Онкология для студента и молодого врача

Онкология - Ганцев Ш. X. - Учебник

Описание: Учебник отличается от аналогов по ряду позиций. Во-первых — строгим соответствием учебной программе. Во-вторых — использованием опыта ведущих клиник и ученых России в рамках единой образовательной концепции. В-третьих — впервые в отечественной педагогической практике медицинских вузов изложены стандарты диагностики и лечения в онкологии. Студент, обучающийся на кафедрах, получит первоначальные знания о стандартизации лечебно-диагностического процесса, что на сегодняшний день очень важно. Можно и дальше перечислять плюсы учебника, но мне представляется, что главным экспертом издания является студент. Учебник создан для него, и он его по достоинству оценит.

Онкология - В.И. Чиссов, С. Л. Дарьялова - Учебник с компакт-диском

Описание: В учебнике представлена современная информация об этиологии, патогенезе, клинической картине, диагностике, лечении, профилактике и прогнозе онкологических заболеваний. В самостоятельных разделах приводятся сведения по общим вопросам онкологии, а также по особенностям онкологических заболеваний у детей. Учебник включает приложение на компакт-диске, содержащее тестовый экзамен, дополнительные иллюстрации и разнообразные справочные материалы.
Учебник подготовлен в соответствии с действующей программой по онкологии и предназначен для студентов медицинских вузов.

Молекулярная онкология: клинические аспекты - Имянитов Е.Н., Хансон К.П.

Описание: Бурное развитие молекулярной генетики, в частности открытие онкогенов и антионкогенов, кардинально видоизменило представления о механизмах возникновения новообразований. Тем не менее принято считать, что прогресс в теоретической области практически не отразился на состоянии дел в клинической онкологии. Содержание настоящего издания призвано продемонстрировать несостоятельность подобных утверждений.
Действительно, если 70-е и 80-е гг. XX века характеризовались прогрессом преимущественно в экспериментальной области, символом последнего десятилетия стали именно практические достижения молекулярной онкологии. К настоящему моменту молекулярно-генетические подходы рутинно используются на всех этапах онкологической помощи, т. е. в профилактике, диагностике, лечении и мониторинге пациентов. Наиболее заметные успехи отмечены в развитии лабораторных методов выявления групп онкологического риска, поиске диагностических и прогностических маркеров новообразований, разработке патогенетически обоснованных подходов к химиопрофилактике и химиотерапии неоплазм и, наконец, в генотерапии рака.

Лечение хронической боли онкологического генеза - Г.А. Новиков - Учебное пособие

Как проходил конкурс в вашу ординатуру?

— Первый тур оценивался просто по анкетным данным, это был конкурс заявок. Мы спрашивали, какие у кандидатов оценки по базовым предметам — анатомии, патанатомии, физиологии, патфизиологии, фармакологии, биохимии. Спрашивали, какой средний балл, как с английским языком, какие были достижения во время учебы — грамоты, дипломы, публикации… по всем заявочным параметрам это ничем не отличалось от прошлогодних конкурсов. Огромное количество людей заявили, что свободно говорят по-английски, правда многие переоценили свой уровень.

Но это все в резюме делают.

Во второй тур мы пропускали людей с хорошим средним баллом и хорошим английским. А дальше мы им дали клинические задачи по общей медицине.

Мы специально давали однозначные задачи, чтобы сложно было поставить какой-либо другой диагноз, кроме правильного. Но надо было придумать еще три диагноза: мы оценивали ход мышления, хотели понять, как человек думает.

Суммарно на все задачи давался час. Правда, многие превысили расчетное время, иногда довольно сильно. Мы естественно заранее понимали, что это удаленный экзамен и у кандидатов есть возможность воспользоваться помощью друга или гугла. Несмотря на это хорошо ответило человек 15 из 168 которые вообще решились отвечать.

Инфографика: Высшая школа онкологии

Это какая-то же катастрофа! Эти люди через месяц получат диплом врача, или они уже врачи.

Но вы же сливки собрали, амбициозных отличников.

— Да, совершенно верно. И это люди, которые хотят развиваться, они вообще-то нормальные. Приятные люди, интеллигентные, умные. С ними интересно поговорить.

Кроме мучительной смерти, чем это все нам грозит? Что с этим можно сделать?

У вас был конкурс почти 40 человек на место, во третий тур вы отобрали 19, а победителей будет 9 человек. Вы рассчитывали выбрать лучших из лучших, но что у вас получилось при таком уровне конкурса?

— В финале нормальные ребята. За это я спокоен. Несколько сомнительных, а человек 15 — нормальные. Некоторые прямо совсем хорошие, но посмотрим, как они себя покажут в третьем туре — для чего же иначе его проводить. Для этого и отсев, однако я полагал что выбирать будет сложно, но нет.

А чем эти 15 нормальных и хороших отличаются от остальных 350? Они по-другому учились? Они из каких-то других учебных заведений? Есть закономерности?

— Мы заметили пару вещей, кстати, я не знаю, насколько они доказательные. Первое — эти 15 человек так или иначе знакомы с системой американской сертификации врачей, с экзаменами USMLE. Второе — они больше занимались клинической медициной, чем вот этой белибердой, связанной с грамотами, сертификатами участников, олимпиадами и прочим.

Инфографика: Высшая школа онкологии

А есть представление о том, что с этим можно сделать?

— Конечно есть. Совершенно точно необходимо вводить нормальную систему с нормальными KPIдля студентов и не менее важно — для преподавателей. Потому их сейчас на самом деле нет. Все критерии базируются на количестве часов, прослушанных лекций или семинарских занятий… А конечная цель какая? Часы? Надо определиться с конечными целями образования. Что такое хороший врач?

Хороший врач вылечил Васю, моего друга. Вася пришел больной, а теперь он здоровый.

— А врач в этом виноват, или васина генетика, кто знает? Никто не знает, что такое хороший врач в России.

У нас это складывается под влиянием общественного мнения, мнения других специалистов. Никто действительно не измерял его показателей, не валидировал эти критерии. Мне вот очень интересно спросить в связи с этим: вот сейчас идет аттестация у студентов. А ее кто-нибудь валидировал? Кто-нибудь действительно понимает, что они тестируют? Я со многими людьми разговаривал, это трэш, несогласованные, противоречащие друг другу вопросы, какая там валидность!

У нас просто нет системы измерения качества медицины. Это очень глубокая проблема, которая тянет за собой все. Это глубокая проблема теоретического характера, и я например не знаю, что такое хороший врач. И когда я узнаю, что такое хороший врач, мне нужно будет придумать валидный тест, который разделяет врачей на хороших и плохих без ложнопозитивных и ложнонегативных результатов.

В США есть такоей тест — USMLE. Там тестируют и клинические знания, и глубокий уровень теории, понимаение концепций. Они во многом тестируют исполнительность человека, который готовится к этим экзаменам. Сама подготовка — это штука очень сложная. А еще они валидированы очень хорошо, были крупные проспективные исследования, которые говорят, что люди с высоким баллом по USMLE, они потом гораздо более успешные врачи, лидеры.

То есть человек, который сдал этот экзамен — хороший врач?

— Хороший врач умеет качественно лечить. Он умеет обучать других людей, у него выстроенный педагогический процесс. Он умеет грамотно общаться с пациентами, правильно строить отношения с ними. И он проводит исследования, продвигает медицину на своем рабочем месте. Это очень важный признак. Если он является иницииатором исследования, участником, значительно меняет медицину — это хороший врач. Это самое простое определение хорошего врача.

Это почти в точности звучит, как программа вашей ординатуры, о которой вы говорили в нашем мартовском разговоре.

Да, но когда эта операция выполнена в условиях областной больницы, в которой бог знает какое оснащение и бог знает, когда там поменяли окна…

— У нас сейчас оснащение в крупных больницах очень неплохое. А при этом очень крутая научная хирургия может быть в условиях, очень далеких от богатства. Я вот с тем же Вадимом Гущиным (Директором отделения хирургической онкологии Mercy Medical Center в Балтиморе (США) — МедНовости) разговаривал, у них в Литве резидентская программа, у них была ужасная бедность, когда они это делали, люди оперировали в куртках, потому что вообще тепла не было в операционных. При этом уровень хирургии, уровень понимания, зачем это делается, был очень высокий.

А в чем тогда проблема? В образовании?

— Конечно в образовании. У нас абсолютно с ног на голову перевернуто образование. Все ходят на работу, что-то делают, думают, что пламенно стараются, но они все несут рояль на девятый этаж, но не в тот подъезд. Бешеная деятельность — олимпиады, студенческие конференции, конкурсы студенческих работ. Все это очень масштабно в размерах страны и действительно заметно. И в итоге все эти замечательные обладатели олимпиадных наград не могут назначить дефибрилляцию на фибрилляцию желудочков… А вместо этого назначают… анализы человеку с клинической смертью.

А сейчас будет введена новая система, по которой выпускник вуза должен будет 3 года отслужить на каком-то участке доктором, и после этого уже доучиваться, идти в ординатуру. Может быть это хорошая идея?У вас-то лучшие кандидаты были с опытом работы, но без публикаций и конкурсов.

Будет ли работать трехлетняя отработка? Она же будет в поликлинике. Выпускники будут за эти три года перенимать поликлинический способ мышления, костенеть мозгом. Переучивать их будет очень сложно.

Потом, вот молодая девочка закончила шестой курс, пошла работать в поликлинику на три года. Как вы думаете, что с ней случится за это время первым делом?

Беременность?

— Бинго! От скуки она первым делом забеременеет. Естественно, большинство ничему уже дальше доучиваться не будет, они так и осядут в этой поликлинике навсегда. На это и расчет.

Две недели

— Важно , что в регионе работают крупные онкоцентры. Но есть один нюанс. Чтобы получить эффект , надо , чтобы от начала диагностики до окончания лечения прошло очень немного времени. Это сложно.

По рекомендациям Минздрава вся диагностика должна пройти за две недели. Но лаборатории у нас слабые: не хватает тест-систем и специалистов. Сейчас ведь не просто клеточку под микроскопом смотрят , а проводят сложные генетические исследования , которые возможны далеко не в каждой больнице , а в ряде случаев требуют отправки пациента в столичные клиники. Где уж тут уложиться в две недели.

Некоторые необходимые лабораторные тесты вообще не зарегистрированы в России. В каких-то регионах с диагностикой обстоят дела лучше , в каких-то — хуже , в любом случае это вопрос не двух недель.

— У нас есть , так сказать , Большой Минздрав. Ему все равно , Алтайский край или Республика Тыва , Татарстан или Чеченская Республика. Система здравоохранения негибкая у нас. Везде должно быть одинаково. Но условия-то разные у всех. Одни регионы могут себе позволить дополнить федеральные вливания в медицину своими финансами , у других этого регионального компонента кот наплакал.

Отстройка системы

— Помимо денег у любого проекта есть еще составляющие — кадры и технологии. Если что-то из этой троицы выпадает , то губится вся система.

Не надо думать , что вот мы придумали программу — и через год у нас все решится. Нет , не решится. Надо настроить и отладить всю систему и не закрывать глаза на проблемы.

Например , мы планируем развивать онкологические направления на уровне межрайонных центров в крае. Где мы возьмем столько онкологов? Их надо сначала выучить , а подготовка врача этой специальности занимает 8−10 лет , включая вуз , интернатуру и ординатуру.

Далее. Онкоцентр не должен заниматься всеми анализами , которые могут сделать и в поликлинике по месту жительства. Иначе диспансеры в Барнауле , Бийске и Рубцовске просто не справятся с огромным наплывом недодиагностированных пациентов. Даже по времени. А если времени не будет хватать , мы упустим возможности лечения.

Золотой час и суммарный эффект

Ангиографическое оборудование нужно не только для того , чтобы стент вставить в сосуд. Есть , например , методика эмболизации ( закупорки) маточных артерий при опухолях. Это никакого отношения к кардиологии не имеет. С помощью ангиографа же можно подвести химиотерапевтический препарат к любому участку тела. Таких примеров много.

Я некоторое время руководил кардиологическим диспансером в Барнауле. Тогда было убеждение , что скорая помощь может решить проблему инфарктов и инсультов по всему краю. Не может. Потому что время решает все.

Есть понятие золотого часа. Хорошо , если скорая успевает приехать к больному за этот час , диагностировать , привезти его в больницу. Тогда мы соблюдаем стандарты , которые есть в краевом центре. Но в Камне , Алейске , Рубцовске , Славгороде , Заринске больницы тоже должны быть оснащены и технологически , и кадрово , если мы хотим глобально решать проблему смертности от сердечно-сосудистых заболеваний.

— У нас как всегда: этому денег дадим , этому не дадим , а вот здесь можно по упрощенному варианту пойти… Я этот вопрос задавал в правительстве недавно , до пандемии. Вот есть программа: 10,2 млрд рублей выделено на оснащение сосудистых центров в 2020 году. Сумма кажется большой , но это позволит только оборудование заменить , и больше ничего.

У нас сосудистый центр начал работать с 2009 года. Слава богу , изначально было закуплено хорошее оборудование , оно больше 10 лет работает как часы. Но по сути если мы раскинем эту большую сумму на 85 субъектов федерации , то получится , что реально-то ничего и не сделать на такие деньги.

Если мы хотим снизить смертность , средства надо выделять на города , в округе которых около 200 тыс. населения , оснащать там центры , обучать сотрудников , и тогда мы получим в регионе некий суммарный синергетический эффект.

Забыли про бабушку

— Система здравоохранения не должна принципиально отличаться от других отраслей в государстве. Не бывает так , что в медицине все плохо , а общество показывает высокий рост.

Но в это время мы упустили первичное звено. 85% проблем , которые возникают у населения , связаны именно с первичной помощью на уровне фельдшерских пунктов , больниц и поликлиник в районах и городах.

Мы забыли , какой огромной социальной функцией наделен медицинский работник первичного звена. Приходит бабушка к врачу или врач пришел к ней , поговорил , выразил заботу , и вот у бабушки уже другое отношение не только к врачу , но и к самому государству. А если в этом первичном звене вообще нет врача , потому что нет для него нормальных условий?

Свое село ближе

— Они есть , и я их неоднократно высказывал. Во-первых , надо готовить врачей именно для Алтайского края. Во-вторых , принимать больше абитуриентов из сел и делать все возможное , чтобы они вернулись туда специалистами.

Ну не поедет в село горожанин , не привык он к такому , у него там нет родных и привычной инфраструктуры. Но при этом сдать ЕГЭ и поступить в вуз из Барнаула однозначно проще , чем из Угловского района. Подготовка-то разная.

Должна быть серьезная мотивация для поступления со стороны абитуриента. А со стороны вуза должны быть иные принципы приема. У нас 43% сельского населения , вот пусть 43% студентов будут из сел и туда же вернутся после обучения.

Совместить специальности

— Вот есть врач-гастроэнтеролог. Хороший специалист. Я ничего не имею против , но это же раздел терапии. Как и кардиология , например.

Очень узкая специализация хороша лишь для врачей в сфере высокотехнологичной помощи. В остальных случаях медработники должны владеть некоторыми смежными специальностями , а не только одного вида протез ставить.

Терапевт — значит , терапевт

— Денежный вопрос существенный , но не первостепенный. Прежде всего врачу должно быть интересно. Возьмем ситуацию. Молодой человек 23 лет , хорошо учился в вузе и уехал работать в центральную больницу любого нашего района. Ну хорошо , не любого. Не в Благовещенку , конечно , где все здорово.

Но он ведь может освоить специальность УЗИ-диагноста или кардиолога. Тогда пациенту не нужно будет бегать по дополнительным врачам , ему все скажет терапевт: и анализы сделает сам , и диагноз поставит , и лечение назначит. Но так сейчас нельзя , мол , у терапевта нет таких компетенций. А какой тогда молодому врачу интерес сидеть в селе , если он не открывает для себя ничего нового?

В итоге получается , что врачи увольняются , ставки делятся , возникает бешеная нагрузка , на пациента времени все меньше , а на обход участка его нет вообще. Мы загоняем врача , как белку. Кто будет работать в таких условиях?

— Например , в европейских странах и США давно уже поняли , что здравоохранение — отрасль , которая в ответе за сохранение населения , а это стратегическая задача для любого государства. Поэтому они решили вопрос так: просто сделали большую зарплату для высококвалифицированных врачей. Всех и везде. Кардиохирурги там , например , на втором месте по доходам после налоговых инспекторов.

И знаете что , у них все равно не получилось решить проблему нехватки кадров. Потому что помимо высококвалифицированных специалистов есть еще средний и младший персонал , молодые специалисты , которым тоже нужна поддержка. Потому что-то самое первичное звено они тоже упустили.

Валерий Елыкомов — депутат Госдумы VII созыва , член комитета Федерального Собрания по охране здоровья , доктор медицинских наук.

С 1999 года был главным гематологом Алтайского края , возглавлял краевой центр клинической трансфузиологии , в 2000—2005 годах работал главным врачом станции переливания крови в Барнауле.

С ноября 2005-го был руководителем регионального управления по здравоохранению , в 2010—2012 годах — главным врачом краевого кардиодиспансера , а затем главврачом краевой клинической больницы.

• Юля Галкина , 3 февраля 2017
• 66797
• 12

В Петербурге пару лет назад запустили «Высшую школу онкологии (ВШО) — совместный проект Фонда профилактики рака и НИИ онкологии имени . Программа подготовки молодых онкологов рассчитана на выпускников медвузов и . Было два набора, готовится третий. Всего в ВШО учатся 17 студентов, география — от Калининграда до Благовещенска и от Вельска до Харькова.

На сайте Фонда указано, что итогом программы ВШО за пять лет должны стать не менее 60 специалистов, подготовленных по международным стандартам. Узнать, как помочь проекту, можно здесь.

В преддверии Всемирного дня борьбы против рака 4 февраля The Village поговорил с тремя студентами ВШО о том, каково это — в 25 лет всю жизнь посвятить онкологии, испытывают ли они сочувствие к пациентам и с какими заблуждениями о раке сталкиваются.

В итоге я пошла в медицинский вуз у себя в Красноярске. Но изначально хотела заниматься неотложной помощью, не онкологией. Поэтому выбрала хирургию — неотложнее не придумаешь. А потом в моей семье произошло несчастье: от рака поджелудочной железы умерла моя тетя, которую я очень любила. Она была . Это событие так меня впечатлило, что я решила после интернатуры в хирургии начать заниматься раком.

Вообще, я фанат своего родного Красноярска и очень хотела бы туда вернуться, но это не так просто. Только кажется, что можно обвешаться дипломами и грамотами из классных мест — и тебя примут с распростертыми объятиями. На самом деле никто нас не ждет, поэтому многие боятся уезжать: хотят работать там, где прижились. Проблема в том, что наш российский диплом очень часто ничего не говорит о человеке, так что в больницах хотят сначала посмотреть на специалиста и самостоятельно его оценить.

В онкологии существует три больших группы методов лечения: препараты, облучение, операция. Если говорить об операциях, то, как мы убедились в ординатуре, прооперировать при желании можно почти все. Что же до препаратов — из нового сейчас исследуются таргетные: это препараты, которые, попадая в кровоток, уничтожают только клетки, являющиеся для них мишенью, и позволяют замедлить распространение опухоли.

Всему миру становится ясно, что со скальпелем в руках за раком не угонишься. Не хирурги победят рак. В большинстве случаев рак — это системное заболевание (исключение — разве что совсем ранние стадии). Теперь ставка на те же таргетные препараты, на химиотерапию. То есть хирургией решаются далеко не все проблемы, рано или поздно человеку нужны другие системные методы лечения. Это так называемый современный мультидисциплинарный подход в онкологии: когда человека, больного раком, лечат одновременно терапевт, лучевой терапевт и хирург. Они втроем разрабатывают оптимальную тактику. Понимание важности такого подхода есть в больницах в крупных городах — там, где врачи регулярно летают на конференции, привыкли к обмену опытом. В некоторых регионах это понимают мало. Но тут вопрос даже не к нашим врачам. Просто то, что хирургией всех не спасти, миру стало понятно совсем недавно.

Из доказанных факторов риска и профилактики этого вида рака — культура питания: высокое потребление животных жиров в сочетании с низким потреблением клетчатки (кроме того, до 20 % рака толстого кишечника наследственны). Но тут есть много заблуждений. Например, долгое время считалось, что потребление красного мяса является фактором возникновения такого рака, а потом появилось исследование о том, что у потомственных вегетарианцев стенка кишки находится в состоянии постоянного воспаления, и это тоже может быть фактором риска. В общем, сошлись на том, что красное мясо лучше есть не чаще раза в неделю, а в остальное время — либо птицу, либо рыбу.

Скрининг колоректального рака может снизить не только смертность, но и заболеваемость. Дело в том, что опухоль вырастает из полипов в толстой кишке. И если полип обнаруживается, его удаляют, и заболеваемость снижается. Есть исследования, согласно которым образование полипов может снижать употребление аспирина, поэтому за границей люди, бывает, осознанно начинают пить аспирин после 45 лет.

Основной инструмент патолога — микроскоп, но сейчас появилось множество дополнительных методов исследований: как и все специальности, наша развивается в области IT-технологий, биотехнологий. Нужно постоянно быть в курсе. Всегда есть чем заняться, ведь именно от тебя зависит правильный диагноз, лечение пациента и прогноз. На тебя ориентируется клиницист, который ждет заключения. Клиницисты постоянно звонят: мы пытаемся объяснить, что в среднем заключение занимает около недели, но все хотят через два дня.

Вся литература у нас англоязычная, мы работаем в соответствии с международными стандартами, в том числе по сборникам ВОЗ (так называемые Blue Books). В отделении всегда набор свежих книг, помимо необходимой профильной литературы. Сам бы я, если честно, даже одну книгу не смог купить: например, стоимость книги ВОЗ — около 150 долларов, а их 12. Есть издания, которые стоят по 40–60 тысяч рублей. Смотришь на полку книг и понимаешь, что там полмиллиона лежит.

Одна из проблем нашей профессии в том, что очень мало молодых кадров: популяция патологоанатомов стремительно стареет. Впрочем, у нас считается, что чем старше патолог, тем он опытнее: он пересмотрел больше случаев, научился большему. Наша ценность повышается с возрастом, как у вина, с терабайтами стекло, снимков, которые ты посмотрел.

Все думают, что патологоанатом занимается исключительно вскрытием тел. Это не так, но вскрытия — тоже часть работы. Впервые я самостоятельно начал вскрытие в 23 года. Страшно не было, я к этому спокойно отношусь. Отчасти потому, что у меня бабушка была ветеринаром, и я часто — лет с семи-восьми — ездил с ней на вскрытия животных.

Самый распространенный вид рака, с которым лично я сталкивался в работе, — неспецифицированный инвазивный рак молочной железы. На втором месте — рак шейки матки. Из редкого мне попадались случаи липосарком. Недавно видел случай паразита (нематоды) в яичках, тоже очень интересно. Скоро собираюсь изучать лимфомы. Потом в планах, наверное, научиться — всем тем секретам и фишкам, которые там есть.

Я задумывался о смерти, потому что сталкивался с ней. Это, конечно, не самый приятный компонент человеческой жизни, но когда ты знаешь о механизмах развития заболевания, тебе спокойнее. Ты можешь скорректировать собственный образ жизни. Я не курю, хожу в спортзал хотя бы два-три раза в неделю. Физическая активность должна быть, потому что ты постоянно за микроскопом — это сидячая работа и напряжение для глаз. От факторов развития гиподинамии нужно избавляться. Некоторые ходят на уроки танца зумба (после 18:00, по 30–40 минут). Это тоже способ разгрузки.

еще учился в вузе, сам себе диагностировал гастрит. Сам себе назначил препараты (дорогие, кстати). Но со временем начинаешь понимать, что так делать не надо. Теперь я стараюсь не проецировать на себя заболевания.

С заблуждениями об онкологии периодически приходится сталкиваться. Из распространенного: якобы если будешь пить колу, это приведет к раку желудка. Некоторые люди считают, что рак заразен: мол, они придут в онкодиспансер и заболеют видом опухоли. Я даже от медиков слышал, что никто не отменял вирусную теорию рака.

Я из Архангельска, училась в классе, так что выбор был медицина, либо ВУЗ. Выбрала медицинский. Я не потомственный врач, но в далеком детстве играла со всякими старыми тонометрами: папа работал водителем на скорой. Чтобы я четко осознавала, на что иду, родители отправили меня сразу после школы все лето санитарить в больнице. Но я не разочаровалась. Мне не показалось, что в больнице есть такое невозможное.

Пока я училась, работала медсестрой — сначала в гематологии, потом в онкологии. Я хотела поступать в НИИ онкологии еще за год до конкурса Фонда профилактики рака: готовилась к экзамену, взяла билет на самолет, но перед отъездом сломала ногу. Однажды ко мне староста кружка по онкологии пристала с просьбой заполнить анкету для участия в конкурсе Фонда профилактики рака, чтобы хоть представил университет. Я долго сопротивлялась, но все же заполнила анкету и отправила.

Прошла во второй тур. Мне выслали тему для написания статьи, которая была мне абсолютно не близка. Думала все бросить, но стало совестно, и я решила честно доделать. Написала за вечер статью и забыла. Но позвонил Илья Фоминцев, сказал, что статья супер и что меня берут в третий тур.

Вообще, у меня был четкий план: местная интернатура и ординатура в моем онкодиспансере. Я даже татуировку сделала, когда получила диплом, — набор хирургических инструментов. Случайно решилась. Илья постоянно всем рассказывает об этой татуировке.

Я занимаюсь торакальной хирургией (хирургия органов грудной клетки. — Прим. ред.). Это очень долгие операции. В нашей области абсолютное большинство — мужчины, но я не стремлюсь утереть им нос, просто люблю анатомию грудной полости. Это эстетически красиво, особенно если речь идет о реконструктивных операциях, когда анатомию мы создаем сами. Я не замечаю этих долгих часов на операции. Мне, кстати, доводилось и самостоятельно проводить операции. Это было вроде учебной командировки в Архангельск — я оперировала за отсутствовавшего в отделении врача. Но в основном я ассистирую.

Ассистентом быть не страшно: просто помогаешь хирургу, что надо — держишь, где надо — показываешь. Страшно — это когда ты оперируешь, а за спиной нет старшего врача, который поможет и даст совет. Страшно больше перед операцией, чем во время. И страшно после — ходишь вокруг пациента, проверяешь, все ли нормально.

Я плакала всего два раза, причем один раз здесь, в ординатуре. В первый раз — когда умер мальчик, который достаточно долгое время находился в отделении, где я работала медсестрой. Тут, наверное, сыграл мой непрофессионализм, потому что я обычно не общалась с пациентами, чтобы не привязываться к ним. А они лежали у нас долго — по полгода, по году. Но к этому мальчику у меня возникла привязанность. Потерять его было тяжело.

В этом году ситуация была ну просто классической — мы такие разбираем на наших занятиях, посвященных общению с пациентами. Молодая девушка скрывает от матери, что прогноз плохой, а мать скрывает это же от дочери. По отдельности они с врачом нормально и открыто разговаривают, а когда вместе, то пытаются уберечь друг друга. И это тоже было очень тяжело.

Основная причина возникновения рака пищевода — потребление алкоголя. Курение здесь тоже играет свою роль. Профилактика простая — не пить алкоголь. Что касается правильного питания, то нет никаких исследований, которые бы доказали участие острой пищи в формировании рака пищевода. Есть мнение, что горячие напитки могут сказаться на его появлении. Но это опять же не доказано.

Доказательная медицина опирается только на исследования. Поэтому же нельзя сказать, насколько опасен для легких, например, вейпинг: исследований по этому поводу пока не было. Но вообще, показатели по раку легких сейчас снижаются. Хотя тут тоже есть вопрос к статистике: откуда она бралась? И еще другой момент: да, ЗОЖ сейчас популярен, люди стали меньше пить и курить, но, кроме этого, и медицина стала более современной — повысилась выявляемость. Теперь можно чаще определить, что человек умер не просто так, а именно от рака. Так что сейчас ситуация со статистикой выравнивается, и по факту разницы в цифрах мы можем не увидеть.

Помощь в подготовке материала: Даниил Широков и Елизавета Дубовик