Влад сафронов лейкоз мама больна раком

Влад и Ольга Сафроновы — хабаровчане. Они — семья. Мама и сын. И у них одна страшная болезнь на двоих. Разделившая их светлую, радостную, полную впечатлений и надежд жизнь, на до и после, сообщает ИА AmurMedia.

Влад, которому всего 9 лет, уже три года борется с раком крови. 6 февраля 2012 года Владу поставили страшный диагноз "лейкоз". И началась череда курсов химиотерапии, бессметное количество пункций и дополнительных обследований, а вместе с этим невыносимая, не прекращающаяся и ночью, и днем БОЛЬ – физическая и душевная, у Владика, у мамы, у всех родных, близких и друзей, руководителей и подчиненных которые были всегда рядом.

Но уж воистину, беда приходит не одна – практически через год, после того, как заболел Владик, врачи диагностировали у Ольги рак молочной железы! Ольга с Владом стали бороться с болезнями ВМЕСТЕ, поддерживая друг друга.

Эти страшные болезни удивительным образом открыли в маленьком Владике по-взрослому сформированную способность откликаться на боль, свойство сострадать, входить в переживание, желание помочь! Превозмогая свою боль, он старается больше улыбаться маме и даже врачам при очередной пункции говорит, что ему совсем не больно, при этом на глазах выступают слезы. Он радует маму во всем: обучаясь из-за болезни дома, он уже третий год подряд учится на "отлично" по полной учебной программе, рисует на удивление хорошо для своего возраста, стал очень смышленым и любознательным. Боль закалила его и в свои девять лет он повзрослел духом: зная о своей болезни даже больше, чем я, он верит стойко и смотрит прямо – прямо в лицо Болезни!
И болезнь, казалось, начала отступать! При очередном обследовании в мае 2015 года врачи торжественно вручили Владику разрешение на посещение обычной школы, что вселяло в эту мужественную семью огромную НАДЕЖДУ НА ЖИЗНЬ! Оставалось дело за "малым" — вылечиться и мне, после чего…. Но оказалось, что Владик и Оля слишком рано хотели перейти границу между "до" и "после" — уже через два месяца у Владика катастрофически ухудшилось здоровье, болезнь пошла на новый виток: "кровоизлияние в мозг", "рецидив".

На последние из собственных и собранных родными, близкими и друзьями деньги, Владику была проведена биопсия мозга, по результатам которой стало ясно, что судьба дает им еще один шанс на ЖИЗНЬ – для спасения Владика необходимо длительное лечение, которое готовы провести южнокорейские врачи и вероятность положительного результата утешительная, но стоимость лечения и курса восстановительной терапии в Южной Корее составляет более двадцати миллионов рублей .
Таких денег у мамы и родственников не было даже в самые лучшие времена, а после трех лет лечений не осталось даже того, что было.

Друзья, коллеги по работе, одноклассники Владика и родители, просто знакомые и незнакомые люди в течение этих трех лет поддерживали Влада и Ольгу, как могли, но и их возможности небезграничны. Благотворительные акции, проводимые в г. Хабаровске, с участием одноклассников Влада и их родителей, фотосессии кинологических сообществ в поддержку семьи Сафроновых, концерты, ярмарки, автопробег и другие акции, позволили собрать треть суммы на лечение. Благодаря удивительной девушке Яне Каминицкой, которая не понаслышке знает, что такое бороться за жизнь своего ребенка, больного раком, с помощью социальных сетей были объявлены бега, результат которых 2,075 810 млн рублей. Колоссальная сумма, если учесть, что собрана она была всего за сутки. Но сумма сбора по-прежнему остается очень большой и неподъемной для семьи. К сожалению, недавно врачи сообщили Ольге, что они бессильны и прекратили лечение. Сейчас Ольга получает паллиативную помощь, которая призвана сопровождать пациента до конца его дней. Мама боится не успеть собрать средства для единственного сына и поэтому ничего не просит для себя, а только мальчику. У ребенка есть только старенькая бабушка и мама. Сейчас Влад находится на лечении в Сеуле. Но чтобы его закончить нужно собрать деньги. Сегодня клуб "Добрый блогер" открыл марафон для сбора денег на лечение Влада. За 41 час, с момента объявления марафона, собрано 2,7 млн рублей. Все, кто так или иначе знает про эту семью, а также марафон "Добрый блогер" просят любой помощи и поддержки в борьбе за жизнь этого мужественного и сильного ребенка. Каждую секунду на счет Владика поступает 20 рублей. Какой мощной силой могут быть самые простые люди, когда они объединяются. Столько неравнодушных сердец хотят спасти ребенка.

Хабаровск! Давайте не останемся в стороне.

РЕКВИЗИТЫ ДЛЯ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ:

Маленькими шажками

Александра Роднищева: Выстраданным я бы это не назвала. Наоборот, считаю, что благодаря моей болезни я пришла в благотворительность – ту сферу деятельности, где я нужна и полезна. В детстве я очень часто болела ангиной, и вот однажды снова заболела, но ангина никак не купировалась антибиотиками, держалась температура. Бывали кратковременные улучшения, но до конца я не выздоравливала. Так прошёл месяц, врачи начали искать причину моего самочувствия. Гематолог на приёме задала пару вопросов – но думаю, она уже по моему виду поняла, что со мной, ведь я сильно похудела, у меня были низкий гемоглобин, бледность и слабость. Мне сделали пункцию, и стало всё понятно.

Как я узнала потом, острый лейкоз часто начинается как простуда и ангина. Он достаточно агрессивен, быстро протекает, и если сразу не начать лечение, человек может погибнуть в считаные дни. Поэтому было важным как можно быстрее приступить к химиотерапии. Такие пациенты находятся под пристальным наблюдением врачей, потому что в любой момент их состояние может сильно измениться.

– Наверное, узнать о страшном диагнозе, да ещё в совсем молодом возрасте, кажется чем-то ужасным и несправедливым? Как вы восприняли всё это?

– Несправедливым – да. Почему я? И это нормальная реакция психики. Мои дети на тот момент были маленькими, было страшно, как они останутся без матери. Эта мысль причиняла наибольшие страдания. С другой стороны, для меня они были маяками, думая о них, я выстраивала план своего выздоровления. К этому шла маленькими шажками. У меня была задача – через месяц повести дочь в первый класс. И я отвела её в первый класс. Потом была задача – дождаться окончания ею начальной школы. Было страшно… А в этом году моя дочь уже окончила школу. Выпускного, как вы знаете, не было, но было очень много трогательных моментов. Ещё один этап – сын оканчивает школу в следующем году.

Все силы – на выздоровление

– Как вас поддерживали близкие?

– Я никогда не была в одиночестве. Всегда со мной была моя мама, ведь самое большое горе, когда твой ребёнок болеет. Когда она не могла быть рядом, со мной находился муж. Все силы были брошены на то, чтобы я выздоровела. Мне везло с докторами. Поддерживали друзья. Да, шансы есть всегда, но их становится больше, когда люди объединяются.

Однажды произошёл такой смешной случай. У меня всегда были длинные волосы, и хотелось выглядеть красиво – ведь я была молодой девушкой. И вот я заказала маме и мужу купить мне парик из натуральных волос. С трудом тогда удалось найти такой товар в Воронеже. Но они нашли. В общем, классно получилось. А через какое-то время я решила, что уже не хочу длинные волосы, сказала маме отнести парик в салон, чтобы его подстригли под каре. В итоге получилась красивая причёска. Кто не был в курсе моей ситуации, делали комплименты.

– Расскажите о своей семье и детях.

– Через месяц будет 19 лет, как я замужем, у нас двое детей, 18 и 16 лет. Семья – самое главное, это то, ради чего следует жить. Мне кажется, в нашей семье свобода и демократия, хотя дети так не считают. Мы за правду, справедливость, человеческие отношения. Есть теория, что дети – временные гости в нашей жизни, они приходят, а потом уходят и создают свои семьи, а супруг – это человек, с которым ты идёшь по жизни, именно с ним вы семья навсегда. Мой муж Андрей – предприниматель, он всячески участвует в благотворительности и радуется каждому успеху наших подопечных.

Лекарства, оборудование, психологическая помощь

– Расскажите о вашей работе в фонде.

– Шесть лет назад я в этот фонд пришла волонтёром – на тот момент он действовал только год. За время своей болезни я поняла, что больше не хочу делать что-то пустое, перебирать бумаги. И сейчас я всё делаю для того, чтобы изменилась чья-то жизнь. Наш фонд оказывает всестороннюю помощь детям с онкозаболеваниями: от постановки им диагноза до реабилитации, мы оплачиваем диагностические процедуры в федеральных центрах, приобретаем лекарства, оборудование для больниц. Помощь всегда разная: одному ребёнку нужны пластыри, чтобы кожа не страдала, другому – лекарства, а кому-то – помощь психолога. Важен комплексный подход, он повышает шансы на излечение. Кроме того, в стационаре проводим образовательные и развлекательные программы, чтобы дети не чувствовали себя оторванными от жизни.

Помощь фондов особенно важна, когда нет времени ждать помощи от государства. А пациенты отделения онкологии ждать не могут. Бывает и так, что нужны препараты, которые в списках не значатся. Вообще лечение детской онкологии в последние 20 лет совершило колоссальный прорыв: если раньше выздоравливало, скажем, три ребёнка, то теперь порядка 90. Благо острый лейкоз научились лечить. Дети выздоравливают и потом ведут обычный образ жизни. За семь лет работы нашего фонда сообща мы помогли более 800 семьям.

И счастливых историй много. Например, недавно приходил в гости один из наших бывших подопечных, молодой человек. Красавец! Он начал проходить лечение, когда учился в девятом классе, и через два года болезнь отступила. Но когда он поступил в институт, случился рецидив. Снова покупали лекарства.

Девочка была с очень непростой историей. Она очень тяжело переживала перемену внешности из-за болезни. Сейчас это живущая полноценной жизнью девушка.

Большая часть пожертвований в наш фонд приходит от частных лиц. Кто-то помогает рублём, кто-то словом, потому что рассказывать о таких проектах – тоже помощь. Каждый раз это совершенно разные люди. Радует, что благотворительность и волонтёрство становятся нормой нашей жизни.

• 
  

Жительница Подмосковья несколько недель добивалась госпитализации своей мамы с раком крови в профильную клинику после рецидива, каждый день готовясь к худшему, но всё ещё надеясь на лучшее. Бесконечные звонки во все возможные инстанции, подключение друзей, юристов и СМИ, ругань с главврачами и чиновниками, бесконечные и бессмысленные тесты на коронавирус. Через что приходится проходить людям, чтобы спасти родных в период пандемии – в нашем материале.

Царьград уже писал о том, как из-за противокоронавирусных мер в больницы не могут попасть пациенты с другими заболеваниями – подчас куда более серьёзными, чем COVID-19. Проблема отказов в госпитализации особенно коснулась далеких от Москвы городов и посёлков, где хуже развита инфраструктура, дефицит больниц и меньше контроля. Однако, оказывается, и в ближайшем Подмосковье попасть в больницу стало не так-то просто, если у тебя не ковид, а, скажем, онкология. Жительнице Королёва Марине Волковой, по её словам, пришлось пройти 100 кругов ада, чтобы добиться госпитализации своей больной матери в профильное медицинское учреждение. В минуты отчаяния девушка даже думала, что будь у её мамы коронавирус, было бы проще.

Всё началось для этой семьи в середине апреля. У матери Марины, которой 2,5 года назад диагностировали острый лимфобластный лейкоз, то есть рак крови, случился рецидив. В крови обнаружили бласты – женщине потребовалась срочная госпитализация. Ей даже дали соответствующее направление. Вот только клиники, по словам её дочери, напрочь отказались принимать онкологическую пациентку.

В Москве нам отказали в срочной госпитализации из-за карантина, в Московской области нам отказали в срочной госпитализации из-за карантина, во Владимире нам отказали в срочной госпитализации из-за карантина, во Владимирской области нам не только отказали в срочной госпитализации, но и выкинули маму на улицу, боясь, что у неё COVID, так как у мамы уже 2 недели температура 39-40, воспалены лимфоузлы в подмышках и есть очаг воспаления в лёгких. 2 теста на COVID отрицательные. Дыхательная недостаточность отсутствует,

– писала тогда Марина в соцсетях.

Парадокс: одни клиники отказывались принимать мать Марины Волковой потому, что у неё нет коронавируса, а они принимают только таких пациентов, другие же отказывали в госпитализации из-за опасений, что у онкологически больной ковид всё же есть. А в местной больнице города Королёва Марине вообще заявили: "Когда ваша мама будет задыхаться, тогда и звоните". И на всякий случай выдали направление в хоспис, чем просто выбили девушку из колеи.

Но она решила не сдаваться.

Дальше начались бесконечные звонки в городские администрации и всевозможные клиники. Сначала дела будто бы стали налаживаться: с помощью отдельных людей из королёвской администрации удалось сделать больной женщине компьютерную томографию, выявившую пневмонию неизвестного генеза (при том, что тесты на COVID упорно показывали отрицательный результат), удалось также добыть противорецидивный препарат для лечения на дому. Но женщине становилось хуже, и вопрос о госпитализации не снимался.

В какой-то момент мама Марины даже попала в реанимацию с высокой температурой и дыхательной недостаточностью. Оттуда её долго не могли перевезти в гематологическое отделение по причине банальной нехватки транспорта – в больнице заявили, что у бюджетной "Скорой помощи" нет свободных машин, у коммерческой – та же ситуация. Но даже когда женщину всё же перевезли в гематологическое отделение в Подольск и Марина хотела было выдохнуть спокойно, её маму внезапно, буквально в тот же день, перевели в инфекционное отделение местной детской больницы, перепрофилированной под COVID-19. По чьему распоряжению и зачем – непонятно. Соответственно, сорвались и все необходимые для лечения онкологического рецидива процедуры.

В больнице заявляют,что у бюджетной "Скорой помощи" не хватает свободных машин, у коммерческой – та же ситуация. Фото: President of Russia / Globallookpress

18 дней мама Марины лежала в инфекционке для ковид-инфицированных. Сдав уже шесть отрицательных тестов на коронавирус. Пожалуй, пролежала бы она там и дольше, если бы не друзья Марины: они нашли адвоката, который подключился к делу. После его звонков в больницу Подольска и местную администрацию ему довольно быстро удалось договориться о переводе онкобольной в гематологию по месту жительства – в Королёв. И в понедельник 18 мая женщина наконец дождалась необходимой профильной помощи.

Итак, на то, чтобы обеспечить больной раком крови срочную (!) госпитализацию, её дочери потребовался месяц. Месяц ежедневных звонков, слёз, уговоров и попыток достучаться до различных администраций. К концу этого срока Марина Волкова чувствовала себя полностью опустошённой – ещё бы! Бессонные ночи, постоянный стресс и отчаяние… Но даже долгожданная госпитализация матери не положила конец её злоключениям.

В больнице маме Марины потребовалось снова сделать компьютерную томографию, но оказалось, что во всём городе с населением более 220 тысяч человек её делают только в двух местах. Поэтому женщине с температурой 39 потребовалось ехать в другую больницу, с трудом найденную её дочерью. Причём на такси – ведь машин у больницы снова не оказалось, а та единственная, которую было предоставили матери Марины, "сломалась" – прямо перед выездом.

Почему у нас в городе всего два КТ – для меня загадка. При этом у мэра города, на минуточку, два "Гелендвагена" по 62 миллиона рублей,

– сказала Марина в интервью Царьграду.

Потом выяснилось, что в больнице нет таблеток для лечения рецидива, а получить их по рецепту можно, мол, только если лечишься амбулаторно, на дому. Что делать? Выписываться из больницы, куда с таким боем удалось попасть, чтобы купить таблетки, а потом снова месяц носиться по инстанциям, чтобы попасть обратно?

Я уже больше ничего не пишу (в соцсетях – прим. Царьград) – я просто устала. У меня реально уже едет крыша. Я уже не знаю, что мне ждать,

Её надежда теперь только на химиотерапию: "Когда начнут химиотерапию, всё станет понятно. Либо мама отзовётся на неё, либо она умрёт. Вот и всё".

Эта история оставляет массу вопросов. Почему онкологически больной человек, которому требуется срочная госпитализация, ждёт её целый месяц, затухая на глазах родных? И получает её лишь тогда, когда к делу подключается адвокат? Почему человека с шестью (!) отрицательными тестами на коронавирус кладут в инфекционку с больными COVID-19? Чтобы "добить" ослабленного другой болезнью пациента, заразив его ещё и коронавирусом? Раз нет мест в больницах – будем наполнять морги? Как так получилось, что на 200 с лишним тысяч населения Королёва компьютерную томографию делают только в двух местах? Особенно в условиях пандемии. Все эти вопросы пока остаются без ответа.

Кстати, в четверг 21 мая онколог Илья Черниковский в разговоре с "Известиями" высказал опасения, что осенью нас ждёт "взрыв онкологической заболеваемости", особенно в запущенной стадии – потому, что часть онкоцентров перепрофилировались под COVID-19 и из-за пандемии приостановлены все обследования. Правда, московский Депздрав его слова опроверг, заявив, что все онкологические стационары как работали, так и работают. Но, судя по истории Марины Волковой, работают они, мягко говоря, криво. А из-за коронавируса обычные бюрократические проволочки стали ещё более запутанными.

Сколько ещё таких историй, как у Марины, – одному Богу известно. Но всё больше становится очевидно: пандемия коронавируса вскрыла большую проблему нашего "оптимизированного" здравоохранения – недостаток больниц, врачей и техники, а также запутанность правил. И кому-то всё это, вместе взятое, может стоить жизни.

Есть один механизм, который сподвигает людей подумать о людях больных раком крови и подписаться на небольшое регулярное пожертвование. Этот механизм – друзья. Когда друзья рассказывают, беда вдруг кажется, с одной стороны, близкой, а с другой стороны – решаемой.

Маша Корчевская про рак крови вообще не думала, думала про диабет. У нее ребенок болен диабетом. Она даже устроилась работать в большую фармкомпанию, которая производит инсулиновые помпы, все на свете узнала про диабет и сделала сайт, чтобы информировать мам, чьим детям не повезло жить с этой болезнью.

Про взрослых Маша не думала, пока друзья не рассказали ей о Фонде борьбы с лейкемией. Взрослым никто не помогает. Взрослые – чьи-то родители и были чьими-то детьми. Так сказали друзья и Маша подписалась на пожертвование.

Марина Маленкович работает в компании Mother care, заведует интернет-магазином, который продает товары для детей. Когда ей попадались публикации о больных детях, Марине детей было жалко, но она не жертвовала денег, ей все казалось, что деньги пойдут как-то не по назначению. Заниматься благотворительностью Марина начала со взрослых. Друзья рассказали про Фонд борьбы с лейкемией и поверить друзьям оказалось проще, чем интернетным публикациям. Подписалась на пожертвование для взрослых больных раком крови и недоверие ушло. Жертвовать понравилось. Теперь Марина подписана на небольшие пожертвования нескольким разным фондам.

Ольга Скуснова – журналист, пишет о технологиях, владеет маленьким агентством, которое делает корпоративные журналы. Несколько лет назад мама ближайшей Ольгиной подруги заболела непонятной чесоткой. На родине в Набережных Челнах долго не могли поставить диагноз, пришлось Ольгиной подруге везти маму в Москву. И тут в гематологическом центре диагноз наконец поставили – редкая лимфома, рак крови. А друзья рассказали Ольге, что в первую очередь этому центру помогает Фонд борьбы с лейкемией, и что в центре всегда не хватает каких-нибудь лекарств. Ольга подписалась на регулярное пожертвование, как бы внесла свою лепту в то, чтобы центр работал бесперебойно.

Елена Макрушенко – коммерческий директор в издательстве бизнес-литературы. Много лет помогала фонду Вера. Фонд Вера был на слуху и Елене казалось, что странно было бы не помогать хосписам. Но однажды друзья рассказали Елене про Фонд борьбы с лейкемией. И Елене показалось, что не помогать взрослым больным раком крови тоже как-то странно. К тому же друзей, работающих в фонде, Елена знала по прежним совместным проектам, считала людьми профессиональными и грамотными. Можно было просто доверить им деньги и знать, что распорядятся деньгами они правильно.

Александр Боев – маркетолог. Но кроме работы, у него всегда была не тайная, а просто не афишируемая другая жизнь. До того, как стать маркетологом, Александр работал школьным учителем и уже тогда ходил учить детей в онкологический центр на Каширке. Потом работал волонтером в хосписе. Не по каким-то идейным или религиозным соображениям – Александр атеист – просто нравилось. И когда друзья рассказали Александру про Фонд борьбы с лейкемией, он подписался на пожертвование из тех же соображений – просто нравится, когда раз в месяц со счета списывается небольшая сумма денег, чтобы кому-то, кто болен раком крови, стало легче.

Алексей Ручкин учился на геодезиста. Измерил все железные дороги страны от Читы до Калининграда. Потом в тяжелые времена, чтобы подработать, занялся монтажом кондиционеров, и подработка постепенно выросла в небольшую, но преуспевающую компанию. До того момента, как друзья рассказали Алексею про Фонд борьбы с лейкемией, он иногда помогал кому-то, но частным образом – если кто-то из знакомых просил помощи. Регулярные пожертвования в благотворительный фонд – так раньше не было принято, а теперь принято. В автобусах раньше тоже не принято было устанавливать кондиционеры, а теперь принято, и компания Алексея их устанавливает.

Подписаться на пожертвование Фонду борьбы с лейкемией можно здесь

У Елены Серегиной и ее мужа Александра уже было двое детей – шестилетний Артем и пятнадцатилетняя Диана. Но узнав о незапланированной беременности, они оба ни сколько не сомневались: конечно, рожать! На 12 неделе Лена отправилась становиться на учет, сдала все необходимые анализы и вдруг – направление на консультацию к гематологу в Новокузнецк .

В Москве Лене поставили правильный диагноз – острый миелобластный лейкоз – и обещали сохранить беременность. Оказалось, что химиотерапия не противопоказана со 2 триместра беременности. К Лене сразу же приехала ее мама, она бросила работу и осталась с дочерью. При таком тяжелом лечении пациенты не могут быть одни – кто-то должен быть рядом. С самого начала стало очевидно, что Елене придется делать пересадку костного мозга. Подходящих доноров в базах не нашлось, и тогда мама Елены прошла типирование. Оказалось, что она подходит только на 70%. Но врачи уверяли – это не беда. С таким неполным совпадением при пересадке они проведут дополнительные манипуляции, чтобы организм реципиента не отверг донорские клетки.

Мама Лены бросила работу и осталась с дочерью Фото: из личного архива

К сожалению, после второй химиотерапии, на 25-ой неделе беременности, у Елены отошли воды. Сердце ребенка остановилось. Женщине пришлось пережить тяжелые роды и вернуться на лечение в Гемцентр.

Елену и ее соседок по палате, у которых так же обнаружили вирус, перевели в Институт кардиологии, перепрофилированный под пациентов с коронавирусом. Через неделю Елене стало хуже. Она задыхалась так, что чувствовала – умирает. Легкие были поражены на 40%. Ей не помогало ничего. Она не могла ходить, сидеть. Приходилось сутками лежать на животе – в позе, при которой максимально раскрываются легкие.

Елена уверена, что третья беременность, закончившаяся так трагически, ее спасла

Тромбоциты падали. Нужно было одновременно лечить коронавирус и держать под контролем лейкоз. Наконец Елена пошла на поправку. В НМИЦ Гематологии возвращаться было нельзя, так как нужно было провести еще 2 недели в изоляции. Тогда Фонд борьбы с лейкемией предоставил женщине и ее маме квартиру, в которой она смогла наконец-то отдохнуть от бесконечных больниц.

За все это время муж Елены заплакал только один раз. Она была в Москве, а он пошел к сыну в садик на утренник в честь 8 Марта. Когда дети с мамами пошли танцевать, Артем остался один. Вот тогда Саша позвонил Лене в слезах. А больше не плакал ни разу. Когда Лена прислала ему фотографию с выпавшими волосами, он тут же побрился в знак солидарности.

Елена приехала на три дня для оформления инвалидности и наконец увиделась с семьей Фото: из личного архива

После косметической процедуры у меня возникли осложнения, которые сопровождались отеком и температурой — я выглядела ужасно. Нужно было сдать анализы, чтобы установить причину. Анализ крови показал 50% бластов. Я не поверила и сдала кровь еще раз, но результаты оказались такими же. На следующий день мы с мужем поехали в Симферополь, в крупную клинику, где врачи и диагностировали мне лейкоз.

У нас в Феодосии небольшая гостиница, и, оказавшись в больнице, я старалась продолжать вести дела по телефону. Моя дочь в то время сдавала ЕГЭ и прошла весь путь самостоятельно — ни я, ни муж, не могли быть с ней рядом. Мне пришлось пропустить ее выпускной вечер в школе. Я была настроена бороться, но тогда я совсем не представляла, что меня ждет.

Я знала, что лейкоз лечится и опускать руки нельзя. Мне начали химиотерапию: первый курс, второй, третий… Но все без толку. Перед четвертым курсом химии, после разговора с врачом, я поняла — шансов нет. Они ничем не могли мне помочь — лейкоз не поддавался лечению.

Четвертый курс химии чудом избавил меня от бластов, и через несколько дней после него мне сделали пересадку костного мозга, несмотря на остаточную пневмонию. Однако, все проходило под пристальным контролем микробиолога. Донором стал мой брат — он подошел мне на 100% и это было, по‑настоящему, чудом.

В течение полугода муж был со мной рядом целыми днями. В Крыму у нас был бизнес и муж оставил все, чтобы помогать мне. Дело без него не выжило и пришлось все закрыть — ему было совершенно все равно. Главное — быть вместе.

Пока я лежала под капельницами, он приходил рано утром и уходил поздно вечером, когда я засыпала. Целыми днями он держал меня за руку. Я не могла быть одна — у меня начинались жуткие панические атаки. Мой муж — самый родной и близкий человек. Я знала, что если мне и суждено умереть, то я хочу умирать только рядом с ним — только так мне не будет больно и страшно.

Наша дочка Вика тоже жила в Москве, в съемной квартире. Моя болезнь совпала с ее поступлением в ВУЗ. Мы боялись ее отпускать одну в чужой город, но, когда стало ясно, что мне самой придется лечиться в Москве, то вопрос решился сам собой. Муж разрывался между мной и Викой — ей тоже нужно было помогать, и он каким-то образом успевал везде.

Перед Новым Годом меня выписали и перевели в дневной стационар — мы сняли квартиру неподалеку. Этот праздник Нового Года мы встречали с мужем и дочкой, смотрели в окно на московский салют, и мне больше ничего не было нужно. Это был праздник счастья и целостности семьи. Ни один Новый Год я не встречала вот так — в полной гармонии с собой и миром.

Мне нужно было провести под контролем специалистов в Москве три месяца. В это время началось активное распространение короновируса. Было страшно. Я выходила только в маске, перчатках, обрабатывала руки антисептиками. Когда мы вернулись домой, где эпидемиологическая ситуации в несколько раз лучше, чем в Москве, я все равно соблюдала все правила. Мы изолировались — ни с кем не встречались и никуда не ходили.

После того, что я пережила в течение года в больнице, необходимость переждать этот карантин мне совершенно не страшна. Наверное, только люди после тяжелых болезней могут серьезно относиться к таким вещам. Все будет — и друзья, и магазины, и рестораны, но чуть позже. Сейчас нужно перетерпеть, чтобы после жить дальше.

Сейчас я дома, и прохожу контрольный курс противоопухолевого препарата. Так как моя болезнь долго не поддавалась лечению, то необходимо закрепить ремиссию. Сколько будет длиться терапия — никто не знает. Врачи из НМИЦ Гематологии держат мое состояние под контролем.

Единственное, что у меня отобрала болезнь — это покой. Тревога о том, что я могу умереть, никуда не уходит. Но эта тревога формирует собственную ответственность за жизнь. Если нужно ходить в маске — я буду в маске, нужно сидеть дома — никуда не выйду. Большинство людей все это время пандемии боялись и не хотели режима самоизоляции. Я же боюсь одного — заболеть. Остаться дома — это не страшно. Страшно не остаться в живых.

Помочь тем, кто лечится от рака крови сейчас, можно тут .