Я знаю как победить рак

О раке, его причинах и профилактике.
Многим пострадавшим от рака, а также их родным и близким, будет крайне неприятно узнать, что рак - это прямой результат деяний заболевшего. Давно подмечена сильная корреляция между тем, что в православии называется "смертными грехами", и заболеваемостью раком. Безо всякой мистики мы покажем, каким образом большинство из "смертных грехов", а также некоторые другие стереотипы поведения инициируют запуск онкологических программ.

Прежде всего, не следует смешивать рак с заболеваниями, вызванными чрезмерным воздействием мутагенных факторов: веществ, неудачно названных канцерогенами, а также облучения, и др. В этих случаях происходит так много повреждений белковых молекул, что иммунная система не справляется с нагрузкой. Если действие мутагенных факторов - это, образно говоря, нашествие внешнего врага, то рак - это бойня, являющаяся внутренним делом организма, хотя симптомы в обоих случаях могут быть очень похожими.

Перечислим поведенческие стереотипы, ведущие к раку. Из "смертных грехов" следует отбросить уныние, т.е. фактически нежелание жить, которое просто отключает энергообеспечение. Итак, первый смертный грех - гордыня (не путать с гордостью за свои достойные дела. Правда, от гордости до гордыни - один шаг). Гордыня - обычная беда у гениев, как признанных, так и непризнанных. Рука об руку с ней идут презрение, осуждение и двойные стандарты морали ("мне вот это можно, а тебе - нельзя"). Далее - чревоугодие, или обжорство; имеется в виду чрезмерное потребление любых материальных благ в ущерб окружающим.

Еще: такие смертные грехи, как зависть и ревность, и еще: гнев. В этот список следует добавить еще одну широко распространенную причину рака: обиды. Общим для всех этих поведенческих стереотипов является то, что они нацелены не на единение с миром, не на работу на общее благо, а, наоборот, на выделение себя и противопоставление себя миру, и на работу только для себя лично. Как мы сейчас увидим, именно по этим принципам действует раковая группа клеток. Принцип сепаратизма, переведенный в пакет автоматических программ, означает возможность проявления этого принципа в теле, что в конце концов и происходит следующим образом. Для той или иной "обособившейся" группы однотипных клеток, построенной из одинаковых белков (которые являются только частью полного индивидуального набора), формируется собственная иммунная подсистема. Обратите внимание: иммунная система организма продолжает воспринимать такие клетки и белки как "свои", а иммунная подсистема этой обособившейся группы клеток воспринимает остальные клетки и белки организма как "чужие" и, соответственно, борется с ними.

В этом суть рака; бесконтрольное размножение раковых клеток с образованием опухоли совсем необязательно - бывают случаи "тихого" рака. Показательно, что у взрослых поражаются раком преимущественно те органы и ткани, которые в течение жизни подвержены максимальным мутагенным воздействиям: периферийные ткани - кожа и слизистые, пищеварительный тракт, легкие, половые органы, а также "фильтры" организма - печень и почки. Критерий того, для какой группы клеток будет сформирована иммунная подсистема, весьма прост - для той, которая больше всего страдает от мутагенных воздействий. В частности, таким воздействием, способствующим развитию рака грудей, являются, как это ни печально, "поцелуи" грудей заядлыми курильщиками. Итак, формируя иммунную подсистему, автоматика просто облегчает жизнь "страдающей" ткани.

Что касается случаев детского рака, то это - результаты переадресации заболевания, заработанного кем-то из родственников, чаще всего - родителями. Онкологическая программа, как одна из тех родительских программ, которые дублируются при формировании индивидуального пакета программ ребенка, тоже проходит процедуру кодировки (см. выше) и начинает работать еще на стадии внутриутробного развития. В отличие от рака у взрослых, поражающего ткани, которые контактировали с мутагенами, у детей локализация рака иная, более "глубокая": поражаются мышцы, кости, нервная система, а также жидкие ткани - кровь и лимфа.

Матрица* – разумная Природа, контролирующая не только Землю, но всю Вселенную
Агхтон**- Учитель мальчика

От рака не застрахован никто. Сегодня ты здоров, а завтра оказываешься на койке в палате онкоцентра. Александр Полещук, переживший лимфому и два рецидива болезни, утверждает, что даже рак третьей стадии - это не смертный приговор.

Александр Полещук мог и не дожить до своих 32 лет. В 2008 году он узнал, что болен онкологией: лимфома Ходжкина третьей стадии с отдаленными метастазами — таким был диагноз. Но скорой смерти в планах у парня не было, и он решил побороться. Химиотерапия, облучение, операции и два рецидива болезни — и спустя семь лет после окончания лечения Александр сидит напротив корреспондента Sputnik Ирины Петрович совершенно здоровый и рассказывает о том, как это — пережить рак.

— Когда я узнал о болезни, мне было почти 23 года. Я начал жаловаться на острые боли в позвоночнике. Боли были такие, что я без обезболивающих не мог. Через некоторое время после постановки диагноза оказалось, что это было метастазирование в позвонки.

Онкологические болезни крови часто начинаются с тех же симптомов, что и грипп. Это просто повышенная утомляемость, повышение температуры, возможно, боль и обильное потоотделение по ночам. У меня было такое. Я не мог восстановиться после рабочего дня, утомлялся до такой степени, что мог только лежать.

Я обратился к терапевту, получил больничный, пил антибиотики. А потом он просто выписал меня, говоря, что я сильно залежался и что пора работать. Я вышел на работу и постоянно колол себе обезболивающее, потому что боль в спине была невыносимой. В этот момент родственники начали рекомендовать мне обратиться к бабкам. Они уже даже нашли какого-то костоправа в Гомельской области и хотели, чтобы я к нему поехал. Я не знаю, что было бы, если бы послушался, с моими полуразрушенными позвонками.

Позже я обратился к заведующему терапевтическим отделением, он дал мне больничный, и я начал свой путь по медицинским учреждениям. В конце концов я приехал в Боровляны, было сделано довольно банальное исследование — компьютерная томография, и стало понятно, что в тимусе — небольшом органе лимфатической системы — есть опухоль. Когда узнал диагноз, наступило облегчение, потому что четыре месяца жить с непонятной болезнью — это очень тяжело. Стало ясно, что шансы на выживание высокие и что наконец-то начнется лечение.

— От моего первого обращения к врачу до постановки диагноза прошло четыре месяца, время было потеряно. В онкологии считается, что факторы болезни, которые не изменяются, могут существовать только на протяжении двух недель. Поэтому если за эти две недели не оказывается помощь, это значит, что рак прогрессирует.

Я болел лимфомой Ходжкина третьей стадии, метастазы были уже распространены и находились в удаленных отделах организма от первоначальной опухоли. Третья стадия — это совершенно не приговор, можно лечиться. Насколько я могу судить, безвозвратная излечимость моего типа достигает 70%.

Меня прооперировали: удалили лимфоузлы, которые можно было удалить, вместе с тимусом. Потом была химия и лучевая терапия. После этого я благополучно прожил семь месяцев и рецидивировал. Если кому-то интересно, в сериале "Доктор Хауз", если не ошибаюсь, в третьей серии третьего сезона — мой случай.

Меня поддерживали родители, и я был достаточно молодым. Конечно, все проходят стадии отрицания диагноза, потом примирения. Нужно с этим как-то жить. Химиотерапия очень похожа на интоксикацию при беременности, я, правда, не знаю, в какой степени. Тебя раздражают запахи, различные вкусы. Химиотерапия, лучевое лечение и оперативное вмешательство — это довольно кардинальное лечение. Но организм может его преодолеть и через некоторое время полностью восстановиться от тяжелых последствий.

Человек во время лечения чувствует себя отвратительно. Прежде всего, это связано с тем, что каким-то образом препараты влияют на гормональный фон. Поэтому дают лекарства, которые помогают организму пережить это. Но когда прием прекращается, наступает синдром отмены, и это может доходить до галлюцинаций. Мне, например, казалось, что родители на кухне убивают попугая. Я не знаю, откуда это.

От стероидов появляется агрессия, потребность в насилии, но ее можно перебороть. Во время химиотерапии я не похудел, но выпали волосы. Самочувствие становится нормальным буквально за месяц, когда человек поправляется. Только внешний вид какое-то время сероватый и дохловатый. Но и это довольно быстро проходит.

— Есть несколько правил, которым люди, больные раком, должны следовать. Прежде всего, никаких бабок, повитух, заговорщиков, массажистов, мануальщиков и прочих. Лечение рака сыроедением — это бред. Питание онкобольных должно быть высококалорийным, потому что организм тратит очень много ресурсов на производство новых клеток. И обязательно нужно выполнять указания врачей. У народных методов лечения нет никакой доказательной базы.

Были случаи, когда поступали в больницу люди, которые после первого обращения решили лечиться травами, молитвами, заговорами, а потом умирали. На соседней койке лежал мальчик из Украины, родители которого принадлежали к одной из религиозных сект, они отказались от медицины и лечили его молитвами. Но когда поняли, что это не помогает, приехали в Минск, но было поздно. Мальчик умер. Тотальная безграмотность населения достигает чудовищных размеров.

Осознание того, что ты не один болеешь, не помогает, а мешает. Больные онкологией люди должны общаться со здоровыми и, по возможности, вести себя как обычно. Даже врачи говорят больным не общаться между собой, потому что может еще больше затягивать в это болото. Многие умирают, на самом деле.

— Есть мнение, что онкология передается по наследству. В моей палате мучительно умирал парень с неходжскинской лимфомой самой последней стадии. Самым ужасным в этой ситуации было то, что его отец в 23-25 лет заболел такой же болезнью и вылечился. Он завел ребенка, зная, что его болезнь могла передаться по наследству. Я не знаю, как он себя чувствовал.

В один из моментов этот умирающий парень пытался задушить себя цепочкой, но у него не было сил. Я написал записку медперсоналу, и нас сразу перевели в палату с решетками на окнах. Многие люди просто-напросто выходят из окон, поэтому начали ставить решетки и ограничители. В больничных туалетах нет щеколд — эта мера была принята после череды самоубийств.

Поскольку белорусы — одна из самых депрессивных наций, суицидальные мысли возникают, наверное, у многих, независимо от онкологического статуса. У меня возникали мысли о самоубийстве во время лечения. Это, наверное, типичная ситуация.

Психологическая помощь у нас не оказывается. Если человек заболел онкологией и у него появились суицидальные мысли, ему нужна литература, которая поможет справиться с этим. Возможно, это будут книги по психологии и социологии, книги о том, как пережить рак. Есть группы в соцсетях по психологической помощи для онкобольных. Я за помощью к психологу не обращался, потому что у меня была не настолько критическая ситуация. Да, мне было плохо, но не так, как другим.

— Считается, что онкологическая помощь в Беларуси доступна. В принципе, у государства есть мощности, чтобы таких людей лечить. Но в онкологической отрасли есть одна большая проблема — это диагностика. Почему бы президенту перед очередными выборами не оснастить каждую поликлинику компьютерным томографом или аппаратом МРТ? Это был бы прекрасный пиар. В онкоцентре из-за того, что не достает мощностей по той же компьютерной томографии, возникают огромные очереди на несколько месяцев вперед и спекулятивные явления. Ладно минчане. А что делать иногородним? К тому же, выявление болезни на ранней стадии существенно сэкономит деньги на лечение, которые тратит государство.

Онкологию на ранних стадиях можно выявить только с помощью скрининга населения. Но люди у нас почему-то не любят диагностироваться. Они думают, что никогда чем-то серьезным не заболеют, могут с болезнями ходить годами. А не идут к врачу по той же причине, по которой не идут в филармонию слушать классику: у них есть определенные материальные проблемы, и, решая их, они не задумываются о высоком. Люди должны понимать, что нужно себя любить, относиться к себе бережно, не рвать жилы и обращаться к врачу.

Сейчас есть в Беларуси центр генетического анализа, который использует международные базы данных. Человек может сдать анализ, чтобы типизировали его ДНК и выяснили, к каким заболеваниям у него есть генетическая склонность. Это, правда, недешево. Такой анализ провела Анджелина Джоли, и когда стало понятно, что некоторые ее гены указывают на очень высокий риск онкологии, врач строго рекомендовал удалить молочные железы.

— С любым больным человеком нужно общаться на равных. Не надо его стигматизировать. Нужно просто делать то, что вы делаете всегда. Не надо акцентировать внимание на болезни. Жалость — это стигматизация. Самое лучшее, что можно сделать для больного онкологией — это общаться с ним так же, как вы общались до этого. Если у вас были плохие отношения, то нужно продолжать общение в их контексте. Это будет лучше, чем если вы будете льстить.

Многие люди начинают помогать больному проживать каждый день, как последний. Но если у человека спрашивают, что бы он сделал, если бы узнал, что ему осталось жить один день, он, вероятнее всего, ответит, что хотел бы провести его, как обычно.

Это тошно, когда тебе говорят, что ты поправишься. Ты понимаешь, что у тебя есть реальные шансы умереть, и слова — это, конечно, вежливо, но раздражает. В принципе, поддержка важна. Но если ты совершил преступление или заболел онкологией, то единственными людьми, которые останутся рядом с тобой, будут твои родители. Если ты успел жениться или выйти замуж, то тогда, возможно, к тебе супруга или супруг будут ходить. Больше никому ты не нужен. Друзья могут приходить, но вся помощь — на родных. Я очень благодарен им, что они меня поддерживали, хотя все у нас было не гладко.

В отличие от людей с тяжелыми инфекционными заболеваниями и ВИЧ-инфицированных, в Беларуси редко стигматизируют людей с онкологическими болезнями. Хотя некоторые люди думают, что онкология может передаваться через какие-то вирусы, но это необоснованно. У людей в головах свалка из средневековых предубеждений.

— Я перестал бояться смерти. Это позволяет сосредоточиться на том, что сейчас называют пафосным словом "гештальт" — обращать внимание на то, что происходит сейчас, осознавать момент, а не страдать из-за того, что происходило в прошлом или может произойти в будущем. Это позволяет сконцентрироваться на том, как хорошо сейчас.

Я перестал бояться всяких вещей, которые вызывают у людей отвращение. Это касается и физиологических процессов. Я полюбил анатомию. Это осталось после болезни, потому что мне стало интересно, как функционирует наше тело.

Для себя планов на будущее не строю, потому что еще не решил, что мне делать. Я пока живу, как живется, и получаю удовольствие.

Дневник пациента онкологической больницы. Обследование и диагноз.

Катерина Гордеева журналистка, кинодокументалист, писатель

В марте 2012 года на телеканале "НТВ" вышел документальный фильм Катерины Гордеевой "Победить рак". На днях появилась книга с таким же названием. В нее вошли все материалы, собранные при работе над фильмом: интервью с известными людьми, столкнувшимися с этой болезнью, разъяснения врачей, анализ ситуации с лечением рака в нашей стране и за рубежом. Через всю книгу проходит история Марины Пак — врача, которой пришлось стать пациентом онкологов. Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги.

Из дневника Марины Пак

Меня зовут Марина Пак. Мне 53 года. Я главный врач-психиатр одного из территориальных округов Москвы. У меня множественная миелома. Я лежу на 20-м этаже огромной больницы и всё время прокручиваю свою жизнь назад, пытаясь как можно точнее определить: когда и что именно пошло не так, что же со мной случилось? Почему? Порой мне кажется, всё это сон, морок. Надо просто протереть глаза, встряхнуться. И окажется, что всё — неправда. Это я сама себе придумала. Надо проснуться. Но я просыпаюсь посреди ночи. Тру глаза. А в голове всё тот же ужас, отчаяние и злость: почему я? Почему это всё — со мной? В чем я виновата? Я снова и снова ищу эту зацепку, этот крючок, эту точку отсчета. Мне кажется, если я пойму, почему это случилось со мной, то я смогу исправиться или исправить обстоятельства своей жизни. И всё будет хорошо.
Пару дней назад я решила начать вести дневник. Иногда пишу сама. Когда нет сил, диктую, а дочь записывает. Так мы убиваем время. Мне кажется, это — выход. Так я смогу найти ответ, так смогу докопаться до самого начала. Я почему-то верю, что это поможет.

Психиатр по профессии, то есть специалист по тонкостям человеческой психики, перед своим страхом диагноза — неизлечимая болезнь, скорая и мучительная смерть — Марина оказалась почти бессильна. Свой дневник она начала вести на пике отчаяния, в точке невозврата. И он оказался единственно возможной спасительной соломинкой. Словно бы разматывая жизнь в две стороны: назад, к первоистокам и первопричинам, и вперед, в пугающую неизвестность, — она пыталась ответить на все те вопросы, которые, как правило, и задает себе человек, столкнувшийся с раком. Ответы на них подразумевают выход, перспективу, спасение.

Но иногда (и это подтверждается множеством научных работ по онкопсихологии) сам факт постановки вопросов мобилизует, придает заболевшему уверенности в том, что его случай и есть тот самый, как его называют медики, казуистический, маловероятный, но подразумевающий благоприятный исход. Впрочем, Марина начала свой дневник с совершенно иным настроем.

Как и у всех нас, обыкновенных, зажатых суевериями и предрассудками людей, у нее была четкая убежденность: такая трудная и смертельно опасная болезнь не может появиться просто так. У всего этого должна быть причина. Хотелось, чтобы причина эта была внешней. Из тех, что можно назвать, осмыслить и, желательно, исправить.

Это — общая уверенность людей: рак приходит за чтото, по какимто поводам, из-за какойто провинности, даже греха. Вот двадцать наиболее часто повторяющихся вопросов, которые я записала в блокнот, пытаясь понять, что именно волнует людей в связи с раком. И вопросы об эмоциональных, мистических и философских причинах — в лидерах.

Рак — это наказание? За что? Почему страдают дети?
Если у тебя рак, это на сто процентов значит, что умрешь?
Рак — это наследственное? Я заболею тем же, от чего умерли мои родители и бабушки с дедушками?
Может ли стресс быть причиной рака? Если не нервничать, то не заболеешь?
Правда ли, что рак — это болезнь, запрограммированная на уровне ДНК? Это значит, что болезнь заложена в нашу программу и профилактики не существует?
Раз заразен? Он передается от человека к человеку?
Можно ли уберечь себя от рака или всё бессмысленно? Пробьет час и, если предначертано, болезнь всё равно наступит?
Почему не существует профилактического лекарства от рака?
Есть ли универсальное лекарство от рака? Или его скрывают фармацевтические боссы, чтобы заработать на наших страданиях побольше денег?
Лечение от рака: химиотерапия, операции, трансплантации — всегда мучительны и заставляют страдать. Может, лучше вообще не лечиться, раз уж всем нам суждено умереть?
Почему некоторые курят и пьют и доживают до ста лет, а другие сидят на "здоровых" диетах и всё равно сгорают от рака?
Есть ли на свете люди, которые вообще не восприимчивы к раку? Это иммунитет? Как его укрепить?
Какой рак самый страшный, чего надо бояться в первую очередь?
Существуют ли профессиональные раки? Где нельзя работать?
Обязательно ли пациенту сообщать его диагноз? Может, это его, в конечном итоге, и убьет? Когда лучше промолчать?
Может ли рак развиться от мыслей о раке? От разговоров о нем, от внутреннего напряжения по этому поводу?
Как уберечь себя от рака? Существует ли какоето специальное питание, диета?
Я знаю много историй, когда люди меняли образ жизни, и рак у них проходил сам собой. Может, медики просто морочат нам голову? И никакого рака нет?
Можно ли верить тем, кто говорит, что рак — это порча, которую можно снять только методами нетрадиционной медицины?
Когда надо начинать бояться рака, в каком возрасте? Что делать, чтобы подготовиться?

Все эти вопросы, безусловно, крутились в голове у Марины Пак. Ей казалось, что причину рака следует искать гдето в глубине, в какомто изломе ее прежней жизни. Но первые строчки дневника охватывают совсем недавние события. Вроде бы в них есть кое-какие ответы. Но точны ли они?

Из дневника Марины Пак

Май 2010 года
Работа, работа, встречи, пациенты, жизнь проходит в белом халате. Я так устала, сил просто нет. Не хватает времени ни на семью, ни на себя. Живу работой, жизнью пациентов. Недавно консультировала девушку с онкологическим заболеванием. Семья металась в растерянности. Я попыталась поддержать, даже поехала вместе с пациенткой и ее мамой в специальный магазин, чтобы помочь купить парик. По пути разговаривали. Что я ей говорила? Обычные профессиональные слова: "Всё будет хорошо, держитесь". Не могу сказать, что ей тогда стало сильно легче. Сейчас только понимаю: какая же я была дура, это же совершенно не работает. Надо както иначе. Но как?
Надо вернуться, надо вспомнить, что было в моей жизни до болезни. Ничего конкретного вспомнить не могу. Помню только, что последние полгода дикая слабость, в выходные одно желание — не вылезать из постели и чтобы никто меня не трогал. Умом понимаю: такая слабость — это не очень хорошо. Но сама себя успокаиваю: это просто возрастные изменения, нагрузки. Решила привести себя в форму: каждое утро обливаюсь холодной водой, а еще массаж и йога. Результата никакого. После майских праздников решаю пройти диспансеризацию. Первые анализы показывают: чтото не так, нужно еще более тщательно провериться. Думаю, в июне отпуск — придется лечь в больницу. По быстрому обследуюсь, а потом рвану куда-нибудь, ну, например, на море.

На море Марина не поедет ни в этом году, ни в следующем. Июньское обследование даст плохой результат. Недопустимо высокий белок в моче, как следствие — подозрение на болезнь почек и необходимость срочно ложиться в больницу. Звучит угрожающе. Но Марина еще не понимает, насколько всё серьезно на самом деле.

Из дневника Марины Пак

Июнь 2010 года
Отделение нефрологии одной из московских больниц
Именно здесь я впервые задумалась: а вдруг и вправду чтото серьезное. Нет, только не это, я не могу болеть. Я хочу сказать об этом кому-то, объяснить, как много у меня планов, как не укладывается в эти планы болезнь. Но говорить не с кем. А еще мне кажется, как только я произнесу это вслух, болезнь станет реальностью. А пока ее можно отодвинуть, не заметить, отогнать. Но больничная жизнь — это замкнутый круг. И я всё время возвращаюсь к одним и тем же мыслям. В них пока только страх и никакой конкретики.
Анализы, обследования, врачи работают спустя рукава. И это страшно бесит. Потому что у себя на работе я своих сотрудников гоняю, заставляю бегать, торопиться, успевать. Но там, у себя, я главный врач, начальник. А здесь кто? Простой бесправный пациент. Мне не говорят ничего конкретного: обследование тянется и тянется. И кажется, будет длиться бесконечно.

Так Марина Пак, врач с тридцатилетним стажем, впервые всерьез оказывается по другую сторону белых халатов. И увиденное и перенесенное на этой стороне потрясает ее, пожалуй, не меньше, чем сама болезнь: помимо элементарного и понятного страха смерти есть еще страх бесправия, беспомощности, страх быть неуслышанным, неосмотренным, непринятым, забытым в бесконечной очереди страждущих пациентов. Я рассказываю Маринину историю профессору Рашиде Орловой, заведующей химиотерапевтическим отделением Санкт-Петербургского городского клинического онкологического диспансера. И Рашида Вахидовна удрученно качает головой:

— Я считаю это чуть ли не самой большой проблемой отечественной медицины. Мы иногда забываем, что это больной имеет право, а мы, врачи, обязаны: информировать, лечить, помогать, успокаивать, давать право на выбор. А чаще мы исходим из чего? Из того, что мы врачи, умные, образованные, у нас есть пациенты, их много, и мы имеем право, а они обязаны принимать с благодарностью саму возможность быть вылеченными, нашу концепцию лечения. Принимать беспрекословно и молча. Как минимум это унизительно. И это ставит человека в положение просителя милости врачебной. А еще это — нарушение клятвы Гиппократа.

Двадцать второго июня 2010 года Марина Пак получает результаты биопсии почки. В комментариях — подозрение на онкологию. Но опять ничего конкретного. Врачам некогда. Пациентов — тьма тьмущая. Кто-то из докторов на бегу бросает: "То, что с вами происходит, похоже на миеломную болезнь, но диагноз надо подтверждать как минимум рентгеном, мы дадим направление". И убегает дальше, к другим пациентам. Один день, три дня, неделя. Марина ждет, но сил ждать больше нет: с одной стороны, чувствуетто она себя так же, не хуже, а с другой — полная неизвестность. Через знакомых докторов Марина записывается на рентген в Институт гематологии. И, не дождавшись ничего конкретного от своих врачей, сбегает из больницы. Рентген должен всё объяснить.

Из дневника Марины Пак

Июль 2010 года
2 июля 2010 года, в день рождения моей младшей дочери Юли, я узнаю результат своего рентгена. На снимке отчетливо видны поражения костей. Я больна. На моих костях дыры. Возвращаюсь в больницу, говорю им, что я знаю свой диагноз. Что нужно что-то делать. Приходит молодой врач-гематолог. Показываю снимки, прошу о консультации. Консультация длится 5 минут. Врач спрашивает, сколько мне лет. Ответ: 52. Он молчит и вдруг произносит: "А, ну, может, еще и успеете на трансплантацию". У меня земля уходит из-под ног.
В эту минуту меня как будто накрыло огромной черной посудиной. И в голове звенело только РАК, РАК, РАК. Я умру. А я ведь так и не пожила как следует. Я ведь столько всего не успела. Но в его глазах я видела, что он разговаривает с человеком, который уже свое прожил, для которого жизнь закончилась.

Статья предоставлена издательством "Захаров"

Александр Яковлевич позвонил сам. Бодро так:

- Ну что, забыл меня?

- А-а-а! В курсе уже? Да, рак у меня. Но я его победил.

Открыв дверь своей квартиры, сразу провоцирует:

Я, видимо, должен был ответить комплиментом, но разительные перемены во внешности соврать не дали. К счастью, во всем остальном Александр Яковлевич не изменился. Умный, острый собеседник, живущий с уверенностью, что его появление на площадке или в кабинете, да в любом месте уже само по себе гарантирует победу.

Чума века

Все началось в 1998 году. Где-то под мышкой Александр Яковлевич обнаружил небольшую горошину. Вспухший лимфоузел. В России и гражданские, и военные медики ничего криминального не обнаружили. Как раз в это время тренер поехал на какой-то турнир в Израиль . Местные врачи проверили здоровье мэтра и отправили на консультацию к профессору Бен Басаду. Тот поставил страшный диагноз: злокачественная опухоль. Тренеру сделали четыре сеанса химиотерапии и три сеанса облучения. Проблема, как казалось, была решена, и Гомельский на несколько лет о ней просто забыл.

- Что тебя беспокоит?

- Ничего. Ну, может быть, глотать иногда тяжело.

После исследований оказалось, что лимфатические узлы на горле пациента увеличены. Пришлось вновь пройти сеанс химиотерапии и три сеанса облучения. Тренера обязали приехать через несколько недель на проверку.

- Замотался, забыл обо всем. На Олимпиаду поехал. Жил нормальной жизнью до осени. Тогда-то и началось.

Боли в горле стали беспокоить Гомельского все чаще. Он не мог нормально глотать, да и общее самочувствие серьезно ухудшилось. По рекомендации он попал в одну из московских клиник.

- Это не врачи, это говно. Не хочу даже называть их, - режет Гомельский.

Лимфатический узел вырос до 10 сантиметров. В клинике Гомельский прошел пять сеансов химиотерапии, после чего врачи вызвали к себе жену тренера Татьяну и сына Александра:

- Забирайте его. Жить ему осталось четыре-пять дней.

Если это не приговор, то что тогда? К счастью, была возможность попробовать продолжить лечение в американском Хьюстоне . В сопровождении сына Александра Гомельский отправился в США . Длительный перелет, пересадка, ожидание. Каждые три часа сын делал Александру Яковлевичу уколы. Состояние было критическим. По приезде в клинику Гомельского тут же положили в реанимацию.

- Пока летел, все думал, - говорит тренер, - куда , зачем? Такую жизнь прожил, столько всего добился. А умирать в Америку отправился!

В Хьюстоне находится самый большой в мире онкологический центр. Только врачей и персонала больше 16 тысяч человек. Это целый город, где лечатся множество людей. Чума, она и есть чума. Свободных палат не было даже в этом медицинском мегаполисе. Гомельского держали в реанимации.

Куда бежит больной?

- Запретил мне бегать, - удивляется Гомельский. - Говорит, права не имеешь, давай силы копи. Так и не бегаю пока. В Москве ограничиваюсь прогулками и турником. Но побегу еще. Обязательно!

Похудел на 15 килограммов

Сейчас для Гомельского главная проблема - аппетит и сон.

Гомельский уверен, что рак побежден. Побежден благодаря спорту.

- Мне (стучит по дереву) говорят, что у меня организм сорокалетнего человека. Сердце в норме, только пульс зашкаливает. Умирать не собираюсь. Сколько Бог даст, столько и протяну.

Главное, чтобы не зажалели

- Зато какая волна сочувствия!

- Да, и она запросто может убить. У нас ведь как: если пьют - так в стельку, едят - до поноса, а жалеют до смерти. Это же тоже неправильно. Нельзя душить. Надо относиться к человеку так же, как и раньше. Иначе все. У нас же получается: если заболел раком, от тебя или отвернутся, или зажалеют. Я не плаксивый человек, детство было боевое, военное, всего насмотрелся и по жизни редко плакал. А тут даже меня проняло. Уж и жалеешь себя, и хочешь чтобы все закончилось. Но, по-моему, достаточно пообщаться с семьей, выйти на улицу под солнышко, чтобы понять - надо жить!

- Что вы можете посоветовать людям, которые заболели раком?

- Не сдаваться, это главное. Верить в себя и лечиться. Тут важна сила духа, очень важна. Да, наша медицина пока очень слаба и почти не лечит эту болячку. Но и тут что-то меняется. И потом в том же Хьюстоне тысячи людей добровольно испытывают на себе новые лекарства. И постоянно появляются новые способы борьбы с раком. И их никто не держит в секрете, медицина гуманна.

- Когда это еще до нас дойдет.

- Дойдет. Проблема в том, что эту болезнь у нас не ловят на ранних стадиях, когда она еще не так опасна. Никто даже не думает об этом! В медицине слишком много проблем. Но их же надо решать! Раковые больные должны добиться того, чтобы их не считали кончеными людьми. Чтобы их лечили! Рядом со мной в Москве лежал 17-летний парень. Лежит уже много месяцев, угасает на глазах, а врачи только деньги тянут с родных. Бандиты! Ведь всему миру известно - рак излечим.

- Многие скажут: это Гомельский, ему, понятно, помогут. А как быть простому человеку?

- Это беда. Я думаю, как помочь. Может, даже создам фонд раковых больных своего имени. Может быть, кому-то поможем или хотя бы окажем поддержку психологическую, информационную. Дай Бог! Но я хочу помочь прежде всего своим примером. Надо бороться, и тогда есть шанс!

Александр ГОМЕЛЬСКИЙ родился 18 января 1928 года в Кронштадте .

Под его руководством сборная СССР восемь раз выигрывала чемпионат Европы , два раза чемпионат мира и один раз Олимпийские игры (Сеул, 1988 год). Профессор, заслуженный тренер СССР, удостоен Олимпийского ордена Славы. Награжден несколькими государственными орденами. Стал одним из первых европейцев, внесенных в зал Славы НБА. Президент БК ЦСКА.

Имеет четырех детей от трех браков.

А как вы думаете, можно ли у нас в стране бороться с раком? Звоните нам сегодня, 19 апреля, с 11.00 до 13.00 по московскому времени по тел. (095) 257-51-49.

Читайте также: