Жорж санд рак и альфред де мюссе

Альфред де Мюссе и Жорж Санд. Переписка.

Мне нужно сказать вам глупую и смешную вещь. Я пишу вам, как дурак, после той прогулки неизвестно зачем, вместо того, чтобы говорить с вами. Вы рассмеетесь мне в лицо, посчитаете меня пустозвоном в отношениях с вами. Вы выставите меня за дверь и будете думать, что я лгу. Я влюблен в вас. С первого дня, когда пришел к вам. Я думал, что излечусь, встречаясь с вами как друг. В вашем характере много такого, чтобы могло меня излечить. Я пытался убедить себя в этом, как мог; но я плачу слишком дорого за мгновения, проведенные с вами. Я предпочитаю сказать вам об этом, потому что теперь, я меньше буду страдать, если вы откажете мне от дома. Если вы захотите сказать, что сомневаетесь в том, что я написал вам, лучше вовсе не отвечайте. Я знаю, что вы думаете обо мне и не надеюсь ни на что, говоря вам об этом. Я могу лишь потерять друга и единственные приятные часы, проведенные мной в этом месяце. Но я знаю, что вы добры, что вы любили и я вверяюсь вам, не любовнице, а честному и лояльному товарищу. Жорж, я сумасшедший, потому что лишаю себя удовольствия видеть вас в то недолгое время, которое вы еще проведете в Париже до вашей поездки в деревню и отъезда в Италию, где мы могли провести прекрасные ночи, если бы у меня были силы. Но правда в том, что я страдаю и мне не хватает сил.

Мне хотелось, чтобы вы лучше узнали меня, чтобы увидели, что в моем отношении к вам нет ни обмана, ни высокомерия и что я не стану, благодаря вам ни более значительным ни более ничтожным, чем я есть. Я бездумно отдался удовольствию видеть вас и любить вас. Пожалейте меня, привыкшего жить в заколоченном гробу, и ненавидьте людей, принудивших меня к этому. Вот тюремная стена, сказали вы вчера, все разбивается о нее, - да, Жорж, вот стена; вы забыли только, что за ней пленник. Пожалейте меня, не презирайте меня. Я не могу говорить в вашем присутствии и поэтому умру немым. Если имя мое написано в уголке вашего сердца, каким бы слабым и бесцветным ни был этот оттиск, не стирайте его.Я могу обнять девку, больную чесоткой и пьяную в стельку, но не могу обнять свою мать.
Любите тех, кто способен любить, я могу лишь страдать. Бывают дни, когда мне хочется убить себя; а я плачу; или заливаюсь смехом, но только не сегодня. Прощайте, Жорж, я люблю вас как дитя.

Любимый мой Жорж, я в Женеве. Я уехал из Милана, не найдя письма от тебя на почте, может ты писала мне. Напиши мне в Париж, друг мой, я оставил тебя довольно уставшей, изнуренной двумя месяцами печали; впрочем, ты сказала мне об этом, тебе было, что сказать мне. Скажи мне, что ты спокойна, что будешь счастлива; знаешь, я очень хорошо перенес дорогу; Антонио, вероятно, написал тебе. Я чувствую себя хорошо, почти счастлив.Если скажу, что я не страдал, что я не плакал во время унылых ночей, проведенных в трактирах? Это значило бы хвастаться тем, что я скотина, и ты не поверишь мне.
Я тебя еще люблю любовью, Жорж, через четыре дня между нами будет триста льё , почему мне сказать откровенно? На этом расстоянии нет ни необузданности, ни нервных приступов; я люблю тебя, я знаю, что ты рядом с человеком, которого любишь и тем не менее я спокоен.
Сегодня я пробежался по улицам Женевы, рассматривая магазинчики; новый жилет, красивое издание английской книги, вот что привлекло мое внимание. Я увидел себя в зеркале, и узнал ребенка прежних дней. Что ты сделала, мой бедный друг? Это тот человек, которого ты хотела любить! Десять лет страданий твоего сердца, вот уже десять лет тебя гложет неутолимая жажда счастья, и эта та самая соломинка, за которую ты хотела ухватиться! Тебе любить меня! Мой бедный Жорж! Меня охватил озноб. Я сделал тебя такой несчастной; и какие несчастья еще более ужасные я мог тебе принести! Бедный Жорж, бедное дитя, ты ошиблась; ты думала, что ты моя любовница, а была только матерью; небо создало нас друг для друга; наши разумы в возвышенной сфере узнали один другого, как горные птицы и полетели навстречу .Но объятие было слишком крепким; мы виновны в кровосмешении.
Итак, единственный мой друг, я был почти палачом для тебя; по крайней мере в последние дни, я заставил тебя много страдать, но слава Богу, то, что я мог сделать еще более ужасное, я не сделал. О! Дитя мое, ты живешь, ты прекрасна, ты молода, ты гуляешь под самым прекрасным небом на земле, опираясь на человека, сердце которого достойно тебя. Добрый малый! Скажи ему, как я люблю его и что я не могу сдержать слез, думая о нем.

Я ужасно беспокоилась, мой ангел. Не думай, не думай, Альфред, что я могу быть счастлива при мысли, что потеряла твое сердце. Я была твоей любовницей или твоей матерью, какая разница, внушала я тебе любовь или дружбу, была ли я счастлива или несчастна с тобой, ничего не меняет в сегодняшнем состоянии моей души. Я знаю, что люблю тебя, вот и все. Без болезненной жажды обнимать тебя каждую секунду, которую невозможно утолить, не став причиной твоей смерти. Но с мужской силой и с нежностью женской любви. Опекать тебя, хранить тебя от зла, неприятностей, окружать тебя развлечениями и удовольствиями, вот необходимость и сожаление, испытываемые мной с той поры, как я потеряла тебя. Почему приятная обязанность, выполняемая мной с радостью, постепенно стала такой горькой и затем, неожиданно, совершенно невозможной. Я знаю, я чувствую, что мы будем любить друг друга всю жизнь сердцем, умом, и будем стараться из привязанности, взаимно излечиться от страданий, причиненных друг другу.
Мы были любовниками, мы знали душу друг друга, тем лучше. Какое открытие могли бы мы сделать, отвратившее один от другого? О! Горе нам расставшимся в гневе, без понимания и объяснений! Тогда только одна отвратительная мысль отравила всю нашу жизнь, тогда мы бы не поверили ничему. Но могли мы расстаться таким образом? Разве мы не пытались тщетно много раз, наши сердца охваченные спесью и злопамятством не разбивались от боли и сожаления каждый раз, когда мы оказывались в одиночестве? Нет это не могло произойти. Мы должны были, отказавшись от отношений, ставших невозможными, остаться связанными навечно. Ты прав, наше объятие было кровосмешением, но мы не знали этого. Ты упрекал меня однажды в горячке и бреду в том, что я никогда не могла доставить тебе наслаждения любви. Я заплакала и сейчас, я рада, что в твоем упреке есть доля истины. Я рада, что удовольствия были более скромными, скрытыми, чем те, которые ты найдешь в другом месте. По крайней мере ты не будешь вспоминать обо мне в объятиях других женщин. Но когда ты будешь один, когда тебе необходимо будет молиться и плакать, ты подумаешь о твоем Жорже, о твоем настоящем товарище, о твоей сиделке, о твоем друге, о ком-то лучшем чем все это; потому что чувство, объединяющее нас образовалось из стольких вещей, что не может быть похожим ни на какое другое. Люди никогда ничего в нем не поймут. Тем лучше, мы будем любить друг друга и посмеемся над ними.

Письмо Жорж Санд Альфреду де Мюссе. Венеция. 15 апреля 1834 года.

Мой дорогой друг, я в Париже с 12. Как только я поднялся с постели, то кинулся без оглядки в прежнюю жизнь. Чего ты хочешь? Чем дальше, тем больше я привязываюсь к тебе, и хотя я очень спокоен, я снедаем печалью, более непокидающей меня. Твоя мебель закрыта чехлами, на кровати один матрас и окна без занавесей. Мне показалось, что я вошел в квартиру умершего. Я не смог там находиться. Друг мой, ты написала мне хорошее письмо, но не такие письма мне нужно писать. Ты говоришь, что ты останешься одна и будешь думать обо мне; что я могу испытывать, читая такие слова? Лучше расскажи мне, дитя мое, что ты отдалась человеку, которого любишь и что ты любима.; тогда я чувствую себя решительным и прошу у неба, чтобы каждое мое страдание превратилось в радость за тебя. Тогда я чувствую себя одиноким, одиноким навсегда и силы возвращаются ко мне, потому что я молод и жизнь не хочет умирать в своем расцвете. Но подумай о том, что я люблю тебя, что одно твое слово может решить мою жизнь, и что все прошедшее возвращается, услышав его.
Не нужно сердиться на меня, дитя мое, из-за всего этого. Я делаю, что могу (может даже больше). Подумай, что теперь во мне нет ни ярости, ни гнева; мне не хватает ни любовницы, моего товарища Жоржа. Прощай моя обожаемая сестра. Езжай в Тироль, в Венецию, в Константинопль; делай то, что тебе нравится, смейся и плачь в свое удовольствие, но когда однажды ты окажешься где-нибудь одна и грустна, как в Лидо , протяни руку прежде, чем умереть, и вспомни, что есть где-то на свете человек, у которго ты являешься первой и последней любовью. Прощай мой друг, моя единственная госпожа. Пиши мне, главное, пиши мне.

Письмо Альфреда де Мюссе к Жорж Санд. Париж. 19 апреля 1834 года.

Я только что получила твое письмо, час тому назад, и хотя оно больно взволновало меня и не в одном месте, я чувствую себя сильнее и счастливее, чем две недели назад. Мне тяжело от мысли, что ты не заботишься о своем здоровье. О! Я молю тебя на коленях, не надо больше вина, ни девок! Еще слишком рано.Подумай о твоем теле, у которого меньше сил, чем у души и которое я видела умиравшем у меня на руках. Не предавайся удовольствиям, прежде чем природа властно потребует того, но не ищи их как лекарство от скуки и печали, оно самое худшее из всех, когда не является наилучшим. Побереги жизнь, которую я тебе сохранила, может быть своими ночными бдениями и заботами. Разве не принадлежит мне она немного по этой причине? Позволь мне думать так, позволь мне погордиться тяготами моего бесполезного и глупого существования, позволившими спасти жизнь такого человека, как ты. Подумай о твоем будущем, способным разбить столько смешных гордынь и заставить забыть о стольких современных знаменитостях. Подумай о нашей дружбе, вечной и святой впредь, которая будет следовать за тобой до смерти. Ты любишь жизнь и ты прав. В дни тоски и несправедливости, я ревновала тебя ко всем радостям, предпочитаемые тобой мне.Сегодня я люблю тебя без угара и без уныния. Я хотела бы возвести тебя на мировой трон и пригласить тебя заходить ко мне в келью иногда, чтобы пофилосовствовать.Видеть, как ты достиг славы и красть тебя у мира время от времени, чтобы подарить тебе сердечную радость, в этом мои амбиции и надежды.
Я посылаю тебе письмо, о котором говорила2; я написала его так, как мне пришло на ум, не думая о тех, кто прочтет его. Я увидела в нем лишь форму и предлог, чтобы громогласно заявить о своей нежности к тебе, и чтобы сразу же заткнуть глотку тем, кто не упустит возможности сказать, что ты разорил меня и оставил. Перечитав его, я испугалась, что оно покажется тебе смешным. Свет, в который ты вернулся, ничего не понимает в подобных вещах и может, тебе скажут, что эта напечатанная любовь смешна. Если ты веришь мне, ты позволишь говорить им и передашь письмо в журнал. Если в письме и есть что-либо смешное, то только для твоего птенчика, которому плевать и который предпочитает хулу похвалам некоторых людей. Пусть наши красавицы кричат о скандале, какая тебе разница? Они только больше будут увиваться за тобой. Впрочем, в письме нет ни одного имени и его можно принять за отрывок из романа, никто не обязан знать, что я женщина. Одним словом, я не считаю письмо слишком неприличным, что касается формы. Ты решишь это сам, выбросишь или изменишь то, что сочтешь нужным.

Не беспокойся о моих планах на путешествия, о моих печалях, о моих stranezze. У меня странное душевное состояние, между одним существованием, которое неоконченно и другим – не начавшимся. Я жду, плыву по воле случая, я работаю, занимаю свой ум и даю отдых сердцу. Я болела несколько дней, Пажелло пустил мне кровь и я чувствую себя хорошо. Но недомогание не позволило мне уехать из Венеции, а теперь отсутствие денег вынуждает меня остаться здесь в ожидании их получения. Не беспокойся обо мне, твое спокойствие свято для меня, дорогое дитя, и я предпочту быть оскорбленной, чем быть причиной несправедливых упреков направленных против тебя. Так что ты не услышишь , что я умерла от отчаяния или нищеты в каком-нибудь углу. Я буду заботиться о своей жизни, при условии, что ты будешь заботиться о своей. Сохраним себя оба, чтобы вновь обрести друг друга, стариться по-братски говоря: мы знали друг друга, мы любили друг друга и мы уважаем друг друга.
Представь себе, что с самого начала я попала в хитросплетения романтических авантюр. Господин Пьер Пажелло сентиментальный Дон Жуан, который вдруг оказался с четырьмя женщинами. Каждый день новые трагедии и комедии со стороны его любовниц и подруг. Это невероятно запутанная интрига и я тебе расскажу об этом подробно расскажу, когда мы увидимся в августе месяце.

Все (2937)

Секрет МЯГУСЕНЬКИХ пирожков с картофелем и печенью: раз попробуете - влюбись навсегда! Этот ре.

А.Ахматова . Тихий голос моей души .

Домашний лаваш 1. Ингредиенты: Тесто: 4 стакана муки (объем ст.

Бесплатная очистка компьютера с Kaspersky Cleaner. Бесплатная очистка .

Клематис: сорта, описание, обрезка и уход: ПОСАДИТЕ &nbs.

Все (368)

Стихи (21)
Архитектура (3)
Беседки,терассы, балконы,лоджии. (1)
библиотека. Аудиокниги (31)
в мире интересного, новости (35)
в мире неопознанного, невероятно, но факт (10)
Все о компьютере.Не хочу быть "чайником" (56)
Вышивка.Оборудование, инструмент, схемы. (2)
Вязание крючком (0)
вязание спицами (2)
декупаж (1)
дети (9)
домоводство, чистый и уютный дом (44)
животный мир, подводный мир, насекомые, птицы (10)
заготовки на зиму, хранение продуктов (47)
помидоры (8)
идеи для творчества (86)
интерьер, дизайн дома, комнаты,квартиры (154)
Исскуство (0)
историческое (9)
Камины, печи,барбекю,грилли - фото,советы,строител (1)
комнатные цветы, домашняя оранжерея (6)
Косметика для лица, рук, тела ,ног, волос. (38)
кулинария (492)
Оформление блюд (6)
Бисквит (4)
Тесто Бизе (3)
(1)
Аэрогриль,гриль,шашлычница (6)
блюда из яиц (4)
заготовка огурцов (3)
Кулинария. Рыба (33)
Мультиварка,пароварка,микроволновка (1)
Тесто на вареники,пельмени (17)
Торты,пирожные,канапе (106)
Кулинария. Блины, оладьи, пирожки. (91)
Кулинария. Вторые блюда. (57)
Кулинария. Десерт. (53)
Кулинария. Закуски. (51)
Кулинария. Напитки безалкогольные. (5)
Кулинария. Алкогольные напитки. Коктейли. (4)
Кулинария. Салаты. (53)
Кулинария. Супы, борщи, похлёбки, окрошки.солянки. (2)
Кулинария. Тесто дрожжевое. (18)
Кулинария. Тесто песочное. (4)
Кулинария. Тесто слоеное. (4)
Кулинария.Шашлыки, гриль,еда на природе. (5)
ланшафт, дизайн усадьбы (58)
лепка. как исскуство (глина, гипс,пластик.солёное (4)
Мебель своими руками. (10)
медицина (29)
медицина, народная медицина (24)
Мода для всех (14)
Мыло своими руками. (3)
Обряды на удачу и благополучие. (12)
оформление и дизайн дневника (18)
Разделители (1)
Рамочка для текста (1)
Рамочки кулинарные (2)
полезное для хозяина (21)
полезные мелочи Полезное для хозяюшки. (59)
поэзия (3)
природа (89)
Разделители для дневника. (0)
Рамочки для текста. (1)
ретро (5)
Ролики, видео. (44)
рукоделие для уюта и комфорта. (29)
сад, огород, (194)
вредители садов,овощей,цветов. Борьба с вредителям (12)
Сауна, баня - строительство. (2)
Ссылочки на сайты " Усадьба, Дача, цветы, ого (22)
Ссылочки на сайты "Архитектура и строительств (3)
Ссылочки на сайты "Кулинария" (2)
Старые вещи на новый лад (6)
Строим и ремонтируем сами. (28)
строительство, ремонт, советы и идеи (18)
Сумки рукотворные (1)
Текстиль для дома. (0)
тесты (38)
Удобрения для сада, огорода,цветов. (6)
хозяйке на заметку, в помощь хозяйке (31)
цветы,цветники, клумбы (68)
шторы,всё для штор (6)
Шьем сами. Советы, выкройки,модели. (55)
юмор, анекдоты,шаржи, карикатурки (62)

К приложению

"Если бы она смогла подчиниться какому-нибудь мужчине, она не была бы Жорж Санд"

Андре Моруа:

Французская писательница Жорж Санд — фр. George Sand, настоящее имя Amandine Aurore Lucile Dupin — Амандина Аврора Люсиль Дюпен; 1804—1876

Бурный роман Жорж Санд и Альфреда де Мюссе закончился, как и положено творческим людям, описанием в своих произведениях всего происходившего. Париж с упоением зачитывался вышедшей в 1836 году книгой "Исповедь сына века", в которой Альфред де Мюссе в образе героини Бригитты Пирсон изобразил Жорж Санд. Три года спустя, случайно встретив бывшую возлюбленную в театре, веселую, молодую и совершенно чужую, Альфред, вернувшись домой, мучился воспоминаниями о событиях шестилетней давности. Словно наяву он видел комнату, наполненную призраками, в которую вливались шум и тяжелый запах стоячей воды раскаленной Венеции, где эти два гениальных любовника любили, мучили и терзали друг друга. Сами собой сложились строки стихотворения "Воспоминание", лейтмотивом которого было: "Да, любовь проходит, как все человеческие страсти и как сами люди…"

Если вы решили купить кофемашину но не знаете как ее выбрать - посетите блог "Удобные штучки". Вы там найдете советы как выбрать кофемашину и много другой полезной информации.

Вернемся и мы в 1832 год, когда во Франции увидел свет роман "Индиана", подписанный неизвестным еще французскому и всему литературному миру именем — Жорж Санд. Многочисленные комплименты собравшихся на званом обеде литераторов молодая писательница Жорж Санд принимала с улыбкой. И только посвященные знали ее настоящее имя — Аврора Дюпен. Очаровательная провинциалка упорно настаивала на мужском имени. Одержимая мыслью о рабском положении женщин, она хотела избавиться от женского имени, изменив его и весь свой облик. С тех пор она ставила в мужской род все прилагательные, относящиеся к ней.

Среди присутствовавших на обеде был поэт Альфред де Мюссе, восходящая звезда, "грозившая" осветить литературный небосвод. Юный щеголь, славившийся острым, ироничным языком, на обеде, устроенном "Ревю де Монд", хранил странное молчание. Аврора незаметно рассматривала молодого поэта с длинными светлыми волосами, стройного, элегантного, привлекательного. Мюссе, которому на то время было 23 года (он на шесть лет моложе Авроры), выбрал себе идеалом Байрона и всячески старался походить на этого английского денди. Наслышанная о его чрезвычайном дендизме, ранее Санд не стремилась к знакомству с Мюссе, на чем настаивал ее друг, знаменитый литературный критик Сент-Бев. Но тут… Возможно, вмешалась судьба? На обеде Санд была приятно удивлена тем, что денди Мюссе оказался чрезвычайно приятным и добродушным: "Он не был ни повесой, ни фатом, хотя ему хотелось быть и тем, и другим". Мюссе блистал, пытаясь рассмешить молчаливую серьезную красавицу, и ей хотелось смеяться. А он уже был околдован большими глазами Санд, черными, блестящими и кроткими, вопросительно смотревшими на него.

Вернувшись домой, Мюссе с интересом прочел "Индиану". Убедившись в том, что написано талантливо, сделал, впрочем, свои замечания по стилю. Потом написал Авроре письмо, завершив его словами: "Примите, мадам, уверение в моем уважении" — и приложив к нему стихи "После чтения "Индианы". Это письмо положило начало их переписке в стиле Мариво. Мюссе был очарователен в этой игре, Жорж вновь обрела свою веселость. "Мой мальчуган Альфред", — говорила вскоре она о нем. Они уже строили совместные планы — подняться на башни Собора Парижской Богоматери, путешествовать по Италии. Она позволяла себе принимать его в домашнем костюме — желтом шелковом халате нараспашку, в турецких туфлях без задников, в испанской сетке на волосах. Сидя на ковре, откинувшись на подушки, курила длинную вишневую трубку из Боснии и угощала гостя египетским табаком. Альфред усаживался рядом и под предлогом, что он разглядывает затейливый восточный рисунок на турецких туфлях, клал на них руку. Беседовали в шутливом, легком тоне.

В череде посланий, наследующих различные литературные стили, Жорж получила от Мюссе неожиданное письмо. "Мой дорогой Жорж, я должен сказать вам нечто глупое и смешное… Вы будете смеяться надо мной, будете думать, что до сих пор во всех наших разговорах с вами я был не кем иным, как болтуном. Вы меня выставите за дверь и подумаете, что я лгу. Я влюблен в вас. Я влюбился в первый же день, как пришел к вам…" Она колебалась. Слывя роковой женщиной, она сама чувствовала, что здесь все иначе. Ее развлекало общество молодого человека, которого она находила гениальным и прелестным, но ее отпугивали слухи о его распутстве. Но вот уже с Сент-Бевом Санд спешит поделиться своим открытием: "Я нашла в нем искренность, преданность, нежность, которые меня опьяняют… Я отрицала эту любовь, я отказывалась от нее, отталкивала ее — и сдалась, и счастлива этим".

Это была не просто любовная связь. Санд словно молодела рядом с Мюссе, которого называла "мое дорогое дитя", она упивалась легкостью их шаловливой "студенческой" жизни. К "Альфреду" ее привязало именно то очарование, в которое она всегда влюблялась фатально, — слабость. В их союзе мужчиной была Санд.

Италия была заветным местом любовников, которую они страстно желали увидеть. Мысль о Венеции вселяла в Санд надежду на новые, доселе неизведанные ощущения. Они могли послужить толчком к новым произведениям. Без колебаний она обратилась к матери Альфреда и добилась ее согласия на поездку, пообещав, что будет нежно, по-матерински заботиться о Мюссе. Они отправились в путешествие в декабре 1833 года. Жорж была одета в светло-серые брюки, каскетку с кисточкой и была очень весела. Однако этот отъезд сопровождали плохие предзнаменования. Во дворе "Отеля де Пост" чемодан, который отправляли в Лион, был тринадцатым по счету, на выходе Санд наткнулась на тумбу и чуть не сбила с ног разносчика воды. Но любовники ни на что не обращали внимания, не боялись ни богов, ни чертей.

Романтическая поездка ничуть не изменила трудового ритма жизни Санд. Она продолжала работать по 8 часов в день, чтобы закончить новый роман, чем вызывала негодование Мюссе, который вместо работы с легкостью отдавался развлечениям. В Генуе лихорадка свалила Жорж в постель, и Мюссе, избегая больную любовницу, устав от "возвышенной любви", стремится всем своим существом к "пагубным опьянениям прошлого". Поэт зачастил в кабаки и заведения с девицами. Опять Санд раздражала своего очередного любовника превосходством, доказывая, что в любой жизненной ситуации она остается личностью.

Венеция, от которой Санд ожидала многого, не оправдала надежд. Приезд туда был мрачен. Черная, как гроб, гондола медленно вплыла в город. Правда, достойная восхищения картина сгладила тягостное впечатление. Большая красная луна осветила собор Святого Марка, и герцогский дворец с арабской резьбой и христианскими колокольнями, поддерживаемыми тысячью острых маленьких колонн, означился прекрасным контуром на фоне освещенного луной горизонта. Но только любовь делает прекрасными пейзажи и города, только она озаряет их своим светом. И уж никак не красота обстановки создает любовь. Розовые дворцы и золото собора Святого Марка не могли изменить два этих сердца. Вечером в отеле Даниели, где они сняли два номера, Мюссе сказал своей любовнице: "Жорж, я ошибался, я прошу у тебя прощения, но я не люблю тебя". Эта новость просто сразила Санд, она была готова уехать немедленно. Но болезнь и голос совести не позволяли ей так поступить, она не могла оставить этого ребенка одного, без денег, в чужой стране. "Мы закрыли дверь между нашими комнатами и попытались вернуться к нашим товарищеским отношениям…"

В Венеции заболел и Мюссе. В совершеннейшем отчаянии и страхе за его жизнь Санд вызывает лечившего ее молодого доктора Пьетро Паджелло, скромного начинающего врача, славного малого 26 лет. Неожиданно появился любовный треугольник. Санд проводила с доктором долгие бессонные ночи у постели больного, то бредившего, то спящего. Общая тревога, общее дело сближают мужчину и женщину. Усталость — вот невольная сводница. Паджелло восхищался прекрасной иностранкой, он бросал на нее горячие взгляды, но ухаживать все же не осмеливался, она была знаменитостью. Но Санд уже считает себя свободной, своим поведением Мюссе убедительно доказал, что больше не воспринимает ее как любовницу. Позже он и сам признает, что "заслужил потерю Санд". Поэтому ничто не мешает писательнице и врачу стать любовниками. Добропорядочный доктор в замешательстве: какой скандал вызовет в Венеции его связь с La Sand, как он ее называл! Ну а она торжествует — появление на сцене Паджелло создает мир, в котором Мюссе не участвует, и она рада, исключая его из этого мира. Альфред унижал Санд в ее собственных глазах, уверяя, что она — неумелая любовница. Возбудив в нем ревность, она берет реванш.

Это противостояние заканчивается отъездом Мюссе в Париж. Он увозил с собой двух "необычных спутниц: грусть и безграничную радость" — грусть о потерянной любовнице, которую полюбил вновь после того, как она ушла от него, и радость от сознания, что правильно вел себя, что принес большую жертву, что закончил красивым жестом эту связь. Жорж провожала его до Местра, а потом, поцеловав по-матерински нежно, она, как всегда в момент душевного перелома, проделала обратную дорогу пешком, чтобы израсходовать избыток сил, который ее переполнял. Она вернулась в Венецию, имея семь сантимов в кармане, и поселилась в маленькой квартире вместе с Паджелло. Жорж Санд прожила пять месяцев в своем венецианском уединении, там она закончила роман "Жак" и послала его Мюссе с сухим посвящением, написанным карандашом: "Жорж — Альфреду". Написала также первые "Письма путешественника", сделала наброски для итальянских новелл.

В свободное время эта искусная романистка с врожденным трудолюбием шила или вязала. Она своими руками украсила для своего красавца-итальянца всю комнату — шторы, кресла, софу. Это была хозяйственная любовница. Пьетро отвечал ей пылкими чувствами. Он был беден и не мог позволить себе тратить деньги на цветы, поэтому вставал на рассвете и уезжал за город, чтобы привезти Жорж свежие полевые цветы. Было ли это счастьем? Да, но счастьем пресным. Санд и Мюссе с радостью вернулись бы к несчастливым дням.

В июле 1834 года Санд стала готовиться к возвращению во Францию. Она закончила свой роман, взяв от Венеции все, что только можно было. Перед ней стояла одна серьезная проблема: брать ли с собой во Францию Паджелло? Она предложила ему это. "Я растерялся, — записано в дневнике врача, — и сказал ей, что подумаю, а ответ дам завтра. Я сразу понял, что поеду во Францию и вернусь оттуда без нее. Но я любил ее больше всего на свете и скорее согласился на тысячу неприятностей, чем отпустить ее одну в столь длительное путешествие…" Он согласился, зная, что развязка близка. Своему отцу, которого он очень уважал, Паджелло написал: "Я на последней стадии моего безумия… Завтра я выезжаю в Париж, там мы расстанемся с Санд…"

В Париже Жорж Санд явственно почувствовала осуждение. Высший свет ждал, что она привезет знатного итальянского графа неотразимой внешности. Да, Паджелло — симпатичный молодой человек, но предпочесть его Мюссе. Во французской столице скромный итальянец пережил не самые счастливые времена — ревность, недоразумения, душевные терзания, посему испытал искреннюю радость, когда вопрос его обратного отъезда оказался решенным. Паджелло вернулся в Венецию, вскоре женился. У него было много детей, и дожил он до 91 года. И всегда был окружен ореолом обаяния, связанным с именем знаменитой французской писательницы, как это бывает обычно с людьми, которым выпадает счастье приобщиться на мгновение к выдающейся судьбе.

Санд предстояло разобраться в своих противоречивых чувствах к Мюссе. Они встретились в Париже. Гордость не позволила Санд сознаться, что она несчастлива с Паджелло. На свидании с последним поцелуем Мюссе обращается к бывшей возлюбленной: "Я тебе посылаю последнее прости, моя возлюбленная… Я не умру, не написав книгу обо мне и о тебе… Клянусь в этом моей юностью и моим гением. Потомки будут повторять наши имена, как имена тех бессмертных возлюбленных, имена которых соединены навеки, как имена Ромео и Джульетты, Элоизы и Абеляра. Никогда не будут говорить об одном, не вспомнив одновременно о другом…" Встреча превращается в безумие, они снова становятся любовниками. Мюссе опьянен вновь вспыхнувшей страстью, она — растрогана силой его чувств. Жорж думала, что все изменилось к лучшему, но Мюссе с мазохистским упрямством продолжал мучить ее. Сцены ревности, оскорбления, жесткость и вслед за этим поток угрызений совести, мольбы о прощении и неизвестно откуда берущаяся нежность. Они даже поселились вместе на набережной Малакэ, но счастье все реже приходило в их дом. Оскорбительные сцены чередовались со страстными записками: "Пойми же, что мы с тобой ведем игру, где ставками являются наши сердца, наши жизни. И это совсем не так забавно, как кажется…".

Санд сбегает в спасительный Ноан. И уже там, судя по развивающимся событиям, светским сплетням, понимает, что окончательный разрыв с Мюссе неизбежен. Она примчалась в Париж, дала ему знать, что хочет увидеться. Он, подогреваемый наушничеством друзей, не ответил. Она, смиряясь с судьбой, опять уезжает в Ноан, отправив жестокому любовнику, как героиня романа Стендаля "Красное и черное", свои отрезанные прекрасные волосы. Получив тяжелые локоны, Альфред разрыдался и… вернулся. Однако дальнейшие отношения были лишь продолжением агонии любви. От разрыва к разрыву, от примирения к примирению их чувства "теряли" последние силы. Санд и Мюссе были похожи на обливающихся потом и кровью борцов, которые наносят друг другу смертельные удары, но не в силах разжать объятья. Однажды Мюссе даже всерьез угрожал убить ее, а после в записке умолял хотя бы о коротком свидании. Очередной отъезд Жорж в спасительный и верный Ноан поставил точку в этом сумасшедшем любовном романе.

Прочитав вышедший в 1836 году роман Альфреда де Мюссе "Исповедь сына века", Санд словно пережила эту бурную историю отношений заново. И не раз во время чтения ее глаза наполнялись слезами. Растроганная, она долго сидела над раскрытыми страницами книги. За окном тихо шелестели первой нежной майской листвой старые деревья, слышалось пение соловья. Привычным жестом, взяв перо, она написала в письме, адресованном Мюссе, всего несколько строк: "…чтобы сказать ему сама не знаю что: что я его очень любила, что я ему все простила и что я не хочу встречаться с ним…"

Этой фразой Жорж Санд сделала надпись на надгробье еще одной могилы в саду своей любви.

Читайте также: