвергаются саморегрессии, отказаться от активных действий. Онкологические заболевания очень многообразны. К сожалению, по большей части мы сталкиваемся с ситуациями, когда опухоли прогрессируют, но и здесь очень важно выделить те случаи, когда нам следует проявить здоровый консерватизм, активно не вмешиваясь в этот процесс, и обеспечить больному комфортное существование с помощью обычной симптоматической терапии без лишних побочных эффектов, связанных с противоопухолевым лечением.

— На какой стадии чаще всего встречается рак сегодня?

— На любой. Начиная от начальных форм, от предраковых процессов, которые иногда тоже лечатся с помощью лучевой терапии, и заканчивая последними стадиями.

Мне не очень нравится определение "некурабельный" пациент, которое иногда используют. Нет некурабельных пациентов. Да, не всегда возможно применение противоопухолевой терапии, но это не значит, что нет возможности для использования методов вспомогательной терапии. Вот и лучевую терапию не всегда можно и нужно применять. Но она показана примерно 50% онкологических больных как при ранних, так и при запущенных процессах.

— В каком возрасте на сегодняшний день чаще всего выявляется рак?

— Вообще, для разных опухолевых заболеваний он разный. Но и при одних и тех же опухолях в отдельных странах он отличается из-за не одинаковой средней продолжительности жизни. Там, где средняя продолжительность жизни приближается к 80 годам, средний возраст выявления рака приходится на возраст 60-65 лет. Однако у мужчин и у женщин эта ситуация отличается. Средний возраст женщин при выявлении рака молочной железы — около 55 лет, мужчины страдают раком предстательной железы или раком легкого — их средний возраст 60-65 лет.

Чем старше становится наше население, чем дольше оно живет, тем большим будет средний возраст онкологических пациентов. Будет расти продолжительность жизни, будет увеличиваться и количество онкологических заболеваний. Пока тенденция именно такова.

— В лучевой терапии большое значение играет оборудование. Производится ли оно у нас в стране?

— К сожалению, в течение последних 25-30 лет качественное оборудование для лучевой терапии у нас в стране не производится. Но я начинал работать в те времена, когда ускорители для лучевой терапии делались в России, и хорошие ускорители делались.

По ряду объективных и субъективных причин производство такого рода медицинской техники у нас прекратилось, но, к счастью, прекратилось не полностью. Я могу привести пример в том числе из области радиотерапии, когда на хорошем уровне изготавливается оборудование, например, для протонной лучевой терапии. В том числе под руководством члена-корреспондента РАН В. Е. Балакина создан прекрасный ускорительный комплекс для протонной лучевой терапии, который успешно используют сейчас наши коллеги в медицинском радиологическом научном центре в Обнинске. Такие комплексы — это заметный вклад в будущее нашей лучевой терапии.

Сегодня целая группа специалистов очень высокого уровня под руководством академика В. П. Смирнова готовится к серийному производству современного отечественного медицинского ускорителя электронов. Надеюсь, этот ускорительный комплекс сможет очень серьезно помочь в обеспечении массовости высококачественной лучевой терапии в стране. Да, мы можем сегодня проводить лучевую терапию на очень высоком уровне, а в отдельных учреждениях и на уникальном уровне, но важнейший признак действительно высокоразвитой онкорадиологии и онкологии в целом — массовость. И мы должны добиться того, чтобы качественный уровень характеризовал работу практически любого онкологического учреждения. Для этого нам действительно нужно очень много оборудования высокого класса. Надежда на то, что удастся обеспечить страну подобным, в том числе отечественным оборудованием, сегодня есть.

— В какие сроки это может произойти?

— К концу 2019 года первый образец такого ускорителя должен быть готов, и если не случится ничего экстраординарного, то к концу 2021-началу 2022 года можно будет говорить об успешности или не успешности создания нового отечественного ускорителя.

— Чем он отличается от тех, что производят за рубежом?

— Там есть элементы, которые, без сомнения, в лучшую сторону отличают этот ускоритель, в том числе от зарубежных аналогов. У нас блестящая школа физиков, инженеров, это и позволяет внедрять собственные разработки в создание такой техники.

— А где производится?

— Этот опытный образец создается в структуре Росатома — на базе НИИТФА, при непосредственном участии МГУ, МИФИ и других известных организаций.

— В лечении рака Россия отстает от Запада?

— Если мы говорим вообще о возможности использования в России каких-либо методик, в том числе уникальных, то почти нет. Если мы говорим о возможности массового использования очень многих методов, то да, отстаем. У нас не всегда хватает современного радиотерапевтического оборудования. Вернее, у нас редко когда в достатке современное радиотерапевтическое оборудование. Но тем не менее уникальные образцы этого оборудования у нас в стране есть.

У нас нет сейчас комплекса для ионной лучевой терапии и пока еще в стадии разработки оборудование для нейтронзахватной лучевой терапии, но нигде в мире эти технологии пока не стали стандартом. Поэтому не могу считать, что каких-то полностью отработанных уникальных технологий, за исключением, может быть, отдельных вариантов протонотерапии и таргетной радионуклидной терапии, мы сегодня лишены. Но вот в массовости мы отличаемся не в лучшую сторону: у нас есть диспансеры, которые оснащены крайне бедно.

При этом у нас есть хорошо оснащенные диспансеры, и это далеко не всегда московские клиники. В целом ситуация в стране достаточно пестрая. Но я не могу сказать, как раньше, что мы отстали на 20, на 30 лет. Сейчас этого нет. Еще лет 8-10 назад, когда формировалась программа переоснащения лучевой терапии, это отставание было гораздо более заметным. Но в то время правительство предприняло очень серьезные усилия для переоснащения радиотерапевтической службы. Эти усилия даром не пропали, хотя, к сожалению, это переоснащение полным не было. Но тем не менее есть диспансеры, которые сегодня успешно работают только благодаря реализации этой программы.

— А в каких регионах наиболее сложная ситуация с лечением онкологии?

— В среднем по стране потребность в лучевой терапии реализуется примерно на 60 с небольшим процентов. Это не значит, что везде в мире этот показатель намного выше. На самом деле в очень многих развитых странах этот процент колеблется между 70-80%, так что мы отстаем в этом смысле, но не катастрофически. Но вот в гораздо большей степени мы отстаем по качеству массово используемых технологий. Высококачественные технологии облучения, реализуемые только на современных аппаратах, мы сегодня можем использовать далеко не во всех регионах.

— Планируется ли строительство крупных онкологических центров в России в ближайшее время?

— Планируется. Большой центр планируется в Калининграде, необходим гораздо более современный диспансер в Калмыкии. Собираются серьезно модернизировать онкологический центр в Саратове, где и так, в общем, неплохо онкологическая служба функционирует, но тем не менее в таких крупных и серьезных регионах России нужно иметь действительно многофункциональные онкологические центры в том числе с развитой службой лучевой терапии.

Регионам, как правило, необходимо самим определяться с возможностями реализации таких проектов. Далеко не всегда федеральные органы должны полностью обеспечивать этот процесс. С другой стороны, федеральные центры могут активнее помогать регионам с более реалистичной оценкой потребностей региона в лучевой терапии, с определением будущих возможных потоков пациентов, с выбором технологий, которые завтра будут наиболее востребованы. Все это позволяет формировать оптимальные конфигурации таких центров — и онкологических, и радиотерапевтических.

— Есть ли кадровый дефицит радиотерапевтов на сегодняшний день?

— Большого дефицита радиотерапевтов у нас в стране нет. У нас есть большой дефицит так называемых радиоционных технологов — среднего медицинского персонала, который принимает самое непосредственное участие в реализации лучевой терапии. А количество радиотерапевтов у нас близко к оптимальному и не очень сильно отличается от развитых европейских стран.

— Какие меры профилактики рака должен знать каждый?

— Первое то, что сегодня мы называем здоровым образом жизни. Никуда не деться от банальностей и никуда не деться от рекомендации не курить, употреблять алкоголь в очень умеренных дозах, не злоупотребляя этим. Не злоупотреблять жирной и некачестванной пищей, в том числе фаст-фудами. Заниматься спортом, давать организму физические нагрузки, тренировать свой мозг с возрастом, заставляя его работать, это бывает очень важно. Это способствует сохранению хорошего эмоционального статуса, соответственно, может уберечь нас, по крайней мере, от целого ряда негативных процессов в том числе опухолевых.

Обязательны профилактические осмотры. Восстановление этой практики на государственном уровне — непременное условие раннего выявления многих новообразований. В последующем, может быть, стоит подумать в числе прочего и о более жестких мерах в отношении людей, которые не соблюдают режимы наблюдения, подвергая свой организм опасности более позднего выявления заболеваний. Среди таких мер может рассматриваться, например, полное или частичное лишение медицинской страховки. Мы не были бы новаторами в этом смысле. В целом ряде стран существуют подобные механизмы, заставляющие человека внимательнее относиться к собственному здоровью. Я не хочу сейчас сказать, что эти мероприятия всегда будут обеспечивать спокойствие, но тем не менее никому пока не удалось оспорить правило: рано выявленный опухолевый процесс лечится лучше.