Просят о помощи рак дети

В 2019 году Игорь Момот пошел в первый класс. С тех пор, как завершилось лечение тяжелой болезни, прошло пять лет. Мама Игоря Татьяна вспоминает о том, через что прошла их семья, как о страшном сне.

«Мы заболели в 2013 году, тогда Игорь был совсем маленький – ему был год и девять месяцев. Все началось с того, что я заметила у ребенка сильную слабость, потом у него началась рвота. Нас положили в инфекционное отделение. Диагноз, который нам изначально ставили, не подтвердился. Об этом мы узнали в воскресенье. А утром в понедельник нас отправили на МРТ, и тут же врачи определили, что у Игоря уже достаточно большое образование в головном мозге. Требовалась срочная операция.

В четверг, 27 июня, нас прооперировали в Воронеже. Операцию проводил Глаголев Николай Владимирович. Анализы отправили на гистологию, но в Воронеже не смогли определить вид опухоли. Поэтому мужу пришлось экстренно ехать в Москву. И в Центре Бурденко через несколько дней стал известен результат - выяснилось, что опухоль достаточно редкая.

Опухоль была удалена не вся, поэтому после операции необходимо было экстренно начинать химиотерапию. Уже 12 июля нас перевели в онкоотделение и начали химиотерапию. Потом мы проходили курс лучевой терапии в Москве, в Центре Рогачева. Первое время мы не были дома восемь месяцев. Потом понемножечку нас стали отпускать домой – на три-четыре денечка. Но, в основном, все время мы были в больнице.

Сейчас Аня Горбань уже вернулась к прежней жизни - той, что была до болезни. Ее мама Юлия вспоминает о том, как стойко ее шестилетняя дочка прошла все испытания.

Анечка - молодец. Было сложно объяснить ей, зачем постоянные анализы, иголки, потому что она не болела до этого. Но она больше расстраивалась не из-за болезни, а когда видела мои слезы. Ее это очень сильно расстраивало. Период до операции и после был тяжелый. Но она даже сильнее меня оказалась в какой-то момент. Она с улыбкой воспринимала химию, отвечала на вопросы, встречала врачей.

В общей сложности лечений у нас заняло семь месяцев с момента постановки диагноза, даже чуть меньше. Потому что это редкость - выявить опухоль на такой ранней стадии. Врачи говорили нам, что нам повезло – без явных симптомов поймать этот момент.

Комментарий врача

«В последние несколько лет в Воронеже из 100 тысяч детского населения заболевают около 17 детей. Российский показатель заболеваемости раком у детей по разным регионам колеблется от 15 до 17, - говорит заведующая онкогематологическим отделением химиотерапии Воронежской областной детской клинической больницы №1 Наталья Юдина. - В последние годы мы видим большое количество заболевших среди детей первых трех лет жизни, но это, скорее всего, связано с тем, что улучшилась диагностика заболеваний при помощи скрининга и диспансеризации детей этого возраста. Чуть реже болеют дети в возрасте от трех до 13 лет, но у этих пациентов более часто диагностируется острый лейкоз, что связано с особенностями иммунной системы. И достаточно высока вероятность появления злокачественных заболеваний у подростков.

Безусловно, эффективность терапии злокачественных новообразований, даже в продвинутых стадиях, в детском возрасте выше, чем у взрослых. Несмотря на то, что эти опухоли могут возникать внутриутробно, они очень хорошо поддаются химиотерапии и лучевой терапии, в отличие от ряда опухолей у взрослых. Большинство детей, страдающих онкологическими заболеваниями, выздоравливают. В целом, этот процент достигает 75%. Это, естественно, зависит от стадии заболевания и от биологических характеристик опухоли. К сожалению, ряд опухолей остаются нечувствительны к химиотерапии и продолжают прогрессировать, это, в частности, касается опухолей центральной нервной системы.

Помогите больному раком ребенку!

1. Рак — смертельно опасное заболевание и лечиться оно может только сильно-действующими токсичными препаратами.
2. Эффективное лечение рака стоит очень больших денег.
3. Если собрать (найти) эти огромные деньги на лечение, то таким образом ребенок получит серьезный шанс на выздоровление.

Подавляющее большинство из нас даже не допускает, что на самом деле ситуация абсолютно противоположна той, которую нам рисует Масс Медиа, проплаченная большим бизнесом. Наше индокринированное полученным образованием сознание не допускает сомнений устоявшейся официальной позиции. И вот мы ведомые лучшими побуждениями, сдаем деньги на лечение больных раком детишек, не понимая, что не эти дети, а большой медицинский бизнес (контролируемой Биг Фармой) — единственный, кто будет в выигрыше.

Многие из нас даже не подозревают какова на самом деле реальная картина в онкологии сегодня. Мы почему-то думаем, что самый успешный из легальных бизнесов — фармацевтический — погрязший в судебных процессах и темных сделках, положительно отличается от других бизнесов и имеет задачу полного излечивания населения в ущерб своей прибыли и даже своего существования. Почему мы наделяем именно этот бизнес каким-то ореолом благородства и честности, хотя допускаем, что другие успешные крупные бизнесы используют нечестные методы как создание монополии, покупку политиков, нечестное устранение конкурентов с рынка?
Если же постараться очень коротко описать реальную ситуацию в онкологии, как она видится тем, кто знаком с ее двумя сторонами: официальной и альтернативной, то наиболее важными моментами являются следующие:

1. Рак — не смертельная болезнь и поддается лечению довольно успешно. Многие альтернативные протоколы лечения, которые замалчивает мед. истеблишмент и зависимая от большого бизнеса Масс Медиа, имеют успех от 80% до 100%.
2. Успешное лечение рака этими протоколами может стоить в среднем от $100 до $1000 в месяц и примерно в 10-20 раз дешевле если лечиться стационарно в альтернативной онко-клинике вместо официального стационарного лечения.
3. Подавляющее большинство детей, отправленных на дорогостоящее лечение в зарубежные клиники, умирают там от интенсивного и токсичного лечения (причина смерти конечно указывается клиниками как основное заболевание — рак).

Через 10-20 лет химиотерапия (впрочем как и радиотерапия и хирургия для лечения онкологии) будет признана медицинской ошибкой, как и другие виды лечения в недалеком прошлом: лоботомия, рентгенотерапия для убирания волос на теле, кровопускание и тд). Однако — это не будет утешением тем родителям, которые потеряли своих детей из-за неэффективного калечащего лечения.

В заключении я хотел бы привести некоторые цифры, которые могут помочь людям задуматься о том, как лучше благотворительные деньги, собранные на лечение больных раком детишек, могут быть использованы:
•Лечение одного онкологического ребенка за границей (в Англии, например) стоит в среднем $300,000 — $500,000 при крайне низкой вероятности излечивания 0-4%. *
•Лечение одного больного натуральными методами стоит в среднем в 30 раз дешевле.
•Лечение натуральными методами имеет в среднем в 30 раз более успешные результаты *

Из этих цифр видно, что за сумму собранную для лечения одного ребенка за границей, можно предложить лечение 30 больным раком детям и дать каждому из них в 30 раз больший шанс на полное выздоровление.
Я очень надеюсь, что эта статья заставит прочитавшего уделить хоть немного времени на исследования вопроса об альтернативных натуральных методах лечения рака и задуматься о том, как лучше помочь больному ребенку (как, впрочем, и любому онкологическому больному). Желание помочь не должно сводиться только в переводе небольшой (или большой) суммы на бесполезное лечение, которое предлагает сегодня официальная онкология (химиотерапия, лучевая терапия, хирургия). Настоящая помощь ― это когда виден результат (не сбор нужной суммы ― а вылеченный ребенок. ). А это стоит того, чтобы разобраться в этой непростой теме.

* раки крови имеют более высокую статистику выживания, тем не менее вероятность вторичных раков из-за канцерогенности традиционной тройки лечения, особенно химиотерапии, очень высока и часто спустя 5-20 лет после излечивания рака крови развивается новая онкология.
* многие натуральные протоколы лечения рака имеют процент полного излечивания от 80% и выше, если не было начато лечение традиционными методами официальной онкологии. К сожалению, многие обращаются к альтернативе после прохождения официального лечения. В таких случаях шансы на излечивание уменьшаются до 40-50%, что опять же в 20-50 раз выше.

Мы поговорили с мамами подопечных Фонда Константина Хабенского. 15 февраля отмечается Международный день онкобольного ребенка.

Ольга и Полина

Полине почти восемь лет, она учится в первом классе. О том, что девочка перенесла несколько лет назад две операции по удалению глиомы головного мозга, напоминает только небольшой шрам, который едва заметен под волосами, и мамины переживания.

— Страх никогда не проходит, потому что, когда у тебя шрам на голове, всю жизнь будешь помнить, — рассказывает Ольга, мама Полины. — Когда прошел длительный курс лечения, естественно будет паранойя. Мы каждый месяц переливали кровь. Ежедневно сдавали анализы и ждали результатов. И в таком состоянии мы жили 2,5 года. Поэтому любой синячок поднимает все эти воспоминания. И как с этим ни работай, все равно есть страх. Наверное, нужно больше времени и длительной ремиссии. Нам когда-то отрезали пять лет, и они еще не прошли. И ты живешь на этой пограничной ситуации. А что дальше?

До того, как Полина заболела, Ольга долго работала в ресторанном бизнесе. Уволилась в один день после того, как ей позвонила воспитательница и сказала, что Полина странно на нее смотрит. Ольга собрала вещи и тут же поехала за ребенком, а через несколько дней их уже госпитализировали.

У Полины была эпилепсия от опухоли, которая проявлялась в том, что она сильно сглатывала и делала круглые глаза. Одна врач подумала, что это рефлюкс. Девочку осмотрели, сделали гастроскопию, но обнаружили только хеликобактер (бактерия, которая инфицирует различные области желудка и двенадцатиперстной кишки). Полгода они лечились от этого, но потом поняли, что дело в чем-то другом, потому что приступы к тому моменту трансформировались и усилились.

— Врач-гастроэнтеролог, которая нас вела, увидела этот приступ у Полины во время осмотра и сказала, что это не по ее части, нужен невролог. Мы пошли к неврологу, сделали энцефалограмму, но врач ничего не увидел, хотя там были маячки. В поликлиниках врачи видят статистику. Энцефалограмма — это такая кривая, как ЭКГ, и люди, которые читают эти энцефалограммы каждый день, лишнюю галочку заметят. А люди, которые сталкиваются с этим раз в три месяца, не обратят внимания. И в нашем случае так и произошло.

В какой-то момент девочка начала писаться в кровати, потому что приступы были уже очень сильными, и тогда Ольгу с Полиной увезли в больницу. Там их продержали в неврологии еще неделю.

— Я сама настояла на МРТ, потому что нам его не делали. Моя рекомендация мамам, которые сталкиваются с какой-то непонятной проблемой — брать и делать. Наши врачи привыкли делать не от сложного к простому, а наоборот. И пока они отрицали все самое простое, прошло очень много времени. За этот год скитаний опухоль проросла в хиазмальную область, откуда ее было очень тяжело удалить.

Ольга уверена: когда ставят такой диагноз, это испытание для родителей. И если родитель не справится, то ребенок не справится тоже.

— Если ты опустил руки, то твоя битва проиграна. Мало кто выздоравливает, если в них никто не верит. Я помню, как я сходила за результатами и поднялась в детское отделение неврологии, где сидела моя мама с Полиной. Когда я подняла глаза на свою дочь, то сразу поняла, почему так все происходит: почему у нее повернута голова вбок, почему один зрачок больше, а другой меньше, почему она уже не может рисовать. Я помню, что у меня потекли слезы, я спустилась вниз, села в машину и заорала. Ты уже не думаешь о будущем, ты не понимаешь, что нужно дальше делать.

Когда Полину с Ольгой перевели в нейрохирургию, она познакомилась с другой мамой, которая попала сюда чуть раньше. Глядя на нее и ее сына, Ольга смогла собраться.

— Спасало обсуждение по ночам с другими мамами каких-то очень приземленных вещей: педикюра, косметики. Важно оказаться в хорошей компании.

Мы чаевничали по ночам рядом с палатой и не касались той темы, которая свела нас вместе. И когда ты засыпаешь с улыбкой на лице, ты и просыпаешься с ней. И ребенок уже не видит испуганные глаза мамы, которая боится всего на свете.

После больницы Ольга с Полиной попали в Научно-исследовательский институт нейрохирургии имени академика Н.Н. Бурденко.

В Бурденко Полине провели две операции.

— Нам сказали, что может быть что угодно, даже паралич. А потом мне из реанимации позвонил врач и сказал, что руки и ноги шевелятся. И это был шок. И в первый, и во второй раз. Я просила, чтобы не было пареза, потому что мама решает, чего она хочет: удалить всю опухоль или сохранить ребенку возможность ходить, говорить, видеть. Некоторые просят максимально удалить опухоль, не думая о последствиях. Врач объясняет: можно удалить все, но в этом случае может быть паралич или другие осложнения. И тогда ты спрашиваешь, а можно ли удалить так, чтобы таких осложнений не было. И врач говорит: можно, но будет нужна лучевая терапия.

Через месяц после операций их выписали. Потом началась лучевая терапия, а после нее — химиотерапия. Ребенок стал возвращаться к жизни. Но после болезни ребенка нужно чем-то себя занимать.

— Если ты сам себя не смотивируешь, то тебя не смотивирует никто. Я понимаю, как тяжело родителям, которые это пережили. Потому что не хватает жажды жизни. Особенно если ситуация не слишком утешительная. Очень важны друзья, которые не дают тебе расслабиться. Заставляют мыть полы, стирать шторки, выходить на улицу, ходить за молоком — заставляют заниматься простыми бытовыми вещами. Нужен такой волшебный пинок, который вытолкнет тебя из той зоны, где люди страдают, туда, где люди не страдают. Большинство мам, которых я знаю, — это такие люди, которые берут себя за шкирку и вытаскивают. Даже если случилось самое страшное. Фонд Хабенского в этом плане очень помогает, потому что продолжает поддерживать не только во время лечения, но и если родители потеряли детей.

Чтобы отвлечься, Ольга переклеивала дома обои, разбирала и выкидывала старые вещи. А потом случайно нашла себе работу.

Когда они лежали в больнице, Ольга познакомилась с мамой другого ребенка, у которого была опухоль мозга. В марте прошлого года она вышла замуж за ее брата.

— Когда Полина болела, я была очень собрана, старалась держать ее в рамках и была с ней достаточно строгой. Когда наступила ремиссия, я расслабилась и стала более сентиментальной по отношению к ней. Я не вижу некоторых вещей, которые видит мой муж, которые нужно корректировать в соответствии с ее возрастом. За это я ему сильно благодарна.

В любой момент у тебя могут отобрать самое ценное

Алена и Аня

Когда Аня заболела, ей было 12 лет. Врачи не могли поставить диагноз. Сначала сказали, что у девочки гастрит, и усиленно лечили его. Невролог направила посмотреть глазное дно и сказала, что оно увеличено, но объяснила это тем, что у девочки сейчас пубертатный период, и просто выписала ноотропные препараты.

— У Ани была рвота, периодические головокружения и болела голова, — рассказывает ее мама Алена. — Я думала сначала, что она просто не хочет учиться. Но она стала отказываться есть, и мы стали предполагать, что у нее анорексия. Она стала худеть. Мы думали, что это может быть психологическое расстройство. С папой они мало общались, потому что он живет в другом городе. А перед тем, как у нее все эти симптомы проявились, он приехал в Москву. Они встретились, он пообещал, что будет каждый месяц приезжать. Но обещания он не выполнил. Она сама случайно узнала, что он снова приезжал в Москву, но ей даже не позвонил. И складывалась такая картина, что ее состояние было вызвано еще и этим. Поэтому мы решили отправить ее с бабушкой в Индию, учеба скатилась, а врачи не давали никакой конкретики.

Через месяц в Индии у Ани стал болеть глаз и изменилась походка, потому что опухоль сильно разрослась. Как только ее отвезли в больницу, ей сделали МРТ, поставили диагноз и в течение суток прооперировали.

— Когда ты находишься в этой ситуации, эмоции зашкаливают, но ты понимаешь, что нужно действовать, потому что слезами делу не поможешь, — вспоминает Алена. — 19 декабря ее прооперировали, а 21-го утром я уже была у нее. Мне быстро сделали визу. Весь полет я ревела, упершись в спинку впереди стоящего кресла. Это было самое сложное время, потому что ты летишь семь часов и нечего делать, кроме как анализировать все это.

Когда Аня лежала в больнице в Индии, к ним приезжали русские, которые живут там годами, помогали с переводом и морально поддерживали. Алена говорит, что она даже рада, что все случилось там, что Аню прооперировали за один день, что не нужно было ждать.

Сложнее всего маме с дочкой было уже после того, как закончилось лечение.

— Тебе уже никуда не нужно бежать, тебе уже не нужно ничего достигать. У меня еще есть дети. Младшей было на тот момент два года. И мне нужно было разрываться между больницей и детьми. А когда лечение закончилось, мы с Аней просто провалились. Она не видела смысла в жизни, не понимала, что ей делать. Я тоже сидела в таком состоянии подвоха: у меня трое детей, и вроде бы все хорошо, у Анечки ремиссия, но не покидало чувство, что в любой момент у тебя могут отобрать самое ценное. Болезнь забирает энергию, выбрасывает из полноценной социальной жизни. Но несмотря на внутреннее состояние отсутствия радости, я все равно была с улыбкой на лице, я не могла позволить себе при детях быть унылой.

В итоге Алена с Аней обратились к психологу, который направил их к психиатру. Дочке выписали антидепрессанты, потому что у нее вся энергия уходила на агрессию. Ее все раздражало вокруг, она не чувствовала никакой радости.

— Вроде все позади, но тебя как будто вырвали из обычной жизни, — рассказывает Алена. Антидепрессанты помогли Ане стать радостной, но нужно было постоянно увеличивать дозу, потому что без этого она снова начинала вести себя агрессивно.

- У меня больше нет апатии. Я поверила, что все хорошо. Но тот опыт никогда не забудется, потому что это часть нашей жизни.

После этого кораблекрушения нам пришлось все восстанавливать, чтобы снова запустить наш корабль в море.

В прошлом году Алена решила пойти учиться и поступила в магистратуру, чтобы изучать психологию. Она не знает, будет ли заниматься частной практикой, считает, что экономическое образование вместе с психологией — это хороший симбиоз. Помимо этого, она волонтерит в одном из благотворительных фондов и помогает потенциальным подопечным собирать документы для лечения.

Ане сейчас 16 лет. Вернуться в школу после болезни ей было тяжело, в шестом классе она училась на дому. В седьмом она перешла на дистанционное онлайн-обучение. Сейчас они с мамой решили сделать перерыв. Аня ходит на дополнительные занятия и рисует.

— Ей не просто влиться в коллектив, потому что она старше своих одноклассников. К тому же в школе шумно, и ей тяжело, — рассказывает Алена. — Но она хочет закончить 8-й и 9-й классы и переехать из Москвы в Калининград. У нее там друзья появились после реабилитационных программ. И там живет ее бабушка, с которой у нее очень тесная связь.

Поначалу Алену расстраивала ситуация со школой. Она пыталась как-то своим авторитетом заставить Аню учиться.

— В итоге я приняла ситуацию и поняла, что она все равно найдет свое дело, может быть, какое-то прикладное. Необязательно всем в университет идти, а если она потом захочет, то никогда не будет поздно.

Можете жалеть себя, но кроме вас никто ничего не сделает

Галина и Захар

В тот день, когда у сына Галины обнаружили опухоль мозга, умерла мама ее мужа. Во время разговора она плакала, но муж смог ее успокоить.

Захар, сын Галины, заболел в первом классе. Когда врачи в Самаре, куда мама с сыном приехали из Тольятти, обнаружили опухоль, они сказали, что операцию делать нельзя.

— Очень часто звонили родственники, мне приходилось каждому все рассказывать. В какой-то момент я очень устала и попросила просто передавать друг другу информацию. Иногда хотелось отвлечься, а из-за этих звонков приходилось каждый раз все это проговаривать. Днем я улыбалась, а ночью включала воду в ванной и ревела так, что, как я говорила, плитка отваливалась. Вес набирала я конкретно. Месяца за два я поправилась на 15 кг.

Так как в Самаре операцию делать не стали, Галина повезла сына в Москву в Центр Бурденко. Там ему сделали операцию, но сначала было неясно, какая это опухоль. А потом провели анализы, и врач сказала, что злокачественная.

Лучевую и химиотерапию провели Захару в Самаре. Во второй класс он пошел вместе со своими одноклассниками. Пока проходило лечение, Галина решала с ним задачи.

— Некоторые мамы на меня смотрели, как на сумасшедшую. Дело на выживание идет, а она мучает ребенка задачками.

Сейчас Захару 16 лет, и он учится в Бауманском лицее. В Москву он переехал вместе с мамой в августе.

— Я ехала не зарабатывать, а быть при сыне, чтобы он мог комфортно себя чувствовать, чтобы он тратил все свои силы на учебу.

Страх, конечно, есть до сих пор, хотя это уже уходит.

Первое время в Москве Галине было тяжело: проводила сына, а потом сидишь и ждешь, когда же он придет. Сейчас она устроилась в школьный буфет, но когда она только начинала искать работу, самооценка ее сильно упала. У нее есть специальность — педагог дошкольного образования. Семь с половиной лет она проработала в детдоме. Потом открыла свой небольшой магазин детской одежды в Тольятти, но с переездом с сыном в Москву его пришлось закрыть.

Галина мечтает, что, когда сын поступит в институт, она вернется домой. Он хочет поступать на факультет робототехники. Возвращаться в Тольятти он не хочет, но и в Москве задерживаться не планирует, Москва — не центр Вселенной. Один из городов, которые привлекают Захара, — Новосибирск.

С сыном они очень близки. Они часто куда-нибудь ездят гулять и покупают по дороге мармелад.

Галина не знает, были бы у них такие отношения, если бы Захар не болел, может быть, это никак не связано, а может быть, именно поэтому они стали так близки. Но болезнь заставила маму Захара по-другому взглянуть на некоторые вещи.

— Не знаю, стала бы я делать что-то безвозмездно, например, быть волонтером фонда, если бы всего этого не произошло. Раньше, наверное, я бы не стала тратить на других свое время. А сейчас стала трепетнее относиться к людям. И по-другому стала относиться к материальным ценностям. Сейчас для меня самое важное — это положительные эмоции.

Вечером после работы листаешь ленту, а там тебе на блюдечке с голубой каемочкой печальная история. Вот фото больного (ребенка, женщины, приюта для котят), все красиво расписано и подано. Заходишь в интернет-банк - щелк, щелк - отправил 200, 500 рублей. Сколько душе не жалко. Маленький подвиг сделан, не вставая с дивана. И мало кто вчитывается в диагнозы, всматривается в историю отчетов о потраченных деньгах, анализирует. А зря…

МАЛЕНЬКИЙ ИНВАЛИД - КАК ДОЙНАЯ КОРОВА

Мама регулярно, как и положено, выкладывает отчеты

И денег на реабилитацию мама - красивая, молодая блондинка при полном макияже, с наклеенными ресницами и намазанными, явно профессионально, бровями - просит немного.

На эти неудобные вопросы мама не отвечает.

САНИТАРЫ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

Дня не проходит, чтобы в соцсетях не мелькнула слезная история

Например, они внимательно изучили историю сборов мамы Алмазика Х. И выяснили, что семья регулярно клянчит деньги начиная с апреля 2017-го.

К сожалению, таких Алмазиков не один и не два. Сотни.

ПОЖЕРТВУЙТЕ НА… КОНКУРС КРАСОТЫ

- Оплата участия - 2000 евро.

Плюс к этому: авиабилеты (30-35 тыс); русский народный костюм, два дизайнерских костюма-повседневный и классический, коктейльное и бальное платья (примерно 30-40 тыс. руб); сувениров для официальных лиц, включая мэра г. Батуми , - 3 шт., для жюри - 15 штук, для обмена с участниками - 40 штук примерно 20 000 руб; официальный DVD гала-шоу и диск с фото - 100 евро

ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ДОБРОТОЙ

- Фомичевы (собирали ребенка на экстренную трансплантацию костного мозга) на пожертвованные деньги купили 3-х комнатную квартиру в Петербурге , а до этого жили в сибирском захолустье.

- Звонарева (у ребенка диагностирована опухоль ствола головного мозга. Российские врачи назначили лечение, но родители решили лечить заграницей), которая до болезни дочери слаще морковки ничего не ела, носила секонд-хенд и жила с бедными родителями, купила шикарную машину, квартиру в центре своего города.

- Была женщина, которая семье Масловых (дочка Настя болела редкой формой рака крови) перевела 200 000 руб. Деньги она вернуть не смогла. А Масловы после смерти ребенка сразу купили машину.

- Вспомним Аленку Иванову , умершую в Турции . Мама и сестрица, нахапав 12 000 000 рублей растворились в ночи.

- Был ещё папа Акимов, тот даже обязательство написал, что все вернёт до копейки, заверил у нотариуса. Не вернул. Живут в Израиле .

Да что говорить, даже с семейства Фриске эти деньги получали через суд. А простой жертвователь разве сможет вернуть свои рубли?

21 миллион рублей бесследно исчез после смерти Жанны. Эти деньги уже не могли помочь певице - но пригодились бы сотням других онкобольных. "Русфонд" возвращал деньги с наследников Жанны через суд три года Фото: Лариса КУДРЯВЦЕВА/ЭГ

БАБЛО ПОБЕЖДАЕТ ДОБРО

Как только телефон начинает беспрерывно пищать, сообщая о поступлении все новых и новых сумм, у родственников больных сносит крышу.

- Нередко люди начинают сбор действительно от нужды, - продолжает Машистова. - Они не врут. Заболел близкий - ребенок, муж, взрослая дочь. А потом, когда деньги уже на счету, просто сносит крышу.

Так было случилось с отцом Ани С. с Украины . Красивая, голубоглазая девочка со страшным диагнозом. За лечение и сбор средств отвечал папа.

- Реклама проводилась почти на всех интернет площадках. Собрали за несколько этапов около 500 000 евро, - рассказывает один из волонтеров того сбора Алена К. ("Если можно, не пишите мое имя и фамилию. Мне тогда столько нажелали "хорошего", я больше не хочу повторения той истории") - Девочку отправили в Германию . С папой.

Только вот он там стал заниматься не лечением, а личной жизнью. Одна из находившихся там мам заметила, что вместо ухода за ребенком папа закрутил роман и бегал на свидания. Говорят даже по возвращению домой ушел из семьи и жил с другой женщиной.

Один из самых громких случаев - с папой Ани С.

- Я про любовницу не берусь судить, жизнь есть жизнь и человек был надолго оторван от семьи, - продолжает Алена. - Но самое главное, что перед Аниной смертью, стало известно, что папа вписал ее в какие-то клинические исследования, за которые получил деньги. При этом семья попросила на транспортировку тела ребенка и похороны. Им собрали сколько требовалось. Но был снова открыт сбор на это же новыми волонтерами. Узнав об этом старый состав волонтеров (и я в том числе)ушел, не хотели принимать участие в этом фарсе. У меня после той истории появился стойкий иммунитет на сетевую благотворительность. Многие родители, не только Анин папа, увидев "халявные деньги", теряют рассудок. Скупают дома, машины, открывают зарубежные счета.

КУРА КО-КО, А ДЕНЕЖКИ КУ-КУ

Буквально вот свежая история из Петербурга, где пользовательница под ником Кура Ко-ко обманула сотни сердобольных людей. Попросила денег сначала на лечение себя, сына. А потом похороны мужа и свои собственные.

- Ой, она такую историю придумала, до слез, - рассказывает одна из обманутых Светлана Истомина. - Муж умер от рака, хоронить не на что. Собирали на похороны. Сама она тоже тяжело больна, да еще и сына маленького надо спасать. Она очень активно общалась со всеми в интернете и было ощущений, у всех, не только у меня, что она близкая знакомая. Когда она вдруг умерла (об этом сообщила ее подруга) то скорбели всем форумом. Снова собирали деньги, переживали как же теперь ребенок без отца и матери.

Но потом у одной из мамочек закрались сомнения, что вообще-то в реальной жизни эту Куру никто никогда не видел. Стали анализировать, искать по другим форумам, выяснилось, что Кура была когда-то Татьяной Плотниковой , собирающей на лечение сына Никиты в Израиле 1 500 000 рублей.

Одна из слезных историй "Куры Коко": женщина пыталась продать свою почку

- Нам же она говорила, что ее единственного сына, и тоже больного, зовут Миша. Потом вскрылась еще пара слезных историй этой женщины. Мамы слушали одну историю за другой и перечисляли и перечисляли деньги.

Жертвователи вышли из он-лайна и обратились к частному детективу. И . обнаружили Куру живой и здоровой. А та самая подружка, что собирала на похороны, оказалась ее соседкой. А мужа никакого у Куры вообще нет.

Женщины готовят обращение в органы.

Молодые мамочки раскрыли мошенницу

ТЕНЕВОЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ БИЗНЕС

Мошенников вокруг сетевых сборов крутится немало. Журналист Антон Арасланов помогал близкому другу собирать деньги на лечение больной дочери. И изучил тему сбора изнутри.

- В нашей истории все было чисто и прозрачно. Родители прошли все положенные по протоколу этапы лечения в России. Но при таком заболевании (нейробластома) ребенку жизненно необходим курс иммунотерапии. У нас в стране такого пока не делают, хотя врачи бьют во все колокола, прося Минздрав ввести этот этап лечения в протокол. Нам надо было собрать огромную сумму - 23 000 000 рублей. Половину дали фонды, остальное собирали по соцсетям.

За 2,5 месяца удалось закрыть сбор.

- Антон, ты вот с твоим опытом сейчас можешь отличить токсичный сбор от настоящего?

- (задумавшись) Боюсь, что нет. Это очень сложно.

В России сейчас буквально благотворительный бум. Помогают всем и на все! Потому что часто бывает, что действительно ждать помощи, кроме как от чужих людей больше и неоткуда. Русский человек - щедрая душа. Отдать последнюю рубаху, с миру по нитке… Помочь ближнему - это у нас в крови. Но, похоже, доброту теперь можно монетизировать. И неплохо.

И такие вот токсичные сборы, как ложка дегтя, которая отравляет все желание верить людям и помогать.

Нередко люди начинают сбор действительно от нужды. А потом, когда деньги уже на счету, просто сносит крышу. Фото: Екатерина МАРТИНОВИЧ

ПРИЗНАКИ ТОКСИЧНОГО СБОРА

Светлана Машистова дала нам несколько советов о том, как распознать недобросовестных просителей:

Помните! Любые переводы на личные счета не являются пожертвованием и могут быть потрачены на любые цели, хоть на лечение ребенка, хоть на поход к проститутке.

- Сбор ведется только в Facebook или Instagram, группа нуждающегося в ВКонтакте не заводилась либо заблокирована.

- В группе выкладываются фото и видео с мучениями ребенка или взрослого (с разрастающимися раковыми опухолями и врожденными пороками). Якобы именно они должны подтверждать необходимость помощи.

Чересчур жуткие фото и видео с мучениями ребенка или взрослого, от которых сжимается сердце - один из "тревожных звоночков"

- Активно ведется сбор про запас либо на следующий этап лечения, до которого вообще-то пациенту еще надо дожить.

- Фактическое обоснование сбора - это желание родителей ребенка или самого больного поехать за границу.

В подозрительных сборах часто используют обвинения в адрес российских врачей и медицины

- Когда после завершения сборов возникают вопросы к отчетам по расходам и лечению - все стрелки волонтеры и сотрудники токсичных фондов переводят на родителей, мастерски направляя негодование людей на них.

Про добро и бабло: как в Интернете наживаются на больных детях и чужом сострадании