Круцин лекарство от рака

• Все (33)

Иосиф Григорьевич Роскин (1892 - 1964) был крупным биологом европейского ранга, специалистом в области цитологии и протозоологии, одним из основателей Всероссийского общества протозоологов. Он относился к известной московской школе зоологов Н.К. Кольцова. Будучи прекрасным лектором и исследователем, Роскин с 1930 года заведовал в МГУ кафедрой гистологии и создал там лабораторию биологии раковой клетки. Он выдвинул гипотезу, что раковые клетки агрессивны, но одновременно их отличает нарушение саморегуляции и уязвимость. В 1931 году Роскин сделал открытие, что одноклеточный жгутиконосный микроорганизм, простейшее Trypanosoma cruzi (а также экстракт из ее клеток), тормозит развитие широкого спектра опухолей у животных.

Открытие хорошо совпадало с удивительными наблюдениями эпидемиологов, что рак (в его разных воплощениях) у многих людей спонтанно исчезал, если они одновременно переболевали трипаносомиазом. После болезни они оставались как бы иммунны к раку. В итоге заболеваемость раком в несколько раз меньше в тех районах Южной Америки, где распространена болезнь Чагаса.
Исследования Роскин продолжил вместе с врачом-микробиологом Ниной Клюевой. Результатом в конце 30-х стал препарат, который называли по первым буквам их фамилий - КР. Клинические испытания на больных обнадеживали: многим удалось продлить жизнь, уменьшить размер опухоли, отдалить рецидивы. К концу 1944 года Роскин и Клюева подготовили монографию "Биотерапия злокачественных опухолей". Секретарь Академии медицинских наук академик Василий Парин захватил рукопись в США, куда поехал с официальным визитом. Там она произвела фурор, но домой он возвратился прямо под статью о шпионаже в пользу США - его осудили на 25 лет.

Клюеву и Роскина казнили по-другому. В газетах появились статьи о продажных ученых. В парторганизациях научных коллективов и высших учебных заведений провели "суды чести" над Клюевой и Роскиным (между прочим, беспартийными). Константин Симонов написал пьесу "Чужая тень", Александр Штейн - еще одну: "Закон чести", режиссер Абрам Роом поставил по ней фильм "Суд чести"-- историю о том, как советская ученая продает секрет спасительного лекарства за флакон французских духов. Фильм получил Госпремию за 1949 год. Никому уже не было дела, что Клюевой и Роскину нечего и незачем было "продавать" - их работы были опубликованы в научных изданиях, доступных любой библиотеке мира. Тем не менее Сталин велел открыть специальную секретную лабораторию и в течение двух-трех лет создать стандартизованное лекарство. Но научный поиск не подхлестнешь и самой стальной волей. Препарат был, работал, но тайны - его химической формулы - открыть так и не удалось. В 1951 году лабораторию закрыли.

В 1955 году ученых пригласили в ЦК партии, объявили все обвинения снятыми, извинились и попросили продолжить работу, в Москве открыли специальный цех. Повторные клинические испытания в начале 60-х оказались успешными. Почти у всех 800 больных в III-IV стадиях рака отмечали улучшение общего состояния, ремиссию от нескольких месяцев до нескольких лет. Круцин снимал мучительные боли, не давал, в отличие от известных лекарств, побочных эффектов.

В 1961 году Минздрав рекомендовал препарат к клиническому применению и разрешил продавать в аптеках. Но против круцина выступили известные онкологи, в частности, Николай Блохин. Вскоре, не выдержав очередного инфаркта, умер Роскин. Клюева пережила его на семь лет, но те, кто ее помнит, говорят, что это был уже другой человек. В 1968 году круцин приказом Минздрава был исключен из номенклатуры лекарственных средств, в 1972 году закрыли производство. Казалось, препарат был забыт навсегда.

Однако в конце 80-х ученики Клюевой и Роскина при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований продолжили его изучение. К этому совершенно неожиданно подтолкнула публикация в журнале "Science". Исследователям, участвующим в международном проекте "Геном человека", удалось выявить ген, ответственный за выработку белка, который предупреждает возникновение раковых клеток. Если бы удалось найти в природе его аналог, это перевернуло бы всю онкологию. Компьютеры "перелистали" все известные белки. Единственным похожим оказался белок трипаносомы. Но ссылок на приоритет советских ученых в статье не было.

Рубрики:

медицина

Процитировано 4 раз
Понравилось: 1 пользователю

"Правда.Ру" продолжает серию публикаций о научных открытиях с драматичной судьбой. В этой статье мы расскажем о разработке и запрещении уникального противоракового препарата КР и его создателях — отечественных ученых Г. Роскине и Н. Клюевой, пострадавших за желание спасти обреченных на смерть и подвергшихся излюбленной Сталиным "охоте на ведьм".

Кроме всем известной "лысенковщины", от последствий которой отечественная биология до сих пор не может оправиться (подробнее о ней читайте в статье "Конец последней охоты на ведьм"), в СССР было еще несколько более мелких подобных "охот на ведьм", хотя от этого менее трагичными они не становились.

Довольно печальна, но тем не менее поучительна история изобретения противоракового препарата КР. Она началась еще до того, как на карте мира появилось государство под названием СССР, и, кстати, совсем на другом континенте. Еще в 1909 году бразильский паразитолог Карлос Шагас (Carlos Justiniano Ribeiro Chagas иногда его фамилию произносят как "Чагас", что не является правильным), описал одноклеточный паразитический организм, Trypanosoma cruzi, вызывающий у человека тяжелое заболевание, похожее на геморрагические лихорадки (после этот недуг назвали болезнью Шагаса).

Ученый полностью расшифровал жизненный цикл этой трипаносомы и составил полное описание симптомов и стадий развития заболевания. Однако способов лечения предложить не смог. В общем, сделал чрезвычайно важное открытие для человечества.

Так вот, Шагас, наблюдая за больными, попутно описал еще один феномен. Несколько раз он сталкивался с такой ситуацией: если трипаносома поражала человека, у которого была раковая опухоль, то она через какое-то время переставала давать метастазы, а потом совсем деградировала. Правда, сам Шагас не смог объяснить, почему так происходит, он предположил, что видимо, организм, мобилизованный на борьбу с инфекцией, как-то попутно подавляет и злокачественные образования. Но все оказалось куда интереснее.

Позднее и ряд других врачей наблюдали этот эффект, однако только один из них, Фердинанд Шульц, понял, что тут дело в самой трипаносоме. Он предположил, что она каким-то образом избирательно уничтожает раковые клетки. Однако Шульц сделал несколько односторонние выводы. На основе наблюдений за препаратами тканей он предположил, что паразиты просто охотнее залезают в раковые клетки, чем в здоровые, потому что те не умеют эффективно защищаться, и, соответственно, чаще убивают именно их.

Дальнейшие исследования этого интересного феномена связаны с именем талантливого отечественного исследователя, Григория Иосифовича Роскина. Еще в начале 30-х годов прошлого века этот замечательный специалист по клеточной биологии поставил ряд экспериментов, которые, с одной стороны, доказали гипотезу Шульца, но в тоже время привели и к другим, не менее интересным результатам. Роскин выяснил, что если в организмы мышей с раковыми опухолями вводить мертвых трипаносом, то злокачественные образования все равно деградируют!

Исходя из этого, ученый предположил, что, видимо, на мембране этих паразитов содержится какой-то антиген (белок, провоцирующий иммунный ответ), похожий на белки мембраны раковых клеток. То есть трипаносома просто подстегивает иммунитет к борьбе с онкоцитами (получается, что Шагас в чем-то был все-таки прав). А если это так, то его просто нужно найти и выделить.

Справиться с этой задачей Роскину помогла микробиолог Нина Георгиевна Клюева, специалист по аллерго-иммунным реакциям. Уже к концу 30-х годов антиген был выделен, и его, в честь Trypanosoma cruzi назвали круцин. Клюева даже составила схему приготовления из культуры трипаносом экспериментальных образцов препарата. Однако начавшаяся Великая Отечественная война помешала сделать это быстро. Тем не менее, после ее окончания Роскин и Клюева вновь вернулись к данной идее и продолжили работу.

Уже к концу 1945 года исследователи не только смогли создать новый препарат на основе круцина, но и сделать ряд испытаний, показавших весьма хорошие результаты. Данный препарат назвали КР (то есть "препарат Клюевой — Роскина"). Все это позволило авторам подготовить монографию и выступить с докладом на заседании Президиума Академии Медицинских наук (АМН СССР).

Доклад был замечен, и при ходатайстве некоторых членов ЦК ВКП (б) (в частности, Жданова) в Институте микробиологии им. Мечникова была организована специальная лаборатория под руководством Клюевой. А курировать проект взялся сам вице-президент АМН СССР академик Василий Васильевич Парин, талантливый биохимик и замечательный организатор.

Вроде бы все шло хорошо — на исследования выделялись деньги и не малые, к работе привлекались талантливые молодые специалисты. Не удивительно, что работа стала быстро продвигаться. Была успешно проведена серия доклинических и клинических испытаний. И хотя препарат КР не являлся панацеей, то есть не мог победить любой тип злокачественной опухоли, однако исследования показали, что с раком молочной железы, прямой кишки, гортани, губы и пищевода, он замечательно справляется.

Были, конечно, и сложности — в частности, круцин было не так-то просто выделить и он не хранился долго. Но исследователи рассматривали это как технические трудности и были уверены, что со временем их можно будет преодолеть.

Однако со временем началисьсложности иного характера. Директор Института микробиологии Л. Г. Вебер стал претендовать на соавторство разработки КР — причем всего лишь на том основании, что работа проводилась в "его" учреждении. Он широко рекламировал препарат как свое детище, из-за чего между ним и Клюевой-Роскиным произошел конфликт. Разбирательством занимался президиум АМН, в том числе В. В. Парин. В итоге притязания Вебера были отвергнуты, а лаборатория — переведена в Институт эпидемиологии, микробиологии и инфекционных заболеваний, который возглавлял В. Д. Тимаков.

Тем временем препаратом КР заинтересовались и за рубежом, в частности, в США. Американский посол Уолтер Смит в 1946 году стал наводить справки о КР в связи с запросами от больных раком и их родственников, которые, в свою очередь, узнали о чудо-лекарстве из сообщений прессы. Он обратился в Академию медицинских наук, через нее вышел на Роскина, который предложил встретиться в институте. После этого посещения было заключено предварительное соглашение между министерством здравоохранения СССР и американским посольством об объединении усилий двух стран по дальнейшей разработке противоракового препарата КР.

Согласно этому соглашению американская сторона обязалась предоставить новейшее оборудование не только для лаборатории Клюевой, но и для других лабораторий, а советская — раскрыть технологию изготовления КР. Указывалось, что дальнейшие разработки по усовершенствованию препарата будут считаться совместными. Обратите внимание, что все эти переговоры велись не "в тихую", а на уровне министерства, то есть, практически на уровне правительства. Интересно, что сами разработчики, Клюева и Роскин не участвовали в составлении соглашения. Но когда они ознакомились с ним, то, решив, что оно недостаточно защищает их приоритет, отказались его подписывать. В итоге проект так и не состоялся.

В конце 1946 года В. В. Парин вылетел в США, взяв с собой очередную статью о последних испытаниях КР (причем документально подтверждено, что взять с собой рукопись Клюевой и Роскина ему велел сам министр здравоохранения Митерев) и несколько ампул препарата для демонстрации (тот же Митерев завизировал, что они были просрочены, тогда КР сохранял работоспособность всего 10 дней).

Там он сделал доклад о последних достижениях КР в сфере борьбы с раком. Все, кто был знаком с этой рукописью и докладом, утверждали, что Парин ни слова не сказал о технологии производства КР. Речь шла исключительно об испытаниях препарата. Однако, когда он вернулся в начале 1947 года в СССР, его обвинили в том, что он "передал врагам Советского Союза технологию производства КР". После чего арестовали и дали 25 лет лагерей строгого режима.

А чуть позже было опубликовано еще более идиотское (грубо, но другого слова тут не подберешь) постановление, гласящее, что "статья принимается к публикации в рецензируемые журналы лишь в том случае, если автор укажет, что его исследование не содержит новизны" (интересно, а зачем тогда вообще исследование проводить надо?). И наконец к травле "подключили" и деятелей искусства — Константин Симонов написал про всех, кто имел отношение к КР разоблачительную пьесу (кстати, тоже по личному заказу И. В. Сталина, сам писатель этого не скрывал в своих мемуарах), а режиссер Абрам Роом снял фильм "Суд чести".

Но самый интересный момент этой истории заключался в том, что в 1948 году вышел ряд научно-популярных статей, в которых Парин, Роскин и Клюева в открытую назывались… мошенниками и лжеучеными! Что, мол, никакого эффективного препарата они не создали, их КР раковые клетки не убивал, а лишь вредил организму. И эти статьи тоже были написаны по заказу "сверху". Это уже, простите, ни в какие ворота не лезет — если КР был "липой", то за что же арестовали Парина и судили Роскина и Клюеву? За то, что они выдали американцам секрет препарата, который ни на что не годился? И в чем же тут тогда, как говорят судьи, "состав преступления"? Наоборот, медаль надо было давать — вот как ловко врагов одурачили.

Итак, по решению тирана и его прихлебателей производство препарата, который мог спасти тысячи больных, было запрещено. И пусть ответят мне те, кто по-прежнему считает Сталина "эффективным менеджером" — где здесь та самая эффективность менеджмента?

Даже если предположить, что Парин, Роскин и Клюева действительно были в чем-то виноваты, почему нужно было разгонять лабораторию и запрещать исследования и производство КР? Почему нельзя было превратить эту лабораторию в закрытую ("почтовый ящик", как тогда говорили), привлечь новых ученых и продолжить разработку?

Однако вернемся к истории КР — после смерти Сталина Парин был реабилитирован и восстановлен на всех постах, Роскина и Клюеву тоже восстановили в должностях, однако исследования по КР по-прежнему оставались под запретом до 1960 года. В начале же "оттепели" институт посетили французские исследователи биологических методов борьбы с раковыми заболеваниями Кудер и Мерье. И вот тут власти сами совершили то, в чем свое время необоснованно обвиняли ученых — они приказывают передать разработки по КР французам. Правда, параллельно был снят запрет на испытания препарата и в СССР.

Французы достигли некоторых успехов — их препарат, названный трипаноза, прошел испытания и даже был запущен в производство, однако в середине 70-х от него отказались, поскольку процесс изготовления был дорог и сложен. Исследования же в СССР быстро были свернуты, поскольку против них выступили некоторые академики АМН СССР (для которых, видимо, эта разработка была живым напоминанием об их трусости и подлости, проявленной тогда, в конце сороковых годов). Да и отечественным исследователям тогда тоже не удалось предложить способ дешевого и быстрого производства препарата.

Однако это все-таки не конец — в 1989 году исследования по КР вновь возобновились. Инициатором стала ученица Клюевой, сотрудница биологического факультета МГУ им. Ломоносова Валерия Дмитриевна Каллиникова (которая, кстати, и рассказала в свое время автору этих строк, учившемуся у нее, печальную историю препарата КР). Каллиниковой и ее коллегам удалось добиться прогресса — например, они доказали, что "круцин" — это не один антиген, а целый белковый комплекс, и он чрезвычайно изменчив.

Несмотря на скудное финансирование и нехватку самого элементарного оборудования, работы шли на протяжении 90-х годов. В результате были выпущены первые партии модифицированного препарата, и он даже применялся в медицине. Однако исследователи считают, что точку еще ставить рано. Поэтому работа, начатая Роскиным и Клюевой, все еще продолжается. Будем надеяться, что никакой новоявленный "эффективный менеджер" не прервет ее таким же грубым и бесцеремонным образом.

А то, что он может появиться, или даже уже появился, весьма вероятно. А иначе как расценивать отставку и травлю Христо Перикловича Тахчиди, директора МНТК хирургии глаза им. академика Федорова, попытки сместить директора Института пульмонологи РАМН академика А. Г. Чучалина и ликвидировать при этом сам институт (а также провести подобную "операцию" с Государственным научным центром колопроктологии и его заведующим профессором Ю. А. Шелыгиным). Интересно, что все эти "проекты" Минздравсоцразвития идут по той же схеме, что и травля Парина, Роскина и Клюевой…

Встройте "Правду.Ру" в свой информационный поток, если хотите получать оперативные комментарии и новости:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен или в Яндекс.Чат

Добавьте "Правду.Ру" в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google

Также будем рады вам в наших сообществах во ВКонтакте, Фейсбуке, Твиттере, Одноклассниках.

1947 год. Микробиологи Григорий Роскин и Нина Клюева выступают с громким заявлением: им удалось найти лекарство против рака. Клинические испытания обнадеживают. Больным удается продлить жизнь, уменьшить размер опухоли, отдалить рецидивы.

Неужели мучительная болезнь, которая уносит столько жизней, навсегда останется в прошлом? Однако против ученых неожиданно восстает идеологическая машина: Роскина и Клюеву объявляют изменниками родины.

Работа над чудесным препаратом продолжается в секретной лаборатории под строгим надзором спецслужб, но лекарство больше не работает. Куда же исчезла его магическая формула? Что же произошло с таинственным круцином – первым в СССР лекарством от рака? Самая запутанная история XX века – в документальном расследовании телеканала "Москва Доверие".

Начало XX века. Бразильский паразитолог Карлос Чагас делает интересное открытие: оказывается, люди, зараженные паразитом – трипаносомой Круци, не болеют раком. Уже много столетий ученые всего мира пытаются найти лекарство, способное победить раковую клетку, бессмертную от природы. И вдруг…

"Если организм поражен трипаносомой Круци, в этом организме не может развиваться злокачественная опухоль. И наоборот: если в организме существует злокачественная опухоль и эту опухоль обкалывают препаратом, полученным из этого микроорганизма, опухоль очень быстро регрессирует", – говорит врач-онколог Гелена Генс.

Правда, этот же одноклеточный паразит вызывает смертельную сонную болезнь. Как сделать, чтобы трипаносома лечила, а не убивала? Ответ на этот вопрос находит советский микробиолог Григорий Роскин. После двух десятилетий работы он заставляет трипаносому жить в искусственных условиях.

"Совершенно фантастическая, тонкая работа – заставить трипаносому жить в культурах. Это ни один математик, ни физик не поймет, что такое биологическое мучение – заставить жить. Вот они у них живут в культуре, разводятся, и значит, можно накопить эти клетки и что-то из них получать", – рассказывает ученик Григория Роскина Симон Шноль.

И Роскину открывается чудо живой природы. Он обнаруживает особый белок на мембране паразита, который подстегивает иммунитет к борьбе с раковыми клетками. А значит, ученым лишь остается выделить его и запустить в производство. К Роскину присоединяется его супруга – академик Нина Клюева, специалист по иммунным реакциям. В 1945-м они создают первое в СССР лекарство от рака – круцин, или КР, то есть препарат Клюевой-Роскина.

"Тяжелая вещь научная среда, ведь все сомневаются в вас. Так что в этой сложной человеческой среде Роскин держал себя с колоссальным достоинством: он не спешил, он не делал сенсаций. Ну и существенно моложе его, заметно, его супруга – профессор микробиологии Клюева. Они вместе, пожалуй, придали этому несколько лишний оттенок ажиотации", – утверждает Симон Шноль.

Слава о круцине выходит далеко за пределы МГУ, где Роскин руководит кафедрой. Но, кстати, именно здесь, в здании Московского университета, и начнут происходить события, которые придадут этой истории трагический оттенок.

В 46-м году на факультете биологии появляются двое неизвестных. Они хотят повидаться с создателями препарата КР.

"В журнале "Огонек" появилась такая научно-популярная статья корреспондента о том, что вот на биологическом факультете ведутся работы по биологической терапии злокачественных опухолей. Ну и вот атташе по культуре посольства Соединенных Штатов – он в своем отчете упомянул вот об этой статье", – рассказывает биолог Владимир Малахов.

Незнакомцы оказались американскими дипломатами. Они предлагают ученым создать совместную программу по изучению круцина. Время дорого – в Штатах погибает от рака Гарри Гопкинс – ближайший соратник Рузвельта. Роскин и Клюева охотно идут на контакт.

Их открытие давно не секрет – монография уже ушла в печать. Да и вообще, какие могут быть счеты между вчерашними союзниками во Второй мировой? В годы войны Вашингтон безвозмездно передал Москве партию новых антибиотиков – пенициллина и стрептомицина.

"Среди тех, кто нам в Америке особенно был полезен, был наш же российский, в корне российский открыватель стрептомицина – это первый антибиотик против туберкулеза. Он сам привез его. И вообще, мы хотели быть любезными. Мы, вся медицина, испытывали благодарные чувства", – говорит Симон Шноль.

Шпиономания в СССР начнется позже, но пока о ней никто даже не думает. Минздрав СССР немедленно дает добро. В США отправляется замминистра здравоохранения академик Василий Парин. Он привозит с собой опытные образцы круцина и в течение полугода путешествует по Штатам, рассказывая о новом препарате.

На биологическом факультете Московского государственного университета возобновлены исследова ния давнишнего отечественного противоопухолевого препарата "круцин". Связанные с ним обстоятель ства и судьба его авторов оказались трагичны (см. "Наука и жизнь" № 1, 1988 г.) и уже стали страницами истории нашей страны. Созданный в 1946 году профессорами кафедры гистологии МГУ Г. И. Роскиным и Н. Г. Клюевой, этот препарат начали промышленно производить лишь в 1962 году, да и то небольшими партиями и недолго. После смерти авторов в конце 60-х производство было прекращено.

Между тем по результатам работ московских биологов (и с признанием их приоритета) во Франции создали в 1956 году и впоследствии долго выпускали аналог круцина - препарат "трипаноза".

С появлением круцина в лечении рака возникло новое направление - биотерапия. Он стал первым в мире препаратом, активным началом которого был пожирающий клетки паразит. И притом предпочита ющий среди этих клеток именно опухолевые.

Имя паразита - трипаносома Круци Шагаса, а место проживания - кишечник южноамериканского лесного клопа. И кроме того - кровь и клетки позвоночных, например собак или свиней, а также людей, у которых трипаносома Круци вызывает тяжелое, опасное, а иногда и смертельное заболевание - болезнь Шагаса. В Южной и Центральной Америке она периодически поражает целые деревни, и было замечено, что среди переболевших ею почти не встречаются онкологические заболевания. Именно это и натолкнуло когда-то профессора Роскина на попытки создать противоопухолевый препарат.

Эффективность круцина была в те давние времена изучена недостаточно. Процесс лечения этим препаратом длителен, а сроки его не всегда выдерживались. Да и количество круцина, выпущенного тогда в СССР, было слишком мало, чтобы основательно судить обо всех его возможностях. Но хотя круцин, конечно, не панацея, он в ряде случаев оказывался эффективен и, в частности, избавлял многих пациентов от болей, что в онкологии весьма существенно.

Возобновленные сегодня на кафедре зоологии беспозвоночных биофака работы над круцином основываются не только на прежних, но и на современных данных. Теперь, например, уже известен двойственный механизм его противоопухолевого воздействия. Помимо непосредственного разрушения раковых клеток круцин отрицательно влияет и на сам злокачественный процесс в целом - через иммунную систему.

Дело в том, что попадающая в организм позвоночного трипаносома Круци сначала подавляет его иммунитет с тем, чтобы поосновательнее внедриться, а затем - напротив - активизирует, чтобы организм остался живым и ей было чем питаться. Это иммуномодулирующее свойство сохраняется как в штаммах, выращенных in vitro, так и в получаемых из них препаратах.

Что же касается избирательности заражения трипаносомой опухолевых клеток, то она, как подтверди ли новые исследования, очень велика. Среди выращенных вне организма культур клеток опухолевые заражаются этим паразитом на 82%, а здоровые всего на 2%. Цифры, что и говорить, впечатляющие.

До окончания работ по круцину еще очень далеко, и важно, что с некоторых пор биологи-энтузиасты не одиноки. Им помогает ректорат МГУ, обещают свою помощь мэрия и правительство Москвы, а недавно по этой теме появилась и совместная российско-мексиканская программа. Хочется надеяться, что теперь все необходимые исследования удастся довести до конца.

— Пётр Михайлович, не могли бы вы рассказать, в чём заключается суть вашего метода?

— Есть вирусы, которые могут подавлять рак. Они обладают онколитическими свойствами. И они безвредны для здоровья человека. Этот способ лечения практически не даёт побочных эффектов. Возможно только кратковременное повышение температуры, что является положительным признаком, говорящим о том, что вирус в организме прижился и оказывает реакцию. Это легко снимается обычными жаропонижающими средствами.

— Когда метод станет широко применяться в практической медицине?

— Сейчас основная наша задача — сертифицировать те препараты, которые у нас есть. Эта работа поддерживается Минздравом и Минобрнауки. У нас есть несколько грантов, по которым мы испытываем эти препараты. Мы делаем новые варианты онколитических вирусов с усиленными свойствами. Скоро должны начаться доклинические испытания в институте имени Смородинцева в Санкт-Петербурге. Мы уже передали туда препараты. Врачи говорят, что на испытания уйдёт месяцев пять-шесть. Учитывая ситуацию с коронавирусом, я думаю, что в начале 2021 года испытания могут быть закончены и тогда мы уже сможем договариваться с клиниками о проведении клинических испытаний.

— Что собой представляет препарат, который должен пройти испытания?

— Препарат — это живой вирус, который выращивается на культурах клеток. Это лекарство нового типа, которого не нужно много. Важно, чтобы он попал в организме в те клетки, которые чувствительны к нему. А дальше он сам размножается. То есть лекарство само себя воспроизводит уже в том месте, где оно нужно. Это раствор, 100 млн вирусных частиц в 1 мл. Но самая большая проблема в этом лечении — это способ доставки вируса в опухоль, в случае с глиобластомой — в мозг, в ту область, где находится опухоль.

Если препарат ввести просто внутривенно, то очень небольшая часть вируса может попасть в опухоль. В кровотоке есть неспецифические факторы, которые этот вирус быстро инактивируют. Кроме того, в мозгу есть гематоэнцефалический барьер, который препятствует попаданию туда всяких нежелательных агентов, в том числе и вирусов. Поэтому вирусу очень трудно добраться до опухоли.

— Как вы смогли решить эту проблему?

Эти клетки, как торпеды, идут в очаги воспалений, где находится опухоль. Там вирус выходит из них и начинает убивать опухолевые клетки. Этот метод мы уже отработали на нескольких пациентах. Есть хорошие примеры, когда на МРТ или КТ видно, как опухоль уменьшается и исчезает. Но это происходит не у всех.

— Почему же одни и те же вирусы не справляются с одними и теми же видами опухолей?

— Дело в том, что каждый конкретный вирус нашей панели действует только на 15—20% пациентов. Остальные оказываются к вирусу устойчивы. Однако у нас есть много разных вирусов, и мы можем подобрать свой для любого пациента. Но для этого нужно иметь живые клетки пациента.

Сейчас мы разрабатываем такие тесты, которые могут по обычной биопсии быстро показать, к какому вирусу опухоль будет чувствительна. Это очень сложная работа. Возможно, в будущем специальные клинические лаборатории будут получать от пациентов все необходимые материалы и в режиме конвейера проводить тестирование, подбирать препараты и далее — лечение.

Но сейчас к нам обращаются те, кому уже никто не может помочь. Некоторые из них лечатся у нас по полгода и более. Если идёт стабилизация и видно, что опухоль не растёт, мы делаем перерыв до тех пор, пока рост не возобновится. Но есть случаи, когда рост не возобновляется. У нас есть пациент, который живёт уже четыре года, притом что шансов у него не было. Глиобластома — это смертельное заболевание, средняя продолжительность жизни с ним — 12—15 месяцев с момента постановки диагноза.

— Прежде всего должен сказать, что пока это экспериментальное лечение. Когда Макаров доложил об этом методе на совещании у президента, мне кажется, он не рассчитывал на то, что это вызовет такой резонанс. Сейчас меня буквально атакуют письмами десятки больных с просьбой помочь.

Мне кажется, что не стоило рассказывать про Заворотнюк. Я знаю, что родные Анастасии долгое время вообще не комментировали её состояние и не хотели, чтобы в прессе поднимали этот вопрос. Сам я Анастасию ни разу не видел. Ко мне обращались её близкие с просьбой о помощи. Я сказал, что мы могли бы на первом этапе протестировать её клетки.

Дело в том, что во время операции были забраны живые клетки опухоли и переданы в один из институтов, где их удалось вывести в культуру клеток, чтобы они делились в пробирке. Мы взяли их и протестировали на чувствительность к нашим онколитическим вирусам, которые мы рассматриваем как средство лечения глиобластомы. Обнаружилось, что из 30 вирусов 7—8 вполне подходящие. И на этом этапе мы остановились, потому что муж Анастасии Пётр Чернышов сказал, что сейчас ситуация более-менее спокойная, если будет крайняя необходимость, они к нам обратятся. Это всё, что касается Заворотнюк.

Но всё это мы делали и делаем в очень ограниченном масштабе. Сейчас, когда всё выплеснулось в СМИ, мы просто не справимся с таким валом пациентов.

— Можете ли вы прокомментировать связь между ЭКО и появлением глиобластомы? Есть такие исследования?

— Как я понимаю, этот вопрос опять поднят историей Заворотнюк. В данном случае у неё было ЭКО. Но это никак не говорит о том, что есть какая-то связь. Во-первых, ЭКО не так много делают и глиобластомы — это 1% всех опухолей. Глиобластома встречается не только у женщин. Я думаю, что никакой связи нет. Ведь как может воздействовать ЭКО? Повышается уровень половых гормонов. Но тех гормонов, которые достаточно физиологичные, и так всегда есть в организме. Они просто появляются в другое время и в другой дозе. И вряд ли могут оказать влияние именно на глиальные клетки, с тем чтобы они переродились.

— В мире ведутся подобные исследования по лечению глиобластомы? Что вам известно об этом?

— Мы не первые, кто проверяет вирусы на глиобластоме. Сейчас это очень горячая тема во всём мире. И разные вирусы тестируют для лечения разной онкологии во многих странах. Я знаю один случай, который начали лечить в 1996 году вирусом болезни Ньюкасла, это птичий вирус. И больной до сих пор живёт с глиобластомой. Это опубликованные данные. И есть ещё несколько случаев лечения с помощью рекомбинантных вирусов герпеса.

В прошлом году вышла нашумевшая работа о том, что 20% больных глиобластомой могут быть вылечены вакциной рекомбинантного вируса полиомиелита.

Но нейрохирурги — люди консервативные. Они ни за что не согласятся даже в порядке эксперимента проводить такие опыты на людях. Потому что они очень сильно рискуют, если будет осложнение. Поэтому мы должны дождаться доклинических испытаний, с тем чтобы потом убедить их опробовать схему с прямым введением вируса прямо в опухоль.

— А кто и когда впервые заметил действие вируса на раковые клетки?

— Ещё в начале ХХ века учёные заметили, что опухолевые клетки особенно хорошо размножают вирусы. После инфекционных вирусных заболеваний у некоторых больных при разных видах рака наблюдались ремиссии. И уже тогда возникла мысль о том, что в будущем можно будет лечить онкобольных с помощью вирусов.

В 1950-е годы в Америке проводились эксперименты по лечению рака безнадёжных больных с помощью патогенных вирусов. Считалось, что это меньшее зло по сравнению с самим раком. И тогда были получены положительные результаты. Но поскольку многие больные умирали от инфекционных заболеваний, возник очень большой резонанс. Врачи, которые начали это делать, дискредитировали всю эту область на долгие годы. Были введены дополнительные этические правила. Само упоминание о том, что вирусом можно лечить рак, стало табу.

В 1990-е годы уже стало понятно, как устроены вирусы, структура их генома. Учёные научились вносить изменения в геном вирусов, чтобы сделать их безвредными. И тогда во всём мире начался бум разработки препаратов на основе вирусов для лечения рака. Но тут новая беда. Этому стали сопротивляться фармацевтические компании. Потому что это совершенно другой способ лечения, который подрывает базу их благосостояния.

В начале 10-х годов нашего века многие небольшие компании разрабатывали препараты, которые потом проходили какие-то клинические испытания, были показаны какие-то многообещающие свойства. Но фармацевтические компании скупали эти разработки и практически прекращали деятельность этих небольших стартапов.

— Удалось ли кому-нибудь преодолеть фармацевтическое лобби и зарегистрировать препарат?

— Сейчас в мире зарегистрировано три препарата онколитических вирусов. Один препарат разрешён к использованию в США для лечения злокачественных меланом. Ещё один рекомбинантный аденовирус — в Китае, и один энтеровирус — в Латвии. Но, в общем-то, каждый из этих препаратов находит пока очень ограниченное применение, из-за того что все они действуют только на часть пациентов.

— Пётр Михайлович, а как давно вы ведёте свои исследования?

— Всю жизнь, ещё с 1970-х годов. Мне выпало такое время, когда мы вначале практически ничего не знали о вирусах. И по мере того, как мы что-то узнавали, мы вносили какой-то вклад в эту науку и сами учились. И я начинал как раз с вирусов. Потом переключился на проблему рака — фундаментальные механизмы деления клеток: как нормальная клетка превращается в рак. А потом снова вернулся в вирусологию.

Должен сказать, что и мои родители были вирусологами, они занимались противополиомиелитной кампанией. Моя мать в 1970-е годы изучала, как у детей образуются антитела к полиомиелитной вакцине, и она обнаружила, что у многих детей не образуются антитела. Оказалось, что в кишечнике у детей в это время шла бессимптомная инфекция другого безвредного энтеровируса. И он вызывал неспецифическую защиту от вируса полиомиелита. Поэтому вакцинный полиовирус не мог индуцировать антитела у этих детей. Эти безвредные вирусы были выделены из кишечника здоровых детей. И на их основе были созданы живые энтеровирусные вакцины, которые испытывались для того, чтобы предотвращать какие-то ещё неизвестные инфекции.

И вот мы решили возобновить тот подход, который был предложен моей мамой, когда используется панель энтеровирусов. Оказалось, что те больные, которые нечувствительны к одному вирусу, могут быть чувствительны к другому. Возникла идея подбора вируса под пациента. Мы разработали целую панель собственных вирусов, которые могут также обладать усиленными свойствами. Мы продолжаем эту разработку.

— Ваши вирусы могут побеждать рак. А есть вирусы, которые вызывают развитие опухоли?

— Да. Например, рак шейки матки в 95% случаев вызывается вирусом папилломы. Сейчас уже есть даже вакцины против онкогенных папилломовирусов 16—18-го серотипа, которые применяются для девочек, чтобы не заболевали раком шейки матки. Но это самый большой пример. У большинства видов рака сейчас можно полностью исключить вирусную природу.

— Вы используете естественные вирусы или конструируете их?

— У нас разные есть вирусы. Как я говорил, первая панель была выделена из кишечника здоровых детей. Это природные непатогенные вирусы, которые, кстати говоря, хорошо защищают детей от многих вирусных инфекций. Кроме того, мы делаем синтетические и рекомбинантные вирусы, когда мы вводим определённые изменения в их состав, которые усиливают их онколитические свойства.

— На планете есть ещё места, где может быть очень много вирусов, о которых мы ещё и понятия не имеем. Например, те, что живут в океанских глубинах. Как вы считаете, если вдруг кто-то возьмётся за изучение океана именно с точки зрения вирусов, там могут найтись полезные для вас?

— Да, и сейчас это тоже очень горячая тема. Когда разработали метод секвенирования геномов, ДНК, РНК, то возник соблазн: профильтровать сточные воды, океанические воды, из прудов, морей. Уже пробурили скважину в Антарктиде к древнему озеру, чтобы посмотреть, что там, выделить оттуда биологические компоненты и секвенировать их. И оказывается, что нас окружает огромное количество вирусов, которые абсолютно безвредны. И такое впечатление, что наше исходное представление о вирусах как о чём-то вредном и вызывающем только болезни неверно. Болезнетворный вирус — скорее исключение, чем правило.