Откровение онколога о раке

Хирург-онколог Андрей Павленко сражается с болезнью и ведет просветительский проект, чтобы поддержать других пациентов и рассказать, что доктор — тоже человек

— Своим проектом вы намеренно привлекли к своей болезни внимание широкой аудитории. Легко ли вам дается публичность, были ли моменты, когда вы или ваши родные пожалели об этом?

— Надо родных об этом спросить, пока открыто они претензии не высказывали. Да и я пока отлично справляюсь с потоком информации, хотя ее, конечно, много. Я не публичный человек, для меня публичность — абсолютно новое ощущение, она мне, безусловно, мешает, я немного дискомфортно себя чувствую. Но тем не менее я понимаю, что это необходимо.

— Для чего вы все-таки решились на проект, какие цели перед собой поставили?

— Хочется что-то изменить. Я хочу донести до пациентов, что доктора — такие же люди, потому что, вы знаете, в последнее время на врачей обращена очень большая волна негатива. Это связано как с объективными, так и с субъективными причинами. Поэтому для меня основная цель — показать, что мы, врачи, тоже болеем, у нас тоже есть чувства. Я хочу разбить стенку, которая строится между доктором и больным. Кроме этого, хотелось бы информировать как можно большее число пациентов о том, как себя вести, имея диагноз рак, с какими сложностями и осложнениями они могут столкнуться в процессе лечения. А вторая цель проекта — попытаться осветить основные проблемы, которые есть сейчас в онкологии, они большие.

— За последний месяц я ответил на колоссальное количество писем, я, наверное, за всю жизнь столько не печатал. Отвечаю на письма я не один, ребята (из проекта, — прим. ред.) помогают. Есть письма, на которые можно ответить шаблонно, но есть те, на которые нужно отвечать вдумчиво. Как правило, они приходят от тех, кто просит о помощи, кто хочет понять как вести себя дальше. Очень много вопросов, очень много писем. На все ответить вряд ли получится, но я постараюсь.

— То есть нагрузка, несмотря на болезнь, у вас только выросла?

— Учитывая, что я теперь не оперирую, наверное, осталась прежней. Труд перешел больше из мануального в интеллектуальный.

— Вы говорили в одном из интервью, что не работать для вас в ситуации болезни неприемлемо. Можно ли считать это универсальным советом для всех больных раком?

— Самое главное для онкобольного — не выпасть из жизни, не уйти в себя со своими огромными проблемами, проживать каждый день, каждый час, как если бы ты жил без диагноза, получать радость от тех жизненных моментов, которые радовали и раньше. Пытаться исполнять все те же обязанности, которые вы исполняли и до момента постановки диагноза. Нужно продолжать жить!

— Как быть в этой ситуации родным?

— У меня нет универсального совета для родных и близких. Они, наверное, должны сами выстроить линию поведения. Мои близкие видят, что я сильный, что я справляюсь, им проще. Гораздо хуже, когда родные имеют дело с тем, кто замкнулся в себе, кто находится в апатии, в стрессе. Наверное, в такой ситуации родственникам потребуется помощь профессионального психолога, потому что часто они не могут вывести больного из этого состояния. Главное не сидеть и дружно не плакать. Надо поддерживать. Мне, например, дарят подарки, делают стрижки классные (коллеги Андрея Павленко в солидарность с ним побрились налысо, — прим. ред.)

Коллеги Андрея Павленко организовали флешмоб #pavlenkoteam в поддержку доктора

— А какая-то обратная связь от чиновников на ваш проект последовала?

— Чиновники знают об этих проблемах, эти проблемы тысячу раз озвучены на всех конференциях, но я не знаю, что нужно сделать. Эту бюрократическую машину не повернуть. Я не буду влиять на Минздрав, я не хочу этого делать. Он сам должен к этому прийти. Моя задача в другом. Я хирург и хотел бы решить те проблемы, которые я могу решить как хирург. Я не рассчитываю на господдержку. Добиться госфинансирования. Я даже не знаю, что нужно сделать для этого, сколько препон пройти. Я даже не собираюсь пытаться. Я рассчитываю на частных инвесторов для разработки тех программ, которые мы планируем реализовать на практике. Когда дело не касается государственных денег, все решить гораздо проще.

— О каких программах вы говорите? Это строительство частных клиник?

— Строительство частных клиник на ситуацию никак не влияет. У нас достаточно мощностей и стационаров, которые способны оказывать квалифицированную помощь. Огромный недостаток в организации процесса, но я не могу на это повлиять. Есть недостаток в скрининге (ранней диагностике), и на это я могу повлиять. За счет денег частных инвесторов мы сможем внедрить скрининговые программы в некоторых регионах. Так что скрининг — это первое дело. Второе — попытка изменить систему обучения молодых хирургов-онкологов, сделать так, чтобы они выходили с обучения состоявшимися хирургами с поставленными руками. Вот такие две задачи я перед собой ставлю.

— В каком формате вы предполагаете реализовать эти задачи?

— Механизм сейчас обсуждается, я не могу пока вам сказать. Как раз на следующей неделе я буду встречаться с экономистами, которые посоветуют, как все организовать так, чтобы обеспечить прозрачность, потому что контроль не только в государственном финансировании, но и в частном очень важен. Так что пока не разработан точный механизм, я буду молчать.

— Но программы могут быть реализованы в рамках фонда, например, так?

— Может быть. Мысль в этом направлении движется.

— Что, не дожидаясь глобальных реформ здравоохранения, может сделать любой главврач, заведующий поликлиникой на своем месте?

— Это аудит каждого звена, которое обеспечивает диагностику, лечение онкобольного. Начинать нужно с этого. Насколько адекватно выполняются, например, диагностические мероприятия, насколько они выполняются по показаниям, насколько доктор хорошо разбирается в проблеме. Очень просто взять диск с компьютерной томографией, отправить его признанному эксперту и за два-три дня он пришлет огромный комментарий и о грамотности технического исполнения исследования, и об описании самого заключения. К нам часто приходят такие диски и такие описания, которые приходится переделывать, хотя исследование было сделано в хорошей поликлинике. Так нужно пройтись по каждому звену. Если бы каждый грамотный специалист прошелся бы по каждому звену, сделал выводы и исправил ошибки, уверен, ситуация стала бы сильно лучше. По идее, этим и должен заниматься каждый главный врач или начмед. Но это мало где происходит. Точнее, почти нигде.

— Огромная, поверьте мне. Придя в любую поликлинику, посидев буквально 5 минут, вы поймете, что систему невозможно сломать. Докторам отводится 20 минут на одного пациента, не знаю точных нормативов, но я вижу, что пациенты приходят к нам из поликлиники с нулевой информацией. Огромная выписка, куча рекомендаций, а больной ничего не знает, ничего не понимает. Пациенты приходят за вторым мнением ко мне, не зная ничего. У них есть диагноз, план лечения, они могут проходить какую-то химиотерапию, но при этом они даже не знают, почему начали с химиотерапии.

— Так речь идет о том, что с больными нужно разговаривать…

— С больными нужно разговаривать, но у доктора, как правило, нет времени, нет возможности, нет мотивации, нет желания — куча факторов. Но невозможно его в этом винить. Доктора тоже люди, и мы поставлены сейчас в позу, в сложные условия. В государственных учреждениях зарплаты маленькие, обязанностей много, больных колоссальное количество. Я работал в диспансере 10 лет на очень большом потоке и прекрасно понимаю, о чем говорю. В больших городах ситуация более-менее, в регионах хуже. Но и то, работая практически в центре Санкт-Петербурга, я получал зарплату в 42 тысячи рублей. А у меня уже была семья с двумя детьми. Так что кроме рабочих вопросов я думал о том, где взять деньги и где подработать.

— Вы знаете о болезни гораздо больше, чем рядовой пациент со схожим диагнозом. У вас шансов на выздоровление больше?

— Нет, шансов столько же. Конечно, играет роль мой позитивный настрой на лечение, ему я научился у своих же пациентов. За свою жизнь я видел многих бойцов, они никогда не сдавались, их пример дает мне силы. Возможно, у меня было больше шансов выбрать правильную тактику. Иногда доктора не объясняют пациентам всех возможностей лечения, например, не говорят о предоперационной химиотерапии рака желудка. В большинстве онкологических стационаров до сих пор предоперационная терапия не является стандартом. Пациентов берут на хирургию, тем самым уменьшая их шансы на выздоровление. Больной должен задавать вопросы, правильно формулировать мысли, понимать, чего он хочет добиться от доктора. Я всегда пытаюсь вывести на разговор даже молчаливых больных, задавая наводящие вопросы, которые они, возможно, не хотят сами сформулировать. Но есть доктора, которые не будут тормошить больного. Им проще, не глядя в глаза, написать, что нужно сделать так-то, и до свидания. Так что многое зависит от больного. Его позиция должна быть не просто активной, он должен сам выбирать тактику лечения. Вопрос отношений пациента и доктора в Российской Федерации, мне кажется, один из самых слабых. Никто не учит общаться с больным, никто не учит общаться с онкобольным — тем более.

— Очень конкретный вопрос, который, думаю, всех волнует. Есть ли какие-то универсальные правила, которых должен придерживаться человек, чтобы снизить риск заболеть раком? Какие анализы нужно делать условно раз в год, чтобы быть в курсе, что происходит с организмом: анализ на онкомаркеры, МРТ, КТ — что?

— Я не компетентен в скрининге, к сожалению, это отдельная тема, она очень, очень информационно емкая. У каждой локализации опухоли есть отдельные принципы скрининга, до сих пор нет согласия по поводу рака молочной железы, рака простаты — какие процедуры считать скрининговыми, какие нет. Это отдельная, очень важная тема. Но что бы я рекомендовал на основе своего жизненного опыта, это всем людям старше 40 лет пройти колоно- и гастроскопию.

— Получается, такова пока единственная универсальная рекомендация, как снизить риск рака…

— От доктора Павленко! Можете написать, что она некомпетентна, она не является скрининговой, но это нужно делать, учитывая, с какими проблемами здоровья сталкиваются российские мужчины. У нас слабые мужчины в плане здоровья в стране. Видите, я и сам подвел, хотя всегда чувствовал себя здоровым и сильным. Но моя ситуация выходит за рамки — ранний дебют заболевания до 40 лет. По большому счету я не подошел бы ни под одну программу скрининга. Мне просто не повезло. Но и то, что многие называют скринингом, им не является. И это большая проблема. Недавно где-то в Сети прочитал рекомендацию проходить КТ (компьютерную томографию, — прим. ред.) всего тела для ранней диагностики рака. Это бред. КТ всего тела не является скрининговой процедурой, тем более для выявления ранних форм заболевания. Кто-то из моих друзей-рентгенологов недавно говорил, что и МРТ всего тела не является тем методом раннего выявления, который стоит применять. Очень много информации, и она противоречива. Поэтому крайне важно создать команду, которая бы разрабатывала скрининг на основе научно доказанных данных. И мы ее создадим. Точнее, она уже есть у нас. Сейчас важно найти финансирование, продвигать правильные программы скрининга, запускать пилотные проекты, проверять их эффективность.

— Многие задаются вопросом, что за болезнь такая — рак и почему он людям дается. Вы, проведя более двух тысяч операций, нашли для себя какой-то ответ?

— Нет, может быть, на полсекунды у меня возник такой вопрос, но я не считаю, что он в принципе должен звучать. Так получилось, значит, это мой крест.

Женские секреты сегодня подготовили для тебя жизненно важную информацию о том, как уберечь себя от рака. Известный в США врач и ученый М. Хайман вел колонку о том, что нужно делать, если у вас обнаружат рак или для его профилактики.

Мы отлично научились его вырезать, сжигать и даже вытравливать с помощью химиотерапии, мы облучаем его радиацией и атакуем наркотиками, но причина рака так и не поддается лечению.

Функциональная медицина дает возможность специалистам и пациентам проводить совместную работу над тем, чтобы устранить причины заболевания, в самом их корне. Это такая новая персонализированная модель диагностики и лечения новых заболеваний.

Суть проста: вы сдаете образцы для генетического анализа, а врачи говорят вам, к каким хроническим болезням вы предрасположены, и что нужно делать, чтобы их избежать.

Изменить этот образ жизни. Для здоровых людей это будет отличная профилактика онкологическим заболеваниям.

Сахар питает раковые клетки и способствует их развитию. Средний американец съедает за год 69 кг сахара и 66 кг — муки! То же самое происходит в остальном мире, где 1,7 млрд человек страдают от ожирения!

Если вы хотите предотвратить развитие раковых клеток или хотя бы взять его под контроль, вам придется придерживаться диеты, поддерживающей в норме уровень инсулина.

Что это за продукты? У всех по-разному. В крупном исследовании, опубликованном в Журнале Американской медицинской ассоциации, было выявлено, что около 35% американцев страдают от повышенной чувствительности к глютену. Если такие люди каждый день будут есть хлеб, то рано или поздно умрут или от рака, или от болезней сердца.

Популярным триггером пищевой аллергии являются и молочные продукты. К тому же они связаны с резистентностью к инсулину. Если такие люди постоянно пьют молоко, а плохое самочувствие списывают на стресс или усталость от работы, рано или поздно их воспаленный кишечник станет причиной очень серьезных проблем.

Прислушивайтесь к себе. Если после какой-то еды, которая вам нравится, но не подходит, вы чувствуете себя плохо, откажитесь от нее!

Воспаления — прямой путь ко всем серьезным хроническим заболеваниям, включая рак. Обычно они начинаются тогда, когда у вас развиваются резистентность к инсулину, аутоиммунные заболевания или аллергии.

Если вы чувствуете себя уставшими и подавленными, налегайте на продукты, богатые Омегой-3. Лучшие их источники: красная рыба и льняное семя. Они помогут вашему организму справиться с воспалительными процессами.

Я не имею в виду только риски развития рака толстой кишки. В настоящее время многие ученые активно тестируют гипотезу о том, что причиной рака может быть микробиом толстой кишки. Иными словами, причина может скрываться в бактериях, живущих в кишечнике.

Что же делать? Потреблять как можно больше пробиотиков и пребиотиков: это кефир, йогурты. Также вам нужны фитонутриенты (лесные ягоды), куркумин (содержится в куркуме) и ресвератрол (его много в вине и винограде). Это помогает замедлить воспалительные процессы в кишечника.

Средний новорожденный появляется на свет с 287 химикатами, которые находятся в его пуповине. Некоторые из них нейротоксичны. К чему это я? К тому, что никто из нас не может полностью избежать дурного влияния токсинов.

Но это влияние можно хотя бы минимизировать! Прежде всего, избегайте пестицидов, фталатов, бисфенола А, антипиренов, тяжелых металлов (ртуть и свинец, в первую очередь).

Как это сделать? Не покупайте напитки в пластиковой таре. Не ешьте сложных полуфабрикатов. Избегайте прогулок в центрах больших городов: свинец, попадающий в атмосферу от стоящих в пробках автомобилей, очень опасен, если его концентрация выше обычного.

И никогда не забывайте, что рак — это не приговор. Если приложить достаточно усилий, многим болезнь удается победить. Ваша основная задача — полагаться не только на докторов, но и самого себя! Все ваших руках!

Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Оплатили, но не знаете что делать дальше?

Автор книги: Маргарет Куомо

Возрастные ограничения: +18

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Современная система, призванная изучать, диагностировать и лечить онкологические заболевания, имеет в буквальном смысле смертельные изъяны.

Каждому хотелось бы думать, что у нас есть технические возможности для выявления онкологических заболеваний на ранних стадиях, и это дает возможность лечить их наиболее эффективно и безопасно. Все мы надеемся, что сообщество людей, посвятивших свои жизни лечению раковых заболеваний – ученых-исследователей, онкологов, врачей медицинской профилактики, – работает слаженно, делится между собой последней информацией и достижениями в этой области и общими усилиями приближает нас к решению проблемы рака.

Предполагается, что широкая сеть различных государственных фондов поддерживает и поощряет смелые и перспективные идеи по лечению этой болезни. Мы верим, что залог успешной работы онкологов – это сострадание, а не карьерный рост и высокие заработки. Так должно быть. Но на самом деле все по-другому.

За годы, которые я слежу за врачебным сообществом онкологов, я убедилась, что оно не пытается решить основной вопрос: выяснить, как предотвращать раковые заболевания, и применить эти знания на практике. Десятилетиями мы ждали обещанного прогресса в этой области, но даже гигантские суммы финансирования не оправдали ожиданий.

В наше время не предполагается излечения от рака, а говорится только о продлении жизни онкологических больных. Недостаточно разрабатывается проблема профилактики рака, и даже уже существующие профилактические методы применяются не всегда.

Так быть не должно.

У меня есть личные причины для того, чтобы стараться перенести акцент с лечения раковых заболеваний на их предотвращение и профилактику в масштабах всей страны. Эта книга появилась на свет потому, что в своей жизни я столкнулась с онкологическими заболеваниями и как врач, и как жена, как мать и как дочь, как сестра и как друг.

Я вспоминаю Питера, скромного итальянского иммигранта, моего дальнего родственника. Он учился в колледже и работал на обувной фабрике, после чего создал успешное агентство недвижимости в Нью-Йорке. Четыре года я видела его страдания после безуспешного лечения рака толстой кишки. Он умер, когда ему было 74 года.

Моя невестка Пенинн тоже в соавторах этой книги. Абдоминальные отеки были первым проявлением рака брюшины, который свел ее в могилу в возрасте 47 лет. Она проходила курс китайского траволечения, перенесла ряд операций, курс химиотерапии и лучевой терапии, но и этого оказалось недостаточно для выздоровления.

Грэга я запомнила навсегда за его сражение с раком легкого. Он вынес все возможные виды лечения и связанные с ними жестокие осложнения. Грэг умер, когда ему было 68 лет. Он мужественно боролся, до самого конца не теряя надежды. Пусть он вечно живет на страницах этой книги.

Мои любимые друзья Альба, Бриджет, Кэрол, Ирен, Оксана и Розмари, а также моя двоюродная сестра Нина, оказались жертвами рака в свои 40–50 лет. Все они отчаянно боролись за жизнь, были послушными пациентами, тщательно следовали всем рекомендациям своих онкологов. Хотя, наверное, им всем можно было предложить что-то более действенное.

Я любила и уважала каждого из них. Я видела их страдания и знаю, что они заслуживали лучшей участи. Все они живут в моем сердце.

Ради них, а также в память о Кэролин, Джоуи, Линн, Ричарде, Шерри, Сьюзан, Тони С. и многих других онкологических пациентах, кто делился со мной планами на будущее, я позволю себе выразиться здесь предельно ясно: пришло время изменить нынешнюю ситуацию в онкологии.

В 1992 году я начала работать рентгенологом в маммологическом отделении поликлиники при одной из ведущих клинических больниц. Каждый день наш коридор наполнялся женщинами, которые приходили для обследования груди. Среди них были пациентки, которым было назначено контрольное обследование, потому что предыдущее показало патологию. Другие приходили потому, что врачи нашли у них образование в молочной железе или же они обнаружили его сами. Редко, но встречались и мужчины, напоминая тем самым, что по статистике в 1% случаев рак молочной железы случается у мужчин.

В отделении всегда чувствовалась тревога, даже среди женщин, которые просто проходили ежегодный обязательный медицинский осмотр. Каждый в этом отделении – пациенты, их родственники, врачи – понимал, что результаты исследования могут изменить жизнь человека в одно мгновение.

Вполне понятно, что наибольшую тревогу испытывали женщины, которые уже прошли курс лечения по поводу рака молочной железы. Мы тщательно искали малейший признак рецидива, и их страх был в буквальном смысле осязаем.

Вот история женщины 48 лет, назовем ее миссис Томсон. Два года назад она перенесла операцию и последующую химиотерапию из-за рака левой молочной железы. На следующий год она получила тяжелое известие, что опухоль дала рецидив. Она перенесла вторую операцию. Сейчас, спустя полгода, она пришла на плановую маммографию в нашу больницу. Ее сопровождал муж, и, едва увидев ее, я физически ощутила ее тревогу. Мистер Томсон был особенно напряжен и агрессивен. Сразу же после нашего знакомства он начал рассказывать, что над его женой издеваются и что им надоело ходить по врачебным кабинетам.

В то время я уже была опытным профессионалом, рентгенологом с кучей сертификатов. Я была хорошо подготовлена, посещала конференции по маммографии, на которых выступали признанные мировые авторитеты в этой области. Я знала свое дело, но также понимала причину страха своих больных. Я старалась быть терпеливой, внимательной и чуткой при общении с людьми, будущее которых было тревожно и неопределенно. Моей целью было лечить больных так, как я хотела бы, чтобы в подобном состоянии лечили меня.

Более сложные ситуации возникали, когда на маммографии выявлялась патология. В этих случаях было необходимо проявить все свои навыки общения и максимум чуткости.

В такие моменты я осознавала, что быть хорошим врачом – это совсем не то, чему тебя учили на медицинском факультете, а то, чему тебя научило общение с родственниками, друзьями, коллегами: быть хорошим собеседником, защитником пациента.

Выявленная патология на маммограмме может перевернуть жизнь женщины, даже если злокачественность опухоли в итоге не подтвердится. Пациентке все равно придется пройти ряд обследований, начиная с биопсии опухоли. В зависимости от размера, типа и расположения подозрительного образования биопсия может оказаться относительно несложной процедурой: рентгенолог забирает образец клеток опухоли при помощи полой иглы или другого технического средства. Если же требуется хирургическая биопсия, то это означает визит в больницу или амбулаторный прием хирурга, анестезию, разрез тканей молочной железы, швы и более длительное выздоровление.

Независимо от вида биопсии, процедура отнимает и время, и деньги, но самое неприятное, что она приносит в жизнь женщины, – это страх. Если гистологическое заключение будет свидетельствовать за доброкачественную опухоль, то это вызывает вздох облегчения, хотя потребуется дальнейшее, более тщательное наблюдение. Но все же тревога уменьшается.

Я знала, что миссис Томсон уже перенесла и хирургическое вмешательство, и химиотерапию, и лучевую терапию – эту триаду лечения опухолей. Поэтому, исследуя ее грудь, я проявляла максимум внимания и терпения. Как обычно, я искала новообразования в тканях самой молочной железы, локальные кожные уплотнения, осматривала, не изменен ли сосок – все эти признаки очень важны. Моя помощница, рентгенлаборант Маурин, очень осторожно и тактично установила миссис Томсон в рентгеновский аппарат, поместила ее грудь на холодную поверхность экрана и прижала специальным грузом, создавая оптимальное давление для лучшего обзора тканей молочных желез. Пациенты считают эту процедуру болезненной и неудобной, поэтому Маурин проявляла все свое внимание и такт.

Миссис Томсон вместе со своим мужем дождалась результатов рентгеновского обследования и принесла их мне для описания. Я стояла в темной комнате и тщательно изучала снимок.

Сначала я внимательно осмотрела подмышечную область, постепенно перемещая взгляд по направлению к грудинному краю каждой из желез. Я внимательно проанализировала каждую тень на снимке, каждое локальное утолщение кожных покровов, изменения соска и других областей. Затем я взяла увеличительное стекло, чтобы выявить кальцификаты – мелкие белые пятнышки, которые свидетельствуют об отложении кальция в молочной железе. Это говорит о бурном росте опухоли. Когда кальцификаты велики, отчетливо просматриваются на снимке, имеют округлые формы с ровными краями и распределены по всей ткани молочной железы, они почти всегда доброкачественные. Мелкие кальцификаты, расположенные группами, с очертаниями в виде запятых или язычков пламени – зловещий признак озлокачествления. После менопаузы у женщин, таких, как миссис Томсон, ткань молочной железы имеет тенденцию замещаться жировой тканью. Чем моложе женщина, тем более плотную ткань имеет ее грудь. На рентгеновских снимках жировая ткань имеет вид затемнений с вкраплением белесых нитей, распространенных по всему объему железы. Это облегчает выявление патологической кальцификации, потому что контраст темной жировой ткани и белых кальцификатов отчетливо виден.

Я вышла к семье Томсонов. Мистер Томсон стоял, скрестив руки на груди. Его жена ждала сидя. Я рассказала, сохраняя спокойный тон, что обнаружила на маммограмме и что миссис Томсон предстояло обратиться к хирургу еще раз. Того, что случилось дальше, я не забуду никогда.

Мистер Томсон отступил назад к жене, но я физически чувствовала его отчаяние и муку безнадежной тоски.

События того дня были необычными только лишь в степени эмоциональной реакции, свидетелем которой я стала. Большинство людей умеют лучше скрывать эмоции. Но на плечи каждого, очутившегося в таком положении, ложится тяжелый психический груз. Каждый пациент и член его семьи реагирует на это по-своему.

Я больше не встречалась с миссис Томсон. Может быть, в дальнейшем она лечилась у своего хирурга, а может быть, они нашли другого врача. Насколько мне известно, они больше никогда не обращались в нашу больницу для контрольной маммографии. Но это происшествие я запомнила навсегда как символ злости, страха и крушения всех надежд онкологического больного.

Эта злость вызвана изменением всего жизненного уклада. Приходится отдавать драгоценное время болезни и ее лечению, вместо того чтобы приятно проводить время в кругу семьи, друзей и коллег. Людей вгоняет в ужас встреча с этой незаметно подкрадывающейся бедой, которой одинаково подвержены молодые и пожилые, богатые и бедные, влиятельные и беспомощные. Все надежды разрушаются от осознания факта, что даже лучшее лечение, самые опытные врачи и лучшие медицинские центры не гарантируют победы над этим безжалостным заболеванием.

У каждого, кому поставлен онкологический диагноз и кто лечился от рака, есть своя, уникальная история. Хотя эти истории на первый взгляд очень схожи, особенно в том, что касается гарантированно болезненного и тяжелого курса лечения. Верю, что все вместе мы сможем изменить это положение вещей. Но вначале мы должны признать одну вещь – изменения возможны только в том случае, если мы не будем цепляться за нынешнее положение дел.

В 1971 году президент США Ричард Никсон подписал Национальный закон о раке. Америка объявила этому заболеванию войну, которая длится уже более 40 лет.

Вдумайтесь: более сорока лет идет сражение с болезнью, потрачены миллиарды долларов на проведение исследований, на изобретение новых лекарств и новых медицинских технологий. Но победы, тем не менее, не видно. В 2012 году, согласно самым оптимистическим прогнозам, будет диагностировано около 1,6 миллиона онкологических заболеваний, и около 577 000 людей умрет от них – то есть за год исчезнет население целого города.

В Соединенных Штатах смертность от рака составляет четверть от общей смертности населения, и заболеваемость некоторыми видами опухолей продолжает расти.

Почему мы выбрали медицинскую систему, которая воспринимает рак в качестве хронического и привычного заболевания, а не сделали упор на предотвращение этого заболевания? Почему так много ученых в национальных фармацевтических компаниях и университетах не занимаются вопросами профилактики онкозаболеваний? Что можно предпринять для изменения нынешнего положения?

И, поскольку я искала ответа на эти вопросы у ведущих экспертов в области онкологии, я пришла к твердому убеждению, что нам необходимо преобразовать нашу систему и перенаправить усилия. Конечно же, мы должны со всем возможным милосердием оказывать помощь страдающим от раковых заболеваний и продолжать искать новые методы лечения. Маловероятно, что мы когда-либо сможем окончательно решить проблему заболевания раком. Но я убеждена, что мы можем совершить гораздо большее: научиться предотвращать раковые заболевания или выявлять их на самой ранней, насколько это возможно, стадии, когда их еще можно вылечить. Именно в это русло необходимо направить поток финансирования и сосредоточить на этом направлении лучшие ученые умы. Сконцентрировать самые решительные, радикальные и творческие усилия.

Мы знаем, что можно сделать в борьбе с болезнями, как в конце 60-х годов прошлого века, когда мировое сообщество сконцентрировало свои усилия на ликвидации оспы. Всемирная организация здравоохранения назначила доктора Хенерсона руководителем этого проекта. Он возглавил врачебную ассамблею профессионалов высокого класса – американцев, русских, чехов, норвежцев и бразильцев. Все работали сообща. Последний случай заболевания оспой был зафиксирован в Сомали в 1977 году, всего лишь через 10 лет после открытия проекта. В мае 1980 года, на 33-й ассамблее Всемирной организации здравоохранения, была провозглашена полная победа над оспой.

Хотя эти научные цели имеют значительные отличия, их объединяет четко обозначенная цель и совместимость усилий для достижения результата. Задачи были амбициозными, скептики не верили в успех, но цели были достигнуты. Почему бы нам не повторить такую же модель сотрудничества в деле предотвращения рака?

Книга, которую вы держите в руках, указывает направление движения. Там, где я критикую нынешние подходы к проблеме, я хочу сказать, что этот подход можно сделать более эффективным. Там, где я предлагаю новые подходы, с преимущественным акцентом на предотвращение заболевания, я хочу сказать, что верю в такую возможность. Когда я предлагаю людям всех социальных слоев начать действовать, это означает, что для каждого – чиновника, промышленника, работника научной и медицинской сферы, адвоката, пациента и всех других, найдется своя важная роль в этом деле. Надеюсь, что эта книга подвигнет нас на изменение подхода к проблеме раковых заболеваний.

Десятки бесед с самыми опытными и уважаемыми врачами и исследователями в сфере онкологических заболеваний укрепили мое убеждение, что совместными усилиями мы сможем найти пути к предотвращению онкологических заболеваний и искоренить их, как смогли это сделать в отношении таких распространенных заболеваний, как оспа и полиомиелит. Эти обсуждения, кроме всего прочего, укрепили мою надежду на решение такой задачи. Ученые, которые посвятили жизнь борьбе с раком, с готовностью и невероятной любезностью уделяли мне свое драгоценное время для интервью, и все они эмоционально давали понять, что хотят перемен. Именно их самоотверженность и решимость – главный залог успеха.

Мы обязаны что-то сделать для миллионов онкологических пациентов, страдания каждого из которых трудно передать словами. Хотя мы не в силах вернуть всем этим людям привычный образ жизни, мы будем работать ради этой цели, ради будущего их детей и грядущих поколений. Чтобы вдохнуть жизнь в поставленную задачу, нам необходимо заручиться поддержкой авторитетов в области медицины и лучших ученых по всему миру.

Соревновательная модель исследований в области онкологии – когда ученые скрывают результаты исследований, чтобы опубликовать очередной громкий труд и получить с этого крупные дивиденды, – должна быть упразднена и заменена на совместную работу в команде единомышленников. Спасение человеческой жизни стоит этого.

Это также означает, что мы должны придать первоочередное значение важности здорового питания, чистоте окружающей среды, важности физической активности и отказу от повседневного пользования автомобилем.

Читайте также: