Ученые нашли как лечить рак


Протонами по опухоли: как вылечить рак за секунду

Курс лучевой терапии при раке в будущем можно будет свести к одной секунде, считают американские ученые. Новая методика быстрого и интенсивного протонного облучения позволяет воздействовать на опухоль, практически не поражая здоровые ткани. Уже скоро исследователи будут готовы опробовать ее на людях.

Курс протонной лучевой терапии в будущем вместо нескольких недель можно будет свести к секунде, считают специалисты из Пенсильванского университета. О своих разработках они рассказали в статье в журнале International Journal of Radiation Oncology, Biology, and Physics.

Лучевая терапия (радиотерапия) — это способ борьбы с опухолями, при котором используется ионизирующее излучение.

Оно воздействует на клетки опухоли, нарушая их ДНК. Деление клетки прекращается и она погибает. Чаще всего она применяется при злокачественных опухолях.

Чаще всего в радиотерапии применяется фотонная терапия. Линейный ускоритель излучает фотоны, которые пронизывают организм насквозь. Регулирование фотонных пучков позволяет образовывать в местах их пересечения зоны высокой дозы радиации, губительные для опухолей. Так как фотоны затрагивают здоровые ткани, нагрузку приходится распределять, не допуская пересечения лучей вне опухоли — иначе могут серьезно пострадать здоровые ткани. Один из способов снизить воздействие на них — объемно-модулированная дуговая терапия, при которой оборудование вращается вокруг пациента.

Протонная радиотерапия позволяет достаточно точно сфокусироваться на опухоли, не повреждая здоровые ткани.

Это особенно важно при лечении детей, когда радиотерапия может спровоцировать развитие вторичных опухолей.

FLASH-радиотерапия — разновидность лучевой терапии, при которой высокие дозы радиации доставляются в опухоль на больших скоростях. Исследования на животных показали, что такой подход позволяет свести к минимуму поражение прилежащих здоровых тканей и другие побочные эффекты.

Теперь же ученым удалось рассчитать точные дозировки излучения и протестировать их на мышах с опухолями поджелудочной железы. Как показало исследование обычная протонная терапия гораздо чаще способствовала образованию фиброза в кишечнике мышей, чем протонная FLASH-терапия.

При этом в первые сутки после воздействия разницы не наблюдалось — она становилась заметной лишь на третий день. Вероятно, фиброзные процессы связаны не с самим повреждением здоровых тканей, а с различиями в восстановлении после разных типов воздействия, считают исследователи.

Лечебный эффект при этом оказался примерно одинаковым.

В рамках исследования им удалось разработать новые протоколы, которые позволяют более точно управлять протонным пучком.

Теперь команда занята оптимизацией этих протоколов для клинических испытаний и проектированием системы FLASH-терапии для работы с людьми.

Протонное облучение предлагается в случаях, когда есть маленькая и очень четко очерченная мишень, пояснил специалист.

Таким образом, там, где процесс слишком распространенный, множественный, или не имеет четких границ даже при малом размере, на сегодняшний день применение протонной терапии совсем не оправдалось. Но, несмотря на то, что широкого применения протонная терапия в практической онкологии пока не нашла, ученые активно работают над улучшением метода и расширением его возможностей.

Пока коронавирус держит в страхе всю планету, российские ученые научились с помощью вирусов уничтожать злокачественные опухоли у онкологических больных. О перспективной технологии директор Института молекулярной биологии РАН Александр Макаров рассказал президенту Владимиру Путину время совещания по развитию генетических технологий. Этот способ лечения пока экспериментальный, он не прошел стадию клинических исследований. Среди добровольцев, которые испытывают эффективность этого метода, оказалась и Анастасия Заворотнюк.


Директор Института молекулярной биологии РАН Александр Макаров. Фото: Антон Новодережкин/ТАСС

По словам Александра Макарова у актрисы диагностирована глиобластома - злокачественная опухоль мозга. Родные Анастасии передали врачам образцы клеток ее опухоли и ученые подобрали вирусы, которые способны ее уничтожить. Однако в последний момент терапию отложили. О том, почему это произошло, и насколько эффективна новая методика, мы поговорили с член-корреспондентом РАН, профессором, главным научным сотрудником Института молекулярной биологии РАН Петром Михайловичем Чумаковым. Он заведующий лаборатории пролиферации клеток, которая разрабатывает новый метод лечения.

Не надо бояться вирусов

- Петр Михайлович, на чем основан механизм лечения онколитическими вирусами?

- Обычно люди на бытовом уровне боятся вирусов, но на самом деле большая часть вирусов не вызывает никаких болезней. А некоторые даже обладают противоопухолевым эффектом. Как это работает? Когда происходит злокачественная трансформация здоровой клетки в опухолевую, то такая клетка утрачивает природные механизмы противодействия вирусу. Это не надо путать с иммунитетом организма. Каждая клетка еще обладает собственным иммунитетом к вирусной инфекции.

- Что это такое?

- При появлении вирусной инфекции нормальная клетка начинает вырабатывать интерферон и вирусы вокруг этой клетки очень неуютно себя чувствуют и погибают. Опухолевая клетка лишена такой возможности, у нее этот защитный механизм подавлен. Поэтому вирусы очень хорошо размножаются в опухолевых клетках. Мы этим пользуемся. Если вирус не болезнетворный, то его можно с успехом использовать в терапевтических целях: когда мы доставим вирус в опухоль произойдет массированное размножение вируса и опухолевая клетка гибнет. А здоровые клетки при контакте с вирусом начинают вырабатывать интерферон и не заражаются. Кроме того, вирусы вызывают сильный ответ иммунной системы всего организма. Обычно иммунная система сама очищает организм от всего злокачественного, что там возникает. Но опухолевые клетки научились защищать себя от иммунной системы - они “выключают” белок, который “сигналит”, что клетка стала злокачественной. Возникает так называемая супрессия - подавление иммунного ответа в опухоли. А вирусы стимулируют выработку белков, которые эту супрессию снимают. В результате на опухолевые клетки наводится очень мощная реакция иммунной системы организма, которая завершает процесс онколиза - разрушения опухоли. Вот очень упрощенное описание того, что происходит.

Мы спасаем тех, от кого официальная медицина отказалась

- Какие виды рака можно лечить вирусами?

- Мы видим эффект для самых разных форм рака: это и глиобластома - опухоль мозга, и рак желудка, рак легкого, рак молочной железы, рак яичника… У нас нет официальных клинических испытаний, наши пациенты - это больные четвертой стадии, от которых официальная медицина отказалась. И эффект особенно заметен, когда нам больные поступают с прогнозом, что ему осталось жить неделю, максимум - месяц. А они живут уже по 2-3 года, у многих из них даже опухоли нет. Может быть, это ремиссия, может быть, это потом вернется. Но пока так.


Член-корреспондент РАН, профессор , главный научный сотрудник Института молекулярной биологии РАН Петр Чумаков. Фото: msu.ru

- Сколько пациентов через вас прошло - единицы, десятки, сотни?

- Несколько сотен. Мы ведь начали начали применять эту технологию всего три года назад, когда немного осмелели. Потому что до этого боялись: вдруг нас засудят. Сейчас мы страх потеряли, потому что видим, это безопасно - у метода практически нет побочных эффектов. Бывает только небольшое повышение температуры, что является положительным признаком: это говорит о том, что вирус попал в организм и он действует. Эта температура легко снимается обычными жаропонижающими препаратами, поэтому никакого вреда мы не наносим, а польза есть. И потом самая главная причина, почему мы не боимся - мы не берем за это деньги. Мы чисты в этом отношении.

- А как же пациенты о вас узнают?

- Это эффект сарафанного радио. Люди рассказывают друг другу. Мы боимся это широко заявлять, потому что у нас, естественно, ограниченные возможности, мы не можем много людей принять. А пациентов, от которых отказались врачи - огромное количество! Мы это видим даже по нашему ближнему окружению. Четвертая стадия рака - это когда никакая химия особо не действует. Обычно таких больных выписывают под наблюдение районного онколога. По сути это уже приговор.

Вакцина от рака

- Ваш директор рассказывал историю Анастасии Заворотнюк, ей тоже подбирали терапию, но в итоге не стали применять. Почему? Что не сложилось?

- Вы знаете, у них сейчас ремиссия наметилась. К нам приезжал ее муж, бывший спортсмен. Он оказался очень осторожным человеком и я его прекрасно понимаю. Он говорит: давайте подождем, ей сейчас лучше, если будет совсем плохо - тогда мы приступим. Но, по крайней мере, мы провели тестирование в культуре ее клеток и сейчас знаем, какой вирус на нее действует.


Актриса Анастасия Заворотнюк. Фото: GLOBAL LOOK PRESS

- Вирусы подбираются индивидуально под пациента?

- Да, потому что опухоли очень индивидуальны, нет двух одинаковых опухолей. Если взять двух человек с глиобластомой, то если по морфологическим признакам это будет похоже, то по молекулярным признакам это очень разные опухоли. В настоящий момент мы ищем маркеры, по которым можно у больного провести быстрый тест и сказать, к какому вирусу опухоль чувствительна, а к какому - нет. Тогда, имея большой арсенал разных терапевтических вирусов, можно направленно под каждого пациента подбирать подходящий вирус. Так вот клетки из опухоли Анастасии Заворотнюк у нас в лаборатории хорошо пошли - они размножаются и мы можем их наработать сколько угодно. Это хорошо еще и потому, что на основе этих клеток можно сделать вакцину. Мы можем взять эти клетки, заразить их вирусом, а потом ввести ей в организм, и это будет стимулировать ее противоопухолевый иммунитет. Но это в том случае, если она снова обратится. Мы никогда не рекламируем и не уговариваем больных или родственников. Люди сами должны решать - рисковать или нет.

- А что людей настораживает, если противопоказаний нет?

- Все боятся вирусов, особенно во время нынешней пандемии. Когда они слышат словосочетание “лечение вирусами”, у них появляется страх в глазах. Но мы используем вирусы, которые никогда ничего не вызывали.

- Откуда вы их берете?

- Основная наша панель - это не патогенные энтеровирусы, выделенные из кишечника здоровых детей в возрасте до трех лет. Эти вирусы обеспечивают невосприимчивость детей к более серьезным инфекциям за счет того что у них вырабатывается интерферон. Кроме того, мы делаем инженерную селекцию и создаем генно-модифицированные вирусы, которые обладают усиленными противоопухолевыми свойствами. Но это пока в ограниченном масштабе.

Настя: шанс на жизнь.Анастасии Заворотнюк предложили лечение новой разработкой российских ученых, которая помогает вернуть к жизни пациентов в терминальной стадии рака

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Онколог рассказал о способе лечения рака, которым на совещании у Путина предложили спасти Анастасию Заворотнюк

На совещании по развитию генетических технологий в РФ директор Института молекулярной биологии РАН Александр Макаров рассказал о передовой технологии лечения рака на последних, терминальных стадиях. По его словам, исследователи подбирают вирусы, которые способны разрушать клетки опухоли больного. Макаров считает, что такой метод мог бы помочь, в том числе, актрисе Анастасии Заворотнюк. Она борется с глиобластомой, злокачественным образованием в головном мозге (подробности)


В 2018 году медики в России выявляли в среднем по 47 000 новых случаев онкологических заболеваний ежемесячно — таковы данные Минздрава, с января по август обнаружено 379 351 новых случаев злокачественных опухолей.

В последние годы данный показатель стабильно рос: если в 2012 году в РФ было зафиксировано около 526 тысяч заболевших раком, то по итогам 2017 года эта цифра составила уже свыше 617 тысяч человек.

Федеральное агентство новостей обратилось в Министерство здравоохранения РФ и в ведущий профильный исследовательский центр, НМИЦ радиологии, с вопросом: когда рак в России перестанет быть непобедимой болезнью? В ответ Минздрав и ученые рассказали о передовых технологиях лечения рака в нашей стране, однако точных дат эксперты не назвали.

Дело в том, что медицина за последнее время изучила десятки тысяч разновидностей злокачественных опухолей. У каждой — своя локализация, сценарии лечения и прогнозы выживаемости — и найти рецепт или изобрести вакцину от всего сразу невозможно. Но ответы все равно получились обнадеживающими. По некоторым из видов рака доля прошедших успешное лечение и вернувшихся к обычной жизни пациентов уже сейчас составляет 99,6%.

Еще пару десятилетий назад в лечении онкологических заболеваний все было относительно просто. Врачи различали виды рака только по органам, в которых он образовался, — например, лечили рак поджелудочной железы, не вдаваясь в подробности, какой вид мутации клеток в какой части органа вызвал опухолевый процесс. Весь спектр способов терапии чаще всего сводился к двум основным: химиотерапии и операции по удалению органа или его части.

Сегодня стало намного легче запутаться: тысячи видов рака, десятки методов воздействия на неправильные клетки, вплоть до редактирования генетического кода, — плюс еще большее количество комбинаций различных технологий, персонифицированных под каждого отдельный случай.

Впрочем, показатель общего числа смертей от рака при этом пока заметно не изменился. Если в 2012 году на 100 тысяч населения России приходился 201 случай смерти от онкологических заболеваний, то в прошлом году он составил в среднем 197,7 летальных исходов на то же число россиян. Получается, что медикам все чаще удается продлевать жизнь больным на несколько лет, но доля полностью выздоровевших пациентов пока ощутимо не выросла.


Протонный ускоритель, гамма-нож и лечение светом

Специалисты не исключают, что в ближайшее время удастся изменить показатели выживаемости и смертности при онкологических заболеваниях. Ведь с учетом современных темпов развития технологий, российская медицина образца января 2018 года уже серьезно отличается даже от нынешнего положения дел.

Важнейшим событием этого года в Минздраве РФ считают открытие в Обнинске Центра высокоточной радиологии Gamma Clinic.

Кроме того, Андрей Каприн отмечает еще одно достижение специалистов на базе Медицинского радиологического центра им. А.Ф. Цыба в Обнинске: там начали применять протонный ускоритель для воздействия на раковые клетки.


Еще одним значимым событием профессор называет начало производства отечественных радиоизотопов на базе одной из разновидностей йода. За эту работу коллектив ученых из НМИЦ радиологии и Физико-энергетического института им. Лейпуновского был удостоен премии правительства РФ в области науки и техники.

Сегодня метод брахитерапии, в котором используются радиоактивные фармпрепараты, применяют на целом ряде злокачественных новообразований: предстательной железы, матки, молочной железы, печени. Впервые в России он начал использоваться и при раке поджелудочной железы.


Кроме того, по словам медика, с помощью протонного ускорителя в России все чаще лечат опухоли головного мозга, легких и молочных желез. Активно развиваются комбинированные и комплексные методы лечения с использованием методик ядерной медицины: это адронная, протонная, нейтронная, радионуклидная терапии.

Российская система здравоохранения берет на вооружение и все последние достижения мировой науки. Одним из по-настоящему прорывных направлений в этой области является таргетная терапия, в том числе с использованием иммунных препаратов.

По мнению Андрея Каприна, проблемы онкозаболеваний нужно решать, объединяя усилия нескольких разнопрофильных специалистов и структур.


Совместно с учеными ИМЕТ РАН и МГУ в НМИЦ радиологии учатся восстанавливать вырезанные вместе с опухолью части органов и тканей, заново отпечатывая на 3D-принтере трехмерные импланты нужных параметров из биоматериалов и насыщая их необходимыми препаратами для лечения и восстановления утраченных функций.

На вопрос о том, когда будет найдено универсальное оружие для победы над раком, все специалисты единогласно отвечают: это невозможно.

Впрочем, по словам представителей ведомства и самих медиков, отсутствие универсального оружия еще не означает, что враг непобедим.

К слову, упомянутая медиком программа предполагает переоснащение около ста региональных учреждений в России для помощи онкобольным, формирование сети протонных центров для развития ядерной медицины, кластеров по подготовке радиохимиков, медицинских физиков, радиофизиков, амбулаторных онкологических служб на межрайонном и межмуниципальном уровнях.

Наиболее перспективной стратегией, по мнению специалистов Минздрава РФ, станет соединение различных подходов к лечению: от таргетной терапии до радиолучевого воздействия, а также персонализация лечения — выявление наиболее эффективных методов воздействия для каждого отдельного пациента.

Если с вектором движения и даже первыми успехами на этом пути в целом уже понятно, то с ответом на вопрос, когда рак больше не будет приговором, все сложнее. Впрочем, и здесь есть ориентиры, которые Министерство здравоохранения обозначило в своем ответе ФАН.

Есть шанс, что статистика следующих пяти лет будет заметно отличаться от нынешней в лучшую сторону. С точки зрения современного развития технологий, 2019 год может ознаменоваться переходом к новой эре оказания медицинской помощи онкобольным: каждый месяц практикующие врачи, ученые, фармацевты, инновационные предприниматели всего мира делают пусть незначительный, но шаг вперед к одной общей цели — победе человечества над раком.

— Пётр Михайлович, не могли бы вы рассказать, в чём заключается суть вашего метода?

— Есть вирусы, которые могут подавлять рак. Они обладают онколитическими свойствами. И они безвредны для здоровья человека. Этот способ лечения практически не даёт побочных эффектов. Возможно только кратковременное повышение температуры, что является положительным признаком, говорящим о том, что вирус в организме прижился и оказывает реакцию. Это легко снимается обычными жаропонижающими средствами.

— Когда метод станет широко применяться в практической медицине?

— Сейчас основная наша задача — сертифицировать те препараты, которые у нас есть. Эта работа поддерживается Минздравом и Минобрнауки. У нас есть несколько грантов, по которым мы испытываем эти препараты. Мы делаем новые варианты онколитических вирусов с усиленными свойствами. Скоро должны начаться доклинические испытания в институте имени Смородинцева в Санкт-Петербурге. Мы уже передали туда препараты. Врачи говорят, что на испытания уйдёт месяцев пять-шесть. Учитывая ситуацию с коронавирусом, я думаю, что в начале 2021 года испытания могут быть закончены и тогда мы уже сможем договариваться с клиниками о проведении клинических испытаний.

— Что собой представляет препарат, который должен пройти испытания?

— Препарат — это живой вирус, который выращивается на культурах клеток. Это лекарство нового типа, которого не нужно много. Важно, чтобы он попал в организме в те клетки, которые чувствительны к нему. А дальше он сам размножается. То есть лекарство само себя воспроизводит уже в том месте, где оно нужно. Это раствор, 100 млн вирусных частиц в 1 мл. Но самая большая проблема в этом лечении — это способ доставки вируса в опухоль, в случае с глиобластомой — в мозг, в ту область, где находится опухоль.

Если препарат ввести просто внутривенно, то очень небольшая часть вируса может попасть в опухоль. В кровотоке есть неспецифические факторы, которые этот вирус быстро инактивируют. Кроме того, в мозгу есть гематоэнцефалический барьер, который препятствует попаданию туда всяких нежелательных агентов, в том числе и вирусов. Поэтому вирусу очень трудно добраться до опухоли.

— Как вы смогли решить эту проблему?

Эти клетки, как торпеды, идут в очаги воспалений, где находится опухоль. Там вирус выходит из них и начинает убивать опухолевые клетки. Этот метод мы уже отработали на нескольких пациентах. Есть хорошие примеры, когда на МРТ или КТ видно, как опухоль уменьшается и исчезает. Но это происходит не у всех.

— Почему же одни и те же вирусы не справляются с одними и теми же видами опухолей?

— Дело в том, что каждый конкретный вирус нашей панели действует только на 15—20% пациентов. Остальные оказываются к вирусу устойчивы. Однако у нас есть много разных вирусов, и мы можем подобрать свой для любого пациента. Но для этого нужно иметь живые клетки пациента.

Сейчас мы разрабатываем такие тесты, которые могут по обычной биопсии быстро показать, к какому вирусу опухоль будет чувствительна. Это очень сложная работа. Возможно, в будущем специальные клинические лаборатории будут получать от пациентов все необходимые материалы и в режиме конвейера проводить тестирование, подбирать препараты и далее — лечение.

Но сейчас к нам обращаются те, кому уже никто не может помочь. Некоторые из них лечатся у нас по полгода и более. Если идёт стабилизация и видно, что опухоль не растёт, мы делаем перерыв до тех пор, пока рост не возобновится. Но есть случаи, когда рост не возобновляется. У нас есть пациент, который живёт уже четыре года, притом что шансов у него не было. Глиобластома — это смертельное заболевание, средняя продолжительность жизни с ним — 12—15 месяцев с момента постановки диагноза.

— Прежде всего должен сказать, что пока это экспериментальное лечение. Когда Макаров доложил об этом методе на совещании у президента, мне кажется, он не рассчитывал на то, что это вызовет такой резонанс. Сейчас меня буквально атакуют письмами десятки больных с просьбой помочь.

Мне кажется, что не стоило рассказывать про Заворотнюк. Я знаю, что родные Анастасии долгое время вообще не комментировали её состояние и не хотели, чтобы в прессе поднимали этот вопрос. Сам я Анастасию ни разу не видел. Ко мне обращались её близкие с просьбой о помощи. Я сказал, что мы могли бы на первом этапе протестировать её клетки.

Дело в том, что во время операции были забраны живые клетки опухоли и переданы в один из институтов, где их удалось вывести в культуру клеток, чтобы они делились в пробирке. Мы взяли их и протестировали на чувствительность к нашим онколитическим вирусам, которые мы рассматриваем как средство лечения глиобластомы. Обнаружилось, что из 30 вирусов 7—8 вполне подходящие. И на этом этапе мы остановились, потому что муж Анастасии Пётр Чернышов сказал, что сейчас ситуация более-менее спокойная, если будет крайняя необходимость, они к нам обратятся. Это всё, что касается Заворотнюк.

Но всё это мы делали и делаем в очень ограниченном масштабе. Сейчас, когда всё выплеснулось в СМИ, мы просто не справимся с таким валом пациентов.

— Можете ли вы прокомментировать связь между ЭКО и появлением глиобластомы? Есть такие исследования?

— Как я понимаю, этот вопрос опять поднят историей Заворотнюк. В данном случае у неё было ЭКО. Но это никак не говорит о том, что есть какая-то связь. Во-первых, ЭКО не так много делают и глиобластомы — это 1% всех опухолей. Глиобластома встречается не только у женщин. Я думаю, что никакой связи нет. Ведь как может воздействовать ЭКО? Повышается уровень половых гормонов. Но тех гормонов, которые достаточно физиологичные, и так всегда есть в организме. Они просто появляются в другое время и в другой дозе. И вряд ли могут оказать влияние именно на глиальные клетки, с тем чтобы они переродились.

— В мире ведутся подобные исследования по лечению глиобластомы? Что вам известно об этом?

— Мы не первые, кто проверяет вирусы на глиобластоме. Сейчас это очень горячая тема во всём мире. И разные вирусы тестируют для лечения разной онкологии во многих странах. Я знаю один случай, который начали лечить в 1996 году вирусом болезни Ньюкасла, это птичий вирус. И больной до сих пор живёт с глиобластомой. Это опубликованные данные. И есть ещё несколько случаев лечения с помощью рекомбинантных вирусов герпеса.

В прошлом году вышла нашумевшая работа о том, что 20% больных глиобластомой могут быть вылечены вакциной рекомбинантного вируса полиомиелита.

Но нейрохирурги — люди консервативные. Они ни за что не согласятся даже в порядке эксперимента проводить такие опыты на людях. Потому что они очень сильно рискуют, если будет осложнение. Поэтому мы должны дождаться доклинических испытаний, с тем чтобы потом убедить их опробовать схему с прямым введением вируса прямо в опухоль.

— А кто и когда впервые заметил действие вируса на раковые клетки?

— Ещё в начале ХХ века учёные заметили, что опухолевые клетки особенно хорошо размножают вирусы. После инфекционных вирусных заболеваний у некоторых больных при разных видах рака наблюдались ремиссии. И уже тогда возникла мысль о том, что в будущем можно будет лечить онкобольных с помощью вирусов.

В 1950-е годы в Америке проводились эксперименты по лечению рака безнадёжных больных с помощью патогенных вирусов. Считалось, что это меньшее зло по сравнению с самим раком. И тогда были получены положительные результаты. Но поскольку многие больные умирали от инфекционных заболеваний, возник очень большой резонанс. Врачи, которые начали это делать, дискредитировали всю эту область на долгие годы. Были введены дополнительные этические правила. Само упоминание о том, что вирусом можно лечить рак, стало табу.

В 1990-е годы уже стало понятно, как устроены вирусы, структура их генома. Учёные научились вносить изменения в геном вирусов, чтобы сделать их безвредными. И тогда во всём мире начался бум разработки препаратов на основе вирусов для лечения рака. Но тут новая беда. Этому стали сопротивляться фармацевтические компании. Потому что это совершенно другой способ лечения, который подрывает базу их благосостояния.

В начале 10-х годов нашего века многие небольшие компании разрабатывали препараты, которые потом проходили какие-то клинические испытания, были показаны какие-то многообещающие свойства. Но фармацевтические компании скупали эти разработки и практически прекращали деятельность этих небольших стартапов.

— Удалось ли кому-нибудь преодолеть фармацевтическое лобби и зарегистрировать препарат?

— Сейчас в мире зарегистрировано три препарата онколитических вирусов. Один препарат разрешён к использованию в США для лечения злокачественных меланом. Ещё один рекомбинантный аденовирус — в Китае, и один энтеровирус — в Латвии. Но, в общем-то, каждый из этих препаратов находит пока очень ограниченное применение, из-за того что все они действуют только на часть пациентов.

— Пётр Михайлович, а как давно вы ведёте свои исследования?

— Всю жизнь, ещё с 1970-х годов. Мне выпало такое время, когда мы вначале практически ничего не знали о вирусах. И по мере того, как мы что-то узнавали, мы вносили какой-то вклад в эту науку и сами учились. И я начинал как раз с вирусов. Потом переключился на проблему рака — фундаментальные механизмы деления клеток: как нормальная клетка превращается в рак. А потом снова вернулся в вирусологию.

Должен сказать, что и мои родители были вирусологами, они занимались противополиомиелитной кампанией. Моя мать в 1970-е годы изучала, как у детей образуются антитела к полиомиелитной вакцине, и она обнаружила, что у многих детей не образуются антитела. Оказалось, что в кишечнике у детей в это время шла бессимптомная инфекция другого безвредного энтеровируса. И он вызывал неспецифическую защиту от вируса полиомиелита. Поэтому вакцинный полиовирус не мог индуцировать антитела у этих детей. Эти безвредные вирусы были выделены из кишечника здоровых детей. И на их основе были созданы живые энтеровирусные вакцины, которые испытывались для того, чтобы предотвращать какие-то ещё неизвестные инфекции.

И вот мы решили возобновить тот подход, который был предложен моей мамой, когда используется панель энтеровирусов. Оказалось, что те больные, которые нечувствительны к одному вирусу, могут быть чувствительны к другому. Возникла идея подбора вируса под пациента. Мы разработали целую панель собственных вирусов, которые могут также обладать усиленными свойствами. Мы продолжаем эту разработку.

— Ваши вирусы могут побеждать рак. А есть вирусы, которые вызывают развитие опухоли?

— Да. Например, рак шейки матки в 95% случаев вызывается вирусом папилломы. Сейчас уже есть даже вакцины против онкогенных папилломовирусов 16—18-го серотипа, которые применяются для девочек, чтобы не заболевали раком шейки матки. Но это самый большой пример. У большинства видов рака сейчас можно полностью исключить вирусную природу.

— Вы используете естественные вирусы или конструируете их?

— У нас разные есть вирусы. Как я говорил, первая панель была выделена из кишечника здоровых детей. Это природные непатогенные вирусы, которые, кстати говоря, хорошо защищают детей от многих вирусных инфекций. Кроме того, мы делаем синтетические и рекомбинантные вирусы, когда мы вводим определённые изменения в их состав, которые усиливают их онколитические свойства.

— На планете есть ещё места, где может быть очень много вирусов, о которых мы ещё и понятия не имеем. Например, те, что живут в океанских глубинах. Как вы считаете, если вдруг кто-то возьмётся за изучение океана именно с точки зрения вирусов, там могут найтись полезные для вас?

— Да, и сейчас это тоже очень горячая тема. Когда разработали метод секвенирования геномов, ДНК, РНК, то возник соблазн: профильтровать сточные воды, океанические воды, из прудов, морей. Уже пробурили скважину в Антарктиде к древнему озеру, чтобы посмотреть, что там, выделить оттуда биологические компоненты и секвенировать их. И оказывается, что нас окружает огромное количество вирусов, которые абсолютно безвредны. И такое впечатление, что наше исходное представление о вирусах как о чём-то вредном и вызывающем только болезни неверно. Болезнетворный вирус — скорее исключение, чем правило.

Читайте также: