Сделали операцию рак поджелудочной железы все хорошо

При раке поджелудочной железы выполняют радикальные (направленные на удаление опухоли) и паллиативные (для уменьшения симптомов и увеличения продолжительности жизни) операции. В зависимости от размеров, расположения и других характеристик злокачественной опухоли, может быть выполнен один из следующих видов хирургических вмешательств:

дистальная комбинированная резекция поджелудочной железы;
стандартная панкреатодуоденальная резекция (операция Уиппла);
гастропанкреатодуоденальная резекция;
расширенная панкреатодуоденальная или гастропанкреатодуоденальная резекция;
панкреатэктомия;
расширенная тотальная панкреатодуоденэктомия.

Обычно в операционную бригаду входит 4–5 хирургов, вмешательство продолжается 4–5 часов. Прогноз сильно зависит от того, насколько правильно выполнена операция. Важно тщательно придерживаться современных стандартов. Операции при раке поджелудочной железы – не тот случай, когда уместна импровизация и авторские методики.
Всегда ли можно выполнить операцию? Хирургия – единственный метод, который потенциально может избавить от экзокринного рака поджелудочной железы. К сожалению, только у одного из пяти пациентов в принципе возможно хирургическое лечение – у остальных четырех на момент установления диагноза опухоль уже успевает сильно прорасти в окружающие ткани и дать метастазы. Но и у этого одного из пяти рак удается удалить не всегда. Иногда, уже начав операцию, хирург обнаруживает, что резекция невозможна.

Дистальная резекция поджелудочной железы

Поджелудочная железа состоит из трех частей: головки, хвоста и тела. Во время дистальной резекции удаляют часть тела и хвост. Зачастую одновременно удаляют селезенку. Такие операции проводят, как правило, при нейроэндокринных опухолях, которые происходят из клеток, вырабатывающих инсулин и другие гормоны. Экзокринный рак к моменту обнаружения чаще всего прорастает в соседние ткани, дает метастазы, и хирургическое лечение становится невозможным.После удаления селезенки снижаются защитные силы организма, и пациент становится более уязвимым к инфекциям.

Панкреатодуоденальная резекция (операция Уиппла)

Эту операцию традиционно выполняют у большинства пациентов с экзокринным раком поджелудочной железы. Во время вмешательства удаляют головку поджелудочной железы (иногда вместе с телом), желчный пузырь, часть желчного протока и кишки (иногда вместе с частью желудка), близлежащие лимфатические узлы. Затем оставшиеся концы кишки соединяют между собой или с желудком, к кишке подшивают конец желчного протока, поджелудочную железу. Это очень сложная операция. Для того чтобы ее успешно выполнять, хирург должен ежегодно оперировать 15–20 таких пациентов. Но даже в этом случае из-за осложнений операции погибает 5% пациентов. Если хирург не имеет достаточного опыта, смертность составляет 15%.

Операцию Уиппла можно выполнять разными способами:

Чаще всего делают большой разрез посередине живота.
В некоторых клиниках практикуют лапароскопические вмешательства через проколы в брюшной стенке. Для этого нужно специальное оборудование, врачи должны обладать соответствующими навыками.

Основные осложнения после панкреатодуоденальной резекции:

инфекции;
несостоятельность швов на кишечнике;
кровотечение;
нарушение пищеварения, которое требует приема препаратов ферментов поджелудочной железы;
непроходимость в месте соединения желудка с кишкой;
нарушение стула;
снижение веса;
сахарный диабет (когда удаляют много эндокринной ткани, нарушается выработка инсулина).

Расширенная гастропанкреатодуоденальная резекция

В последнее время отношение врачей к операции Уиппла изменилось не в лучшую сторону. Она недостаточно эффективна, потому что часто остаются микрометастазы в лимфоузлах, которые хирург не удаляет во время вмешательства. В США, Японии и Европе сейчас чаще выполняют другую операцию: расширенную гастропанкреатодуоденальную резекцию. Во время нее удаляют:

поджелудочную железу;
часть желудка и тонкой кишки;
желчный пузырь;
часть желчных протоков;
близлежащие лимфатические узлы;
часть воротной вены и артерии, пораженные раком;
забрюшинные лимфатические узлы.

Северцев Алексей Николаевич

д.м.н., профессор, врач хирург-онколог

Радикальная панкреатэктомия

Во время такого вмешательства полностью удаляют поджелудочную железу, а также желчный пузырь, часть кишки, желудка, селезенку. К радикальной панкреатэктомии в настоящее время прибегают редко. Иногда ее можно выполнить, если опухоль распространилась по всей поджелудочной железе.

Паллиативные операции

Если рак поджелудочной железы нельзя удалить, возможны некоторые хирургические вмешательства, которые помогают улучшить состояние пациента:

При нарушении оттока желчи в желчные пути можно установить стент – полый каркас с сетчатой стенкой из металла или пластика. Стентирование может быть выполнено во время чрезкожного чрезпеченочного дренирования или ретроградной холангиопанкреатодуоденографии (РХПГ).
Билиодигестивный анастомоз – создание сообщения между желчным протоком и кишкой в обход поджелудочной железы.
Гастроеюноанастомоз – создание сообщения между желудком и тощей кишкой.

Каков прогноз после радикальных операций при раке поджелудочной железы?

Основные цифры при гастропанкреатодуоденальной резекции выглядят следующим образом:

Во время операции погибает один пациент из ста.
В течение года остаются в живых 30–70% пациентов.
Средняя продолжительность жизни после операции – 12–15,5 месяцев.
Пятилетняя выживаемость (количество пациентов, которые остаются в живых в течение 5 лет) – 3,5–15,7%.

Выполняют ли такие операции в России?

В России проводят радикальные вмешательства при раке поджелудочной железы, но выбор клиник, где есть врачи с соответствующим опытом, весьма невелик. Мы поможем подобрать клинику, в которой вас прооперируют на уровне западных онкологических центров.

Мой рассказ будет из двух частей.

Длинная, потому что мой путь от обнаружения проблемы до операции занял целых пять лет, из которых почти четыре года ушли на постановку верного диагноза и почти год я искала хирурга, которому смогу доверять. За это время я родила двоих детей, прошла десятки УЗИ и несколько КТ, консультировалась у множества врачей от районных поликлиник до национальных институтов хирургии, перечитала мегатонны информации в Интернете, и в итоге нашла именно такого врача, которого искала. Но за эти годы опухоль увеличилась почти вдвое, поэтому мой отзыв адресован в первую очередь тем, кто сейчас находится в подобной ситуации, в поисках или сомнениях.

А поскольку краткость сестра не моего таланта, запаситесь терпением. Я расскажу свою историю с самого начала, и в ней будет много субъективных впечатлений, но ради этого и пишу, объективная сторона и без того хорошо раскрыта в научно-медицинских источниках))).

Но тогда я этого не знала, а от одного слова онколог уже становилось страшно, поэтому я продолжала искать ответы как можно дальше от хирургии и онкологии, в результате чего нашла только очередной ошибочный диагноз и отсрочку лечения еще на 2 года. В каком-то небольшом медцентре на известной в Одессе улице Мясоедовской мне сделали КТ с выводами — псевдокиста хвоста поджелудочной железы, КТ картина хронического холецистита. Тогда я даже не знала, что на руки должны были выдать диск с записью КТ, а диагноз должен был показаться мне странным, ведь холецистит должен был как-то проявляться, на УЗИ в том числе. И здесь второй важный вывод: если сразу обращаться за диагностикой и лечением к лучшим специалистам в конкретной области, то путь к выздоровлению может сократиться на годы.

Следующий раз на УЗИ я попала уже в 2018, хотя ноющая боль слева посещала чаще. В этот раз результат был пугающим, образование достигло 10 см. Узист–гастроэнтеролог видимо заподозрив что-то, наконец-то высказалась просто и ясно, в Одессе вам с этим никто не поможет, вам нужно ехать в Киев, в институт хирургии им. Шалимова. Мы погрузили детей в машину и отправились в Киев.

УЗИ-диагност в Институте хирургии им.Шалимова был немногословен, продиктовал помощнице диагноз – цистаденома тела и хвоста pancreas, спросил, где я делала КТ, и только по его интонации я догадалась, что это было очень неудачное место. Хирург, кандидат наук, тоже не имел большого желания вдаваться в подробные пояснения, но был строг и суров, необходима дистальная резекция железы, сейчас лето и многие в отпуске, но к концу лета пристраивайте детей недели на три, ищите средств побольше и приезжайте оперироваться, лапароскопически это вряд ли, селезенку тоже придется удалить. Точный диагноз и прогнозы только после операции, еще можно сделать биопсию с доступом через желудок, очень инновационная технология, только один кто-то умеет это делать во всем Институте. После операции как минимум диабет, потому что инсулиновые клетки в хвосте органа сосредоточены. Подробнее зачем нужна операция? Возьмите хорошую медицинскую книгу и почитайте. Ну и вообще, вы как мама двоих маленьких детей главное в своей жизни уже сделали…

Подлили масла в огонь и знакомые хирурги: дистальная резекция это же инвалидизация, диабет, кишечная непроходимость и т.п., о качестве жизни после этого речь вообще не идет. По поводу института Шалимова сказали, что там есть хорошие хирурги, но далеко не все, много тех, чьи профессиональные навыки оставляют желать лучшего, а гонорары заоблачны. И действительно, консультировавший нас хирург не мог даже приблизительно назвать необходимую на лечение сумму, мне казалось, он мучительно пытается вычислить, насколько мы платежеспособны. Погуглив, нашла единственный отзыв, к сожалению, негативный, там говорилось, что этот доктор после получения благодарности полностью потерял интерес к своей пациентке. Знакомые предложили дренировать образование, чтобы дальше не росло, опять-таки, в силу расположения, полостной операцией. Только медицинские сайты утверждали, что дренирование истинных опухолей — прямой путь к нагноениям и перерождениям. Ситуация уже напоминала былинный камень, где налево пойдешь, коня потеряешь, направо пойдешь, жизнь потеряешь…

Позволю себе не выводы, а скорее мысли вслух по поводу лечения в Израиле и в странах Европы. Без сомнения, там медицина высокого уровня, но и цены тоже очень высоки. И не всегда разница в стоимости лечения означает принципиально другое качество, ведь стоимость медицинских услуг зависит от цен внутри страны, развитости страховой медицины, налогов, плюс услуги посредников, переводчиков и т.д. Еще важно понимать, что размер будущих расходов не ограничен только стоимостью хирургической операции, в расчет нужно брать перелеты и проживание, диагностику, уход и т.п. По моим наблюдениям, те, кто прибегал к помощи израильской медицины, летали туда неоднократно и проводили много времени, и даже жаловались, что порой приходится долго ожидать запланированные обследования и операции, поскольку некоторые категории пациентов имеют приоритет перед иностранцами. Конечно, это ответственно и правильно находить время и деньги на собственное здоровье, но без доступа к финансируемым государством программам, без местного страхового полиса, финансовой поддержки родственников или благотворительных организаций, стоимость лечения в дальнем зарубежье может оказаться просто неподъемной. Хорошая новость в том, что в современном мире все очень динамично развивается, лучшие специалисты в каждой области знакомы друг с другом и обмениваются опытом, и если не ориентироваться только на рекламу, то в своей стране или ближнем зарубежье можно найти более чем достойную альтернативу, как и произошло со мной.

В моем случае контакт с израильской медициной так и не стал панацеей, и не только по финансовым причинам. Ключевую роль сыграло отсутствие прямого контакта с хирургами. Медицинские посредники уверяли, что показывали мое КТ обследование местному профессору, но затруднялись назвать хотя бы предполагаемый диагноз, настаивали на приезде с целью дообследования, но не могли внятно объяснить, что именно нужно, уходили от прямого ответа насчет лапароскопической и органосохраняющей операции. В результате, полноценного доверия не возникло, и мы продолжили наши поиски.

Прояснить для себя удалось только то, что и израильские врачи рассматривали только вариант оперативного лечения, что лапароскопический метод является базовым, но во время операции хирурги могут принять решение о переходе к операции открытым доступом с учетом всех факторов. Забегая наперед, расскажу, что именно такую тактику мне сообщили мои будущие хирурги в Москве, даже дистанционно, имея в распоряжении только диск КТ, и напрямую, без посредников, да еще и с высокой степенью уверенности в возможности сохранить селезенку.

Но до Москвы еще было путешествие в Белоруссию.

Вдохновленная, я первым делом, конечно же, изучила информацию в Интернете, сайт центра и отзывы вне его. Отзывы вне официального сайта центра были противоречивыми, то есть были и те, кто остался доволен помощью и демократичными ценами, но были и те, кто отчаянно ругал центр, застрявший в совке, с живыми очередями в коридорах, сомнительные назначения и равнодушных врачей. Вторым шагом я написала письмо в РНПЦ ОМР с просьбой хотя бы предварительно показать мое обследование специалистам, чтобы я могла спланировать будущую поездку в Минск по срокам и средствам. Ответ пришел примерно такого содержания: удаленно не консультируем, берите все анализы, обследования, гистологию и стекла и приезжайте. Первое впечатление сложилось не очень хорошее, и оттолкнула почему-то именно стандартность ответа. Поскольку в тексте я описывала свою проблему, и то, что никакой операции, и биопсии еще не было, и откуда у меня могла быть гистология и стекла, не понятно. Значит, отвечал мне либо человек, совершенно далекий от предмета обращения, либо существует некий стандартизированный ответ на все обращения через сайт. Но я отбросила сомнения, подумав, не много ли я хочу, возможно, действительно есть веские причины консультировать только очно, раз уже не впервые мне настойчиво предлагают приезжать.

В итоге, мы оставили детей у друзей в Киеве, и выехали в Минск. К сожалению, по приезду мое негативное впечатление только усилилось. Коммерция в РНПЦ ОМР им. Н.Н. Александрова действительно хорошо налажена, иностранные пациенты сразу направляются в коммерческий отдел (рядом есть планово-экономический, привет, совок!). В коммерческий отдел живая очередь, предварительной записи нет. За первичную консультацию мы оплатили около 60 долларов, немного смутило, что выбрать врача не предложили и даже заверили, что это не возможно, но у нас и не было заветных фамилий на примете, поэтому доверились их выбору.

Очереди в коридорах РНПЦ ОМР действительно были длинные, я слышала, как пожилые люди жаловались на самочувствие. Правда, платным пациентам организуют прием вне очереди, и нам подождать пришлось, но не долго. Назначенный мне хирург, вскользь просмотрев мои обследования, задержался взглядом только на УЗИ, потом сообщил, что нужно пройти у УЗИ них, так как только своему доверяют, потом понадобится гастроскопия и еще какие-то анализы. Я робко спросила, а что насчет диска КТ, неужели УЗИ будет более информативным, на что получила ответ, что диски КТ у них смотрят радиологи. Мы были не против оплатить эту услугу отдельно, но остался открытым вопрос, зачем меня сначала направили к хирургу. Потом я набралась смелости спросить насчет вероятного диагноза и тактики операции, но встретилась со строгим взглядом, мол, сначала все назначенное, потом обсуждения. Но все-таки: мне вот в Киеве сказали, что… Из ответа хирурга я поняла только то, что по результатам обследований будет более понятно, если образование действительно жидкостное, то это одно, а если нет, то другое. Вы же к нам оперироваться приехали? Лапароскопия?! На поджелудочной. Если у вас в институте Шалимова делают, то пусть делают, а нам же нужно удалять все близлежащие лимфоузлы… Обсуждать перспективы сохранения селезенки на этом этапе было бессмысленно. Мы спросили только, успеем ли пройти нужные обследования и вернуться на прием в течение того же дня, доктор ответил, что он не знает, это вопрос коммерческому отделу, а у него рабочий день до 16 и от платных пациентов ему ни холодно ни жарко, не дословно, но смысл именно такой. Муж был настроен до конца пройти этот квест в Минске, но мои нервы сдали, и я хотела только бежать подальше от этого недружелюбного места.

Сейчас, по прошествии времени, могу предположить, что возможно мне просто не повезло и в Киеве и в Минске… Но есть и общий вывод, которым хочу поделиться. Даже обращаясь в самые знаменитые государственные медицинские учреждения, нужно знать фамилию врача, к которому вы стремитесь попасть. В остальных случаях, обращаясь через регистратуру или коммерческий отдел, мы играем в рулетку с собственным здоровьем, вдруг повезет. Но часто нас там уже ожидают явные или скрытые посредники или не самые сильные, но коммерчески активные врачи, и есть риск получить очень посредственное лечение в самом продвинутом НИИ хирургии при самой высокой его стоимости. А еще пройти многочисленные неприятные этапы в виде многочасового ожидания в живых очередях, терпеть равнодушие, а порой и грубость, которые почему-то являются в этих заведениях практически стандартом.

Ближе всего к моим ожиданиям по отношению к пациенту оказалась местная частная клиника…

Я делала КТ в частной клинике Одессы и из новостной газеты узнала, что недавно они начали практиковать операции на поджелудочной железе. На приеме у хирурга с удивлением отметила, что он готовился к моему визиту, так как уже был знаком с заключением КТ, но в то же время не стал брать на себя ответственность сразу обсуждать диагноз и тактику операции, а только описал историю болезни и пообещал переслать мои обследования и КТ коллегам из Национального института рака в Киеве. Их резюме я узнавала позже по телефону, и, насколько я поняла, выводы были схожими с институтом хирургии Шалимова: больше аргументов в пользу полостной операции с удалением селезенки.

После Белоруссии я уже почти смирилась с перспективой полостной операции с удалением селезенки, но без ответа оставался еще один важный вопрос, а что же после операции?

Я терзала всемирную сеть своим насущным вопросом о жизни после резекции поджелудочной железы, желательно отзывы реальных людей. Но находились только медицинские статьи, где картина была, мягко говоря, мрачноватая: …после резекции больному несколько дней дают пить только воду, потом постепенно добавляют пищу с соблюдением строгой диеты, нетрудоспособность наступает как минимум на полгода, в списке осложнений послеоперационные свищи, сахарный диабет, панкреатит, что действительно во многих случаях приводит к инвалидности, плюс пожизненные ограничения в еде и т.п. Удивительно, что и все хирурги, которым я задавала соответствующий вопрос, не могли мне ответить более-менее однозначно. И до сих пор интрига сохраняется: то ли у них не было соответствующего опыта, то ли истории пациентов не были позитивными, или меня не хотели заранее пугать или обнадеживать, сомневаясь в диагнозе. Но согласитесь, если вы много лет живете с опухолью, которая не слишком ухудшает качество жизни, а вам предлагают операцию, которая с большой вероятностью превратит вас в тяжелого инвалида, то сомнения посещают сами собой… возможно, не стоит таким экзотическим способом накладывать на себя руки, а пожить уже сколько получится относительно здоровым человеком?

И мое удивление было безграничным, когда на мое обращение ответил сам Вячеслав Иванович и написал, что нужен образ диска КТ. Спустя короткое время он сообщил предполагаемый диагноз, который впоследствии подтвердили результаты гистологии. Вячеслав Иванович просто и ясно пояснил, почему необходима операция, и хотя опухоль действительно большая, он считает возможным удалить ее лапароскопически и сохранить селезенку. Это звучало фантастически, но, забегая наперед, могу сказать, что все слова Егорова воплотились в реальность, диагноз, ход операции и даже послеоперационное состояние, все прошло именно так, как он предполагал, хотя в начале моих поисков все это казалось нереалистичным.

Мне не верилось, что нет необходимости оставлять маленьких детей и преодолевать тысячи километров и государственные границы просто ради оплаты в коммерческом отделе новой консультации и нового УЗИ, а опытный хирург нужную ему информацию может получить с диска КТ-обследования, присланного на электронную почту. Более того, по мнению Вячеслава Ивановича, не было смысла больше проходить дополнительные обследования, 100% достоверных методов дооперационной диагностики нет.

Мы все-таки поехали в Москву, я хотела убедиться, что мне это не снится, что профессор Егоров реальный человек, а не образ, умело созданный рекламистами и журналистами. И, как говорят у нас в Одессе, таки да, оказалось, что Вячеслав Иванович не только вполне реальный человек, но и потрясающе открытый в общении, немного ироничный, но очень доброжелательный, с прекрасным чувством юмора. Вячеслав Иванович еще раз посмотрел КТ-обследование и объяснил мне все, что касается диагноза и тактики хирургического вмешательства, ответил на вопросы, которых было немало. Перед спокойной уверенностью Егорова мои страх и паника отступили. Операцию запланировали на начало 2019 года после новогодних праздников.

Но мне еще предстояло убедиться, что даже на расстоянии и вне нормальных рамок рабочего времени я могу рассчитывать на помощь своего доктора в экстремальной ситуации. В самый канун Нового Года я впервые столкнулась с сильной и продолжительной болью в области поджелудочной. Местная медицина увидела на УЗИ новое образование или увеличенный лимфоузел в области головки поджелудочной железы и не исключала свободную жидкость в брюшной полости. 31 декабря я поделилась этими новостями с Вячеславом Ивановичем и он сказал срочно сделать КТ, но поскольку он некоторое время будет в дороге и не на связи, диск КТ посмотрит его коллега. Так мы познакомились с Романом Валерьевичем Петровым, которому пришлось изучать мою томографию практически под звон курантов. К счастью для меня, Роман Валерьевич не увидел кардинальных изменений по сравнению с предыдущим обследованием и тоже подтвердил, что считает возможной лапароскопическую операцию с сохранением селезенки.

Доверие к моим хирургам родилось с первой минуты заочного общения, только укрепилось при личной встрече и больше не покидало меня. Это очень помогло в преодолении страха перед операцией и прохождении первых сложных этапов послеоперационного периода. В тандеме моих хирургов я нашла действительно уникальное сочетание всех важных составляющих: выдающиеся профессиональные способности и огромный опыт, готовность идти по более сложному пути лечения, с единственным условием — без лишнего риска для пациента.

Все анализы и обследования, актуальные перед любым хирургическим вмешательством на органах ЖКТ, я проходила у себя в Одессе, что позволило минимизировать расходы и время пребывания в Москве. Фактически от дня госпитализации до дня выписки прошла всего неделя. Послеоперационных осложнений не было.

Когда я услышала от Егорова, что после операции буду практически здоровым человеком, я только улыбнулась, ну да, пошутите, и еще скажите, что строгая диета не понадобится. Но мне действительно разрешили есть все с первых дней после операции. Даже в выписке из стационара Роман Валерьевич указал, что питание обычное, согласно моим пищевым предпочтениям, с преобладанием белковой пищи, что, впрочем, можно назвать универсальным подходом к правильному питанию. Но о диете, если честно, я все-таки задумываюсь, потому что так удачно сброшенные после операции несколько килограмм благополучно вернулись на свои места.

И это действительно оказалось самым сложным уже через несколько месяцев после операции, соблюдать умеренность в еде и напитках и следовать рекомендациям относительно необходимых послеоперационных обследований. Но эту сторону вопроса Вячеслав Иванович лично контролирует, напоминая, что уже время пройти необходимые послеоперационные обследования и показать ему результаты. Хотя я искренне не понимаю, как это вообще возможно в его плотном графике. В моих московских воспоминаниях под кабинетом Вячеслава Ивановича его почти всегда ожидали пациенты, происходила какая-то бесконечная череда консилиумов, многочасовые операции, а всего за несколько месяцев после моей операции, Вячеслав Иванович успел побывать в Китае, принять участие в нескольких медицинских конференциях.

Подытоживая свой длинный рассказ, хочу сказать, что мне действительно очень повезло, ведь меня оперировал один из лучших хирургов России, которого даже успешные коллеги между собой называют звездой. И это действительно так. И все же в основе огромного доверия пациентов и уважения коллег совсем не звездный статус и не даже не известность Егорова, а потрясающая работоспособность, постоянное профессиональное совершенствование и неподдельное человеческое отношение к тем, кто обращается за помощью.

– Илья, Анатольевич, у кого чаще всего диагностируют РПЖ?

– На сегодняшний день РПЖ чаще диагностируется у женщин. Риск развития заболевания увеличивается с возрастом. Если говорить про средний возраст пациентов, то это люди старшего возраста, около 60 лет.

– Как выглядит путь пациента от момента подтверждения диагноза и до окончания лечения? Какие этапы терапии существуют?

– Мы можем говорить о двух этапах лечения, хирургическом и химиотерапевтическом. Их последовательность может меняться в зависимости от случая.

После обследования пациенту с цитологически или гистологически подтвержденным диагнозом показано выполнение операции в объеме резекции поджелудочной железы, иногда в сочетании с двенадцатиперстной кишкой, в зависимости от локализации. После этого ему показано проведение профилактической химиотерапии в течение полугода.

Иногда даже при отсутствии метастазов, но при большом размере опухоли хирург не может выполнить операцию на первом этапе из-за вовлечения в опухолевый процесс жизненно важных сосудов. Тогда пациенту проводят несколько курсов химиотерапии, иногда лучевой терапии, с последующим решением вопроса об операции.

– Отличаются ли подходы к терапии в случае, если опухоль не поддается оперативному вмешательству?

– Если опухоль не поддается оперативному вмешательству, то пациенту назначается химиотерапия. При отдаленных метастазах протокол лечения включает в себя интенсивные режимы химиотерапии, о хирургическом лечении этого пациента не может быть и речи. Химиотерапия проводится неограниченное время, пока она помогает пациенту. Если у пациента нет отдаленных метастазов, то химиотерапия проводится в течение 6 месяцев.

– Каких целей позволяет добиться терапия?

– Если речь идет о неметастатическом процессе, то цель терапии – выздоровление. К сожалению, статистика против нас, и болезнь, несмотря на радикальную операцию и адекватный объем химиотерапии, в большинстве случаев прогрессирует. Только в 20% случаев мы можем рассчитывать на отсутствие рецидива в течение 5 лет, что примерно приравнивается к выздоровлению пациента.

Если у пациента есть отдаленные метастазы, то лечение направлено на достижение стабилизации и отсутствие прогрессирования заболевания. У таких пациентов средняя продолжительность жизни в среднем не превышает одного года.

– Как изменились подходы к терапии пациента с РПЖ за последние 15–20 лет? Какие новые возможности терапии существуют?

– Подходы к терапии изменились принципиально, и мы это видим по ее результатам – увеличилась средняя продолжительность жизни наших пациентов. Если раньше мы говорили о нескольких месяцах, то сейчас можем говорить об одном годе, а многие пациенты живут более двух лет.

Долгое время до 2012 года мы имели в своем распоряжении только один эффективный противоопухолевый препарат. Сейчас же мы применяем агрессивную многокомпонентную химиотерапию, включающую в себя четыре противоопухолевых препарата, используем другие комбинации, связанные с применением современных препаратов типа нанодисперсного паклитаксела, стабилизированного альбумином. В некоторых случаях с успехом применяется иммунотерапия, хотя эта редкая ситуация для РПЖ – далеко не каждая опухоль чувствительна к ней.

Принципиально продвинулась терапия местно-распространенного РПЖ. Раньше, при отсутствии эффективных терапевтических возможностей и контроля опухолей, пациенты получали паллиативную химиотерапию на протяжении нескольких месяцев, после чего перспективы дальнейшего лечения для них не просматривались. Сейчас значительная когорта этих пациентов (от 20 до 30%) имеет шанс после проведения предоперационной терапии быть прооперированными в радикальном объеме. И у этих пациентов теоретически есть шанс выздороветь. Есть статистика по 5-летней выживаемости таких пациентов. Это значительный прорыв: болезнь, которая раньше считалась абсолютно неизлечимой, в настоящее время начинает поддаваться терапии, и с каждым годом мы видим все более высокие цифры выживаемости пациентов.

– Каков на сегодняшний день прогноз пациентов с РПЖ?

– Статистика такова, что продолжительность жизни на современных режимах химеотерапии в среднем составляет от 7 месяцев до 1 года. Она определяется не только схемой химиотерапии, но и исходной распространенностью болезни. Скажем, при метастатическом процессе и при удовлетворительном состоянии пациент может прожить один год и больше. Если пациент в тяжелом состоянии, то продолжительность жизни, конечно, ниже.

Добиться полного выздоровления пациентов с метастатическим РПЖ все еще не получается, но они уже живут дольше, и симптомы заболевания контролируются лучше, чем раньше.

Источник

Попова А.С., Покатаев И.А., Тюляндин С.А. Комбинированные режимы химиотерапии. Медицинский совет, 10.21518/2079-701X-2017-6-62-70.
Покатаев И.А., Алиева С.Б., Гладков О.А., Загайнов В.Е., Кудашкин Н.Е., Патютко Ю.И. и соавт. Практические рекомендации по лекарственному лечению рака поджелудочной железы // Злокачественные опухоли: Практические рекомендации RUSSCO #3s2, 2018 (том 8). С. 401–413.

Читайте также: