Вячеслав бутусов болен раком

04.02.2016 в 17:04, просмотров: 35357

— Вячеслав, анализируя итоги 2015 года, можно ли сказать, насколько ожидаемой была для вас такая победа?

— Вышедшая пластинка, на мой взгляд, работа как минимум с двойным дном, а возможно, смысловых пластов в ней и намного больше. О чем она лично для вас? В чем главное высказывание?

— Я постоянно нахожусь в процессе накопления материала. Это происходит постепенно, определенные вещи складываются друг с другом. Когда контуры общей картины проступают уже более четко, я понимаю, как она должна будет выглядеть в финале. Так получилось, что в какой-то момент эти три композиции стали опорными точками — и из них выстроился мостик к готовящейся к выходу пластинке.

- Мне очень сложно судить о том, как мои выступления выглядят со стороны, и мое представление о них субъективно. Я все время погружен в процесс, нахожусь внутри ситуации, хотя в какой-то момент мне хочется абстрагироваться и увидеть происходящее глазами зрителя.

Могу сказать одно: к подобным акустическим концертам мы относимся как к камерному действию, где бы они ни проходили. Поэтому когда действие происходит в таком большом зале, мы все равно стараемся создать уютную, домашнюю атмосферу, насыщая видеоряд определенными изображениями, которые этому способствуют, а сцену — необходимыми элементами. Например, если вы заметили, на столичном акустическом вечере на площадке стоял торшер: даже мелкие детали могут формировать настроение. Аккомпанемент струнного трио тоже создавал определенную магию.

— Публику особенно удивил выход на сцену вашего сына Даниила с лекцией о членистоногих, который хоть и стал неожиданностью, очень органично вписался в контекст. Как возникла идея разнообразить программу таким любопытным эпизодом?

- Даниил совершенно не боится ни сцены, ни публики, ни социума вообще. В отличие от меня он получает от выступления массу положительных эмоций еще до его начала — у него такая природа. Те знания, которые он приобретает в силу своей пытливости и активной жизнедеятельности, ему обязательно нужно кому-то передать. И когда он понимает, что есть возможность поделиться ими с большим количеством людей, это особенно его воодушевляет.

Нынешние времена довольно угрюмы. Нельзя придумать ничего лучшего, чем осчастливить какого-то человека. Никакой другой награды и не нужно.

— Насколько остро вы реагируете на происходящее в стране, в социуме? Резонирует ли оно с вашим творчеством или, наоборот, вы стараетесь абстрагироваться от этого?

- Я стараюсь смотреть на происходящее с точки зрения верующего человека и четко осознаю, что нужно выстраивать определенные барьеры, чтобы не подпускать всю эту чертовщину и бесовщину к себе, и тем более не принимать какие-то вещи близко к сердцу.

Сейчас становится очевидно, что нечистая сила повыпрыгивала из всех возможных щелей.

— Можно ли сравнивать нынешнее время с другими историческими периодами?

- История движется по спирали, так что людям уже приходилось наблюдать подобные времена. Но сам человек меняется и в разные моменты по-разному реагирует на одни и те же вещи.

Могу сказать про себя: сейчас я очень серьезно отношусь к окружающей действительности, а раньше мог ее игнорировать. В молодости у меня в жизни была совсем другая траектория движения, другая динамика. Иногда люди зацикливаются на своем внутреннем мире и практически не видят ничего вокруг себя, потому что в эгоцентрическом сознании нет места для всего остального, но потом масштаб восприятия может измениться.

— Если вы внимательно почитаете это письмо, которое написал и прислал мне Борис Гребенщиков, то увидите, что в нем нет призывов отказаться от принятия закона. Там речь идет о том, чтобы внимательно рассмотреть и усовершенствовать его. В письме указаны пункты, на которые следует обратить внимание.

— То есть вы считаете, что при внесении определенных корректировок этот закон имеет право на жизнь?

— Все законы имеют право на жизнь, если в них учитываются не просто чьи-то личные, а общие интересы. Если его принятие пойдет на пользу — ради Бога, хотя я считаю, что у нас и так уже слишком много законов.

— Давайте вернемся к музыке. Вы говорили о переменах, которые происходят в сознании человека с годами. А как трансформировалась ваша творческая мотивация?

- Творчество приходит само. Здесь не надо ничего придумывать, ставить перед собой искусственные цели. Все, что нужно для его проявления, заложено в самом человеке. Необходимо просто уметь подключить эти ресурсы.

Я лично воспринимаю то, что делаю, как служение. В любом действии должен быть какой-то смысл, иначе все происходит впустую. Я не придумал ничего нового: все, что транслируется в моих песнях, — это давно известные вещи, которые я сам только начинаю осваивать.

Все это основы жизни, истины, просто высказанные немного другим языком — для кого-то, возможно, более понятным и близким, — своеобразные трактовки. Я стараюсь убрать все лишнее, все вредное и болезнетворное, очистить то пространство, которое преподношу слушателям. Оно должно быть заповедной зоной, где люди могут излечиваться прежде всего душевно.

- Их было очень много, и я могу вспомнить их все, только если сосредоточусь и сяду, например, писать книгу. Могу сказать одно: некоторые периоды в моей жизни были весьма туманными, но весь мой осознанный путь ведет к просветлению и очищению. Даже за 30 лет жизни человек способен намусорить столько, что потом остаток жизни будет разгребать.

Моя персональная задача в том, чтобы оживить в себе любовь в широком смысле слова, а для этого нужно познать очень много необходимых вещей. Это постоянная практика.

— Меняются ли со временем психология слушателей, их потребности, внутренние отношения с артистом?

- Безусловно. Мне кажется, сегодня слушатель пресыщен. Накопившееся за всю историю количество музыки настолько огромно, что в принципе ничего нового людям уже не нужно. По моим меркам, вполне достаточно того, что человечество уже наваяло. Перенасыщение ведет к тому, что в искусстве утрачиваются сакральные вещи, значимость, поэтому сегодня появляется много произведений, в которых нет ни ценности, ни символики.

Я думаю, это связано с общим бескультурьем. Мы утрачиваем искусство читать живопись, литературу, поэзию, сакральные произведения искусства. Было время, когда вся живопись состояла из символов: посмотрите картины Босха, средневековую живопись. Там не было ни одного случайного предмета.

— Любой процесс не может быть бесконечным. Произойдет ли когда-нибудь новый прорыв?

- Конечно, мы надеемся на это. Нужно просто набраться терпения, чтобы дождаться такого прорыва. В жизни все циклично, как и в природе: чтобы созрело и произросло что-то новое, должна быть подготовлена почва, должен пройти дождь, должны смениться сезоны.

— А существует ли сейчас, на ваш взгляд, понятие андеграунда?

— Едва ли. В моей молодости было несколько стилей, существовали различные направления — и человек мог отдать предпочтение какому-то из них. Сейчас картина музыкального мира превратилась в миллиметровку, и это теряет всяческий смысл вообще. Есть одно большое полотно в крапинку, сливающееся при определенном фокусе в монотонное пятно.

— Нет, я воспринимаю тот период как часть своей жизни. Для меня он никуда не исчез и до сих пор живет во мне, поэтому мне не о чем жалеть.

— Какой опыт вы приобрели благодаря сотрудничеству с поэтом Ильей Кормильцевым?

— В первую очередь это опыт общения с интересной личностью. Когда вы вступаете в контакт с настолько эрудированным, талантливым и тонко чувствующим человеком, вы не можете не обратить на это внимания, не принять этого. Сила таланта в том, что он, хотим мы этого или нет, проникает в нас. Поэтому для меня эта встреча была судьбоносной.

— А как получилось, что в 1996 году вам стали близки идеи Сергея де Рокамболя, художника-концептуалиста, которого многие до сих пор считают магом?

— Это отдельная история. Существовало определенное сообщество людей, живших некими своими принципами. В этот круг входили и художники, и поэты, и просто те, кому эти принципы были близки, — такой конгломерат талантливых личностей.

Но все-таки я больше человек-одиночка, поэтому мне ближе атмосфера замкнутости, затворничества, я очень сильно устаю от собрания людей, у меня такая природа. Мне надо иногда побыть с самим собой в тишине, для меня это идеальный способ творчества.

— В разные годы вы много экспериментировали, в том числе с электронным звучанием. Сейчас этот аспект вам интересен?

— Да, конечно. Я воспитывался в основном на той музыке, которая была созвучна моему раннему творчеству, когда я особенно активно проявлял пытливость, играл с различными формами. Как раз тогда был период формирования электронной музыки. Для меня она очень близка, и я до сих пор использую различные электронные программы.

— Какие новые опыты поклонники могут услышать в будущем?

Мы встретились с Бутусовым в маленьком отеле, он там всегда ночует, приезжая в Москву. Это удобно: близко к центру, тихо, внизу ресторанчик, где подают водку с простой, как бы советской, закуской.

Получается как бы и не Москва, а недорогая провинция, без затей. Может, место это дорого Бутусову тем, что он тут в своей тарелке: гастроли, родная простая обстановка. И потом, он прекрасно помнит бедные свердловские годы, бесприютность, когда было непонятно, как жить, зачем и стоит ли вообще. Он снова работает, снова успешен, хотя что мы тут можем понять? Бутусов - сложный человек, но хочет выглядеть простым. Или это мы валяем дурака, пытаясь выглядеть сложнее, чем на самом деле? Я вспомнил Юрия Никулина, часто рассказывавшего истории, которые его совсем не украшали. Я спросил его: "Зачем так?" Он ответил: "А чтоб поддержать других, чтоб люди не думали, что они хуже других. "

Короче, с мудрым человеком поговорить всегда приятно.

- У тебя, пока мы не виделись, случились важные события. Ты раньше жаловался, что не сделал очень важных вещей в жизни: не построил дома, не посадил дерево, не родил сына.

- Да, было дело. Один из пунктов я выполнил. Может быть, и главный. Потому что родить сына - эта такая вещь, которая от нас не зависит. Посадить дерево - тут было бы желание! Даниил, мой сын, ему год и шесть, вечером без напоминания поднимается в мансарду и там бегает. Потому что сосед снизу попросил вечером не шуметь, он встает в 5.30.

- У тебя уже четверо детей! Сын у тебя бутуз? Во втором значении слова. Ну, в смысле крепкий парень.

- Да. А что, еще есть значения?

- Конечно. Первое значение слова бутус (бутуз) - "хмурый, надутый, необщительный человек или же толстый, низкорослый".

- Ну такой я и есть внутри. Надутый. Меня тут как-то попрекнули: ну хватит уже тебе быть нелюдимым. И мне так стыдно стало. Настолько точно сказано! Как укол: больно, но полезно.

- А, типа ты сильно умный, не ходишь никуда.

- Да-да. Отстраняюсь. Все мы, художники, такие. Любой мечтатель - художник.

- Только мечтатель не фиксирует.

- А ты уверен, что это надо - все фиксировать?

- Нет, кстати. А я себя чувствую парнем 23 лет. Молодым таким, стройным. И, смотря в зеркало, удивляюсь: что это за мужик?

- Ты себя помнишь таким? А я нет. Но иногда бывают просветы, и я вспоминаю моменты из детства, из юности. Они дают возможность понять, что не так все плохо. За 45 лет немало такого накопилось, чему можно порадоваться.

- Кстати, Слава! Привет тебе от Балабанова. (Живете в Питере, а связь у вас через меня. ) Он мне сказал, что стоял у истоков русского рока. Не веришь, говорит, спроси у Бутусова. Будто бы это с его подачи ты сделал "Разлуку". Вы как-то шли пьяные по Свердловску, он спел "Разлуку", и тебе понравилось. Вот я и спрашиваю.

- Подтверждаю. Только, кажется, это не на улице происходило, а на квартире у Лехи. Это единственное место было в городе, где мы собирались. Ему выделили персональную жилплощадь, мать помогла, и там собиралась свердловская элита, музыканты.

- Это была роскошь - все равно что теперь иметь свой ночной клуб. А теперь все уехали из Свердловска.

- Нет, "Чайф" остался. Ну, и умер кто-то.

- Умерших тоже надо считать выбывшими из Свердловска. По уважительной причине. А если б вы там остались, каким бы он был?

- Да таким же. А вот мы бы.

- Вы бы, конечно, были другими.

- Как важны были тогда записи! Помню, Балабанов только вернулся из Англии со стажировки, и у него была кипа пластинок, каких нет ни у кого. И мы приходим к нему, сидим, слушаем. Английского мы не знали, отдельные слова только выхватывали, типа: "ай лав ю". Но пытались считать информацию. Не только слова и музыку. Мы думали: почему такие интонации, почему тут так орут? Мы тогда это все впитывали, как губка.

" Я хочу быть с тобой"

- Ты где-то сказал, что тебе открылось новое звучание песни "Я хочу быть с тобой". Религиозный смысл.

- Ты знаешь, это скорее пижонство. Да, я иногда говорю какие-то вещи, но ведь применительно к ситуации! А не вообще. Но вот ты сейчас напомнил, и я сразу как будто в микроскоп посмотрел. и увидел, что действительно, я по-другому стал на эту песню смотреть! Я перестал над ней глумиться. Вместо того чтобы всю жизнь благодарить судьбу за то, что со мной произошло, я глумился! Я считал, что я корявый. И все остальное корявое. Я уродовал все, что происходило со мной. Причем уродовал непонятно для чего и для кого, никому это не нужно было!

- Как никому не нужно? Люди же слушали тебя. Стало быть, соответствовало музыке времени.

- Нет, мне тогда казалось, что если группа Led Zeppelin существует, то по сравнению с ней все, что мы делаем, убого. У меня было неблагодарное отношение к тому, что происходило. Я не видел в своих песнях того, что видели другие. Мне казалась мелкой околомузыкальная деятельность.

- А мы ее продолжаем считать музыкальной.

- Да-да! Люди считали это достижением, а мне казалось, что это ошибка. При этом я задумывался вот над чем. Существует группа "Кино", да? Я с удовольствием ее слушал, еще когда Виктор был. с нами, слушал с пиететом, искренне, не вдаваясь в подробности. Но рядом всегда находились люди, которые говорили: "Ну, это просто питерский понт и стеб". Группа "Кино" приехала в Свердловск и выступила. Наши рокеры - а рок-клуб только начинался - сказали: "Ну что это такое? Где рок? Это не рок!" Тогда относились к дифференциации в музыке более пытливо.

- На сцене тогда было мало действующих лиц, и можно было всех рассмотреть.

- Да-да, да-да! А теперь такой разброс.

- И все-таки расскажи про твое новое прочтение смысла песни "Я хочу быть с тобой". Музыкальные критики столько говорят с твоих слов.

- Я в разные моменты отношусь к разным вещам по-разному. Я тогда вообще не понимал, о чем это песня! Я не внушал никакой подтекст - ни себе, ни другим. Мне просто нравилась песня. Для меня это было наитие: ты чувствуешь, что это близко, и ты хочешь, чтобы это было рядом с тобой. Меня мучила эта песня, могу тебе сказать. Долго. Нет, я не то чтобы не понимал, и не старался понять, просто жил интуицией. Меня мучила эта песня в том смысле, что это, конечно, танго.

- Ну тогда в Свердловске было строго: либо музыка - кабак, либо хард-рок. Жестко. И ничего промежуточного.

- А это куда отнесли?

- Кабак. Я и не спорил.

- Расскажи про Кормильцева.

- Что про Кормильцева? Это был наиталантливейший человек. Мы с ним познакомились только потому, что оба были одинаково несчастливы. Но несчастны были по-разному.

- Как художники, которые чувствуют несовершенство мира?

- Ну да, ты прав. Вот если бы мы сейчас сидели тут - ты, я и Илья, да? - то мы, может, нашли бы для этого какие-то внятные определения. Но теперь, без него, можем только строить предположения. Я могу про Илью рассказать мно-о-го. Мы свой проект не рассматривали как коммерцию. В том смысле, что не ставили задачу настричь побольше. Задача была делать хорошие песни. Но тем не менее получилось, что группу "Помпилиус" каким-то образом раскрутили до такой степени, что она гремела! "Нау" и "Ласковый май" параллельно существовали, были на одном уровне. Я имею в виду по популярности, по деньгам.

- Вот в какую компанию ты попал - с "Ласковым маем"!

- Это было неизбежно. Но никто нас не упрекнет, что мы кинулись стричь и чесать, гнать попсу для заработка. Просто Илья всегда находил слова, которые будоражили людей. Он был человеком пытливым. Любил путешествовать. В последний раз, когда мы встречались.

- Конец июля 2006 года. Тогда пошла мода делать поэтические вечера. Илья был на таком вечере во Львове. Он рассказал, что был в Перу, ему понравилась творческая атмосфера этого маленького государства, которое, как заноза, торчит в материке. И он предполагал такую возможность - переехать в Перу и сидеть писать там. До этого были похожие планы в отношении Европы - пожить, поработать.

- В общем, в последний раз вы поговорили хорошо.

- Ты знаешь, мы всегда хорошо говорили. Но как только мы расставались, то сразу начинались какие-то обстоятельства, громы, мелкие грозы. А когда мы вместе были - всё в порядке. Мы с Ильей как-то так общаемся.

- Ну да. Должок за мной есть. Я в принципе готов его заплатить. И представляю себе, как это сделать. Но для этого нужно поймать момент.

- А что можно теперь сделать? Сочинить песню?

- Это тоже возможно. Но пока не получается. Вся эта белиберда продолжается после его смерти. Надо, чтоб все улеглось. Мы с ним обсуждали возможность выпуска альбома.

- У меня было очень много друзей, люди, которых я уважал, созидал своей фантазией. Выстраивал образ человека, который рядом и к которому всегда можешь обратиться. Но время проходит, обстоятельства меняются, и какие-то люди исчезают. Они остаются только в памяти. Слава Богу, что в памяти! Некоторые просто уходят в забвение.

- А кавалергарда век недолог. Почему?

- Кавалергард - это что такое? Ты, значит, должен быть всегда на подхвате. Вот я тебя вижу - я тебя помню. А память коротка. Ведь вокруг нас такая стружка снимается постоянно, даже когда мы этого не замечем. Что мы просто не успеваем это впитать.

- Значит, для тебя это не случайная поговорка: с глаз долой - из сердца вон?

-Ну что я тебе могу сказать? Иногда происходит обрыв души, и я думаю: "Как же я этого человека близко подпустил, как стало возможно? Вроде замечательный человек был. " Но бывает, ничего не поделаешь.

- Идет борьба нашего детского пиратства и романтизма с нашим взрослым состоянием. Это испытание.

- Ты стал взрослым?

- Нет. И ничего не могу с этим поделать. Все, что могу испытать, - это безответственность. Я просто парусник. Сдувает меня. Я не наивный человек, придуриваюсь, но иногда я в таком восторге пребываю! Я ничего не сделал, а все говорят: нет, сделал! Чего такого сделал? Объясни!

- Ну как? Ты классик все-таки.

- Ага, классик. Чайковский. Стравинский.

Вячеслав Бутусов родился 15 октября 1961 года в поселке Бугач Красноярского края. В 1978 году поступает в Свердловский архитектурный институт, где знакомится Дмитрием Умецким, а в 1983 году - и с Ильей Кормильцевым.

После окончания института работает архитектором в проектном институте и создает вместе с друзьями группу Nautilus Pompilius. В 1987 году, после записи альбома "Разлука", к группе приходит популярность - "наутилусомания" охватывает всю страну.

После двух лет беспрерывного гастрольного марафона (1987-1988), 10 ноября Вячеслав Бутусов официально "распускает" группу, решив возобновить сотрудничество с Умецким, покинувшим Nautilus Pompilius в феврале 1988 года. В течение 1989 года идет работа над проектом фильма "Человек без имени", записывается саундтрек, после чего "отцы-основатели" "Наутилуса" во второй раз прекращают сотрудничество.

Сейчас Вячеслав Бутусов живет в Санкт-Петербурге. Женат, четверо детей. Большую часть времени проводит на гастролях.

Я хочу быть с тобой

Я пытался уйти от любви,
Я брал острую бритву и правил себя,
Я укрылся в подвале, я резал
Кожаные ремни, стянувшие слабую грудь,

Я хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,
Я так хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой
В комнате с белым потолком -
С правом на надежду,
В комнате с видом на огни -
С верою в любовь.

Твое имя давно стало другим,
Глаза навсегда потеряли свой цвет,
Пьяный врач мне сказал:
Тебя больше нет.
Пожарный выдал мне справку,
Что дом твой сгорел,

Но я хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,
Я так хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой
В комнате с белым потолком -
С правом на надежду,
В комнате с видом на огни -
С верою в любовь.

Я ломал стекло, как шоколад, в руке,
Я резал эти пальцы за то, что они
Не могут прикоснуться к тебе,
Я смотрел в эти лица
И не мог им простить
Того, что у них нет тебя,
И они могут жить,
Но я хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой,

Я так хочу быть с тобой,
Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой
В комнате с белым потолком -
С правом на надежду,
В комнате с видом на огни -
С верою в любовь.
В комнате с белым потолком -
С правом на надежду,
В комнате с видом на огни -
С верою в любовь.

Слова - И. Кормильцева, музыка - В. Бутусова

Проснуться знаменитым

— Мне всегда казалось, что известность Вас тяготит. Вы казались очень замкнутым — это имидж или.

— Так вот почему Вы на концертах закрываете глаза и не смотрите в зал!

— А на сцену не стеснялись выходить?

— Конечно. Отсюда все мои капризы и опоздания на концерты.

— Почему же потом вернулись к выступлениям?

— Нужда заставила! Я стал гастролировать с гитарой. Хотя понимал уже, что публичная деятельность — совершенно не мое. Я с огромным удовольствием работаю в студии, но на сцену до сих пор выхожу с содроганием, потому что терпеть не могу многолюдные собрания. И я все время ломаю голову, как выйти из этого положения.

Одно время решил, что хорошо быть художником: стоишь себе за мольбертом, никакой публики, никому ничего не надо объяснять. Нарисовал — выставил. Тебя не видят, ты никого не видишь.

Но, к сожалению, хотя я десять лет обучался рисованию, профессионалом так и не стал. И поскольку признание в музыке у меня получилось совершенно случайно — я в жизни очень часто жду, когда что-то произойдет. Я прислушиваюсь к событиям, пытаюсь понять, куда они ведут. Особенно после того, как в голове у меня начало проясняться, и в жизни начали происходить какие-то перемены…

Для Кого-то другого

— Какие перемены?

Тогда я пребывал в совершенно неоправданном праздном состоянии. Какая-то сплошная пьянка, безответственность. А ведь близким, особенно детям, тяжело: они не понимают, что это за унылое чучело с утра до вечера по дому мотается.

А потом страшно стало. Было ощущение надвигающейся беды, ужаса. Появилось отвращение к жизни, и… На мне такой грех — я три раза на себя руки накладывал. В голове — бардак, ее просто распирало. И совесть меня мучила. Я спать перестал. Появились невероятные проблемы со здоровьем. И все это как-то сразу на меня навалилось — отвратительное физическое и моральное самочувствие.

— Не знаю, все это настолько незаметно происходило… Есть вещи, которые я даже и не понял, как они произошли. Одно могу сказать: я крестился в 1991 году — перед свадьбой, по настоянию жены. Я вообще послушный человек. Моя доверчивость, между прочим, меня в жизни много раз спасала. Но тогда я крестился… и все — дальше дело не пошло, в Церковь я не пришел.

— А когда в первый раз пришла мысль взять в руки молитвослов?

Мне казалось, что я плыву через какой-то вязкий состав, пробираюсь через какую-то дрянь, не зная, где верх, где низ… Но эти перемогания, в конце концов, привели к тому, что появилось облегчение. В общем, каким-то странным образом мне удалось тогда все это осилить. Я знаю свою лень, свое наплевательство, бесконечные отговорки. А тут не могу даже сказать, что пришлось проявить волю. На самом деле, будто меня кто-то брал за шкирку, и я все делал.

А потом начался период, когда на меня посыпались чудеса. Это было счастье — как награда, чтобы совсем вот так не отчаиваться и с такой постылостью не воспринимать все. Я не буду эти чудеса пересказывать, потому что бесполезно, перестал и пытаться. Могу сказать только одно — по сравнению с тем, что было пятнадцать лет назад, я чувствую себя превосходно.

Тогда я был весь разбит, и не перечислить болезни, которые на себе тащил. А сейчас даже физическое состояние, второстепенным образом, намного улучшилось — хоть я и не просил об этом.

Натирание тепла

— Если бы Вы жили в те времена, когда по земле ходил Христос, что бы попросили у Него?

— Я считаю, что эта возможность и сейчас есть. И ничего конкретного просить не надо — нужно просто научиться просить. А когда научишься, — скорее всего, просить уже не понадобится. Потому что это другой уровень сознания. Не думаю, что, скажем, ангелы что-то просят у Бога.

— А для чего тогда читать молитвы по молитвослову?

— Молитва нужна, чтобы открыться. Мы открыться не можем! Я раньше очень грубо, с пренебрежением относился к тому, что люди утыкаются лбом в иконы, бьют поклоны, — в общем, всю ритуальную сторону воспринимал со скепсисом. А ведь это как натирание какое-то. Трешь- трешь — и тепло становится. Все эти проявления незаметны, но очень важны. Развивается внутренняя наша составляющая — душа.

— У Вас во второй семье трое детей, а всего четверо, что это вам дает?

— Многодетная семья — очень правильная вещь. Ты живешь в своем хозяйстве, и чем больше там народу, тем легче всякие невзгоды переносить. Как иначе человеку выживать в современном, довольно агрессивном обществе? Только имея большую, дружную семью — как ковчег.

— Женщины часто говорят, что от мужчин зависит, сколько будет в семье детей.

— А Вы что ощущали, когда узнавали, что будет очередной ребенок?

— По-разному. Чаще всего был не готов к этому, не чувствовал никакой ответственности. Ну, родился ребенок — и отлично. А потом родилась Софья (третья по счету девочка), и я вдруг почувствовал, как во мне проснулось состояние нежности… и начиная с нее, я стал ощущать, что появление ребенка — это что-то невероятное. А когда родился Даниил, я год как ракета летал! Я не понимал, что со мною: мог не есть, не спать, но откуда-то силы брались! Я носился, махал руками — а для меня это очень редкое явление, я вообще человек-сомнамбула.

— Что самое трудное для Вас в семейной жизни?

— Я сейчас, наверное, переживаю самое трудное. Пытаюсь не впасть в состояние тяжких раздумий о том, как это я так погряз в быту… И мне это надо преодолеть, потому что, с другой стороны, я нашел в этих каждодневных заботах много радости. Я иногда вдруг начинаю с ужасом представлять, чем бы занимался, если б не было детей. Я на гастролях-то с трудом себя чем-то занимаю — ну, попишу что-нибудь, но это всего часа три активной работы, а потом начинаю унывать. Я пытаюсь сейчас все это осмыслить. Иногда хожу оглушенный, придавленный всем этим бытом, а потом встряхнусь и думаю: а что тут искать, ничего искать-то не надо — я с Даниилом гулять выхожу, и он мне все показывает, что нужно делать, только успевай.

Так что самая большая проблема сейчас — это дурные мысли, остатки моих вакуумных взрывов.

Фото Мадины Астаховой

От себя не уйдешь

— У вас что-нибудь изменилось за годы, прошедшие с крещения?

отношусь к этому просто как к ошибке, то вот алкоголизм меня в свое время сильно победил. Что касается наркотиков — так это просто дурь. Чтобы достигнуть подобного эффекта, есть способы и получше. Например, с разбегу, метров с пяти, стукнуться головой о стену. Будет то же, что и от косяка. Только для здоровья более полезно.

— Я немного другое имела в виду. Человек, когда приходит к вере, начинает переосмысливать все вокруг, в частности, свою работу. И часто меняет что-то на профессиональном уровне.

— В одном интервью Вы сказали, что хорошо знаете шоу-бизнес изнутри и испытываете отвращение ко многим его сторонам. Но надо ли, уверовав, уходить из шоу- бизнеса?

— А куда уходить? Для человека, который пришел к вере, мне кажется, по большому счету уже без разницы: хоть шоу-бизнес, хоть спорт, хоть политика. Ты наступил на все ногой веры, и не видно этого.

— Но так любую работу, даже самую дрянную, можно возвышенно оправдать…

— Должны быть, конечно, определенные нравственные границы. Но видите ли, я тоже раньше думал, что надо какие-то кардинальные движения делать. А сейчас понял, что незачем. Вся дрянь, которую я обнаруживаю в каком-то занятии, — она вся во мне. Не я от чего-то пачкаюсь, а от меня всё вокруг пачкается, на самом деле…

— Значит, лучше вообще ничего не менять в жизни, несмотря на то что изменилось твое мировоззрение?

— Не могу дать общих рецептов. Сам лично стараюсь хотя бы не делать то, от чего станет хуже. Нужно обладать недюжинными силами, чтобы, кроме поддержания себя на прежнем уровне, еще и надстраивать.

Я — это бесконечный профилактический ремонт. Вот как в Эрмитаже — ходит бригада вокруг здания и красит много десятилетий. С одной стороны покрасили — а с другой облезло. Так и у меня. Либо будешь себя в порядке содержать, либо начнешь разрушаться.

Нужна ли миссия среди рокеров

— У Кости есть невероятная сила убедительности, по себе знаю. Именно Костя меня убедил в истинности выбранного пути — причем не словами. Как-то раз Юра Шевчук, Костя Кинчев и я после совместного концерта сидели вместе. Виделись мы тогда уже редко, и при этой встрече Косте не надо было даже ничего говорить — все было ясно. Он тогда уже осознанно вел воцерковленный образ жизни, и было видно, что ему легко, в отличие от нас. А я тогда был в совершенно убитом состоянии, не знал, как дальше жить. Я ему жаловался-жаловался, ныл-ныл. А он на меня так посмотрел спокойно… и стал дальше пельмени есть. И мне стало ясно, что вот сидит нормальный человек, и все у него в порядке. На меня это очень сильно подействовало!

— А Вы бы так могли?

— Пока нет. Если ко мне кто-то обратится, я помогу. Но сколько раз замечал: когда сам очень хочешь помочь другому, нависнешь над ним, все уши прожужжишь, а реакции ноль. Будто над человеком защитный колпак вырастает, и чем больше говоришь, тем толще броня. Поэтому нужно ждать подходящего момента, а не строить из себя лекаря душ при каждом удобном случае.

— Но ведь и надо что-то делать!

— Я пытался понять, что делать и как, и пришел к выводу, что все идет своим чередом. И идет правильно.

Повторюсь, для себя я пока такую установку принял: главное — не портить. И даже это очень трудно. Я как-то решил попробовать прожить один день и не грешить. И понял, что это невозможно! Я просыпаюсь, а в голове у меня уже сидит какая-нибудь ненужная заноза, — и я понимаю, что бесполезно, я профукал этот день! И завтра мне нужно начинать заново.

— Но если человек будет заниматься только самим собой, это тоже, наверное, неправильно?

— Надо навести порядок в себе — тогда и вокруг тебя будет полный порядок.