Ася казанцева и рак

Научный журналист и биолог Ася Казанцева с начала мая принимает участие в исследовании свертываемости крови при коронавирусе. Ученые хотят выяснить, как снизить число тяжелых случаев COVID-19.

Исследование на базе 11 больниц Москвы и Московской области запустил известный российский биофизик Фазли Атауллаханов. В работе участвуют почти сто человек, 70 из которых — добровольцы.

Зачем ученые со всего мира изучают свертываемость крови при COVID-19

— В начале эпидемии, в феврале или марте, исследователи по всему миру обратили внимание на некоторые особенности течения COVID-19. В отличие от многих других болезней, примерно одинаково опасных для всех заразившихся, новый коронавирус демонстрировал избирательность: особенно тяжело переносили инфекцию пожилые люди, а также люди с лишним весом, диабетом или, например, болезнями почек и сердечно-сосудистой системы.

В России одним из первых ученых, обративших на это внимание, стал Фазли Атауллаханов, ведущий специалист по свертыванию крови. Он смог очень быстро организовать мультицентровое исследование на базе 11 московских госпиталей, чтобы проверить, действительно ли повышенная склонность к свертыванию крови ассоциирована с более тяжелым протеканием коронавирусной инфекции.

Как Ася Казанцева стала волонтером проекта

Я прочитала это объявление, когда была настроена жить в Петербурге — это хороший способ пережидать апокалипсис. Я уже успела вернуться туда последним рейсом из Великобритании, где училась в магистратуре, отсидеть обязательный карантин, найти себе комнатку мечты в отличной компании, и вообще, жизнь моя налаживалась. Так что я очень долго думала, прежде чем решиться написать Фазли — целых две минуты. Но рассудила, что если уж у меня из-за коронавируса накрылись к чертям и обучение, и работа — в мирной жизни я читаю научно-популярные лекции, — то мне бы хотелось, по крайней мере, ему отомстить.

Как исследование может помочь снизить число тяжелых случаев коронавируса

— На первом этапе исследования было протестировано около тысячи пациентов, это позволило набрать большую статистику и увидеть, что зависимость между скоростью свертываемости крови и тяжестью развития коронавируса действительно существует. К таким выводам пришли и в других странах.

Когда исследование запускалось, было неизвестно, действительно ли повышенное тромбообразование связано с тяжелым течением заболевания, но данные во всем мире накапливались быстро, и поэтому уже в апреле-мае врачи начали применять антикоагулянты — лекарства, снижающие скорость свертывания крови.

Российский Минздрав быстро включил их в свои рекомендации, что не очень хорошо для нашего исследования — получилось, что мы не смогли собрать достаточно информации о людях, не получающих антикоагулянты, — но зато очень хорошо для пациентов, так что мы рады.

Но с антикоагулянтами есть проблема. Сейчас их назначают в универсальной, стандартной дозе, которая оказывается недостаточной для людей с высокой скоростью свертывания крови — и одновременно может спровоцировать внутреннее кровотечение у тех редких пациентов, у которых скорость свертывания и так снижена. Врачи потом могут повысить или снизить дозировку, но делают это на основании симптомов, то есть тогда, когда осложнения уже развились.

И поэтому задача второго этапа исследования заключается в том, чтобы понять, как корректировать дозировку антикоагулянтов для каждого конкретного больного. Предполагается, что если нормализовать скорость свертывания крови сразу после госпитализации и дальше ее контролировать, то число тяжелых случаев резко сократится.

Если окажется, что наши рекомендации работают, этот метод может войти в клиническую практику. Возможно, в таком случае произойдет масштабирование проекта, и волонтеры-лаборанты будут работать не только в Москве, но и в других городах.

Но до этого мы должны убедиться, что наши рекомендации эффективны. Нужно собрать данные на практике, всё подсчитать, опубликовать в научных журналах, и, возможно, Минздрав порекомендует такой подход. Процесс не быстрый, но мы очень стараемся, и вообще, во время пандемии все очень стараются.

Понятно, что из-за нашей работы вирус не исчезнет — но мы рассчитываем, что благодаря ей заболевание станет менее опасным, и появится возможность вернуться к нормальной жизни еще до внедрения вакцины. Разумеется, такую же цель преследуют сейчас сотни научных коллективов по всему миру, и заранее не известно, насколько масштабным будет относительный вклад каждого из них. Мне совершенно не принципиально, спасет ли мир именно наша команда, я просто жду, пока его в принципе спасут, и делаю для этого что могу.

Как волонтеры анализируют кровь пациентов с коронавирусом

— Лаборатории для анализа крови, в которых мы работаем, находятся непосредственно в больницах — должно пройти не больше часа с того момента, как кровь взяли из вены, до того, как она оказывается у нас.

Кровь центрифугируют, чтобы получить свободную от тромбоцитов плазму. Ее смешивают с реагентами, необходимыми для активации свертывания (чтобы нейтрализовать те антикоагулянты, которые содержались в пробирке для забора крови), заливают в прозрачную кювету, и опускают туда чип, на который нанесен тканевой фактор — это то же вещество, которое запускает свертывание крови в естественных условиях, если сосуд оказался поврежден.

Дальше кювета с плазмой просвечивается, а прибор в течение получаса непрерывно ее фотографирует и рассчитывает скорость роста сгустка, его плотность и ряд других параметров, полезных для оценки системы свертывания.

Это звучит незамысловато, и анализ правда легок в исполнении, если у вас одна пробирка. Но обычно утром их десятки одновременно, все находятся на разных стадиях обработки, важно не запутаться, и всё это напоминает жонглирование или игру в тетрис.

Можно ли заразиться коронавирусом в лаборатории

— У нас риск заражения гораздо меньше, чем у врачей. Вирус все-таки распространяется от человека к человеку, через дыхание, кашель.

Что касается плазмы, с которой мы работаем, то в ней вирусные частицы есть, но их немного. От нее можно было бы заразиться, если бы мы ее пили, закапывали в глаза, а мы этого не делаем.

Риски для нас низкие, но мы всё равно работаем либо в полном защитном костюме, либо в очках, респираторе, халате и бахилах. Степень защиты зависит от конкретной больницы.

Кроме того, были установлены критерии при выборе волонтеров. На работу брали людей не только с профильным образованием, но и младше 35 лет, потому что статистически молодые легче переносят заболевание.

Важно не только защитить нас, но и защитить от нас мирных жителей. Поэтому все волонтеры живут в съемных квартирах в пешей доступности от больниц, где работают. Причем не с друзьями или родственниками, а в одиночку или с такими же волонтерами.

Сейчас, правда, лично моя жизнь стала гораздо проще, потому что неделю назад меня перекинули с лабораторных исследований на обработку данных. Я сдала тест на коронавирус и антитела, и после получения его результатов мне временно — до возвращения в красную зону — разрешили ездить на метро, как людям. Это огромное счастье, наслаждаюсь каждую секунду.

Кто финансирует исследование и почему организаторы запустили краудфандинг

— Первый этап исследования поддержали в РОСНАНО, выделив 4 миллиона рублей. Мы надеемся, что РОСНАНО поддержит и второй, и последующие этапы проекта, но, к сожалению, это большая госкорпорация, в которой выдача грантов занимает какое-то время.

К тому же у краудфандинговой кампании есть информационная цель. Так мы можем рассказать, чем мы занимаемся, чтобы общество понимало: борьба с коронавирусом активно ведется, в том числе и в России.

Нас неоднократно просили написать полноценный критический разбор статей и книг Аси Казанцевой . Но мы много раз отказывались, мотивируя это несколькими причинами. Во-первых, Ася Казанцева – это не какой-то явный фрик, которого можно запросто поймать на грубых ошибках. Ее деятельность значительно тоньше, тут уже приходится говорить об однобоком освещении вопроса, об умалчивании одного и выпячивании другого. А таким грешат очень многие.

Во-вторых, по совести, мы не можем окрашивать ее деятельность в сугубо черный цвет. Популяризация науки — полезная вещь.

В начале своей статьи А. Казанцева задается вопросом: в чем заключается научный смысл запрета на секс в раннем возрасте и есть ли он вообще? После этого она начинает рассказывать о различных промахах сторонников данного запрета, приводит исследования практически исключительно в поддержку раннего секса, указывает на высокую политизированность вопроса и в целом явно занимает одну из сторон, даже не пытаясь играть роль беспристрастной исследовательницы. В итоге мы имеем дело не с нейтральным анализом с научной точки зрения, а с подборкой фактов, удобных для подкрепления определенной позиции. Само по себе это не крамольно, но зачем тогда начинать статью так, будто бы читателей ждет честное рассмотрение вопроса с разных сторон, нам непонятно.
Впрочем, отметим к чести А. Казанцевой, что громких заявлений она почти не делает, а формулировки у нее достаточно осторожные и обтекаемые.

Мало того, что в статье приведены в основном работы с результатами, подтверждающими определенную точку зрения, так к ним еще и применяются другие стандарты, нежели к исследованиям с противоположной направленностью. Рассмотрим две цитаты.

КОММЕНТАРИЙ:
В первой цитате А.Казанцева вкратце упоминает исследования подросткового секса, обнаружившие негативные тенденции, приводя всего одну ссылку[2]. Надо сказать, что это вообще единственное упоминание исследований негативных факторов, связанных с ранним сексом во всей статье. При этом она проявляет усиленную придирчивость, заявляя, что связь секса с любым из отрицательных явлений сомнительная, что ее не всегда удается обнаружить, что трудно сказать, где причина, а где следствие. В общем, явно подводит читателей к мысли, что не нужно спешить доверять подобным работам.

Более того, в приведенном Казанцевой исследовании есть свои проблемы, о чем пишут сами авторы. Например, некоторая диспропорция выборок (мужчин и женщин), а также влияние множества факторов на выработку кортизола и индивидуальные особенности оной. В итоге ученые предлагают изучать тему дальше и не спешат с выводами.
Обойдены Казанцевой и некоторые другие нюансы работы, не укладывающиеся в выбранную ею канву. Так, скажем, ученые пришли к выводу, что люди с ранним сексуальным опытом чаще оказываются более активными курильщиками, что явно не является чем-то полезным.

Идем далее. В первой цитате Казанцева все-таки признает ряд негативных явлений, связанных с ранним сексом, ссылаясь на ту единственную работу. Но на самом деле список гораздо шире и, что важно, включает более опасные вещи, чем приведенные А.Казанцевой. Например, известно, что раннее начало сексуальной жизни ассоциируется с большим риском ЗППП, так как подростки, начавшие вести активную сексуальную жизнь чаще всего не используют контрацепцию, а также могут иметь нескольких партнеров [4]. Одно из наиболее распространенных ЗППП – папиллома вирус человека, некоторые штаммы которого вызывают рак шейки матки. И действительно, корреляция между ранним началом сексуальной жизни и раком шейки матки была найдена[4][5]. Кроме того, рано потерявшие девственность дети чаще беременеют в подростковом возрасте (например, среди беременных подростков 15-17 лет начавших жить половой жизнью до 14 лет на 10% больше, чем среди их небеременных сверстниц[6]). При желании список можно продолжить. Странно, что Казанцева предпочла обойти стороной столь серьезные вещи, ограничившись более безобидными факторами вроде употребления алкоголя и низкой успеваемости в школе.

КОММЕНТАРИЙ:
Если открыть данное исследование[7], в первой же главе Introduction можно найти отсылку к другому исследованию с абсолютно противоположными результатами[8]. Ученые из университета Огайо проанализировали поведение более 7200 подростков и заметили, что начало сексуальной жизни коррелирует с антисоциальным поведением, причем эффект заметен и через год. Подростки, лишившиеся девственности раньше сверстников, более склонны к антисоциальному поведению, чем те, кто начал вести половую жизнь примерно в одно время со своим окружением. Но об этом исследовании, конечно, ни слова, равно как и о других подобных работах.

Интересно, что Казанцева в данном абзаце приводит вторую ссылку, якобы подтверждающую лучшую соц. адаптацию молодых людей, рано начавших сексуальную жизнь[9]. Но если пройти по ней, то мы увидим статью на новостном портале, в которой журналисты рассказывают о том же Вирджинском исследовании близнецов ([7]). То есть складывается впечатление, что исследований было два, когда на самом деле оно одно, а общую социальную адаптированность ученые вообще не исследовали.

КОММЕНТАРИЙ:
Сначала А. Казанцева подтверждает, что возраст согласия не имеет прямой связи с ранними беременностями, но потом дает только примеры, подтверждающие, что низкий возраст согласия коррелирует с низким уровнем подростковых беременностей, а поздний – с высоким. В тех же источниках можно подобрать и диаметрально противоположные данные. Например, в Бразилии и Венгрии возраст согласия – 14 лет, а количество подростковых беременностей – достаточно высоко (73 родивших девушек на 1000 – в Бразилии[10], 60 беременностей на 1000, из них примерно 50% идут на аборт – в Венгрии[11]). А вот в Швейцарии возраст согласия – 16 лет, а количество матерей-подростков – весьма низкий, всего 5 на 1000[10].
Такая однобокость может показаться мелочью, но, по сути, вся статья состоит из подобных мелочей, а в совокупности они формируют у читателя нужное мнение.

В некоторых работах речь идет только о корреляциях, в некоторых авторы пытаются учитывать факторы (генетические и влияние среды), что дает больше оснований для установления причинно-следственной связи. По отдельности все эти исследования неидеальны, но в совокупности они дают нам очень серьезные основания полагать, что растление неполовозрелых детей – опасно и вредно.

ЭТО НЕ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Можно было бы подумать, что мы намеренно выбрали неудачную статью Аси Казанцевой и указали на ее недостатки, а остальные работы совсем другие. Но вот, например, сомнительная цитата из ее книги[18]:

КОММЕНТАРИЙ:
Интересно, что предполагаемые механизмы способствуют склонности продавать секс именно у женщин. Но этой сомнительной гипотезе противоречит сразу несколько фактов. Во-первых, по данным некоторых исследователей [19][20], рынок мужской проституции растет. Согласно подсчетам при использовании наиболее крупного вебсайта по продаже секс-услуг Adult Work, в Великобритании на данный момент доля женщин-проституток всего на 16% больше, чем доля мужчин (женщин проституток 58%, мужчин – 42%)[21].

И это еще не все. Существуют исследования, согласно которым мужчины имеют опыт разового секса за деньги не реже женщин. Например, в Голландии, в работе 2006 года, примерно равное количество (более 3%) мужчин и женщин признались, что такой опыт у них был[25]. А в норвежском исследовании молодых людей, единожды или несколько раз получавших деньги за секс, оказалось даже больше, чем девушек (2,1% против 0,6% соответственно)[26], вопреки всем стереотипам. Заметим, что авторы данного исследования связывают продажу секса подростками с ранним сексуальным опытом, проблемами с алкоголем, использованием наркотиков (т. е. указывают на социальные причины проституции, а не на биологические).
Конечно, свои методологические претензии к этим работам имеются, а исследования на данную тему в других странах показывают разные результаты. Но в любом случае, на основании всех этих данных отнюдь нельзя сказать, что принимать деньги за секс – это по большей части женская особенность, которая якобы заложена в них природой.

18. Казанцева, А. Как мозг заставляет нас делать глупости. Аст: corpus; Москва; 2014 ISBN 978-5-17-082378-9

22. Гитин, В., Г., Мужская Проституция. Это жестокое животное – мужчина. М. АСТ, 2002. С 261-300. ISBN 5-17-008285-1 .

24. Weinberg, M. S., Shaver, F. M., & Williams, C. J. (1999). Gendered sex work in the San Francisco Tenderloin. Archives of Sexual Behavior, 28, 503–521.

25. Bakker, F., & Vanwesenbeeck, I. (Eds.). (2006). Seksuele gezondheid in Nederland 2006. [Sexual health in the Netherlands 2006] [RNGstudies nr.9]. Delft: Eburon

Популяризатор науки развенчала мифы об иммуномодуляторах и рассказала, какие болезни нельзя лечить гомеопатией.

Мифы об иммуномодуляторах

М.А.: Хорошо, а вот лекарство же, прежде чем оно выходит, мне так кажется, любое средство проходит испытание.

А.К.: Это если настоящее лекарство. А для гомеопатии везде действует упрощённая норма, которая не требует доказывать эффективность. Потому что её всё равно невозможно доказать за неимением таковой.

М.Ш.: Вы хотите сказать, что это массовый развод?

А.К.: В общем, да. Такая длительная традиция.

Потому что обычные врачи тогда лечили кровопусканием, ртутью и всем вот этим, а гомеопатия хотя бы лечила сахарными шариками и была безопасна. Поэтому её тогда, в конце 18 века и начале 19-го, все полюбили, и до сих пор это тянется, до сих пор есть масса сторонников.

М.А.: Да, но сейчас же есть современные препараты, техника, можно проводить исследования, испытания. Если учёные действительно пришли к выводу, что это равно эффекту плацебо, это ничто, то почему Министерство здравоохранения не предупреждает?

А.К.: В разных странах по-разному. Последние годы всё больше и больше министерств здравоохранения предупреждают. В Австралии пару лет назад австралийский Минздрав выпустил огромный меморандум о том, что нет ни одной болезни, для которой бы гомеопатия показала эффективность. И австралийский Минздрав везде пишет крупными буквами, что "мы не рекомендуем использовать гомеопатию". Особенно вместо нормального лечения.

М.Ш.: Хорошо, у нас гомеопатические средства продаются в обычных аптеках?

А.К.: Да, они продаются в обычных аптеках.

М.А.: В свободном доступе. Тот же "Оциллококцинум". А "Арбидол"?

А.К.: "Арбидол" — это не совсем гомеопатия, это просто средство с недоказанной эффективностью. А вот "Анаферон" — это да, это гомеопатия.

М.А.: "Анаферон" — гомеопатия?

А.К.: "Анаферон" — гомеопатия, причём самое смешное, что это гомеопатия, которая скрывает, что она гомеопатия, которая мимикрирует под нормальные лекарства.

М.А.: Это вообще страшно.

М.А.: А как это можно пролоббировать?

А.К.: У них серьёзные деньги вообще-то задействованы во всём этом.

М.А.: То есть пролоббировать в прямом смысле. Интересно.

М.Ш.: То есть, как говорил Константин Райкин, дурят нашего брата.

М.А.: Хорошо. А что ещё? "Оциллококцинум", поняли, "Анаферон", которое под лекарство мимикрировало. А что ещё?

А.К.: Невозможно же всё это перечислять.

М.А.: Какие-то популярные препараты, надо слушателей предупредить, а то вдруг они покупают тот же "Анаферон".

А.К.: "Анаферон" и другие препараты линейки "Материа медика", они забавны тем, что на них не написано, что они гомеопатия. Хотя, если очень внимательно почитать инструкцию, там есть с действующего вещества сносочка маленькими буквами, что это активная форма действующего вещества, а с неё есть сносочка ещё маленькими буквами про то, что это разведённая форма вещества. То есть если не читать инструкцию очень внимательно, то там не понять, что это гомеопатия.

М.Ш.: Может, там симпатические чернила ещё есть? Лимончиком провёл. А здесь ещё совсем маленькими буквами.

А.К.: А на всех остальных гомеопатических препаратах всё-таки написано, что они гомеопатия. Другой вопрос, что многие люди часто путают гомеопатию с фитотерапией. Они думают, что гомеопатия — это травки.

М.Ш.: Это абсолютно верно.

А.К.: На самом деле нет. Это разные два подхода. Травки могут работать, могут не работать, могут быть опасными — как повезёт. Смотря какие травки.

М.Ш.: Ну травки-то работают, проверено.

М.А.: Продаются же всякие сборы: грудной сбор, ещё что-то.

А.К.: Да, это всё может работать или нет. Это всё просто хуже изучено, чем обычные лекарства. А гомеопатия — нет, это просто плацебо. Хотя бывают разные смешные истории. Дело в том, что гомеопатию же делают изначально из всяких ядовитых веществ.

М.Ш.: Печень утки, отравленная алкоголем.

М.А.: Но они разбавлены просто.

А.К.: Печень утки — это исключение, а, в принципе, изначальная идея Самуэля Ганемана была в том, что нужно лечить веществом, которое у здорового человека вызвало бы такую болезнь. У нас есть документ 1994 года, Приказ Минздрава № 334 о гомеопатии, там есть перечень веществ, которые можно использовать в российских гомеопатических препаратах. Там есть стрихнин, нефть, паук-птицеед.

М.Ш.: Сколько же пауков надо поймать, чтобы накрошить туда…

А.К.: Одного хватит на всю гомеопатию мира, там же разведения-то какие. Причём там ужасно смешно, потому что с паука этого есть сноска в этом официальном документе, и на сноске написано "всё насекомое". А паук, как понимаете, он не насекомое, это совершенно другая группа живых организмов.

"Оциллококцинум" и утки

М.Ш.: Продолжаем наш эфир. Ася, прозвучало название препарата "Оциллококцинум".

М.А.: Это правда популярный препарат, и многие люди, наслушавшись рекламы, идут и покупают.

М.Ш.: То есть вы хотите сказать, что он вообще бездействует?

А.К.: Он так же эффективен, как плацебо.

М.А.: Вы говорили, что никто же никого не обманывает.

А.К.: В общем, да, на нём написано действительно, что там ничего нет.

М.Ш.: А как это написано? Когда написано, что ничего нет, то написано: "Ни-че-го нет".

М.А.: Ничего из такого серьёзного.

М.Ш.: Давайте, мы любим трогательные истории.

А.К.: Некий врач французский, Жозеф Руа, искал, что вызывает грипп. Тогда была испанка, это был важный вопрос. У него был световой микроскоп, и он в нём смотрел на кровь больных и увидел там какие-то белые колеблющиеся штуки, которые назвал оциллококами. Больше, кроме него, их никто не видел.

М.Ш.: Он наркоман был, да, наверное?

А.К.: Неизвестно науке это.

М.Ш.: Морфинист.

А.К.: Сегодня понятно, что в любом случае эти штуки, если даже они там были, не имели никакого отношения к гриппу, потому что грипп вызывают вирусы, а вирусы в световой микроскоп не увидеть в силу их физического размера. Он потом стал искать, где бы ещё найти эти штуки, и нашёл их в утках. Он нашёл их везде: на что он ни смотрел, он везде находил эти штуки, потому что, наверное, у него было что-то с объективом.

М.Ш.: Это как "на кирпич посмотрю — всё равно бабу вижу".

А.К.: Он решил, что поэтому из уток надо делать лекарства против гриппа. Логично? Логично.

М.Ш.: И что? И он начал убивать уток?

А.К.: Ему бы хватило одной утки на то, чтобы сделать весь "Оциллококцинум" на последующие сто лет.

М.Ш.: А он сколько убил уток?

А.К.: Я не знаю, сколько он убил уток. Он зачем-то за утками поехал на Лонг-Айленд, в Нью-Йорк, там нашёл какую-то утку, у которой было особенно много этих белых шариков, и вот продолжают они из неё делать лекарства.

М.Ш.: А почему фильм про этого наркомана ещё не сняли?

М.А.: Подождите, а там какое основное действующее вещество? Шарики из утки?

А.К.: Да.

М.А.: Здорово. И нет никаких доказательств, что они помогают?

А.К.: Нет, конечно нет.

Эффект плацебо

М.Ш.: Стоп, а вы считаете, что гомеопатия не работает?

М.А.: Ася же в своей статье ссылается на конкретные исследования учёных, это же не то что мнение.

А.К.: Чтобы говорить, что лекарство работает или не работает, нужно проводить его клинические исследования.

М.Ш.: Согласен.

А.К.: Когда мы проводим клинические исследования, мы, как правило, одну группу кормим лекарством, а вторую группу кормим сахарными шариками, мелом, тальком — неважно — плацебо, пустышками. После этого мы смотрим, в какой группе состояние пациентов улучшилось сильнее. Потому что оно будет улучшаться в обеих группах, это точно.

М.Ш.: Если меня вы будете сахарными шариками кормить, у меня оно точно улучшится.

А.К.: Да, потому что люди в принципе склонны выздоравливать.

М.Ш.: Не все. Особенно с головой, знаете, как бывает…

А.К.: Мы долго эволюционировали в условиях, когда не было вообще никакой медицины. И выживали те, кто в принципе способен выздоравливать, поэтому не следует недооценивать наши способности это делать.

М.А.: Да. Получается, эффект плацебо построен на том, что всё из головы идёт. Если ты веришь в своё выздоровление и веришь, что конкретно тебе что-то помогает. Условно, я сейчас попью — я думаю, что Мишина чашка обладает какими-то волшебными свойствами, — я попью, и я себе как-то так настрою всё в голове, что я буду в это верить, мой мозг перестроится, и да, я почувствую себя лучше.

А.К.: Самое смешное, что есть исследования, которые показывают, что плацебо помогает даже в том случае, если человек знает, что это плацебо, что совсем удивительно.

М.А.: Как это? Даже когда он понимает?

М.Ш.: Следуя этой логике, человек благими мыслями может себя полностью и целиком исцелить.

А.К.: Там есть несколько механизмов: с одной стороны, хорошо изучено, что плацебо может обладать обезболивающим эффектом за счёт того, что способствует выработке эндорфинов в нашем собственном родном мозге. Есть разные забавные исследования о том, что, например, чем дороже плацебо, тем больше эндорфинов выделяется в нашем головном мозге, тем больше обезболивающий эффект. А если выработку эндорфинов заблокировать, тогда обезболивающего эффекта не останется. Но если мы говорим о разных других симптомах, то в основном исследования показывают, что плацебо работает замечательно для любых болезней в том случае, если своё состояние оценивает сам пациент. Если он сам говорит, легче ему стало или не легче. А вот если оценивать объективные лабораторные показатели, анализы крови и так далее, тогда плацебо уже, может быть, немножечко работает, а может быть, и нет. Как повезёт.

М.Ш.: Если этой логике следовать, то благодаря плацебо можно излечить любые заболевания, но это же не так.

А.К.: Многие заболевания улучшаются, особенно с точки зрения субъективного состояния пациента. Но при этом, конечно, плацебо не надо лечить ничего серьёзного. Конечно, когда мы говорим про рак или про инфекционные заболевания, то пытаться лечить их плацебо — это преступно, опасно.

М.А.: С другой стороны, гомеопаты же не настаивают на том, что нужно лечить их средствами только тяжёлые заболевания.

А.К.: К счастью, пока нет. Если мы посмотрим на рынок, то большая часть продаваемой гомеопатии — это вообще препараты против простуды. Потому что простуда, как известно, если её лечить, проходит за неделю, а если не лечить, за семь дней. А людям свойственно искать причинно-следственные связи в мире. Они думают, что если они съели какую-то таблеточку, а потом выздоровели от простуды, то, наверное, они выздоровели от простуды, потому что они съели эту таблеточку.

М.А.: С другой стороны, если учесть, что все лекарства практически наносят какой-то вред, а вы говорите, что простуда проходит сама, её и лечить не надо. Это же неверный посыл изначально.

А.К.: Почему неверный?

М.А.: Могут быть осложнения от простуды, она может пройти, оставив о себе какую-то нехорошую память.

А.К.: Когда будут осложнения — осложнения уже надо лечить. Понятно, что во время простуды лучше не ходить на работу очень активно, лучше по возможности лежать и пить водичку, заниматься симптоматическим лечением.

М.А.: Это надо работодателям сказать, чтобы они отпускали каждый раз.

Полную версию программы "Вперёд" слушайте в аудиозаписи.

Мнение гостей может не совпадать с мнением редакции.

Эта девушка может доступно, увлекательно, и, главное, научно рассказать, почему ВИЧ — это не смертный приговор, ГМО — это не страшно; отчего худоба ­считается привлекательной и как надежная контрацепция изменила отношения между женщинами и мужчинами. Ася Казанцева — биолог, популяризатор науки и научный журналист.

— За последние сто лет жизнь человечества очень изменилась. Нас никогда не было так много, численность жителей планеты перевалила за миллиард только в XIX веке, а сегодня нас уже 7,5 миллиарда. Параллельно резко увеличилась эффективность сельского хозяйства. Почти все наши прабабушки работали в поле, а почти все мы занимаемся какой-то интеллектуальной работой. Люди начали производить очень много новой информации. Каждый год выходит более миллиона научных статей, и понятно, что никто не успевает за ними следить. В результате становится все шире и шире разрыв между наукой и представлением среднестатистического человека о том, как устроен мир. Предполагается, что с этим должна бороться школьная программа, но школа как институт складывалась в то время, когда знаний у человечества было гораздо меньше. Сейчас школа не справляется, не дает детям никакого представления о том, что происходит на переднем крае науки.

— Конечно же, нас ожидают новые удивительные вещи. Как минимум в последнее время развивается CRISPR — технология редактирования генов в живых клетках. Сейчас и в Китае, и в Великобритании идут исследования по генетической модификации человеческих эмбрионов. Пока не предполагается, что они будут выращивать людей, это эксперименты в пробирке, этих эмбрионов никто в матку не подсаживает, но, в принципе, это наверняка будет внедрено в практику, чтобы как минимум избавлять людей от наследственных заболеваний. Если у вас есть какие-то гены, вызывающие тяжелые болезни, но вы не хотите усыновлять ребенка, то сегодня вы можете использовать преимплантационную генетическую диагностику, при которой в пробирке делают несколько эмбрионов, а потом выбирают из них здорового, который не унаследовал вашу мутацию. Но такое возможно, если у вас в принципе могут быть такие половые клетки, в которые ген с этой мутацией не попал. Если же это какое-то заболевание, которое вы передаете всем своим детям, то это гораздо сложнее, потому что тогда нужна генетическая модификация. Не просто выбор подходящего эмбриона, а изменение генов, которые у этого эмбриона есть. И технологии сейчас вплотную приблизились к тому, чтобы это было возможно.

— В обозримом будущем искусственная матка едва ли будет создана; пока нет уверенности, что в ней будут вырастать здоровые дети. Биохимические взаимоотношения женщины и ее плода — это очень сложная история, состав крови беременной женщины влияет на развитие ребенка, так как многие вещества могут проникать через плаценту. Более того, мозг плода хорошо развит к моменту рождения, и он формируется под влиянием сердцебиения, голоса матери, который он слышит через живот, и еще кучи стимулов. Пока совершенно непонятно, каким будет ребенок, выращенный в искусственной матке, и понятно, что эксперименты на людях произойдут еще бесконечно нескоро. Нужно еще много опытов с животными, и, насколько я знаю, пока нет экспериментов, в которых эмбрион был бы полностью, на всех стадиях развития выращен в искусственной матке. Так что, я боюсь, пока мы будем сами вынашивать своих детей.

— Все началось в тот момент, когда появилась надежная контрацепция. Потому что совсем недавно, еще в поколении наших родителей, существовала такая вещь, как незапланированная беременность. Представляете, вот вы живете-живете, а потом — фигак! — и вы беременная. И вы вынуждены менять все свои планы. Сегодня женщина не может забеременеть, если не перестанет принимать таблетки. Поэтому можно легко впрягаться в долговременные проекты. Вот я сейчас пошла в магистратуру (это проект на два года), потому что точно знаю, что никакого ребенка у меня в ближайшее время не будет. Он не может появиться случайно в XXI веке, если, конечно, у женщины нет серьезных противопоказаний к приему гормональных контрацептивов. Если бы он мог появиться случайно, то планировать жизнь было бы гораздо сложнее.

— История про пол была важна до тех пор, пока женщины были подвержены внезапной беременности. Обидно, когда берешь человека на работу, а он внезапно беременный. Но сейчас-то, повторюсь, беременность не происходит ни с того ни с сего, а в остальном серьезных отличий между мужчинами и женщинами нет. Уровень интеллекта у них примерно одинаковый, а уровень способностей, если в чем-то и отличается, то, похоже, все-таки зависит больше от социальных факторов, чем от биологических. Даже если мужчины опережают женщин в пространственном мышлении, то, скорее всего, это связано не с биологией, а с тем, что мальчиков и девочек по-разному воспитывают. Мальчики больше играют в игры, которые развивают такой тип мышления. Но его можно тренировать, если оно нам нужно. Есть разные забавные эксперименты, которые показывают, что даже кратковременная игра в компьютерную игрушку, которая стимулирует пространственное мышление, уже приводит к тому, что женщины догоняют мужчин по результатам тестов. То есть любые отличия в когнитивных навыках между мужчинами и женщинами могут существовать в масштабе больших чисел, когда мы сравниваем тысячи людей, но практически не имеют отношения к любому отдельному конкретному человеку. Потому что любой конкретный индивидуально взятый человек может развивать те навыки, которые нравятся ему.

— Я могу сказать как человек с нейробиологическим образованием, что никакая нейробиология не запрещает девочкам быть программистами. Они это точно могут — вопрос в том, хотят или нет.

-Да, люди занимаются взаимной объективацией, и она стала еще более взаимной, когда женщины стали более самостоятельными вследствие контроля над своей репродуктивной системой. Я не буду ставить вопрос об объективации: хорошо это или плохо. Наверное, объективация это не очень хорошо. С другой стороны, то, что люди стараются выбирать себе самое симпатичное из доступного, психологически понятно и объяснимо. Но объективация не кажется мне проблемой только женщин. Это не у вас в Беларуси была прикольная реклама с объективацией мужчин?

— Всеобщая проблема в том, что людям не хватает юмора, спокойствия, уверенности. Все какие-то обиженные, напряженные. Видимо, потому что у людей тяжелая жизнь, а когда у людей тяжелая жизнь, они склонны друг на друга обижаться.

— К сожалению, даже среди врачей бывают необразованные люди. Например, не владеют английским языком, поэтому не читают современные научные статьи, а все серьезные научные статьи публикуются на английском, если мы говорим про медицину или биологию. Сегодня массовые представления о ВИЧ просто чудовищно устарели. Нужно понимать, что ВИЧ давно не смертельная болезнь, что современная противовирусная терапия работает очень хорошо. Если человек принимает современные противовирусные препараты, то с ВИЧ он может жить десятилетиями, так же долго, как человек, у которого нет ВИЧ. Но при этом многие люди по старой памяти, еще с начала 90-х годов, думают, что СПИД — смертельное заболевание, и СПИД действительно смертельное заболевание, но самого развития СПИДа легко не допустить, если вы вовремя обнаружили вирус и начали принимать таблетки. Многие по инерции очень сильно боятся ВИЧ-инфицированных, хотя бояться уже давно нечего. Это контролируемая медициной болезнь, такая же как, например, диабет. Из-за того, что ее очень сильно боятся, у людей возникает реакция отрицания, по поводу которой они пытаются представить, что никакого вируса вообще нет, как страусы прячут голову в песок, а это просто из-за страха.

— Это гонка вооружений в природе. Она постоянно происходит между патогенами (возбудителями болезней. — Прим. ред.) и их хозяевами. Происходит быстрая эволюция вирусов, и появляются более опасные и заразные, чем были до этого. Человечество находит против них лекарства и продолжает жить долго и счастливо, но некоторые, к сожалению, умирают. В общем и целом наука развивается быстро и умеет бороться с теми заболеваниями, которые по-настоящему опасны. Когда была вспышка вируса эбола, то ученые успели довольно быстро разработать вакцину, и было понятно, что если эта вспышка распространится по Земле, если все больше людей будет заражаться, то правительства разных стран ответят на болезнь массовой вакцинацией, и таким образом шествие вируса по планете остановится. Но в итоге этого не понадобилось, вирус и так остановился.

Видимо, потому что восприимчивые заразились и умерли, а невосприимчивые не заразились и не умерли. Но это еще одна важная причина, почему нужна наука. Каждый раз, когда появляется какое-то смертельное заболевание, ученые придумывает какой-то способ борьбы, чтобы оно перестало быть таким смертельным. Как это было с ВИЧ, как это было со многими другими вирусами до ВИЧ и как это будет со многими другими вирусами после. Поэтому было бы неплохо, если бы люди науку ценили, уважали, давали больше денег на её развитие.

— Да, такая проблема есть. Моя магистратура по когнитивной нейробиологии в ВШЭ дает, наверное, лучшее в России образование в этой области, и оно очень плотное и сложное. Сама магистратура на английском, много программирования, потому что каждый ученый должен уметь программировать. Она тяжело дается. Но все же при этом чувствуется, что нашу магистерскую программу придумывали профессиональные нейробиологи. Они следят, в частности, за тем, чтобы мы высыпались. У нас дневное отделение, но первой пары не бывает никогда, а вторая пара иногда бывает, но не больше чем два дня подряд. Потому что нейробиологи понимают, что сон важен для запоминания. И что если бы мы начинали каждое утро занятия рано, то не были бы способны запомнить ничего и учеба была бы бессмысленна.

У сна довольно много функций, но консолидация памяти — одна из важнейших. В течение дня мы сталкиваемся с большим объемом новой информации, и она откладывается в мозге в буквальном смысле — за счет изменения синаптических связей. С точки зрения нейробиологии долговременная память — это когда у вас физически появляются новые синапсы, то есть контакты между нейронами. При этом какие-то ненужные синапсы убираются — какие-то вырастают. Структура мозга на микроскопическом уровне изменяется, и это означает, что произошло обучение, произошло запоминание. И вот этот процесс, по-видимому, наиболее эффективно происходит во сне и нарушается, если есть какая-то депривация сна. Поэтому, если вы пытаетесь что-то выучить или запомнить, то желательно, чтобы вы высыпались, иначе этот процесс будет намного менее стойким и эффективным.

Есть разные интересные эксперименты, в которых крыса (ночное животное) ночью ходит по лабиринту, а днем спит. И если при этом она спит с вживленными в мозг электродами, то можно заметить, что во сне у нее активируются те же нервные клетки, которые работали, когда она ходила по лабиринту, и в той же последовательности. Ее мозг как-то обрабатывает информацию об этом лабиринте для того, чтобы на следующий день крыса ходила по нему более уверенно. И у людей, скорее всего, происходит то же самое, хотя мы обычно обрабатываем не информацию о лабиринтах, а, например, новые выученные слова, если мы учим английский.

— Сейчас я учусь в магистратуре, а также читаю лекции, чтобы заработать себе на жизнь — это довольно высокооплачиваемая деятельность. А когда я окончу магистратуру, то надеюсь написать третью книжку про нейробиологические технологии, потому что там много прекрасного и крутого происходит. Скажем, с тем же самым изучением памяти. Процесс консолидации памяти, связанный с ростом синапсов, занимает несколько часов. В течение этого времени человеку или животному можно дать лекарство, которое заблокирует рост синапсов, а значит, и переход информации из кратковременной памяти в долговременную. То есть случись с вами что-то плохое, вы принимаете таблетку, и всё — вы эту неприятность не запомнили. На мышках это работает, на мышках очень много раз показывали, что можно дать мышке таблетку, и она свои проблемы не запомнит. Это демонстрируется так: она опять идет в то же место, где ее ударили током, потому что она не помнит, что ее уже били током. На людях такое тоже в принципе возможно, только возникает этический вопрос: когда, кому и зачем давать такие таблетки. Но дело в том, что само понимание нейробиологических процессов, происходящих в мозге, уже зашло настолько далеко, стало таким серьезным, что можно делать такие фантастические вещи и написать про них очень много книжек.

Если вы заметили ошибку в тексте новости, пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter