Проблема раковых больных одна

Учёные из Канадского института перспективных исследований выдвинули гипотезу о том, что онкологические заболевания могут передаваться от человека к человеку. Происходит это, по их мнению, через колонии микробов, обитающих на коже или слизистых внутренних органов. ВОЗ такую гипотезу категорически отрицает.

Дмитрий Писаренко, АиФ.ru: Юрий Борисович, рак пугает своей загадочностью и непредсказуемостью: до сих пор не до конца ясно, почему возникает опухоль. Ваша гипотеза даёт ответ на этот вопрос?

Юрий Мишин: Рак — заболевание психосоматическое, поэтому оно может развиваться в нашем организме только на двух уровнях одновременно: физиологическом и психологическом. У человека будто бы существует две опухоли: одна находится, допустим, в молочной железе или желудке, а вторая — в центральной нервной системе. Конечно, это новообразование в переносном смысле, но по своей силе воздействия оно не менее важно, чем опухоль физическая. Это своего рода раковая доминанта.

И рак, и язва желудка, и гипертоническая болезнь развиваются у человека на нервной почве. На 50% причины возникновения рака — это нездоровый образ жизни: курение, злоупотребление алкоголем, неправильное питание. Плюс ещё стресс. Зачастую человек заболевает по собственной вине.

— О чём вы говорите? Полно случаев, когда раком заболевает человек, ведущий здоровый образ жизни. А детская онкология?

— Поэтому я говорю о 50% случаев, а не о 100%. Когда видимую причину болезни назвать затруднительно, мы должны вспомнить, что существует такое понятие, как эволюция, а её цели нам не всегда понятны. Само предназначение человека на Земле — служить эволюции, её интересам. Онкопатология в стандартных условиях выполняет роль эволюционного отбора. Это может звучать цинично, но, если бы рака не было, его стоило бы придумать. С точки зрения человеческой морали рак — это зло. С точки зрения эволюции он выполняет фактически созидающую функцию.

Раковые клетки есть практически у всех. Они требуются нашему организму и мало чем отличаются от здоровых эмбриональных клеток. Вопрос не в том, почему у данного человека появилась опухоль, а в том, почему её нет у большинства из нас.

— Опухоль возникает, как правило, не в здоровой ткани, а в очаге хронического воспаления, в эрозиях, папилломах, рубцах, в тех местах, где замедлено кровоснабжение. Это может быть инфекция, которая поразила печень или другой внутренний орган. Эти неблагоприятные условия являются индуктором для единичных раковых клеток, чтобы они начали превращаться в опухоль.

— Как же не стать пациентом онкоклиники? Достаточно вести здоровый образ жизни? Это и так очевидно.

— В основе роста опухоли лежит разрушение гармонии и меры в нашей жизни. А восстановление умеренности во всех проявлениях является продуктивным направлением не только лечения, но и профилактики рака.

Не надо бороться с природой внутри и вне себя. А потакая всевозможным вредным привычкам, мы постоянно с ней боремся. Пьём и едим непонятно что, да ещё не ограничиваем себя в этом. Организм на такое поведение реагирует появлением злокачественной опухоли.

— Насколько важна вера в собственное исцеление?

— Не раз замечал, что у пациента, доверяющего врачам и вообще верящего в успешное лечение, опухоль развивается медленно. И наоборот: человек, поставивший на себе крест, вмиг сгорает из-за того, что его съедает внутренний враг. Это наша иммунная система: в норме она должна стоять на защите организма, а у онкобольного она иногда превращается в злейшего врага.

Тут важно вот ещё что. Зачастую сами врачи не верят в успех лечения, в позитивный результат собственной деятельности. Это проваливает весь лечебный процесс и даже стимулирует дальнейший рост опухоли. Пациенту важен оптимизм врача, он должен видеть, что тот верит в положительный результат. Ведь для больного он не только онколог, но и психотерапевт. Вот почему при некоторых обстоятельствах пациенты идут к знахарям и колдунам: все они в один голос обещают ему вылечить рак! И он им верит. Почему же врачи-онкологи остаются в стороне и не внушают пациенту веру в эффективность традиционных методов лечения?

Кстати, я считаю, что начинать профилактику онкозаболеваний врач должен с самого себя и своей семьи. Ему необходимо наладить отношения с близкими, отказавшись от эгоистических побуждений и добившись с ними полной гармонии.

— Какой же метод лечения наиболее эффективен?

— Недостаточно лечить только тело, надо воздействовать на голову, на психику. В конце 1970-х я организовал первое в Волгоградской области химиотерапевтическое отделение на базе горбольницы № 24. Я предложил тяжелобольным пациентам пройти сеансы интенсивной психотерапии, включающей в себя даже гипноз. Приглашённых было 90 человек с генерализованным раком молочной железы с метастазами в кости, лёгкие и плевру. Они были разделены на три группы. В той группе, где проводилась психотерапия, люди прожили 10 лет и более. В двух других группах больные не проживали и 5 лет.

Для исцеления от рака необходимы как местные воздействия на опухоль (радикальные, паллиативные), так и разрушение той самой раковой доминанты в центральной нервной системе, о которой я говорил.

— Можно ли по психотипу человека заранее определить, заболеет он раком или нет?

— Есть психологические признаки, которые предшествуют появлению опухоли. Это депрессия, нервное истощение, ипохондрия. Они могут стимулировать рост опухоли через подавление иммунитета.

— Насколько я знаю, вы считаете, что раком даже можно заразиться?

— Сама по себе (за исключением рака шейки матки или полового члена) эта болезнь, как известно, не заразна. Но рак имеет свойство передаваться от одного человека к другому как результат переживаний. Если родственник онкобольного видит неэффективность работы медиков, сталкивается с их неверием в благоприятный прогноз, видит тяжёлую смерть близкого, то в его душе накапливается большой потенциал для стресса. И он в конце концов тоже может привести к онкологическому заболеванию.

По моим наблюдениям, до 40% родственников в течение 4 лет после смерти больного также заболевают раком. Я считаю, что рак заразен. Но заразен он психологически.

Помощь онкологическим больным восстановиться и исцелиться — задача, выходящая за пределы излечения физических последствий терапии. Душевные шрамы от пережитого опыта лечения рака могут быть глубокими.

Пациенты часто сталкиваются с глубинными психологическими, духовными и эмоциональными проблемами во время прохождения сложного лечения и затем, если все проходит благополучно, в течение длительного курса реабилитации. К счастью, новейшие разработки исследований в области онкопсихологии, продолжают совершенствовать наши возможности обеспечить больных наилучшим психологическим лечением через просвещение, направленное вмешательство и помощь специалистов, осуществляющих уход и наблюдение за пациентами.

В этой связи онкопсихологи, обсуждают распространенные психологические проблемы, которые люди, пережившие рак, могут испытывать после лечения, включая депрессию, тревогу, апатию, усталость и сексуальную дисфункцию. Они анализируют общие факторы риска, вызывающие эти состояния, и рекомендуют оптимальные методы, посредством которых специалисты могут оценивать психосоциальное состояние больного во время посещения клиники. Кроме этого, они предлагают справочник по доступным ресурсам и просветительской информации, а также назначают подходящие рекомендации в случае выявления психологических проблем.

Специалисты подчеркивают, что испытываемые пациентом физические проблемы со здоровьем (например, коморбидность, боль, отдаленные последствия лечения) ухудшают психологический настрой на преодоление рака. Ограниченные возможности по самообслуживанию могут повысить чувство уязвимости у пациентов, и в сочетании с другими повседневными заботами увеличивают уровень тревожности. Онкопсихологии также отмечают, что люди, пережившие рак, испытывают больший риск возникновения депрессии, чем те, кто не сталкивался с онкологическими заболеваниями, и что в некоторых случаях лечение депрессии в сочетании с воздействием медикаментозной терапии снижает уровень апатии и усталости.

Тем не менее, специалисты уделяют особое внимание тому, что усталость и ввия у онкологических больных могут длиться месяцами годами после лечения рака, и они не могут быть устранены только медикаментозными вмешательствами, направленными на сокращение депрессии. Это же описывается и в информационных листовках для онкологических пациентов. Исследования показывают, что апатию и усталость можно преодолеть разными методами, от чередования периодов активности и отдыха до регулярных физических упражнений, если к этому нет медицинских противопоказаний.

На семинарах по преодолению отдаленных последствий онкологических заболеваний обсуждает посттравматические симптомы у людей, излечившихся от рака. Посттравматический синдром может рассматриваться как защитная реакция на стрессовый эффект от ракового диагноза и лечения и характеризуется повторными переживаниями опыта, избеганием, ступором, перевозбуждением. Однако, устойчивое сохранение ряда симптомов больше месяца или признаки, что они вызывают клинические проявления стресса или нарушения жизнедеятельности, наводят на мысли о наличии посттравматического стрессового расстройства.

Выделяются симптомы, которые обычно характерны для посттравматического синдрома и посттравматического стрессового расстройства и дается обзорный анализ факторов, предшествующих болезни и других причин, таких, как травма, происшедшая до постановки онкологического диагноза, отсутствие адекватной социальной поддержки — обстоятельств, способствующих повышению у пациентов риска отложенных психологических эффектов после постановки диагноза и лечения рака. Особенно полезны в таких случаях поддерживающие беседы, образовательные стратегии и работа со специалистами, помогающих профессий.

Мы знаем, что, к лучшему или к худшему, рак меняет жизнь навсегда и во многих аспектах. Поэтому так важна роль, тех, кто ухаживает за больными людьми и тех, кто помогает в личных путешествиях пациентов на пути к обретению целостности души и тела и исцелению.

Выросло и число тяжелых больных

22.06.2020 в 18:14, просмотров: 5487

— В связи c пандемией COVID-19 временно приостановлены скрининговые программы и диспансеризация (проводилось семь обследований на различные виды рака). И это может повлечь за собой снижение выявляемости онкологических заболеваний на ранней стадии, — сказал на днях на пресс-конференции, проведенной в онлайн-формате, главный онколог Минздрава России, генеральный директор НМИЦ радиологии, академик РАН Андрей КАПРИН. — Но это еще не все проблемы, которые возникли в онкологии в связи с коронавирусом. Хотя найдены и перспективные решения.

— Несмотря на угрозу нового вируса, онкологическую помощь удается удерживать на приемлемом уровне, — сказал Андрей Дмитриевич. — Мы всегда ориентируемся на данные статистики. Так вот, если судить по итогам прошлого года, то подросло количество и наблюдаемых пациентов, и впервые выявленных. Есть рост и среди мужчин, и среди женщин. Но рак у женщин бывает чаще, чем у мужчин. И это связано с большей продолжительностью жизни женщин в нашей стране. Но мужчины заболевают раком в более молодом возрасте. К сожалению, сами они к врачам не спешат, и зачастую на обследование их приводят жены и дочери.

Если говорить о локализации, то у мужчин на первом месте — злокачественные новообразования легких и предстательной железы. Наибольший рост дает именно рак простаты (за год рост с 62,4 до 67,2 на 100 тысяч населения). У женщин — рак молочной железы (рост — с 89,9 до 93,9 на 100 тысяч населения). И в целом по РФ — значительно выросла заболеваемость раком: за последние 5 лет — на 12,4%.

И что касается смертности: рост есть практически во всех федеральных округах. По доле выявленных тоже ситуация стала хуже. Но это происходит в том числе и потому, что сейчас стала более четкой система учета заболеваемости и летальности. Помогли также скрининг и диспансеризация. Стали больше людей обследовать и больше выявлять злокачественных новообразований на ранней стадии. И если бы не пандемия, через 4–5 лет можно было бы рассчитывать на улучшение показателей в онкологии.

Но новый вирус спутал все карты.

— В ближайшее время будем наблюдать и спад выявленных новых случаев на ранней стадии, и рост запущенных больных, — считает академик Каприн. — Хотя многое будет зависеть от того, сколько времени еще продлится пандемия в регионах. Страна у нас большая, и в этом смысле России труднее бороться с коронавирусом.

Онкологические программы на фоне пандемии будут проседать во всех странах, утверждает эксперт. Из-за этого многие страны прервали скрининговые программы. Свернули работу онкологических клиник, и мощности распределили по многопрофильным стационарам. В результате для пациентов исчез островок безопасности, и для сотрудников не удалось создать приемлемый эпидемиологический режим для лечения таких больных. Из практики лечения у них целиком выпали химиотерапевтические отделения. И онкологические больные во многих случаях оказались без помощи врачей.

— У нас тоже временно приостановлены скрининговые программы. Но российскую онкологическую службу спасло то, что мы не пошли по западному пути, — добавил Каприн. — В России, несмотря на то, что на период пандемии были перепрофилированы многие стационары, онкослужба ни на день не прекращала свою работу. Более того, в стационарах, где лечились наши пациенты, стали принимать онкобольных, заразившихся коронавирусом. В результате удалось еще и накопить научный материал об особенностях течения рака на фоне ковид-инфекции. В частности, под коронавирус было отдано целое отделение НИИ урологии им. Лопаткина.

— Как это сказалось на онкобольных? И тяжелее ли они переносят новый вирус?

— Накануне обязательно сдаю все необходимые анализы, мазки. Но больше мне хотелось бы сказать о тех, кто каждый день работает с зараженными коронавирусом. Это — героические люди, без всякого преувеличения. Настоящая сборная команда: пульмонологи, эндокринологи, химиотерапевты, опытные инфекционисты. Всем им я очень признателен: насколько четко они выполняют свою работу! Горжусь, что мне позволено руководить таким коллективом. И еще: мы ни разу не были поставлены в условия, чтобы врачам чего-то не хватало: защитных или гигиенических средств, лекарств, технических средств.

— Но и о плановых операциях нельзя забывать во время пандемии.

Помогают онкобольным, подцепившим коронавирус, и новые технологии, которые были внедрены в практику лечения рака в последние годы. А это — лучевая терапия, ядерные технологии, радионуклидная терапия. И от химиотерапии не отказались. Все это применяется не по отдельности. В онкологии нужен комплекс технологий. Не будет такого, что одна пилюля спасет от всех форм рака. Лечение раковых больных надо вести в комплексе и в комбинации лекарств. Разные технологии должны подставлять плечо друг другу. Вот тогда и получится эффект. Мы к этому идем.

И еще очень важную деталь в связи с коронавирусом подметил эксперт: «Во время пандемии у больных, которые получают агрессивную химиотерапию, ковидная реакция оказалась не такой выраженной. У них не было цитокинового шторма, когда организм идет вразнос, когда иммунная система не справляется, и зачастую человек погибает. И это при том, что у онкобольных иммунитет по определению ослаблен. Что это за феномен такой? Еще придется разбираться.

— Кстати, в последнее время увеличилось число иностранных онкобольных, желающих лечиться в России.

— В частности, к нам хотят приехать, чтобы получить протонную терапию и агрессивную химиотерапию, сделать трансплантацию костного мозга. Мы готовы оказать им эту услугу. Но я как главный онколог России считаю, что предпочтение надо отдавать нашим пациентам. А если останется время, то не в ущерб своим пациентам можно принять на лечение и иностранцев. Дело в том, что во многих странах национальные программы лечения рака рухнули. Оказываем консультативную помощь и больным из стран СНГ, в том числе удаленно, в режиме телемедицины.

Вообще использование телемедицины во время пандемии коронавируса оказалось как нельзя кстати. У российских пациентов есть возможность получить и подкорректировать терапию удаленно. Благо, в этом плане нам даже не пришлось перестраиваться. Года полтора-два назад в России уже начали развивать телеконсультации. И в самом начале пандемии 30 ординаторов начали удаленно консультировать больных. Присланы тысячи эпикризов, вопросов от онкобольных.

Солнце — нам друг, но здоровье дороже

— Витамин Д, так необходимый организму во время коронавируса, как известно, вырабатывается на солнце. Но солнечные лучи могут и навредить — спровоцировать рак. Как найти золотую середину? С одной стороны, загорая, человек приобретает витамин Д, с другой — может спровоцировать рост опухоли. В частности, злокачественную меланому. Но не только.

— Действительно, по данным ВОЗ, немеланомный рак кожи — самое частое заболевание в мире и самая большая доля рака. Кожа не только получает приятный оттенок, но и страдает, если пользоваться УФ-лучами без ограничений. Для выработки нужного для организма витамина Д вовсе не надо часами лежать звездой под палящим солнцем, достаточно посидеть несколько минут в тени или под зонтиком. Но многие не знают меры и получают серьезный ожог кожи. И если долго не заживает какая-то часть кожного покрова, надо срочно обратиться к онкологу. Лучше, конечно, прийти к специалисту лично.

Но если такой возможности нет, достаточно прислать фотографию онкологу. Сегодня это возможно — отправить снимок повреждения на коже и получить консультацию специалиста дистанционно. По характерным признакам врач поймет, рак ли это. И даже если это пока не рак, но есть непонятное нарушение кожного покрова, врач предупредит человека: есть высокая вероятность развития рака. Сегодня есть специальные компьютерные программы, позволяющие делать такие выводы удаленно, в режиме телемедицины. Доктор может попросить сфотографировать повреждение на коже с другого ракурса. И даже подскажет, как под камерой взять соскоб с кожи, нанести на стекло и отправить онкологу.

Вообще, по мнению эксперта, в нынешней непростой ситуации людям надо быть особенно внимательными к своему здоровью и при малейшем подозрении на рак сразу обращаться к специалисту. Тем более что и во время пандемии коронавируса продолжают оказывать помощь не только профильные федеральные онкоцентры, но и все региональные онкодиспансеры.

Академику был задан вопрос и относительно второй волны коронавируса, которую предрекают осенью. Хотя эта вторая волна, якобы, уже сейчас началась в некоторых странах.

— Непростая эта история и в мире, и у нас, — ответил Андрей Дмитриевич Каприн. — Но в России второй волны можно и не бояться. Первый удар отбит, хотя он и был неожиданным. Справимся и со второй волной. Служба эпидемиологическая в нашей стране уже отлажена, в том числе и что касается онкологии. Коек для госпитализации больных достаточно. Методики диагностики и лечения заразившихся COVID-19 разрабатываются. Технологии есть.

Но что касается прививки от нового коронавируса, история непростая везде в мире. Но, думаю, Россия будет первой в ее создании, потому что очень ответственно отнеслась к пандемии.

Заголовок в газете: Коронавирус спровоцировал рак
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28293 от 23 июня 2020 Тэги: Коронавирус, Лекарства, ОМС, Анализы Организации: Министерство здравоохранения Места: Россия, Германия, Израиль, Тель-Авив

Почему онкологические больные остаются один на один со своим недугом

Фото: Владимир Песня / РИА Новости

Лента.ру: Ваша служба работает уже восемь лет. В последние годы больные чаще стали обращаться к вам с мыслями о суициде?

Гольдман: У нас около четырех процентов таких обращений. А это очень много. Однако не думаю, что количество суицидов увеличилось. Они были всегда. Сейчас в основном сообщают о ситуации в Москве, а в регионах все гораздо печальнее. Это хорошо, что начинают говорить об этом. Не надо замалчивать проблему. Только мы просим журналистов быть аккуратнее — не забывать об эффекте Вертера. Онкобольные слышат по телевизору, читают в интернете, что один, другой покончил с собой из-за рака. Кто-то решает, что надеяться не на что, и следует их примеру. Нужно обязательно давать людям надежду. Есть возможности что-то предпринять даже в самой ужасной ситуации. Например, позвонить нам на телефон доверия. Мы ведь даже ночью работаем. Когда расскажешь о своей проблеме кому-то — это помогает.

Почему у больных появляются такие мысли?

В основном это из-за того, что нарушена коммуникация между лечащим врачом и больным. Врач ляпнул, что ничего уже не сделать: иди домой, ползи на кладбище. И у человека опускаются руки. В таких случаях всегда стараемся расставить вешки, найти причину, зачем ему продолжать жить и бороться. Даже если больному не так много времени осталось, но ведь он жив, и имеет право качественно провести последние дни. Может быть, успеть сказать какие-то важные слова родным, с которыми по душам никогда не говорил, может быть, есть смысл подождать до 1 сентября, когда его внук пойдет в первый класс, или до открытия дачного сезона, когда распустятся розы. У всех свои причины.

Пациенты рассказывают, что и такое можно услышать. Это даже не грубость со стороны доктора. А просто ляп, такая циничная форма бессердечия. Очень часто из-за того, что у врача нет лишних десяти минут, чтобы нормально поговорить, больной перестает верить в свои шансы.

Но это вовсе не означает, что врачи — плохие люди. У них есть серьезные причины так себя вести: выгорание, переработки, отсутствие навыков общения с пациентами. У нас, к сожалению, не учат онкологов и реаниматологов, которые чуть ли не ежедневно сталкиваются с человеческими трагедиями, сообщать плохие диагнозы.

Разве этому надо учить? Простого понимания и сочувствия недостаточно?

Я считаю, обязательно. На Западе есть такая практика. У любого тяжелого больного есть стадии психологического переживания болезни. В том числе период агрессии, когда он обвиняет всех и вся, в том числе за то, что заболел. Это нормальный процесс, описанный научно 100 раз. Тем не менее, когда человек начинает кричать в медицинском кабинете, обзываться, врач принимает это на свой счет. И у него нет времени разбираться, что к чему. Чтобы правильно вести себя в такой ситуации, должен быть определенный навык, который у наших медиков отсутствует. Каждый врач как может, так и справляется с ситуацией. Кто-то проявляет добросердечие, а кто-то нет.

Фото: Алексей Куденко / РИА Новости

Тяжелых и неизлечимых заболеваний много. Почему именно онкобольные попадают в группу риска?

Выбирают добровольную эвтаназию?

Да. И самое страшное, что в большинстве случаев человеку можно помочь. Но он в это не верит. Да, и в обществе существуют проблемы. Больной раком моментально становится социально одиноким. Коллеги держатся от него подальше. Они просто не знают, как с ним общаться. И уверены, что своим молчанием проявляют тактичность. А родственники, например, беспокоятся, что он может заразить детей.

Вы серьезно? Кто-то до сих пор считает, что рак заразен?

Конечно. У нас и диагнозы на ранней стадии ставятся редко, в том числе из-за всех этих предубеждений, тараканов в голове по поводу онкологии. Люди плохо себя чувствуют, замечают какие-то недобрые симптомы, начинают что-то подозревать, однако упорно не идут к врачу. Боятся диагноза.

Просматривая информационные отчеты о суицидах, обратила внимание на одну деталь. Раньше родственники погибших в качестве причины однозначно называли нехватку обезболивающих, а теперь чаще говорят о недоступности бесплатного лечения при отсутствии собственных средств.

По звонкам чувствуется, что эти социальные проблемы нарастают. Часто положенные по закону лекарства просто не выписывают. Нужно унижаться, чтобы их получить, сидеть в очередях, собирать подписи ответственных лиц на рецепте. А эти ответственные лица, как правило, базируются в разных концах города. По закону лечебное учреждение должно в течение двух недель предоставить больному необходимое лечение. Как вы думаете, где-нибудь, даже в Москве, можно за этот срок сделать операцию?

Наверное, за деньги можно все.

Но обязаны сделать бесплатно. У нас сложно получить что-то от государства, даже если оно это гарантирует. Приходится либо взятку платить, либо сидеть и ждать помощи. А онкология — такое заболевание, где каждый день на счету. Часто бывает, что государство тратит средства на дорогущую операцию. Пациент возвращается в свой регион, где ему необходимо продолжить лечение химиотерапией. А на нее очередь — три месяца, шесть. А эту процедуру нужно делать сразу, в течение недели, как прописано в протоколе лечения. Результативность отложенной на два месяца химии в три раза ниже. То есть деньги, потраченные государством на больного, выброшены на ветер.

Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС

Что же делать человеку в такой ситуации?

Кто чаще всего обращается к вам за помощью — сами больные или их родственники?

Чуть более половины звонков от самих больных, остальные — от родственников. Им ведь тоже нелегко. Если в семье онкобольной — помощь требуется всем. Вследствие того что государство практически не поддерживает таких больных, это все тяжелым бременем ложится на близких. Если человек лежит дома и не может двигаться, значит, кто-то уходит с работы, чтобы ухаживать. Потому что зарплата часто не покрывает расходы на сиделку. Сюда же добавляются сложности в общении с самими больными. Мы объясняем, что если папа лежит, отказывается есть и принимать таблетки, орет на всех, то дайте папе хотя бы выбор — какую кашу он сегодня утром будет — манную или гречневую.

Бывает, врач уже сказал человеку, что болезнь его неизлечима и даже сколько ему примерно осталось. Что вы говорите таким пациентам?

Всегда задаем вопрос, насколько хорошо он информирован о своем состоянии. Говорим о том, что нужно быть уверенным в диагнозе. Если все-таки что-то смущает, остались какие-то медицинские вопросы — давайте сформулируем их врачу. Если в одном месте сказали, что ничего нельзя сделать, — не факт, что это так. Желательно получить мнение другого доктора. Это мы всегда рекомендуем. У нас был реальный случай. Звонила многодетная мать из маленького города. Она собиралась умирать. Просила помочь пристроить детей в нормальные приемные семьи. Мы убедили ее пройти повторное обследование в Москве. И диагноз не подтвердился.

Если же ситуация ясная и однозначная, то обсуждаем, какие человек может поставить себе цели. Да, мы не всегда можем контролировать то, что с нами происходит. Тем не менее надо жить дальше. Столько, сколько нам отпущено.

Неизлечимым больным часто необходима паллиативная помощь, которая поможет им достойно прожить отпущенный срок. Эта система как-то развивается?

С трудом. В регионах появляются хосписы, в больницах — специальные койки. Кадры — самое слабое место. Только в одном вузе готовят специалистов паллиативной помощи. Очень часто руководство больниц подразумевает, что паллиативные койки — это место, где умирают. Настрой передается и пациентам. Часто от родственников можно услышать — не повезем маму в хоспис, там смерть. Но прежде всего паллиативное отделение — место, где могут подобрать адекватное обезболивание. Необходимо, чтобы все пациенты с четвертой стадией рака прикреплялись к хосписам или к паллиативным отделениям. Пусть сейчас больного ничего не беспокоит — с четвертой стадией можно жить годами, но он всегда должен знать, что ему есть куда обратиться. Там в случае сильной боли есть возможность в течение дня получить нужный препарат. Но информированность об этом крайне низкая. Причем не только у больных, но и у участковых терапевтов в обычных поликлиниках. Система не налажена.

Фото: Владимир Песня / РИА Новости

Недавно в Минздрав поступило предложение ввести в онкологических больницах ставку врача-психолога или психотерапевта. Однако сами онкологи считают, что это нерациональная трата денег в условиях, когда их не хватает на таблетки.

В чем принципиальное отличие отношения к онкобольным на Западе и в России?