Я censored покрыла лаком и давала только раком

Сказка про Красную Шапочку

Утром мама будит дочь:
– Что, опять еблась всю ночь?
Ну, вставай, паскуда, быстро,
Браги наливай в канистру,
Возьми пару сухарей,
Бабке отнеси скорей.
Курва, ведь с утра звонила,
Чтоб ее опохмелила.
Шапку красную надень,
Да подмой свою пиз…ень,
От нее такая вонь,
Аж подох соседский конь.
По дороге не сношайся,
Поскорее возвращайся,
Дома дел невпроворот…
Шапка думает: "х…й в рот,
По дороге подъебусь,
Да попозже возвращусь"
К зеркалу она подходит,
Губы мажет, бровь подводит,
Про пиз…у свою забыла,
Так ее и не подмыла.
Шапку красную надела
И, как птичка, полетела…
"Что же это за х…ня,
Мухи вьются вкруг меня?
От пиз…ы, наверно, пахнет.
Бабушка нюхнет да ахнет,
Скажет – Что же ты, кобыла,
Столько дней пиз…у не мыла. "
Дай-ка, – думает, пойду,
В речке вымою пиз…у…
Вот, подмылась, поссала,
Сразу рыба вся всплыла.
Раки тоже отравились,
С этим светом распростились…
Благо нету рыбнадзора,
Ох, не миновать позора,
Если б вдруг увидел кто,
Но, надев свое пальто,
Быстро удалилась прочь –
Убежала, сучья дочь…
Вдруг навстречу серый волк,
Этот знает в ебле толк.
– Здравствуй, Шапка, добрый день,
Дай помацать за пиз. ень.
Вот что я тебе скажу,
Дай-ка в сраку засажу!
– Слушай, еб…ый козел,
Ты бы на х…й не пошел?
В сраку, что ль, еб…ь горазд?
В сраку тебе бабка даст!
Мне-то надо не туда,
Больно чешется пиз…а.
– Ну, так что же, повертайся,
Да пониже нагибайся.
Так заеду, если хошь,
Голову не повернешь!"
– Помолчал бы уж пока,
Ведь не как у ишака,
У того – вот это да!
Аж по швам трещит пиз…а!!
Но и твой стручок хорош,
Браги дам, коль проебешь…
– Эх, бражчонка хороша,
Ух, не выдержит душа,
Ну, плесни еще полкружки…
Может, принести подушку?
– Может ляжешь спать, шакал?
А еб…ь кто обещал?
– У тебя пиз…а, красотка,
Как солдатская пилотка
Полстапятого размера,
Все равно, давай, холера.
Я б за брагу и ежу
Засадил, для куражу…
Посмотреть на поебушки
Собралися все зверушки.
Шапка, выслушав советы,
Все закончила минетом…
– Ну, Шапчонка, молодец,
А теперь уж, под венец,
Бражки лей, не жаль тебе?
– А вот х…м по губе!
С чем я к бабке-то приду,
Показать свою пиз…у?"
– Ладно, погоди, шалава,
Ты – налево, я – направо, –
Так подумал серый волк.
Нахуя мне этот торг?
Я таких в гробу видал!
Бзднул, и быстро убежал.
Шапка по лесу идет,
Песни весело поет.
И не взять ей, дуре в толк,
Что задумал серый волк…
Тот в избушку залетел,
Бабку с потрохами съел.
Не жевал, а проглотил,
Словно нильский крокодил.
Ведь ее не прожевать, –
Старая, еб…на мать!
Лишь накинул одеяло,
Слышит – Шапка завизжала:
– Эй, хромая кочерга,
Открывай-ка ворота.
Так трещит моя башка,
Пережрала я лишка!
– Дерни, Шапка, за веревку,
Как за х…й соседа Левку.
Дверь открылась, заскрипела,
Шапка чуть не охуела:
– Слушай, старая карга,
Ты черней чем кочерга,
Нахуя такие уши?
– Чтоб блатные песни слушать!
– Ну, а на х…й такой рот?
– Что б торчал там вещий плод.
– Отчего такой живот?
– Забеременела, вот!
Тут охотники с гулянки,
С охуительнейшей пьянки,
Возвращалися домой…
К бабке забрели гурьбой:
– Здравствуй, Шапка, где бабуля?
– Вон лежит, а вам-то хули?
Хватит вам ее еб…ь!
Собралась опять рожать!
– Да ты, Шапка, посмотри,
Кто лежит, глаза протри!
Волк ни жив, ни мертв лежит
Обосрался и дрожит.
Тут охотник подбежал,
Острый вытащил кинжал,
Волку жопу раздербанил,
Бабке нос чуть-чуть поранил…
Все, конечно, ужаснулись,
– Как ты там не задохнулась?
– В жопу высунула нос,
Прямо серому под хвост!
По концовке все пожрали,
Шапку хором отъебали,
Бражки выпили по кружке,
И покинули старушку…
А теперь судите сами,
Можно ли дружить с волками.

О курочке рябе

Жили – были дед и баба…
Скромный дом в три этажа,
Джип имели, два "Сааб"(а)
И "Порше" для куража.
Баба солнечные ванны
Принимает у реки,
Баксами набив карманы,
Посещает бутики!
Дед поднялся с перестройки,
Прикупив себе завод.
От Версаче ходит в тройке:
Только основной доход.…
Обеспечили несушке
Все достатки в гараже.
Под шумок несла, как сучка,
Только яйца Фаберже!
Так бы сказка и увяла –
Всё! Идиллия и тишь!
Но про яйца те узнала
Как-то отморозок – мышь!
Хвост, накаченный в спортзале,
Лапы тигра, глаз орла…
Мощные резцы в оскале,
Вот такие, бля, дела!
Обнулив амбар соседа –
Дед не знал, где в жизни дно…
Мышь наехала на деда:
"С двух яиц – отдашь одно!"
Дед пожаловался крыше:
"Эй, братва, в натуре, слышь?
Я плачу, а вы потише!
Просто завалите мышь!"
Крыша забивает стрелку….
Мышь, подсев на беспредел,
Начинает перестрелку –
Голливуд бы обалдел!
Результат – шальная пуля –
Плачет баба, плачет дед…
Был доход, а нынче дуля!
Куры "Рябы" больше нет.
Но мораль не в перестрелке
И понять ее не всем.
Вся х…ня лишь в переделке,
В кою влез с похмелья дед.
Ну, а курочка – рябуха
Строчит яйца напролет…
Не ищите яйца в клетке –
Вряд кому здесь повезет.
И о золоте ни слова –
Эти яйца не для всех.
Может и кому-то ново
Яйца жарить на обед.
Плачет жалкая старуха,
Воет спьяну жалкий дед…
Ну, а курочка кудахчет,
Яйца посылая вслед.
Я о сказке в этой в шоке,
Что за дикая х…ня!
Где вы видели, чтоб куры
Яйца гнали б золотя?
Дед и баба в недоумках –
Диву эту берегут.
Жрать им нечего придуркам,
А они всю яйца ждут.
Сказка очень коротенька….
Вся х…ня лежит лишь в том –
Дед с похмелья, мышь – злодейка,
Бабка как бы при своем.

Три девицы

Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
Говорит одна девица:
– Кабы я была царица,
До пьяна бы напилась,
До рассвета бы еблась….
– Кабы я была царица, –
Молвит средняя девица,
– Я б пиз…у покрыла лаком
И давала только раком.
– Кабы я была царица, –
Третья молвила девица,
– Никому б я не давала,
На пиз…у печать наклала…
Умерла бы королевой
Иль достойной старой девой.
Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрипела
И в светлицу входит царь
Стороны той государь.
Речь последняя ему
Полюбилась самому.
– Здравствуй милая девица,
Говорит он: Будь царицей!
Целку я давно искал –
Ты и есть мой идеал.
Царь недолго восхищался –
Живо в горницу забрался:
Догола ее раздел
И сам тут же охуел.
Государь – мужчина скромный:
У него и х… огромный.
Яйца бьются о колено
Х… огромный, как полено.
Вот с такой своей х…ней
Он собрался на постой.
А она, как закричит,
Замечая, как торчит:
– Не хочу я быть царицей,
Лучше быть всегда девицей.
Если х… ты свой воткнешь,
То насквозь меня проткнешь!
Отвечает царь ей: Врешь!
Ты от х…я не умрешь.
Захотела быть царицей,
Так терпи моя девица!
Царь, конечно, удивился –
Х…й, как в бочку провалился.
Доставать его не стал –
Сам туда чуть не упал.
А она под ним хохочет,
За мудя его щекочет:
– Я давно уже ебусь
И не раз уже скребусь.
Что, в диковинку тебе?
Или х…й не по пиз…е?
Ты мой милый не скули,
Влез на бабу, так еби…
Царь, конечно, испугался –
На грудях у ней скончался.
И она уже в столице
Стала тут же царь – девицей.
Говорит – моя взяла,
Всех сестер я объебла!

Из песенного сборника

У Эсса издана одна интересная книжица под названием "Только для звезд". В нее вошло около полусотни песенных текстов. Книжка была выпущена в Англии в 2006 году очень ограниченным тиражом (1000 экз.) Буквально через год одно из английских издательств запросило разрешение у Парижского книжного Дома, которое является правообладателем этого сборника, на увеличение тиража. Дело в том, что эту книжку даже не выставляли в продажу на английском книжном рынке. Она разошлась среди музыкантов и исполнителей мгновенно. В настоящее время более трех десятков произведений Эсса превращены исполнителями в популярные песни, которые исполняют не только во Франции и Англии, но и в других странах мира.

В сборнике стихов представлены некоторые из них.

Вспомни меня
Муз. Ricky King "Tum Balalaika"

Листья кружатся над головой,
Ветер разносит тоску и покой.
Вспомни меня и те года,
Где мы с тобой были тогда.
Когда впервые увидел тебя,
И полюбились твои мне глаза.
Годы летят, как журавли
И вновь поют песни свои.
Я оглянулся однажды назад
И, вдруг, увидел судьбы звездопад.
Ты со мной рядом, ты со мной здесь
И мне тех звезд в жизни ни счесть.
Ну, а часы отбывают свой ритм
И на земле вновь меняется вид.
Вот и опять эта весна:
В ней где-то ты, в ней где-то я.
Листья кружатся, падая вниз.
В жизни так много бывает каприз.
Радостной встреча будет всегда
Хоть через век, хоть через два.
Слезы утри и печаль отгони
Если не так, то меня ты прости.
Все, что я смог – в жизни сберег –
Этому станет свидетелем Бог.

Однажды холодной студеной зимою
Лошадка пипиской примерзла к забору,
Она и лягалась она и брыкалась
Лошадка ушла, а пиписька осталась.

Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу.
Выбили все зубы сразу, больно врезали по глазу.
Вырвали кишечник, бронхи. …стал он маленький и тонкий.
Все равно его не брошу. Потому, что он хороший.

Я держу тебя под душем,
Ты визжишь, приятно слушать.
Hервы режет - словно ток.
Да, не любишь кипяток!
Дьяволица Ел 06 июн 15:01
Наша таня, типа, плачет –
Уронила, типа, мячик.
Нет бы ей прикинуть, дуре –
Не утонет он, в натуре.

Убежало одеяло, улетела простыня.
И подушка, как лягушка, убежала от меня.
Я за свечку - она в печку, я за книгу - та бежать:
Больше анашу такую, я не буду покупать.
Дьяволица Ел 06 июн 15:01
На лице любимой промелькнула тень.
И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий.
Последнее, что помню я в тот день,
Был черный диск чугунной сковородки.

Если enter западает на чужой клавиатуре,
Ты облей её кефиром, а потом помой под душем,
Посильнее вдарь ей ломом, стукни пару раз об стенку,
Со стола швырни-ка на пол, походи по ней ногами.
На чужих клавиатурах
Это очень помогает.

В страшной и темной чаще лесной
Грязный, оборванный, злой, утомленный
Бродит, обросший густой бородой,
Мальчик, забытый экскурсией школьной.
Дьяволица Ел 06 июн 15:03
Бьет копытом, землю роет,
Молодой сперматозоид.

Из жевательной резинки –
Килограммов из пяти –
Можно вылепить ботинки
Для последнего пути.

Ты меня на рассвете разбудишь,
По зубам непременно получишь.
Я тебя отучу от привычки
В воскресенье будить на рассвете!
Дьяволица Ел 06 июн 15:05
Что не спиться мой дружочек,
Подрочи и ляг на бочек. new
Дьяволица Ел 06 июн 15:05
Не стесняйтесь девки секса
Х*й во рту вкуснее кекса. new
Дьяволица Ел 06 июн 15:06
Е*ал я эти щи,
Хоть х*й в них полощи. new
Дьяволица Ел 06 июн 15:08
Бабка любит чай горячий,
Внучка любит х*й стоячий
Дьяволица Ел 06 июн 15:08
У женщин жизнь бывает двух видов: "х*ёвая" и "ни в пи*ду
Дьяволица Ел 06 июн 15:10
Если сунуть х*ем в клей,
то получим "Милки Уэй"

Дро*и всегда, дро*и везде,
Дро*и на суше и в воде.

Особи женского пола делятся на - девушек - женщин - старух.
Девушки делятся на - уже девушка - ещё девушка - девушка с ребёнком.
Женщины делятся на - дам - не дам - дам не вам.
А старухи не делятся - они разлагаются!

Чем сосать солёный клитор,
Лучше выпить водки литр.

Работа нам пох*й, нам труд не товарищ,
Да здравствует хлюпанье влажных влагалищ!

Ты пришла, у двери села,
Клипсу нервно теребя:
"Что-то я еще хотела.
Черт возьми. Ах да! Тебя!"

Мужик с утра встает побрился на всякий случай,
Поодеколонился на всякий случай и.
Жо*у вазелином смазал -
Случаи бывают разные

Была зима, мужик бежал,
И не было его ретивей!
Он посинел и весь дрожал,
Ведь был В ОДНОМ ПРЕЗЕРВАТИВЕ.

Ссыте девки в потолок,
Я гормошку приволок.

Что ты ходишь - не заходишь,
А заходишь - не садишься,
А садишься не ложишься,
А ложишься - не даешь.
А даёшь, встаешь, уходишь.
Что ты ходишь - не заходишь.

Без тебя я чахну,
Без тебя я сохну,
Если счас на тра*ну,
То наверно сдохну.

В поезде пили всю ночь.

Десять человек москвичей — два плацкартных купе.

Толстомордый гад заломил за бутылку четвертной.

Матюгаясь, скинулись до сотки, взяли четыре. Все равно деньгам пропадать.

Закусывали подаренными бабками яблоками. Домашние припасы мы сожрали или обменяли на водку еще в Москве, на Угрешке.

Лейтенант дремал в соседнем купе.

К нам он не лез, лишь попросил доехать без приключений. Выпил предложенные сто грамм и ушел.

Нам он начинал даже нравится.

Вагон — старый, грязный и весь какой-то раздолбаный. Тусклая лампа у туалета.

Я пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь за окном, но сколько ни вглядываюсь — темень одна. Туда, в эту темень, уносится моя прежняя жизнь. Оттуда же, в сполохах встечных поездов, надвигается новая.

Сережа Патрушев передает мне стакан. Сам он не пьет, домашний совсем паренек. Уже заскучал по маме и бабушке.

— Тебе хорошо, — говорит мне. — У тебя хоть батя успел на вокзал заскочить, повидаться. Я ведь своим тоже с Угрешки позвонил, и поезда номер, и время сказал. Да не успели они, видать: А хотелось бы — в последний раз повидаться.

— На войну что ли собрался. На присягу приедут, повидаешься. Последний раз: Скажешь, тоже:

Водка теплая, прыгает в горле. Закуски совсем не осталось.

Рассвело рано и потянулись за окном серые домики и нескончаемые бетонные заборы.

Зашевелились пассажиры, у туалета — толчея. Заглянул Цейс:

— Все живы? Отлично.

Поезд едва тащится.

Приперся проводник, начал орать и тыкать пальцем в газету, которой мы прикрыли блевотину Цаплина. Ушлый, гад, такого не проведешь.

Чурюкин посылает проводника так длинно и далеко, что тот действительно уходит.

Состав лязгает, дергается, снова лязгает и вдруг замирает.

С Московского вокзала лейтенант Цейс отзвонился в часть.

Озирались в метро, сравнивая с нашим.

Ленинградцы, уткнувшись в газеты и книжки, ехали по своим делам.

Мы ехали на два года.

Охранять их покой и сон.

В Девяткино слегка оживились — Серега Цаплин раздобыл где-то пива. По полбутылки на человека.

Лейтенант курил в сторонке, делая вид, что не видит.

Лучи июньского солнца гладили наши лохматые пока головы.

Напускная удаль еще бродила в пьяных мозгах, но уже уползала из сердца. Повисали тяжкие паузы.

Неприятным холодом ныло за грудиной. Было впечатление, что сожрал пачку валидола.

Хорохорился лишь Криницын — коренастый и круглолицый паренек, чем-то смахивавший на филина.

— Москвичей нигде не любят! — авторитетно заявил Криницын.

— Все зачморить их пытаются. Мне пацаны служившие говорили — надо вместе всем держаться. Ну, типа мушкетеров, короче: Кого тронули — не бздеть, всем подниматься! В обиду не давать себя! Как поставишь себя с первого раза, пацаны говорили, так и будешь потом жить…

До Токсово добирались электричкой.

Нервно смеялись, с каждым километром все меньше и меньше.

Курили в тамбуре до одурения. Пить уже никому не хотелось.

Там, на маленьком пустом вокзальчике, проторчали до вечера, ожидая партию из Клина и Подмосковья.

Не темнело непривычно долго — догорали белые ночи.

Под присмотром унтерштурмфюрера Цейса пили пиво в грязном буфете. Сдували пену на бетонный пол. Курили, как заведенные.

Сгребали последнюю мелочь. Чурюкин набрался наглости и попросил у Цейса червонец.

Тот нахмурился, подумал о чем-то и одолжил двадцатку.

Ближе к темноте к нам присоединились две галдящие оравы — прибыли, наконец, подмосковные и клинчане.

Пьяные в сиську. Некоторые уже бритые под ноль. С наколками на руках. Урки урками.

Два не совсем трезвых старлея пожали руку нашему немцу.

Урки оказались выпускниками фрязинского профтехучилища. Знали друг друга не первый год. Держались уверенно.

Верховодил ими некто Ситников — лобастый, курносый пацан с фигурой тяжеловеса. В каждой руке он держал по бутылке портвейна, отпивая поочередно то из одной, то из другой.

Ожидая автобус из части, мы быстро перезнакомились и скорешились.

Кто-то торопливо допивал водку прямо из горла.

Кто-то тяжко, в надрыв, блевал.

Измученные ожиданием, встретили прибывший наконец автобус радостными воплями.

Лейтехи ехали спереди. Переговаривались о чем-то с водилой — белобрысым ефрейтором. Тот скалил зубы и стрелял у них сигареты.

По обеим сторонам дороги темнели то ли сосны, то ли ели.

Изредка виднелись убогие домики. Мелькали диковинные названия — Гарболово, Васкелово, Лехтуси…

Лучами фар автобус упирается в решетчатые ворота со звездами.

Из двери КПП выныривает чья-то тень.

В автобус втискивается огромный звероподобный солдат со штык-ножом на ремне. Осклабился, покивал молча, вылез и пошел открывать ворота.

Все как-то приуныли.

Несколько минут нас везут по какой-то темной и узкой дороге. Водила резко выворачивает вдруг руль и ударяет по тормозам. Автобус идет юзом. Мы валимся на пол и друг на друга. Лейтенанты ржут и матерят водилу.

— Дембельский подарок! — кричит ефрейтор и открывает двери. — Добро пожаловать в карантин! Духи, вешайтесь! На выход!

Вот она — казарма. Темная, будто нежилая. Лишь где-то наверху слабо освещено несколько окон.

Мы бежим по гулкой лестнице на четвертый этаж.

Длинное, полутемное помещение. Пахнет хлоркой, хозяйственным мылом, и еще чем-то приторным и незнакомым.

Цейс и другие лейтехи куда-то пропали.

Мы стоим в одну шеренгу, мятые и бледные в свете дежурного освещения. Я и Холодков, как самые рослые, в начале шеренги.

Справа от нас — темнота спального помещения.

Там явно спят какие-то люди. Кто они, интересно:

Его пример - другим наука.
Вот так вся жизнь - сплошная мука:
Всю жизнь работаешь, сопишь,
И не доешь, и не доспишь;
Уж, кажется, достиг всего ты,
Пора оставить прочь заботы,
Жить в удовольствие начать,
И прибалдеть, и приторчать.
Ан нет! Готовит снова рок
Последний жесткий свой урок.

Итак, п@здец подходит дяде.
Навек прощайте водка, бл@ди.
И в мысли мрачны погружен,
Лежит на смертном одре он.

А в этот столь печальный час
Летит в карете, весь трясясь,
Ртом жадным к горлышку приник,
Наследник всех его сберкниг

Племянник. Звать его Евгений.
Сам не имея сбережений
В какой-то должности служил
И не умней, чем дядя жил.

Евгения законный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру хапал,
И тратить много не любил,
Но все же как-то раз увлекся,
И что там было, что там нет,
Как говориться, папа спекся
И загудел на десять лет.

А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать и околел.

Мамаша долго не страдала -
Такой уж женщины народ.
- Я не стара еще, - сказала,
- Я жить хочу, @бись все в рот.
И с сим дала от сына ходу,
Уж он один живет два года.

Евгений был воспитан с детства,
Все, что осталось от наследства,
Не тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам,

Он был великий эконом,
Хоть любим мы судить о том,
За что все пьют и там и тут -
Ведь цены все у нас растут.

Любил он тулиться и в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья ему пеняли. Где там!
А член имел как у осла!

Бывало на балу танцуя
Срывал фигуру и бежать -
Его трико давленье х@я
Не в силах было удержать.

Дня у него не проходило
Без шума, драки иль беды.
Бывало получал мудило
За баб не раз уже п@зды.

Но и того, что проку было,
Лишь оклемается едва,
И ну совать свой мотовило
Всем, будь то девка иль вдова.

Мы все @бемся понемногу,
И где-нибудь, и с кем-нибудь
Так что по@бкой слава богу
У нас немудрено блеснуть,

Но поберечь не вредно семя!
Х@й к нам одним концом прирос,
Тем паче что в любое время
Так на него повышен спрос.

Но ша. Я кажется зарвался,
Прощения у Вас прошу
И к дяде, что один остался,
Явиться с Вами поспешу.

Ах! Опоздали мы немного -
Старик уже в бозе почил.
Так мир ему и слава богу,
Что завещанье настрочил.

Вот и наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин.
Давайте же мы выйдем тихо,
Пускай останется один.

Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там п@здел про семя?
Забыл. Ну, все это х@йня.

Не в этом, знаю, бед причина,
И так не только на Руси,
В любой стране о том спроси -
Где баба, там и быть беде.

Шерше ля фам - и мы в п@зде.
От бабы ругань, пьянка, драка.
Но лишь ее поставишь раком,
Концом ее перекрестишь,
И все забудешь, все простишь.

Да только член прижмешь к ноге,
И то уже - бель монтоге.
А ежели еще минет!
А ежели еще. Но нет.
Придет и этому черед,
А нас уже Евгений ждет.

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в тот же день, без промедлений,
В кусты крестьянку уволок.

И, преуспев там в деле скором,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил: - Красота!

Привычки с детства не имея
Без дела время проводить,
Решил, подумав, наш Евгений
Таков порядок учредить:

Велел всем бабам он собраться,
Переписал их лично сам.
Чтоб было легче разобраться,
Переписал их по часам.

Бывало он еще в постели
Спросонок чешет два яйца,
А у крыльца уж баба в теле
Ждет с нетерпением конца.

В обед еще, и в ужин тоже.
Да кто ж такое стерпит, боже!
Но наш герой, хоть и ослаб,
Еб@т и днем и ночью баб!

В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал.
Но тот такую бабам фору,
Как наш приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский.
Столичный был, не деревенский.
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел привет.

Почище баб, похлеще водки,
Не дай нам бог такой находки,
Какую сий лихой орел
В блатной Москве себе обрел.

Он избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной -
Его душа была согрета
Наркотика струей шальной.

Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей богу.
На деревенский небосклон
Явился очень кстати он.

А что Евгений? В эту пору
От @бли тяжкой изнемог,
Лежал один, задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог.

Характер правда не имея
Без дела время провождать,
Нашел другую он затею
И начал крепко выпивать.

О вина, вина, вы давно ли
Служили идолам и мне.
Я подряд нектар, говно ли
И думал, истина в вине.

Ее там не нашел покуда,
Уж сколько выпил, все вотще.
Но пусть не прячется, паскуда,
Найду, коль есть она вообще.

Евгений с Ленским стали дружны.
В часы зимы свирепой, вьюжной
Тихонько у окна сидят,
Ликеры пьют, за жизнь п@здят.

Но тут Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад,
И уж скорей смотаться рад,
И пьет уже едва-едва.
Послушаем-ка их слова.

Куда Владимир? Ты уходишь?
О да Евгений, мне пора.
Постой, с кем время ты проводишь?
Скажи, ужель нашлась дыра?

Ты угадал, но только, только.
Ну шаровые, ну народ!
Все втихаря. Как звать-то? Ольга?
Что не дает? Как не дает!

Ты знать неверно братец просишь.
Постой! Но ты меня не бросишь
На целый вечер одного,
Не ссы, добъемся своего.

Скажи, там есть еще одна?
Родная Ольгина сестра?!
Ты шутишь? Нет уж
Ты будешь тулить ту, я эту!
Так что? Велеть мне запрягать?
И вот друзья уж рядом мчать.
Но в этот день мои друзья
Не получили ни х@я,
За исключеньем угощенья,
И рано испросив прощенья,
Летят домой дорогой краткой.
Послушаем-ка их украдкой.

Ну что у Лариных? – Х@йня.
Напрасно поднял ты меня.
Еб@ть там никого не стану,
Тебе ж советую Татьяну.

Почто так? - Милый друг мой Вова!
Баб понимаешь ты ху@во!
Бывало в прежние года
И я драл всех, была б дыра.

С годами гаснет жар в крови,
Теперь @бу лишь по любви.
Владимир сухо отвечал,
И после во весь путь молчал.

Домой приехал, принял дольку,
Ширнулся, сел и загрустил,
В мечтах представив образ Ольги,
Писал стихи и х@й дрочил.

Итак, она звалась Татьяной.
Грудь, ноги, жопа - без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Мужской еще не ведал член

А думаете не хотелось
И ей попробовать конца?
Хотелось так, что аж потелось,
Что аж менялася с лица!

Но в воспитании суровом
Благовоспитана была,
Романы про любовь читала,
Листала их, во сне кончала
И целку свято берегла.

Не спится Тане - враг не дремлет,
Любовный жар ее объемлет.
Ой, няня, няня не могу я,
Открой окно, зажги свечу.
Ты что, дитя? - Хочу я х@я,
Онегина скорей хочу!

Татьяна рано утром встала,
П@зду об лавку почесала
И села у окна взирать,
Как Бобик Жучку будет драть.

А Бобик Жучку жарит раком -
Чего бояться им, собакам.
Лишь ветерок в листве шуршит.
А то гляди и он спешит.

И думает в волненьи Таня,
Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях.
Так нам приходиться в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки.

Вот Бобик кончил, с Жучки слез,
И оба побежали в лес.
Татьяна у окна одна
Осталась горьких дум полна.

А что Онегин? С похмелюги
Рассолу выпив целый жбан,
Нет средства лучше, верьте други,
И курит стоптанный долбан.

О долбаны, бычки, окурки,
Порой вы слаще сигарет.
Мы же не ценим вас, придурки,
Мы ценим вас, когда вас нет.

Во рту говно, курить охота,
В кармане только пятачок,
И вдруг в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.

И крики радости по праву
Со всех сторон уже слышны.
Я честь пою, пою вам славу
Бычки, окурки, долбаны!

Еще кувшин рассола просит
И тут письмо служанка вносит,
Он распечатал, прочитал,
Конец в штанах мгновенно встал,

Татьяну ярко он представил,
И так и сяк ее поставил,
Решил, - Сегодня вечеру
Сию Татьяну отдеру!

День пролетел как миг единый
И вот влюбленный наш идет
Как и условлено в старинный
Тенистый сад. Татьяна ждет.

Минуты две они молчали.
Подумал Женя,- Ну держись!
Он молвил ей,- Вы мне писали?
И рявкнул вдруг, - А ну ложись!

Орех могучий и суровый
Стыдливо ветви наклонил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в пылу была,
И после стонов неизбежных,
Шуршанья платьев белоснежных
Свою невинность пролила.

Ну а невинность эта, братцы
Воистину и смех и грех,
Хотя, коль глубже разобраться,
Нужно разгрызть, чтоб съесть орех.

Но тут меня уж извините,
Орех сих погрыз сколь мог,
Теперь увольте и простите,
Я больше целок не ломок!

Ну вот, пока мы тут пизд@ли,
Онегин Таню отдолбал,
И нам придется вместе с ними
Скорее поспешить на бал.

О! Бал давно уже в разгаре,
В гостиной жмутся пара к паре,
И член мужской все напряжен
На баб всех, кроме личных жен.

Но тут и верные супруги,
В отместку брачному кольцу
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.

В гостиной комнате, смотри-ка,
На скатерти зеленой сика.
А за портьерою в углу
@бут кого-то на полу.

Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной на столы блюют,
Там хлопают бутылок пробки.
Татьяна же после по@бки
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.

В сортир спешит Евгений с ходу,
Имел он за собою моду
Усталость @бли душем снять,
Что нам невредно перенять.

К столу уже Онегин мчится.
И надо же беде случится -
Владимир с Ольгой за столом,
И член, естественно, колом.

Онегин к ним походкой чинной,
Целует ручку ей легко.
- Здорово Вова, друг старинный,
Жомен плэй, бокал Клико.

Бутылочку Клико сначала,
Потом "Зубровку", Хванчкару,
И через час уже качало
Друзей как липки на ветру.

А за бутылкою "Особой"
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разъ@бой,
А Ольгу ссаною дырой.

Хозяйке, той что была рядом,
В ответ сказал, - Пойди поссы!
Попал случайно в Ольгу взглядом
И снять решил с нее трусы.

Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет.
Толпы простыл мгновенно след.

А он, красив, силен и смел
Ее средь рюмок отымел.
Потом зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,
Из дома выполз, крикнул, - Прошка!
и уж сквозь храп, - Домой, болван!

Метельный вихрь в окне кружится,
В усадьбе светится окно -
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.

Он в голове полухмельной
Был занят мыслею одной,
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган.

- Онегин сука! Бл@дь! Зараза!
Разъ@ба! Пидор и говно!
Лишь солнце выйдет, драться сразу!
Дуэль до смерти, решено!

Залупой красной солнце встало,
Во рту с похмелья стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл @бало
И выпил водки двести грамм.

Звонит. Слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
На шею вяжет черный бант.
Дверь настежь, входит секундант.

Не стану приводить слова,
Не дав ему п@зды едва,
Сказал Онегин, что придет.
- У мельницы пусть сука ждет!

Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет шито-крыто.
- Мой секундант. - Сказал Евгений.
- Вот он - мой друг, месье Шартрез.
И вот друзья без промедлений
Становятся между берез.

- Мириться? Нах@й эти штуки,
Наганы взять прошу Вас в руки.
Онегин тихо скинул плед
И молча поднял пистолет.

Он на врага глядит сквозь мушку.
Владимир тоже поднял пушку,
И не куда-нибудь а в глаз
Наводит дуло, п@дорас.

Онегина аж в пот пробило.
Мелькнула мысль, - Убьет, мудило!
Ну ничего дружок, дай срок.
И первым свой нажал курок.

Упал Владимир, взгляд уж мутный
Как будто полон сладких грез,
И после паузы минутной
- П@здец. - сказал месье Шартрез.