Раковый корпус краткое содержание для читательского дневника

В тринадцатом корпусе раковой больницы волею жестокой судьбы встречаются совершенно разные люди. Разные они не только с точки зрения социального положения, но и с позиции мировоззренческих умозаключений.

Одним из его обитателей является Русанов Н.П.- в прошлом значимый человек, который рассчитывал на хорошую пенсию по выслуге, абсолютно не довольный варварскими условиями лечения в данном заведении. Он привык к отдельным палатам, высококвалифицированным специалистам, а тут… Возможно, его так наказывает судьба за все те доносы, которые он осуществлял в свое время.

Соседом по палате Н.П. является человек абсолютно противоположных взглядов и социального положения- Костоглотов ( Оглоед- со слов Русанова). Тридцать четыре года, успел повоевать, сидел, выучиться в институте не довелось, уверен в своем выздоровлении. Попадает он в это заведение уже во второй раз, хорошо знаком с симптоматикой раковых заболеваний, поэтому дотошливо ведет себя с медицинскими работниками. Надеется избавиться от недуга если не официальными медицинскими средствами, то народными рецептами от врача Масленикова, который предполагает положительный эффект от приема чаги. Оглоед умудряется даже с этой страшной болезнью радоваться жизни, он влюблен в своего лечащего врача В.К. Гангарт, которую называет Вегой. Они, как два полюса магнита, она уверенная в силе науке, он твердо отстаивающий позиции народных методов лечения, но все же Костоглотов идет на уступки и соглашается на переливание крови и уколы. Именно эта жертвенность и поражает Вегу, одинокую, вынесшую страдания войны, она вдруг находит смысл жизни в этом таком понятном ей человеке. С симпатией к Оглоеду относится и медсестра Зоенька, но она не видит реального совместного счастливого будущего с ним- обреченным человеком.

Еще одним врачом, который пытается спасти всех этих людей, оказывается Л.А. Донцова, которая постепенно тоже лишается всякой надежды на то, что возможно как-то бороться со смертью. Чем чаще возвращаются в палаты больные, прошедшие облучение, тем самым вызывая её душе все большую и большую волну угнетения, тем более ей все более знакомы боли, участившиеся в области её желудка.

В этой же палате лежит и Ефрем, который не с проста читает Толстого и склоняет всех соседей, что главное в этой жизни- любовь. Но ему испытать её, видимо, не суждено, ведь едва выписавшись, его привозят уже не в роли пациента… Не меньшую жалость вызывает и судьба Демки. Сирота, от которого ушел отец, да и мать забыла о его существовании. У него были большие планы на карьеру футболиста, но именно любимое дело и подкосило его здоровье- рак, и последующая ампутация одной из ног. Но он и в этом видит плюсы, ведь отсутствие ноги позволит ему получать пособие по инвалидности, не растрачивать время на танцы, а плотно заняться учебой. Даже для любви в его сердце находится место. Такая же несчастная Асенька, теперь уже с одной грудью, абсолютно разочаровавшая в этой жизни становится его возлюбленной. Таким же деятельным, как и Демка вначале кажется и Вадим Зацыко. Молодой двадцатичетырёхлетний геолог, мечтающий открыть для людей новый способ добычи руд, постепенно тоже подвергается всеобщему унынию. Полон отреченности и взгляд Орещенкова Д.Т., который после стольких потерь своих пациентов, семейных утрат, он сам осознает, насколько беспомощен человек перед ликом смерти.

Болезнь, поставившая всех этих людей в равное положение, на границу жизни и смерти, заставляет всех их пересмотреть свои принципы, переосмыслить прожитые годы и прийти к выводу, что самым ценным для человека в этом мире является именно жизнь, для многих прожитая впустую.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Солженицын. Все произведения

• Архипелаг ГУЛАГ
• В круге первом
• Как жаль
• Красное колесо
• Матрёнин двор
• Один день Ивана Денисовича
• Раковый корпус
• Случай на станции Кочетовка

Раковый корпус. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Краткое содержание Астафьев Ангел-хранитель

В 1933г в деревне, где проживал ребенок по имени Витя, наступил голод. Исчезли голуби, замолкли псы и веселые крики ребятишек. Пищу каждый искал себе сам, кто как умел.

Рассказ о двух друзьях Стасике и Мишутке. Им нравится придумывать веселые и фантастические истории о себе и других людях. Для мальчиков это игра. Они соревнуются, кто интереснее выдумает невероятную историю

В лесу родился зайчик, и как все другие зайцы, он все время боялся каждого звука. Долго так он страшился, почти год, пока большой не вырос. И тут надоело ему бояться.

Один мальчик, который учился в специальной закрытой школе, был см по себе очень сильный духом, так как именно это заведение занималось тем, что всех детей, откуда только возможно, брали, или же даже похищали

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ : КРУШЕНИЕ В ВОЗДУХЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ураган 1865 года. — Возгласы над морской пучиной. — Воздушный шар, унесённый бурей. — Разорванная оболочка.
— Кругом только море. — Пять путников. — Что произошло в гондоле. — Земля на горизонте. — Развязка драмы.

А.И.Солженицын
РАКОВЫЙ КОРПУС

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:

1. Вообще не рак
Госпитализация номенклатурного чиновника Павла Николаевича Русанова с опухолью горла, прощание с сыном и женой, недовольсто большой общей палатой.

3. ПчЁлка
Костоглотов помогает молодой медсестре-практикантке Зое готовится к сессии в ее медвузе, их романтический диалог.

4. Тревоги больных
Утренний обход. Зав.отделением Донцова осматривает Русанова и ждет его согласия на болезненную химиотерапию.

5. Тревоги врачей
Терапевт-онколог Вера Гангарт вспоминает появление тяжело больного Костоглотова.

6. История анализа
Первая рентгенотерапия Костоглотова. Излучение вызывает тошноту, снимаемую лишь солеными огурцами.

9. Tumor cordis
Хирурги корпуса – Евгения Устиновна и Лев Леонидович, перевязка Ефрема.

10. Дети
История болезни Демки, знакомство с Асей из женской палаты, разговоры о любви.

12. Все страсти возвращаются
Студенческие заботы медсестры Зои. Ночное дежурство и очередная беседа с Костоглотов: история его шрама.

13. И тени тоже
Визит Капитолины Русановой - неприятные новости: реабилитирован их сосед.

14. Правосудие
Страх Русанова: история типичного доносительства 30-ых…

15. Каждому своё
Ефрем, Вадим и Русанов обсуждают истоки своей болезни.

16. Несуразности
Химиотерапия и бред Русанова,

17. Иссык-кульский корень
Первый откровенный разговор Костоглотова с Верой Гангарт и его признание о самолечении ядовитым корнем. Веру в юности звали Вега.

18. "И пусть у гробового входа. "
Ночное дежурство Зои, ухаживания Костоглотова перерастают во взаимный роман.

19. Скорость, близкая свету
Студенчество Вадима, прерванное смертельной болезнью. Русанов обеспокоен отставкой Маленкова и Верховного суда.

20. Воспоминание о Прекрасном
Костоглотов чувствует перелом в болезни и вспоминает годы - потерянные в лагере и ссылке.

21. Тени расходятся
Визит к отцу Авиеты Русановой, ее рассказ об учебе на журфаке и целях литературы соцреализма.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ:

25. Вега
Вечер Веры Гангарт: комната в коммуналке, портрет погибшего жениха-ополченца, мысли о Костоглотове. Утренний рассказ санитарки о ночном флирте Зои с героем ее вчерашних грез.

26. Хорошее начинание
Пятиминутка у главврача: из пяти хирургов оперируют лишь два – Лев Леонидович и Евгения Устиновна, но план составляется на всех пятерых. Разговор коллег и друзей - Льва и Веры.

27. Что кому интересно
Обход больных Верой Гангарт и игнорирование Костоглотова. Русанов доволен лечением, но раздражен обществом Костоглотова, кого собирается проверить через свой аппарат.

28. Всюду нечет
Разговор Костоглотова с хирургом, рассказавшим о последствиях инъекций женских гормонов. Его обида на Вегу. Последнее свидание Демки и Аси перед ее операцией – удалением молочной железы.

29. Слово жёсткое, слово мягкое
Визит Юры Русанова - молодого прокурора, его рассказы о прокурорском надзоре. Недовольство отцом служебной мягостью сына. Ожесточенный спор Русанова с Костоглотовым.

30. Старый доктор
Донцова консультируется у профессора Орещенкова - его приговор беспощаден: у нее рак.

31. Идолы рынка
Разговор Костоглотова с Шулибиным: есть только один верный социализм – нравственный.

32. С оборота
Зав.отделением передает дела лучшей ученице - Вере Гангарт. Донцова рекомендует Костоглотову не строить планы семейной жизни – болезнь может вернуться. Вега считает себя слишком старой для него – ей уже за тридцать.

33. Счастливый конец
Русанова выписывают, но он не знает, что его опухоль уже пустила метастазы. Примирение Костоглотова и Веги – она дает ему адрес и приглашает погостить. То же самое делает медсестра Зоя.

34. Потяжелей немного
Последняя ночь в корпусе – разговор с интеллигентной санитаркой Елизаветой Анатольевной. Она тоже ленинградка, лагерница и пожизненно ссыльная.

35. Первый день творения
Костоглотов покидает больницу и бродит по Ташкенту, решая - к кому же идти. Зеркало в магазине: ему стыдно за свой облик – уехать, не заходя ни к кому! Спохватывается, но поздно.

36. И последний день
Вега ушла не дождавшись. Прощальное письмо. Неожиданно человечный комендант, обещающий скорые перемены. Поезд к месту ссылки – теперь уже не вечной.

Волей жестокой судьбы в тринадцатом корпусе собираются различные люди. Их различия состоят не только в их положении в обществе, но и в их взглядах на жизнь, мировоззрении и так далее.

Одним из людей тринадцатого корпуса представляется Русанов, бывший в прошлом уважаемым и значительным человеком, рассчитывающим на неплохую пенсию. В корне недоволен методами лечения в этой раковой больнице. Привыкший к индивидуальным палатам, специалистам с высокой квалификацией, он не может переносить здешних условий.

Его соседом в больнице является Костоглотов (Оглоед), человек, придерживающийся абсолютно иных взглядов и находящийся в совершенно ином социальном положении. В свои тридцать четыре года успел поучаствовать в боевых действиях и отсидеть срок. Получить высшее образование ему так и не удалось. Полностью убежден в своем исцелении. Не первый раз попадает в данное место, очень хорошо знакомый с симптомами данных заболеваний. В надежде на поправку благодаря медицине того времени и прочими официальными средствами, но и рассчитывает на помощь народных методов лечения Масленикова, который в своей время рассчитывает на целебный эффект чаги. Костоглотов, несмотря на все ужасы его заболевания, остается позитивным, ценит жизнь, а также проявляет симпатию к своему лечащему врачу Гангарт. Она верит в силу науки, а он убежден в эффективности народного лечения, однако дает согласие на переливание крови и различные процедуры. Именно эти уступки цепляют Гангарт, как одинокую женщину, пережившую войну, и она видит смысл жить именно в Костоглотове. Имеет к нему чувства и медицинская сестра Зоя, но не видит смысла в развитии этих чувств с обреченным на смерть человеком.

Еще один врач — Донцова, желает излечить всех людей из корпуса, однако теряет силы и надежду, разочаровываясь постоянно, понимая, что со смертью бороться не всегда получится. Часто возвращаются в палаты пациенты, пережившие облучение, что больше и больше вызывает тоску на сердце Донцовой.

В той же палате находится Ефрем который с увлечением читает Толстого и пытается объяснить всем своим товарищам по несчастью, что самое важное в этой жизни — это любовь. Но испытать это прекрасное чувство ему, скорее всего, не удастся.

Немалое сострадание вызывают и печальные перспективы Демки. Он одинок, из его семьи ушел отец, а мать предпочла забыть о существовании сына. У него были большие планы и мечты, ему хотелось полноценно жить и в дальнейшем сделать карьеру футболиста, но теперь он не сможет осуществить своей мечты — из-за рака ему пришлось пережить ампутацию ноги. Но его позитивный настрой не дает унывать и в этой ситуации, ведь теперь он может получать пению по инвалидности и активно заняться учебой. Даже для любви в его жизни не теряется место. Асенька, девушка с одной ампутированной грудью, получившая аабсолютное разочарование в жизни, становится его девушкой.

Таким же активным, как и Демка, изначально кажется Вадим Зацыко. Юный активный, двадцатичетырехлетний Вадим — геолог, который желает разработать новый способ добычи руд, со временем так же, как и все, подвержен всеобщей депрессии.

Полон грусти и взгляд Орещенкова, который, спустя столько потерь своих пациентов, потерь в семье, наконец осознает, что человек абсолютно беспомощен перед страданиями и серьезными заболеваниями.

Болезнь определяет всех в одинаковое положение, ставя на грань жизни или смерти, вынуждает рассмотреть и заново пересмотреть свои принципы, осмыслить прожитые годы, заняться самоанализом, чтобы подойти к выводу, что самое важное и ценное для человека — его здоровье и жизнь, а все остальное второстепенно. А многие проживают жизнь спокойно, но совершенно бестолково и бессмысленно.

Роман получил известность благодаря самиздату и зарубежным изданиям на русском языке и в переводах в западных издательствах.

↑ Сюжетная линия и главные герои произведения

Действие происходит в стенах 13-го онкологического корпуса городской больницы при Ташкентском медицинском институте.

Страшная судьба распоряжается судьбами главных героев, отправляя одних умирать, другие вроде бы с улучшением выписываются из больницы или переводятся в другие отделения.

Перед судьбой все равны, и школьник Демка, мальчик со взрослым взглядом, и Костоглотов герой-фронтовик бывший заключенный, и Павел Русанов – служащий, профессиональный кадровик и негласный доносчик.

Главное событие в книге — это противопоставление героев самого писателя, выведенного в произведении под именем Олега Костоглотова и бывшего доносчика Русанова, оба они на пороге смерти и оба борются за жизнь в то время, когда рушится казалось бы, несокрушимая сталинская машина.

Вадим Зацырко стоящий на пороге между жизнью и смертью и несмотря ни на что, работающий над научным трудом, итогом всей своей жизни, хотя месяц больничной койки уже не дают ему уверенности в том, что он может умереть героем, совершившим, подвиг.

Одинокий библиотекарь Алексей Шубин, презирающий собственную молчаливую жизнь, но тем не менее отстаивающий в споре с Костоглотовым социалистические идеи нравственности и другие, казалось бы, совершенно простые люди, задумывающиеся над своей жизнью и собственным нравственным поведением. Все они находятся в постоянном споре и ведут свою борьбу друг с другом и с болезнью, и с собственной нравственностью и душой.

↑ Главное в книге

Повесть страшная, необычайно острая, герои балансируют буквально на грани будничной жизни и собственной безысходности. Неважно, когда и где происходит действие, важно то что творится в голове пациентов больницы, стоящих на пороге смерти, что происходит в душе, как мучается тело, и как со всем этим существовать. Автор делает упор на ощущениях героев, их страхов к состоянию обреченности, где еле теплиться надежда на чудо, на выздоровление. А что дальше, а затем все – точка, читатель сам додумывает конец судьбы героев.

Прочитав, эту книгу хочется ее уничтожить, чтобы только не навлечь на себя и своих близких те несчастья что довлеют в произведении, а, наверное, лучше ее совсем не касаться слишком страшная книга. Кроме, всех этих переживаний в книге существует и второе дно, произведение проводит резкое сопоставление обреченности онкологических больных с попавшими под следствие, жертв ГУЛАГа. И вылеченная, казалось бы, болезнь и внезапно обретенная свобода могут обернуться неожиданной стороной к человеку и болезнь, и арест вместе со следствием могут вернуться обратно.

Кроме всего этого вроде бы безысходного, мучительного нравственного переживания в книге не забыта и тема любви, любви мужчины к женщине, врача к своей нелегкой работе к своим пациентам. Автора к своим героям, таким узнаваемым и таким необыкновенным. Повесть дает понять жизненный смысл, поднимает вопросы добра и зла, истины и лжи. Книга учит понятию ценности жизни, учит нести ответственность.

Краткое содержание, краткий пересказ

Краткое содержание романа

Двадцать четвертого декабря 1949 г. в пятом часу вечера государственный советник второго ранга Иннокентий Володин почти бегом сбежал с лестницы Министерства иностранных дел, выскочил на улицу, взял такси, промчался по центральным московским улицам, вышел на Арбате, зашел в телефонную будку у кинотеатра "Художественный" и набрал номер американского посольства. Выпускник Высшей дипшколы, способный молодой человек, сын известного отца, погибшего в гражданскую войну (отец был из тех, что разгонял Учредительное собрание), зять прокурора по спецделам, Володин принадлежал к высшим слоям советского общества. Однако природная порядочность, помноженная на знания и интеллект, не позволяла Иннокентию полностью мириться с порядком, существующим на одной шестой части суши.

Окончательно открыла ему глаза поездка в деревню, к дяде, который рассказал Иннокентию и о том, какие насилия над здравым смыслом и человечностью позволяло себе государство рабочих и крестьян, и о том, что, по существу, насилием было и сожительство отца Иннокентия с его матерью, барышней из хорошей семьи. В разговоре с дядей Иннокентий обсуждал и проблему атомной бомбы: как страшно, если она появится у СССР.

Спустя некоторое время Иннокентий узнал, что советская разведка украла у американских ученых чертежи атомной бомбы и что на днях эти чертежи будут переданы агенту Георгию Ковалю. Именно об этом Володин пытался сообщить по телефону в американское посольство. Насколько ему поверили и насколько его звонок помог делу мира, Иннокентий, увы, не узнал.

Звонок, разумеется, был записан советскими спецслужбами и произвел эффект именно что разорвавшейся бомбы. Государственная измена! Страшно докладывать Сталину (занятому в эти дни важной работой об основах языкознания) о государственной измене, но еще страшнее докладывать именно сейчас. Опасно произносить при Сталине само слово "телефон". Дело в том, что еще в январе прошлого года Сталин поручил разработать особую телефонную связь: особо качественную, чтобы было слышно, как будто люди говорят в одной комнате, и особо надежную, чтобы её нельзя было подслушать. Работу поручили подмосковному научному спецобъекту, но задание оказалось сложным, все сроки прошли, а дело двигается еле-еле.

И очень некстати возник еще этот коварный звонок в чужое посольство. Арестовали четырех подозреваемых у метро "Сокольники", но всем ясно, что они тут совсем ни при чем. Круг подозреваемых в МИДе невелик — пять-семь человек, но всех арестовать нельзя. Как благоразумно сказал заместитель Абакумова Рюмин: "Это министерство — не Пищепром". Нужно опознать голос звонившего. Возникает идея эту задачу поручить тому же подмосковному спецобъекту.

Объект Марфино — так называемая шарашка. Род тюрьмы, в которой собран со всех островков ГУЛАГа цвет науки и инженерии для решения важных и секретных технических и научных задач. Шарашки удобны всем. Государству. На воле нельзя собрать в одной группе двух больших ученых: начинается борьба за славу и Сталинскую премию. А здесь слава и деньги никому не грозят, одному полстакана сметаны и другому полстакана сметаны. Все работают. Выгодно и ученым: избежать лагерей в Стране Советов очень трудно, а шарашка — лучшая из тюрем, первый и самый мягкий круг ада, почти рай: тепло, хорошо кормят, не надо работать на страшных каторгах. Кроме того, мужчины, надежно оторванные от семей, от всего мира, от каких бы то ни было судьбостроительных проблем, могут предаваться свободным или относительно свободным диалогам. Дух мужской дружбы и философии парит под парусным сводом потолка. Может быть, это и есть то блаженство, которое тщетно пытались определить все философы древности.

• Матрёнин двор
• Один день Ивана Денисовича
• Раковый корпус

Филолог-германист Лев Григорьевич Рубин был на фронте майором "отдела по разложению войск противника". Из лагерей военнопленных он выбирал тех, кто был согласен вернуться домой, чтобы сотрудничать с русскими. Рубин не только воевал с Германией, не только знал Германию, но и любил Германию. После январского наступления 1945-го он позволил себе усомниться в лозунге "кровь за кровь и смерть за смерть" и оказался за решеткой. Судьба привела его в шарашку. Личная трагедия не сломила веры Рубина в будущее торжество коммунистической идеи и в гениальность ленинского проекта. Прекрасно и глубоко образованный человек, Рубин и в заточении продолжал считать, что красное дело побеждает, а невинные люди в тюрьме — только неизбежный побочный эффект великого исторического движения. Именно на эту тему Рубин вел тяжелые споры с товарищами по шарашке. И оставался верен себе. В частности, продолжал готовить для ЦК "Проект о создании гражданских храмов", отдаленного аналога церквей. Здесь предполагались служители в белоснежных одеждах, здесь граждане страны должны были давать присягу о верности партии, Отчизне, родителям. Рубин подробно писал: из расчета на какую территориальную единицу строятся храмы, какие именно даты отмечаются там, продолжительность отдельных обрядов. Он не гнался за славой. Понимая, что ЦК может оказаться не с руки принимать идею от политзаключенного, он предполагал, что проект подпишет кто-нибудь из вольных фронтовых друзей. Главное — идея.

В шарашке Рубин занимается "звуковидами", проблемой поисков индивидуальных особенностей речи, запечатленной графическим образом. Именно Рубину и предлагают сличать голоса подозреваемых в измене с голосом человека, совершившего предательский звонок. Рубин берется за задание с огромным энтузиазмом. Во-первых, он преисполнен ненавистью к человеку, который хотел помешать Родине завладеть самым совершенным оружием. Во-вторых, эти исследования могут стать началом новой науки с огромными перспективами: любой преступный разговор записывается, сличается, и злоумышленник без колебаний изловлен, как вор, оставивший отпечатки пальцев на дверце сейфа. Для Рубина сотрудничать с властями в таком деле — долг и высшая нравственность.

Проблему такого сотрудничества решают для себя и многие другие узники шарашки. Илларион Павлович Герасимович сел "за вредительство" в 30-м г., когда сажали всех инженеров. В 35-м г. вышел, к нему на Амур приехала невеста Наташа и стала его женой. Долго они не решались вернуться в Ленинград, но решились — в июне сорок первого. Илларион стал могильщиком и выжил за счет чужих смертей. Еще до окончания блокады его посадили за намерение изменить Родине. Теперь, на одном из свиданий, Наташа взмолилась, чтобы Герасимович нашел возможность добиться зачетов, выполнить какое-нибудь сверхважное задание, чтобы скостили срок. Ждать еще три года, а ей уже тридцать семь, она уволена с работы как жена врага, и нет уже у нее сил. Через некоторое время Герасимовичу представляется счастливая возможность: сделать ночной фотоаппарат для дверных косяков, чтобы снимал всякого входящего-выходящего. Сделает: досрочное освобождение. Наташа ждала его второй срок. Беспомощный комочек, она была на пороге угасания, а с ней угаснет и жизнь Иллариона. Но он ответил все же: "Сажать людей в тюрьму — не по моей специальности! Довольно, что нас посадили. "

Рассчитывает на досрочное освобождение и друг-враг Рубина по диспутам Сологдин. Он разрабатывает втайне от коллег особую модель шифратора, проект которой почти уже готов положить на стол начальству. Он проходит первую экспертизу и получает "добро". Путь к свободе открыт. Но Сологдин, подобно Герасимовичу, не уверен в том, что надо сотрудничать с коммунистическими спецслужбами. После очередного разговора с Рубиным, закончившегося крупной ссорой между друзьями, он понимает, что даже лучшим из коммунистов нельзя доверять. Сологдин сжигает свой чертеж. Подполковник Яконов, уже доложивший об успехах Сологдина наверх, приходит в неописуемый ужас. Хотя Сологдин и объясняет, что осознал ошибочность своих идей, подполковник ему не верит. Сологдин, сидевший уже дважды, понимает, что его ждет третий срок. "Отсюда полчаса езды до центра Москвы, — говорит Яконов. — На этот автобус вы могли бы садиться в июне — в июле этого года. А вы не захотели. Я допускаю, что в августе вы получили бы уже первый отпуск — и поехали бы к Черному морю. Купаться! Сколько лет вы не входили в воду, Сологдин?"

Подействовали ли эти разговоры или что-то другое, но Сологдин уступает и берет обязательство сделать все через месяц. Глеб Нержин, еще один друг и собеседник Рубина и Сологдина, становится жертвой интриг, которые ведут внутри шарашки две конкурирующие лаборатории. Он отказывается перейти из одной лаборатории в другую. Гибнет дело многих лет: тайно записанный историко-философский труд. На этап, куда теперь отправят Нержина, его взять нельзя. Гибнет любовь: в последнее время Нержин испытывает нежные чувства к вольной лаборантке (и по совместительству лейтенанту МТБ) Симочке, которая отвечает взаимностью. Симочка ни разу в жизни не имела отношения с мужчиной. Она хочет забеременеть от Нержина, родить ребенка и ждать Глеба оставшиеся пять лет. Но в день, когда это должно произойти, Нержин неожиданно получает свидание с женой, с которой не виделся очень давно. И решает отказаться от Симочки.

Усилия Рубина приносят свои плоды: круг подозреваемых в измене сузился до двух человек. Володин и человек по фамилии Щевронок. Еще немного, и злодей будет расшифрован (Рубин почти уверен, что это Щевронок). Но два человека — не пять и не семь. Принято решение арестовать обоих (не может же быть, чтобы второй был совсем уж ни в чем не виновен). В этот момент, поняв, что его стараниями в ад ГУЛАГа идет невинный, Рубин почувствовал страшную усталость. Он вспомнил и о своих болезнях, и о своем сроке, и о тяжелой судьбе революции. И только приколотая им самим к стене карта Китая с закрашенным красным коммунистической территорией согревала его. Несмотря ни на что, мы побеждаем.

Иннокентия Володина арестовали за несколько дней до отлета в заграничную командировку — в ту самую Америку. Со страшным недоумением и с великими муками (но и с некоторым даже изумленным любопытством) вступает он на территорию ГУЛАГа.

Глеб Нержин и Герасимович уходят на этап. Сологдин, сколачивающий группу для своих разработок, предлагает Нержину похлопотать за него, если тот согласится работать в этой группе. Нержин отказывается. Напоследок он совершает попытку примирить бывших друзей, а ныне ярых врагов Рубина и Сологдина. Безуспешную попытку.

Заключенных, отправленных на этап, грузят в машину с надписью "Мясо". Корреспондент газеты "Либерасьон", увидев фургон, делает запись в блокноте: "На улицах Москвы то и дело встречаются автофургоны с продуктами, очень опрятные, санитарно-безупречные".

Раковый корпус
Всех собрал этот страшный корпус – тринадцатый, раковый. Гонимых и гонителей, молчаливых и бодрых, работяг и стяжателей – всех собрал и обезличил, все они теперь только тяжелобольные, вырванные из привычной обстановки, отвергнутые и отвергнувшие все привычное и родное. Нет у них теперь ни дома другого, ни жизни другой. Они приходят сюда с болью, с сомнением – рак или нет, жить или умирать?

Впрочем, о смерти не думает никто, ее нет. Ефрем, с забинтованной шеей, ходит и нудит “Сикиверное наше дело”,

Сюда попал случайно, если уж и надо в больницу, то не в эту, где такие варварские условия (ни тебе отдельной палаты, ни специалистов и ухода, подобающего его положению). Да и народец подобрался в палате, один Оглоед чего стоит – ссыльный, грубиян и симулянт.
А Костоглотов (Оглоедом

Более упрямого, въедливого пациента не найти: болеет профессионально (книгу патанатомии проштудировал), на всякий вопрос добивается ответа от специалистов, нашел врача Масленникова, который чудо-лекарством – чагой лечит. И уже готов сам отправиться на поиски, лечиться, как всякая живая тварь лечится, да нельзя ему в Россию, где растут удивительные деревья – березы…
Замечательный способ выздоровления с помощью чая из чаги (березового гриба) оживил и заинтересовал всех раковых больных, уставших, разуверившихся. Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы все свои секреты раскрывать этим свободным., но не наученным “мудрости жизненных жертв”, не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться…
Веривший во все народные лекарства (тут и чага, и иссык-кульский корень – аконитум), Олег Костоглотов с большой настороженностью относится ко всякому “научному” вмешательству в свой организм, чем немало досаждает лечащим врачам Вере Корнильевне Гангарт и Людмиле Афанасьевне Донцовой. С последней Оглоед все порывается на откровенный разговор, но Людмила Афанасьевна, “уступая в малом” (отменяя один сеанс лучевой терапии), с врачебной хитростью тут же прописывает “небольшой” укол синэстрола, лекарства, убивающего, как выяснил позднее Олег, ту единственную радость в жизни, что осталась ему, прошедшему через четырнадцать лет лишений, которую испытывал он всякий раз при встрече с Вегой (Верой Гангарт). Имеет ли врач право излечить пациента любой ценой?

Должен ли больной и хочет ли выжить любой ценой? Не может Олег Костоглотов обсудить это с Верой Гангарт при всем своем желании. Слепая вера Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в свои силы.

И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол, уничтожающий, казалось бы, последнюю радость, доступную Олегу на земле. Радость любить и быть любимым.
А Вега принимает эту жертву: самоотречение настолько в природе Веры Гангарт, что она и представить себе не может иной жизни. Пройдя через четырнадцать пустынь одиночества во имя своей единственной любви, начавшейся совсем рано и трагически оборвавшейся, пройдя через четырнадцать лет безумия ради мальчика, называвшего ее Вегой и погибшего на войне, она только сейчас полностью уверилась в своей правоте, именно сегодня новый, законченный смысл приобрела ее многолетняя верность. Теперь, когда встречен человек, вынесший, как и она, на своих плечах годы лишений и одиночества, как и она, не согнувшийся под этой тяжестью и потому такой близкий, родной, понимающий и понятный, – стоит жить ради такой встречи!
Многое должен пережить и передумать человек, прежде чем придет к такому пониманию жизни, не каждому это дано. Вот и Зоенька, пчелка-Зоенька, как ни нравится ей Костоглотов, не будет даже местом своим медсестры жертвовать, а уж себя и подавно постарается уберечь от человека, с которым можно тайком от всех целоваться в коридорном тупике, но нельзя создать настоящее семейное счастье (с детьми, вышиванием мулине, подушечками и еще многими и многими доступными другим радостями). Одинакового роста с Верой Корнильевной, Зоя гораздо плотней, потому и кажется крупнее, осанистее.

Да и в отношениях их с Олегом нет той хрупкости-недосказанности, которая царит между Костоглотовым и Гангарт. Как будущий врач Зоя (студентка мединститута) прекрасно понимает “обреченность” больного Костоглотова. Именно она раскрывает ему глаза на тайну нового укола, прописанного Донцовой. И снова, как пульсация вен, – да стоит ли жить после такого?

Стоит ли.
А Людмила Афанасьевна и сама уже не убеждена в безупречности научного подхода. Когда-то, лет пятнадцать – двадцать назад, спасшая столько жизней лучевая терапия казалась методом универсальным, просто находкой для врачей-онкологов. И только теперь, последние два года, стали появляться больные, бывшие пациенты онкологических клиник, с явными изменениями на тех местах, где были применены особенно сильные дозы облучения. И вот уже Людмиле Афанасьевне приходится писать доклад на тему “Лучевая болезнь” и перебирать в памяти случаи возврата “лучевиков”.

Да и ее собственная боль в области желудка, симптом, знакомый ей как диагносту-онкологу, вдруг пошатнула прежнюю уверенность, решительность и властность. Можно ли ставить вопрос о праве врача лечить? Нет, здесь явно Костоглотов не прав, но и это мало успокаивает Людмилу Афанасьевну. Угнетенность – вот то состояние, в котором находится врач Донцова, вот что действительно начинает сближать ее, такую недосягаемую прежде, с ее пациентами. “Я сделала, что могла.

Но я ранена и падаю тоже”.
Уже спала опухоль у Русанова, но ни радости, ни облегчения не приносит ему это известие. Слишком о многом заставила задуматься его болезнь, заставила остановиться и осмотреться. Нет, он не сомневается в правильности прожитой жизни, но ведь другие-то могут не понять, не простить (ни анонимок, ни сигналов, посылать которые он просто был обязан по долгу службы, по долгу честного гражданина, наконец).

Да не столько его волновали другие (например, Костоглотов, да что он вообще в жизни-то смыслит: Оглоед, одно слово!), сколько собственные дети: как им все объяснить? Одна надежда на дочь Авиету: та правильная, гордость отца, умница. Тяжелее всего с сыном Юркой: слишком уж он доверчивый и наивный, бесхребетный.

Жаль его, как жить-то такому бесхарактерному. Очень напоминает это Русанову один из разговоров в палате, еще в начале лечения. Главным оратором был Ефрем: перестав зудеть, он долго читал какую-то книжечку, подсунутую ему Костоглотовым, долго думал, молчал, а потом и выдал: “Чем жив человек?” Довольствием, специальностью, родиной (родными местами), воздухом, хлебом, водой – много разных предположений посыпалось.

И только Николай Павлович уверенно отчеканил: “Люди живут идейностью и общественным благом”. Мораль же книги, написанной Львом Толстым, оказалась совсем “не наша”. Лю-бо-вью…

За километр несет слюнтяйством! Ефрем задумался, затосковал, так и ушел из палаты, не проронив больше ни слова. Не так очевидна показалась ему неправота писателя, имя которого он раньше-то и не слыхивал. Выписали Ефрема, а через день вернули его с вокзала обратно, под простыню.

И совсем тоскливо стало всем, продолжающим жить.
Вот уж кто не собирается поддаваться своей болезни, своему горю, своему страху – так это Демка, впитывающий все, о чем бы ни говорилось в палате. Много пережил он за свои шестнадцать лет: отец бросил мать (и Демка его не обвиняет, потому как она “скурвилась”), матери стало совсем не до сына, а он, несмотря ни на что, пытался выжить, выучиться, встать на ноги. Единственная радость осталась сироте – футбол. За нее он и пострадал: удар по ноге – и рак.

За что? Почему? Мальчик со слишком уж взрослым лицом, тяжелым взглядом, не талант (по мнению Вадима, соседа по палате), однако очень старательный, вдумчивый. Он читает (много и бестолково), занимается (и так слишком много пропущено), мечтает поступить в институт, чтобы создавать литературу (потому что правду любит, его “общественная жизнь очень разжигает”).

Все для него впервые: и рассуждения о смысле жизни, и новый необычный взгляд на религию (тети Стефы, которой и поплакаться не стыдно), и первая горькая любовь (и та – больничная, безысходная). Но так сильно в нем желание жить, что и отнятая нога кажется выходом удачным: больше времени на учебу (не надо на танцы бегать), пособие по инвалидности будешь получать (на хлеб хватит, а без сахара обойдется), а главное – жив!
А любовь Демкина, Асенька, поразила его безупречным знанием всей жизни. Как будто только с катка, или с танцплощадки, или из кино заскочила эта девчонка на пять минут в клинику, просто провериться, да здесь, за стенами ракового, и осталась вся ее убежденность. Кому она теперь такая, одногрудая, нужна будет, из всего ее жизненного опыта только и выходило: незачем теперь жить!

Демка-то, может быть, и сказал зачем: что-то надумал он за долгое лечение-учение (жизненное учение, как Костоглотов наставлял, – единственно верное учение), да не складывается это в слова.
И остаются позади все купальники Асенькины ненадеванные и некупленные, все анкеты Русанова непроверенные и недописанные, все стройки Ефремовы незавершенные. Опрокинулся весь “порядок мировых вещей”. Первое сживание с болезнью раздавило Донцову, как лягушку. Уже не узнает доктор Орещенков своей любимой ученицы, смотрит и смотрит на ее растерянность, понимая, как современный человек беспомощен перед ликом смерти.

Сам Дормидонт Тихонович за годы врачебной практики (и клинической, и консультативной, и частной практики), за долгие годы потерь, а в особенности после смерти его жены, как будто понял что-то свое, иное в этой жизни. И проявилось это иное прежде всего в глазах доктора, главном “инструменте” общения с больными и учениками. Во взгляде его, и по сей день внимательно-твердом, заметен отблеск какой-то отреченности. Ничего не хочет старик, только медной дощечки на двери и звонка, доступного любому прохожему.

От Людочки же он ожидал большей стойкости и выдержки.
Всегда собранный Вадим Зацырко, всю свою жизнь боявшийся хотя бы минуту провести в бездействии, месяц лежит в палате ракового корпуса. Месяц – и он уже не убежден в необходимости совершить подвиг, достойный его таланта, оставить людям после себя новый метод поиска руд и умереть героем (двадцать семь лет – лермонтовский возраст!).
Всеобщее уныние, царившее в палате, не нарушается даже пестротой смены пациентов: спускается в хирургическую Демка и в палате появляются двое новичков. Первый занял Демкину койку – в углу, у двери. Филин – окрестил его Павел Николаевич, гордый сам своей проницательностью.

И правда, этот больной похож на старую, мудрую птицу. Очень сутулый, с лицом изношенным, с выпуклыми отечными глазами – “палатный молчальник”; жизнь, кажется, научила его только одному: сидеть и тихо выслушивать все, что говорилось в его присутствии. Библиотекарь, закончивший когда-то сельхозакадемию, большевик с семнадцатого года, участник гражданской войны, отрекшийся от жизни человек – вот кто такой этот одинокий старик. Без друзей, жена умерла, дети забыли, еще более одиноким его сделала болезнь – отверженный, отстаивающий идею нравственного социализма в споре с Костоглотовым, презирающий себя и жизнь, проведенную в молчании.

Все это узнает любивший слушать и слышать Костоглотов одним солнечным весенним днем… Что-то неожиданное, радостное теснит грудь Олегу Костоглотову. Началось это накануне выписки, радовали мысли о Веге, радовало предстоящее “освобождение” из клиники, радовали новые неожиданные известия из газет, радовала и сама природа, прорвавшаяся, наконец, яркими солнечными деньками, зазеленевшая первой несмелой зеленью.

Радовало возвращение в вечную ссылку, в милый родной Уш-Терек. Туда, где живет семья Кадминых, самых счастливых людей из всех, кого встречал он за свою жизнь. В его кармане две бумажки с адресами Зои и Веги, но непереносимо велико для него, много пережившего и от многого отказавшегося, было бы такое простое, такое земное счастье. Ведь есть уже необыкновенно-нежный цветущий урюк в одном из двориков покидаемого города, есть весеннее розовое утро, гордый козел, антилопа нильгау и прекрасная далекая звезда Вега…