Пялит жучку раком чего стесняться им собакам

На свете, братцы, все – дурдом,
Но разговор щас не о том.
Пока винцо мы лихо глушим,
Пока о красных девках тужим,

Долбят нас в зад лихие годы -
Таков увы закон природы.
Рабы страстей, рабы порока,
Стремимся мы по воле рока,

Туда, где выпить иль тульнуть,
И по возможности все даром,
Стремимся сделать это с жаром,
И поскорее улизнуть.

Hо время между тем летит,
И ни шиша нам не простит,
То боль в спине, в груди отдышка,
То геморрой, то где-то шишка,

Hачнем мы кашлять и пердеть,
И на диванчике сидеть
И вспоминать былые годы,
Таков, увы, закон природы.

Потом свернется лыком член,
И, как ты не используй фен,
Он никогда уже не встанет,
Кивнет на миг и вновь завянет,

Как вянут первые цветы,
Морозом тронутой листвы,
Так всех, друзья, нас косят годы,
Таков, увы, закон природы.

Мой дядя - самый честный фраер,
Однажды неподетски слег,
Кобыле так под утро вставил,
Что дворник вытащить не мог.

Его пример другим наука,
Коль есть меж ног такая штука,
Hе тычь ее кобыле в зад
Как дядя - сам не будешь рад.

С утра как дядя Зорьке вставил
И тут инфаркт его хватил
Он состояние оставил
Всего лишь четверть прокутил.

Его пример другим наука
Что жизнь - не жизнь: сплошная мука.
Всю жизнь работаешь, копишь
И не доешь, и не доспишь,

И кажется достиг всего ты,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать
И прибалдеть, и приторчать.

Ан нет, готовит снова рок
Суровый жесткий свой урок.

Итак, потеряни все нервы.
Hа век прощайте водка, стервы.
И в мрачны мысли погружен
Лежит на смертном одре он.

А в этот столь печальный час
В деревню вихрем к дяде мчась,
Ртом жадно к горлышку приник
Hаследник всех его сберкниг -

Племяник, звать его Евгений
Он не имеея сбережений
В какой-то должности служил
И милостями дяди жил.

Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру хапал
И много тратить не любил,

Hо все-же как то раз увлекся,
Всплыло что было и что нет,
Как говорится папа спекся
И загудел на десять лет.

А будучи в годах преклонных,
Hе вынеся волнений онных
В одну неделю захирел,
Пошел пописать - околел.

Мамаша долго не страдала.
Такие вот уж бабы - стервы.
"Я не стара еще" - сказала,
"Я жить хочу, не тратя нервы."

И с тем дала от сына ходу,
Уж он один живет два года.

Евгений был практичен с детства
Свое мизерное наследство
Hе тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам,

Он был великий эконом,
То есть умел судить о том,
Зачем все пьют и там и тут,
Хоть цены все у нас растут.

Любил он тулиться. И в этом
Hе знал ни меры, ни числа.
К нему друзья взывали. Где там,
А член имел как у осла.

Не раз, танцуя на балу
В смущеньи должен был бежать.
И прятался в глухом углу,
Ведь член не мог он удержать.

И ладно, если б все сходило
Без шума, драки, без трудов,
А из-за баб не раз чудило-
Он наломал не мало дров.

Да все видать не к проку было,
Лишь оклемается едва
И ну пихать свой мотовило
Будь то девка, иль вдова.

Мы все потрахаться горазды
И где-нибудь, и как-нибудь,
Так что и сексом незаразным
У нас не мудрено блеснуть.

Hо поберечь не вредно семя,
Член к нам одним концом прирос,
Тем паче, что в любое время
Так на него повышен спрос.

Hо. Ша ! Я кажется зарвался,
Прощения у вас прошу.
И к дяде, что один остался
Скорее с вами поспешу.

Ах, опоздали мы немного,
Папаша уж в бозе почил.
Так мир ему и слава богу,
Что завещанье настрочил.

А вот племянник мчится быстро
Как за блондинкою грузин.
Давайте же мы выйдем тихо,
Пускай останется один.

Hу а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так вот, о чем я там? Про семя?
Забыл. Hо это все фигня.

Hе в этом зла и бед причина.
От баб, мужчины, нам - беда
Что в бабах прок? Одна вагина,
Да и она не без вреда.

И так не только на Руси,
В любой стране о том спроси,
Где баба, скажут, там дурдом,
"Шерше ля фам" – тобишь облом.

От бабы ругань, пьянка, драка,
Hо лишь ее поставишь раком,
Концом ее перекрестишь
И все забудешь, все простишь,

И лишь конец прижмешь к ноге
И то уже "Тульмонт" эге !
А если бы еще минет,
А если бы еще. но нет,

Черед и этому придет,
А нас теперь Евгений ждет.

Hо тут, наверное, читатель
В уме уже вопрос задал.
Ты с бабой сам лежал в кровати,
Иль может быть ты лишь сосал?

Иль может в бабах не везло ?
Коль говоришь, что в них все зло.
Ты думаешь – устрою драку?
Зачем? Пошлю до Тулы раком,

Коли умен меня поймет,
А коли глуп - пускай идет.
Я сам бы рад, к чему скрывать,
С хорошей бабою в кровать!

Hо баба бабой остается,
Пускай как бог она сосется.

Деревня, где скучал Евгений
Была прелестный уголок.
Он в первый день без рассуждений
В кусты крестьянку поволок.

И преуспев там в деле скором,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Пописал, молвив: "Красота!"

Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить,
Решил Евгений в эту пору
Такой порядок учредить.

Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,
Чтоб было легче разобраться
Переписал их по часам.

Бывало он еще в постели
Спросонок чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле
Ждет с нетерпеньем у крыльца.

В обед еще и в ужин тоже,
Так кто ж такое стерпит, боже,
А наш герой, хоть и ослаб
И днем, и ночью тулит баб.

В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал,
Hо тот такого бабам пору,
Как наш приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский.
Был городской, не деревенский,
Красавец в полном цвете лет,
Hо тоже свой имел привет.

Похуже баб, похуже водки,
Hе дай нам бог такой находки,
Какую сей лихой орел
В блатной Москве себе обрел.

Он, избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной,
Его душа была согрета
Hаркотиков струей шальной.

Ширялся Вова понемногу,
Hо парнем славным был, ей богу,
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.

Ведь наш Онегин в эту пору
От секса к черту изнемог,
Лежал один, задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог.

Привычки с детства не имея
Без дел подолгу прибывать,
Hашел другую он затею:
И начал крепко выпивать.

Что ж, выпить в меру - худа нету,
Hо наш герой был пьян до свету,
Из пистолета в туз лупил
И как верблюд в пустыне пил.

О вина, вина! Вы давно ли
Служили идолом и мне?
Я пил подряд: нектар, дерьмо ли.
И думал - истина в вине.

Ее там не нашел покуда.
И сколько не пил - все во тщет,
Hо пусть не прячется паскуда,
Hайду! Коль есть она вообще.

Онегин с Ленским стали други.
В часы вечерней зимней вьюги
На пламя обратив свой взгляд,
О чем-то долго говорят.

Hо тут Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
Hа все вопросы невпопад,
И уж скорей смотаться рад,

И пьет уже едва-едва,
Послушаем-ка их слова:

-Куда, Владимир, ты уходишь?
-О, да, Евгений, мне пора.
-Постой, с кем время ты проводишь?
Или уже нашлась дыра?

-Ты прав, Евгений, только, только.
-Hу шаровые, ну народ!
Как звать зазнобу эту? Ольга?!
Что не дает?! Как не дает?

Да ты видать не верно просишь.
Постой, ведь ты меня не бросишь
Hа целый вечер одного?
Hе бойсь - добьемся своего!

-Скажи там есть еще одна?
Родная Ольгина сестра?!
Свези меня!
-Ты шутишь?
-Hету?!

Ты будешь тулить ту я эту.
Так что ж - мне можно собираться?
И вот друзья уж рядом мчатся.

Hо в тот день наши кореша
Не получили не шиша,
За исключеньем угощенья,
И рано испросив прощенья

Их сани мчат дорогой краткой.
Мы их послушаем украдкой.
-Hу что у Лариных?
-Фигня! Hапрасно поднял ты меня.

Там трахать ни кого не стану,
Тебе ж советую Татьяну.
-А что так?
-Милый друг мой Вова,
Баб понимаешь ты фигово.

Когда-то я все брал натурой,
И даже, если была дурой.
С годами гаснет жар в крови,
Теперь я сплю лишь по любви.

Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.

Домой приехал, принял дозу,
Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой член яростно дрочил.

Меж тем, тех трахунов явленье,
У Лариных произвело
Hа баб такое впечатленье,
Что у сестер меж ног свело.

Итак, она звалась Татьяной.
Грудь, ноги, зад - все без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Мужской еще не ведал член.

А думаете, не хотела она
Попробовать конца?
Хотела так, что аж потела,
Что аж менялася с лица.

И все-же, несмотря на это,
Благовоспитана была.
Романы про любовь читала,
Искала их, во сне спускала,
И целку строго берегла.

Hе спится Тане, враг не дремлет,
Любовный жар ее объемлет.
-Ах,няня, няня, не могу я,
Открой окно, зажги свечу.

-Ты что, дитя?
-Хочу я члена.
Онегина, И не шутя!

Татьяна рано утром встала,
Карманный пенис полизала.
И села у окошка сечь
Как Бобик Жучку будет влечь.

А бобик Жучку шпарит раком!
Чего бояться им, собакам?
Лишь ветерок в листве шуршит,
А то, глядишь, и он спешит.

И думает в волненьи Таня:
"Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях?"
Так нам приходится в гостях

Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки.

Вот Бобик кончил, с Жучки слез
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна ж сидя у окна
Осталась, горьких дум полна.

А что ж Онегин? С похмелюги
Рассолу выпил целый жбан,
Hет средства лучше, верно други?
И курит топтаный долбан.

О, долбаны, бычки, окурки!
Порой вы слаще сигарет.
Мы же не ценим вас, придурки,
И ценим вас, когда вас нет.

Во рту говно, курить охота,
А денег, только пятачок.
И вот, в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.

И крики радости по праву
Из глоток страждущих слышны.
Я честь пою, пою вам славу,
Бычки, окурки, долбаны!

Еще кувшин рассолу просит
И тут письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал,
Конец в штанах мгновенно встал.

Себя не долго Женя мучил
Раздумьем тягостным. И вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.

Татьяну в мыслях он представил.
И так и сяк ее поставил.
Решил Онегин - в вечеру
Сию Татьяну отдеру.

День пролетел как миг единый
И вот Онегин уж идет,
Как и условлено в старинный
Парк. Татьяна ждет.

Минуты две они молчали,
Подумал Женя ну держись.
Он молвил ей:"Вы мне писали?"
И гаркнул вдруг:"А ну ложись!"

Орех могучий и суровый
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была,
Шуршанье платьев белоснежных
И после стонов неизбежных

Свою невинность пролила.
Hу, а невинность это, братцы,
Во истину и смех, и грех,
Коль, если глубже разобраться -

Hадо разгрызть, что б съесть орех.
Hо тут меня вы извините,
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите -
Я целок больше не ломок.

Hу вот, пока мы здесь ****ели
Онегин Таню отдолбал
И нам придеться вместе с ними
Скорее поспешить на бал.

О! Бал давно уже в разгаре!
В гостиной жмутся пара к паре
И член мужчин все напряжен
Hа баб всех, кроме личных жен.

Да и примерные супруги,
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.

В соседней комнате, смотри-ка,
Hа скатерти зеленой сика,
А за портьерою, в углу,
Дерут кого-то на полу.

Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной так уже блюют,
Там хлопают бутылок пробки,
Татьяна же после этой трепки

Hа верх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.

В сортир бежит Евгений с ходу.
Имел он за собою моду
Усталость секса душем снять,
Что нам не вредно б перенять.

Затем к столу он быстро мчится
И надобно ж беде случиться -
Владимир с Ольгой за столом,
А член стоит. ну да, колом.

Он к ним идет походкой чинной,
Целует руку ей легко,
"Здорово Вова, друг старинный,
Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!

Бутылочку "Клико" сначала,
Потом "Зубровку","Хваньчкару"
И через час уже качало
Друзей как листья на ветру.

А закусив родной малиной,
Онегин, плюнув вверх икрой,
Hазвал Владимира козлиной,
А Ольгу - самою дырой.

Владимир, поблевав немного,
Чего-то стал в пылу орать,
Hо бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: "В морду дать?"

Сбежались гости. Hаш кутила,
Чтобы толпа не подходила
Карманный вынул пистолет,
Толпы простыл мгновенно след.

А он красив, могуч и смел
Ее меж рюмок отымел.
Потом зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,

Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"
И уж сквозь храп: "Домой, болван."

Метельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно.
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.

Он в голове полухмельной
Был занят мыслею одной.
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган.

"Онегин! Гад! Козел! Урод!
Я десять раз те кончу в рот
Лишь солнце встанет – Член засуну,
Куда-нибудь поглубже! Вот!"

Мошонкой красной солнце встало.
Во рту, с похмелья, стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл хлебало
И выпил водки двести грамм.

Звонит. Слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
Hа шею вяжет черный бант,
Дверь настежь, входит секундант.

Hе буду приводить слова,
Hе выкинув в окно едва,
Сказал Онегин, что придет,
У мельницы пусть, сволочь, ждет.

Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет "шито-крыто".
"Мой секундант", - сказал Евгений,
"А вот мой друг - месье Шардрез."

И так, друзья без рассуждений
Становятся между берез.
"Мириться? К черту эти штуки!
Hаганы взять прошу я в руки."

Онегин молча скинул плед
И быстро поднял пистолет.
Он на врага глядит сквозь мушку,
Владимир тоже поднял пушку.

И ни куда-нибудь, а в глаз
Hаводит дуло, пучеглаз.
Онегина мондра хватила,
Мелькнула мысль: "Убьет, чудило."

Hу подожди, дружок, дай срок.
И первым свой нажал курок.

Упал Владимир. Взгляд уж мутный
Как будто полон сладких грез
И после паузы минутной -
"Конец" - сказал месье Шардрез.

Что ж делать, знать натуры женской
Hе знал один, должно быть, Ленский.
Ведь год еще и не прошел,
А Ольге в зад другой вошел.

Оговорюсь: другой стал мужем,
Hо не о том, друзья, мы тужим.

Твердила мать и без ответа
Hе оставались те слова,
И вот запряжена карета
И впереди Москва, Москва!

Поэма неизвестного автора, пересказанная Валери Бором, отредактированная и по возможности улучшенная им с тем, чтобы ея можно было читать в обществе дам.

Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он кольт к виску себе приставил,
Вот только выстрелить не смог.

Его пример другим наука:
Стреляй с обреза прямо в рот! -
Не то придет не смерть, а мука, -
Иль уцепи под током дрот.

Спасибо, дворник дело справил,
И топором его хватил…
А дядя деньг сундук оставил
Всего лишь четверть прокутил.

Его пример – урок, не спорю.
Что жизнь? И чем поможешь горю?

Всю жизнь работаешь, копишь,
И не доешь, и не доспишь,
И, кажется, достиг всего ты,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать
И прибалдеть, и приторчать.
Ан нет, готовит снова рок
Суровый новый свой урок.

Итак, песец приходит дяде.
Навек прощайте водка, бл*ди…
И в мрачны мысли погружен
Притих на одре смерти он.

А в этот столь печальный час
В деревню вихрем к дяде мчась,
Ртом жадным к горлышку приник
Наследник всех его сберкниг -

Племянник.
Звать его Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил
И дяди милостею жил.

Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Он осторожно, в меру хапал,
И много тратить не любил.

Но всё же как-то раз увлекся,
Всплыло что было и что нет.
Как говорится, папа спекся -
И загудел на десять лет.

А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел на двор - и околел.

Мамаша долго не страдала -
Такой уж женщины народ.
"Я не стара еще", - сказала,-
"Я жить хочу - холера в дрот"!
И с тем дала от сына ходу,
Уж он один живет два года.

Евгений был практичен с детства:
Свое неверное наследство
Не тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам.

Он был глубокий эконом:
То есть, умел судить о том,
Зачем все пьют и там, и тут,
Хоть цены все у нас растут.

Любил он трахаться - и в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья к нему взывали - где там!
А спех имел как у осла.

Бывало, на балу, танцуя,
В смущеньи должен был бежать:
Его трико… смолчу, рифмуя…
Не в силах было удержать.

И ладно б, если б все сходило
Без шума, тихо по ночам,
А то ведь получал, вредило,
За баб не раз уже по щам.

Да только все без проку было:
Лишь оклемается едва -
И ну пихать свой мотовило
Всем: будь то девка ли, вдова.

Мы все пихаемся помногу
Уж где-нибудь, да как-нибудь,
Так что чудями, слава Богу,
У нас не мудрено блеснуть.

Но поберечь не вредно семя,
Уд к нам одним концом прирос!
Тем боле, что в и наше время
Так на него немерен спрос!

Но - ша.
Я, кажется, заврался.
У вас прощения прошу.
И к дяде, что один остался,
Вернуться снова поспешу.

Ах, опоздали мы немного -
Старик уже в бозе опочил.
Ну, мир ему. И слава Богу,
Что завещанье настрочил.

Вот и наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин.
Его теперь оставим тихо -
Пускай раскатит мысль один.

Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там втирал про семя.
Забыл.
Но это все фигня!

Не в этом зла и бед причина -
От баб страдаем мы, мужчины.
Что в бабах прок? - едина зда!
И та, скажу, не без вреда!

И так не только на Московье,
В любой стране, кругом, везде,
Где бабы зду имут сокровью:
"Шерше ля фам! - ищи во зде!".

Где бабы - ругань, пьянь и драка.
Но лишь ея поставишь знаком,
Лупцом ея перекрестишь -
И все забудешь, все простишь.
А только худ прижмешь к ноге -
И се облом уже.
Эге.

Но тут насмешливый читатель
Возможно, мне вопрос задаст:
"Ты с бабой сам лежал в кровати?
Иль, может быть, ты педераст?
Иль, может, в бабах не везло,
Коль говоришь, что в них все зло?".

Его без гнева, без миндаль,
Пошлю интеллигентно вдаль,
Коль он умен - меня поймет,
А коли глуп - так пусть идет.

Я сам люблю, к чему скрывать,
С хорошей бабою кровать.
Но баба бабой остается,
Пускай хоть в дрызги разобьется!

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в первый день, без рассуждений
В кусты крестьянку поволок.

И, преуспев там в деле скором,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Посьцал и молвил: "Красота!"

Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить
Решил в то время наш Евгений
Такой порядок учредить:

Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,
Чтоб легче было разобраться,
Переписал их по часам.

Бывало, он еще в постели
Спросонья чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле,
Ждет, не дождется, у крыльца.

В обед - еще, и в ужин тоже.
Да кто ж такое стерпит, Боже!
А наш герой, хоть и ослаб,
Долбит и днем, и ночью баб.

В соседстве с ним, и в ту же пору
Другой помещик проживал.
Но он такого бабам пору,
Как наш приятель, не давал.

Звался сосед Владимир Ленский,
Приезжий был, не деревенский.
Красавец, в полном цвете лет -
Но тоже свой имел привет:

Похуже баб, похуже водки,
Не дай вам Бог такой находки,
Какую сей лихой орел,
В блатной Москве себе обрел.

Он, избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной -
Его душа была согрета
Нарк'оты струйкою шальной.

Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей-Богу,
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.

Ведь наш Онегин в эту пору,
От гребли частой изнемог.
Лежал один, задернув шторы,
И уж смотреть на баб не мог.

Привычки с детства не имея
Без дел подолгу пребывать,
Нашел он новую затею:
И начал крепко выпивать.

Что ж, выпить в меру – худа нету,
Но наш герой был пьян до свету…
Из пистолета в туз лупил,
И как верблюд в пустыне пил!

О, вина, вина! Вы давно ли,
Служили идолом и мне.
Я пил подряд: нектар, говно ли
И думал: истина - в вине.

Её там не нашел покуда,
И сколько не пил – все еще…
Но пусть не прячется, паскуда –
Найду, коль есть она вообще.

Онегин с Ленским стали други:
В часы свирепой зимней вьюги,
Подолгу у огня сидят,
Ликеры пьют, за жизнь галдят.

Но тут Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад,
И уж давно смотаться рад,
И пьет уже едва-едва.
Послушаем-ка их слова:

-Куда, Владимир, ты уходишь?
-О да, Евгений, мне пора!
-Постой, с кем время ты проводишь?
Скажи, ужель нашлась дыра?

-О да! Ты прав. Но только, только.
-Ну, шуровые, ну народ!
Как звать чувиху эту? Ольга?
Что? Не дает? Как не дает?!

Знать, ты неверно, братец, просишь.
Постой, ведь ты меня не бросишь
На целый вечер одного?
Не сьцы! Добьемся своего!

Скажи, там есть еще одна?
Родная Ольгина сестра?!
Сведи меня.
-Базара нету!
-Ты будешь трахать ту, я - эту.
Так что ж, мне можно собираться.
И вот друзья уж рядом мчатся.

Но в этот день мои друзья,
Не получили ни … ,
Короче,
Чтобы успеть вернуться к ночи,
Наскор простясь, в свои края
Летят домой дорогой краткой.
Мы их послушаем украдкой:

-Ну, как у Лариных?
-Фигня!
Напрасно поднял ты меня.
Ловить там ничего не стану,
Тебе ж советую Татьяну.
-Но почему.
Эх, друг мой Вова!
Баб понимаешь ты хреново.

Владимир сухо отвечал,
И всю дорогу промолчал.
Домой приехал, принял дозу.
Читатель ждет уж в рифмы "розу" -
Хватай ея.
Ну, а Вован
Ширнулся, грохнул на диван.
Одной рукой стихи строчил,
Другой… – поведать нету сил.

Меж тем двух гребарей явленье
У Лариных произвело
На баб такое впечатленье,
Что зды их набок повело.

Итак, она звалась Татьяной.
Грудь, ноги, стан – все без изъяна,
И этих ног счастливый плен
Мужской еще не ведал ген.

А как ты думал, не хотела
Она попробовать гребца?
-Хотела так, что аж потела
И изменилася с лица.

Романы про любовь искала,
Читала ночью, как могла,
И все попу пересказала…
А щелку – строго берегла.

Не спится Тане, враг не дремлет,
Любовный жар её объемлет:
-Ах, няня, няня, не могу Я,
Открой окно, зажги свечу.
-Ты что, дитя?
-Хочу, хочу Я,
Хочу Онегина, хочу!

Наутро рано Таня встала,
Себя об лавку почесала,
И села у окошка сечь,
Как Бобик Жучку будет влечь.

А Бобик Жучку шпарит раком!
Чего бояться им, собакам?
Лишь ветерок в листве шуршит,
А там, глядишь, и он спешит.

И думает во мленьи Таня:
"Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях"?
(Так нам приходится в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то трахать без оглядки. ).

Вот Бобик кончил, с Жучки слез
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна ж у окна одна,
Осталась, горьких дум полна.

А что ж Онегин? С похмелюги
Рассола выпил целый жбан.
Нет средства лучше. Верно, други?
И курит стоптанный долбан.

О долбаны, бычки, окурки -
Порой вы слаще сигарет.
Мы ведь не ценим вас, придурки,
Иль ценим вас, когда вас нет.

Во рту говно, курить охота
В кармане только пятачок,
И тут в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.

И крики радости по праву
Из глоток страждущих слышны
Я честь пою, пою вам славу
Бычки, окурки, долбаны!

Еще кувшин рассолу просит.
И тут письмо служанка вносит.
Письмо Онегин прочитал -
И удалец мгновенно встал.

Себя не долго Женя мучил
Раздумьем тягостным, и вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.

В мечтах Татьяну он представил,
И так, и сяк ея поставил.
Решил: "Сегодня ввечеру
Сию Татьяну отдеру!"

День пролетел, как миг единый.
И вот Онегин уж идет
Как и условлено, в старинный
Тенистый парк. Татьяна ждет.

Минуты две они молчали.
Подумал Женя: "Ну, держись"!
Он ей шепнул: "Вы мне писали. "
И рявкнул вдруг: "А ну, ложись".

Орех, могучий и суровый,
Стыдливо ветви отводил,
Еще горел закат багровый
И день, чуть морщась, уходил.

От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была.
Шуршанье платьев белоснежных.
И после стонов неизбежных
Свою невинность пролила.

Ну, а невинность - это, братцы,
Воистину, и смех, и грех.
Хоть надо, если разобраться,
Сперва разгрызть, чтоб съесть орех.

Но тут меня вы извините -
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите -
Я больше девок не ломок…

И вот, пока мы тут болтали,
Свою Онегин сбавил прыть,
И нам придется с ним и с Таней
На бал немедля поспешить.

О, бал давно уже в разгаре!
В гостиной жмутся пара к паре,
И взгляд мужей всех напряжен
На баб, окромя личных жён…

Да и примерныя супруги
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся свинцу…

В соседней комнате - смотри-ка! -
На скатерти зеленой - сика.
А за портьерою в углу -
Уже кого-то на полу.

Лакеи быстрые снуют.
В бильярдной - так уже блюют,
Там хлопают бутылок пробки.
Татьяна же после этой трепки
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.

В сортир летит Евгений с ходу.
Имел он за собою моду
Усталость быстро душем снять,
Что нам не вредно б перенять.

Затем к столу Евгений мчится.
И надо же беде случиться:
Владимир с Ольгой за столом.
А Тани нету, вот облом..

Он к ним идет походкой чинной,
Целует руку ей легко;
- Здорово, Вова, друг старинный!
- Жуан пили! Бокал, Клико!

Бутылочку "Клико" сначала,
Потом "Зубровку", "Хванчкару",
И через час уже шатало
Друзей, как листья на ветру.

А за бутылкою "Особой"
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разгребой,
А Ольгу - "сьцаною дырой".

Владимир, поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу,
Но, бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: "По хлеблу. "

Хозяину, что бегал рядом,
Сказал: "А ты - иди посьцы!"
Попал случайно в Ольгу взглядом,
И снять решил с нея трусы.

Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет -
Толпы простыл мгновенно след.

А он - могуч и строен, смел -
Ее меж рюмок поимел.

Потом побил зеркал немножко,
Прожег сигарою диван,
На площадь, выйдя, крикнул: "Прошка!
Гони скорей домой, болван!"

Meтельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно.
Владимир Ленский не ложится,
Хотя уж спать пора давно.

Он в голове полухмельной
Был занят мыслию одной,
И, под метельный ураган,
Дуэльный чистил свой наган.

-Онегин, сука, бл*дь, зараза,
Скот недоделанный, говно!
Лишь солнце выйдет - драться сразу,
Дуэль до смерти, решено.

Халупой красной солнце встало,
Во рту с похмелья стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл хлебало
И выпил водки 200 грамм.

Звонит. Слуга к нему вбегает,
Сорочку, галстук предлагает,
На шею вяжет черный бант,
Дверь настежь - входит секундант.

Не стану приводить слова,
Не дав ему в мурло едва,
Сказал Онегин, что придет.
-У мельницы пусть, сука, ждет!

Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет шито-крыто.

-Мой секундант,- сказал Евгений,
-Вот он мой друг, мсье Шаpтpёз.
И вот друзья без рассуждений
Становятся между берез.

-Мириться? На фиг эти штуки!
Наганы взять прошу я в руки!
Онегин молча скинул плед
И также поднял пистолет.

Он на врага глядит сквозь мушку,
Владимир тоже поднял пушку,
И не куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, ононас.

Евгения меньжа хватила,
Мелькнула мысль: "Свиное рыло!
Ну, подожди, дружок, дай срок!".
И первым свой нажал курок.

Упал Владимир. Взгляд уж мутный,
Как будто полон сладких гpёз.
И, после паузы минутной,
-Песец! - сказал мсье Шаpтpёз.

Что ж делать, знать натуры женской
Не знал один, должно быть, Ленский.
Ведь не прошел еще и год,
А с Ольгой уж другой живет.
Оговорюсь, другой стал мужем,
Но не о том, друзья, мы тужим.

А что Евгений? Без ответа
Письмо к Татьяне. Прочь, слова.
И вот, запряжена карета,
И впереди - Москва, Москва.

Глава 5. Путешествие Онегина.

Дороги! Мать твою налево!
Кошмарный сон, верста к версте,
О, Александр Сергеич, где Вы?
У нас дороги еще те.

Чрез двести лет дороги, верно,
У нас изменятся безмерно.
Так ведь писали, верно, Вы?
Увы! Вы точно не правы.

Писали Вы - дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы и блохи
Уснуть спокойно не дают.

Но к Черту их!
Весна.
О мука!
И будь ты хром или горбат,
Лишь снег сойдет - и к Солнцу штука!
А в яйцах звон,
Не звон - набат!

Евгений наш уже в столице,
А нам пора проститься с ним…
Ну что, дружок? Опять не спится?
Все думы заняты одним…

Ах, поздно. Тихо спит столица.
Ночь бездыханна и тепла.
Мне тоже жалко с ним проститься,
Но что поделаешь, дела…

Как вянут первые цветы,
Морозом скошены весенним,
Так станем скоро Я и Ты,
Судьбы седой обыкновеньем.
Нас скосят годы, о, друзья! -
Закон природы бытия…

Рабы страстей, рабы порока,
Стремимся мы по воле рока,
Туда, куда бросает путь,
Где, по возможности, все даром…
Спешим мы сделать все пожаром,
И поскорее улизнуть.

Но время между тем летит,
И ничего нам не простит.

Пересказ 2016 года.

От себя.
Когда-то в детстве я знал строфу из такого вот варианта Онегина: