Рак за чем ты забираешь людей

Почему рак забирает людей? Можно ли предугадать и не допустить заболевание? Что можно и нужно предпринимать в тех случаях, когда вылечить уже нельзя и остается только ждать неизбежного конца? Об этом "Правде.Ру" рассказал заведующий химиотерапевтическим отделением Московской городской онкологической больницы № 62 Даниил Строяковский.

Читайте начало интервью:

— Даниил Львович, когда к вам приходит пациент, вы изучаете его документы, осматриваете его и назначаете некий протокол лечения, вы действуете при этом строго по инструкции или учитываете тысячу разных факторов и придумываете каждый раз какую-то индивидуальную схему для каждого человека?

— Абсолютно всегда лечение каждого человека индивидуально. Но это не значит, что у нас нет в голове некой системы принятия решения, каких-то дедлайнов, схем и рекомендаций, которые нам подсказывают, что можно и нужно делать в той или иной ситуации. У нас есть, безусловно, рекомендации, дедлайны, схемы, подходы к лечению той или иной нозологии. Но все равно каждый человек индивидуален.

Есть свод общих правил, которые рассчитаны на какого-то идеального пациента и идеальный случай. Но все равно в жизни-то такого нет. В жизни к нам приходят люди разного возраста, разного пола, разного веса, и у всех разные сопутствующие патологии, метастазы… Они могут быть разного размера, в разных органах. И каждый такой момент должен нами учитываться при принятии решения. Мы просто обязаны все это учитывать.

— Все-таки бывают ситуации, когда болезнь уже победила. Что можно сделать, когда вы понимаете, что уже ничего не можете сделать?

— Бывают, к сожалению, и в этих ситуациях мы стараемся щадить пациента и иногда не говорим про истинную картину, только родственникам сообщаем, как есть на самом деле. Потому что если сказать самому больному, то это не принесет ему никакой пользы, а принесет только вред, депрессию и плохое общее эмоциональное состояние, что еще более ухудшит его положение.

Если мы понимаем, что человеку действительно осталось жить не очень долго и медицина бессильна, а сегодня таких ситуаций, к сожалению, бывает еще все-таки довольно много, то мы зачастую щадим пациента, но объясняем родственникам, как помочь в такой ситуации, при таком положении, чтобы человеку избежать, скажем так, финальных трудностей, которые могут случиться.

Сейчас есть паллиативная помощь, хосписы и т. п. По крайней мере, в Москве эта система хорошо отлажена. Моя очень хорошая подруга учредитель благотворительного Фонда помощи хосписам "Вера" Анюта Федермессер мне сказала, поделилась своей мегацелью — настоящей целью. Я ее за это просто обожаю.

Так вот, она сказала, что надо сделать так, чтобы фраза "отмучился" вообще перестала быть в обиходе по отношению к человеку, который болеет неизлечимым онкологическим заболеванием, чтобы это ушло из нашей жизни, обязательно надо создать такие условия, чтобы такие люди не мучились, а продолжали жить нормально.

Я ее очень хорошо понимаю, потому что я вижу, что пока еще нет такого, пока еще люди, к сожалению, мучаются. Люди должны перестать мучиться, даже если они погибают, потому что смерть — это на самом деле неотъемлемая часть нашей жизни. Никуда мы от этого не денемся, что бы там ни произошло, вечных людей природа не придумала.

Просто это не должно быть больно и страшно. Надо сделать так, чтобы людям было нестрашно умирать. Я не знаю, насколько это реализуемо, но мне бы хотелось, чтобы людям нестрашно было болеть в нашей стране. Я хочу, чтобы люди не боялись в нашей стране заболеть тяжелой болезнью, чтобы они понимали, что наша медицина придет им на помощь.

Наша медицина — на самом деле современная, она может действительно помочь человеку продлить жизнь либо вылечиться, спастись. Конечно, все боятся серьезно заболеть, особенно онкологией, лучше в нашей стране не болеть. Но не думаю, что в какой-нибудь другой стране заболеть бывает лучше.

— Несколько лет назад умер от рака наш технический директор. Он поехал на Шри-Ланку, и через месяц под солнцем приобрел какую-то очень агрессивную опухоль. Как раз в вашей больнице сказали, что могут ему помочь, но он решил, что обязательно надо ехать в Германию или Израиль, собрал денег, поехал в Израиль, но вскоре деньги кончились и он умер.

— Сложно это комментировать, я могу так сказать, что нигде нет волшебных палочек. Этого не существует. Сегодня мир открытый, медицина практически везде одинаковая по возможностям. Другое дело, что не всегда эти возможности используются, но возможности есть у всех. Просто это такой немножко раздутый хайп: уехать куда-то за границу.

Да, там зачастую действительно есть более современные с виду клиники, более какие-то красивые условия, но это и стоит совершенно других денег, такое есть и в частных клиниках в России. Наши государственные клиники, может быть, не в таких идеальных условиях, с очередями, с какими-то сложностями, но тем не менее условия в них позволяют лечить людей совершенно не хуже.

По крайней мере, в Москве, в Санкт-Петербурге и крупных городах это действительно так. У нас просто страна очень большая, невозможно одновременно сделать во всех ее регионах все одинаково хорошо. Это же не маленькая Бельгия или Голландия, где, во-первых, мало населения, а во-вторых, очень маленькая территория.

Нельзя сравнивать Россию и эти страны. Но приличные возможности у здравоохранения есть уже во многих наших регионах, тем более в ведущих центрах. Наш уровень и возможности вполне соответствуют мировым стандартам.

На фото: заведующий химиотерапевтическим отделением 62-й московской городской больницы Даниил Строяковский.

Читайте продолжение интервью:

Беседовала Инна Новикова

К публикации подготовил Юрий Кондратьев

Встройте "Правду.Ру" в свой информационный поток, если хотите получать оперативные комментарии и новости:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен или в Яндекс.Чат

Добавьте "Правду.Ру" в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google

Также будем рады вам в наших сообществах во ВКонтакте, Фейсбуке, Твиттере, Одноклассниках.

Учёные из Канадского института перспективных исследований выдвинули гипотезу о том, что онкологические заболевания могут передаваться от человека к человеку. Происходит это, по их мнению, через колонии микробов, обитающих на коже или слизистых внутренних органов. ВОЗ такую гипотезу категорически отрицает.

Дмитрий Писаренко, АиФ.ru: Юрий Борисович, рак пугает своей загадочностью и непредсказуемостью: до сих пор не до конца ясно, почему возникает опухоль. Ваша гипотеза даёт ответ на этот вопрос?

Юрий Мишин: Рак — заболевание психосоматическое, поэтому оно может развиваться в нашем организме только на двух уровнях одновременно: физиологическом и психологическом. У человека будто бы существует две опухоли: одна находится, допустим, в молочной железе или желудке, а вторая — в центральной нервной системе. Конечно, это новообразование в переносном смысле, но по своей силе воздействия оно не менее важно, чем опухоль физическая. Это своего рода раковая доминанта.

И рак, и язва желудка, и гипертоническая болезнь развиваются у человека на нервной почве. На 50% причины возникновения рака — это нездоровый образ жизни: курение, злоупотребление алкоголем, неправильное питание. Плюс ещё стресс. Зачастую человек заболевает по собственной вине.

— О чём вы говорите? Полно случаев, когда раком заболевает человек, ведущий здоровый образ жизни. А детская онкология?

— Поэтому я говорю о 50% случаев, а не о 100%. Когда видимую причину болезни назвать затруднительно, мы должны вспомнить, что существует такое понятие, как эволюция, а её цели нам не всегда понятны. Само предназначение человека на Земле — служить эволюции, её интересам. Онкопатология в стандартных условиях выполняет роль эволюционного отбора. Это может звучать цинично, но, если бы рака не было, его стоило бы придумать. С точки зрения человеческой морали рак — это зло. С точки зрения эволюции он выполняет фактически созидающую функцию.

Раковые клетки есть практически у всех. Они требуются нашему организму и мало чем отличаются от здоровых эмбриональных клеток. Вопрос не в том, почему у данного человека появилась опухоль, а в том, почему её нет у большинства из нас.

— Опухоль возникает, как правило, не в здоровой ткани, а в очаге хронического воспаления, в эрозиях, папилломах, рубцах, в тех местах, где замедлено кровоснабжение. Это может быть инфекция, которая поразила печень или другой внутренний орган. Эти неблагоприятные условия являются индуктором для единичных раковых клеток, чтобы они начали превращаться в опухоль.

— Как же не стать пациентом онкоклиники? Достаточно вести здоровый образ жизни? Это и так очевидно.

— В основе роста опухоли лежит разрушение гармонии и меры в нашей жизни. А восстановление умеренности во всех проявлениях является продуктивным направлением не только лечения, но и профилактики рака.

Не надо бороться с природой внутри и вне себя. А потакая всевозможным вредным привычкам, мы постоянно с ней боремся. Пьём и едим непонятно что, да ещё не ограничиваем себя в этом. Организм на такое поведение реагирует появлением злокачественной опухоли.

— Насколько важна вера в собственное исцеление?

— Не раз замечал, что у пациента, доверяющего врачам и вообще верящего в успешное лечение, опухоль развивается медленно. И наоборот: человек, поставивший на себе крест, вмиг сгорает из-за того, что его съедает внутренний враг. Это наша иммунная система: в норме она должна стоять на защите организма, а у онкобольного она иногда превращается в злейшего врага.

Тут важно вот ещё что. Зачастую сами врачи не верят в успех лечения, в позитивный результат собственной деятельности. Это проваливает весь лечебный процесс и даже стимулирует дальнейший рост опухоли. Пациенту важен оптимизм врача, он должен видеть, что тот верит в положительный результат. Ведь для больного он не только онколог, но и психотерапевт. Вот почему при некоторых обстоятельствах пациенты идут к знахарям и колдунам: все они в один голос обещают ему вылечить рак! И он им верит. Почему же врачи-онкологи остаются в стороне и не внушают пациенту веру в эффективность традиционных методов лечения?

Кстати, я считаю, что начинать профилактику онкозаболеваний врач должен с самого себя и своей семьи. Ему необходимо наладить отношения с близкими, отказавшись от эгоистических побуждений и добившись с ними полной гармонии.

— Какой же метод лечения наиболее эффективен?

— Недостаточно лечить только тело, надо воздействовать на голову, на психику. В конце 1970-х я организовал первое в Волгоградской области химиотерапевтическое отделение на базе горбольницы № 24. Я предложил тяжелобольным пациентам пройти сеансы интенсивной психотерапии, включающей в себя даже гипноз. Приглашённых было 90 человек с генерализованным раком молочной железы с метастазами в кости, лёгкие и плевру. Они были разделены на три группы. В той группе, где проводилась психотерапия, люди прожили 10 лет и более. В двух других группах больные не проживали и 5 лет.

Для исцеления от рака необходимы как местные воздействия на опухоль (радикальные, паллиативные), так и разрушение той самой раковой доминанты в центральной нервной системе, о которой я говорил.

— Можно ли по психотипу человека заранее определить, заболеет он раком или нет?

— Есть психологические признаки, которые предшествуют появлению опухоли. Это депрессия, нервное истощение, ипохондрия. Они могут стимулировать рост опухоли через подавление иммунитета.

— Насколько я знаю, вы считаете, что раком даже можно заразиться?

— Сама по себе (за исключением рака шейки матки или полового члена) эта болезнь, как известно, не заразна. Но рак имеет свойство передаваться от одного человека к другому как результат переживаний. Если родственник онкобольного видит неэффективность работы медиков, сталкивается с их неверием в благоприятный прогноз, видит тяжёлую смерть близкого, то в его душе накапливается большой потенциал для стресса. И он в конце концов тоже может привести к онкологическому заболеванию.

По моим наблюдениям, до 40% родственников в течение 4 лет после смерти больного также заболевают раком. Я считаю, что рак заразен. Но заразен он психологически.

4 февраля отмечается Всемирный день борьбы с раковыми заболеваниями. Колумнист Sputnik Мариам Сараджишвили рассказывает реальную историю угасания человеческой жизни

"Мы не выбирали ни страну, где родимся, ни народ, в котором родимся, ни время, в котором родимся, но выбираем одно: быть людьми или нелюдями".

Патриарх Сербский Павел.

Рак каждый день уносит тысячи жизней, не считаясь с возрастом. Многие борются, и некоторым удается победить страшную болезнь, перед которой бессильны власть и деньги. Кто-то переосмысливает жизнь и приходит через мучения к Богу.

Мне хочется вспомнить свою коллегу по ПТУ №23 Ольгу Семеновну Харебашвили, которая в каком-то смысле смогла победить рак. Эта история произошла в 1993 году. В то время я работала там мастером производственного обучения.

. В гробу, посреди небольшой комнаты лежала женщина со спокойным умиротворенным лицом в своем единственном выходном платье.

Сидящие вокруг тихо перешептывались, кивая на нее: "Как будто улыбается бедная Оля!"

Около гроба сидел смуглый черноволосый мальчик лет 16-ти, обхватив руками голову, с надрывом оплакивал ее по-грузински:

"Мама, мамочка, почему ты меня оставила".

В этом возрасте мужчина должен стоя принимать соболезнования, не выказывая своих чувств. А Шалва плакал и не стеснялся ни своих слез, ни подруг матери.

Женщины то и дело всхлипывали: "Бедная Оля, как рано ты ушла!" 53 года - не возраст. Жить бы да жить.

Мне вспомнился разговор год назад в учительской. Бывшие ученицы часто заходили в ПТУ поболтать на равных с учителями и мастерами. Что их всех туда тянуло?

Сейчас уже и не вспомнишь, почему вдруг Ольгу Семеновну потянуло на откровения.

- Я знаю, я скоро умру, - сказала она, задумчиво глядя перед собой. Слушать это от цветущей женщины было странновато. - Да, да, - повторила она, перекрывая мои возражения. - Это так, я сон видела года два назад. Будто кто-то прилетел с неба и сделал мне на пальце насильно три надреза. Сперва думала: три дня или три месяца. Но прошло и то, и это. Теперь я понимаю, это значило три года. И вот еще что. Я просила Бога, чтобы дал мне время моего Шалву хоть как-то поставить на ноги. Сейчас вижу, что он действительно изменился. Значит, время мое близко, - и она замолкла.

Все в ПТУ знали, что Шалва приемный. Все, кроме него самого. Шалва, заводной, неуравновешенный мальчишка, был ходячей болью этой тихой, незаметной женщины.

- Какой он был трудный ребенок, - сказала она, качая головой и прикрыв глаза, вспоминая. - Какой трудный! И вообще я хотела девочку. С девочкой легче. Когда мы с мужем поняли, что детей у нас не будет (я поздно вышла замуж), стали ездить по детским домам, присматривать ребенка. Я хотела светлую, голубоглазую девочку, чтоб на нас была похожа. Приехали в один детский дом в Азербайджане, показывают нам детей. Смотрим, нет и нет того, кого мы ищем. Собрались уже уходить. И вдруг ко мне сзади подбежал трехлетний мальчик, черный, как таракан, обхватил меня за ноги и сказал: "Мама". Я заплакала и не смогла его оттолкнуть. Взяли его. Видно, Бог так захотел, - вздыхает она. - Привезли его домой. Тут выяснилось, что он совершенно неуправляемый. Что он вытворял! Ни слова, ни уговоры - ничего не действовало. Я думала, что я не умею воспитывать. Даже поседела раньше времени… Сейчас вспоминаю и удивляюсь, как я это все выдержала… В школе учился очень плохо. Рассеянный, невнимательный, не мог сидеть на одном месте. Что это было! Я все молилась, чтобы он как-нибудь образумился… Хоть и молитв толком не знаю, так свечки иногда зажигала в церкви. Постепенно стал он меняться. Тише стал. Закончил восемь классов. Перевела его в училище, чтоб какую-нибудь специальность приобрел. Меня ведь скоро не станет… - она снова замолкла, уходя в свои мысли.

Мерцает у гроба лампада, горящая в банке из-под майонеза. Шалва, не умолкая, разговаривает с мамой:

- Мама, милая, никто мне тебя не заменит.

Тут же сидит педсостав и, вытирая платками глаза, переговариваются в полголоса: "Только-только ведь Шалва повзрослел, серьезным стал. Сердце Олино взял, характером на нее похож. Бедная даже и порадоваться толком не успела. "

Рядом у дверей молча стоит ее муж, смотрит невидяще перед собой. Ходили слухи, что он во многом был не прав перед ней.

Параллельно вспоминается тот разговор в учительской.

- . С отцом он не ладит, - вздыхает Ольга Семеновна. - Очень я из-за этого переживаю, но поделать ничего не могу, стараюсь сгладить острые углы. Мой мальчик, как порох. Несправедливость не любит. А я скандалы не люблю. Я еще из-за чего переживаю - Шалва к баптистам ходит. С одной стороны, хорошо: не пьет, не курит, не ругается, как наши остальные мальчишки во дворе. А у меня душа не спокойна. Они же сектанты. Я хоть в церковь сама редко хожу, ничего как следует не знаю, только понимаю, что церковь - это совсем другое. Как его переубедить - ума не приложу. "Мама, - он говорит, - я же ничего плохого не делаю". Все же как-то не то, - вздыхает она печально. - Недавно рис им там давали, так он свою порцию домой принес, радуется: "Вот мой паек!" Смешной какой, - и тихо смеется своим мыслям. - Знает, что нам трудно. Я одна работаю, муж безработный да еще свекровь с нами, лежачая. Я за ней смотрю. Молюсь, чтобы мне раньше нее не умереть. Замучаются они с ней без меня…

Она пережила свою свекровь дней на 40 или чуть больше. Ходила на работу до последней недели. Замечали люди, что она какая-то вялая, но не больше. Потом она слегла. Врач посмотрел, только рукой махнул: "Запущенный рак. Чего раньше не привезли?".

Мальчик у гроба смотрит, уставившись на огонь лампадки. Пожилая женщина в черном платье, ее сестра, подошла к гробу, запричитала:

- Знала ты, бедная, что у тебя. Никого беспокоить не хотела. С открытой раной в груди на работу ходила. В сумке вату носила… Отмучилась теперь.

- Пожалел Бог Олю. При раке люди сколько мучаются, а она только последнюю ночь кричала…

Потом подошли к мужу и сыну попрощаться. Варвара увидела, как Шалва неумело перекрестился, и подумала: может, и правда, со временем отойдет от баптистов, молитвами матери.

Год спустя после похорон собрались сотрудники отметить ее годовщину. Принесли, кто что мог, и сели за стол. Много было сказано об Ольге Семеновне хорошего и доброго. И Светлана Шалвовна в конце подытожила:

- Не помню я, чтобы она с кем-то была в ссоре и не разговаривала, не помню, чтобы осуждала кого-то или жаловалась на свою жизнь. И потому думаю, что Оля теперь у Бога.

Все закивали, соглашаясь.

В 1995 году расформировали наше училище, все разошлись кто куда. Следом и сама Трикотажка ушла в небытие. Все станки сдали в металлолом. Иногда бывшие коллеги встретятся на улице или на чьей-то панихиде, поохают о старом и нет-нет да и вспомнят Олю…

Вокруг онкологических заболеваний существует множество мифов и ложных представлений. А еще они внушают людям страх. Иногда непреодолимый. Об онкофобии и о том, возможно ли не бояться рака, в колонке Анны Кудрявской-Паниной.

История доктора Павленко пронзительна и одновременно духоподъемна. Один из ведущих российских хирургов-онкологов Андрей Павленко чуть больше месяца назад узнал, что у него рак желудка. В той стадии, выживаемость при которой равняется в лучшем случае пяти процентам. С недавнего времени на одном из интернет-ресурсов доктор Павленко ведет проект, который невероятно важен и полезен каждому из нас в отдельности и всему обществу в целом. День за днем, столько времени, сколько сможет, Андрей Павленко будет рассказывать нам о своей борьбе с раком, о том, что происходит в российской онкологии, развенчивать мифы, давать советы и снабжать бесценной информацией, чтобы мы, если, не дай Бог, это понадобится, воспользовались его уникальным знанием.

Это прекрасная задумка сильного духом человека, который заранее в подробностях знает, что именно и на каком этапе его ждет и который готов и сейчас отдавать другим больше, чем брать. Его проект не о смерти, он о жизни и для жизни.

Страх заболеть раком, пожалуй, одна из самых распространенных околомедицинских фобий. Когда-то давно, еще в юные годы, я думала, что это такой чисто гипотетический страх, который можно приравнять к банальному нежеланию столкнуться с чем-то в своей жизни. Я боюсь рака равно, я не хотел бы заболеть раком. Ну да, а кто хочет? Заболевание сложное, иногда трудно и поздно диагностируемое, часто смертельное. А потом я узнала, как много людей по-настоящему страдают канцерофобией. Да что там говорить, я с удивлением открыла, как много их среди моих близких друзей, родственников и знакомых.

Откуда же столько онкофобов, почему ни одна другая болезнь не вызывает такого ужаса, такой паники, такого желания подстелить толстый-толстый слой соломы, чтоб никогда и ни за что?

И ведь все прекрасно понимают, что "никогда и ни за что" недостижимы. Можно вести абсолютно здоровый образ жизни, посвятить многие годы постоянной диагностике, можно в случае подтвержденных наследственных рисков удалить матку, яичники и молочные железы, как Анджелина Джоли, можно делать все что угодно, но это не гарантирует и не застрахует вас от того, что рак однажды не станет уже не просто ночным кошмаром.

Что же заставляет огромное количество людей, независимо от уровня образования, доходов, цвета кожи и возраста, покрываться липким потом и холодеть от ужаса при мысли об этом диагнозе? Во времена моего детства, чтобы продемонстрировать наглядно сухие цифры количества жертв Великой Отечественной, было принять проводить такую аналогию: в каждой семье есть кто-то оставшийся на той войне. И действительно, когда ты осознавал, что каждая семья кого-то лишилась, а часто и не одного человека, то понимал ужасающие масштабы трагедии. Если сейчас я скажу, что у каждого из нас есть не один родственник, друг, знакомый, коллега, умерший от рака, думаю, это будет правдой. Рак – везде, он может зацепить любого. Вот один из корней страха. Если рак был у кого-то очень близкого по крови, страх становится еще сильнее.

Три кита, на которых прочно держится онкофобия, – непонимание, непредсказуемость и страх мучительной смерти.

Мы каждый день видим, что рак забирает в том числе и самых богатых и успешных, а значит, никакие деньги и связи не способны защитить нас от него. Рак забирает младенцев, детей и молодых людей, активных, некурящих, питающихся правильно, а значит, мы не можем спрятаться от него за возрастом и образом жизни. И это еще усиливает страх.

А еще в нашей стране смерть от рака – это почти в ста процентах случаев долгие и невыносимые мучения. Когда не выдерживают даже самые сильные, когда бывшие офицеры стреляются или выбрасываются из окна, не в силах терпеть страдания. Достойная паллиативная помощь доступна единицам. И это тоже питает страх.
Мифы о раке – тоже отличная питательная среда для канцерофобии. Например, миф, что рак – это непременно смертный приговор. Это неправда. И рак даже не стоит на первом месте среди причин смертности. Но кто об этом вспомнит, когда так страшно. Смерть от рака привлекает гораздо больше внимания, чем от других болезней или чем благополучный исход лечения, негативная информация распространяется быстрее и охотнее, влияет на нас сильнее психологически и запоминается на более долгий срок.

Страх перед раком парализует разум. Канцерофобия не уберегает от рака, она снижает качество жизни здорового человека, который, возможно, никогда не столкнется с онкологическим заболеванием. Когда у человека, не страдающего онкофобией, начинает что-то болеть, он думает "надо сходить к врачу", когда это случается с онкофобом, он думает "это рак". При этом к врачу он не спешит, потому что страшно, и так круг замыкается. Именно поэтому канцерофобия становится причиной самых разных запущенных патологий, вовсе необязательно онкологических.

Но есть и другой тип поведения (чаще он свойственен более образованным людям), когда человек добывает информацию про все самые современные методы диагностики рака и подвергает себя им. Это не профилактика, это невроз: человек чувствует навязчивую потребность искать у себя рак и не прислушивается ни к специалистам, ни к голосу разума.

Так можно ли не бояться рака? И да, и нет. Я знаю тех, кто смог обуздать свою онкофобию и свести гипердиагностику к уровню разумной профилактики, но это совсем не просто, особенно без поддержки общества. Именно поэтому проект Андрея Павленко для нас по-настоящему бесценен. Потому что справиться с массовой онкофобией способно только массовое и правильное информирование. Мы должны знать врага в лицо, чтобы при необходимости встретить его во всеоружии, мы должны знать правду о раке и о борьбе с ним. Рак не перестанет быть страшным диагнозом. Мы не сможем изменить это. Но мы сможем изменить свое отношение к нему.

А еще нам очень нужны истории и примеры людей, его победивших. Сурвайверов.

Никто из моей семьи не погиб на Великой Отечественной, а от рака умерли многие: прабабушка, бабушка, ее сестра, перечислять можно и еще. Но есть и родные, которые победили рак, и среди них моя мама. Ей было всего 42 года, когда она узнала свой диагноз. Мама врач и прекрасно осознавала, что это значит. А 36 лет назад, когда это случилось, выбор методов лечения и возможностей был значительно уже, чем сейчас. Мама выжила, она не пала духом, она победила болезнь. И ее пример для формирования моего отношения к раку оказался важнее и значимее, чем смерть от этой болезни многих моих родных.

Да, мы, к сожалению, знаем больше случаев смерти от рака, чем побед над ним. Потому что излечившиеся часто не хотят вспоминать о болезни и не афишируют это. А жаль. Но если вы дадите себе труд, то найдете такие примеры и в своем окружении.

Подруга моих родителей боролась с меланомой больше десяти лет. Узнав диагноз, она сказала себе, что не может умереть, пока не вырастит сына, которого воспитывала одна. Она – известный в своем городе человек – все эти годы работала, занималась общественной деятельностью, помогала множеству людей, которые ее искренне любили, она наблюдала, как растет ее сын, давала ему все, что может дать любящая мать. Да, все это между операциями, химиями, облучениями. Но кто скажет, что это была не жизнь, тот будет в корне не прав. Она умерла, когда ее сын уже был студентом, а не младшеклассником, как в тот день, когда его мама узнала свой диагноз.

У меня есть друзья и коллеги, которые победили рак. И которым, я уверена, есть что сказать всем нам, пусть они и не врачи-онкологи, как доктор Павленко. И нам, правда, очень нужны их истории. Только они знают, что этот диагноз не приговор, что долгий и тяжелый путь в борьбе с этим врагом – это все-таки путь жизни, и что победа возможна, что бы ни ждало нас в конце этого пути.