Умерла от рака яичников

Анастасия Гнединская

О такой практике многие узнали от Анджелины Джоли. На двойную превентивную мастэктомию актриса пошла после того, как от рака груди умерла ее мать. В России подобные операции пока не разрешены. Их могут сделать только в частных клиниках, но под другим названием. РИА Новости поговорило с двумя женщинами, пережившими это хирургическое вмешательство.

Онкология преследовала всех ее родственниц по материнской линии: у бабушки был рак груди, у ее сестры — желудка. Анна всегда понимала: риск есть и у нее. Но проверилась только после того, как от рака яичников умерла ее мать.

Далее были четыре курса химиотерапии, операция, еще четыре химии. Ненадолго болезнь отступила, а через год вернулась. Назначили повторную операцию.

Пластическому хирургу Анна, естественно, рассказала о смерти матери. Он посоветовал сдать анализ на мутацию генов BRCA1 и BRCA2. Объяснил: именно они предупреждают возможную опухолевую трансформацию клеток. При мутациях в этих генах риск рака молочной железы и яичников повышается в разы.

Николаева понимала: эта операция сложнее, чем просто уменьшение груди. Плюс в будущем она не сможет кормить ребенка.

Ей объяснили, что есть два варианта. При первом удаляют не только молочные железы, но и соски. Параллельно из кожи формируют их имитацию. С эстетической точки зрения такой способ менее щадящий. Однако и риск злокачественной опухоли сводится к нулю — новообразованию просто не в чем развиваться. При втором варианте соски сохраняют. Но есть опасность некроза, особенно если бюст у пациентки внушительных размеров.

Анна решила рискнуть.

В Италии, помимо одного узелка, у нее нашли еще три. Все в правой груди. Операция была неизбежна.

Ольга сдала тест на мутацию генов BRCA1 и BRCA2. И даже не дожидаясь результатов, согласилась на двойную мастэктомию.

Через три недели она вела образ жизни здорового человека — водила машину, ходила в кафе. Единственное ограничение — из-за удаления лимфоузлов правой рукой теперь нельзя поднимать тяжести.

Как объяснила РИА Новости доктор медицинских наук, профессор кафедры онкологии СПбГПМУ, заведующая отделением опухолей молочной железы Клинического научно-практического онкоцентра в Санкт-Петербурге Елена Бит-Сава, практически все носительницы мутаций генов BRCA обращаются к врачам с просьбой о подобной операции. Но не всегда хирургическое вмешательство законно.

А осложнения, уточняет профессор, при таких операциях возникают в десяти — двадцати пяти процентах случаев. Самая распространенная проблема связана с тем, что в частных клиниках пациенток довольно быстро выписывают домой. Дренажи при этом снимают.

8 мая отмечается Всемирный день борьбы против этого заболевания

08.05.2015 в 14:04, просмотров: 9390

Сегодня рак яичников входи в семерку самых распространенных в мире видов женской онкологии. Ежегодно его диагностируют примерно у 300 тысяч пациенток. К сожалению, смертность при этой болезни довольно высокая. Рак яичников имеет самый низкий уровень выживаемости из всех злокачественных опухолей репродуктивной системы. Каждый год от него умирает около 150 тысяч женщин. При этом известно, что чем раньше обнаружена болезнь, тем больше шансов на ее успешное излечение.

К сожалению, в России у большинства женщин рак яичников сегодня диагностируют уже на запущенных стадиях. Так, на III стадии его обнаруживают в 40,8% случаев, на IV – в 20,3% случаев. Чем позже он выявляется, тем ниже 5-летняя выживаемость: на I стадии она составляет 92%, на II/III стадиях – 72%, на IV уже лишь 27%. Поэтому ранняя диагностика заболевания имеет огромное значение.

На развитие заболевания влияет немало факторов: возраст, окружающая среда, образ жизни. И в том числе генетическая предрасположенность, с которой связана примерно пятая честь всех выявляемых случаев рака яичников. Поэтому если в семье были случаи рака яичников, женщинам настоятельно рекомендуется пройти генетическое тестирование, так как риск развития заболевания у них значительно выше. Главное наследственное генетическое нарушение — это мутации в генах BRCA (именно такие обнаружены у Анджелины Джоли), которые вызывают большинство (около 90%) наследственных злокачественных опухолей яичников.

– Ежегодно в России более 12 тысяч женщин заболевают раком яичника. Болезнь характеризуется скрытым течением и очень часто выявляется на поздних стадиях, когда прогноз крайне неблагоприятный. У 15-20% пациенток заболевание носит наследственный характер, т.е. передается по материнской и отцовской линии, что уточняется при генетическом консультировании и молекулярном тестировании на наличие мутаций генов BRCA1 и BRCA2. Во-первых, это важно для самой заболевшей, так как поможет более точно определить лечебную тактику. Во-вторых, не менее важно это для родственников больной, ибо при выявлении у них мутаций данных генов риск заболеть раком яичника, а также раком молочной железы возрастает в десятки раз по сравнению с общей женской популяцией. В этих случаях есть возможность активного диспансерного наблюдения уже с молодого возраста с целью выявления заболевания на ранней стадии, - рассказывает президент Российского общества гинекологов-онкологов RSGO, профессор Адель Урманчеева.

Молекулярно-генетические исследования BRCA-мутаций у больных раком яичников врачи называют перспективными с точки зрения персонализированной медицины. Например, сегодня многие лаборатории мира ведут разработку таргетных препаратов именно для таких разновидностей рака яичников. Такие лекарства уничтожают опухолевые клетки избирательно. Подобные препараты уже пару десятилетий применяются для различных видов онкологических опухолей, вызванных теми или иными генетическими мутациями. При этом, например, они эффективны для раков различных органов — если те вызваны одними и теми же поломками в генах. Так, первый персонализированный препарат для лечения рака груди, ассоциированного с мутацией HER2+ рецепторов, сегодня используют и для лечения рака желудка с таким же генетическим статусом опухоли. Многие эксперты уверены в том, что уже в ближайшее десятилетие медицина перестанет различать виды онкологии по органам, а перейдет на новую классификацию по видам генетических мутаций.

Недавно в России началось наблюдательное исследование OVATAR, в которое планируется включить около 500 пациенток в 30 центрах РФ. Исследование позволит оценить эффективность терапии препаратами первой линии и проанализировать особенности рака яичников, ассоциированного с BRCA. Оценка доли и выявление характеристик больных раком яичников с мутацией BRCA позволяет сделать вывод о необходимости проведения генетического консультирования таких женщин и их семей для улучшения медицинской помощи.

По данным нового исследования, уровень активности половых гормонов в течение жизни женщины влияет на риск умереть от рака яичников.

"По-видимому, чем больше овуляторных циклов происходит в течение жизни женщины, тем выше для нее риск умереть от рака яичников", - говорит доктор Cheryl L. Robbins, эпидемиолог из Отдела репродукции Центра по контролю заболеваемости США и руководитель исследования.

Так, у нерожавших женщин, а также у тех, у кого менархе наступило раньше, число овуляторных циклов будет больше и, следовательно, выше риск смерти от рака яичников.

Рак яичников очень сложно обнаружить на ранних стадиях. Только пятая часть случаев выявляется, когда поражение ещё не распространилось на другие органы. Дело в том, что ранние симптомы рака яичников неспецифичны - метеоризм, императивные позывы к мочеиспусканию, боль внизу живота, - и зачастую женщины не обращают на них внимание.

"Предыдущие исследования были направлены в основном на выявление факторов риска рака яичников - старший возраст, ожирение, бездетность, - и лишь немногие исследования оценивали риск умереть от рака яичников, когда диагноз уже установлен", - объясняет доктор Robbins.

Исследователи проанализировали данные 410 женщин в возрасте 20-54 лет с раком яичников, участвовавших в исследовании "Рак и стероидные гормоны" в 1980-82 гг. Медиана наблюдения составила 9,2 года. За это время умерли 212 женщин, из них 169 - от рака яичников. Выживаемость в течение 15 лет среди участниц составила 48%.

В ходе исследования группа Robbins рассмотрела ряд факторов, касающиеся детородной функции, в том числе количество беременностей, прием оральных контрацептивов, кормление грудью, возраст менархе, экстирпацию матки и перевязку маточных труб в анамнезе.

Единственными статистически значимыми фактороми, имевшими прогностическое значение в плане смерти больных от рака яичников, оказались возраст менархе и число овуляторных циклов в течение жизни.

Для женщин, у которых менархе наступило до 12 лет, риск умереть от рака яичников был на 51% выше, чем для женщин, у которых первая менструация имела место в 14 лет и старше. Точно также, у женщин с наибольшим числом овуляторных циклов риск умереть от рака яичников был на 67% выше, чем у женщин с наименьшим числом овуляторных циклов.

"Это исследование, действительно, позволяет предположить, что ряд гормональных факторов, от которых зависит возраст менархе и число овуляторных циклов, может иметь значение в развитии более агрессивного рака яичников", - комментирует доктор Andrew Li, гинеколог-онколог из медицинского центра Cedars-Sinai в Лос-Анджелесе.

"Однако исследование имеет некоторые ограничения, - добавляет он, - так, его участницы могут не подходить на роль типичных больных с раком яичников, диагноз которым зачастую ставят лишь в 55-69 лет. В исследовании доктора Robbins 74% женщин были моложе 50 лет. Кроме того, диагноз женщинам, участвовавшим в исследовании, был установлен в 1980-82 гг., а с тех пор возможности лечения рака яичников были расширены и усовершенствованы.

По словам Andrew Li, хотя основной результат этого исследования в том, что оно подтвердило необходимость дальнейших исследований, "снизить риск смерти от рака яичников, очевидно, должен и приём оральных контрацептивов в молодые годы".

Если связь между числом овуляторных циклов и риском рака яичников проводилась и в других исследованиях, то связь между возрастом менархе и риском рака яичников рассматривается впервые, отмечают учёные.

Результаты исследования опубликованы в журнале "Эпидемиология, биологические маркеры и предупреждение рака" (Cancer Epidemiology, Biomarkers & Prevention).

• 
  

В маленьком посёлке Карсун, что в Ульяновской области, эту кареглазую девушку, кажется, знали все. Каждый, кто хоть раз с ней встречался, уверяет: красавица просто излучала тепло. 19-летняя Света Анурьева – без пяти минут медик и одна из самых активных волонтёров. Она всегда откликалась на чужую беду. О том, что ей самой нужна помощь, знали только родные, которые до сих пор не говорят о ней в прошедшем времени…

Света училась в местном медколледже – в этом году должна была получить диплом. Красный. До выпускного, которого так ждала, она не дожила всего месяц.

– Света с самого детства говорила: "Буду врачом, буду всех вас лечить!" И ни разу она не отступила, – вспоминает родная сестра девушки Эльвира Крылова. – Изначально, правда, хотела стать стоматологом. После окончания колледжа присматривалась к медвузам в Казани. Но уже в этом году решила выбрать другую специализацию – гинекологию.

Толчком к этому стали проблемы с собственным здоровьем. Зимой этого года у Светы начал болеть живот. Как будущий дисциплинированный медик, девушка не стала откладывать визит к врачу. Поселковая поликлиника выписала направление в областную клиническую больницу. Там пациентке провели обследование, во время которого обнаружили кисту на одном из яичников.

– В феврале её прооперировали. Удалённую опухоль отправили на гистологию. Готовилась она порядка двух недель, может, чуть больше. Все мы, конечно же, с нетерпением ждали результатов, – продолжает Эльвира. – Но врач поспешил успокоить Свету: "Ничего страшного не выявлено, так что не беспокойтесь, всё у вас в порядке".

Едва выйдя из больницы, студентка с головой погрузилась в учёбу, навёрстывала упущенное, переживала, что пропустила важные темы. Вернулась и к общественной деятельности в колледже. Не раз Светлана выступала на концертах, отправляла заявки на конкурс, побеждала в соревнованиях. За особые успехи девушка даже стала получать губернаторскую стипендию.

– Где-то год назад в нашем колледже была создана организация волoнтёров-медиков, – рассказывает телеканалу Царьград однокурсница и координатор движения Айгуль Меннибаева. – Света – одна из первых, кто вступил в неё.

Студентка была уверена – её знания должны идти на благо. Она приходила домой к жителям посёлка и ставила капельницы, делала уколы.

Фото предоставлено семьёй Светланы Анурьевой

Казалось, жизнь шла в прежнем ключе. Но в конце марта у Светланы ухудшилось самочувствие – вернулись те самые боли в животе. Девушка вновь обратилась к врачу. Из-за распространения коронавируса направление на обследование в больницу Ульяновска получила лишь на апрель. Но попасть на приём не успела.

– У нас ввели карантин. Наш посёлок и соседний оказались изолированы. Въезд и выезд – под запретом, были выставлены блокпосты, – говорит телеканалу Царьград сестра Эльвира Крылова. – На время ограничений единственным лечением сестры стали обезболивающие. Она, правда, редко жаловалась и почти никогда не показывала, что ей плохо.

Чтобы не думать о боли, Светлана вместе с волонтёрами фонда "Дари добро" помогала пожилым людям и инвалидам. Девушка покупала продукты и лекарства. Стремилась помочь как можно большему числу жителей посёлка. Словно боялась не успеть.

За апрель Светлана самостоятельно отработала 30 заявок. Фото предоставлено семьёй Светланы Анурьевой

По словам мамы Светы – Натальи, весь апрель свою дочь она практически не видела. В волонтёрской организации говорят, что за апрель она самостоятельно отработала 30 заявок. Несмотря ни на что, хрупкая девушка вставала и шла к тем, кто стар и слаб.

В начале мая в области начали вводить карантинные послабления. Наконец Светлана смогла попасть в больницу Ульяновска. Там девушку экстренно прооперировали – ей удалили яичник. Выписали домой, а позже стало известно: у Светы четвертая (то есть последняя) стадия рака. Всё это время болезнь пожирала её.

22 мая Свету вновь привезли в больницу. Но там лишь развели руками.

– Мы ничем уже помочь не можем, – потупив взгляд, говорили врачи.
Спустя неделю девушку выписали домой. Ходить она уже не могла, но всё ещё была в сознании.

– Знаете, она до последней минуты верила, что поправится. Она не переставала улыбаться. Говорила: "Не плачьте, мне скоро диплом получать". Даже после последнего вздоха на её лице сияла улыбка. Она умерла в окружении родных, мы все с ней находились рядом, – говорит Эльвира.

Светы Анурьевой не стало в последний день весны. Проводить девушку в последний путь собрался едва ли не весь посёлок.

– Этого ангелочка забрали небеса! – шептались люди, которые пришли на прощание.
Похороны помогли организовать местные власти. Свою посильную лепту вносили и жители посёлка. Скорбел весь Карсун.

– Мы от всей души говорим спасибо всем, кто не остался равнодушен к нашему горю. О Свете узнали люди из других регионов России, нам многие звонили, выражали слова соболезнования. Это бесценно для нашей семьи, – не устает благодарить Эльвира. – Конечно, если бы тогда, зимой, гистологию провели верно и мы бы знали, что у Светы злокачественная опухоль, то успели бы её спасти.

Добиваться справедливости семья не хочет – судебные тяжбы считают лишними.

– Никого наказывать не будем, – говорит мама Светы Наталья. – Все под Богом ходим…

Учреждена награда "За вклад в развитие добровольческой деятельности имени Светланы Анурьевой". Фото предоставлено семьёй Светланы Анурьевой

Героическую девушку хотят посмертно представить к государственной награде.
19-летняя Света для многих – символ настоящей самоотверженности. Девушку-волонтёра, которая не успела стать врачом, хотят наградить. К сожалению, посмертно.
Более того, губернатор Ульяновской области Сергей Морозов подписал указ о выплатах и льготах для волонтёров, которые помогали во время пандемии. Учреждена и ещё одна награда – "За вклад в развитие добровольческой деятельности имени Светланы Анурьевой".

– Знак отличия будет вручаться волонтёрам, занимающимся добровольческой деятельностью не менее двух лет, – сказал и.о. министра молодёжного развития Ульяновской области Иван Макеев. – Это могут быть жители России и иностранные граждане – при условии, что они оказывали помощь на территории Ульяновской области.

– Алина, как вы узнали о своей болезни?

Асцит — это осложнение различных заболеваний. Проявляется накоплением жидкости внутри брюшной полости. Увеличивается объём живота, возникают вторичные нарушения в работе органов брюшной полости. Такое состояние требует неотложной медицинской помощи, особенно при быстром накоплении жидкости.

– Рак обнаружили в больнице?

– Это был молодой врач?

– Нет, это был опытный доктор, но одно дело — смотреть какие-то кисты, миомы, а другое дело — рак.

– Он совсем не увидел никаких новообразований?

– Кисты у меня были лет с пятнадцати. Мне даже ставили бесплодие, говорили, что нужно долго лечиться, чтобы иметь детей. Слава богу, это оказалась не так: у меня двое прекрасных детей без всякого лечения. Но больше уже не будет, конечно. У меня ничего никогда не болело. По гинекологии всё было всегда прекрасно, цикл стабильный, к врачу ходила каждые полгода. Когда пришли маркеры, результаты КТ и пункции жидкости, всё показало, что у меня какие-то атипичные клетки и крупные образования на яичниках.

– Как Вы попали в НМИЦ им. Блохина?

– Моя сестра пять лет назад прошла там курс лечения от онкологического диагноза, поэтому она созвонилась со своим доктором, и мы стёкла отправили сразу туда, чтобы их перепроверили и поставили точный диагноз. Я сказала, что лечиться буду только в Блохина и выпросила направление к ним, хотя давать сначала не хотели. Стёкла проверили, меня пригласили оформлять карту. Так и начался мой путь на Каширке, в хирургическом отделении.

– Там диагноз подтвердился сразу?

– Когда уже наступила какая-то ясность?

В Блохина первым делом мне спустили немного жидкости, чтобы я могла дышать и есть. Потом в живот установили дренаж, чтобы жидкость сливалась в пакет. Всего с меня слили литров 12. Каждый пакет отдавали в лабораторию на исследования, и в одном жидкость показала, что у меня всё-таки рак яичников. Меня выписали из отделения хирургии и направили на химиотерапию. Порядок был: девять еженедельных курсов химии, операция и ещё девять еженедельных химий. Операция была год назад, в мае.

– Как вы перенесли все этапы лечения?

– Но жизнь любит преподавать уроки. Через 3,5 месяца после окончания лечения у меня случился рецидив. И тут у меня уже выбило почву из-под ног. Это был шок, непринятие. Я не хотела верить. Причём я слышала в больнице истории, что рак яичников очень коварен и любит возвращаться. Поэтому сейчас я уже не бью себя кулаками в грудь, что я вся такая фартовая. Я, конечно, жутко устала, мне тяжело. Но вот у меня вливание последнее через неделю и, по идее, на этом химиотерапия у меня заканчивается. Остаётся только таргетная противоопухолевая терапия, которая продлится год-полтора. В зависимости от результатов исследований.

– Вообще, онкологическая история у вас семейная?

– Да, у сестры, у мамы, у бабушек был рак молочной железы.

– Все смогли выздороветь?

– Только мама не смогла. Не пережила рецидив как раз. Бабушка одна до сих пор жива, даже боюсь сказать, сколько ей лет, а другая прожила до 87 лет. Сестра пять лет в ремиссии.

– Но страх у вас всё равно был?

– Вы делали генетические исследования?

– Расширенный тест делали не зря, он показал какие-то результаты?

– Да, подтвердилась мутация в гене BRCA1. В заключении указано, что такая патогенная мутация ассоциирована с раком яичников. Ещё я, скажем так, теперь на законных основаниях могу удалить себе молочные железы. Чтобы исключить риск рака молочной железы. Никто не заставляет бежать и удалять их прямо сейчас. Но, учитывая весь семейный анамнез, почему бы не сделать себе любимой с возрастом, ближе к 40 годам, красивую грудь, например? Совместить приятное с полезным. Поэтому потом я, может быть, обращусь в Блохина уже с этим вопросом. Но это возможно только через 2-3 года ремиссии.

– Уже совсем осознанный подход.

– Да, загадывать далеко не хочу. Но подумать об этом можно.

– Как родные отреагировали на вашу болезнь? Вы сразу всем рассказали и в первый, и во второй раз?

– Дети знали, что мама болеет?

– Да, дети в курсе. Сыну было шесть лет,когда я рассказала о болезни, дочке четыре года. Тоже были разные стадии: был страх потери, страх, что мама может умереть. Я говорила им, что вообще умереть может любой и что рак сейчас умеют лечить, и это не приговор. Можно умереть от гриппа или упав откуда-то, или от сосульки с крыши. Я объясняла, что мы смертные. Я детям всё очень честно рассказывала, что лечение сложное, что мне плохо. Делилась переживаниями и с детьми, и с мужем.

– Почему, как вы считаете, важно делиться своими переживаниями с близкими?

– Я в какой-то момент поняла, что когда я не делюсь, родным в разы тяжелее, чем мне. Я знаю, что со мной происходит, а они нет. Они могут только додумывать, догадываться. А что они там себе надумают? И меня озарило, что не только ведь мне плохо — вся моя семья тоже всё это переживает.

– Среди онкопациентов есть распространённая идея, что рак он не за что-то, а для чего-то. Как вы считаете?

– Рак — это на самом деле не наказание. Многие сначала думают: за что мне это, почему я? На самом деле, онкология и любые серьёзные заболевания на грани смерти дают потрясающую возможность пересмотреть свою жизнь. Понять, что мы — здесь и сейчас, всё остальное — мишура. Жизнью надо наслаждаться, и последнее время я стараюсь это делать. Хотя, конечно, бывают и периоды уныния, и катастрофическая жалость к себе.

– У некоторых наравне со страхом смерти бывает страх потерять волосы. Не было у вас такого?

– Мне было очень интересно, какая я буду лысая. Первая мысль была о том, что да, наверное, жалко. Но и был какой-то детский азарт: хотелось попробовать, поэкспериментировать. Когда как не сейчас? Я же сама никогда просто так не пойду стричься налысо, чтобы просто посмотреть, как это будет.

Сначала я пошла и сделала короткую стрижку, немного покайфовала. Потом сам процесс состригания волос был, конечно, эмоциональным: я только-только влюбилась в себя с короткой стрижкой, и с этим было грустно расставаться. Я специально взяла с собой в салон детей, чтобы они видели процесс.

– Как дети отреагировали?

Была шальная идея что-нибудь себе нарисовать, какую-нибудь татуировку сделать, но не успела. Перед операцией волосы начали расти, мы с мужем решили оставить их. И когда вернулась химия после операции, я уже больше не лысела. Вот сейчас прошла ещё восемь курсов высокодозной химиотерапии и на ней я волосы практически не потеряла: сказалось привыкание, наверное. В начале у организма всегда шок, потом привыкает потихоньку, и последующие химии проходят без полной потери волос.

– Получается, с одной стороны, печально было потерять волосы, а с другой — такое поле для экспериментов.

– Это возможность. Я сделала себе татуаж бровей, подводила ярко глаза, постоянно носила какие-то оригинальные серьги, красила ярко губы — в общем, чувствовала себя звездой. На меня оборачивались, смотрели, я подмигивала детям. Это был интересный период, когда я была без волос.

– Вы присоединились к каким-либо пациентским сообществам?

– Какие впечатления от прохождения курсов?

– Это потрясающий проект. Равные консультанты – это люди, которые прошли свой путь в онкологии и помогают тем, кто только с этим столкнулся. Оказывают психологическую поддержку. Во всё, что касается медицины, мы не лезем — лечением занимается врач. Мы можем взять за руку и помочь пройти этот путь или определённый этап. Мы можем посоветовать, куда обратиться, куда пойти, как оформить пенсию, рассказать о правах. Многие не знают всего этого, а у нас уже есть опыт, знания, которыми мы готовы делиться. Полностью всю себя отдавать этому, наверное, не стоит, потому что быстро перегоришь. Но поддерживать людей периодически для меня очень важно. Мне стало очень важно делиться и поддерживать чем могу — эмоциями, позитивом, своей историей: возможно, из неё люди возьмут что-то для себя.

– Вы целенаправленно искали какую-то программу, чтобы присоединиться к ней?

– Сложно было пройти отбор?

– Что, на ваш взгляд, самое важное в работе равного консультанта?

– Оглядываясь назад, уже с полученным опытом, вы можете назвать какие-то моменты в состоянии здоровья, на которые стоило обратить внимание, какие-то тревожные звоночки?

– Ничего такого не было. Цикл у меня был чёткий, ничего не предвещало. У гинеколога проверялась постоянно, каждые полгода. Регулярно наблюдала доброкачественное образование в груди. Я сейчас много читаю на эту тему, смотрю интервью — все говорят о ранней диагностике. Может быть, с грудью это действительно проще. С маткой, шейкой матки, наверное, тоже. В идеале, конечно, каждый год надо проходить диспансеризацию. Но это столько времени и сил отнимает, что мало кто действительно это делает. У меня, у сестры и мамы за полгода развилась опухоль размером с куриное яйцо. Ты вроде и проверялся полгода назад, а приходишь — и на тебе!

– Что рак изменил в ваших взглядах на жизнь?

– Для меня очень важна семья, семейные ценности. Это даже произошло до рака, когда я узнала, что у меня фиброаденома в груди. Я тогда думала, что это первый шаг к раку груди. Я испугалась, что я иду по пути сестры и мамы и начала по-другому смотреть на эту жизнь. Поняла, что если ты хочешь что-то получить, надо отдавать. У меня уже была семья, двое детей. Я стала менять себя, больше доверять своему мужу, меньше делать всё сама. Где-то больше советоваться, а что-то просто перекинула на него.

Мы сами отвечаем за свою жизнь: либо что-то выбираем, либо не выбираем. И если мы что-то выбрали, то должны делать всё для этого. Если мы что-то не хотим выбирать, то мы найдём миллион отмазок, почему мы этого сделать не можем. Нужно делать осознанный выбор. Это во всех стезях нашей жизни. И в здоровье тоже.