Самая большая проблема рака

• 
  

В интервью Царьграду врач-онколог, главный врач Европейской клиники Андрей Пылев рассказал о том, нужно ли здоровым людям обследоваться на рак с помощью скрининга, может ли развиться онкология от страха её появления, как перестать бояться рака и какие люди больше всего склонны к канцерофобии

Царьград: Нобелевский лауреат по химии Томас Линдел выступил с критикой утверждения, согласно которому рак вызывают радиация, солнечный ультрафиолет или канцерогенная пища, и рассказал об исследовании агрессивных форм кислорода и воды. Он утверждает, что наука пока бессильна перед раком. Что вы об этом думаете?

Андрей Пылев: Спорное утверждение, но в то же время его нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Пока достаточно неплохо всё развивается, как пойдёт дальше – сложно понять.

Ц.: В последнее время, может, в связи с заболеваниями звёздных людей, пресса создала ажиотаж вокруг этой темы. Он не вызовет всплеска ненужных обследований со стороны людей, которые не очень в этом разбираются?

А. П.: Здесь есть несколько факторов, которым надо уделить внимание. Первое – это зачастую абсолютно некомпетентные, уводящие вообще не в ту сторону комментарии прессы, которая вроде как старается помочь наладить что-то, а получается только хуже. Второй момент – это огромное количество людей-канцерофобов, которые сами себе назначают кучу ненужных диагностических процедур. И третье – это недобросовестные частные клиники, которые паразитируют, с одной стороны, на информационной шумихе, с другой стороны, на человеческом невежестве и проводят абсолютно ненужные, неоправданные, не дающие никаких преимуществ скрининговые обследования, очень дорогие. Эта проблема действительно есть.

Ц.: Насколько полезны скрининговые обследования сами по себе?

Фото: Billion Photos / Shutterstock.com

А. П.: Скрининговое обследование – и это сейчас достаточно неплохо изученный вопрос – показано при определённом типе опухоли у определённой группы пациентов с определёнными факторами риска. Совсем небольшое количество нозологий действительно скринингуются. Но сейчас проводят скрининг по поводу всех онкологических заболеваний, например, скрининг опухолей головного мозга – это как-то странно и совершенно нелогично.

Конечно, если мы говорим о вреде скрининга, этот вред только эмоциональный и экономический. От лишнего УЗИ и сданной кучи анализов человеку плохо не будет. Но с другой стороны, и та информация, которую мы от этого получаем, зачастую не отвечает на вопросы. Человек, который сдаёт все существующие маркёры и видит, что один из этих маркёров превышает норму на десять процентов, делает вывод, что у него рак, немедленно бежит оформлять завещание и делать кучу ненужных инвазивных и иногда даже опасных диагностических процедур. Но самое главное, что человек действительно уверен, по крайней мере какой-то период времени, что он болен. А это совершенно неправильно.

Ц.: Есть мнение, что человек, который ищет рак, рано или поздно его найдёт. То есть можно себя настроить на это.

А. П.: Это не совсем так. Я, скорее, склонен разделять теорию, что если бы человек не умирал от других проблем, он в обязательном порядке, пусть через 100, пусть через 150 лет, до того или иного рака обязательно бы дожил. Настроить себя на рак – это чушь полная. Стресс, конечно, является одним из важных и доказанных факторов, увеличивающих риски, но настроить себя на рак, слава Богу, невозможно.

Ц.: Что делать канцерофобам, людям, которые каждую неделю-две находят у себя все признаки рака?

А. П.: Канцерофобам надо работать не с онкологом, а с психологом, в первую очередь.

Ц.: У нас это хорошо развито?

А. П.: Это не хорошо развито, но развивается. Объективно ситуация меняется в лучшую сторону, и всё больше и больше появляется опций получить качественную психологическую помощь – как для онкологических пациентов, так и для родственников, и для канцерофобов. Это действительно так. Опять же, здесь всё зависит от чистоплотности врача, потому что для той же коммерческой медицины, наверное, нет более привлекательного пациента, чем канцерофоб.

Ко мне периодически приходят пациенты, которые требуют немедленно сделать ту или иную процедуру. Я прекрасно помню пациента, который ходил ко мне с интервалами раз в несколько дней в течение нескольких месяцев. Абсолютно нормальный, социально успешный человек, но который был уверен, что у него рак печени, он просил сделать биопсию. Казалось бы, человек приходит, сам обращается, но задача врача – именно переубеждать, объяснять, что этого делать не нужно. При этом, естественно, соблюдать все принципы для онкологии, стараясь пациента не обидеть. На самом деле, не нужно делать то или иное диагностическое обследование только потому, что пациент этого хочет, если на эту процедуру нет показаний.

Ц.: Вы можете дать несколько советов для канцерофобов?

А. П.: Нет, здесь не надо давать советы. Такими пациентами должен в первую очередь заниматься психолог, онколог – во вторую очередь. Опять же, человек может бояться рака не из-за канцерофобии, а по каким-то объективным причинам. То есть мы должны всегда вникнуть в ситуацию и понять, не лежит ли за этой, как нам кажется, канцерофобией реальная проблема.

Ц.: В вашей практике были пациенты, которые, начитавшись статей в интернете, пришли с мнением, что у них есть рак, и действительно его находили?

А. П.: У меня были крайне мнительные пациенты, которые были уверены, что у них есть рак, и они избыточно регулярно проводили какие-то обследования. Одна из пациенток действительно обнаружила у себя таким образом рак молочной железы на ранней стадии.

Но по поводу скрининговых программ надо понимать, что этот вопрос достаточно серьёзно изучают. Есть серьёзные исследования, в каком случае скрининг действительно целесообразен, в каком случае он даёт ложно положительный результат, а в каком – ложно отрицательный, какой их процент. Далеко не при всех нозологиях скрининг уместен. Сейчас фактически мы говорим о скрининге в ряде случаев простаты, рака молочной железы. Для выявления рака толстой кишки возможна колоноскопия у людей старше сорока лет. Скрининг меланомы безусловно нужен определённой группе пациентов. Но опять же, это не должен быть тотальный скрининг. Скрининг рака желудка ни в одной стране мира не проводится у всей популяции, это абсолютно неразумно.

Фото: Image Point Fr / Shutterstock.com

Основная задача – проводить скрининговые обследования у определённых групп риска по тем или иным заболеваниям. Понятно, что если у человека, например, вирусный гепатит в анамнезе, и он длительное время с ним живёт, уже годы и десятилетия, то у него на порядки выше вероятность возникновения первичного рака печени, чем у условно здорового пациента. Поэтому таких больных надо более детально обследовать.

Ц.: Не является ли преувеличением, что нездоровый образ жизни вызывает рак? Есть же много пациентов, которые ведут здоровый образ жизни – и спортом занимаются, и правильно питаются – и всё равно заболевают?

А. П.: То, что рак возникает и у людей, ведущих здоровый образ жизни, совсем не значит, что нездоровый образ жизни никак не влияет на возникновение рака. Просто очень много разных факторов, которые приводят к развитию опухоли. И фактор внешнего воздействия – это определённый процент, достаточно небольшой, от всех причин. Поэтому, безусловно, если мы уберём такие очевидные вещи, как курение, злоупотребление алкоголем, нахождение под прямыми солнечными лучами без защитного крема, неправильное питание с избыточным количеством красного мяса или какого-то химически обработанного мяса, копчёного мяса, все эти факторы, которые мы знаем, – то, конечно, мы минимизируем риски по определённым типам опухолей. Точнее, несколько уменьшим. Но все остальные факторы, безусловно, останутся.

Ц.: По сравнению со статистикой, например, 50-летней давности, рака стало больше или его стали чаще диагностировать?

А. П.: Да, статистика пятидесятилетней давности была достаточно неполна и неточна, и мы действительно не имеем представления, сколько пациентов умирали от рака 50 лет назад и какие виды рака доминировали. Сейчас она более точная и полная.

В целом нельзя сказать, что речь идёт о какой-то эпидемии. Во-первых, об этом стали больше говорить. Во-вторых, улучшилась диагностика. Та же самая ранняя диагностика, выявление ряда заболеваний на ранней стадии, что несколько увеличивает общую цифру заболеваемости за счёт впервые выявленных больных. Но глобально улучшаются и результаты выживаемости этих пациентов, потому что чем раньше их начинают лечить, тем дольше они живут. В целом, какие-то заболевания несколько растут по статистике заболеваемости, какие-то уменьшаются. Но глобально мы примерно в той же поре находимся. Может быть, с небольшой тенденцией к росту.

Ц.: Среди врачей-онкологов есть канцерофобы?

А. П.: Да, конечно. Нет больших канцерофобов, чем врачи-онкологи. Потому что мы это видим изнутри. И это абсолютно повсеместное явление. Более того, именно в той области, в которой врач работает, он у себя и находит какие-то признаки заболевания. Например, я знаю доктора, который долгое время занимался опухолями головы и шеи, при этом подозревал у себя именно эту патологию. Другой доктор, занимаясь опухолями печени, долгое время был уверен, что у него рак печени. И так далее. Это такая повсеместная история, но, слава богу, доктора – достаточно рациональные люди. И врачу всё-таки объективно несколько проще пройти обследование и убедиться, что у него нет онкопатологии.

Ц.: Они включают голову или к психологам обращаются?

А. П.: Доктора знают все необходимые алгоритмы, что нужно делать при появлении тех или иных жалоб. Поэтому, как правило, действуют достаточно рационально. Просто проводят ряд необходимых диагностических процедур и исключают или, не дай Бог, подтверждают этот диагноз. Такое тоже случается.

Количество заболевших раком в стране продолжает расти. Вот и в Сибири онкология занимает второе место по смертности. И для многих постановка такого диагноза звучит как приговор. У тех, кто сталкивается с этим впервые, появляется много вопросов.

Почему лечащий врач неохотно информирует о лечении? Зачем назначают химиотерапию, а операцию не делают? Куда помимо местного онкодиспансера ещё обратиться, чтобы убедиться в правильности лечения? Эти и другие проблемы мы обсудили с главным врачом Красноярского краевого онкодиспансера Андреем Модестовым.

Кто в группе риска?

Татьяна Бахтигозина, АиФ-Красноярск: Андрей Арсеньевич, почему продолжается рост количества заболевших онкологией?

Андрей Модестов: Заболеваемость злокачественными новообразованиями растёт от года к году не только в Красноярском крае, но и во всём мире. В каждой стране своя структура заболеваемости. Так, например, в Австралии и Новой Зеландии на первом месте рак кожи, в азиатских странах: Пакистане, Индии, Китае, Филиппинах и других - рак печени, в России - рак молочной железы. Это не плохая тенденция, а отражение активного и качественного выявления злокачественных новообразований и продолжительности жизни в целом: всё-таки рак - это в первую очередь болезнь пожилых людей.

- Нам постоянно твердят, что профилактика онкологических заболеваний - своевременные осмотры и обследования. Но почему у тех, кто регулярно посещает поликлинику, вдруг обнаруживают рак чуть ли не в последней стадии?

- Здесь нужны конкретные примеры. По своему опыту могу сказать, что злокачественные новообразования в запущенных стадиях находят у тех, кто поликлинику не посещает, не проходит диспансеризацию и профосмотры, игнорирует наличие рака в семейном анамнезе. Важно знать: если у ближайших родственников когда-либо было обнаружено злокачественное новообразование, этому человеку следует начать проверяться за пять лет до того возраста, когда у близких заболевание было обнаружено. Кроме того, с возрастом должен расширяться и спектр исследований, которые нужно проходить. Например, мало кто знает, что первую колоноскопию нужно сделать в 50 лет, первую маммографию - в 39 лет и так далее. Вот то, что я вижу на деле: многие женщины за 45-50 лет, у которых обнаружили рак груди, по разным причинам: из-за страха или нехватки времени - не делали маммографию ни разу. И таких примеров масса.

Кто расскажет о лечении?

- Как в онкодиспансере работают с информированием пациентов? Например, рассказывают ли о гигиене при раке молочной железы? Пациенты жалуются на то, что врачи не особо охотно отвечают на их вопросы.

- Сейчас в России ситуации с онкологическими заболеваниями уделяется большое внимание. Работа врача краевого онкодиспансера - это не только лечение: его роль не ограничивается проведением операции или химиотерапии, он также должен успокоить пациента, объяснить ему, как обстоят дела и что делать после лечения, чтобы избежать рецидива.

- Ещё больные жалуются на очереди. Мол, приходишь на процедуры в назначенное время и надо долго ждать. Почему так?

Сейчас каждый из наших онкологов принимает не менее сорока пациентов в день. Чтобы бороться с этой ситуацией, мы ввели дистанционное консультирование, например, для тех, кому нужно продлить приём лекарственных препаратов. Также часть потока перераспределили: урологических пациентов взяли на себя Дорожная клиническая больница, госпиталь ветеранов войн, БСМП, Сибирский клинический центр, первая межрайонная клиническая больница. Также очередь может задержаться из-за существования нулевых талонов. Они введены для тех пациентов, которым жизненно необходимо срочно попасть к врачу, а также для больных из отдалённых регионов, чтобы дать им возможность пройти нужных специалистов в день приезда и избежать частых долговременных поездок из дома в Красноярск. Такие пациенты, безусловно, задерживают очередь, но порой это необходимо.

Сейчас мы хотим изменить систему записи в онкодиспансер: специалисты первичного звена должны будут прикреплять файлы с анамнезом пациента, результатами необходимых анализов и диагностических обследований. Это значительно повысит ответственность поликлиник за больший процент выявления злокачественных новообразований.

Одни стандарты

- Как ведётся работа с родственниками пациентов? Обязаны ли врачи с ними общаться и объяснять ситуацию?

- Здоровье человека касается только его самого и тех людей, которым он разрешил доверить информацию. Каждый пациент подписывает добровольное информированное согласие, в котором указывает, кому можно сообщать о диагнозе. Мы не можем разглашать кому-либо из родственников или близких сведения медицинского характера (диагнозы, результаты обследований, факт обращения человека в клинику и прочее), если больной дееспособен и не разрешил этого делать. Близким родственникам сообщают о состоянии пациента при лечении в стационарных условиях, если больной находится в бессознательном состоянии или нуждается в посторонней помощи. В нашей стране это закон.

- Тот, кому говорят, что он безнадёжно болен, хватается за любую соломинку. Конкретный случай: в Красноярске говорят, что операцию делать нельзя и химия не особо действует на опухоль, а в клинике в Москве предлагают пройти лечение за 600 тыс. рублей. Что в этой ситуации делать?

- Здесь играет роль степень доверия пациента своему врачу. Врач всегда действует в строгом соответствии с клиническими протоколами, и, если состояние больного говорит ему о том, что какие-либо вмешательства: операция, радиотерапевтическое лечение или противоопухолевая лекарственная терапия - не помогут, а только навредят, специалист посоветует лечение не проводить. Вот пример: моему знакомому 88 лет. Когда ему было 85 лет, у него обнаружили рак предстательной железы. Казалось бы, онкология обнаружена на ранней стадии, обычно в таких случаях показана операция. Но обратим ещё раз внимание на возраст: неизвестно, как 85-летний мужчина перенёс бы оперативное вмешательство, и перенёс бы вообще. В итоге больному назначают льготный препарат, он живёт уже три года с момента постановки диагноза и проживёт, я надеюсь, ещё долго. Это лишь один из самых простых примеров: ответственный врач никогда не сделает хуже пациенту. Отмечу также, что знаю немало случаев, когда онкобольные, не доверяя местным врачам, продавали квартиры, машины, уезжали за границу, тратили там огромные суммы на лечение, а получали тот же объём операций или те же схемы противоопухолевой лекарственной терапии, что и в Красноярске: протоколы лечения практически идентичны во всём мире.

- Но почему мы регулярно видим, что объявлен сбор на лечение онкобольных, особенно детей? Притом что сейчас государство выделяет огромные деньги на борьбу с раком, есть особые указания президента не затягивать с лечением, предоставлять помощь в полном объёме и т. д.

- Отвечу так же: всё упирается в доверие пациента или его родственников врачу.

- Если поставили диагноз в вашем диспансере, но хочется получить альтернативное мнение, куда обращаться?

- Если пациент не согласен с диагнозом, установленным в краевом онкодиспансере, он может, например, обратиться в федеральные центры: Российский онкологический центр имени Н. Н. Блохина в Москве или Научно-исследовательский институт онкологии имени Н. Н. Петрова в Санкт-Петербурге. Но замечу, что ответ пациент может ждать долго, а ведь так важно своевременно начать лечение. Кроме того, нет оснований сомневаться в квалификации красноярских онкологов.

- Могут ли больные из других регионов проходить лечение в Красноярском диспансере?

- Да, в Красноярском краевом клиническом онкологическом диспансере получают лечение пациенты из Хакасии и Тувы, Иркутской области, но мощность нашего онкодиспансера рассчитана в основном только на жителей Красноярского края.

Сегодняшние реалии расходятся с целями, которые намечены государством в сфере борьбы с онкологическими заболеваниями, говорит директор Российского общества клинической онкологии Илья Тимофеев. Раком будет болеть все больше российских граждан, подчеркивает эксперт: за последние десять лет количество больных раком увеличилось на 20%, и к 2019 году в России будет 600 тыс. заболевших – это больше населения ряда российских городов. При этом каждый год от онкологических заболеваний погибает 300 тыс. человек, говорит Тимофеев. Показатели смертности и заболеваемости совершенно неудовлетворительны, заявляет эксперт.

В 2018 году во время ежегодного послания к федеральному собранию Президент РФ Владимир Путин заявил о необходимости создания общенациональной программы по борьбе с онкологическими заболеваниями. Президент поручил правительству добиться снижения смертности от новообразований, в том числе от злокачественных до 185 случаев на 100 тыс. населения в 2024 году. К этому времени планируется построить новые онкоцентры и дооборудовать старые. На это планируется потратить примерно 1 трлн рублей. Президент также призвал уделить больше внимания ядерной медицине.

За последние 10-15 лет удалось сократить смертность от онкологических заболеваний на один процент. Это в рамках статистической погрешности, подчеркивает Тимофеев. При этом президент поставил цель снизить смертность на шесть процентов к 2024 году, отмечает эксперт. Необходимо ускориться для того, чтобы ситуация соответствовала этой цели, и для решения этой проблемы должно подключиться не только государство, но и профессиональное сообщество, считает Тимофеев.

Онкологические заболевания находятся на втором месте по смертности после сердечно-сосудистых, отмечает эксперт, при этом для пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями удалось добиться увеличения продолжительности жизни – в отличие от онкологических больных они могут жить долгие годы. С точки зрения Тимофеева, необходимо сосредоточиться на увеличении продолжительности жизни людей с онкологией, улучшении качества жизни тех больных, которые имеют такой диагноз, и увеличении процента больных, которые доживают до 80 лет.

Основная проблема заключается не в перечнях доступных препаратов, а в бюджетах, считает главный научный сотрудник отделения клинической фармакологии и химиотерапии НМИЦ онкологии имени Н. Н. Блохина Алексей Трякин. Каждый новый препарат, по словам эксперта, становится дополнительной нагрузкой на бюджет. Система лекарственного обеспечения требует изменения, считает Трякин.

Кроме того, по мнению эксперта, в ситуации, при которой далеко не все пациенты обеспечены возможностью воспользоваться базовой терапией, необходимо притормозить планы по строительству центров ядерной терапии.

Лечение онкологических пациентов стоит на трех постулатах, рассказала Боровова: лучевая терапия, лекарственная и хирургическая. Лекарственная терапия помогает закрепить процесс, часто это основа лечения пациента, говорит эксперт, и за последние годы в этой сфере был сделан колоссальный прорыв. Новейшие технологии — это шанс пациента жить долго и качественно, но наши врачи зачастую получают инновационные лекарства лишь спустя пять-десять лет, резюмировала она.

Одна из острых проблем – незарегистрированные препараты, говорит Боровова. Пациент имеет право на их получение, но зачастую у него нет ни сил, ни времени их доставать. Эксперт привела в пример Германию, где больные с онкологией не сталкиваются с необходимостью добиваться лекарств. Если в России пациентские организации борются за права граждан, то немецкие пациентские сообщества в основном заняты улучшением качества жизни пациентов, подчеркнула она. Еще одна проблема, по словам Борововой, заключается в недостатке образования: зачастую в регионах врачи просто не знают, как использовать новые технологии. Кроме того, существует проблема недостатка врачей, говорит эксперт: на всю страну есть только 9 тыс. онкологов.

Ранее в Национальном центре онкологии имени Н.Н. Блохина рассказали о разработках тестов для раннего обнаружения онкологических заболеваний. Система будет находить разрушенные ДНК опухолевой клетки, которые дают полную информацию о процессе в организме. Это помогает обнаружить опухоли даже на этапе, когда никаких проявлений и симптомов нет.

Выросло и число тяжелых больных

22.06.2020 в 18:14, просмотров: 5442

— В связи c пандемией COVID-19 временно приостановлены скрининговые программы и диспансеризация (проводилось семь обследований на различные виды рака). И это может повлечь за собой снижение выявляемости онкологических заболеваний на ранней стадии, — сказал на днях на пресс-конференции, проведенной в онлайн-формате, главный онколог Минздрава России, генеральный директор НМИЦ радиологии, академик РАН Андрей КАПРИН. — Но это еще не все проблемы, которые возникли в онкологии в связи с коронавирусом. Хотя найдены и перспективные решения.

— Несмотря на угрозу нового вируса, онкологическую помощь удается удерживать на приемлемом уровне, — сказал Андрей Дмитриевич. — Мы всегда ориентируемся на данные статистики. Так вот, если судить по итогам прошлого года, то подросло количество и наблюдаемых пациентов, и впервые выявленных. Есть рост и среди мужчин, и среди женщин. Но рак у женщин бывает чаще, чем у мужчин. И это связано с большей продолжительностью жизни женщин в нашей стране. Но мужчины заболевают раком в более молодом возрасте. К сожалению, сами они к врачам не спешат, и зачастую на обследование их приводят жены и дочери.

Если говорить о локализации, то у мужчин на первом месте — злокачественные новообразования легких и предстательной железы. Наибольший рост дает именно рак простаты (за год рост с 62,4 до 67,2 на 100 тысяч населения). У женщин — рак молочной железы (рост — с 89,9 до 93,9 на 100 тысяч населения). И в целом по РФ — значительно выросла заболеваемость раком: за последние 5 лет — на 12,4%.

И что касается смертности: рост есть практически во всех федеральных округах. По доле выявленных тоже ситуация стала хуже. Но это происходит в том числе и потому, что сейчас стала более четкой система учета заболеваемости и летальности. Помогли также скрининг и диспансеризация. Стали больше людей обследовать и больше выявлять злокачественных новообразований на ранней стадии. И если бы не пандемия, через 4–5 лет можно было бы рассчитывать на улучшение показателей в онкологии.

Но новый вирус спутал все карты.

— В ближайшее время будем наблюдать и спад выявленных новых случаев на ранней стадии, и рост запущенных больных, — считает академик Каприн. — Хотя многое будет зависеть от того, сколько времени еще продлится пандемия в регионах. Страна у нас большая, и в этом смысле России труднее бороться с коронавирусом.

Онкологические программы на фоне пандемии будут проседать во всех странах, утверждает эксперт. Из-за этого многие страны прервали скрининговые программы. Свернули работу онкологических клиник, и мощности распределили по многопрофильным стационарам. В результате для пациентов исчез островок безопасности, и для сотрудников не удалось создать приемлемый эпидемиологический режим для лечения таких больных. Из практики лечения у них целиком выпали химиотерапевтические отделения. И онкологические больные во многих случаях оказались без помощи врачей.

— У нас тоже временно приостановлены скрининговые программы. Но российскую онкологическую службу спасло то, что мы не пошли по западному пути, — добавил Каприн. — В России, несмотря на то, что на период пандемии были перепрофилированы многие стационары, онкослужба ни на день не прекращала свою работу. Более того, в стационарах, где лечились наши пациенты, стали принимать онкобольных, заразившихся коронавирусом. В результате удалось еще и накопить научный материал об особенностях течения рака на фоне ковид-инфекции. В частности, под коронавирус было отдано целое отделение НИИ урологии им. Лопаткина.

— Как это сказалось на онкобольных? И тяжелее ли они переносят новый вирус?

— Накануне обязательно сдаю все необходимые анализы, мазки. Но больше мне хотелось бы сказать о тех, кто каждый день работает с зараженными коронавирусом. Это — героические люди, без всякого преувеличения. Настоящая сборная команда: пульмонологи, эндокринологи, химиотерапевты, опытные инфекционисты. Всем им я очень признателен: насколько четко они выполняют свою работу! Горжусь, что мне позволено руководить таким коллективом. И еще: мы ни разу не были поставлены в условия, чтобы врачам чего-то не хватало: защитных или гигиенических средств, лекарств, технических средств.

— Но и о плановых операциях нельзя забывать во время пандемии.

Помогают онкобольным, подцепившим коронавирус, и новые технологии, которые были внедрены в практику лечения рака в последние годы. А это — лучевая терапия, ядерные технологии, радионуклидная терапия. И от химиотерапии не отказались. Все это применяется не по отдельности. В онкологии нужен комплекс технологий. Не будет такого, что одна пилюля спасет от всех форм рака. Лечение раковых больных надо вести в комплексе и в комбинации лекарств. Разные технологии должны подставлять плечо друг другу. Вот тогда и получится эффект. Мы к этому идем.

И еще очень важную деталь в связи с коронавирусом подметил эксперт: «Во время пандемии у больных, которые получают агрессивную химиотерапию, ковидная реакция оказалась не такой выраженной. У них не было цитокинового шторма, когда организм идет вразнос, когда иммунная система не справляется, и зачастую человек погибает. И это при том, что у онкобольных иммунитет по определению ослаблен. Что это за феномен такой? Еще придется разбираться.

— Кстати, в последнее время увеличилось число иностранных онкобольных, желающих лечиться в России.

— В частности, к нам хотят приехать, чтобы получить протонную терапию и агрессивную химиотерапию, сделать трансплантацию костного мозга. Мы готовы оказать им эту услугу. Но я как главный онколог России считаю, что предпочтение надо отдавать нашим пациентам. А если останется время, то не в ущерб своим пациентам можно принять на лечение и иностранцев. Дело в том, что во многих странах национальные программы лечения рака рухнули. Оказываем консультативную помощь и больным из стран СНГ, в том числе удаленно, в режиме телемедицины.

Вообще использование телемедицины во время пандемии коронавируса оказалось как нельзя кстати. У российских пациентов есть возможность получить и подкорректировать терапию удаленно. Благо, в этом плане нам даже не пришлось перестраиваться. Года полтора-два назад в России уже начали развивать телеконсультации. И в самом начале пандемии 30 ординаторов начали удаленно консультировать больных. Присланы тысячи эпикризов, вопросов от онкобольных.

Солнце — нам друг, но здоровье дороже

— Витамин Д, так необходимый организму во время коронавируса, как известно, вырабатывается на солнце. Но солнечные лучи могут и навредить — спровоцировать рак. Как найти золотую середину? С одной стороны, загорая, человек приобретает витамин Д, с другой — может спровоцировать рост опухоли. В частности, злокачественную меланому. Но не только.

— Действительно, по данным ВОЗ, немеланомный рак кожи — самое частое заболевание в мире и самая большая доля рака. Кожа не только получает приятный оттенок, но и страдает, если пользоваться УФ-лучами без ограничений. Для выработки нужного для организма витамина Д вовсе не надо часами лежать звездой под палящим солнцем, достаточно посидеть несколько минут в тени или под зонтиком. Но многие не знают меры и получают серьезный ожог кожи. И если долго не заживает какая-то часть кожного покрова, надо срочно обратиться к онкологу. Лучше, конечно, прийти к специалисту лично.

Но если такой возможности нет, достаточно прислать фотографию онкологу. Сегодня это возможно — отправить снимок повреждения на коже и получить консультацию специалиста дистанционно. По характерным признакам врач поймет, рак ли это. И даже если это пока не рак, но есть непонятное нарушение кожного покрова, врач предупредит человека: есть высокая вероятность развития рака. Сегодня есть специальные компьютерные программы, позволяющие делать такие выводы удаленно, в режиме телемедицины. Доктор может попросить сфотографировать повреждение на коже с другого ракурса. И даже подскажет, как под камерой взять соскоб с кожи, нанести на стекло и отправить онкологу.

Вообще, по мнению эксперта, в нынешней непростой ситуации людям надо быть особенно внимательными к своему здоровью и при малейшем подозрении на рак сразу обращаться к специалисту. Тем более что и во время пандемии коронавируса продолжают оказывать помощь не только профильные федеральные онкоцентры, но и все региональные онкодиспансеры.

Академику был задан вопрос и относительно второй волны коронавируса, которую предрекают осенью. Хотя эта вторая волна, якобы, уже сейчас началась в некоторых странах.

— Непростая эта история и в мире, и у нас, — ответил Андрей Дмитриевич Каприн. — Но в России второй волны можно и не бояться. Первый удар отбит, хотя он и был неожиданным. Справимся и со второй волной. Служба эпидемиологическая в нашей стране уже отлажена, в том числе и что касается онкологии. Коек для госпитализации больных достаточно. Методики диагностики и лечения заразившихся COVID-19 разрабатываются. Технологии есть.

Но что касается прививки от нового коронавируса, история непростая везде в мире. Но, думаю, Россия будет первой в ее создании, потому что очень ответственно отнеслась к пандемии.

Заголовок в газете: Коронавирус спровоцировал рак
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28293 от 23 июня 2020 Тэги: Коронавирус, Лекарства, ОМС, Анализы Организации: Министерство здравоохранения Места: Россия, Германия, Израиль, Тель-Авив