Виноваты звезды рак чего был у хейзел

Немного о фильме

Сюжет картины

Необычную историю любви в фильме рассказывает Хейзел Грейс, главная героиня, которую сыграла Шейлин Вудли. Когда ей исполнилось 13 лет, у нее обнаружили страшное заболевание – рак щитовидной железы. Несмотря на длительное лечение, болезнь перекинулась на легкие. Жизнь Хейзел висит на волоске. Ей вставили в нос трубочку, на спине постоянно находится рюкзак с медицинскими принадлежностями. В клинику, где девушка проходит лечение, постоянно приходят молодые люди из группы поддержки. Среди них оказался 18-летний Огастус Уотерс (Гас), у которого в этой больнице лечился друг. Парень несколько лет назад также болел раком, врачи удалили ему часть ноги, и он научился ходить с протезом.

Между Хейзел и Огастусом возникло искреннее чувство, потому что были общие интересы. Они оба увлекались творчеством очень таинственного писателя Питера Ван Хутена. У него была книга "Царский недуг" о девушке, больной раком. Однажды подростки решились написать ему письмо, тот им ответил и пригласил на встречу в Амстердам. Родители Хейзл против этой поездки, ведь она будет тяжелой для дочери, да и дорогой.

Решив все вопросы в больнице, парень с девушкой, все же, вылетают в Амстердам. Встреча с Ван Хутеном разочаровала их, он оказался наглецом и пьяницей. Но эта поездка очень сблизила молодых людей. Именно в этом городе они впервые поцеловались, занимались сексом и доверили друг другу свои самые сокровенные мысли и тайны. Гас рассказывает Хейзел, что смертельная болезнь распространилась уже по всему его телу.

Биография Огастуса Уотерса закончилась трагически, рак не пощадил юношу. После приезда домой он сразу попадает в отделение интенсивной терапии, где прожил еще всего восемь дней. На похороны Гаса неожиданно приехал писатель Ван Хутен, который вручил Хейзел письмо. Это письмо он написал от имени Огастуса, и в нем было трогательное признание в любви к ней.

Хейзел Грейс

Каждый день героиня переживает боли и мучения. Родители отдали на ее лечение все свои сбережения. Врачи открыто говорят, что ей осталось жить несколько месяцев. Девушка привыкает к этой жестокой реальности. Ее только пугает состояние родителей после ее смерти. Одной из радостей ее жизни является книга нидерландского писателя о неизлечимо больной девушке. Хейзел поражается, каким образом человек, не перенесший онкологию, может так писать и чувствовать. Единственное, чего не хватает в этой книге, - это незавершенности, недосказанности. Но именно эти вещи держат героиню в этом мире. Судьба послала Хейзел бесценный подарок - настоящую любовь, пусть даже очень короткую.

Главный герой – Огастус Уотерс

До болезни Гас занимался спортом, вел активный образ жизни. В фильме "Виноваты звезды" Огастус Уотерс - символический персонаж победы жизни над смертью. Единственной фобией юноши является забвение. Настоящей смертью он считает то, когда о нем совсем забудут. Ему так хочется, чтобы этот мир не был таким равнодушным. Ему кажется несправедливым, что после смерти совсем молодых людей, в будущем их забывают и не вспоминают. Он считает, что память о присутствии того или иного человека в этом мире очень важна.

Биография Энсела Эльгорта

Многих зрителей интересует творческий путь актера, блистательно сыгравшего Гаса. Огастус Уотерс для актера Эльгорта стал прорывом в его творчестве. В 20 лет он стал очень востребованным. Он остался очень довольным своим участием в фильме "Виноваты звезды". В этой картине все упиралось в актерскую игру, и он справился с ней замечательно. Энсел закончил один из нью-йоркских колледжей. Сам он родился в творческой семье, его отец был знаменитым фотографом, а мама - режиссером в опере.

Юноша стал сниматься, еще будучи учащимся колледжа, это была второстепенная роль. Потом Энселу Эльгорту выпала счастливая возможность играть в двух фильмах с Шейлин Вудли. Фильм "Виноваты звезды" собрал более 300 млн долларов во всем мире. Его карьера не закончилась Огастусом Уотерсом. Актер снялся в драме "Мужчины, женщины и дети", "Дивергент", "Бумажные города". Недавно вышел блокбастер с его участием под названием "Малыш на драйве".

Энсел Эльгорт также увлекается электронной музыкой, он сам написал несколько треков. Недавно им была выпущена песня Thief, в клипе на которую снялась его девушка Виолетта Комышан. Энсел прекрасно рисует, некоторые свои работы выкладывает в Instagram.

Цитаты Огастуса Уотерса

Несчастный Огастус говорит своей девушке множество вдумчивых фраз, которые заставляют плакать даже самых стойких зрителей. Он увидел жестокую реальность жизни, поэтому называет "мир не фабрикой по исполнению желаний". Он благодарит Хейзел за то, что она "за считанные дни смогла подарить ему вечность". Герой размышляет на очень злободневные темы. Он считает, что "лучше полюбить и потерять", чем никогда не испытать это чувство. Подросток, перенесший много страданий, делает вывод, что "если любишь радугу, то полюби и дождь".

В одном из своих высказываний Гас сравнивает мысли со звездами, которые он не может объединить в созвездия. И вообще, герой считает, что "косо могут смотреть только звезды". Огастус делает вывод, что истинная любовь вспыхивает только в трудные моменты, ведь только испытав "боль и страдания, можно по-настоящему оценить счастье".

В чем же виноваты звезды?

Многим читателям непонятно, почему фильм называется "Виноваты звезды". Дело в том, что у Шекспира есть такое высказывание "Вина не в наших звездах, а в себе". В конце фильма Гас получил письмо от писателя Ван Хутена, где тот говорит, что Шекспир очень ошибался в этой фразе. Этим самым писатель подразумевал, что судьба, злой рок, звезды повлияли на судьбу Гаса и Хейзел. Сами подростки ни в чем не виноваты, они оказались жертвами обстоятельств, которые невозможно изменить. Однажды парень с девушкой пили шампанское и им сказали, что они пробуют вкус звезд.

Глава 1-3

Шестнадцатилетняя Хейзел Ланкастер, от имени которой ведётся повествование, живёт в небольшом городке штата Индиана. У девушки рак щитовидной железы и метастазы в лёгких. Дышать Хейзел может только с помощью кислородного баллона, а по ночам её подключают к большому концентратору кислорода. Она редко выходит из дому, лежит в кровати и читает одну и ту же книгу. Мама девушки решает, что у дочери депрессия и настаивает, чтобы Хейзел посещала еженедельно группу поддержки.

Группа поддержки собирается в подвале городской епископальной церкви с крестообразным фундаментом. Посещающие её раковые больные садятся в центре креста — прямо в сердце Иисусовом, как любит повторять руководитель группы. Эти собрания угнетают Хейзел. В группе она общается только с Айзеком, у которого редкая форма болезни — рак глазных яблок. Одного глаза он уже лишился, теперь под угрозой второй. Хейзел продолжает посещать группу только ради родителей.

Хуже, чем быть подростком с онкологией, есть только одно: быть ребёнком с онкологией.

На одном из собраний Хейзел знакомится с семнадцатилетним Огастусом Уотерсом. Несколько лет назад у него обнаружили остеосаркому и отняли ногу, после чего объявили его БПР (без признаков рака). В течение всего собрания этот красивый парень не сводит с Хейзел глаз, а девушка думает о своих щеках и лодыжках, толстых из-за постоянного приёма стероидов.

После собрания Гас приглашает Хеёзел к себе домой посмотреть фильм с Натали Портман, на которую, по его мнению, похожа девушка. Хейзел соглашается, но, подойдя к остановке видит, как Гас суёт в рот сигарету. Девушка возмущена: она дышит с трудом, а Гас добровольно убивает свои лёгкие. Парень убеждает Хейзел, что сигареты он не зажигает.

Это метафора, вот смотри: ты держишь в зубах смертельно опасную дрянь, но не даёшь ей возможности выполнить своё смертоносное предназначение.

На следующий день Хейзел встречается со своей бывшей одноклассницей, пытается общаться с ней, как прежде, но выходит это неважно.

Очевидно, все, с кем мне суждено разговаривать остаток дней, будут чувствовать себя неловко и испытывать угрызения совести.

Наверное, поэтому у Хейзел так мало друзей. Отговорившись болями и усталостью, девушка быстро прощается с подружкой и выгадывает для себя несколько минут одиночества, без опеки сверхбдительной мамы. Насчёт боли Хейзел не врёт — больно ей всегда.

Глава 4-6

Вечером девушка перечитывает любимый роман. Это история о девушке из Калифорнии по имени Анна, которая болеет редкой формой рака. Об этом заболевании в романе говорится предельно честно.

Дети с онкологией по сути своей — побочные эффекты безжалостной мутации, за счёт которой жизнь на Земле так разнообразна.

Далее Анне становится хуже, а её мать влюбляется в голландского торговца тюльпанами, которого героиня считает проходимцем и называет Тюльпановым Голландцем. Мать и Голландец собираются пожениться, а Анна готовится к новому курсу лечения, когда роман заканчивается на полуслове.

Хейзел считает, что Анна умерла, но ей интересно знать, как сложилась жизнь остальных героев романа. Она написала Питеру ванн Хутену дюжину писем, но ответа так и не получила — переехав из США в Нидерланды, он стал затворником. Хейзел надеется, что он работает над продолжением романа, но ждать долго не может.

Хейзел звонит Огастус. Он разочарован неопределённым концом романа и жаждет продолжения. Гас зовёт Хейзел к себе, чтобы поддержать Айзека, которого накануне операции бросила девушка.

Окончательное мнение о романе ван Хутена формируется у Гаса только через неделю. Он звонит Хейзел и сообщает, что сумел связаться с писателем по электронной почте через его помощницу Лидевью Влигенхарт. В ответе на письмо ванн Хутен сообщает, что больше ничего не написал и писать не собирается. В тот же день Хейзел посылает писателю электронное письмо с вопросами о будущем героев романа.

Айзеку делают операцию и официально объявляют БПР. Теперь Айзек здоров и слеп. Хейзел навещает друга в больнице — тот всё ещё страдает из-за предательства своей девушки, обещавшей остаться с ним навсегда.

Я верю в настоящую любовь, понимаешь? Люди теряют глаза, заболевают чёрт-те чем, но у каждого должна быть настоящая любовь, которая длится минимум до конца жизни!

На следующий день Хейзел получает письмо от ван Хутена. Тот заявляет, что не может ответить на её вопросы — она может превратить его письмо в сиквел романа. Такие вещи он обсуждает только в личной беседе, но Голландию покидать не собирается. Писатель приглашает девушку в гости, зная, что у неё рак последней степени.

В субботу Гас устраивает для Хейзел пикник в голландском стиле и сообщает, что намерен потратить своё желание на поездку в Нидерланды.

Учти, я не собираюсь отдавать тебе моё Желание. Но у меня тоже появился интерес встретиться с Питером ван Хутеном, а без девушки, познакомившей меня с его книгой, встречаться с ним нет смысла.

Лечащий врач Хейзел разрешает девушке лететь в Европу толь��о в сопровождении взрослого, знающего об особенностях её заболевания. На семейном совете решают, что девушка полетит с мамой.

Глава 7-9

Из-за кислородной недостаточности у Хейзел начинаются страшные боли. В больнице выясняется, что лёгкие девушки полны жидкости. На шесть дней Хейзел оказывается прикованной к больничной койке в отделении интенсивной терапии.

Люди говорят о мужестве раковых больных, и я не отрицаю это мужество. ‹…› Но не впадайте в заблуждение: в тот момент я была бы искренне рада умереть.

Новых метастазов в теле Хейзел не находят. Когда жидкость из лёгких откачивают, девушке становится легче. Она читает письмо, собственноручно написанное ван Хутеном, и решает лететь в Голландию несмотря на возражения врачей.

Глава 10-13

По пути в аэропорт Хейзел заезжает за Гасом и становится невольным свидетелем скандала: родители не хотят пускать Гаса в Амстердам, но тот отстаивает это право. В аэропорту Хейзел чувствует на себе удивлённые и любопытные взгляды.

Иногда это худшее в участи больного раком — физические признаки болезни отделяют тебя от других. Мы были однозначно и окончательно другими, и это проявилось с особенной очевидностью.

В самолёте, когда мама Хейзел засыпает, Огастус признаётся девушке в любви. В ней поднимается волна странной, болезненной радости, но сказать об этом Гасу она не может.

На следующий день Хейзел и Огастус встречаются с ван Хутеном. Эта встреча страшно разочаровывает их: писатель оказывается толстым, сильно пьющим хамом. Он отказывается отвечать на вопросы, заявляет, что Хейзел зависит от жалости окружающих, и называет её побочным эффектом эволюции.

Ван Хутен искал самый обидный способ сказать правду, которую я давно знала. Я ‹…› много месяцев назад нашла самые болезненные способы описать своё состояние.

Хейзел покидает дом писателя в слезах. Её догоняет Лидевью и предлагает посетить дом жертвы нацизма Анны Франк, превращённый в музей. Там Хейзел и Огастус впервые целуются и срывают аплодисменты туристов. Затем в гостинице между ними происходит первая близость. На следующий день Гас признаётся Хейзел, что его ремиссия кончилась, метастазы у него везде — в печени, в левом бедре… Он прервал лечение ради поездки в Амстердам, его родители были против. К Огастусу возвращается страх забвения.

Глава 14-20

Вернувшись домой, Огастус начинает лечение. Хейзел бывает у него каждый день. Ей больно наблюдать, как любимый слабеет с каждым днём. Навещает Гаса и Айзек. Однажды Гас, разозлённый на бывшую девушку Айзека, решает ей отомстить. Всей компанией они едут к дому девушки и закидывают её машину сырыми яйцами.

Через некоторое время Гас попадает в реанимацию, после чего может передвигаться только на инвалидном кресле. Наступает последняя стадия болезни.

Чертовски трудно сохранять достоинство, когда восходящее солнце слишком ярко в твоих угасающих глазах.

Гас мечтал, чтобы мир узнал о нём, а его некролог напечатали все крупные газеты страны. Но теперь он умирает в безвестности, и впереди только тьма. Однажды ночью Огастус сумел сам выбраться из дома и добраться до автозаправки, чтобы купить себе пачку сигарет. Он хотел доказать себе, что хотя бы это может сделать сам. Вернуться самому домой у него не получается, он звонит Хейзел, та приезжает и вызывает скорую помощь.

Это были дни пижам и почёсывания отраставшей щетины, невнятных просьб и рассыпания в бесконечных благодарностях за всё, что другие делали за него.

Глава 21-25

Гас умирает через восемь дней после своего Последнего хорошего дня. В последние дни свидания Хейзел и Огастуса сильно сократились, но это не уменьшило страданий девушки.

Потерять человека, с которым тебя связывают воспоминания, всё равно, что потерять память.

На панихиде и похоронах присутствует Питер ван Хутен, прочитавший о смерти Огастуса на его страничке в соцсети. После похорон, которые Хейзел переносит с трудом, писатель пытается вызывать девушку на разговор. Он сообщает, что перед смертью Гас писал ему и обещал простить его хамское поведение, если он расскажет Хейзел о дальнейших судьбах персонажей романа. Девушка не хочет слушать ван Хутена и прогоняет его.

На следующий день Хейзел навещает Айзека, и узнаёт от него, что Гас писал для неё что-то вроде сиквела к её любимой книге. Хейзел садится в машину, чтобы ехать домой к Огастусу, и обнаруживает на заднем сидении не совсем трезвого ван Хутена. Он пытается извиниться перед Хейзел, и в этот момент девушка понимает, что в семье писателя тоже кто-то умер от рака. Ван Хутен признаётся, что его дочь умерла от лейкемии и стала прототипом главной героини романа. Его ошеломило появление Хейзел, одетой как Анна. Девушке жаль писателя. Она советует ему отправиться домой и написать ещё один роман, а затем оставляет его на обочине дороги.

Родители окружают Хейзел неусыпным вниманием. Девушка боится, что они растворились в ней, и после её смерти не смогут жить дальше. Она говорит об этом с матерью, и та признаётся, что уже год учится в университете на социального работника. Она не хотела, чтобы Хейзел знала об этом и думала, будто мать заранее планирует, как жить после смерти дочери. Родители клянутся Хейзел, что не разведутся после её смерти.

Подружка наводит Хейзел на мысль, что Гас писал не для неё и успел отослать свои записи. Девушка пишет Лидевью, та находит записи Гаса у ван Хутена и пересылает их Хейзел. Записки оказываются не сиквелом, а письмом. Гас просит ван Хутена написать роман по его наброскам. Он объясняет, писателю, что, как и большинство людей, хочет оставить след в истории. Но такие следы зачастую похожи на шрамы. Хейзел же другая.

Хейзел знает истину: у нас столько же возможности навредить Вселенной, как и помочь ей, причём маловероятно, чтобы нам удалось первое или второе.

В прошлом месяце я решила познакомиться с автором Джоном Грином, столько наслышана, и уже все прочитали, и у всех книжки стоят на полках, а я вот ни сном, ни духом, хотя теперь понимаю почему. Всего взяла 3 книги, это тот арсенал, который нашелся в библиотеке, и этого вполне достаточно, чтобы на Грине я поставила жирную точку, читать его Бумажные города и Многочисленные Катерины я не буду, особенно Катерин.

Книги Грина скорее для подростков, хотя я так же читаю подобную литературу совершенно спокойно и не вижу ничего особенного. Но начала я с "В поисках Аляски", после 50-ти страниц вдруг захотелось Виноватых звезд, и всё, про Аляску я напрочь забыла, Звезды конечно по сюжету значительно выигрывают.

О чем книга. Книга о подростках, которые болеют раком. Вот честно, уже подбешивает эта манера американцев своим героям присваивать тяжелые болезни - рак или альцгеймер, особенно лейкимия, видимо самое плаксивое и вызывающее жалость заболевание, чаще таким диагнозом наделяют девочек, делают из них забитых курочек, которые в конце сюжета умирают, все плачут, занавес. Меня от подобных сюжетов трясет, я старательно избегаю таких фильмов, ну просто уже надоело. Грин же пошел немного дальше, здесь болеют все подростки и собственно это их и объединяет.

Рассказ ведется от первого лица - девушки Хейзел, у неё обширные метастазы в легких, и она не может дышать самостоятельно, поэтому вынуждена всегда ходить с кислородным баллоном и трубочками, вставленными в нос, которые дашат за неё. В группе поддержки она знакомится с парнет Огастусом, которому некоторое время назад ампутировали ногу.

Хейзел ввиду своего заболевания становится тихоней, из дома выходит только по острой необходимости, она понимает всю серьезность ситуации, не строит иллюзий, просто знает, что рано или поздно настанет тот день, когда она умрет. Огастут всё еще пытается брать от жизни хоть какие-то удовольствия, и неизбежно влюбляется в Хейзел. Всё довольно-таки банально, но мне обещали нечто более интересное, чем отношения раковых больных, но я этого не получила.

Не могу сказать, что мне было очень уж скучно, есть моменты, которые определенно понравились. Грин пишет не только о самих подростках, но и рассказывает о жизни их родителей, а она в корне изменилась после диагноза. Так мама Хейзел ушла с работы, полностью занимается дочерью и даже не может спокойно принять ванну с пеной, потому что не может расслабиться, Хейзел может что-то понадобиться в любой момент.

Так же Грин ясно дает понять, что только заболевшие раком могут искренне поддержать друг друга, только они могут точно знать, каково сейчас их другу, которому завтра предстоит удалить глаза и как его поддержать? Да просто разрешить разнести полкомнаты вдребезги и не удивиться от услышанного в ответ, что легче-то не стало.

Отношения Хейзел и Огастуса мне показались милыми и какими-то непринужденными, и даже обошлось без розовых соплей, их телефонные разговоры вполне естественны, Огастус разговаривает очень даже по-взрослому, у них был особый стиль отношений. Они рассуждают про раковые бонусы, про заветные желания, но никогда не строят планов на будущее, потому что его скорее всего не будет. И нет, сюжет здесь не основан на книге Ван Хутена, которая так нравилась Хейзел и не на поездке в Амстердам, хотя это было прекрасно, они сделали то, что не могли осуществить большинство больных, сесть в самолет и полететь в другую страну.

Эта история романтична, полна трагизма, но остается милой и трогательной, правда банальность всё портит. Не разделяю всех восторгов после прочтения Джона Грина.

Многим уже известно, что по сюжету книги снят фильм, и это первый фильм по книгам Грина, есть еще экранизация книги "Бумажные города". Фильм не смотрела по уже описанным причинам, но всё же книгу советую взять в кинообложке, если уж захотите купить и поставить себе на полочку, потому что такое оформление, как у меня, вызывает ассоциации с кулинарной книгой. Некто в поварском фартуке в клеточку пересыпает специи, а издалека звездочки именно такими и кажутся.

Жаль, что Грин не придумал ничего нового, по закону жанра один из героев умирает, конечно я плакала, всё это очень печально. Жалко всех - и мальчика, и родителей, и всех детей, кто болеет, потому что они понимают, что могут стать следующими.

Боль хочет, чтобы ее чувствовали.

Без боли как бы познали мы радость?

Настоящая любовь рождается в трудные времена.

Время действительно худшая из шлюх: кидает каждого.

Мои мысли – звезды, которые я не способен объединить в созвездия.

В черные дни Господь посылает в нашу жизнь лучших людей.

Мир действительно не фабрика по исполнению желаний.

Пока он читал, я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.

Хороших друзей трудно сыскать и невозможно забыть.

Депрессия – побочный эффект умирания.

Горе нас не меняет, Хейзел, оно раскрывает нашу суть.

Чертовски трудно сохранять достоинство, когда восходящее солнце слишком ярко в твоих угасающих глазах.

Боже, дай мне душевное равновесие принять то, что я не могу изменить, смелость изменить то, что в моих силах, и мудрость, чтобы отличить одно от другого.

Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.

Кто столь тверд, чтобы устоять перед соблазном?

Любить — значит выполнять обещания во что бы то ни стало.

Не подумайте, что я вам не доверяю, но я вам не доверяю.

Нет у меня проблем со спиртным, — неожиданно громко объявил он. — У меня с алкоголем отношения такие же, как были у Черчилля: я могу отпускать шутки, править Англией, делать все, что душе угодно, но вот не пить не могу.

Если любишь радугу, надо любить и дождь.

Твое молчание оглушает…

Похороны для живых. Мертвым они не к чему.

И как ты себя чувствуешь?
Помимо рака в терминальной стадии? Да вроде хорошо.

Папа всегда говорил, что о людях можно судить по тому, как они обращаются с секретарями и официантами.

Как сильно ни отталкивайся и как высоко ни взлетай, а выше головы не прыгнешь!

Я влюбилась в него, как проваливаются в сон: сначала медленно, а потом одним разом.

Хуже заболевания раком может быть только если твой ребёнок умирает от рака.

Я — граната. Однажды я взорвусь и уничтожу всех вокруг себя. И я чувствую, что моя обязанность – сократить число пострадавших.

Я хотела вот что сказать. Придёт день, когда все мы будем мертвы. Сейчас люди живы, потом их не станет. Может, он наступит завтра, а может, спустя миллион лет.
А когда он придёт, никто не вспомнит ни Клеопатру, ни Мохаммеда Али, ни Моцарта, а уж тем более никого из нас. Забвение неизбежно.
Если оно тебя пугает — игнорируй эту мысль.

Мистер Ван Хутен. Я хороший человек, но дерьмовый писатель. Вы дерьмовый человек, но хороший писатель. Думаю, мы могли бы стать отличной командой. Я не хочу просить Вас ни о каком одолжении, но если у Вас найдется время, а судя по тому, что я видел, у Вас его навалом, пожалуйста, сделайте это для меня. Это надгробная слово, для Хейзел. Она попросила меня написать его, и я пытаюсь, но у меня нет таланта. Все хотят, чтобы их помнили. Но Хейзел не как все. Хейзел знает истину. Она не хотела миллионы поклонников, она хотела только одного.И она получила его. Может быть, ее немного любили, но ее любили сильно. А это больше, чем выпадает на долю большинства из нас. Когда у Хейзел был приступ, я знал, что умираю, но не хотел ей этого говорить. Она была в палате интенсивной терапии, я пробрался туда на десять минут, и сидел с ней, пока меня не выгнали . Её глаза были закрыты, кожа бледной, но ее руки были по-прежнему оставались ее руками, по-прежнему тёплыми теплыми, и ногти были покрыты сине-черным лаком. Я держал ее руки в своих. И я попробовал представить себе мир без нас. Какой же бессмысленный это будет мир. Она такая красивая. Я не устаю любоваться ею. И меня не волнует умнее ли она меня, потому что я знаю, что она умнее. Она забавная и никогда не бывает злой. И я люблю её. Боже, как я люблю её. Мне так повезло, что я люблю её, Ван Хутен. Мы не можем избежать страданий в этом мире, но мы можем выбрать того, кто причинит нам боль. Я своим выбором доволен, надеюсь, что она своим тоже.

Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru

• .
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• >
• >>

Дальше шли снимки Каролин до болезни — эти фотографии постмортем разместили ее друзья: красивая широкобедрая девушка с прекрасными формами и длинными прямыми траурно-черными волосами, падавшими на лицо. До болезни я мало походила на здоровую Каролин, но наши раковые ипостаси могли сойти за сестер. Неудивительно, что Огастус уставился на меня с первой минуты.

Через некоторое время мама с папой объявили, что пора ужинать. Я закрыла ноут и встала, но не могла забыть сообщение на стенке Каролин Мэтерс: отчего-то оно лишило меня аппетита и вселило нервозность.

Я думала о плече, которое все еще болело, и о некстати разболевшейся голове — не исключено, что из-за неотвязных мыслей о девушке, умершей от рака мозга. Я повторяла себе научиться разделять воображаемое и действительное, быть здесь и сейчас, за круглым столом (пожалуй, слишком внушительного диаметра даже для троих и, несомненно, чрезмерно большого для двоих), с клеклой брокколи и бургером с черной фасолью, которую весь кетчуп в мире не сможет увлажнить. Я сказала себе, что воображаемые метастазы в мозге или плече не повлияют на реальное положение дел в организме и что подобные мысли лишь крадут мгновения жизни, состоящей из ограниченного и конечного числа секунд. Я даже уговаривала себя жить сегодня, как в свой лучший день.

Очень долго я не могла понять, почему неизвестно кем написанное в Интернете покойной незнакомке так меня взволновало и заставило заподозрить новообразование в собственном мозге. Голова реально болела, хотя я по опыту знала, что боль — тупой и неспецифический диагностический инструмент.

Так как в тот день в Папуа — Новой Гвинее землетрясения не случилось, родители не сводили с меня глаз, а я не могла скрыть внезапный бурный паводок тревоги.

— Все в порядке? — спросила мама, пока я ела.

— Угу, — ответила я. Откусила от бургера. Проглотила. Попыталась сказать что-нибудь, что сказал бы здоровый человек, чей мозг не затопила паника. — В бургерах тоже брокколи?

— Немного, — сказал папа. — Как здорово, что вы поедете в Амстердам!

— Хейзел, — спросила мама. — Ты где?

— Просто задумалась, — ответила я.

— Любовная рассеянность, — улыбнулся папа.

— Я вам не зайчиха, и я не влюблена в Гаса Уотерса и ни в кого другого тоже, — ответила я, вдруг загорячившись. Незаживающие раны. Будто Каролин Мэтерс была бомбой, и, когда она взорвалась, окружающих зацепило шрапнелью.

Папа спросил, готова ли я на завтра к колледжу.

— У меня довольно сложная домашка по алгебре, — ответила я. — Настолько сложная, что профану не понять.

— А как твой приятель Айзек?

— Ослеп, — отрезала я.

— Ты сегодня ведешь себя очень по-детски, — заметила мама. Ее это, кажется, раздражало.

— Разве ты не этого хотела, мам? Чтобы я была нормальным подростком?

— Ну не обязательно в такой форме, но, конечно, мы с твоим отцом рады видеть, что ты становишься молодой женщиной, заводишь друзей, ходишь на свидания…

— Я не хожу на свидания, — сказала я. — Я не хочу ходить на свидания. Это плохая идея, потеря времени и…

— Детка, — перебила меня мать. — Что случилось?

— Я как… как… я, как граната, мама! Я граната, в какой-то момент я взорвусь, поэтому хочу заранее минимизировать случайные жертвы, понятно?

Папа втянул голову в плечи, словно наказанный щенок.

— Граната, — повторила я. — Я хочу держаться подальше от людей, читать книги, думать, быть с вами двоими, потому что не задеть вас у меня никак не получится; вы слишком много в меня вложили, так что, пожалуйста, позвольте мне поступать, как я хочу, ладно? Я не в депрессии. Мне уже не надо из нее выкарабкиваться. Я не могу быть нормальным подростком, потому что я граната.

— Хейзел, — начал папа, но у него перехватило горло. Он много плакал, мой папа.

— Я пойду к себе в комнату и немного почитаю, о'кей? Со мной все хорошо, правда, хорошо. Я просто хочу почитать.

Наверное, мне полагалось ненавидеть Каролин Мэтерс, потому что она была с Огастусом, но я ничего такого не ощущала. Я смутно представляла ее из посмертных постов, но ненавидеть там было просто нечего: Каролин тоже была профессионально больным человеком. Меня волновало одно: когда умру я, обо мне нечего будет сказать, кроме героической борьбы, будто все, что я сделала в жизни, — это заболела раком.

В конце концов я начала читать короткие сообщения Каролин Мэтерс, написанные скорее всего родителями, потому что ее рак мозга относился к той разновидности, которая лишает вас личности раньше, чем жизни.

Вряд ли стоит говорить, что в четверг она домой не попала.

Понятно, почему я напряглась, когда он меня коснулся. Быть с ним означает причинять ему боль — это неизбежно. Я это почувствовала, когда он потянулся ко мне. Мне казалось, будто я совершаю по отношению к нему акт насилия, потому что так оно и было.

Из желания избежать разговора я решила написать ему сообщение:

Через несколько минут от него пришло сообщение:

Телефон зажужжал через несколько секунд:

Я попыталась лечь спать в наушниках, но вскоре вошли мама и папа. Мама схватила с полки Блуи и прижала к животу, а папа присел на мой ученический стул и спокойно произнес:

— Ты не граната. Только не для нас. Мысль о том, что ты можешь умереть, повергает нас в глубокую печаль, Хейзел, но ты не граната. Ты чудесна. Ты этого не знаешь, детка, потому что у тебя не было ребенка, ставшего блестящей юной читательницей с побочным интересом к дурацким телешоу, но радость, которую ты нам приносишь, гораздо больше нашей скорби о твоей болезни.

— Ладно, — согласилась я.

— Это правда, — сказал папа. — Я не стал бы лгать о таких вещах. Будь от тебя больше проблем, чем пользы, мы бы просто выкинули тебя на улицу.

— Мы не сентиментальны, — подхватила мама с невозмутимым видом. — Оставили бы тебя у приюта с запиской, пришпиленной к пижаме.

— Тебе не обязательно ходить в группу поддержки, — добавила мама. — Тебе не обязательно чем-то заниматься… кроме учебы. — Она вручила мне медведя.

— По-моему, Блуи сегодня может поспать на полке, — попыталась отказаться я. — Позволь тебе напомнить, что мне больше тридцати трех половинок лет.

— Ну приюти его на ночь, — попросила мать.

— Мам! — воскликнула я.

— Ему одиноко, — надавила на жалость она.

— Боже мой, ну мам! — возмутилась я, но взяла дурацкого Блуи и заснула с ним в обнимку.

Я по-прежнему обнимала Блуи одной рукой, когда проснулась в четыре утра с апокалипсической болью, пробивавшейся изнутри сквозь череп.

Я закричала, чтобы разбудить родителей, и они вбежали в комнату, но ничем не могли приглушить взрыв сверхновой в моем мозге и бесконечные оглушительные вспышки петард под крышкой черепа, и я уже решила, что ухожу окончательно, и сказала себе, как говорила и раньше, что тело отключается, когда боль становится слишком сильной, сознание временно, и это пройдет. Но, как всегда, сознания я не теряла. Я лежала на кромке берега, и волны перекатывались через меня, не давая утонуть.

Машину вел папа, одновременно он говорил по телефону с больницей, а я лежала на заднем сиденье, положив голову к маме на колени. Ничего поделать было нельзя: от крика становилось только хуже. От любых стимулов боль усиливалась.

Единственным выходом было пытаться развалить мир, сделать все черным, безмолвным и необитаемым, вернуться во времена до Большого Взрыва, в начало, когда было Слово, и жить в пустоте несозданного пространства наедине со Словом.

Люди говорят о мужестве раковых больных, и я не отрицаю это мужество. Меня и кололи, и резали, и травили годами, а я все ковыляю. Но не впадайте в заблуждение: в тот момент я была бы искренне рада умереть.

Я проснулась в отделении интенсивной терапии. Я сразу поняла, где нахожусь, потому что обстановка была не домашняя, вокруг — много разных пищащих устройств и я лежала одна. В детском отделении родителям не разрешают круглосуточно присутствовать в палате интенсивной терапии из-за риска инфекции. В коридоре слышались громкие рыдания — умер чей-то ребенок. Я нажала красную кнопку вызова.

Через несколько секунд вошла медсестра.

— Здрасьте, — произнесла я.

— Привет, Хейзел, я Элисон, твоя медсестра, — представилась она.

— Привет, Элисон-моя-медсестра, — повторила я.

На этом силы у меня закончились и снова навалилась усталость. В следующий раз я ненадолго проснулась, когда родители, плача, обцеловывали мое лицо. Я хотела их обнять, но от этого усилия сразу же все заболело, и мама с папой сказали мне, что никакой опухоли мозга нет, а головную боль вызвала низкая оксигенация, потому что легкие у меня наполнились жидкостью, целых полтора литра (. ) откачали через трубку, у меня может побаливать в боку, куда — ох, вы только гляньте! — вставлена трубка, идущая к пластиковому пузырю, наполовину полному янтарной жидкостью, больше всего напоминающей, клянусь, папин любимый эль. Мама пообещала, что меня честно-честно отпустят домой, просто придется регулярно делать дренаж и перед сном подключаться к ИВЛ — вот как сейчас аппарат нагнетает и отсасывает воздух из моих дерьмовых легких. А в первую ночь мне сделали полное позитронное сканирование, и — ура! — новых опухолей нет, и старые не увеличились. Боль в плече тоже была вызвана недостатком кислорода — сердце работало на пределе.

— Доктор Мария утром высказалась насчет тебя очень оптимистично, — сказал папа. Мне доктор Мария нравилась — она нам не лгала, и услышать про ее оптимизм было приятно.

— Это был просто случай, Хейзел, — утешала мать. — Случай, который можно пережить.

Я кивнула. Элисон-моя-медсестра вежливо выпроводила родителей из палаты и предложила ледяной стружки. Я кивнула, она присела на краешек койки и начала кормить меня с ложечки.

— Значит, пару дней ты проспала, — начала Элисон. — Хм, что же ты пропустила… Знаменитости принимали наркотики, политики ссорились, другие знаменитости надели бикини, обнажившие несовершенство их тел. Одни команды выиграли матчи, другие проиграли. — Я улыбнулась. — Нельзя просто так от всего исчезать, Хейзел. Ты много пропускаешь.

— Еще, — попросила я, кивнув на белую пластиковую чашку в руке медсестры.

— У меня нет бойфренда, — ответила я.

— Но какой-то мальчик не выходит из комнаты ожидания с тех пор, как тебя привезли.

— Он хоть не видел меня в таком виде?!

— Нет, сюда можно только родственникам.

Я кивнула и забылась неглубоким сном.

Только через шесть дней меня отпустили домой, шесть дней ничегонеделания, разглядывания акустической потолочной плитки, просмотра телевизора, сна, боли и желания, чтобы время шло быстрее. Огастуса я не видела, только родителей. Волосы у меня сбились в птичье гнездо, своей шаркающей походкой я напоминала пациентов с деменцией, но с каждым днем чувствовала себя немного лучше. Сон борется с раком, в тысячный раз сказал мой лечащий врач Джим, осматривая меня как-то утром в присутствии студентов-медиков.

— Тогда я просто машина для борьбы с раком, — отозвалась я.

— Правильно, Хейзел. Отдыхай и скоро поедешь домой.

Во вторник мне сказали, что в среду я поеду домой. В среду под небольшим присмотром два студента-медика вынули у меня из бока дренаж — ощущение, будто тебя закалывают в обратном направлении, — но все прошло не очень гладко, поэтому было решено оставить меня до четверга. Я начала уже думать, что стала субъектом какого-то экзистенциалистского эксперимента с постоянно отдаляемым удовольствием, когда в пятницу утром пришла доктор Мария, с минуту меня осматривала и наконец сказала, что я могу идти.

Мама открыла свою раздутую сумку, демонстрируя, что захватила мне одежду, в которой я поеду домой. Вошла медсестра и сняла мой катетер. Я почувствовала себя выпущенной на свободу, хотя по-прежнему возила за собой кислородный баллон. Я потопала в ванную, приняла первый за неделю душ, оделась и так устала от всего этого, что мне пришлось прилечь и отдышаться. Мама спросила:

— Хочешь увидеть Огастуса?

— Да, пожалуй, — ответила я через минуту. Встав, я дотащилась до одного из пластиковых стульев у стены и сунула под него баллон. Сил у меня после этого не осталось.

Папа вернулся с Огастусом через несколько минут. Волосы у него были спутаны и свешивались на лоб. При виде меня он расплылся в фирменной дурацкой улыбке Огастуса Уотерса, и я невольно улыбнулась в ответ. Он присел на синий шезлонг, обитый искусственной кожей, и подался ко мне не в силах прогнать улыбку.

Мама с папой оставили нас одних, отчего мне стало неловко. Я с трудом выдерживала взгляд его глаз, хотя они были настолько хороши, что в них трудно было невозмутимо смотреть.

— Я скучал по тебе, — сказал Огастус.

Голос у меня получился совсем писклявый:

— Спасибо, что не пытался меня увидеть, когда я выглядела как черт-те что.

— Честно говоря, ты и сейчас ужасно выглядишь.

— Я тоже по тебе соскучилась. Просто не хотела, чтобы ты видел… все это. Я хотела… ладно, не важно. Не всегда же получаешь желаемое.

— Неужели? — удивился он. — А я-то думал, что мир — это фабрика по исполнению желаний!

— А вот, оказывается, не так, — возразила я. Огастус сидел такой красивый… Он потянулся к моей руке, но я покачала головой.

— Нет, — тихо произнесла я. — Если мы будем встречаться, это должно быть не так.

— Ладно, — согласился он. — С фронтов желаний у меня есть хорошие и плохие сводки.

— Ладно, — выжидательно протянула я.

— Это хорошая новость?

— Нет, хорошая новость в том, что пока ты спала, Питер ван Хутен снова поделился с нами плодами своего блестящего ума.

Я прочла письмо уже дома, устроившись на своей огромной пустой кровати, где никакие медицинские процедуры или деятели не могли мне помешать. Неровный, с сильным наклоном почерк ван Хутена я разбирала целую вечность.

Уважаемый мистер Уотерс!

Я отступил от темы, но вот в чем мораль: мертвые видны только чудовищному немигающему глазу памяти. Живые, слава Небесам, сохраняют способность удивлять и разочаровывать. Ваша Хейзел жива, Уотерс, и Вы должны уважать ее решение, особенно если оно принято настолько осознанно. Она щадит Вас, желает избавить от боли; позвольте же ей так поступить. Возможно, Вы не считаете логику юной Хейзел убедительной, но я бреду по этой юдоли слез дольше, чем вы, и с моей точки зрения Ваша девочка отнюдь не сумасшедшая.

Искренне Ваш

Он действительно собственноручно нам написал. Я лизнула палец и потыкала бумагу. Чернила немного расплылись. Настоящее.