Кто болен раком отзовитесь

Бегун от диагноза

Обнаружив однажды непонятные симптомы (кровянистые выделения из груди), я полезла в интернет читать, что это может быть. Да, там писали, что такое возможно при онкологии. Мне стало очень страшно, и я даже заплакала. Но, поплакав, не побежала скорее к врачу. Потому что рак это не про меня! Ведь я здорова, у меня трое маленьких детей, я рожала, всех кормила, не пила гормональных препаратов.

Мне всего 31 год. Что за ерунда. Вот у нерожавших и некормивших это бывает часто, а у меня-то с какой стати?

А у меня в то время даже не было страхового полиса. Районным поликлиникам я никогда не доверяла, если что-то было нужно, обращалась в платную. Так и в этот раз. Потянув какое-то время, отправилась в Клинику женского здоровья на Гончарной улице на платный прием.

Тут серые стены, полные коридоры мрачных женщин, все напряженно всматриваются в телевизор, отвлекающий сидящих в очереди каким-то развеселым ток-шоу. Но ты уже как будто отрезан железным занавесом от остального мира, над тобой навис диагноз. Там, за этим занавесом, идет обычная жизнь, люди смеются и планируют, куда они поедут отдыхать летом, а ты существуешь в своем параллельном мире, ходишь по консультациям, обследованиям, сдаешь анализы, не видишь ярких красок, почти ничего не чувствуешь.

Затягивать я не буду, но летом-то отдохнуть надо. И потом, летом все хуже заживает. Вот отдохну и осенью буду оперироваться.

Наступила осень. 33-я больница — это очень страшно, мне рассказывали. Нет, пожалуй, я туда не пойду. Надо искать другие варианты.

А если это и, правда, рак? Это, значит, придется отрезать грудь? О, к этому я совсем никак не готова…

Слышала, что есть такие операции, с имплантами, когда отрезают и сразу вставляют имплант. Вот бы найти что-то такое… На всякий случай. Меня тогда больше волновал вопрос, будут ли мне делать мастэктомию (попросту – отрежут ли грудь), если это все-таки рак. И почему-то гораздо меньше я думала о том, что при онкологии очень важно не тянуть время.

Мой врач пластический хирург и онколог, у нее огромный опыт. Она объясняет, что сначала сделают секторальную резекцию, вырежут кусочек, и отпустят, а потом, когда будет готов результат анализов, скажут, нужна ли более обширная операция.

После постановки диагноза тянуть уже было невозможно. Вместе с врачом мы выбрали вид операции – одномоментная мастэктомия и реконструкция собственными тканями и имплантом. Проще говоря, в течение одной операции отрезают грудь и формируют новую с помощью импланта и части широкой мышцы, вырезанной со спины.

Много раз потом я читала обсуждения на онкофорумах – что лучше, одномоментная или отсроченная реконструкция? Большинство ответов – лучше отсроченная. Многих после мастэктомии ждет химиотерапия и лучевая, имплант может плохо прижиться, возможны осложнения. Поэтому лучше не спешить за красотой. Главное, пройти все лечение спокойно, а потом на трезвую голову решать, а нужен ли тебе этот имплант?

На тех же онкофорумах я читала, что некоторые врачи, которым приходилось оперировать своих жен или родственниц, не ставили им импланты.

Рассказывала она это в отделении, когда лежала после операции, вся в бинтах и с сильными болями, имплант плохо приживался. Кажется, она жалела, что не послушала своего доктора.

После операции меня выписали дня через три. Я была так бодра, что, несмотря на торчащие под одеждой дренажи, ни в чем себе не отказывала: ездила с ребенком на елку, водила хороводы, в общем, веселилась как могла.

Ни химиотерапии, ни лучевой мне с моим видом и размером опухоли не было показано. Долго не могли решить вопрос о гормонотерапии. В конце концов, и ее отменили – решили, что побочные действия от гормонотерапии в моем случае опаснее, чем возможность рецидива.

В общем, раны зажили, имплант прижился, я совершенно здоровый человек и стараюсь подальше держаться от этих страшных заведений с очередями и серыми стенами. Настолько подальше, что я решила не оформлять инвалидность. Зачем она мне, эта группа? Хотя несколько лишних тысяч рублей, льготы на проезд и оплату коммуналки еще никому не помешали. Но я почему-то решила, что мне с моим прекрасным здоровьем (ну подумаешь, что-то там нежизненно важное отрезали) ничего не положено. А участковый онколог и не стал меня уверять в необходимости получения группы.

Он прошел шесть курсов тяжелой химии и обширную операцию. А выздоровел почти так же быстро, как и заболел.

Его опухоль так хорошо отозвалась на химиотерапию, что после первой же капельницы прошли боли, и после, с каждым курсом, ему становилось все лучше. Думаю, что его спасло чудо.

На шестой год после операции я пропустила положенное обследование. Однажды вечером, положив руку на прооперированную грудь (там, где стоит имплант) я нащупала достаточно объемную опухоль.

Все, занавес опустился снова. Диагноза еще нет, но я уже отрезана от всех, так же, как в первый раз.

Бегом бегу на узи, где знакомая узистка смотрит грустными глазами:

— Нехорошие симптомы. В опухоли активный кровоток. Идите скорее к врачу.

— Да разве может быть рецидив в прооперированной груди? Мне про это не рассказывали.

— Бывает. Даже при обычной мастэктомии, в шве может вырасти…

Второй раз я уже не ищу платных клиник, а так же бегом бегу в самую лучшую онкологическую больницу, где спасли моего мужа. Тут самые лучшие врачи, я знаю. К счастью, я отношусь к этой чудесной больнице по прописке, и лечение будет бесплатным. Опять пару недель беготни по обследованиям.

Меня ставят в очередь на операцию. Куплены билеты на самолет на майские праздники, но врач советует отложить поездку. Вот и вторая моя больница. Хотя она самая лучшая, но ехать туда страшно и грустно. Мне жалко себя, но никто из родных меня проводить не может. Муж занят с детьми, а родственникам мы говорить ничего не стали. Так спокойнее.

По дороге туда мне звонит моя старая подруга. Мы давно не общались, но сейчас она предлагает проводить меня. Потом она почти каждый раз будет ездить со мной на химию.

Это огромная поддержка – когда с тобой рядом человек из обычного мира. Близкие родственники – они тоже с тобой за занавесом, тоже отрезаны, они не могут утешить, а переживают, может быть, сильнее тебя.

Вторая моя операция гораздо легче, чем первая. Мне вырезают местный метастаз, просто маленький кусочек ткани. При выписке консультирует химиотерапевт. Он так же, как и в первый раз пишет, что химиотерапия не показана и назначает прием гормонов на несколько лет. Те самые гормоны, которые я не принимала из-за побочек.

Наученная опытом, теперь стараюсь все перепроверять и переспрашивать, и записываюсь на прием к заведующему отделением химиотерапией.

Как ни странно, он назначает не только гормоны, но и химию. Хотя я много слышала, что моя опухоль нечувствительна к химиотерапии. Но я доверяю врачу, и начинается новая страница моей жизни.

Раз в три недели я встаю в пять утра и еду в больницу. Там толпы, очереди таких же страждущих.

Потом я еду домой на автобусе, метро и электричке. Чтобы волосы не выпали во время химии, мне надевают во время капельниц охлаждающую шапку. Эта услуга платная и нет гарантии, что волосы все же останутся. Но я решаюсь. Видя, что происходит с головой после второй химии, покупаю парик.

Появляющуюся лысину закрашиваю карандашом для бровей. К последней химии волос остается совсем мало. Но парик мне все же, к моей огромной радости, не пригождается.

Надо сказать, что все эти замечательные вещи – парик и охлаждающие шапки, как и платные анализы (чтобы побыстрее) стали возможны благодаря помощи моих друзей.

Многие, кто был в курсе, не спрашивали, чем помочь, а просто просили сразу номер карты, не требуя отчетов. Это очень поддерживало.

После химии и лучевой терапии мне предстоял еще один важный шаг – получение инвалидности. Надо иметь в виду, что система получения благ – инвалидности, направлений на бесплатные КТ и МРТ, протезов и проч. – у нас работает только по запросу. Даже после рецидива участковый онколог на приеме смотрел на меня сонными глазами и не предлагал оформить инвалидность.

Наученная предыдущим опытом, я сама поинтересовалась, а не положена ли мне группа, может быть, хотя бы третья?

Засыпающий врач выдал мне молча карту, с которой надо было пройти нескольких специалистов, и через пару месяцев я получила вторую группу. Это ощутимая пенсия и куча льгот.

Вот теперь, после всех этапов лечения и получения инвалидности, я наконец-то не считаю себя здоровой. Иногда впадаю в другую крайность, и как Карлсон, считаю себя самым больным человеком в мире. Главное, не застревать в этом состоянии надолго.

Но я не уверена, что такие вопросы-ответы — это хорошо. Я тоже в первый раз решила, что знаю, за что мне послана болезнь. И много лет жила с невысказанным вопросом к Богу, ну почему Он так строго меня наказал за то, что другим сходит с рук. Единственный мой ответ был: потому что я слишком грешная.

Что-то изменилось в голове, когда я узнала про болезнь своей знакомой. Ее я никак не могла обвинить в сугубой грешности, наоборот, она была для меня почти святым человеком. И наступил момент, когда я поняла, что не стоит отвечать на свои вопросы за Бога.

Когда я считаю Его мздовоздаятелем, я не могу обращаться к Нему как к любящему отцу. Да, в моей жизни есть такое испытание, но я не знаю, почему оно дано именно мне и не буду гадать.

Самый главный опыт, который дала мне болезнь, очень банален. Как хорошо жить здесь, по эту сторону занавеса, в мире, где нет капельниц и анализов.

Иногда я унываю и скулю по мелочам, но наткнувшись в ящике на карандаш, которым замазывала лысину, или на коробку с париком, я вижу, как все прекрасно в этом безбольничном мире, даже когда за окном ноябрьский мрак или мартовская вьюга.

Нормальные люди есть везде, — их только очень мало, и они не делают погоды.

Очень скоро я обнаружил, что Л.Ф.Лай не только струсила, прочтя моё грозное заявление, – но и разозлилась. Она всячески пакостила нам: отказалась отдать мне мамину карточку, когда я хотел пригласить частного врача, а выдала только ксерокопии – но не всей карточки, а некоторых страниц.

Мама больше всего страдала не от боли, даже не от тошноты, а от беспомощности, и особенно от того, что её все бросили. Она чувствовала, что её уже списали, считают не живым человеком, а трупом – и это её больше всего мучило.

Я тоже был в ужасном состоянии, в каком не был никогда в жизни. Всё это время – 4 месяца – я почти не спал. Ложился я на полу в маминой комнате, возле её кровати, потому что позвать меня из другой комнаты, когда ей нужно было, она не могла. Мы с мамой жили вдвоём, родственников здесь у нас нет. Никто никакой помощи нам не предложил. О том, что есть социальные службы, которые могли выделить маме сиделку, я узнал уже после смерти мамы.

На следующий день медсестра, явившаяся делать маме укол, пришла с охраной. Это были две другие медсёстры. Они встали в коридоре, по стойке смирно, выпучив глаза. Но потом одна из них застыдилась и вышла в подъезд, а за ней и вторая. Так они продолжали приходить – втроём, чтобы сделать один укол одной больной – но уже стеснялись заходить в квартиру. Потом уже и в подъезд перестали заходить – стояли на крыльце.

Они получили указания начальства – их надо выполнять. Рабы есть рабы: если им хозяин скажет прыгать на одной ножке и кукарекать – они будут прыгать и кукарекать.

Я, конечно, страшно нервничал, но как я мог мешать оказывать медицинскую помощь своему самому близкому человеку? Но им просто надо было отмазать Рутгайзера.

К слову, он тоже – вовсе не исчадие ада. Обычный российский чиновник-карьерист. Но он так испугался за свою карьерочку, что с испугу написал в прокуратуру заявление о том, что я мешаю оказывать медицинскую помощь моей маме! Мне звонили из прокуратуры и сообщили об этом. Говорила со мной сотрудница прокуратуры совершенно растерянным голосом: видимо, раньше никогда с подобным не сталкивалась. Она предложила мне приехать в прокуратуру – дать объяснения. Я просто повесил трубку.

И я отказался от больницы. Сейчас я думаю, что это было большой ошибкой. Ухаживать за умирающим от рака можно только в больнице. Но нам никто не объяснил, как ужасны могут быть последние недели. А они были ужасны. Мама не могла уже даже говорить. И, кроме Ирины Анатольевны, мы никому не были нужны.

Мама умерла 20 августа, около 19-00. Я был рядом с ней, когда она перестала дышать.

Я почти ничего не сказал здесь о ней как о человеке. Приведу только одну деталь: в конце июля исполнялось 74 года её подруге и нашей соседке, Лидии Евгеньевне Васильевой. Мама тогда уже не могла даже сама повернуться в постели и едва могла говорить. Но она вспомнила о дне рожденья Лидии Евгеньевны и сказала мне, чтобы я ей позвонил, поздравил её и извинился, что она сама не может этого сделать. Она ни на что не жаловалась. Только последние дни она часто начинала горько, как младенец, плакать, потому что она ничего уже не могла мне сказать и не могла пошевелиться: страшная болезнь сделала её беспомощной, как новорожденный ребёнок, – а она была очень гордым человеком, и это было для неё мучительно тяжело.

В России к онкологическим больным относятся так же, как в Афганистане: просто оставляют умирать без действенной помощи. Исключением отчасти являются только Москва и Петербург, где есть хосписы. Больше их нигде нет. Эвтаназия в России под запретом. Я думал – ещё в июле – что нужно просто перерезать маме вены, потому что иного способа избавить её от мучений нет. Но сделать этого не смог.

Так что – сдавайте своевременно анализы на онкомаркёры – если вам больше 50 лет, то, как минимум, каждые 5 лет – независимо от своего физического состояния: рак на начальных стадиях никак себя не проявляет – а анализ его выявит.

То же касается и онкологических больных. Имел неосторожность заболеть – подыхай без помощи, сам виноват. Это Россия. Тут не должно быть иллюзий.

Я обращался, куда только мог: ещё при жизни мамы и после её смерти. Получил десятки отписок, в том числе из администрации президента. Все подтвердили, что врачи поликлиники № 2 действовали АБСОЛЮТНО ПРАВИЛЬНО.

Врач не сдался и ведёт борьбу с болезнью, а параллельно создал интернет-блог, где подробно описывает процесс лечения. Для 3,5 млн онкопациентов в России это не менее важно, чем врачебная помощь.

Думал — язва.

Андрей Павленко: — Третья стадия рака желудка действительно считается запущенной. Но обнаружить болезнь раньше шансов не было. В моём возрасте этот вид рака возникает крайне редко (у 3% пациентов). Все скрининговые онкопрограммы рассчитаны на людей старше 45 лет. Так называемые малые симптомы рака (потеря веса, аппетита, слабость, снижение работоспобности и т. д.) отсутствовали. На обследование попал, когда стал ощущать боли в желудке после еды и по ночам. Был уверен, что обнаружат язву или гастрит. Страшный диагноз поставил себе сам, когда посмотрел видеозапись обследования. Конечно, некоторое время пребывал в состоянии шока, но быстро взял себя в руки. Моё преимущество перед другими пациентами было в том, что я знал стандарты лечения и представлял, что меня ждёт впереди.

— Зачем вести интернет-дневник борьбы с болезнью?

— На третий день, после того как выяснил диагноз, я решил начать дневник. Для большинства пациентов онкологический диагноз означает конец жизни. На самом деле это хроническое заболевание, от которого можно либо вылечиться, либо какое-то время полноценно жить — растить детей, работать, путешествовать. Знаю пациентов, которые прожили не один десяток лет после постановки диагноза. Цель моего блога — донести эту мысль до людей и сделать тяжёлый путь онкобольных чуть менее сложным.

— Почему вы не поехали лечиться за границу?

— Решил проходить лечение в родном Питере. Мысли уехать лечиться к западным коллегам не возникало. Нельзя отрицать, что в развитых странах онкологи достигли впечатляющих результатов. Есть виды рака, которые действительно лучше лечить там. Но опухоли желудочно-кишечного тракта можно с тем же успехом вылечить и дома — где и стены помогают, и друзья поддерживают. (Друзья-коллеги поддержали Андрея не только профессионально. Когда после курса химиотерапии ему пришлось сбрить волосы, в знак поддержки побрились и его коллеги, однокурсники и даже некоторые наставники — именитые питерские онкологи. — Ред.).

50% надежды

— Доктор, вы верите в чудо?

— Нет, свои шансы оцениваю реально. Современные исследования могут точно предсказать, каков будет результат лечения у конкретного пациента и на какую продолжительность жизни он может рассчитывать. Отклонения бывают, но незначительные. Поэтому о чудесах в онкологии могут рассуждать только непрофессионалы. Став пациентом, я не узнал о болезни ничего нового. Всё идёт, как описано в современных пособиях.

— У вас рак обнаружен в запущенной стадии, такая же ситуация у большинства пациентов. Надежды на излечение нет?

— Жизненные планы поменялись после диагноза?

— Безусловно. Во-первых, химиотерапия — это тяжёлый метод лечения. У меня, например, возникало осложнение, которое вынудило на какое-то время приостановить работу. Я сосредоточился на краткосрочных задачах, главные из которых — финансовая стабильность моей семьи (у Андрея трое детей, младшему исполнился год. — Ред.) и осуществление главного дела моей жизни. Я начал развивать онкоотделение в Клинике высоких медицинских технологий Санкт-Петербургского университета. Для меня важно, чтобы этот проект не был заморожен.

Информация — лекарство

— Не страшно рассказывать столь личное на весь Интернет?

Советы доктора Андрея Павленко

• Вовремя проходите обследования — рак на ранней стадии не даёт симптомов. Болевой синдром возникает, когда опухоль выходит за пределы органа и начинает давить на соседние, кровотечения — при разрушении опухоли. Чтобы выявить рак своевременно, необходима не диспансеризация, а скрининговые обследования (УЗИ, гастроскопия, колоноскопия, маммография).
• Будьте внимательны к себе — никто не знает ваше тело лучше, чем вы. Обращайте внимание на любые изменения — потемневшие родинки, странные уплотнения и т. д. — и сразу показывайте их врачу.
• Если у двух прямых родственников был диагностирован рак, пройдите генетическое типирование — при некоторых наследственных видах рака риск возникновения болезни достигает 80%. Если будет выявлена генетическая поломка, лучше прибегнуть к профилактическому удалению органа.

• Если вам поставлен онкологический диагноз, первое, что нужно сделать, — найти врача-лидера. В больших городах это сделать проще. Но профессионалы есть в любом регионе. Продолжительность вашей жизни напрямую зависит от того, кто вас лечит.
• Если вы верите в народную медицину, лечение этими методами вам не повредит. Эффект плацебо никто не отменял, а дополнительная уверенность в успехе даст силы. Но принимать это лечение нужно не вместо, а вместе с назначенными врачом препаратами.
• Работайте, общайтесь с друзьями, делайте всё, что вам нравилось раньше. Уход в болезнь погружает в депрессию и, соответственно, сокращает жизнь.

Таких откровенных историй людей, чью жизнь однажды изменил страшный диагноз, на официальном сайте Петербургского клинического научно-практического центра специализированных видов медпомощи уже десяток. Этот социальный интернет-проект призван вдохновлять тех, кому еще предстоит долгий и трудный путь борьбы с онкологическим заболеванием.

Тому подтверждение жизнеутверждающая история Натальи. Казалось, у молодой женщины было все, о чем другие могли только мечтать: успешная карьера, любящий муж. Не было только детей. Супруги уже решились на ЭКО, когда выяснилось, что Наталья беременна! Счастье? Конечно. Но на седьмом месяце беременности выяснилось, что у молодой женщины рак легких.

Дальше было кесарево сечение и долгое, трудное, болезненное лечение.

Как считает Владимир Моисеенко, такие истории мотивируют других пациентов бороться с недугом. Дают понять, что рак - это тяжелое, но далеко не всегда смертельное заболевание.

Петербургский врач-онколог, доктор медицинских наук, профессор, главный специалист по клинической онкологии городского онкологического диспансера Рашида Орлова с коллегой солидарна.

По ее словам, в стране произошел потрясающий прорыв в фундаментальной онкологии. Появились новые подходы в хирургиии, лекарственной терапии; есть аппараты, позволяющие точечно поражать всю опухоль, не затрагивая здоровые ткани.

Она убеждена, что из диагноза-приговора рак в скором времени превратится просто в диагноз, с которым люди живут, как с хронической болезнью, долгие-долгие годы. Никто ведь не впадает в депрессию и панику, узнав, что у него, например, выявили гипертонию.

По мнению заведующей детским отделением научно-практического центра профессора Маргариты Белогуровой, сегодня особенно впечатляющих результатов врачи добились в лечении онкологии у детей. Судите сами. При лимфобластных лейкозах здоровье возвращают 80% пациентов, при опухоли Вилмса (почки) - около 90%, при лимфоме Ходжкина - почти 95%.

Однако, по словам Белогуровой, есть одна беда. Да, в нашей стране детей лечат по современным протоколам. Вот только вместо оригинальных препаратов все чаще используются дженерики. Итог?

Три года назад в России среди детей, прошедших лечение от лейкоза, было 3% рецидивов, теперь - 15%.

Владимир Моисеенко тоже считает, что для лечения некоторых онкологических заболеваний необходимо закупать только оригинальные препараты. Ведь, как показывает практика, в массе своей дженерики менее эффективны и более токсичны.

В конце прошлого года родители детей с онкологическими заболеваниями обратились к российскому президенту с просьбой прекратить импортозамещение в детской онкологии. И вот, похоже, их голос услышали. Глава кабинета министров Михаил Мишустин поручил Минздраву до середины марта подготовить перечень необходимых препаратов для закупок по торговым наименованиям, а не по действующему веществу, как сейчас.

То есть закупать вместо дженериков оригинальные препараты, которые, по словам главного клинического фармаколога Петербурга Александра Хаджидиса, являются самыми изученными лекарствами. И при их применении можно получить именно такой терапевтический эффект, который описан в инструкции, составленной на основании исследований.

Кстати, чтобы подтвердить или опровергнуть качество и эффективность обращающихся на рынке дженериков, кабмин предлагает провести сравнительный анализ всех российских противоонкологических препаратов и их соответствие оригинальным по качеству, эффективности и безопасности. Работой займется Росздравнадзор, о результатах федеральная служба доложит до 14 апреля.

Как считают специалисты, если такое решение правительством будет принято, то некоторые импортные лекарства снова вернутся на российский рынок. А это значит, что шансов на излечение у пациентов станет больше.

В Петербурге ежегодно онкологические заболевания диагностируют у 15 160 детей. Чаще всего врачи выявляют у них злокачественные новообразования лимфатической и кроветворной систем. В 2019 году такой диагноз был поставлен 184 детям.

​ Полмиллиона россиян ежегодно заболевают раком. Сто тысяч умирают в течение года после постановки диагноза. Всего в мире каждый год от онкологических заболеваний погибает свыше восьми миллионов человек. Обезопасить себя от рака практически невозможно, говорят специалисты. Более того – базовый риск заболеть есть практически у любого.

Гораздо важнее – узнать о болезни как можно больше, разобраться, как ее можно выявить на максимально ранней стадии. Anews собрал 10 наивных и важных вопросов о раке и квалифицированные ответы на них профильных специалистов.

1. Почему люди заболевают раком?

Однозначного ответа на этот вопрос, увы, нет. Есть множество факторов, провоцирующих возникновение онкологического заболевания. В частности, речь идет о нездоровом образе жизни и неправильном питании.

Косвенная причина – регулярные стрессы и депрессивные состояния.

2. Какие виды рака самые распространенные, чего стоит опасаться в первую очередь?

Согласно данным исследовательской организации Cancer Research UK, в мире первую строчку по распространению занимает рак легких, на втором месте – рак груди, на третьем – рак кишечника, на четвертом – рак простаты и на пятом месте – рак желудка.

При этом стоит учитывать, что рак легких касается в первую очередь мужчин, а груди – женщин.

3. Является ли рак заразным заболеванием?

Вирусная теория рака – один из самых живучих мифов об этом заболевании. История о том, что можно случайно оказаться рядом с кашляющим онкобольным и через пару месяцев так же заболеть, популярна даже среди взрослых образованных людей.

4. Передается ли рак по наследству?

Генетическая предрасположенность при определенных видах рака действительно работает.

Одновременно следует понимать, что подавляющее большинство случаев онкологических заболеваний провоцируется ненаследственными факторами.

5. Всем ли нужно посещать онколога и с какого возраста необходимо это делать?

Для начала человеку следует понять, находится он в группе риска или нет. Существует несколько общих критериев для определения. Например, в Фонде профилактики рака была разработана бесплатная система тестирования , позволяющая сделать предварительную оценку рисков.

Впрочем, есть общепризнанные рекомендации онкологов относительно того, с какого возраста человеку в зависимости от пола следует уделять повышенное внимание обследованию у того или иного специалиста.

6. Можно ли сдать анализ и узнать, заболею ли я раком?

Иными словами – популярные анализы на онкомаркеры, которые преподносятся пациентам как способ узнать, заболеет человек раком или нет – банальное надувательство.

Согласен с этим мнением и хирург-онколог, член-корреспондент РАН Михаил Давыдов.

7. Если я курю, обязательно заболею?

Необязательно. Но вероятность получить, например, рак легкого очень высока. Гораздо выше, чем у соседа, который ни разу в жизни не притрагивался к сигарете.

8. Вызывают ли мобильные телефоны рак?

Весной 2016 года СМИ всколыхнула новость от американских ученых, работающих в рамках федеральной Национальной токсикологической программы. Исследователи заявили, что крысы, которые подвергались постоянному электромагнитному излучению, присущему мобильникам, заболевали раком.

Эта новость вызвала чудовищный переполох в обществе. Ведь по факту людям сообщили, что мобильные телефоны являются причиной появления раковых опухолей.

Однако впоследствии представители научного мира выступили с критикой и опровержением этого заявление. В частности, ученые отметили, что СМИ некорректно расценили результаты исследования, а авторы работы со своей стороны допустили оплошность, пустив информацию сразу в прессу, минуя фильтр рецензируемых научных журналов и оценку ученого сообщества.

Такой же позиции придерживаются и отечественные специалисты.

В сухом остатке: нет, влияние мобильных телефонов на возникновение раковых опухолей не доказано.

9. Помогает ли народная медицина?

В качестве основного вида лечения рака альтернативная медицина неэффективна. Часто используемые самими пациентами народные методы могут быть, отмечают врачи, разве что своеобразной психологической поддержкой. Не больше.

10. Если я подозреваю, что у меня рак, что мне делать?

При первых же тревожных признаках (это не обязательно должен быть рак), следует сначала обратиться к своему участковому терапевту, описать проблему. Далее врач должен выписать направления на обследования в соответствии с жалобами. Если подозрения пациента подтвердятся, терапевт отправит к онкологу.

От рака не застрахован никто. Сегодня ты здоров, а завтра оказываешься на койке в палате онкоцентра. Александр Полещук, переживший лимфому и два рецидива болезни, утверждает, что даже рак третьей стадии - это не смертный приговор.

Александр Полещук мог и не дожить до своих 32 лет. В 2008 году он узнал, что болен онкологией: лимфома Ходжкина третьей стадии с отдаленными метастазами — таким был диагноз. Но скорой смерти в планах у парня не было, и он решил побороться. Химиотерапия, облучение, операции и два рецидива болезни — и спустя семь лет после окончания лечения Александр сидит напротив корреспондента Sputnik Ирины Петрович совершенно здоровый и рассказывает о том, как это — пережить рак.

— Когда я узнал о болезни, мне было почти 23 года. Я начал жаловаться на острые боли в позвоночнике. Боли были такие, что я без обезболивающих не мог. Через некоторое время после постановки диагноза оказалось, что это было метастазирование в позвонки.

Онкологические болезни крови часто начинаются с тех же симптомов, что и грипп. Это просто повышенная утомляемость, повышение температуры, возможно, боль и обильное потоотделение по ночам. У меня было такое. Я не мог восстановиться после рабочего дня, утомлялся до такой степени, что мог только лежать.

Я обратился к терапевту, получил больничный, пил антибиотики. А потом он просто выписал меня, говоря, что я сильно залежался и что пора работать. Я вышел на работу и постоянно колол себе обезболивающее, потому что боль в спине была невыносимой. В этот момент родственники начали рекомендовать мне обратиться к бабкам. Они уже даже нашли какого-то костоправа в Гомельской области и хотели, чтобы я к нему поехал. Я не знаю, что было бы, если бы послушался, с моими полуразрушенными позвонками.

Позже я обратился к заведующему терапевтическим отделением, он дал мне больничный, и я начал свой путь по медицинским учреждениям. В конце концов я приехал в Боровляны, было сделано довольно банальное исследование — компьютерная томография, и стало понятно, что в тимусе — небольшом органе лимфатической системы — есть опухоль. Когда узнал диагноз, наступило облегчение, потому что четыре месяца жить с непонятной болезнью — это очень тяжело. Стало ясно, что шансы на выживание высокие и что наконец-то начнется лечение.

— От моего первого обращения к врачу до постановки диагноза прошло четыре месяца, время было потеряно. В онкологии считается, что факторы болезни, которые не изменяются, могут существовать только на протяжении двух недель. Поэтому если за эти две недели не оказывается помощь, это значит, что рак прогрессирует.

Я болел лимфомой Ходжкина третьей стадии, метастазы были уже распространены и находились в удаленных отделах организма от первоначальной опухоли. Третья стадия — это совершенно не приговор, можно лечиться. Насколько я могу судить, безвозвратная излечимость моего типа достигает 70%.

Меня прооперировали: удалили лимфоузлы, которые можно было удалить, вместе с тимусом. Потом была химия и лучевая терапия. После этого я благополучно прожил семь месяцев и рецидивировал. Если кому-то интересно, в сериале "Доктор Хауз", если не ошибаюсь, в третьей серии третьего сезона — мой случай.

Меня поддерживали родители, и я был достаточно молодым. Конечно, все проходят стадии отрицания диагноза, потом примирения. Нужно с этим как-то жить. Химиотерапия очень похожа на интоксикацию при беременности, я, правда, не знаю, в какой степени. Тебя раздражают запахи, различные вкусы. Химиотерапия, лучевое лечение и оперативное вмешательство — это довольно кардинальное лечение. Но организм может его преодолеть и через некоторое время полностью восстановиться от тяжелых последствий.

Человек во время лечения чувствует себя отвратительно. Прежде всего, это связано с тем, что каким-то образом препараты влияют на гормональный фон. Поэтому дают лекарства, которые помогают организму пережить это. Но когда прием прекращается, наступает синдром отмены, и это может доходить до галлюцинаций. Мне, например, казалось, что родители на кухне убивают попугая. Я не знаю, откуда это.

От стероидов появляется агрессия, потребность в насилии, но ее можно перебороть. Во время химиотерапии я не похудел, но выпали волосы. Самочувствие становится нормальным буквально за месяц, когда человек поправляется. Только внешний вид какое-то время сероватый и дохловатый. Но и это довольно быстро проходит.

— Есть несколько правил, которым люди, больные раком, должны следовать. Прежде всего, никаких бабок, повитух, заговорщиков, массажистов, мануальщиков и прочих. Лечение рака сыроедением — это бред. Питание онкобольных должно быть высококалорийным, потому что организм тратит очень много ресурсов на производство новых клеток. И обязательно нужно выполнять указания врачей. У народных методов лечения нет никакой доказательной базы.

Были случаи, когда поступали в больницу люди, которые после первого обращения решили лечиться травами, молитвами, заговорами, а потом умирали. На соседней койке лежал мальчик из Украины, родители которого принадлежали к одной из религиозных сект, они отказались от медицины и лечили его молитвами. Но когда поняли, что это не помогает, приехали в Минск, но было поздно. Мальчик умер. Тотальная безграмотность населения достигает чудовищных размеров.

Осознание того, что ты не один болеешь, не помогает, а мешает. Больные онкологией люди должны общаться со здоровыми и, по возможности, вести себя как обычно. Даже врачи говорят больным не общаться между собой, потому что может еще больше затягивать в это болото. Многие умирают, на самом деле.

— Есть мнение, что онкология передается по наследству. В моей палате мучительно умирал парень с неходжскинской лимфомой самой последней стадии. Самым ужасным в этой ситуации было то, что его отец в 23-25 лет заболел такой же болезнью и вылечился. Он завел ребенка, зная, что его болезнь могла передаться по наследству. Я не знаю, как он себя чувствовал.

В один из моментов этот умирающий парень пытался задушить себя цепочкой, но у него не было сил. Я написал записку медперсоналу, и нас сразу перевели в палату с решетками на окнах. Многие люди просто-напросто выходят из окон, поэтому начали ставить решетки и ограничители. В больничных туалетах нет щеколд — эта мера была принята после череды самоубийств.

Поскольку белорусы — одна из самых депрессивных наций, суицидальные мысли возникают, наверное, у многих, независимо от онкологического статуса. У меня возникали мысли о самоубийстве во время лечения. Это, наверное, типичная ситуация.

Психологическая помощь у нас не оказывается. Если человек заболел онкологией и у него появились суицидальные мысли, ему нужна литература, которая поможет справиться с этим. Возможно, это будут книги по психологии и социологии, книги о том, как пережить рак. Есть группы в соцсетях по психологической помощи для онкобольных. Я за помощью к психологу не обращался, потому что у меня была не настолько критическая ситуация. Да, мне было плохо, но не так, как другим.

— Считается, что онкологическая помощь в Беларуси доступна. В принципе, у государства есть мощности, чтобы таких людей лечить. Но в онкологической отрасли есть одна большая проблема — это диагностика. Почему бы президенту перед очередными выборами не оснастить каждую поликлинику компьютерным томографом или аппаратом МРТ? Это был бы прекрасный пиар. В онкоцентре из-за того, что не достает мощностей по той же компьютерной томографии, возникают огромные очереди на несколько месяцев вперед и спекулятивные явления. Ладно минчане. А что делать иногородним? К тому же, выявление болезни на ранней стадии существенно сэкономит деньги на лечение, которые тратит государство.

Онкологию на ранних стадиях можно выявить только с помощью скрининга населения. Но люди у нас почему-то не любят диагностироваться. Они думают, что никогда чем-то серьезным не заболеют, могут с болезнями ходить годами. А не идут к врачу по той же причине, по которой не идут в филармонию слушать классику: у них есть определенные материальные проблемы, и, решая их, они не задумываются о высоком. Люди должны понимать, что нужно себя любить, относиться к себе бережно, не рвать жилы и обращаться к врачу.

Сейчас есть в Беларуси центр генетического анализа, который использует международные базы данных. Человек может сдать анализ, чтобы типизировали его ДНК и выяснили, к каким заболеваниям у него есть генетическая склонность. Это, правда, недешево. Такой анализ провела Анджелина Джоли, и когда стало понятно, что некоторые ее гены указывают на очень высокий риск онкологии, врач строго рекомендовал удалить молочные железы.

— С любым больным человеком нужно общаться на равных. Не надо его стигматизировать. Нужно просто делать то, что вы делаете всегда. Не надо акцентировать внимание на болезни. Жалость — это стигматизация. Самое лучшее, что можно сделать для больного онкологией — это общаться с ним так же, как вы общались до этого. Если у вас были плохие отношения, то нужно продолжать общение в их контексте. Это будет лучше, чем если вы будете льстить.

Многие люди начинают помогать больному проживать каждый день, как последний. Но если у человека спрашивают, что бы он сделал, если бы узнал, что ему осталось жить один день, он, вероятнее всего, ответит, что хотел бы провести его, как обычно.

Это тошно, когда тебе говорят, что ты поправишься. Ты понимаешь, что у тебя есть реальные шансы умереть, и слова — это, конечно, вежливо, но раздражает. В принципе, поддержка важна. Но если ты совершил преступление или заболел онкологией, то единственными людьми, которые останутся рядом с тобой, будут твои родители. Если ты успел жениться или выйти замуж, то тогда, возможно, к тебе супруга или супруг будут ходить. Больше никому ты не нужен. Друзья могут приходить, но вся помощь — на родных. Я очень благодарен им, что они меня поддерживали, хотя все у нас было не гладко.

В отличие от людей с тяжелыми инфекционными заболеваниями и ВИЧ-инфицированных, в Беларуси редко стигматизируют людей с онкологическими болезнями. Хотя некоторые люди думают, что онкология может передаваться через какие-то вирусы, но это необоснованно. У людей в головах свалка из средневековых предубеждений.

— Я перестал бояться смерти. Это позволяет сосредоточиться на том, что сейчас называют пафосным словом "гештальт" — обращать внимание на то, что происходит сейчас, осознавать момент, а не страдать из-за того, что происходило в прошлом или может произойти в будущем. Это позволяет сконцентрироваться на том, как хорошо сейчас.

Я перестал бояться всяких вещей, которые вызывают у людей отвращение. Это касается и физиологических процессов. Я полюбил анатомию. Это осталось после болезни, потому что мне стало интересно, как функционирует наше тело.

Для себя планов на будущее не строю, потому что еще не решил, что мне делать. Я пока живу, как живется, и получаю удовольствие.