Эпидемия рака в сша

Вскоре после открытия вируса, вызывающего рак, правительство США запустило ряд секретных проектов с целью использовать рак как оружие. Доктор Элтон Окснер, который в своих ранних исследованиях связал курение с возникновением рака, стал куратором одного из таких проектов, проводимого в Новом Орлеане. Его больница стала одним из 159 тайных исследовательских центров ЦРУ.


Когда в вакцинах от полиомиелита был обнаружен вирус, вызывающий рак у обезьян, было положено начало исследовательскому проекту по разработке секретного биологического оружия.

В 1960 году в ходе исследований медики установили, что инактивированная вакцина Солка от полиомиелита содержит вирус SV40 (Simian vacuolating virus 40). По-видимому, вирус попал в вакцину из клеток почек инфицированных обезьян, которых использовали для выработки вакцины. Заражена вирусом SV40 была как пероральная вакцина, содержащая интактный (неповреждённый – ред.) вирус, так и инъекционная вакцина, содержащая разрушенный вирус.


Заражение клеток обезьяны бессимптомное, вирус обнаружен во многих популяциях мартышек в дикой природе. У здоровых особей вирус SV40 редко вызывает заболевания, но у обезьян, зараженных вирусом иммунодефицита обезьян (англ. Simian immunodeficiency virus), SV40 вызывает заболевания почек и демиелинизацию, подобную прогрессивной мультифокальной лейкоэнцефалопатии. У других видов, например, хомячков, SV40 вызывает разнообразные опухоли, обычно саркомы. У крыс, онкогенный большой Т-антиген SV40 используют для моделирования опухолей мозга, например, нейроэктодермальных опухолей и медуллобластом.


Вскоре после обнаружения вирус SV40 был выделен из инъекционной формы полиовакцины, выработанной в период с 1955 по 1961 год. Многие исследователи связывают резкое увеличение числа раковых больных за последние 50 лет с заражённой вирусом SV40 вакциной от полиомиелита, поскольку случаи усиленного роста мягких тканей встречались крайне редко до начала поголовной вакцинации от полиомиелита.

Правительство США запустило ряд секретных проектов с целью использовать рак как оружие. Вирусы обезьян подвергались радиоактивному излучению для того, чтобы изменить их генетические компоненты. Затем обезьяньи вирусы вводили мышам, и учёные следили за тем, как у подопытных животных развиваются опухоли.


На основе исследований существовал план устранения Фиделя Кастро, согласно которому кубинскому лидеру хотели ввести вирус, провоцирующий развитие злокачественных опухолей. Таким образом, никто не смог бы заподозрить правительство США в причастности к смерти Кастро.


972 год. Подписана Конвенция по Биологическому и Токсическому Оружию. Она вступила в силу в 1975. Конвенция запрещала разработку, производство, хранение и приобретение биологических агентов, которые могут быть использованы в качестве оружия и собственно биологического оружия. В конвенцию входил особый протокол, который запрещал использование даже малых количеств смертоносных микроорганизмов и ядов для исследовательских целей.

США достаточно неохотно участвовали в достижении соглашения по этому договору, а многие высокопоставленные официальные лица выступали против подписания вышеупомянутого протокола, поскольку это, по их мнению, могло нанести ущерб американским кампаниям, занимающимися микробиологическими исследованиями. В июле 2001 года Администрация Буша заявила, что не будет придерживаться требований данного протокола, до тех пор пока в него не будут внесены изменения.

Россия, подписавшая этот протокол, официально не заявляла о прекращении подобных исследований до 1992 года.


Убийственный эффект от прививок или заражённых продуктов питания хорошо замаскирован, поскольку их разрушительное действие растянуто на долгие месяцы и годы .

В последнее время стали часто умирать дети, спустя несколько дней после прививки или сразу же. Видимо, это связано с тем, что сегодняшние дети рождаются изначально ослабленными, а ещё чаще больными (во многом благодаря скудному питанию женщин и моде на истощённые тела).


Россия занимает пятое место в мире по смертности онкологических больных и лидирует по числу больных раком на 100 тыс. населения. Заболевания в большинстве случаев диагностируют на III–IV стадиях, когда спасти человека уже невозможно. Ежегодный экономический ущерб от онкологических заболеваний превышает 90 млрд рублей. Несмотря на то что проблемы растут, как снежный ком, национальная онкологическая программа в России свёрнута , а диагностика и лечение рака у нас – разновидность государственной тайны.…


В 1996 г. Мишель Карбон, молекулярный патолог из медицинского центра в университете Лойолы в Чикаго выделил вирус SV40 у 38% пациентов с раком костей и у 58% пациентов с мезотелиомами — особо злокачественной формой рака. Исследование Карбона показывает, что SV40 блокирует важный белок, который в норме защищает клетки от злокачественного перерождения.

Все больше ученых обнаруживали вирус SV-40 в различных злокачественных новообразованиях, и в апреле 2001 г. в Чикагском университете собралась конференция по SV-40, на которой присутствовали свыше 60 ученых из различных стран. Практически все выступившие подтвердили, что вирус SV40 обнаруживается в человеческих опухолях. Интересно, что на конференции прозвучало предложение. создать вакцину против SV-40. Но практика показывает что из-за прививок люди заражаются новыми болезнями, потом против этих болезней придумывают вакцину, которая, в свою очередь, также станет причиной каких-нибудь недугов, и для их предотвращения также потребуется прививка бесконечное колесо на радость производителям и распространителям вакцин.


Молекулярные исследования помогли установить, что ДНК этого вируса способна встраиваться в ДНК отдельных клеток хозяина. Однако если в обычных клетках неконтролируемое размножение вируса приводит к их гибели, то в клетках нервной и мезотелиальной тканей вирус способен подавлять функцию гена, блокирующего рост опухолей, и таким образом вирусу удается выжить.


Схожая история была с ВИЧ .начало СПИДу дала так называемая СНАТ-вакцина, которой в 1957-1960 гг. было привито свыше одного миллиона африканцев. Прививки делались на территории Бельгийского Конго и на территории Руанды-Урунди, находившейся под контролем Бельгии (сейчас Демократическая Республика Конго, Руанда и Бурунди).

Для приготовления вакцин использовались культуры почечных клеток макак-резус, гвинейских бабуинов и зеленых мартышек.


Элегантный способ избавится от 95% населения земли,согласно заповедям ,провозглашенным на Скрижаляx Джорджии ,и еще заработать на умирающих огромные деньги,вогнав их семьи в долги на несколько поколений вперед.

Версия о нечаянном заражении,как-то наивно смотрится,но фоне цифр с 9 нулями,которые зарабатывает фармацевтическая индустрия на борьбе с раком.Прямо,как Ленин сказал по телефону чекистам,когда ему сообщили о покушении на немецкого посла Мирбаха в Петрограде левым эсером Блюмкиным.''Искать,тщательно искать.Но не найти.''Так ,в течении 100 лет ищут лекарство от рака.

По данным исследования Американского онкологического общества, смертность от рака в США снизилась на 27% с 1991 года, когда был зафиксирован рекорд по числу таких заболеваний. Если бы уровень смертности от рака остался на уровне 1991 года, за эти годы в США от него умерло бы еще более 2,6 млн человек.

Вплоть до начала 90-х годов XX века смертность от онкологии в США неуклонно росла: в 1991 году число смертей от таких заболеваний достигло рекордного уровня — 215,1 случая на 100 тыс. человек. Однако потом этот показатель ежегодно сокращался примерно на 1,5%, и к 2016 году на 100 тыс. человек населения США приходилось лишь 156 случаев смерти от рака. Таким образом, отмечается в исследовании Американского онкологического общества (ACS), за 25 лет — с 1991 по 2016 год — смертность от онкологических заболеваний в США сократилась на 27%. А это означает, что удалось сохранить жизни более 2,6 млн американцев.

Сейчас самыми распространенными видами рака, диагностируемыми у американских мужчин, являются рак предстательной железы, толстого кишечника и легких. На них в общей сложности приходится 42% диагностированных случаев. У женщин — рак молочной железы, толстого кишечника и рак легких. Причем на рак молочной железы приходится 30% случаев онкологических заболеваний.


Как отмечают в ACS, с 1989 года благодаря ранней диагностике и своевременному лечению американским врачам удалось сократить смертность от рака молочной железы на 40% (за период с 1989 по 2016 год), рака толстого кишечника — на 53% (с 1970 по 2016 год) и от рака предстательной железы — на 51% (с 1993 по 2016 год). Однако в случае с последним видом рака эксперты поясняют, что отчасти такое улучшение может объясняться тем, что в США с 2012 года по рекомендации Рабочей группы профилактической службы (PSTF) не делают скрининг рака простаты здоровым мужчинам, поскольку это может привести к гипердиагностике и избыточному лечению, а это чревато осложнениями.

Рак по-прежнему остается в тройке главных причин смерти в США, уступая лишь сердечно-сосудистым заболеваниям. Наибольшую тревогу врачей вызывает распространение рака печени, связанного с ростом заболеваемости гепатитом C. Кроме того, уверенно растет число смертей от тех видов рака, которые связаны с ожирением, например, рак поджелудочной железы. Набирающая обороты эпидемия ожирения только усугубляет проблему.

Кроме того, исследователи указывают на заметный разрыв в показателях смертности от онкологических заболеваний между обеспеченными и малоимущими американцами. Например, до начала 70-х годов прошлого века смертность в бедных районах страны от рака толстого кишечника была на 20% ниже, чем в обеспеченных, а теперь она на 30% выше. Как отмечает ACS, этих смертей можно было бы избежать при наличии у населения средств на раннюю диагностику, более качественное лечение и питание, и учитывая нынешнюю ситуацию, авторы исследования прогнозируют, что в 2019 году примерно у 1,8 млн американцев будет диагностирован тот или иной вид онкологических заболеваний, то есть около 4,8 тыс. новых случаев ежедневно.

Академик Андрей Каприн о шансах вылечить рак в России

Онкологическая трагедия

Россия занимает пятое место в мире по смертности онкологических больных и лидирует по числу больных раком на 100 тыс. населения. Заболевания в большинстве случаев диагностируют на III–IV стадиях, когда спасти человека уже невозможно. Ежегодный экономический ущерб от онкологических заболеваний превышает 90 млрд рублей. Несмотря на то что проблемы растут, как снежный ком, национальная онкологическая программа в России свёрнута…

В начале июня этого года медицинский мир обсуждал сенсационную новость о новом методе лечения рака – иммунотерапии. Об этом шла речь на конгрессе Американского общества клинической онкологии в Чикаго. Некоторые учёные называли это прорывом в лечении рака. Тем временем в подмосковной Балашихе от рака мозга умирала певица Жанна Фриске, на которой в США опробовали новую иммунологическую нановакцину. Успех лечения новым препаратом оказался временным…

Чудо не гарантировано


Известная российская телеведущая и доктор медицинских наук Елена Малыша на своем примере показала, как во время пандемии коронавируса сходить в магазин за продуктами и не заразиться.

Спасение онкобольных – дело рук самих больных

Оперный певец Дмитрий Хворостовский, у которого диагностирована злокачественная опухоль мозга, рассказал, что у его ближайшей родственницы по отцу – Надежды Степановны Хворостовской – был рак костного мозга… Является рак наследственным заболеванием или его вызывают внешние факторы? Среди врачей нет единого мнения на этот счёт. Оценить все риски можно, только пройдя скрининговое исследование и сдав кровь на основные онкомаркеры. Конечно, в отдалённой деревне нет специализированной лаборатории, поэтому диагностика рака – удел больших городов. Но и тут нет гарантии, что врач сразу даст верные рекомендации.

47 млрд рублей – такая сумма была выделена из бюджета на Федеральную национальную онкологическую программу в России. Она продлилась около пяти лет. Были построены и спроектированы новейшие медицинские центры (деньги изымались из региональных бюджетов), почти столько же средств ушло на лечебное и диагностическое оборудование (средства были выделены федеральной казной). Национальная онкологическая программа предполагала снижение уровня летального исхода при онкологических заболеваниях на 4%, однако этот страшный показатель удалось снизить всего на 1%. Программа прекратила своё существование. Сегодня эксплуатация закупленного в рамках этой программы медицинского оборудования ведёт к огромным затратам. О стоимости лекарственных препаратов для лечения рака страшно и говорить. Весь груз материальных проблем возложен на самих больных и их родственников, а Мин­здрав деликатно просит всех успокоиться…

По мнению врачей, основная причина появления у человека злокачественных новообразований – внезапный и сильный стресс либо постоянное психологическое напряжение. Кортизол – гормон, который выделяется вследствие стресса, может способствовать активации онкогена. Среди причин онкозаболеваний также неправильное питание – 35% случаев, курение – 30%, инфекции, вирусы, хронические заболевания – 10%, ультрафиолетовое и ионизирующее излучение – 6–8%, профессиональные канцерогены – 5%, чрезмерное употребление алкоголя – 2–3%, недостаточно чистый воздух – 1–2%.

В мире по количеству смертей онкологических больных Россию опережают Китай, Индия, США и Япония. При этом в России, Японии, Исландии, Британии и Корее население больше подвержено злокачественным опухолям желудка, в США наиболее распространена карцинома толстой и прямой кишки. Россия на сегодня лидер по раку лёгких на 100 тыс. человек. Наша страна лидирует также по количеству онкозаболеваний на 100 тыс. человек.

Отсутствие массовой медицины, политические протесты, связанные с гибелью рецидивиста Флойда, а также совершенно иной подход к оценке человеческой жизни — эти условия, по мнению экспертов, создают в США такую ситуацию, при которой злое пророчество доктора Энтони Фаучи может сбыться.


Число выявленных случаев коронавируса в США может вскоре превысить 100 тысяч в сутки. Об этом предупредил главный инфекционист страны Энтони Фаучи. Выступая в сенате, врач сказал, что сейчас в США ежедневно обнаруживается более 40 тысяч заболевших. По его словам, если не принять дополнительных мер, это число может вырасти до шестизначных цифр. Фаучи заявил, что власти "совершенно не контролируют ситуацию и движутся по неверному пути".

Доцент Финансового университета Геворг Мирзаян полагает, что проблема с пандемией в США действительно имеется. В отличие от Европы или России США не могут выйти на спад или хотя бы плато, прежде всего, из-за массовых гражданских протестов, которые сейчас охватили Америку.

— Ситуация в США печальна, однако смотреть надо не на общее количество заражённых, а на то, сколько их есть на данный момент. Сегодня их насчитывается около 1,46 миллиона человек, и каждый день их количество увеличивается на 20–30 тысяч. Так продолжается последнюю неделю. Разумеется, это огромная проблема, и вызвана она в том числе и тем, что по всей стране идёт массовая имитация гражданских протестов, так что ни о каком карантине речь идти не может. Это обстоятельство усугубляет откровенно плохая медицинская служба, когда лечение от коронавируса может быть настолько дорогим, что бедные и люди без страховки стараются не лечиться. А дополняет всё это отсутствие координации между региональными и федеральными властями. Если, скажем, в Китае или России власть дала указание губернаторам и те его выполнили, то в США губернатор от демократов просто не выполняет указы Трампа. С точки зрения закона он так может поступать, но эпидемию так не остановишь, — полагает эксперт.


На фоне беспорядков, которые происходят практически по всем США, крайне трудно хоть как-то локализировать вирус, считает политолог Алексей Мартынов.

— Я думаю, что американский врач не драматизирует, особенно на фоне тех беспорядков, которые проходят по всем крупным городам США. Понятно, что санитарных мер нет, все давно наплевали. Но важно понимать: там очень своеобразное отношение к здравоохранению. Его очень много кто критиковал — и сами США, и международные организации, та же ВОЗ. Обама пытался его реформировать, Трамп пытается, но принципиально там ничего не изменилось. США — это апологеты страховой медицины для богатых, а на остальных людей им наплевать. И эта пандемия дала нам отличный урок, какая именно медицина больше подходит для страны. А касаемо США — я не думаю, что там что-то изменится, там всё-таки приоритет денег, а не жизни. Они, конечно, любят сопливые мелодрамы, но реальность у них совершенно другая, — уточнил политолог.

Публицист Анатолий Вассерман полагает, что предсказания доктора Фаучи следует рассматривать под углом его политической позиции. Являясь сторонником Демократической партии, доктор может умышленно не замечать минусы в декларируемых демократами требованиях.

— Демократическая партия в США отчасти виновата в распространении пандемии, это она искусственно раскрутила истерику вокруг гибели рецидивиста Флойда, погибшего, как оказалось, от передозировки наркотиков. Но даже несмотря на такую антиправительственную компанию они с большой долей вероятности проиграют ближайшие выборы прежде всего потому, что падение экономики Соединённых Государств Америки было не столь глубоко, как они надеялись. Случилось этого от того, что Трампу удалось уговорить большую часть властей отказаться от карантинных мер. Аргумент у него был простой: паралич экономики, вызванный полным карантином, убьёт несомненно больше народа, чем любой коронавирус. Напомню, что Трамп с самого начала сказал, что следует рассчитывать на цифру примерно в 200 тысяч убитых вирусом, и если будет убито меньше, то он будет приятно удивлён, — заявил эксперт.

Вассерман добавил, что если прислушаться к советам доктора Фаучи, то результат, к несчастью, не будет хорошим, а, скорее всего, получится ещё более трагичным, так как в данном случае выбирать приходится между плохим и очень плохим.

— Если послушать Фаучи и попытаться возобновить карантин, то 200 тысячами умерших дело никак не ограничится, лишатся жизни значительно больше, просто смерть будет от иных причин. Финансовые возможности Соединённых Государств далеко не безграничны, и если будет парализовано внутреннее производство, то на фоне общего снижения производства американцы просто не смогут закупить всё, что им нужно. Хочу подчеркнуть, вирус безусловно опасен, причём для Америки, где никогда не было системы здравоохранения, особенно. Да, в СГА есть много медицинских учреждений, в том числе очень хороших, но там нет возможности организовать их взаимодействие, провести полноценные санитарные мероприятия. Даже когда массовые прививки от коронавируса появятся, там всё равно не будет единой системы, способной организовать быстрое прививание всех граждан. Поэтому, конечно, отчасти Фаучи прав, начатая Трампом отмена карантина приведёт к значительному количеству смертей. Но закручивание карантинных мер убьёт существенно больше народа, людей задушит не воспаление лёгких, а голод, — подчеркнул Вассерман.

Напомним, США стали страной, на которой наиболее разрушительным образом сказалась эпидемия. За первые три месяца карантинных мер в стране заболело более трёх миллионов человек, а умерло более 130 тысяч. Остановить распространение вируса не удаётся в том числе и из-за продолжающихся гражданских беспорядков за права чернокожего населения.

— Хотелось с вами, как с человеком, который за время распространения COVID в США — и главным образом в Нью-Йорке, в своём Facebook написавшим буквально книгу про то, как Нью-Йорк переживал COVID, поговорить про то, как это было. Как это началось?

— Для меня это, наверное, началось с тех же самых социальных сетей, где вдруг неожиданно в январе начали обсуждать этот странный вирус. Что происходит в Китае, про ситуацию в Ухани. Было довольно много информации по этому поводу, вся очень противоречивая. Честно говоря, большую часть февраля я думал, что это будет очередная азиатская штука, которая так до нас никогда и не дойдёт или дойдёт в виде каких-то спорадических случаев, о которых надо знать, но которые, скорее всего, не станут нашей проблемой.

— Так думали большинство врачей ведь, да?

— Да, у нас в больнице были какие-то обучающие программы по поводу COVID, но всё это напоминало ситуацию с вирусом Эбола в 2014 году. То, что знать об этом надо, может быть, вас это коснётся, но в итоге Эболы в Нью-Йорке был ровно один случай, а во всех Соединённых Штатах штук пять. С COVID получилось совсем не так, и то, что происходит что-то неладное, начали понимать где-то в конце февраля, когда тестов не было, а случаев фиксировалось всё больше и больше.

Тогда уже было понятно, что в таком городе, как Нью-Йорк, хорошим это закончиться не может — с точки зрения массового распространения инфекции. То есть у нас не было никаких систем профилактики этого.

— Какие карантинные мероприятия были введены в Нью-Йорке?

— Карантин в Нью-Йорке ввели 22 марта, объявили локдаун. 16 марта закрыли школы. Закрыли офисы, рестораны. В принципе, рекомендовали ездить на метро только необходимым сотрудникам больниц и магазинов. Сделали всё, чтобы поезда перестали быть очагом распространения, но в итоге они всё равно заполнялись. Какой-никакой карантин соблюдался. Но ввели его очень поздно. Город объявил карантин только 22 марта.

— Сколько было аппаратов ИВЛ в городе, когда стало понятно, что их может не хватить?

— В самом Нью-Йорке на восемь миллионов жителей было около тысячи реанимационных коек. Когда всё начиналось в марте, скорость появления новых очень тяжёлых пациентов открыла нам глаза на то, что этих коек, скорее всего, не хватит.

— А почему так мало?

— Их хватало. Даже в самые плохие сезоны, во время эпидемии гриппа H1N1, проблем не было. Именно в таких эпидемиологических ситуациях Нью-Йорку не требовалось больше ресурсов.

— В итоге вам хватило аппаратов?

— Аппаратов хватило. В некоторых местах приходилось использовать операционные аппараты, учебные. Правительство штата, у которого был резерв аппаратов ИВЛ, рассылало их по больницам. С военных баз присылали армейские аппараты. Именно наших, больничных аппаратов хватило только на первую пару недель. Если бы нам не помогали, то до прохождения пика мы бы точно не справились.

В Нью-Йорке начали эпидемию с абсолютной нехваткой тестов. В тот момент в городе 70% тестов были положительными, потому что тестировали только пациентов, у которых подозрение на наличие инфекции было близко к 100%. Сотни человек в день поступали в больницы города.

На сравнительно небольшую больницу на 400 коек, с 25-коечной реанимацией в день было до 15 переводов на машины ИВЛ и госпитализация. На пике эпидемии в нашей больнице было около 500 пациентов и 45 пациентов на ИВЛ в реанимации. Это примерно в два раза больше тех цифр, с которыми мы обычно работаем.

— Давайте с вами, как с реаниматологом, поговорим вообще про ИВЛ. Отношение к ней менялось в целом по профессии. Мы понимали, что есть ситуации, когда невозможно не сажать человека на ИВЛ, но понимали также, что 80%, скорее всего, умрут, а 20%, возможно, выживут. Насколько использование такого масштабного количества аппаратов искусственной вентиляции лёгких было оправданно?

— ИВЛ — это поддерживающая терапия, она никак не влияет на саму болезнь. Она просто даёт пациенту шанс справиться с болезнью, поддерживая в общем неработающий орган. К сожалению, ИВЛ абсолютно противоестественная, это не тот процесс дыхания, к которому людей приспособила природа. Поэтому ИВЛ несёт множество проблем и осложнений, лёгкие повреждаются при искусственной вентиляции.

— А как они повреждаются?

— Повреждение может быть в результате давления, растягивания альвеол, повышенного внутрилёгочного воспаления. Это так называемая волиутравма, баротравма — травма повышенным давлением, которое требуется аппарату ИВЛ, чтобы доставить газовую смесь в лёгкие.

— Вы говорите, что у вас на пике было 500 человек. Сколько из них за время пандемии лежало на аппарате искусственной вентиляции лёгких, и сколько из них в процентах выжило?

— Именно острых у нас было максимум 45 человек. Это на пике эпидемии, где-то в начале апреля. Выживаемость в районе 45%, и около 30% сошли с ИВЛ. При этом до сих пор есть пациенты на аппаратах ИВЛ. Некоторые из них успешно сходят, для некоторых, к сожалению, есть вероятность, что им потребуется ИВЛ на многие месяцы, если не на всю жизнь. В итоге было приличное количество выздоровлений, то есть многие пациенты ушли домой после использования ИВЛ. Но, к сожалению, и инвалидизация, и летальность были достаточно высокие.

— То есть мы говорим о том, что не просто выживаемость, а выздоровление в среднем в районе 30%, да?

— Где-то так, да. Потому что, конечно, выжить, но остаться на аппарате ИВЛ, — тут философский вопрос, что лучше.

— Давайте поговорим о том, как применялись лекарства. Как менялось ваше представление о препаратах? С чего вы начинали?

— Мы начинали, как все, с гидроксихлорохина. До сих пор идёт такой пинг-понг, в какой ситуации и кому он показан. Мы довольно быстро поняли, что гидроксихлорохин не помогает пациентам именно в больнице. Когда началась дыхательная недостаточность, даже если пациентам не нужен аппарат ИВЛ, гидроксихлорохин никак не улучшал ситуацию. И мы довольно быстро от него отказались из-за побочных эффектов — у многих пациентов были проблемы с сердечными аритмиями.

— Мне кажется, что именно в реанимационной части течения болезни этот препарат малоэффективен. Во всяком случае, по нашим наблюдениям внутри больницы. Его роль важна именно при начале цитокинового шторма, при ранних симптомах развития дыхательной недостаточности, до того как пациентам нужна серьёзная кислородная поддержка. Если вовремя дать этот препарат нужным пациентам, то можно было избежать ситуации, когда пациентам требовалась ИВЛ, и, соответственно, их прогноз существенно улучшался.

— Кто обычные пациенты вашей клиники в Бруклине?

— Это больница для небогатых людей с не очень хорошими страховыми полисами, для местных жителей этого района Бруклина. Это достаточно бедный район, где высокая преступность, большое количество людей со множеством хронических заболеваний. Несомненно, такие больницы подверглись наиболее тяжёлому удару.

— Почему, с вашей точки зрения, COVID стал таким ударом именно по малоимущим? Почему люди с небольшим количеством денег, с плохими страховками, стали основным сегментом коронавирусной инфекции?

— Тут два фактора. Один социальный — это бедные люди, у которых нет ресурсов, они не могут работать удалённо, они зависят от своих не очень высокооплачиваемых работ. И это отсутствие денег предрасполагает к тому, что они живут в более скученной обстановке. Плюс более низкий уровень образования, недоверие к государственным ресурсам. Когда они слышат, что надо изолироваться, они не так серьёзно это воспринимают, как другие. Вторая часть именно медицинская. Хотя у этих людей и есть страховка для малоимущих, у большинства из них нет ни времени, ни возможности болеть.

— Такая большая нагрузка на медицинскую систему и такое большое количество официально зарегистрированных случаев и смертей — это такая американская статистика или всё-таки действительно на Америку пришёлся особый удар?

— Никто не может понять. Нет никаких данных о том, что в других частях США работает другой штамм вируса. Возможно, именно практически полная загруженность системы здравоохранения предрасполагает к худшим результатам. То есть смертность в Техасе ниже, потому что это огромная территория, меньше скученности людей и намного более мощная система здравоохранения по сравнению с Нью-Йорком.

Несомненно, сыграло роль то, что мы очень мало тестировали. На пике эпидемии у нас не хватало тестов, мы тестировали только по симптомам. Людям с какими-то не слишком типичными симптомами, у которых мог быть коронавирус, отказывались делать тест просто потому, что у них нет температуры за 38 градусов.

Я считаю, что тесты были нужны, и в намного большем количестве, чем были доступны тогда в Нью-Йорке. Мы до сих пор не знаем, сколько народу заболело.

— Американские больницы — они закрывались под коронавирус целиком, как российские, или отделениями?

— Нет, у нас закрывалось отделениями. Но меня поражало, что пропали почти все другие пациенты. Да, у нас отменили плановые операции и перевели все амбулаторные визиты на телемедицину. Но куда-то подевались все ситуации, с которыми мы имеем дело каждый день. И сейчас не совсем понятно, куда делись все панкреатиты, все тромбоэмболии, все кровотечения. Их было крайне мало. У нас было реанимационное отделение для пациентов без COVID, и в нём крайне редко появлялось больше трёх-четырех человек. Притом что наша реанимация обычно заполнена.

— Люди с хроническими болезнями просто боялись ходить в больницу, боялись заболеть там коронавирусом?

— К сожалению, это часть ситуации, да. Очень многие максимально задерживали свой визит в больницу, всеми силами пытаясь остаться дома. Потому что действительно было очень страшно.

— Спустя пять месяцев пандемии в таком крупном городе, как Нью-Йорк, что вы начали понимать про коронавирус и про такого рода масштабные эпидемии?

— Про коронавирус я понял, что главное — терпение. Не стоит бросаться сразу считать какую-то новую появившуюся информацию абсолютно верной. Потому что знания менялись в течение недель, если не дней, и это было очень странно. А ещё я с большой грустью осознал, что наша система здравоохранения вообще не приспособлена для больших потрясений.

То есть это вирус с летальностью в районе 1%. По идее, как может такая богатая, такая продвинутая в медицинском плане страна, как Америка, просто упасть на колени перед такой болезнью?

Но мы до сих пор не понимаем, что делать дальше. Мы в бесконечном карантине, мы боимся из него выходить, и это справедливо, потому что мы поняли, что наша система здравоохранения, которая может лечить какие-то совершенно безумные вещи, именно вот в такой ситуации, в ситуации массового количества заражённых, не слишком приспособлена.

— Почему так происходит? Потому что американская система здравоохранения рассчитана именно на огромные затраты страховой медицины или непосредственно больного и не обращает внимания на какую-то, как ей кажется, шелуху — на ОРВИ, на людей с небольшим доходом?

— Экономическая часть в этой ситуации присутствует. Действительно, выгодней делать плановые операции, выгодней лечить от редких дорогих болезней, чем лечить пациентов с какой-то массовой, но не такой интересной проблемой. К сожалению, мы просто жили очень много лет в достаточно комфортном мире, который мало изменялся, было мало таких медицинских потрясений.

Мы вроде как всё знали и примерно представляли, с чем мы будем иметь дело, но когда столкнулись с реальностью, оказалось, что она совсем не такая. И очень многих это потрясло. Многие мои коллеги, включая тех, кто был здесь и во время терактов 11 сентября, и во время эпидемии H1N1, они все были неприятно удивлены ситуацией с коронавирусом. Это было что-то беспрецедентное даже для них.

— Понимаем ли мы, что нам делать, когда случится следующая большая пандемия?

— Несомненно, какие-то уроки мы извлекли. Сейчас, в ситуации респираторного вируса, мы поняли, как работать с изоляцией, как работать с контактами, как накапливать средства защиты, как разобраться с нехваткой аппаратов ИВЛ, если таковая случится. А вот что будет следующим патогеном, мы точно не знаем.

— Что вы думаете: лечение или вакцинация?

Пока, к сожалению, большинство противовирусных препаратов в этой ситуации проваливаются. Мы так и не знаем, что работает в самом начале болезни, до того как состояние пациента ухудшится настолько, что потребуются всевозможные ресурсы для спасения жизни.

— То есть лечения пока нет. И если я правильно понимаю, в ближайшие полгода вряд ли оно появится.

Где-то к середине мая у нас практически исчезли все пациенты с тяжёлым течением коронавируса. Мы закрыли дополнительные реанимации. Сейчас, в общем, работаем как обычно. Я работаю в нескольких нью-йоркских больницах, и везде такая же ситуация.

— То есть тяжёлого течения практически нет. Сезонный вирус?

— Фактически сезонный вирус, да. Сейчас где-то в больнице есть пациент с коронавирусом, но в реанимации их нет, и они не попадают практически. При этом сезонный вирус в Нью-Йорке прошёл, а в Миннесоте, наоборот, сейчас идёт увеличение случаев. Пока очень непредсказуемая и очень странная эпидемиология. Но в Нью-Йорке, действительно, всё прошло именно по принципу очень быстрой экспоненты и очень резкого снижения.

Читайте также: