Где в свердловской области лечат онкологию

Онкозаболевания занимают вторую строчку в списке причин, по которым умирают уральцы, уступая лишь заболеваниям органов кровообращения. В 2015 г., по данным Свердловскстата, от рака скончались 9502 жителя области. ПЭТ-центр, который работает в Екатеринбурге менее полугода, уже успел принять на обследование несколько тысяч человек. На официальном открытии медцентра , состоявшемся в июне, глава области подчеркнул, что региональным властям не жалко сил и ресурсов на раннюю диагностику рака.

Евгений Куйвашев, губернатор Свердловской области:

— Высокий процент выявляемости болезни на ранней стадии и эффективность лечения позволили Свердловской области по итогам 2015 г. стать одним из немногих регионов страны, где зафиксировано снижение смертности от рака. И я уверен, что, открывая сегодня ПЭТ-центр, мы сделаем еще один серьезный шаг в развитии высокотехнологичной медицины, сможем повысить качество и эффективность лечения онкобольных, вернуть и сохранить здоровье тысячам уральцев.

Однако у профессионалов, которые по роду деятельности постоянно сталкиваются с онкозаболеваниями, реакция не столь позитивна.

— Без ПЭТ лечить онкологию нормально невозможно. Эта технология на порядок более эффективна, чем простая томография. К сожалению, ПЭТ-центров в России еще очень мало. В таком крупном городе, как Екатеринбург, по идее, он должен был появиться еще лет десять назад. В зарубежных клиниках он используется рутинно для постановки диагноза.

По словам специалистов, сегодня Россия в целом и Екатеринбург в частности значительно отстают от других стран в вопросах лечения онкологии.

— При онкологических патологиях степень выживаемости обычно измеряют пятилетними периодами. То есть если пациент прожил после терапии минимум пять лет, значит можно сказать, что он пережил болезнь. В России число таких людей невелико — только 40% онкобольных проходят этот период. Тогда как, например, в Америке после лечения выживают порядка 64% пациентов, в Европе, скажем, во Франции — около 60%.

Над созданием новых методик лечения онкологии трудится не один десяток научно-исследовательских центров. Конечно, каждый день прорывные технологии не создаются. Но есть несколько методик, которые уже сегодня позволяют излечивать рак в большинстве случаев.

1. Облучение для излечения

Одна из технологий, успешно работающих уже более 10 лет, — кибернож. Он позволяет удалить опухоль безоперационным путем. В основе метода лежит радиохирургия — точечное воздействие высокой дозой облучения на конкретную зону в очень короткий промежуток времени.

Кибернож — это уже второе поколение радиохирургических установок. Первыми были гамма-ножи. Вообще создатели радиохирургии — специалисты Каролинской университетской клиники. Именно здесь впервые появился гамма-нож — еще в 1965 г. С тех пор радиохирургия продвинулась далеко вперед.

Для лечения опухолей мозга с помощью киберножа создается специальная термопластическая маска, повторяющая черты лица пациента.

Стоит отметить, что с 2011 г. кибернож работает в соседнем Челябинске. На сайте Челябинского областного клинического онкологического диспансера размещена информация о том, что этим методом здесь проводят лечение первичных и рецидивных опухолей головного и спинного мозга (астроцитомы, менингиомы, олигодендроглиомы, краниофарингиомы, шванномы, аденомы гипофиза), опухолей позвоночника, рецидивных опухолей головы и шеи, неопухолевой патологии: гемангиомы тел позвонков, артериовенозная мальформация). Но возможности применения киберножа гораздо шире.

— Установка позволяет удалить новообразование практически из любой части тела. В нашем медицинском центре из всех пациентов, проходящих лечение киберножом, 62% — это больные с раком мозга, 12% — с раком легких, 8% — с раком спинного мозга. 4% — с раком поджелудочной железы, 2% — с раком головы и шеи, 2% — с раком печени и 1% составляют больные раком предстательной железы.

Конечно, кибернож не панацея. У этой технологии есть ряд ограничений, главное — размер опухоли: она не должна превышать 6 см в диаметре. Кроме того, опухоль должна располагаться в месте, на которое можно будет воздействовать радиоблучением, не задевая других жизненно важных органов.

Следующая ступень радиохирургии на уральской земле пока недоступна. Речь идет об установке TrueBeam (от англ. true — правда, beam — луч) — это самая совершенная на сегодня система, включающая технологии радиохирургии и лучевой терапии. По данным специалистов, в лечении примерно 60% пациентов, больных раком, задействована лучевая терапия, поскольку радиация наиболее эффективно разрушает раковые клетки. При таком виде терапии важно увеличить воздействие на больные клетки, максимально при этом сохраняя здоровые ткани.

— Терапевтические возможности этой инновационной технологии значительно превосходят другие методики лучевого лечения опухолей. Эта установка позволяет контролировать и регулировать положение пациента плюс изменять интенсивность излучения, за счет этого обеспечивается точное лечение в гораздо меньшие сроки. Если говорить более простым языком, принцип TrueBeam таков, что на здоровые ткани действует меньшее облучение, а на опухоль — большие дозы.

Обычные системы лучевой терапиии облучают примерную зону опухоли, выделенную на МРТ или КТ. TrueBeam позволяет создавать трехмерную модель опухоли с точностью до 0,75 мм.

Продолжительность сеанса и общий срок лечения при использовании аппарата TrueBeam уменьшается до 50% по сравнению с другими системами лучевой терапии.

В России пока действует только одна подобная установка — в Московском центре онкологии.

3. Гениальная технология для лечения урологических новообразований

4. Обучить организм распознавать раковые клетки

Некоторые виды онкологии гораздо опаснее остальных — они стремительно развиваются, и зачастую, когда их обнаруживают, опухоль уже нельзя убрать хирургическим путем. К таким относится, например, меланома (причем это наиболее распространенный вид онкологии) и глиобластома — разновидность рака мозга (именно от этого заболевания умерли Жанна Фриске и Валерий Золотухин).

Иммунная терапия запускает процессы распознавания раковых клеток собственным организмом. Как пояснили специалисты, опухолевые клетки умеют обманывать организм: они маскируются под здоровые, поэтому иммунная система не уничтожает их как врагов. Чем более запущена болезнь, тем более нивидимыми становятся раковые клетки. Суть иммуноонкологии в том, что специальные препараты как бы маркируют опухоль, делая ее видимой для собственных защитных сил организма.

Маркус Майер, профессор, глава отделения терапевтической иммунологии Университетской клиники Каролинска:

— Иммунотерапия в целом сводится к использованию собственных иммунных клеток пациентов, которые особым образом реагируют на опухолевые клетки. К примеру, у пациентов с меланомой сначала делается забор Т-лимфоцитов из опухоли, после чего их искусственно выращивают в большом количестве, а затем реинфузируют (обратно вливают в организм). В результате до 60% пациентов отмечают значительное улучшение.

Впрочем, даже те препараты, действие которых уже изучено, для онкопациентов Екатеринбурга практически недоступны: они достаточно дорогостоящие, в аптеках и больницах города их просто нет.

5. Найти и уничтожить мутированные клетки

Таргетные препараты умеют распознавать и блокировать определенные виды белков — те, которые запускают процесс деления клеток или создания сосудов для кровоснабжения опухоли.

Ешим Йылдырым, научный сотрудник Европейской ассоциации медицинской онкологии (ESMO):

— Раковые клетки — это по сути такие же клетки организма, но с определенными мутациями. Эти мутации приводят клетки к неправильному, слишком интенсивному делению. В общих словах это можно описать так: на раковой клетке есть рецептор, который при определенных факторах крови передает сигнал в клетку — и она начинает усиленно делиться. Таргетные препараты блокируют этот самый рецептор, в результате нет сигнала — и нет деления. Опухоль не растет. Но проводить таргетную терапию следует только после исследования на наличие тех самых мутаций.

Скажем, при меланоме будет показательно наличие мутации в структуре гена BRAFF, при раке легких — в генах EGFR-ALK-EML и KRAS.

— Таргетные препараты стали прорывом в лечении многих видов рака. И сейчас появляются все новые и новые таргеты. Но в производстве такие препараты недешевы, пациентам они обходятся еще дороже. Цена курса может доходить до миллиона рублей. У нас тут есть и препараты, и врачи, знающие о них, и лаборатории, в которых можно сделать соответствующие генетические анализы. Но это дорого. Настолько дорого, что официальная медицина даже анализы такие назначает крайне редко. Ведь если выявят мутацию, ее надо соответствующим образом лечить. А какой бюджет это выдержит?

6. Революция в диагностике рака

Технологию диагностика рака CTCs (сокращенное англ. circulating tumor cells — циркулирующие опухолевые клетки ) можно назвать одной из самых новейших — впервые о ней заговорили в 2011 г. А в прошлом, 2015-м, авторитетный научный журнал The Scientist (США) включил CTCs в число топ-10 самых революционных инноваций года.

— Обычно для диагностирования рака современными методами (ПЭТ\КТ, МРТ, КТ) опухоль должна достигнуть определенных размеров (более 5 мм на снимках). А с помощью СТСs можно выявить опухоль, которая только формируется и еще не успела внедриться в другие ткани и органы. Тест CellSearch чувствителен даже к опухолям размером 0,5 мм. При этом не нужно ложиться в какие-то установки, пить специальные жидкости — пациент просто сдает небольшое количество крови (7,5 мл).

Пробирка с материалом исследуется в специальном аппарате. В тесте опухолевые клетки отделяются от нормальных, захватываются и могут быть в дальнейшем использованы для определения типа рака. Общая продолжительность исследования — 6–8 часов.

Медицинские специалисты уверены: рак исцелим . Но начинать лечение нужно как можно раньше. Все медицинские клиники в последнее время внедряют чек-апы — это комплексные программы обследования в зависимости от возраста и пола. Есть и бесплатный вариант — диспансеризация в государственных клиниках . А можно сделать это за деньги — сумма будет зависеть от выбранного набора исследования. В любом случае делать это надо: здоровье — единственная ценность человека, которая позволяет ему и работать, и наслаждаться жизнью в полной мере.

Рак является одной из основных причин смерти в мире. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), каждый пятый мужчина и каждая шестая женщина заболеют раком на каком-либо этапе жизни. В России, как следует из доклада Московского научно-исследовательского онкологического института имени П. А. Герцена, в 2017 году впервые в жизни выявлено 617 тыс. случаев злокачественных новообразований — это на 3% больше, чем в 2016 году. Смертность от рака в России находится на втором месте после смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. В Свердловском онкодиспансере на наблюдении сегодня находятся 107 тыс. человек, говорит министр здравоохранения региона Андрей Цветков.

В Екатеринбурге на первом месте заболеваемость раком легкого и колоректальным раком (17%), на втором — раком молочной железы (9%), на третьем — раком желудка (7,5%).

Вторая причина — образ жизни пациентов. По данным ВОЗ, около 30% случаев смерти от рака вызваны пятью основными факторами риска, связанными с поведением и питанием: высокий индекс массы тела, недостаточное употребление в пищу фруктов и овощей, отсутствие физической активности, употребление табака и употребление алкоголя.

В справке представители горздрава не скрывали, что причина высокой смертности в том, что заболевания первично выявляются уже в запущенных стадиях. В докладе института Герцена тоже говорится, что около 40% впервые выявленных злокачественных новообразований имеют III–IV стадию заболевания — 22,5% таких пациентов умирают в течение года.

В Свердловском минздраве тоже считают проблему ранней диагностики самой важной. По словам министра Андрея Цветкова, именно с нее чиновники начали рассматривать проблему онкологии, которая недавно стала приоритетным направлением в российском здравоохранении. В прошлом году в Свердловской области запустили пилотный проект углубленного онкологического скрининга, во время которого выяснили, что жители региона почти не проходят диспансеризацию.

— Несколько лет назад у меня заболел желудок, и я пошла к врачу. Я делала ФГС, биопсию, все, что нужно делать, в разных больницах. Десять месяцев ходила по врачам, прошла девять специалистов, но они ничего не смогли мне сказать. Ни у одного из врачей, которых я посетила, не щелкнуло, что у меня что-то может быть связано с онкологией, мне лечили язву. Но когда у человека не проходят боли после полного курса лечения от язвы… Ошибка на ошибке и ошибкой погоняет. Только один врач понял, что со мной.

Мне становилось все хуже, я теряла вес. С третьей биопсии у меня нашли раковые клетки. Я экстренно попала в областную больницу. Мне сделали операцию в областной клинической больнице, и оказалось, что у меня аденокарцинома желудка второй стадии.

В онкодиспансер я попала уже после операции в ОКБ. Потом мне пришлось сделать вторую операцию. Работой самого онкодиспансера я тоже была категорически недовольна. Мне отказали в химиотерапии, хотя врач, который меня оперировал, рекомендовал ее. В результате у меня пошли метастазы, хотя если бы мне сделали химию, возможно, этого удалось бы избежать. Врачи не сказали мне проверять определенную часть тела. Когда оказалось, что там метастазы, все развели руками.

Вы понимаете, какое у меня ощущение от их работы. Это некомпетентность врачей и абсолютное отсутствие онконастороженности в системе. Ни одного из девяти остальных врачей не насторожило мое состояние. Как врач уже потом сказал моей подруге, меня залечили. У меня есть большое желание обратиться в минздрав написал жалобу на действия врачей.

В конце апреля я закончила лечение, сейчас у меня все хорошо, следующий контроль будет в конце июля.

Меня поражает безумное количество поздней диагностики. Это просто страшно. Люди ходят-ходят, им все время говорят, что это не [рак]. Наверное, процентов 90 из 100, к сожалению. Поэтому на открытии центра я высказала пожелание товарищам из минздрава, что нужна онконастороженность. Лучше сразу думать о плохом, чем этот тотальный пофигизм.

Основное место лечения онкологии в Свердловской области — Свердловский онкологический диспансер, основной корпус которого находится в Екатеринбурге на Широкой Речке. Центр был открыт при губернаторе Эдуарде Росселе, которого руководство больницы до сих пор вспоминает с любовью. Сегодня этот центр считается одним из лучших в России, в нем проводят процедуры, которые почти нигде в стране еще не делают.

Но пациенты, с которыми пообщался корреспондент Znak.com, часто рассказывают о работе онкодиспансера другое. Они говорят об очередях в поликлинике, о сложности попасть на прием к нужному специалисту. Среди пациентов ходят байки о том, что кто-то из пациентов умер, пока ждал в очереди на прием.

В день через онкодиспансер проходит примерно по 2,5 тыс. человек. Поликлиника в смену должна принимать примерно 480 человек, но принимает по 1000–1100, потому что работает в две смены, что стало возможно после реконструкции. Штат онкодиспансера постоянно растет, потому что растет число пациентов. Изнашивается и оборудование, многое из которого было установлено еще при открытии в 2000 году.

Прямо при журналистах в отдельно стоящем Центре ядерной медицины устанавливали новый позитронно-эмиссионный томограф (ПЭТ), который работает на радиоактивных изотопах. С его помощью можно найти у человека опухоль размером от 0,5 сантиметра, а также обнаружить опухоли там, где врачи и не подозревали их наличие: например, предполагали рак гортани, а находят опухоль еще и в кишечнике.

— У меня рак легких четвертой степени. В августе прошлого года я лег в больницу Екатеринбурга с подозрением на диабет, и у меня нашли опухоль в левой почке. Почку удалили в сентябре, но метастазы уже были в легких.

О диагностике в Нижнесергинском районе Свердловской области говорить глупо, ее нет никакой. Буквально вчера я спрашивал заведующего поликлиники Михайловска, есть ли у нас в районе онколог. Он есть, но у него дипломная специализация — хирург. Просто чтобы единица не пустовала и чтобы заодно улучшить штатное расписание, они берут более-менее подходящего специалиста и устраивают.

Пока я был здоров, я относился к людям с онкологическими заболеваниями, мягко говоря, с опаской, настороженностью. В России есть мнение, что это человек практически приговоренный. И мне кажется, так и есть. Сейчас, когда я сам оказался в этом состоянии, мне как больному хочется, чтобы на приеме у врача сказали что-то ободряющее. Я не был ни разу у психолога, никто мне не предлагал к нему сходить.

В диспансере как-то все глупо сделано. На первый прием я пришел уже с диагнозом из областной больницы № 1. Меня записали на прием к онкологу. Он тупо посмотрел диагноз из областной, назначил анализы и отправил на дневной стационар. Он не говорит о каких-то перспективах, о том, что меня ждет. Все на уровне конвейера: зашел — вышел. Я прихожу туда просто для отметки.

В моем случае никакого прогресса нет, только ухудшение. Раз в две недели я езжу на химиотерапию. Я не очень понимаю, что это за процедура, если честно. Я приезжаю в 8 утра, сдаю анализ крови и жду до 11 часов. Потом жду, когда меня крикнут на прием к врачу. Лечащий врач мне говорит ждать до 13:00, пока поднимут препараты из аптеки. Шесть-семь часов я так провожу.

Врачи не успевают физически, больные сидят в очереди, для меня это выглядит тяжело, тем более что я в этом участвую. Толпа сидит часами, у всех свои проблемы, им некуда деваться, они сидят и ждут, как овцы на закланье. Я общаюсь с врачами дневного отделения, девчонки работают на износ, сестры особенно, им присесть некогда. Сам процесс — от сдачи анализа до приема — не отработан, не упорядочен, я считаю, что это проблема руководства больницы.

Год назад, в апреле 2018-го в Свердловском онкодиспансере произошла смена власти — новым руководителем организации стал главный онколог Тюменской области Владимир Елишев. Вячеслав Шаманский, который руководил онкодиспансером много лет, остался в учреждении в должности заместителя главврача по организационно-методической работе.

Новый главный врач начал проводить в онкодиспансере административную реформу — упразднил некоторые отделения больницы, расширил отделы, связанные с хозяйственным управлением. Эти изменения вызвали недовольство части коллектива.

В марте в СМИ стали появляться анонимные обращения сотрудников с жалобами на нового главного врача и нововведения в диспансере.

Авторы писем не раскрывают своих имен и не ставят подписей под ним, боясь быть уволенными. Одно из таких писем есть в распоряжении Znak.com, редакции известно имя сотрудника, написавшего его, но он тоже пожелал остаться анонимным.

Последняя проблема, по мнению автора письма, — частые заграничные командировки некоторых сотрудников, оплачиваемые из бюджета.

Вопрос об увольнениях сотрудников из онкодиспансера главный врач комментировать отказался.

— Я акушер-гинеколог, сама врач и пациент в одном лице. Я заболела раком молочной железы почти 22 года назад, можно сказать, что одну треть своей жизни я борюсь с онкологическим заболеванием. Я перенесла пять операций, два раза меня облучали, восемь курсов химиотерапии. Через год после того, как у меня нашли рак молочной железы, у меня обнаружили метастазы в костях — это сразу четвертая стадия.

С лечением я немного опоздала, мне сначала сказали, что у меня киста. Когда я начала лечиться, было очень сложно. У меня было очень тяжелое заболевание для рака молочной железы. Опухоль была маленькая, но очень злокачественная. Я консультировалась в нескольких странах, отправляла документы в Англию, ездила в Израиль, Турцию, чтобы понять, какая терапия есть, какие методы лечения.

В онкоцентре меня уже знают, как родственницу, я туда прихожу, как к себе домой. Сейчас при метастазах в костях я делаю капельницы. Причем до сих пор лечусь советскими препаратами, они меня держат уже 22 года.

У меня был приятель с раком желудка, очень обеспеченный человек, который поехал в Тибет лечиться. Он просто боялся операции. Я его уговорила, он прооперировался, уволился, и он жил еще восемь лет и умер в 78 лет от тромбоэмболии, то есть его желудок все выдержал.

Есть категории людей, которые параллельно с врачом начинают лечиться нетрадиционно. Был известный спортсмен с раком желудка, мог поехать к врачам в любую страну миру. Но нет, он на Вторчермете пошел к какому-то шарлатану дяде Мише, который черт знает чем лечил. Полиция сделать ничего не могла, потому что заявления никто не приносил. В итоге он умер.

Сейчас в онкоцентре какое-то брожение. Меня расстраивает, что между онкодиспансером, нашими пациентами и нашим центром нет мостика, который был раньше. Поменялся заведующий поликлиникой, он не онколог. Он меня никогда в жизни не видел, я ему позвонила, представилась, предложила поговорить, попросила консультацию по снимкам КТ. Он мне ответил, что не собирается ничего делать и у него нет времени на нас. Главный врач уже начал с нами контактировать, он понял, что такое общественная организация.

Ситуация с препаратами вскрыла еще одну проблему — пациенты жалуются, что им не оказывается должная психологическая поддержка. Заместитель главного врача Вячеслав Шаманский сказал Znak.com, что в учреждении работают психологи, но большая часть пациентов, с которыми мы общались во время подготовки этого материала, говорят, что им профессиональная психологическая помощь не предлагалась (подробно об этом рассказывается в личных историях пациентов).

По словам Аристовой, помочь вернуться к нормальной жизни онкопациенту могут три простые вещи: правильное питание, посильная физическая нагрузка и психологический настрой, но в России, к сожалению, ни официальная медицина, ни службы соцпомощи ни одному из этих трех направлений внимания не уделяют.

1 марта 2018 года пришли результаты гистологии, и с того дня жизнь раскололась на до и после. Для меня это был удар. Для меня, как человека с активной жизненной позицией, для бизнес-леди, это было все равно что на полном скаку врезаться в бетонную стену. Это было страшно. Я растерялась. Мой привычный мир рухнул. Я прошла все пять стадий горевания, по мне можно учебник писать. Я выходила из них с психологами, психотерапевтами.

У меня сейчас вторая стадия рака, поймали в самом начале. Спустя месяц после операции мне провели сложный курс иммунотерапии. Я ходила туда в понедельник, среду и пятницу — как на работу. Но лечение, к сожалению, оказалось неэффективным, были сильные побочные эффекты. Его отменили, чтобы сохранить мне жизнь.

Предполагаемая причина возникновения меланомы у меня — загар и солярий.

По показаниям я никогда не попадала под скрининг. Но я настолько любила солнце, настолько любила лето, сейчас я скучаю по этому ощущению. К сожалению, солнце меня обидело.

Психотерапевт был первым человеком, которого я услышала, потому что до этого я все отрицала, правда мне была не нужна. Я искала слабого человека, который бы сказал мне, что у меня нет никакого рака. Я все время спрашивала, почему не болит. А хирург ответил, что рак не болит. Болит потом уже, когда запущенная стадия. Я обращалась и к Богу, думала, что если я буду исполнять все заповеди, то он меня простит. Мои знакомые стали спекулировать на моем состоянии, говорили, что меня Бог наказал раком за то, что я вела неправедную жизнь. Мне было нечего ответить, потому что у меня рак, а у них нет.

Работа врачей в онкодиспансере — на высоте. Всем же нам хотелось чуточку внимания, с нами было сложно общаться. От младшего медицинского персонала до заведующих отделениями — чуткие, внимательные, удивительные, отзывчивые люди. Мне казалось, что столь человечными быть невозможно, на всех сердца не хватит.

В России резко и сильно ухудшилась ситуация с онкологическими заболеваниями. Согласно отчету Министерства здравоохранения России, 2017 год стал рекордным за последние 23 года по количеству впервые выявленных злокачественных опухолей.

Кривая впервые поставленных онкологами диагнозов растет с каждым годом. Смертность от рака, после недолгой паузы 2008–2016 годов, вновь начала увеличиваться.

Наиболее распространенными остаются новообразования в легких, бронхах и трахеях (42,3 случая на 100 тыс.), на втором месте — рак желудка (25,4), на третьем — рак прямой кишки (20,4). У женщин в первую очередь это опухоли в молочной железе (89,6 на 100 тыс. женщин) и рак шейки матки (22,3).

Свердловская область — один из лидеров по количеству жителей, у которых в 2017 году впервые диагностировали рак. Хуже ситуация только в Москве, Подмосковье, Краснодарском крае и Санкт-Петербурге. Причем на Среднем Урале количество новых онкобольных резко выросло по сравнению с 2016 годом.

Пять регионов-лидеров по количеству новых случаев в 2017 году:

• Москва — 47 908 новых диагнозов
• Московская область — 27 513 новых диагнозов
• Краснодарский край — 26 390 новых диагнозов
• Санкт-Петербург — 26 276 новых диагнозов
• Свердловская область — 18 639 новых диагнозов

Что касается детской заболеваемости раком, то первая четверка лидеров неизменна, а вот на пятом месте находится Татарстан. Свердловская область — на 9-м. В 2017 году врачи нашли злокачественные новообразования у 121 юного уральца.

Женщины в России чаще страдают от злокачественных новообразований. Во всяком случае, их выявляют чаще, чем у мужчин. Некоторые виды рака более характерны для того или иного пола. Например, опухоль губы или полости рта у мужчин встречается в два раза чаще, чем у женщин. А меланому, наоборот, намного чаще диагностируют у слабого пола.

Соотношение разных видов злокачественных новообразований у мужчин и женщин. Количество впервые диагностированных опухолей в 2017 году

Смертность от рака в России также существенно выросла за последние годы. Начиная с 2011 года, число умерших онкобольных сокращалось, но в 2017 году вновь произошел скачок: скончались 247,7 тыс. человек, стоявших на учете в онкодиспансерах, и еще 26,5 тыс. тех, кто не наблюдался у врачей.

В Свердловской области, помимо большого количества онкобольных, высокий процент смертности от рака в первый год после выявления заболевания — 23,6%. Выше, чем общероссийский показатель в 22,5%.

Вероятно, это связано с тем, что зачастую пациенты поздно обращаются к врачам, либо в неточности диагностики. Так, по данным Минздрава, среди впервые выявленных злокачественных образований в 2017 году I стадию имели 31,5%, II стадию — 24,5%, III стадию — 16,9, IV стадию — 24,4%, стадия не установлена – 2,7%. То есть практически четверть всех онкобольных обречены. Между тем на ранней стадии онкологическое заболевание можно вылечить. Но чем более запущена болезнь, тем сложнее спасти человеку жизнь. Выявить рак можно только при регулярном обследовании. Поскольку боль — как явный симптом — симптом запущенной опухоли.