Сходят ли с ума от рака

Я уже знаю что сдохну, нет я не смирился с этим, но в голову лезут уже мысли о суициде.

Мне 22 года и 8 дней как я узнал что у меня рак желудка, а это бич у нас на Кавказе (онкология по желудку/пищеводу), жирная еда.

Врач конечно говорит шансы есть, посоветовал пойти к такому то онкологу в Москву, но я нишеброд, я уже знаю что мертвец, не хочу чтоб родители лезли из-за меня в долги.

Меня другое волнует, пока вроде я хожу, правда лимфы опухли и температура временами скачет, в животе я терпимые боли чувствую.

Чем дальше насколько сильно будут боли и мучения? На самом деле под конец раковые больные худеют, становятся как мумии, срут под себя и спят от силы по 20-30 минут в сутки?

Я хочу покончить собой, не знаю перерезать вены, пойти купить наркотики и передоз устроить или броситься с крыши, но везде останавливает что вдруг не повезет.

Насколько вообще это мучительно умирать от рака?

Я хочу узнать, может кто сталкивался с близкими и видели, чтоб у меня был повод набраться мужества и покончить собой.

Поищи тут на Пикабу пост, чувак заливал. Что делать после того как узнал диагноз. Там прям по порядку все шаги. Вытащат тебя, не ссы. Молодой ещё подыхать, организм справится. Ну а если сопли пускать пузырями, тогда да, накрываться белой простыню и ползти по пути на кладбище

Родителей жаль? Чтобы в долги не полезли? А хоронить сына, вам родителей не жаль?

Если мне когда-нибудь выпадет такая доля, то после всех попыток выбраться я предпочту передоз, благо героин достать несложно. Хоть попробую в первый и последний раз. Вам советую не опускать руки до последнего, от облучения и химии бывает и вылезают, правильный настрой опять же - нужна злость на эту опухоль-суку.

Уколы. смерть. уколы. смерть. Сложный выбор.

Уколов бояться пуще смерти это нелепо.

Вот умереть Вы успеете всегда. Надо бороться. ВСЕГДА надо бороться!

Лечись уже, блин.

Люди и без желудка живут. Почему же не удаляют его? Какая степень?

Найди себя на картинке. А потом подумай второй раз.

Многие продукты растительного происхождения тоже могут весьма тяжело перевариваться

Такая скрытая реклама вегетарианства?

Стыдно не стыдно, а написать изначально можно было просто ". ремиссия, потом перейдешь на диету и проживешь еще долго". Но почему то всплыло именно вегетарианство. Поэтому и возникла мысль, что топят здесь за веганство

Веганство и вегетарианство разные вещи, во вторых красное мясо, к тому же жареное как обычно на Кавказе, известный канцероген.

Вот интересная ситуация. С одной стороны - жить дальше, пытаться выкарабкаться (выздороветь), теша себя надеждой на лучшее. Из плюсов - шанс (именно шанс) на выздоровление, существование (опять же именно существование а не жизнь). Минусы - адские боли, причинение боли и неудобств (вернее проблем) окружающим, есть вероятность что все старания будут напрасны, материальная составляющая (лечение и прочее).

С другой - прекращение мучений, которые многовероятно будут. Из плюсов - а как бы плюсов наверное и нет. Чуть дешевле в итоге получится, ну и отменяет эти самые мучения от боли. Из минусов - материальная составляющая (выражусь жестко, но экономичнее оплатить похороны, чем дорогостоящее лечение и многовероятно похороны), иная, но все равно боль в глазах близких и окружения.

И вот встает вопрос: А куда свернуть? Да, довольно много людей будет пытаться убедить "жить дальше, бороться". Это естественно. Кто то из добрых побуждений, кто то за "плюсик в карму". Вероятно все же будет пара комментов в поддержку решения автора поста (потому что если судить хладнокровно, то решение скорее правильное чем нет). Но здесь оговорка. Если автор сам говорит что имеет нехватку денег, а поэтому и не хочет втягивать родителей в долги (которые будут при лечении), то почему он хочет просто самовыпилиться. Хочешь оставить после себя пустоту - прыгай с крыши и делов. Но будет в принципе адекватнее за то время, пока ты живешь, заработать денег, чтобы хватило по крайней мере на твои похороны. А лучше, если будет больше, тогда ты еще поможешь своим родителям.

Как бы если знать, что ты уже не жилец, то и нет смысла делать что-либо для себя, но еще есть родные, ради которых можно напрячь остатки сил и сделать что-то хорошее. Оставить после себя не остатки тела в гробу и кредит взятый закапывание этого самого гроба, а что то такое, за что тебя будут вспоминать и помнить. Не хочешь бороться за свою жизнь - отдай ее остатки на благо близких (не других незнакомых людей а именно близких, поторым без тебя потом будет трудно жить).

Во время болезни Марию попросили с работы, но она не потеряла позитива

Фото: семейный архив

Год назад в Челябинске прошла акция по диагностике рака шейки матки. За два дня обследование тогда прошли более тысячи женщин, у девяти из них врачи обнаружили злокачественные опухоли. В их числе оказалась 33-летняя Мария. Сегодня, год спустя, когда химия, облучения и капельницы остались в прошлом, она решилась рассказать о том, почему важно не упускать возможность показаться врачу, как не сойти с ума, узнав о страшном диагнозе, и как одержать психологическую победу над раковыми клетками.

— На онкоскрининг меня позвала сестра мужа, предложила сходить с ней за компанию — одной было страшновато, — вспоминает Мария. — Я не горела желанием, потому что за несколько месяцев до этого прошла все обследования, всё было хорошо, зачем снова тратить время? Но золовка была настойчива, пришлось соглашаться.

Врачи сразу сказали, что это рак. Доктор посмотрела, потом позвала других докторов, и они подтвердили, что это либо редкая особенность, либо онкология. Не понимаю одного — почему до этого опухоль врачи не заметили, ведь я регулярно бывала у гинеколога. Буквально через пару дней пришёл анализ. Диагноз подтвердили. Это было 1 апреля, но было не до шуток. Я просто офонарела от такой новости. Нет, я не впала в панику — у меня, наоборот, первая мысль была о том, что надо что-то делать. Я не прощалась ни с кем, как это многие делают — я этого потом в больнице насмотрелась. Нет, я решила, что нужно сделать всё возможное, чтобы вылечиться. У меня дочке было [на тот момент] всего восемь лет, раскисать было нельзя.

Меня очень быстро направили на госпитализацию. За месяц прошла все анализы, дообследования и в начале мая была уже в стационаре, легла на первую химию. Врачи мне поставили третью стадию, сказали, оперировать уже нельзя — только химия и лучевая терапия.

Даже в больнице Мария всегда старалась шутить

Фото: пресс-служба ЧОЦО и ЯМ

Перед химией был страх, ведь когда не знаешь, что тебя ждёт, ориентируешься на то, что слышал когда-то. Первый раз я лежала под капельницей шесть часов, а на следующий день началась ломка, да такая, что даже от обезболивающего укола ни горячо ни холодно. Через три недели повторный курс, но на него ты уже настраиваешься, понимаешь, что вытерпишь. Лучевая терапия безболезненная, но там побочные эффекты — главное, чтобы туалет не слишком далеко был. Кого-то тошнит, рвёт, меня это, слава богу, не коснулось. Самое болезненное — это внутреннее облучение, вот это капец! Но тяжелее всего то, что во время облучения домой не отпускают, почти два месяца ты не выходишь из больничных стен.

Май и всё лето прошли между домом и больницей. Психологически сложно. Но меня тогда семья очень сильно поддержала. Супруг, с которым мы 12 лет вместе, долго сам не понимал, что происходит, он думал, если такой диагноз, то всё. Даже сейчас признаётся, что до него до сих пор не дошло, что это было. Но он приезжал в больницу каждый день, старался делать какие-то сюрпризы, привозил цветы, ягоды. Когда меня отпускали днём из больницы на пару часов, обязательно забирал меня, и мы ехали в лес или в парк гулять. В его сознании онкобольной — это как в фильмах показывают: человек под капельницей, лысый, чёрные круги под глазами, и надежды нет. Я на своём примере ему показала, что это не так.

Всё это время я старалась сделать так, чтобы наша жизнь не изменилась, в первую очередь ради ребёнка. Дочка у меня в таком возрасте, когда ещё не понимает мой диагноз, и я не хочу, чтобы она это знала сейчас. Волосы мои, конечно, подвели. У неё был шок. Они вылезли перед второй химией, и всё лето пришлось ходить в шапочке. Зато отросли потом кудряшки, каких у меня никогда не было.

Всё лето, пока шёл курс лечения, ей пришлось носить шапочку

Фото: читатель 74.ru

Маша с Юлей познакомились в онкоцентре и стали близкими подругами

Фото: читатель 74.ru

Челябинские онкологи на сто процентов согласны со своей пациенткой: даже в сумасшедшем темпе современной жизни женщины должны находить возможность заботиться о своём здоровье.

— Рак шейки матки занимает второе место среди онкогинекологической патологии в нашем регионе, но самое обидное, что у большей части пациенток он выявляется на третьей-четвёртой стадиях, несмотря на то, что это визуальная локализация, и период развития такого рака очень длительный, — отмечает хирург-онкогинеколог Челябинского центра онкологии и ядерной медицины Валерия Саевец. — На сегодняшний день это единственная опухоль, которая имеет стопроцентное вирусное происхождение. От момента инфицирования вирусом папилломы человека (ВПЧ) до развития инвазивного рака проходит несколько стадий дисплазии шейки матки, которая считается предопухолевым заболеванием, его обязательно нужно лечить.

Как бы это банально ни звучало, но онкогинеколог советует женщинам раз в год показываться врачу.

— Обязательно посещать гинеколога и брать цитологию с шейки матки, — говорит Валерия Саевец. — Желательно регулярно проходить обследование на ВПЧ и, если вирус обнаружен, лечить под контролем гинеколога — нельзя на него закрывать глаза и думать, что он сам пройдёт. Мы должны понимать, что ВПЧ рано или поздно может привести к раку шейки матки. Запустить болезнь может стресс или любое инфекционное заболевание: опухолевые клетки начнут делиться и встраиваться в геном. Женщина должна о себе заботиться, и не только о себе — о своей маме, о своих сёстрах, о своих дочках. Да, мы не можем остановить рак шейки матки на своём поколении, но мы можем его предотвратить у девочек. Существует прививка от ВПЧ, в России она четырёхвалентная, от четырёх типов вируса высокого онкогенного риска. Если прививку поставить девочке 11–13 лет, до начала половой жизни, она будет защищена. Мальчиков тоже прививают, так как они являются переносчиками вируса. В Европе эта вакцина внесена в календарь прививок, и там заболеваемость уже снижается, у них рак шейки матки — уже не такая острая проблема, как у нас.

Валерия Саевец уверена, что рак шейки матки можно предотвратить, главное — заботиться о своём здоровье

Фото: пресс-служба ЧОЦО и ЯМ

Хотите почитать истории других челябинок, победивших рак?

Гузалия Суханова смогла стать мамой после того, как пережила женский рак. Через два года после сложнейшей операции мама двух девчонок решила родить сына и сделала это, несмотря на протесты врачей.

А в сентябре прошлого года в перинатальном центре челябинские онкохирурги провели уникальную операцию роженице, у которой во время беременности развился рак яичников.

Главный миф, что рак – это полный жизненный крах

Виктор Делеви, медицинский психолог Самарского областного клинического онкологического диспансера

Человек, заболевший раком, так или иначе переживает экзистенциальный кризис. Привычная для человека жизнь рушится, а как жить дальше, он не знает; часто возникает страх будущего, ощущение жизненного тупика, обреченности.

Да, рак – это тяжелое и опасное заболевание. Но особенность этой болезни в том, что вокруг нее существует много мистики и мифологии. И основной миф – что это полный жизненный крах. Поэтому, когда человеку говорят, что у него или у его близкого рак, то по умолчанию это воспринимается как конец.

Но это далеко не так! Есть статистика, которая говорит о большом количестве успешных исходов лечения рака.

(Здесь и далее цитаты с форумов для онкобольных)

Но стадию отчаяния в большей или меньшей степени проходят все, просто не все это осознают. У каждого из нас есть страх смерти. У больного раком он становится близким, осязаемым. И дело не в том, чтобы перебороть страх, а в том, чтобы понять его причину, войти с ним с диалог – тогда он становится осознанным, с ним можно работать; перестает пугать то, что пугало раньше.

Задача онкопсихолога – создать человеку возможность найти в себе ресурсы, которые помогут ему искать новые возможности для эффективной жизни. Возможности, которые раньше были ему неизвестны или непонятны.

Вот пример из клинической практики. Молодая женщина, тяжелая форма рака. Есть реальная возможность благоприятного исхода операции, но понятно, что в дальнейшем предстоит пожизненная инвалидность. Кроме того, на фоне болезни у нее произошел и крах личных отношений.

Хорошо зная те ограничения, которые неизбежны после операции, она от нее отказалась. Основной мотив – жизнь потеряла смысл, поэтому так жить она не хочет и не будет. Здесь первой задачей психолога было, образно говоря, удержать человека на краю (а любой намек на суицид требует пристального внимания).

В результате кропотливой работы удалось получить ее согласие на операцию. Операция прошла удачно, но и после нее пациентка была в крайне подавленном состоянии, говорила мало и в основном – о бессмысленности дальнейшей жизни.

Дальше в психологической реабилитации акцент был сделан на ее системе ценностей и жизненных смыслах, а также на собственной идентичности.

Как бы изменилась жизненная роль: вместо человека обреченного стал появляться человек, все больше верящий в свои возможности. Это стало стартовой точкой для осмысления и освоения все новых перспектив. То есть – возвращения к жизни. И теперь, общаясь с ней, вы можете видеть активную, целеустремленную молодую женщину.

Особая психологическая ситуация складывается в семьях, где существует проблема онкологического заболевания. Работа с родственниками больного – это очень важная и трудная история, они сами нуждаются в психологической помощи. Причем эта помощь необходима на любом этапе и при любом исходе болезни их близкого человека.

Во время болезни близкого от родственников требуется много психологических ресурсов для помощи больному. В случае трагического исхода у родственников возникает не только чувство потери, но и чувство вины. Надо помочь им выжить и обрести стабильность.

Пациентка сказала: А жизнь-то у меня была не такая плохая!

Пациента сопровождает множество страхов. Онкологическое заболевание очень мифологизировано, и человек боится даже не болезни, а мифов, связанных с ней.

Но боязнь – это нормальная реакция. Страх нас оберегает, но его нужно хотя бы проговорить. Мы объясняем, что и стадия маленькая, и прогнозы хорошие, и медицина на высоком уровне.

Поэтому и слезы во время нашего общения тоже могут быть нужны, потому что если у человека существует запрет на проявление внутренних эмоций, то все равно когда-то нужно дать им выход.

Пациент понял: лучше жить так, чем не жить совсем

Галина Ткаченко, медицинский психолог Российского онкологического центра им. Н.Н. Блохина, канд. психол. наук

Онкопсихология в нашей стране достаточно молодое направление. Одним из основателей в России, как мне кажется, является Гнездилов Андрей Владимирович.

Сначала к нам в больницах относились с непониманием: для врачей, которые привыкли лечить лекарствами, лечить словом было странно. В то время даже было не принято говорить о диагнозах. И сперва мы учились в основном на клинических работах зарубежных психиатров и первый опыт перенимали от них. Только спустя какое-то время врачи начали видеть результат нашей работы, и сейчас онкопсихологи очень востребованы.

Например, несколько лет назад ко мне в кабинет постучался пациент – дедушка лет семидесяти. Сказал, что его сосед после операции лежит замкнутый и угрюмый и все время прячет под подушку какие-то лекарства. Оказалось, что после операции он стал инвалидом, упал духом. Этому пациенту было около 40 лет. Жена, двое маленьких детей.

Именно он был основным добытчиком в семье, принимал важные решения. Случившееся буквально парализовало его волю. Медикаментозное лечение, назначенное психиатром, не избавило его от страданий и унижения, которые он испытывал. Он не хотел жить, отказывался от дальнейшего лечения.

Мы с ним долго беседовали о том, что он и сейчас, пока восстанавливается, уже может посильно помогать семье. Через какое-то время этот пациент сам нашел меня и сказал, что понял: лучше жить так, чем не жить совсем.

Этот случай – пример того, как работают онкопсихологи, как помогают пациентам преодолеть психологическую травму, связанную с болезнью, как стараются найти у человека мотивацию к жизни, внутренние резервы в сложной ситуации.

У пациента должны быть планы на жизнь – это снижает стресс

Наверное, больше всего меня волнуют звонки родителей, у которых болеют дети, и беспомощных стариков по вопросам медицинской поддержки. Тяжело, когда нет помощи в обычных вещах.

Я веду и очное консультирование, и на телефонной линии. Конечно, когда есть контакт глаза в глаза, то появляется и уверенность, что помощь более эффективна, но в любом случае главное – дать понять, что человек не один.

И у пациента обязательно должны быть планы, пусть и краткосрочные – на год-два-три. Мы даже говорим о том, что один из выходов из кризиса – планирование, например, своего путешествия. У человека не будет неопределенности в жизни. Это снижает стресс.

Быть рядом – это слушать, слышать, поддержать человека словом. В глубине души каждый хочет, чтобы его пожалели. Иногда человек находится в таком шоковом состоянии и растерянности, что я не слышу в его голосе вообще никакой энергии, пациент не принимает болезнь. До этой стадии принятия доходят не все, а ведь нужно еще и найти в себе силы для борьбы.

- Запомните, здесь нельзя говорить о смерти. Наши пациенты не умирают, они - уходят! - предупредила, закрывая за мной дверь, сестра-хозяйка.

Хоспис - это место, где доживают свои последние дни люди, находящиеся на четвертой стадии рака. Четвертая стадия - это приговор. Спасение невозможно. Остается лишь ждать.

Ночью, как и днем, жизнь кипит. Особенно в столице. Люди рождаются, умирают, пекут хлеб, печатают газеты, куда -то уезжают, кого-то бросают. Причем подмечено: и рождаются, и умирают ночью чаще, чем днем. Несправедливо, что ночная жизнь остается для нас почти неизвестной. Отныне справедливость восторжествует: наш корреспондент Юлия ЮЗИК будет работать, пока вы спите, чтобы потом в подробностях отчитаться перед вами. Первая ночная смена - в хосписе, - надеемся, она будет последней настолько тяжелой и мрачной. Но это жизнь, и нужно набраться мужества, чтобы как должно воспринимать и радости, и трагедии.

23.40 Нам с фотографом выдают белые халаты и шлепанцы.

- Сейчас все пациенты отдыхают, но ночи у нас беспокойные. Пока тихо, пойдемте, покажу наш хоспис, - улыбается сестра-хозяйка Оленька.

Иду и удивляюсь: фонтанчики журчат, попугайчики трещат, на стенах картины. Почему все так светло и радужно - здесь же умирают люди?

Оля словно угадывает мои мысли.

- Те, кто у нас лежит, никогда не выздоровеют, у них нет надежды. Мы должны проводить их достойно, красиво, избавить от болей, подарить уют и красоту. Пусть последние.

- Видите диванчик? Знали бы, сколько слез он впитал, - говорит Оля и показывает на дверь за спиной. - А это морг.

Путь человека, который попадает в хоспис, неизбежно заканчивается в морге. Холодильник в нем новенький, импортный, поддерживающий оптимальную температуру. Рассчитан на пять мест. Полочки, одна над другой. Впрочем, к небу все одинаково близко.

0.00 В это время медперсонал делает уколы. Лекарства здесь не простые - морфин, диаморфин (героин). После них веки закрываются, боль притупляется, и человек видит фантастические сны.

- Сергей Сергеич, укольчик сделаем? - осторожно будят высохшего старика.

Тот тянет руку из-под одеяла.

- Вы когда-нибудь слышали, как воет пароходная сирена? Забудете мне укол сделать, услышите.

- Дедуля - молодец, бодрячком держится, хотя в последнее время сдавать начал, - тихо говорит медсестра, когда мы выходим из палаты. - Врачи районной больницы виноваты: чтобы он их не доставал, на наркотики посадили, дозы огромные кололи. Теперь мы потихоньку снижаем, а зависимость уже ого-го.

- Вы - ангел! - шепчет мужчина, открыв глаза и увидев медсестру Машеньку. Она сделала ему укол, от которого стала таять боль, и погладила по руке.

Следующая палата - женская. Почти все спят. Головы закинуты, рты открыты, дыхание тяжелое.

- В эту палату не надо заходить, - предупреждает меня медбрат Саша, - здесь онкобольная на стадии разложения.

Я застываю на пороге. Этот запах мучительно описывать. Женщина постанывает. Господи, так пахнет живой человек!

Судорожно сжимаю руки в карманах халата. Если бы еще одна палата - клянусь, переломала бы себе пальцы.

0.50 Больных здесь - 27 человек. Всех, кому предписаны инъекции, обежали, разбудили, укололи. Теперь есть минутка, чтобы передохнуть.

- Все пациенты знают, что их уже невозможно вылечить? - спрашиваю после первого глотка чая в сестринской.

- Как же так?

- Может, так действительно гуманнее? Это же невыносимо жестоко - сказать человеку: ну, братец, месяц-два максимум!

- Жестоко, когда человек обманывает сам себя. Нужно иметь мужество, чтобы признать: я скоро умру. У меня есть два месяца, чтобы завершить дела, попросить у кого нужно прощения, поставить точку и расписаться.

- А нужно ли бороться за жизнь, если она, жизнь, вот такая?

Ночь протекает тихо, как кровь в венах онкобольных. В 4 утра зазвенел звоночек: кто-то зовет на помощь. Я с медбратом Сашей шаркаю в палату.

- У этого мужчины рак кости, но он об этом не знает, - говорит Саша. - У него уже четвертая стадия была, а он на работу ходил, боль в спине глушил баралгином . В семье семь человек, и все в одной комнате. Он на полу спал, представляешь? А в одно утро проснулся и встать уже не смог. Его обследовали и к нам привезли.

Мы подходим к палате и замолкаем. Мужчина читает книгу.

- Братец, уже семь утра-то есть? Болит, зараза, спасу нет! Может, уколешь меня?

- Сейчас, шприцы подготовлю, - тактично отвечает Саша. Наркотики положено делать в 5.00. Еще целый час.

- Он все на работу хочет побыстрее. Выздоровею, говорит, - сразу на завод. Но это, боюсь, у него уже не получится.

Возвращаемся на пост. Медсестричка разводит руками:

- У нас таких спокойных ночей давно не было! То боли, то с легкими проблемы, то в туалет. Ни минуты покоя! В предрассветный час многие умирают. Не знаю, что за мистика - один вызов за всю ночь! Наверное, от вас какая-то положительная энергия исходит!

5.00 Очередные уколы, чтобы подготовить больных к утренним процедурам: больного моют и меняют белье. Рак - это одна нескончаемая боль, боль при любом движении. Для того чтобы суметь повернуть человека на бок, ему приходится колоть наркотики. За час наркотик снимает боль. В 6.00 начинаем.

- Чего стоите в стороне, берите белье! - Мне в руки ухает пачка постельного белья. Молодая медсестра Вика ухмыляется и дает мне пару резиновых перчаток.

Первая палата. Включается свет. Мне становится не по себе, ведь ночью уколы делают при тусклом освещении. Больная, которую нам предстоит помыть, - пожилая Елена Павловна. Розовое лицо, тонкие руки и ноги, на голове - седой пушок. Блаженная улыбка. Как ребенок.

- Рак мозга, - тихо шепчет Вика, и, убирая одеяло, говорит с нежностью: - Доброе утро, Елена Павловна! Умоемся? Спинку протрем?

Бабулечка улыбается. Ребята разбавляют пенку водой и начинают: глазки умыли, грудь и подмышки, все тело.

- А теперь подмывание.

Человек гниет с ног

Хоспис - не только пафосные мысли об уходящих. Это адский труд. Черная работа молодых мальчиков и девочек, подмывающих больных старушек. Надевающих памперс взрослому мужику. Я морщусь. Мыть разлагающегося, но еще живого человека? Через сколько нужно переступить: брезгливость, боязнь причинить боль, вину за то, что ты здоров.

- Протри спину и попу камфорным спиртом, а потом лосьончиком. - И я деревянными руками втираю лосьон.

- Каждую складочку протри, а теперь обработаем пролежни, - командует Вика. Движения мои становятся увереннее. Массирую бабуле шею, втирая крем.

Ноги пожелтевшие, обтянутые кожей. Рак - неравный соперник. Ты всегда остаешься побежденным. А он, победив, начнет потихоньку, кусочек за кусочком, лакомиться тобой. И начинает с ног.

Мой дед - здоровый мужик, который мог завалить руками медведя и влить в себя столько водки, сколько находится в поле его зрения, - сгорел за два месяца.

За неделю до смерти он лежал и, отвернувшись к стене, плакал. Его ноги были обглоданы до костей.

На днях в хоспис привезли огромного дядьку. У него еще сильные руки, мощная грудная клетка, большой живот, но тонкие, высохшие ноги. И, заходя в каждую палату, я видела одно и то же.

Я тащу губки, пену и пододеяльники.

- Юля, сейчас лучше тебе выйти, - говорит Саша. - Здесь рак матки.

- Сашка, как можно выдерживать это? Зачем тебе, молодому и красивому, видеть, как страшна смерть? - шепчу я, когда медбрат выходит из палаты. - Ну зачем?! Зная, что не можешь им помочь.

- Ну кто-то же должен это делать. Они достойны того, чтобы уйти красиво.

Если пропустить через себя всю боль - сгоришь быстро

7.15 Последняя палата. Меняю постельное белье и стараюсь меньше смотреть на лица обреченных. Благо что раннее утро и все в полусне: мне не пришлось ни с кем говорить.

- Это прием такой - стараться держать дистанцию, всем помогать, но никого не пускать в душу. Кто это правило нарушает - долго здесь выдержать не может. Все просто: человеку положено хоронить родителей и иногда близких. Раз, два, три. А здесь умирают почти каждый, а то и по два раза на дню. И если пропускать через себя всю боль - сгоришь быстро, - учит меня сестра-хозяйка Ольга.

- Дочка, дай. воды. пить. - хрипит старик, которого я укрываю одеялом.

Подношу крохотный кувшинчик, приподнимаю ему голову. Глоток, второй.

Я отошла от кровати и заметила, как на соседней пожилой мужчина пытается что-то поймать в воздухе. Глаза закрыты, движения вялые и беспомощные.

- Все будет хорошо, все будет хорошо, - шепчу я как заклинание и ловлю его руку - холодную, восковую. Держу ее в своих ладонях; когда бы еще я поняла, как они горячи! Он кладет их на грудь, я тихонечко глажу их. Он открывает глаза, с минуту вглядывается, пытаясь узнать, кто я. Наверное, в этот миг мы оба обманулись. В нем я видела своего деда, и потому, плача, так отчаянно растирала его мертвые холодные ладони. Он мог видеть во мне дочку, внучку, свою первую любовь. Да разве это важно?! В то утро мы помогли друг другу.

8.05 Мое дежурство подходит к концу. Все молодые ребята с красными от недосыпания глазами, но бодрые и улыбающиеся: этой ночью Бог миловал - никто не умер.

Но утром началось ухудшение у одного из пациентов. А это значит, что сегодня хоспис покинет еще один человек. 266-й за этот год.

Здесь я поняла, что такое жизнь

- Вы не пишите только о смерти, пусть хоть что-то светлое будет, - просят меня.

МОСКОВСКИЕ ХОСПИСЫ

Первый московский хоспис департамента здравоохранения (ул. Доватора , 10, тел. 245-41-06) - основан в 1994 году английским публицистом Виктором Зорза и врачом высочайшей квалификации Верой Миллионщиковой .

Имеет выездное отделение для оказания медпомощи на дому и дневной стационар.

В Первом московском хосписе могут получить помощь жители Центрального округа Москвы . Остальные - только через направления Минздрава .

Кроме Первого хосписа, в Москве работают еще два: Первый московский хоспис для детей (тел.: 324-43-17), хоспис в Юго-Западном округе.

Звали гражданина (и по сей день, к счастью, зовут) Пит Аркадьевич Бэм. Предлагаем вам задокументированную дорожную беседу этих двух достойных мужей. Говорили они о шизофрении.

Роман Павлушев, АИФ ПРО Здоровье: Пит Аркадьевич, в двух словах: что такое шизофрения?

Пит Бэм: В двух словах? О шизофрении? О ногтевом грибке в двух словах не скажешь, знаете ли! И вы напрасно так широко и глупо улыбаетесь. Ничего смешного в этом заболевании нет. Это серьезный душевный недуг, причиняющий больному и его близким массу страданий. Шизофрения приводит к полной потере трудоспособности! Вот, странное дело, люди обычно боятся заболеть раком или СПИДом, а вот с ума сойти почему‑то почти никто не боится. А ведь в психушках уже свободных мест не найти!

– Так что же такое шизофрения, Пит Аркадьевич?

– Шизофрения — это группа психотических расстройств, связанных с разрушением процессов мышления и распадом эмоциональных реакций. Связь между полушариями мозга нарушается вследствие умирания большого количества нейронов в разных отделах мозга. Мысль становится неподвластной контролю, а реакции неадекватны происходящему. Вот прямо как у вас сейчас — я вам о серьезном и довольно трагичном толкую, а вы улыбаетесь. Это, между прочим, один из симптомов.

Я серьезно. Часто расстройство сопровождается слуховыми галлюцинациями и фантастическим или параноидальным бредом. Голоса, видения, всевозможные мании, чаще — преследования. Страхи и ужасы занимают в жизни шизофреника самые приоритетные позиции. Количество людей, склонных к самоубийству, среди шизофреников превышает 30% – и только у обследованных граждан. А сколько самоубийц не догадывались о своей болезни?

– Каковы симптомы заболевания?

– И опять я вас огорчу! Далеко не главным, но очень типичным признаком является сильная тяга к курению! Прямо как у вас, дорогуша! Посмотрите на свои пальцы, они же коричневые от табака! А вообще, симптоматический ряд шизофрении богат не менее чем запасники Лувра или Эрмитажа.

– Каковы причины возникновения этой болезни?

– Наследственность. Шизофрения чаще всего передается по наследству. Как говорится, спасибо матери с отцом. Причем родители не обязательно сами должны страдать шизофренией. Достаточно пьяного зачатия и продолжения (даже умеренного) употребления алкоголя с никотином во время беременности. То есть многие (и это печально) девочки с яркими баночками 6–7‑градусного национального напитка могут запросто нарожать стране целое поколение психических инвалидов.

– А как же стрессы, депрессии, разве все это не может стать причиной заболевания?

– Психологические причины появления шизофрении встречаются гораздо реже, чем наследственные. То есть глубокая и крайне затяжная депрессия, конечно, может стать одной из причин шизофрении, но единственной причиной ее возникновения — редко. А вот детские сильные стрессы и психотравмы в этом смысле довольно опасны. Очень большую роль играет внутриутробное развитие. И вообще, чем моложе человек, тем тяжелее протекает у него заболевание.

– Лечится ли шизофрения, Пит Аркадьевич?

– Начну издалека. Видите ли, дело в том, что диагностировать отсутствие этого заболевания так же сложно, как диагностировать его наличие. Один американский психолог по фамилии Розенгольц провел в начале 70‑х годов довольно занятный эксперимент. Он направлял в разные психлечебницы совершенно здоровых людей, которые должны были симулировать слуховые галлюцинации. Все до единого были госпитализированы и оставлены на лечение даже после того, как сообщили врачам о прекращении галлюцинаций. Их исправно кормили таблетками, которые они незаметно выбрасывали в унитаз.

– То есть диагностировать шизофрению — дело непростое?

– Это как?!

– А вот так. В старинных медицинских трактатах часто можно встретить утверждение, что форма кисти руки, длина пальцев, а также линии на ладони могут указывать на предрасположенность к этому заболеванию.

– Например?

– Неужели?

– А Пятачок?

– Пятачок страдает хроническим тревожным расстройством. Он постоянно чем‑то напуган, его обычное состояние — это тревога и страх. Он часто вздрагивает, пугается, беспокоится. И Кролик недалеко от него ушел. Его можно смело назвать типичным ананкастом, то есть патологическим педантом. Среди его симптомов — тревожная мнительность, боязнь загрязнения, боязнь воров, сверхаккуратность, сверхпунктуальность, требовательность, муки совести, тирания долга и т. п. У ослика Иа — хроническая депрессия. Об этом говорят его всегда поникший вид, меланхолия, непробудный пессимизм. Такой персонаж, как Тигра, страдает СДВГ — синдромом дефицита внимания и гиперактивностью. Причем ярко выраженными. Посмотрите, как он себя ведет: он крайне непоседлив — просто шило в одном месте, — постоянно требует к своей персоне повышенного внимания. У Совы обсессивно-компульсивное расстройство: мнительность и склонность к редким эмоционально-взрывным действиям, что особенно заметно на фоне ее преобладающего спокойствия.

– Но вернемся к моему вопросу: как же все‑таки лечится шизофрения?

– Шизофрения не лечится. Лечатся ее проявления. Такие проявления, как бред, галлюцинации и т. д. В первую очередь используется медикаментозный метод. Для этого в начале 50‑х годов прошлого века Господь создал нейролептики. Когда они только появились, их применение было связано с серьезными побочными эффектами, но современная фарминдустрия предлагает препараты, которые практически не причиняют вреда здоровью пациента. Их можно совмещать с другими лекарствами. Например, если заболевание связано с депрессией, то нейролептики совмещают с антидепрессантами.

Роль психотерапии тоже трудно переоценить. Когда состояние больного стабилизировано приемом нейролептиков, психотерапия способна сгладить многие аспекты заболевания, такие как проблемы в общении, исчезновение мотивации, нарушение навыков самообслуживания, взаимоотношений с другими людьми. Научившись под руководством психотерапевта решать свои проблемы, пациенты могут снова посещать учебные заведения, начать работать и вообще полноценно общаться с другими людьми. Психотерапевт становится для пациентов источником сочувствия, поддержки, нужной информации. А ведь это все очень нужно больным шизофренией. Замечено, что при посещении сеансов психотерапии больные гораздо реже испытывают рецидивы и нуждаются в госпитализации.

Больные шизофренией могут и сами играть активную роль в лечении проявлений заболевания. Узнав основные факты и принципы лечения, они могут принимать обоснованные решения о лечении. Если пациент научится узнавать первые признаки рецидива и правильно на них реагировать, он сможет предотвратить рецидив.

Необходима также и реабилитация больных шизофренией, которая поможет им адаптироваться в обществе. Ведь надо понимать, что заболевание часто развивается в критические для выбора профессии годы — 18–35 лет — и почти всегда вызывает нарушение обучаемости. Поэтому большинство пациентов не получают достаточного образования для дальнейшей самореализации. Программы реабилитации предлагают консультации по выбору профессии, профессиональное обучение, ведь зачастую пациенту приходится учиться чуть ли не всему заново — от планирования личного бюджета до пользования общественным транспортом.

Шизофрения — сложный комплексный недуг, и борьба с ним тоже сложная и комплексная. Кажется, мы подъезжаем. Бросайте курить и будьте здоровы, дружище!