София савенко рак мозга

У старшей дочери певца Владимира Левкина вырезали опухоль головного мозга. Сам бывший солист группы "На-На" тоже борется с онкологией с 2003 года. 26-летняя Виктория Левкина в откровенном интервью Москве 24 рассказала о своей болезни, переживаниях и новом "лысом" имидже. Далее – монолог от первого лица.

"Проблемы со стороны головы – это последнее, о чем я могла подумать"

Фото: предоставлено героиней материала

Все началось 29 декабря. Это было страшно, непонятно. Непонятно, что делать в такой ситуации. Я по жизни активный, деятельный человек. Моя жизнь связана с постоянными разъездами и командировками, я веду тренинги для студентов на молодежных форумах. Для меня очень важно, чтобы все знали: я не актриса!

У меня никогда не болела голова, и какие-то проблемы со стороны головы – это последнее, о чем я могла подумать. Вечером 29 декабря я упала с эпилептическим припадком. Проснулась уже в больнице, ничего не помню. Меня разбудила мама, и я спросила, что происходит. Она ответила, что предварительно поставлен диагноз "опухоль мозга".

На следующий день в больницу в Люблине ко мне приехали друзья с цветами и шариками, чтобы поддержать меня и сказать, что все будет хорошо. Я была в полнейшем шоке и не понимала, что происходит, мне кололи успокоительное. Когда сообщили о диагнозе, я почувствовала себя как в сериале "Анатомия страсти" (американский сериал о жизни и работе сотрудников больницы. – Прим. ред.). Я очень боялась всей этой темы, и последнее время все время смотрела этот сериал. До этого я не любила больницы и очень их боялась.

3 января, когда подтвердили диагноз "опухоль мозга", ко мне пришел нейрохирург, все объяснил и сказал, что это точно надо вырезать. Все праздники я провела в городской больнице. Мне делали уколы, чтобы убрать отек, потому что эпилептический припадок произошел как раз из-за отека опухоли.

Хорошо, что он произошел, ведь если бы его не было, то опухоль бы росла дальше, а я жила и ничего не знала. У меня вообще не болела голова, и я не собиралась ее проверять. "Поскольку это правая лобная доля, такое бывает. Возможно, последнее время вы принимали какие-то невзвешенные решения", – говорил врач. Но я-то думала, что это молодость, и никак не связывала это со своим диагнозом.

"Рассказать об этом было моим решением, не папиным"

Фото: предоставлено героиней материала

Операция прошла 15 января. Больше всего я переживала за маму. Я у нее единственная дочь, и мама тяжело все это перенесла. Я очень благодарна ей за то, что она была рядом и поддерживала все это время. Вся семья была рядом. И папа, конечно. Папа с Марусей (Марина Ичетовкина – четвертая жена Владимира Левкина, в браке с 2012 года. – Прим. ред.) на следующей день приехали. Это во многом сплотило семью.

Меня поразили в этой ситуации и моя семья, и коллеги даже с прошлых работ, школьные друзья. Много людей вернулось, даже те, с кем долго не общалась. Я им очень благодарна.

Но я решила поделиться, потому что работаю с молодежью и мне важно рассказать ребятам, что такое бывает и жизнь на этом не заканчивается. Не надо опускать руки, надо настраиваться на то, что мы все пройдем, это временно.

Сейчас все хорошо. После гистологии нужно было пройти шестинедельное облучение вместе с химическими таблетками, так как опухоль была недоброкачественная. Во время операции мне сбрили часть волос, там сейчас шрам. А через три недели после облучения начали выпадать волосы сильно. Сразу я не хотела их сбривать, можно было прикрыть платком. У меня начинались большие проекты, поэтому не решилась.

"Эта ситуация очень сблизила нас с мамой"

Фото: предоставлено героиней материала

Сейчас закончилось лучевое лечение, и я сбрила волосы. Пусть они отрастают ровно, и будет такая кардинальная смена имиджа. Хотя в других ситуациях я, конечно, на такое никогда бы не решилась. Врач сказал, что после операции я буду чувствовать себя хорошо, так и произошло. После операции я сразу села и сказала врачу: "У меня все хорошо, выписывайте меня". Я не думала, что через сутки после операции возьму компьютер и начну кому-то отвечать по работе, мне хотелось что-то делать.

В итоге после операции я неделю провела в больнице, все врачи и персонал меня поддерживали. На лучевую терапию я ездила каждый день из дома, пять дней в неделю. Я сейчас с мамой живу, она возила меня каждый день в больницу на протяжении шести недель. Я могла бы и сама ездить за рулем, но все равно после облучения чувствую слабость, поэтому не хотела подвергать опасности ни себя, ни окружающих.

Эта ситуация очень сблизила нас с мамой. Даже во время лучевой терапии я продолжала работать, мы открыли школу вожатых. Я была бодра и понимала, что мне нужно там присутствовать. Сейчас карантин, но я давно работаю удаленно или на фриланс-проектах. Поэтому выпала из рабочего графика буквально на две недели, делегировала какие-то вещи.

В мае у меня будет финальная МРТ, где скажут, как дальше продолжать лечение, как часто необходимо проверяться. Но я искренне верю, что все будет хорошо. Чувствую себя хорошо, буду дальше соблюдать требования врачей и проверяться. Радует, что мы обнаружили это на стадии, когда можно было оперировать, а не тогда, когда бы все ахнули и сказали, что ничего с этим сделать нельзя. Это главная победа в ситуации.

Марине Брысенковой 42 года. Она замужем. С будущим супругом познакомилась еще в институте в 1995 году. Почти сразу поженились. Это была любовь с первого взгляда. Спустя три года у них родился сын.

Сын Марины и ее мама.

Почти шесть лет назад Марина услышала диагноз, который пугает даже своим названием: анапластическая олигодендроглиома третьей степени. Проще говоря, рак мозга. Муж помогал во всем, поддерживал. И после 10 лет разлуки и успешного лечения они снова вместе.

До сих пор люди не верят, что такой рак можно победить, считают, что Марина все придумала. Ей приводили в пример Жанну Фриске, у которой были лучшие врачи и деньги, но даже это ей не помогло. А тут простая девушка. Как так? Однако наша героиня не слушает никого, она просто рассказывает свою историю, чтобы доказать своим примером: рак- не приговор!

В январе 2014 года Марина начала замечать сильные головные боли по утрам практически каждый день. Таблетки не помогали. Но сначала она не придавала этому значения и все списывала на напряженный рабочий график, усталость и стрессы.

- Решила тогда все бросить и отправиться отдохнуть куда -нибудь на море. В феврале мы с подругой, крестной моего сына, на неделю улетели в Арабские Эмираты. Но там мне не стало лучше. Наоборот, начали твориться абсолютно странные вещи, которые вообще не присущи моему характеру. Я постоянно плакала, начала думать о том, что родители уже в преклонном возрасте и скоро умрут. Звонила маме, сыну, говорила, как их люблю. Мама тогда разволновалась начала спрашивать, что случилось. А я не замечала изменений, говорила, что все в порядке, - вспоминает собеседница.

- Мы прилетели из отпуска. Тогда даже казалось, что мне стало лучше, что отдохнула. Я вернулась к прежнему рабочему ритму. Затем снова возобновились головные боли. Но больше никакой симптоматики не было. Откладывала поход к врачу, чтобы сделать МРТ. Ссылалась на нехватку времени. Все потом, потом, - говорит Марина.

Весной девушка почувствовала необычные ощущение в области затылка.

- Даже не могу их описать словами. Это не головокружение, не обморок или боли, это нечто среднее. Такого никогда не ощущала. Первый раз это случилось со мной в торговом центре. Я очень испугалась, присела на скамейку, дождалась, пока все пройдет, а затем направилась домой, - делится Марина. - Через какое-то время к этому всему добавился еще один момент: меня начал раздражать солнечный свет, постоянно задергивала шторы. В темноте и полумраке было комфортнее. Все больше и больше хотелось спать. Помню, вставала утром и через несколько часов меня уже снова клонило в сон. А раньше ведь никогда не спала днем.

Марина считает, что болезнь помогла ей вернуться на правильный путь.

- На каникулы ко мне прилетел из Воронежа сын. Он заканчивал школу. Мы отправились в недельное путешествие по Италии . В первый же день мне стало очень плохо. Практически потеряла сознание. Это было похоже на солнечный удар. Тогда я пообещала себе вернуться и обязательно сделать МРТ, - рассказывает Марина.

Наша героиня сразу же позвонила родителям, дала им координаты, если с ней что-то случится. Она даже договорилась с женщиной из Москвы, которая в экстренной ситуации должна была сопроводить сына домой.

- Мне кажется, я тогда настолько испугалась за своего ребенка, что мой организм мобилизовал остатки сил, чтобы протянуть эту неделю без происшествий. Домой мы вернулись благополучно, - делится наша собеседница.

Шел уже май. Болезнь прогрессировала, а Марина продолжала игнорировать свое состояние. В начале месяца она приехала в Воронеж, так как у родителей были дни рождения.

- Папа знал, что со мной происходит и стал настаивать на том, чтобы я поехала делать МРТ. На тот момент я вела себя очень глупо, начала говорить, что у меня работа, что уже купила билет в Москву, мне некогда. Однако папа был непоколебим. Чуть ли не за руку он повел меня в больницу.

- Мне объяснили, что процедура займет около 40 минут, и уложили на кушетку. Родители ждали в коридоре. Однако уже через 10 минут меня резко выкатили из аппарата. У девочек были круглые от удивления глаза, они испуганно пятились назад. Понятно было, что дело плохо, - рассказывает Марина. - Помню, как зашла в кабинет к врачам, заявила, что взрослый человек, все понимаю, и попросила их объяснить мне, что же произошло. Они не могли произнести ни слова. Тогда я посмотрела на экран и увидела огромное образование у себя в голове. Я сразу поняла, что это опухоль. Даже без медобразования было очевидно, что она злокачественная.

- Я была в шоке, конечно. Поплакала. Потом взяла себя руки, начала обзванивать подруг, сообщила мужу. Он уговорил меня сделать еще одно МРТ в другом месте. Повторное исследование подтвердило: образование в правой лобной доле. Из-за него начался отек мозга. С результатами МРТ я обратилась к своему знакомому в НИИ имени Бурденко . Посмотрев снимок, он сказал, что избежать трепанации не удастся, а затем помог мне связаться со своим знакомым нейрохирургом в Москве. Ночь или две я не спала, читала в интернете различную информацию. Но настроена была решительно. Хотелось скорее начать лечение, - делится Марина.

Вместе с девушкой в столицу полетела мама. Марина долго ждала звонка от врача, но вместо него ей позвонил знакомый.

- С Юрой я не общалась около четырех лет. Он начал спрашивать, как у меня дела. Я не была настроена разговаривать, но все же призналась, что случилось. Через две минуты он прислал мне номер профессора Сергея Васильева , который работает в НИИ имени Петровского. Это как раз было недалеко от моего дома. Юра сказал, что меня там уже ждут, - вспоминает Марина.

Как только девушка зашла в кабинет, сразу поняла: врачу она доверяет. Было в нем что-то такое, что сразу же располагало и успокаивало.

Из-за отека мозга уезжать из больницы Марине не разрешили - слишком опасно.

- На тот момент у меня не было даже медкарты. Я никогда не болела, не было никаких хронических заболеваний, поэтому пришлось сдать еще несколько анализов. Времени выбивать бесплатную операцию не осталось, поэтому пришлось все оплачивать самой, - вспоминает Марина.

Наступил день Х. 22 мая 2014 года - день операции.

Затем была палата интенсивной терапии, а потом - обычная. Встречала девушку мама.

- Я тогда уже шутила, разговаривала. Чувствовала себя замечательно. На вторые сутки после операции начала вставать, ходить. У меня была перевязана голова, очень опухшее отекшее лицо с синяками под глазами, но мне это все казалось такой ерундой. За окном цвела сирень, пели птицы. Тогда я посмотрела на все с другой стороны. Мне это показалось таким особенным, - вспоминает Марина.

В той палате девушка провела еще неделю. Затем ее ждало дальнейшее лечение, но уже на родине, в Воронеже. Нейрохирург посоветовал ей проходить и лучевую, и химиотерапию, чтобы уж точно избежать рецидивов. Врачи обещали, что перенесет она все хорошо, молодая ведь.

- Знакомые, кстати, меня отговаривали. Говорили, что это опасно, что от этого можно умереть, давали ссылки на различные исследования, но я верила своему спасителю. У меня не было желания сидеть на онкофорумах, читать эти ужасы. Я сказала себе, что буду действовать так, как скажет врач, рассказывает Марина. - Считаю, мне повезло. Опухоль была хоть и большая, но располагалась в таком месте, где не было жизненно важных центров, поэтому нейрохирург смог удалить ее полностью. Не было никаких рисков, что я ослепну, оглохну и так далее.

Началось облучение. Каждый день она ездила в отделение радиологии на процедуры.

- Это было лето, жара. Лучевая нагрузка давала о себе знать. После возвращения из больницы меня сразу клонило в сон. Я понимала, что надо нормально питаться, но аппетита не было. Так как мне облучали зону лба, там начали сыпаться волосы. Через неделю уже полголовы было без них. Я не стала дожидаться продолжения. Сама себе сбрила все. Ходила лысая. Что удивительно, меня это совсем не беспокоило. Раньше у меня была длинная и густая шевелюра, я за каждый сантиметр беспокоилась. А в этот момент мне было все равно. Отрастут. Я ведь так люблю жизнь, я хочу жить! А все остальное - мелочи, - делится Марина.

Больше всего лечение сказалось на нервной системе, так как опухоль головного мозга - это заболевание ЦНС.

- Я была плаксивая, раздражительная, несдержанная. Чувствовала гнев, агрессию, грусть. Обидно ведь, что у всех все хорошо, что все будут жить, а я больная. Тогда все же было неясно, сколько мне осталось - две недели, два месяца или два года…Вдруг рак вернется снова? Но я все-равно очень верила в себя, - рассказывает наша собеседница. - После того, как закончились химия и лучи, мое состояние стабилизировалось. Было очень стыдно за то, сколько неприятностей за время лечения я наговорила.

Марина считает, что понять больного раком может только человек, победивший его.

Как говорит Марина, с выздоровлением ее жизнь изменилась в лучшую сторону.

- В моей голове все перевернулось, я пересмотрела многое в своей жизни, поменялись приоритеты. Ведь болезнь - это последнее предупреждение о том, что нужно меняться. А еще я переехала обратно в Воронеж. Болезнь вернула меня на место, на мое место! Страх, что рак вернется, был первые полтора года, а затем я начала про него забывать. - считает девушка.

В детстве Марина хотела стать врачом, но так сложилось, что она пошла учиться на историка. Затем вся ее работа была связана с инженерными коммуникациями в строительстве, потом девушка ушла в индустрию красоты. Перед самой болезнью она занималась недвижимостью. И вот наконец диагноз, после которого она вернулась к своему истинному предназначению - к помощи людям. Именно об этом она мечтала еще маленькой девочкой.

Когда она прочитала все публикации на странице сообщества, то захотела, чтобы и ее историю тоже там опубликовали.

- Я вспомнила себя, тот период, когда мне не хватало информации, и поняла, что могу помочь другим. Написала в директ этого сообщества и предложила им опубликовать мою историю. Руководители согласились. Но наблюдать за проектом я не перестала. Выяснила, что в Воронеже такого нет и решила обратиться к основательнице, чтобы открыть, так сказать, филиал, - рассказывает девушка.

Нашей собеседнице пришлось убеждать руководителя проекта в том, что готова ко всем трудностям. Но она была уверена, что со всем справится, сможет оказать заболевшим психоэмоциональную поддержку, которая так необходима в этот период.

- Я считаю, что такие встречи, которые мы организовываем в рамках проекта за чашкой чая, а также мастер-классы помогают даже больше таблеток. В лечении рака многое зависит от настроя, - уверена Марина. - К тому же, кто еще может понять больного онкологическим заболеванием, как не человек, который пережил его.

После пяти месяцев упорной борьбы отец Марины скончался. Ему было 73. Его смерть еще больше убедила нашу героиню в необходимости открытия проекта. Вот уже полгода она все свое время посвящает помощи людям и верит, что эти испытания привели ее на истинный путь…

Теперь Марина помогает другим поверить в себя и справиться с болезнью.

Консьержка помогала, чем могла

Хозяева двух квартир, которые мы снимали сами, на улице Бакинских комиссаров и Островитянова сказали: “Вы нам платите деньги, остальное нас не интересует” (имелась в виду болезнь Сони). А одна семья даже стала жертвовать в фонд “Подари жизнь”. Владелец квартиры Андрей однажды позвонил и спросил: “Игорь, я сейчас зашел на сайт. Это точно он? Ну тогда я жертвую”. Отвечаю: “Спасибо большое!”.

Помню, как в квартиру на Профсоюзной пришла хозяйка проверить состояние и увидела, что в каждой комнате (жили две семьи) стоял кварцевый облучатель. Она была очень удивлена и довольна. Даже пошутила: “Всегда бы у меня такие арендаторы были”. Но с нашими детьми по-другому нельзя: два раза в день делаем влажную уборку, проветриваем постоянно, пыль просто отсутствует как класс.

Был случай, когда я нес на руках ребенка с 14 этажа. Мы пришли в гости к семье в соседний дом, и одной девочке, тоже с лейкозом, стало очень плохо. У нее нарушилось дыхание, начались судороги. Но мы даже в таких случаях не вызываем скорую, если ухудшение состояния ребенка связано с основным заболеванием, иначе скорая по правилам увезет в территориальную больницу, а не в центр, где мы лечимся и где помогут.

Обычно в таких экстренных ситуациях семьи просят знакомых или вызывают такси и едут в клинику, именно поэтому важно, чтобы до нее была шаговая доступность. А тогда случилось как раз проявление болезни, мы замотали девочку в одеяло, я спустился с ней на лифте. Консьержка была испугана — я это заметил — но придерживала нам дверь, старалась помочь, чем могла. Нас встретил на машине другой родитель и довез до дверей РДКБ, а там уже ждали врачи с кислородной маской и необходимыми препаратами. В тот раз все обошлось….

Единственный выход — жить в квартире у места лечения

Но тогда, в 2008 году, проблема поиска жилья стояла более чем актуально — у многих москвичей совершенно не было представления, что такое лейкоз и рак в принципе. Помню, как дочка переживала, когда в подъезде и любых общественных местах — в транспорте, в магазинах, в музее — от нее шарахались люди. Дети в масках, без волос, потому что они выпали после химиотерапии, часто с поражением кожи — для рядового человека все это выглядело более чем непривычно.

Но не жить в таких квартирах не получается, если ты приехал с ребенком на лечение из другого региона. Лечение, как правило, проходит в крупных федеральных центрах, а там ограниченное количество боксов, и мест катастрофически не хватает. И в период между этапами лечениям — а у нас было и несколько блоков химиотерапии, и трансплантация костного мозга — существует время отдыха и подготовки к следующему этапу, от 5-10 дней до одного-двух месяцев, а бывает и дольше.

И если врач говорит, что состояние позволяет жить не в больнице, то не нужно там оставаться. Ведь задача и лечения, и всего здравоохранения — вернуть человека в привычную для него жизнь, а не прятать по пансионатам. Рак, как и любое другое тяжелое заболевание, — это не клеймо.

Возвращаться на этот короткий период лечения домой, как, например, в нашем случае в Псков, тоже не вариант — это больший риск для ребенка. После химиотерапии иммунитет находится в подавленном состоянии и очень восприимчив к любым вирусам и инфекциям. А после трансплантации костного мозга все еще серьезнее — иммунная система “перезапускается” и организм учится жить заново. Ну куда тут поедешь в таком состоянии? Поэтому единственный выход — жить в квартирах возле места лечения, чтобы в случае чего иметь возможность максимально быстро добраться до больницы, где помогут.

Приходилось объяснять — и понимали

Как показал наш опыт, люди в основном делятся на две категории: одни видят больных детей и пытаются помочь всем чем могут, а другие стараются максимально отстраниться, вплоть до того, чтобы вообще не пересекаться. В этой истории с квартирой на юго-западе Москвы речь идет все-таки о старшем поколении и какие-то стороны пытаются объяснить такое поведение косностью и необразованностью, и я отчасти с этим согласен.

В нашей жизни тоже встречались пожилые люди, которые не понимали специфику болезни, но были и те, кто приносил продукты и вещи. Помню, раздался звонок в дверь, открываем — стоят бабуля с дедулей. “Здравствуйте! Вот вам картошка и яблочки. С дачи нашей. Возьмите” — “Да ну что вы!” — “Возьмите! У вас же дети болеют”.

Какого-то явного негатива со стороны жителей не припомню. Была отстраненность, нежелание в принципе общаться. Иногда мамы с детьми, встречая нас в лифте, отгораживались, прятали ребенка за спину. В принципе, это тоже непонимание и естественное желание защитить своего родного. Но в наших случаях все решалось разговорами.

Например, пересекаешься с соседями на лестничной клетке и видишь у них в глазах немой вопрос. Иногда люди озвучивали его: “А что у вас, а как возникло?” Иногда и мы начинали объяснять сами, что это не наш ребенок для вас опасен и заразен, а, скорее, вы для него, у него после химиотерапии угнетен иммунитет, поэтому он и ходит в маске. В большинстве случаев все понимали, что мы такие же люди.

Соседям может не нравиться, что люди в этих квартирах часто меняются: неделю живет одна семья, потом еще неделю другая, потом приезжает третья. У нас они не всегда понимали логику лечения и квартира казалась им каким-то вокзалом. Опять же приходилось объяснять. Понимали.

Обычно в двухкомнатной квартире проживает две семьи, по одному родителю и ребенку в комнате. Конечно, ходили в гости друг к другу — семьи, которые долго в одном отделении лечат своих детей, как правило, сближаются и хорошо общаются. И естественно, дети могут шуметь, греметь, играть, как и здоровые. На то они и дети. И хорошо, что они это делают. Я уверен, что у каждого из нас есть соседи, которые иногда шумят, и здесь нет разницы, болезнь это или не болезнь. Всегда найдутся недовольные, но приезжих людей с болезнью винить почему-то проще.

Игорь и Соня. Фото: Фейсбук

Надо быть добрее и не становиться безучастными

Узнав эту новость про квартиру на юго-западе Москвы, я был удивлен. Одно дело, когда такое происходит 10 лет назад, другое — в 2018 году, когда масса социальной рекламы. Мне кажется, участие в решении этой проблемы нужно от всех. Фондам, которые арендуют квартиры, стоит проводить просветительскую работу именно в тех домах, в которых будут проживать эти дети. Может быть, раз в полгода рассказывать об этом на собраниях ТСЖ или повесить нужную информацию, чтобы люди знали. Дома, где люди сами снимают, — это уже их зона ответственности по информированию местного сообщества, но все возможно.

Конечно, от родителей тоже зависит многое, и не все мамы детей, которые болеют, способны адекватно поговорить с посторонним человеком, потому что находятся в подавленном состоянии. А окружающим в голову не заглянешь — их понимание ситуации зависит от личного уровня образования и воспитания.

Что мы с вами можем сделать? Наверное, быть добрее, не становиться безучастными. Я уверен, в каждом подъезде есть такая женщина или мужчина-активисты, но важно, чтобы находились и другие люди, которые эту активность бы ограничивали и направляли в правильное русло.

К слову сказать, онкология наиболее часто встречающееся заболевание среди представителей кино и шоу-бизнеса. Только за последние годы эта болезнь унесла жизни многих знаменитостей, информирует Диалог.UA.

Кристина Кузьмина

В 2013 году актрисе диагностировали рак груди. Многочисленные курсы химиотерапии и операции дали свой результат — недуг отступил, но, как оказалось, ненадолго.

Недавно у актрисы опять случился рецедив, ей снова пришлось пройти курсы лучевой терапии.

Но, несмотря на страшную болезнь, 39-летняя Кузьмина погружена в работу и воспитание 9-летней дочери.

Александра Яковлева

У звезды "Экипажа" в 2016 году обнаружили рак груди на последней стадии. Яковлева признавалась, что поначалу ей давали всего несколько месяцев и она не знала, как жить. Ее предал близкий человек, рядом остались лишь немногие друзья.

Позади десятки курсов химеотерапии и различных процедур, в какой-то момент болезни у актрисы даже ноги отказывали.

По словам Яковлевой, сегодня недуг отступил, актриса играет и живет на "полную" грудь, хотя некоторые проблемы со здоровьем все-таки присутствуют.

Татьяна Бронзова

Свою борьбу с диагнозом актриса ведет последние 13 лет. По словам 73-летней знаменитости, силы для борьбы с этой болячкой ей дает ее любимый муж Борис Щербаков.

Бронзова тщательно следит за состоянием, постоянно на связи с врачами, контролирует процесс и никогда не пропускает прием у медиков.

Альбина Чайкина

У звезды сериала "Пятая стража" врачи обнаружили агрессивную форму рака — лимфому Ходжкина в 2018 году.

33-летняя звезда поделилась, что страшный диагноз стал для нее ударом. У нее началась длительная депрессия, но от лечения Чайкина не отказалась и прошла курсы химиотерапии.

Сейчас у актрисы состояние ремиссии, она общается с поклонниками, работает.

Анастасия Заворотнюк

О четвертой стадии рака у Анастасии Заворотнюк все узнали весной этого года. Но даже спустя время семья актрисы не желает говорить публично на эту тему.

У 48-летней Заворотнюк глиобластома. Многие развитие болезни связывают с процедурой ЭКО, благодаря которой родился совместный с фигуристом Петром Чернышевым ребенок – дочь Мила.

Эксперты пациентам с такой формой рака дают неутешительный прогноз – максимум, и то при хорошем лечении, несколько лет.

Но недавно появилась информация, что якобы актрисе стало лучше. Даже супруг Заворотнюк высказался на эту тему.

Ранее Александра Яковлева сделала тяжелое признание и рассказала о том, о чем мечтает. Она отметила, что тяжелый период ей, кроме поддержки дочери, помог пережить театр. Актриса просит ее поддерживать и по возможности приходить на ее спектакли.

Мы сообщали также, что в России уже несколько раз "хоронили" Анастасию Заворотнюк. Первые данные о ее "смерти" появились еще в начале октября. Затем источники даже рассказали, где нашла "последнее пристанище" звезда.

Недавно снова появилась информация о том, что Заворотнюк "нет в живых".

Директор онкоцентра на Каширке Михаил Давыдов сообщил, что в последние три месяца Жанна лечилась именно там

16.06.2015 в 15:32, просмотров: 180859

Скончавшаяся в понедельник певица Жанна Фриске в последние месяцы жизни проходила лечение в онкологическом Центре на Каширском шоссе в Москве. Об этом нам рассказал директор Центра, главный онколог России Михаил Давыдов. По словам Михаила Ивановича, у Жанны, увы, не было шансов выжить.

— Михаил Иванович, в начале прошлого года именно к вам обратилась Жанна Фриске, чтобы подтвердить (или опровергнуть) свое ужасный диагноз — рак мозга, его редкую форму — глиобластому. И вот Жанны не стало. Такой финал был неизбежен?

— К сожалению, при таком диагнозе, да. Максимум, сколько может прожить человек с таким заболеванием — полтора года.

— Неужели нигде в мире нет спасения от этой ужасной глиобластомы?

— Почему тогда все заболевшие раком стремятся попасть на лечение за границу (в Германию, США), где, кстати, и проходила лечение Жанна? Чего такого в России нет, что есть там?

А почему именно Жанна Фриске уехала лечиться в США, а затем в Германию? Об этом позаботились ее друзья, собрали деньги, Жанна - известный в России человек. Друзья хотели ей помочь, хотели, как лучше. И, слава богу, что сегодня у человека есть возможность выбирать, где ему лечиться. Но, повторюсь, способы лечения рака и в России, и за рубежом одни и те же.

— Жанна, насколько мне известно, лечилась и в вашем центре?

— Да, она проходила у нас лечение амбулаторно в последние три месяца. Мы применяли всю возможную для этого поддерживающую терапию. Но она, к сожалению, тоже не помогла.

— Что могло спровоцировать рак у Фриске? Могла ли повлиять ее беременность, в частности, ЭКО?

— ЭКО лишь ускорило рост уже имеющейся в мозге опухоли. Вообще, любая беременность выступает как провокатор многих заболеваний, к чему у человека есть предрасположенность. А тем более ЭКО, когда идет мощная гормональная атака на организм. И тем более, если у человека есть опухоль (у Фриске она уже могла быть). Возможно, эта опухоль была совсем маленькой. ЭКО и спровоцировало ее рост. Ведь головные боли у нее начались сразу после рождения ребенка.

— Какие еще факторы могут спровоцировать онкологию у человека, кроме известных - радиации, наследственности? Есть предположение, что на рост раковых клеток может повлиять даже мобильный телефон?

— Достоверных подтверждений этому пока нет.

— Известно, что из всех онкологических заболеваний на опухоль мозга приходится всего полтора процента. Она трудно выявляется? Или есть другие причины?

— Действительно, опухоль мозга — довольно редкое заболевание. Особенно у взрослых. Чаще выявляется у детей. Примерно 20% у детей - опухоли центральной нервной системы. Но у всех обнаруживается не сразу.

— На какие симптомы надо обращать внимание?

— Насторожить должны длительная головная боль, головокружение, ухудшение зрения (это было и у Фриске), нарушение чувствительности конечностей, тошнота, рвота, сонливость, нарушение памяти и речи.

Заголовок в газете: Мнение эксперта
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26835 от 17 июня 2015