Врачи сказали что злокачественная опухоль

Итак, опухоль выявлена. Вдохнули-выдохнули, попросили о поддержке близких. И действуем по следующему алгоритму.

Почему и зачем?

Во-первых, это необходимо для статистического учета, из которого планируется финансирование каждого региона по количеству наблюдаемых и вновь выявленных онкологических больных.

Во-вторых, для личной уверенности в том, что вы бесплатно будете обеспечены дорогими исследованиями, лечением и динамическим наблюдением в последующие годы. А при необходимости – и крайне недешевыми таргетными препаратами или недоступными без онколога специальными обезболивающими средствами.

Безотлагательно – это не прямо завтра, но и не откладывая на пару месяцев.

Почему и зачем?

Важно!Стартовое обследование в обязательном порядке должно включать в себя:

КТ (компьютерную томографию); комплексное УЗИ (щитовидной и молочных желез с регионарными лимфатическими узлами, органов брюшной полости и забрюшинного пространства с парааортальными лимфатическими узлами, органов малого таза с тазовыми, подвздошными и паховыми лимфатическими узлами); радиоизотопное исследование костей скелета (сцинтиграфию скелета); МРТ головного мозга.

По возможности также необходимо сделать МСКТ (мультиспиральную компьютерную томографию) всего тела с контрастированием и ПЭТ КТ (позитронно-эмиссионную томографию).

А именно – укреплять свой иммунитет для борьбы с раком.

Почему и зачем?

Во-первых, для того, чтобы опухолевые клетки медленнее размножались. Чем выше у здоровых клеток способность вырабатывать собственный интерферон, тем лучше организм противостоит разрастанию опухоли и появлению метастазов. Если эта возможность снижена, необходимо поддерживать организм готовыми интерфероновыми препаратами. В своей клинической практике я часто использую, например, виферон в виде свечей как дополнительное лечебное средство. Оно обеспечивает противоопухолевую активность, противовоспалительное и детоксикационное действие, лучшую переносимость агрессивных лекарственных средств и снижение лучевых реакций у пациентов, перенесших или получающих лучевую терапию. Свечи с интерфероном особенно показаны при раке шейки матки и яичников, раке почки и предстательной железы, раке толстой кишки, печени и поджелудочной железы, молочной и щитовидной желез, лимфоме. В некоторых СМИ сегодня есть информация о том, что интерфероны вызывают рак. Но это в корне неверно: интерфероны, наоборот, используются во всем мире для лечения онкологических заболеваний.

Почему и зачем?

Во-первых, для того чтобы использовать для лечения самые современные и эффективные препараты. Скажем, в последние годы активно развивается иммунотерапия злокачественных опухолей моноклональными антителами. Это дорогостоящие препараты, имеющие очень четкие показания к применению. Кстати, для того чтобы получать не только нужную информацию, но и сами подобные лекарства, и необходимо встать на учет к районному онкологу.

Почему и зачем?

Если от рака умирают врачи, есть ли надежда у пациентов?

В социальных сетях 2020 год начался с прощального поста питерского онколога Андрея Павленко, который сам обнаружил у себя рак и в течение полутора лет – на странице в Фейсбуке, в многочисленных интервью, выступлениях на телевидении – рассказывал о своей борьбе с недугом.

Рассказывает заместитель директора НМИЦ онкологии им. Блохина Александр Петровский:

О временах и сроках

– Если говорить обобщённо, то, по статистике, 50% онкологических пациентов излечиваются полностью. При этом прогноз на ожидаемую продолжительность жизни в каждом конкретном случае зависит от вида рака, поскольку общего ответа на этот вопрос не существует. Рак – это не одна болезнь, а множество различных заболеваний. Есть прогностически благоприятные виды рака, при которых даже на продвинутой стадии, при наличии отдалённых метастазов, пациенты имеют высокий шанс либо на выздоровление, либо на переход болезни в хроническую форму. Но есть и такие разновидности болезни, от которых пациенты быстро сгорают, даже если рак был обнаружен на начальной стадии.

Однако каждый год ситуация меняется. Ещё 5 лет назад рак лёгкого считался приговором. Сегодня появились лекарства, благодаря которым люди живут с этим диагнозом достаточно долго.

Что касается таких распространённых видов рака, как рак молочной железы, колоректальный рак, рак яичников, лимфомы и т. д., то с ними пациенты могут жить 10–15 лет и более.

– Врачи говорят, что рак важно обнаружить на ранней стадии. Но при этом в начале заболевания симптомов нет. Как быстро развивается недуг и переходит из одной стадии в другую?

– Есть агрессивные, быстрорастущие опухоли. К ним, например, относятся некоторые виды рака у детей. Но в среднем от появления раковой клетки в организме до формирования клинически значимой опухоли (размером около 1 см) проходит 5–7, иногда 10 лет. Понятно, что шансы обнаружить болезнь на ранней стадии при регулярных осмотрах есть – и они достаточно велики.

Семейная история

– К группе риска относятся люди, у близких родственников которых был выявлен рак?

Поэтому свою семейную историю нужно знать и ни в коем случае не игнорировать. При определённых видах генетической предрасположенности у врачей есть возможность провести превентивные профилактические процедуры, в том числе и хирургические, которые снизят риск появления рака.

– Для молодых рак действительно опаснее, чем для пожилых?

– В целом да. Рак желудка, рак молочной железы, диагностируемые в молодом возрасте, часто очень агрессивны и опасны. Однако детский рак мы сегодня вылечиваем полностью в 80% случаев.

– Врачи часто говорят о том, что многое зависит от индивидуальных характеристик опухоли и её чувствительности к назначаемым препаратам, но при этом назначают лечение по стандартам, одинаковым для всех.

– Стандарты – это экономическое обоснование лечения, а само лечение назначается по клиническим рекомендациям. Практика показывает, что, несмотря на то что каждая опухоль индивидуальна, 80% всех онкологических заболеваний можно описать стандартными подходами. В эти стандартные подходы входит определение индивидуальной чувствительности опухоли к тем или иным противоопухолевым лекар­ственным препаратам с помощью иммуногистохимических и молекулярно-генетических методов. В остальных случаях всегда есть возможность перейти на индивидуальное лечение – для этого врачу достаточно со­брать врачебную комиссию.

Революция отменяется?

– Может ли пациент проверить, правильно ли его лечит врач?

– Все клинические рекомендации есть в открытом доступе, и пациент может их найти, вникнуть и попытаться в них разобраться. Однако без медицинского образования сделать это сложно. Это всё равно что пытаться проконтролировать мастера, который ремонтирует сломанный холодильник. Лучше довериться профессионалу, а система должна делать всё для того, чтобы это доверие было оправданно.

– Каждый день СМИ сообщают о новых случаях заболеваний – в том числе и у известных людей. Заболеваемость раком действительно выросла?

– Выросла как заболеваемость, так и выявляемость онкологических заболеваний. И нужно быть готовым к тому, что пациентов с раком с каждым годом будет всё больше. Сегодня в нашей стране от сердечно-сосудистых заболеваний умирают 50% пациентов, от онкологических – 15%, а в Японии онкологическая заболеваемость уже вышла на первое место, поскольку рак – это болезнь пожилых людей, а продолжительность жизни там одна из самых высоких в мире.

Хорошая новость заключается в том, что выросла не только заболеваемость, но и эффективность лечения. Продолжительность жизни онкологических пациентов постоянно растёт, в том числе и у тех, у кого болезнь была обнаружена уже на продвинутой стадии.

– Ожидается ли появление новых прорывных технологий в лечении рака, сопоставимых с иммунотерапией?

– Не стоит ждать и возлагать все надежды на появление революционных методов и недооценивать возможности проверенных лекарств и технологий. С врачебной точки зрения эволюция – развитие имеющегося метода – лучше, чем революция, которая чаще приносит больше разрушений, чем побед. Уже сегодня у онкологов есть всё необходимое, чтобы помочь большей части пациентов. Дальнейшие исследования в области онкологии необходимы, и они проводятся во всём мире. Онкология – это одна из самых динамично развивающихся отраслей медицины. Только за последний год было зарегистрировано более 50 новых препаратов и показаний для лечения различных видов опухолей. Задача человека – просто прийти к врачу, и желательно сделать это как можно раньше.

К сожалению, часто этим пользуются мошенники. Или совершенно случайно вас могут напугать люди, которые и вовсе не должны сообщать о таких вещах. Разберем вместе со специалистами наиболее яркие случаи, когда не стоит верить страшному диагнозу.

1. Вам позвонили по телефону.

Увы, это самый распространенный обман, на который до сих покупаются многие люди, в основном пожилые. Схема мошенников очень простая: каким-то способом узнав о том, что вы недавно сдавали банальный анализ крови, вам звонят на домашний телефон (достать номер не составляет труда - базы телефонов не секретные). И начинается очень массированный развод.

Схема развода может слегка отличаться. Главное - выманить как можно больше денег и как можно быстрее.

Разумеется, потом не происходит никакой госпитализации.

Потом набрать номер своей поликлиники и спросить об анализах, рассказать всю ситуацию. Как правило, врачи в курсе того, как работают мошенники, и тут же разубедят вас в том, что у вас рак.

Сдать анализы в государственной, районной поликлинике или, если не доверяете государству, - в любой диагностической лаборатории.

Отдельного внимания заслуживают анализы крови на онкомаркеры, регулярно приводящие пациентов к неправильным выводам. Отклонения от нормы онкомаркера не означают, что у пациента рак! Они лишь могут указать на необходимость дальнейшего обследования определенных органов. Это отклонение может быть вызвано банальной простудой или воспалением. Кроме того, известны случаи, когда даже на запущенных стадиях рака онкомаркеры были в норме.

Но бывают, увы, ошибки, приводящие к операции:

- Они связаны с квалификацией врача, исследующего гистологические стекла под микроскопом, особенно это касается иммуногистохимических методов - для верной трактовки результата требуются знания и опыт, - поясняет Алексей Ремез. - Например, иногда деление клеток при фиброаденоме или при пролиферирующем аденозе (доброкачественные состояния) может быть принято неопытным врачом за проявление злокачественности. Пациент с подобными заболеваниями будет направлен на операцию и тяжелое лечение после нее , хотя этого можно было избежать при проведении пересмотра гистологии высококвалифицированным специалистом.

Не верить. Сдать анализы в другие лаборатории. И слушать только врача, поскольку окончательное заключение может дать лишь онколог (см. Важно).

4. Гадалка сказала.

Вы можете сколько угодно говорить, что вас вылечил экстрасенс, что знаете случаи чудесного исцеления от рака после прикосновения к иконе. Все эти случаи могут быть - дело лишь в силе воли и степени развития заболевания. И вере, конечно.

Проверить диагноз с помощью официальной медицины (см. Кстати).

Бред, скажете? А ведь люди верят.

ВАЖНО

Кто имеет право сообщить о диагнозе

Только врач-онколог или врач-гематолог (этот специалист занимается лечением лимфом).

- В свою очередь, эти врачи опираются на заключение врача-гистолога (врача-патоморфолога, это одно и то же), который тщательно изучает ткани под микроскопом в лабораторных условиях и дает свое заключение, - поясняет врач-онколог Андрей Корицкий. - Другие врачи, даже если они хорошие специалисты в других областях - например, гепатологи, нефрологи, - не имеют право ставить окончательный онкологический диагноз. Они могут его лишь предположить и направить на дальнейшие обследования. При этом пациенту заявляться об этом не должно. Потому что окончательный диагноз, опять-таки, может вынести только онколог.

КСТАТИ

Путь, который нужно пройти для правильной постановки диагноза

1. Вы заподозрили что-то неладное и обратились к терапевту. Или же у вас при диспансеризации обнаружили странную опухоль. Или онкомаркеры показали не то.

2. Вам прописывают массу исследований, лабораторных и инструментальных, например:

+ всевозможные анализы крови, биологических жидкостей,

+ эндоскопия (ФГДС, колоноскопия) и т.д..

На этом этапе может быть обнаружено новообразование, но определить его природу (злокачественное оно или доброкачественное) пока невозможно.

3. Терапевт дает направление пациенту в онкологический диспансер, где занимаются диагностикой и лечением онкологических заболеваний. Такие диспансеры есть в каждой области, обследование и лечение в них по направлению бесплатное.

4. В онкологическом диспансере пациенту проводят биопсирование - это забор тканей опухоли на гистологическое исследование. Затем эти кусочки тканей направляются в патоморфологическую лабораторию, где их обрабатывают и подготавливают, делая из них парафиновые блоки, а из блоков - гистологические стекла. Эти стекла изучает под микроскопом врач-патоморфолог и ставит диагноз.

5. На основании этого диагноза в соответствии с утвержденными стандартами для конкретного заболевания проводится лечение.

НА ЗАМЕТКУ

Перед тем, как пойти по направлению терапевта в онкологический диспансер, внимательно изучите, какие услуги вам обязаны оказать бесплатно. Для этого можно обратиться на сайт онкологического диспансера и изучить два списка - перечень бесплатных и платных услуг, оказываемых данным диспансером. Если врач в больнице не спешит оказать помощь или требует деньги за бесплатные услуги, необходимо обратиться к главному врачу учреждения. Если такое обращение не помогло, нужно звонить на горячую линию департамента здравоохранения региона либо отправить жалобу в письменном виде.

Если ваш вопрос не решен даже на региональном уровне, обращайтесь по телефону горячей линии Министерства здравоохранения Российской федерации: 8-800-200-03-89. Также к решению конфликта можно привлечь страховую компанию, полисом которой вы пользуетесь.

Однажды я узнала, что у меня рак.

Первое, что я сделала, когда вышла из лаборатории, – позвонила подруге и пересказала то, что было написано в заключении. Эндометриальная стромальная саркома низкой степени злокачественности.

– Ну, раз там низкая степень, значит, можно лечиться, – сказала она. – Не переживай.

Несколько минут – и мы с родителями мужа уже звоним знакомым в патологоанатомической лаборатории в Краматорске. На следующий же день мы забираем материал из первой лаборатории и отправляем его туда. Там говорят, что диагноз может не подтвердиться.

– Так часто бывает, – заверяет знакомая. Я успокаиваюсь.

Через неделю лаборатория в Краматорске подтверждает диагноз. Я уже ничего не чувствую: ни жара, ни страха. Только странное, глухое одиночество.

– Клетки разрозненные, это не страшно, – пересказывают мне слова знакомой, смотревшей материал. – Главное теперь проверить организм, чтобы удостовериться, что эти клетки никуда больше не перешли. Люди с этим живут годами.

Следующий мой шаг – поход в поликлинику по месту прописки.

Это обязательная процедура, которую должен пройти человек, которому диагностировали рак. Местный гинеколог обязан выписать направление в онкологическую клинику.

Гинеколог-онколог в поликлинике поверхностно смотрит мои бумаги и качает головой.

– Ох-ох, ну у вас же и по УЗИ было понятно, что это онкология, – говорит она. – Что ж вы сразу все не удалили?

– Подождите, это же только одно из УЗИ, самое первое, – отвечаю я. – После него меня смотрело еще пятеро врачей и большинство из них предположили, что это доброкачественное.

В декабре прошлого года у меня во время планового осмотра обнаружили новообразование. Я не обратила на это внимания: слишком много было дел, отложила осмотр на полгода.

Четвертый врач сказал, что повода волноваться нет, но новообразование нужно удалить.

МРТ сделала вывод о массивной сероме в области рубца от кесарева. Каждый врач интерпретировал по-своему.

В августе новообразование вырезали. Первые лабораторные анализы показали, что это доброкачественная лейомиома.

– В любом случае, вам придется все удалять, – ставит точку гинеколог и отправляет в клинику.

На следующий день я в поликлинике Национального института рака. Место, в котором роится ужас.

В кабинет к гинекологу Виктории Дунаевской стоит очередь из пары десятков человек.

Многие стоят вплотную к ее двери, – чтобы не пропустить вперед никого, кто захочет пролезть раньше.

Другие сидят на стульях в верхней одежде, опустив головы вниз.

Никто не улыбается.

Никто не разговаривает.

Кричащая тишина. Несчастные, затравленные, серые от перманентного ужаса люди.

Гинеколог не спрашивает меня ни о чем существенном. Ни о том, что я чувствовала, пока ходила с опухолью (а я бы сказала ей, что не чувствовала ровным счетом ничего), ни о том, когда опухоль могла появиться. Просто читает бумаги.

Спрашивает, есть ли у меня дети. Позже мне объяснят: этот вопрос врачи задают, потому что по протоколу женщине, у которой обнаружили рак репродуктивной системы, нужно эту систему вырезать, чтобы сохранить мать для ребенка.

После первого приема мне назначают обследование всех органов. Я хожу в Институт рака как на работу. Вместо работы. Вместо жизни.

Очередь к каждому врачу настолько огромна, что, приходя к открытию поликлиники в 9-00, я ухожу примерно за час до закрытия, в 14-00.

Всем медсестрам, которые работают при врачах, примерно за шестьдесят и они не умеют говорить с пациентами.

Одна кричит на старика, что тот долго копается с вещами, прежде чем зайти в кабинет.

Другая отчитывает тех, кто пришел без талончика.

Третья жалуется, что врач не успеет осмотреть всех.

Обследования показывают, что с организмом все в порядке. Ни метастаз, ни новообразований, – ничего, что могло бы насторожить. Только один анализ оказывается плохим: лаборатория Института (в третий раз) подтверждает, что вырезанная опухоль – злокачественная.

Повторный прием у гинеколога становится кошмаром, который еще не раз будет сниться по ночам.

Гинеколог краем глаза осматривает записи врачей и останавливается на заключении лаборатории.

– Вам на операцию, – вдруг произносит она, даже не глядя мне в глаза.

– В каком смысле? – говорю я.

– Вам нужно удалять матку, придатки, – все, – говорит она. Снова не глядя.

Я сижу на стуле, ожидая, что врач расскажет подробнее, что к чему. Она не спешит объяснить. К ней в кабинет уже ломится следующий пациент, она переключается на него.

– Так подождите, это обязательно? – я пытаюсь вернуть ее внимание.

– Девушка, – гинеколог придвигается ко мне, сдвигает брови и произносит громко и медленно: – У вас рак матки. Вам нужно идти на операцию. Срочно.

– Вот хирург, к которому вы пойдете, можете поговорить с ней, – говорит гинеколог, уступая место коллеге.

Я не упускаю шанса.

– А есть другой вариант? – говорю я.

– Какой? Не удалять? – говорит она. Ее губы совершают движение, похожее на ухмылку. – Можно, конечно, наблюдаться. Но я вам так скажу: все женщины, которые отказывались от операции, потом очень сильно об этом пожалели. Очень сильно.

Дальше – долгие, мрачные дни принятия. Больше месяца я живу с осознанием того, что у меня рак.

Последний визит в Институт рака – почему-то именно он – заставляет меня задуматься о том, насколько все серьезно. Пока в деле не поставлена точка, ты сомневаешься. Надеешься на то, что кто-нибудь скажет, что все в порядке и можно жить дальше, думать о рождении второго ребенка или просто о чем-нибудь будничном.

Однажды мне снится, как гинеколог из Института рака закрывает меня в холодной больничной комнате и говорит мне, глядя в глаза: «Рак матки – это пожизненно«.

Каждый день я живу так, будто лечу в самолете, который на взлете потерял колесо, и никто не знает, сможет ли он приземлиться.

– Ну, рассказывайте, – спокойно произносит главврач клиники, гинеколог Алла Винницкая.

Я не сразу нахожусь, что ответить. Никто раньше не давал мне слова. Но что я должна рассказать? Как я ходила в Институт рака, где каждый миллиметр воздуха пропитан страхом смерти? Как искала в себе причины болезни? Как уговаривала себя, что удаление матки – не самый плохой исход?

– Мне сказали, что нужно удалить матку. А я хотела второго ребенка… – начинаю я. Алла Борисовна улыбается.

– Так-так, подождите, – весело говорит она. – Ничего еще мы не удаляем. И не надо говорить «хотела«. Говорите: хочу.

Материал отправляют на исследование в немецкую лабораторию.

Через неделю приходит результат. Рака нет. Лечение не нужно. Удалять матку не нужно. Все хорошо.

Научилась смело читать результаты анализов и смиряться с правдой, даже если она паршива. Перепроверять все в разных лабораториях. Не доверять врачам, которые говорят, что проблемы нет. Не доверять врачам, которые говорят, что выход только один. Не доверять врачам в государственных больницах. Научилась терпеть государственные больницы.

Поняла, что неверный диагноз – не самое плохое, что происходит с пациентом.

Самое плохое – это отношение врачей. То, как они разговаривают с пациентом. Как убеждают в том, что пациент обречен на мучительную смерть, вместо того, чтобы вместе с ним исследовать его организм и искать решения.

Врачи воспринимают пациента как подчиненного, который не имеет права опротестовать их указаний.

Постсоветские больницы – такая себе репрессивная система, в которой пациента ставят на место вместо того, чтобы помочь.

А еще важным открытием для меня стало то, что про рак оказалось невероятно тяжело говорить.

Мой рак стал моей тайной, которую неудобно, болезненно, неприятно сообщать другим. Внутренней пустотой без цвета, в которой растет чувство стыда за то, что вот ты, активная молодая женщина, заболела плохой болезнью и больше не имеешь права быть частью общества.

Так не должно быть. Нельзя молчать. Молчание делает жизнь невыносимой.

Два месяца я прожила, летя в самолете, потерявшем одно колесо. И в одно мгновенье самолет приземлился. Пассажиры зааплодировали, пилоты выдохнули. Больше не нужно бояться и думать о смерти. Можно просто продолжать жить, как будто ничего не случилось. И лететь себе дальше с попутным ветром.

Екатерина Сергацкова, специально для УП.Жизнь

Распад опухоли — это закономерное следствие слишком активного роста ракового узла по периферии или осложнение избыточно высокой реакции распространённого злокачественного процесса на химиотерапию.

Не каждому пациенту доводится столкнуться с тяжелой проблемой распада ракового процесса, но при любой интенсивности клинических проявлений инициируемое распадом злокачественной опухоли состояние непосредственно угрожает жизни и радикально меняет терапевтическую стратегию.

Распад опухоли: что это такое?

Распад — это разрушение злокачественного новообразования, казалось бы, что именно к распаду необходимо стремиться в процессе противоопухолевой терапии. В действительности при химиотерапии происходит уничтожение раковых клеток, только убийство органичное и не массовое, а единичных клеток и небольших клеточных колоний — без гибели большого массива ткани с выбросами в кровь из распадающихся клеток токсичного содержимого.

Под действием химиотерапии клетки рака приходят не к распаду, а к процессу апоптоза — программной смерти. Останки раковых клеток активно утилизируются фагоцитами и уносятся прочь от материнского образования, а на месте погибших возникает нормальная рубцовая ткань, очень часто визуально не определяющаяся.

Регрессия злокачественного новообразования в форме апоптоза происходит медленно, если наблюдать за новообразованием с перерывами в несколько дней, то заметно, как по периферии раковый узел замещается совершенно нормальной тканью и сжимается в размере.

При распаде раковый конгломерат не замещается здоровыми клетками соединительной ткани, мертвые клеточные пласты формируются в очаг некроза, отграничивающийся от остальной раковой опухоли мощным воспалительным валом. Внутри злокачественного новообразования некроз не способен организоваться и заместиться рубцом, он только увеличивается, захватывая новые участки ракового узла, походя разрушая опухолевую сосудистую сеть. Из мертвого очага в кровь поступают продукты клеточного гниения, вызывая интоксикацию.

Массированный выброс клеточного субстрата становится причиной тяжелейшей интоксикации, способной привести к смерти.

Причины распада злокачественной опухоли

Инициируют распад ракового образования всего только две причины: сама жизнедеятельность клеток злокачественной опухоли и химиотерапия.

Первая причина спонтанного — самопроизвольного распада характерна для солидных новообразований, то есть рака, сарком, злокачественных опухолей головного мозга и меланомы. Вторая причина распада типична для онкогематологических заболеваний — лейкозов и лимфом, при онкологических процессах встречается чрезвычайно редко.

Второй вариант распада, типичный для онкогематологических заболеваний, можно констатировать по клиническим симптомам тяжелейшей интоксикации с осложнениями — тумор-лизис-синдрому (СОЛ) и биохимическим анализам крови, где резко повышена концентрация мочевой кислоты, калия и фосфора, но существенно снижен кальций. Конкретная побудительная причина для развития СОЛ — обширное злокачественное поражение с очень высокой чувствительностью к химиотерапии.

При онкологических процессах — раках, саркомах, меланоме реакция на цитостатики преимущественно умеренная и не столь стремительная, поэтому СОЛ принципиально возможен только в исключительных случаях мелкоклеточного, недифференцированного или анаплазированного злокачественного процесса.

Симптомы распада злокачественной опухоли

Клиническим итогом спонтанного распада раковой опухоли становится хроническая интоксикация, нередко сочетающаяся с симптомами генерализованного воспаления вследствие образования гнойного очага. Симптомы разнообразны, но у большинства отмечается прогрессивно нарастающая слабость, повышение температуры от субфебрильной до лихорадки, сердцебиение и даже аритмии, изменение сознания — оглушенность, нарушение аппетита и быстрая потеря веса.

Локальные проявления спонтанного разрушения раковой опухоли определяются её локализацией:

• рак молочной железы, меланома и карцинома кожи, опухоли ротовой полости — гнойная, обильно секретирующая открытая язва с грубыми подрытыми краями, часто источающая гнилостный запах;
• распадающаяся карцинома легкого — при прободении некротической полости в крупный бронх возникает приступообразный кашель с гнойной мокротой, нередко с прожилками крови, иногда случается обильное легочное кровотечение;
• разрушение новообразования органов желудочно-кишечного тракта — развитие локального перитонита при прободении ракового конгломерата в брюшную полость, кровотечение с чёрным стулом и рвотой кофейной гущей;
• распадающаяся карцинома матки — интенсивные боли внизу живота, нарушение мочеиспускания и дефекации при образование гнойных свищей.

Синдром опухолевого лизиса при лейкозах и лимфомах потенциально смертельное состояние, приводящее:

• в первую, очередь к осаждению кристаллов мочевой кислоты в почечных канальцах с выключением функции и острой почечной недостаточностью;
• дополнительно повреждает почки быстрое закисление крови — лактатацидоз;
• снижение уровня кальция и повышение фосфатов инициирует судорожный синдром, дополняемый неврологическими проявлениями вследствие выброса цитокинов;
• повышения калия негативно отражается на сердечной деятельности;
• выброс биологически-активных веществ из клеток приводит к повышению проницаемости мелких кровеносных сосудов, что снижает уровень белков и натрия крови, уменьшает объем циркулирующей плазмы, клинические проявляется падением давления и усугублением поражения почек;
• обширные и глубокие нарушения метаболизма во всех системах органов с исходом в полиорганную недостаточность.

Лечение распада опухоли

Формально при распадающейся опухоли невозможна радикальная операция, зачастую заболевание считается неоперабельным, но химиотерапия и облучение исключаются из программы, потому что способны усугубить некроз. Отчаянное положение пациента и вероятность массированного кровотечения из изъеденного раком крупного сосуда оправдывает выполнение паллиативной операции, основная цель которой — удаление очага хронического воспаления и интоксикации.

Синдром лизиса опухоли лечится многочасовыми капельными вливаниями при усиленном диурезе — выведении мочи, связыванием мочевой кислоты специальными лекарствами. Одновременно поддерживается работа сердечно-сосудистой системы, купируется интоксикация и воспаление. При развитии острой почечной недостаточности проводится гемодиализ.

Синдром лизиса опухоли сложно лечить, но можно предотвратить или хотя бы уменьшить его проявления. Профилактика начинается за несколько дней до курса химиотерапии и продолжается не менее трёх суток после завершения цикла. Кроме специальных препаратов, выводящих мочевую кислоту, назначаются продолжительные капельницы, вводятся недостающие микроэлементы, а избыточные выводятся или связываются другими лекарствами.

Профилактика лизиса опухоли стала стандартом лечения онкогематологических больных, чего нельзя сказать об онкологических пациентах с распадающимися злокачественными процессами, которым очень сложно найти хирурга, готового выполнить паллиативную операцию. Во вмешательстве по санитарным показаниям отказывают из-за сложности выхаживания тяжелого больного после обширного хирургического вмешательства. В нашей клинике никому не отказывают в помощи.