Мир болен раком и этот рак

Количество заболевших раком в стране продолжает расти. Вот и в Сибири онкология занимает второе место по смертности. И для многих постановка такого диагноза звучит как приговор. У тех, кто сталкивается с этим впервые, появляется много вопросов.

Почему лечащий врач неохотно информирует о лечении? Зачем назначают химиотерапию, а операцию не делают? Куда помимо местного онкодиспансера ещё обратиться, чтобы убедиться в правильности лечения? Эти и другие проблемы мы обсудили с главным врачом Красноярского краевого онкодиспансера Андреем Модестовым.

Кто в группе риска?

Татьяна Бахтигозина, АиФ-Красноярск: Андрей Арсеньевич, почему продолжается рост количества заболевших онкологией?

Андрей Модестов: Заболеваемость злокачественными новообразованиями растёт от года к году не только в Красноярском крае, но и во всём мире. В каждой стране своя структура заболеваемости. Так, например, в Австралии и Новой Зеландии на первом месте рак кожи, в азиатских странах: Пакистане, Индии, Китае, Филиппинах и других - рак печени, в России - рак молочной железы. Это не плохая тенденция, а отражение активного и качественного выявления злокачественных новообразований и продолжительности жизни в целом: всё-таки рак - это в первую очередь болезнь пожилых людей.

- Нам постоянно твердят, что профилактика онкологических заболеваний - своевременные осмотры и обследования. Но почему у тех, кто регулярно посещает поликлинику, вдруг обнаруживают рак чуть ли не в последней стадии?

- Здесь нужны конкретные примеры. По своему опыту могу сказать, что злокачественные новообразования в запущенных стадиях находят у тех, кто поликлинику не посещает, не проходит диспансеризацию и профосмотры, игнорирует наличие рака в семейном анамнезе. Важно знать: если у ближайших родственников когда-либо было обнаружено злокачественное новообразование, этому человеку следует начать проверяться за пять лет до того возраста, когда у близких заболевание было обнаружено. Кроме того, с возрастом должен расширяться и спектр исследований, которые нужно проходить. Например, мало кто знает, что первую колоноскопию нужно сделать в 50 лет, первую маммографию - в 39 лет и так далее. Вот то, что я вижу на деле: многие женщины за 45-50 лет, у которых обнаружили рак груди, по разным причинам: из-за страха или нехватки времени - не делали маммографию ни разу. И таких примеров масса.

Кто расскажет о лечении?

- Как в онкодиспансере работают с информированием пациентов? Например, рассказывают ли о гигиене при раке молочной железы? Пациенты жалуются на то, что врачи не особо охотно отвечают на их вопросы.

- Сейчас в России ситуации с онкологическими заболеваниями уделяется большое внимание. Работа врача краевого онкодиспансера - это не только лечение: его роль не ограничивается проведением операции или химиотерапии, он также должен успокоить пациента, объяснить ему, как обстоят дела и что делать после лечения, чтобы избежать рецидива.

- Ещё больные жалуются на очереди. Мол, приходишь на процедуры в назначенное время и надо долго ждать. Почему так?

Сейчас каждый из наших онкологов принимает не менее сорока пациентов в день. Чтобы бороться с этой ситуацией, мы ввели дистанционное консультирование, например, для тех, кому нужно продлить приём лекарственных препаратов. Также часть потока перераспределили: урологических пациентов взяли на себя Дорожная клиническая больница, госпиталь ветеранов войн, БСМП, Сибирский клинический центр, первая межрайонная клиническая больница. Также очередь может задержаться из-за существования нулевых талонов. Они введены для тех пациентов, которым жизненно необходимо срочно попасть к врачу, а также для больных из отдалённых регионов, чтобы дать им возможность пройти нужных специалистов в день приезда и избежать частых долговременных поездок из дома в Красноярск. Такие пациенты, безусловно, задерживают очередь, но порой это необходимо.

Сейчас мы хотим изменить систему записи в онкодиспансер: специалисты первичного звена должны будут прикреплять файлы с анамнезом пациента, результатами необходимых анализов и диагностических обследований. Это значительно повысит ответственность поликлиник за больший процент выявления злокачественных новообразований.

Одни стандарты

- Как ведётся работа с родственниками пациентов? Обязаны ли врачи с ними общаться и объяснять ситуацию?

- Здоровье человека касается только его самого и тех людей, которым он разрешил доверить информацию. Каждый пациент подписывает добровольное информированное согласие, в котором указывает, кому можно сообщать о диагнозе. Мы не можем разглашать кому-либо из родственников или близких сведения медицинского характера (диагнозы, результаты обследований, факт обращения человека в клинику и прочее), если больной дееспособен и не разрешил этого делать. Близким родственникам сообщают о состоянии пациента при лечении в стационарных условиях, если больной находится в бессознательном состоянии или нуждается в посторонней помощи. В нашей стране это закон.

- Тот, кому говорят, что он безнадёжно болен, хватается за любую соломинку. Конкретный случай: в Красноярске говорят, что операцию делать нельзя и химия не особо действует на опухоль, а в клинике в Москве предлагают пройти лечение за 600 тыс. рублей. Что в этой ситуации делать?

- Здесь играет роль степень доверия пациента своему врачу. Врач всегда действует в строгом соответствии с клиническими протоколами, и, если состояние больного говорит ему о том, что какие-либо вмешательства: операция, радиотерапевтическое лечение или противоопухолевая лекарственная терапия - не помогут, а только навредят, специалист посоветует лечение не проводить. Вот пример: моему знакомому 88 лет. Когда ему было 85 лет, у него обнаружили рак предстательной железы. Казалось бы, онкология обнаружена на ранней стадии, обычно в таких случаях показана операция. Но обратим ещё раз внимание на возраст: неизвестно, как 85-летний мужчина перенёс бы оперативное вмешательство, и перенёс бы вообще. В итоге больному назначают льготный препарат, он живёт уже три года с момента постановки диагноза и проживёт, я надеюсь, ещё долго. Это лишь один из самых простых примеров: ответственный врач никогда не сделает хуже пациенту. Отмечу также, что знаю немало случаев, когда онкобольные, не доверяя местным врачам, продавали квартиры, машины, уезжали за границу, тратили там огромные суммы на лечение, а получали тот же объём операций или те же схемы противоопухолевой лекарственной терапии, что и в Красноярске: протоколы лечения практически идентичны во всём мире.

- Но почему мы регулярно видим, что объявлен сбор на лечение онкобольных, особенно детей? Притом что сейчас государство выделяет огромные деньги на борьбу с раком, есть особые указания президента не затягивать с лечением, предоставлять помощь в полном объёме и т. д.

- Отвечу так же: всё упирается в доверие пациента или его родственников врачу.

- Если поставили диагноз в вашем диспансере, но хочется получить альтернативное мнение, куда обращаться?

- Если пациент не согласен с диагнозом, установленным в краевом онкодиспансере, он может, например, обратиться в федеральные центры: Российский онкологический центр имени Н. Н. Блохина в Москве или Научно-исследовательский институт онкологии имени Н. Н. Петрова в Санкт-Петербурге. Но замечу, что ответ пациент может ждать долго, а ведь так важно своевременно начать лечение. Кроме того, нет оснований сомневаться в квалификации красноярских онкологов.

- Могут ли больные из других регионов проходить лечение в Красноярском диспансере?

- Да, в Красноярском краевом клиническом онкологическом диспансере получают лечение пациенты из Хакасии и Тувы, Иркутской области, но мощность нашего онкодиспансера рассчитана в основном только на жителей Красноярского края.

Выросло и число тяжелых больных

22.06.2020 в 18:14, просмотров: 5372

— В связи c пандемией COVID-19 временно приостановлены скрининговые программы и диспансеризация (проводилось семь обследований на различные виды рака). И это может повлечь за собой снижение выявляемости онкологических заболеваний на ранней стадии, — сказал на днях на пресс-конференции, проведенной в онлайн-формате, главный онколог Минздрава России, генеральный директор НМИЦ радиологии, академик РАН Андрей КАПРИН. — Но это еще не все проблемы, которые возникли в онкологии в связи с коронавирусом. Хотя найдены и перспективные решения.

— Несмотря на угрозу нового вируса, онкологическую помощь удается удерживать на приемлемом уровне, — сказал Андрей Дмитриевич. — Мы всегда ориентируемся на данные статистики. Так вот, если судить по итогам прошлого года, то подросло количество и наблюдаемых пациентов, и впервые выявленных. Есть рост и среди мужчин, и среди женщин. Но рак у женщин бывает чаще, чем у мужчин. И это связано с большей продолжительностью жизни женщин в нашей стране. Но мужчины заболевают раком в более молодом возрасте. К сожалению, сами они к врачам не спешат, и зачастую на обследование их приводят жены и дочери.

Если говорить о локализации, то у мужчин на первом месте — злокачественные новообразования легких и предстательной железы. Наибольший рост дает именно рак простаты (за год рост с 62,4 до 67,2 на 100 тысяч населения). У женщин — рак молочной железы (рост — с 89,9 до 93,9 на 100 тысяч населения). И в целом по РФ — значительно выросла заболеваемость раком: за последние 5 лет — на 12,4%.

И что касается смертности: рост есть практически во всех федеральных округах. По доле выявленных тоже ситуация стала хуже. Но это происходит в том числе и потому, что сейчас стала более четкой система учета заболеваемости и летальности. Помогли также скрининг и диспансеризация. Стали больше людей обследовать и больше выявлять злокачественных новообразований на ранней стадии. И если бы не пандемия, через 4–5 лет можно было бы рассчитывать на улучшение показателей в онкологии.

Но новый вирус спутал все карты.

— В ближайшее время будем наблюдать и спад выявленных новых случаев на ранней стадии, и рост запущенных больных, — считает академик Каприн. — Хотя многое будет зависеть от того, сколько времени еще продлится пандемия в регионах. Страна у нас большая, и в этом смысле России труднее бороться с коронавирусом.

Онкологические программы на фоне пандемии будут проседать во всех странах, утверждает эксперт. Из-за этого многие страны прервали скрининговые программы. Свернули работу онкологических клиник, и мощности распределили по многопрофильным стационарам. В результате для пациентов исчез островок безопасности, и для сотрудников не удалось создать приемлемый эпидемиологический режим для лечения таких больных. Из практики лечения у них целиком выпали химиотерапевтические отделения. И онкологические больные во многих случаях оказались без помощи врачей.

— У нас тоже временно приостановлены скрининговые программы. Но российскую онкологическую службу спасло то, что мы не пошли по западному пути, — добавил Каприн. — В России, несмотря на то, что на период пандемии были перепрофилированы многие стационары, онкослужба ни на день не прекращала свою работу. Более того, в стационарах, где лечились наши пациенты, стали принимать онкобольных, заразившихся коронавирусом. В результате удалось еще и накопить научный материал об особенностях течения рака на фоне ковид-инфекции. В частности, под коронавирус было отдано целое отделение НИИ урологии им. Лопаткина.

— Как это сказалось на онкобольных? И тяжелее ли они переносят новый вирус?

— Накануне обязательно сдаю все необходимые анализы, мазки. Но больше мне хотелось бы сказать о тех, кто каждый день работает с зараженными коронавирусом. Это — героические люди, без всякого преувеличения. Настоящая сборная команда: пульмонологи, эндокринологи, химиотерапевты, опытные инфекционисты. Всем им я очень признателен: насколько четко они выполняют свою работу! Горжусь, что мне позволено руководить таким коллективом. И еще: мы ни разу не были поставлены в условия, чтобы врачам чего-то не хватало: защитных или гигиенических средств, лекарств, технических средств.

— Но и о плановых операциях нельзя забывать во время пандемии.

Помогают онкобольным, подцепившим коронавирус, и новые технологии, которые были внедрены в практику лечения рака в последние годы. А это — лучевая терапия, ядерные технологии, радионуклидная терапия. И от химиотерапии не отказались. Все это применяется не по отдельности. В онкологии нужен комплекс технологий. Не будет такого, что одна пилюля спасет от всех форм рака. Лечение раковых больных надо вести в комплексе и в комбинации лекарств. Разные технологии должны подставлять плечо друг другу. Вот тогда и получится эффект. Мы к этому идем.

И еще очень важную деталь в связи с коронавирусом подметил эксперт: «Во время пандемии у больных, которые получают агрессивную химиотерапию, ковидная реакция оказалась не такой выраженной. У них не было цитокинового шторма, когда организм идет вразнос, когда иммунная система не справляется, и зачастую человек погибает. И это при том, что у онкобольных иммунитет по определению ослаблен. Что это за феномен такой? Еще придется разбираться.

— Кстати, в последнее время увеличилось число иностранных онкобольных, желающих лечиться в России.

— В частности, к нам хотят приехать, чтобы получить протонную терапию и агрессивную химиотерапию, сделать трансплантацию костного мозга. Мы готовы оказать им эту услугу. Но я как главный онколог России считаю, что предпочтение надо отдавать нашим пациентам. А если останется время, то не в ущерб своим пациентам можно принять на лечение и иностранцев. Дело в том, что во многих странах национальные программы лечения рака рухнули. Оказываем консультативную помощь и больным из стран СНГ, в том числе удаленно, в режиме телемедицины.

Вообще использование телемедицины во время пандемии коронавируса оказалось как нельзя кстати. У российских пациентов есть возможность получить и подкорректировать терапию удаленно. Благо, в этом плане нам даже не пришлось перестраиваться. Года полтора-два назад в России уже начали развивать телеконсультации. И в самом начале пандемии 30 ординаторов начали удаленно консультировать больных. Присланы тысячи эпикризов, вопросов от онкобольных.

Солнце — нам друг, но здоровье дороже

— Витамин Д, так необходимый организму во время коронавируса, как известно, вырабатывается на солнце. Но солнечные лучи могут и навредить — спровоцировать рак. Как найти золотую середину? С одной стороны, загорая, человек приобретает витамин Д, с другой — может спровоцировать рост опухоли. В частности, злокачественную меланому. Но не только.

— Действительно, по данным ВОЗ, немеланомный рак кожи — самое частое заболевание в мире и самая большая доля рака. Кожа не только получает приятный оттенок, но и страдает, если пользоваться УФ-лучами без ограничений. Для выработки нужного для организма витамина Д вовсе не надо часами лежать звездой под палящим солнцем, достаточно посидеть несколько минут в тени или под зонтиком. Но многие не знают меры и получают серьезный ожог кожи. И если долго не заживает какая-то часть кожного покрова, надо срочно обратиться к онкологу. Лучше, конечно, прийти к специалисту лично.

Но если такой возможности нет, достаточно прислать фотографию онкологу. Сегодня это возможно — отправить снимок повреждения на коже и получить консультацию специалиста дистанционно. По характерным признакам врач поймет, рак ли это. И даже если это пока не рак, но есть непонятное нарушение кожного покрова, врач предупредит человека: есть высокая вероятность развития рака. Сегодня есть специальные компьютерные программы, позволяющие делать такие выводы удаленно, в режиме телемедицины. Доктор может попросить сфотографировать повреждение на коже с другого ракурса. И даже подскажет, как под камерой взять соскоб с кожи, нанести на стекло и отправить онкологу.

Вообще, по мнению эксперта, в нынешней непростой ситуации людям надо быть особенно внимательными к своему здоровью и при малейшем подозрении на рак сразу обращаться к специалисту. Тем более что и во время пандемии коронавируса продолжают оказывать помощь не только профильные федеральные онкоцентры, но и все региональные онкодиспансеры.

Академику был задан вопрос и относительно второй волны коронавируса, которую предрекают осенью. Хотя эта вторая волна, якобы, уже сейчас началась в некоторых странах.

— Непростая эта история и в мире, и у нас, — ответил Андрей Дмитриевич Каприн. — Но в России второй волны можно и не бояться. Первый удар отбит, хотя он и был неожиданным. Справимся и со второй волной. Служба эпидемиологическая в нашей стране уже отлажена, в том числе и что касается онкологии. Коек для госпитализации больных достаточно. Методики диагностики и лечения заразившихся COVID-19 разрабатываются. Технологии есть.

Но что касается прививки от нового коронавируса, история непростая везде в мире. Но, думаю, Россия будет первой в ее создании, потому что очень ответственно отнеслась к пандемии.

Заголовок в газете: Коронавирус спровоцировал рак
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28293 от 23 июня 2020 Тэги: Коронавирус, Лекарства, ОМС, Анализы Организации: Министерство здравоохранения Места: Россия, Германия, Израиль, Тель-Авив

Как выглядит реальная картина заболеваемости, лечения и выживания при раке? Что важно знать пациентам, их близким и всем нам, чтобы адекватно воспринимать болезнь? Об этом мы поговорили с руководителем отдела Национального медицинского исследовательского центра им. Дмитрия Рогачева, членом правления Российского общества клинической онкологии (RUSSCO), доктором медицинских наук Николаем Жуковым.

- Простой ответ на этот вопрос невозможен. Если пациент пережил 5-летний срок и продолжает жить, это может свидетельствовать, что он излечен. А может быть и так, что он прожил эти 5 лет с болезнью. Много нюансов. Но в целом в нашей стране более 50% онкологических больных имеют шанс на излечение или длительный контроль заболевания на фоне проводимого лечения.

- Андрей Павленко в одном из ранних интервью говорил, что шансы на 5-летнюю выживаемость у него будут 50%, если сработает химиотерапия.

Увы, получилось, что он попал в несчастливый процент. Мне очень его жаль, он был одним из немногих людей в России , кто смог вынести свою болезнь в публичную плоскость. И старался делать это в позитивном ключе – давая надежду другим больным, а не отбирая ее. Несмотря на неблагоприятный исход в его конкретном случае, что является личной трагедией его и его семьи, это не должно быть поводом для того, чтобы остальные опустили руки.

Это было бы как минимум нечестно по отношению к человеку, который сделал все, чтобы получилось наоборот. Если посмотреть здравым взглядом, его смерть ничуть не перечеркивает тот сигнал, который он хотел донести до общества.

ВЫЖИВШИХ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ, НО МЫ О НИХ НЕ ЗНАЕМ

- Многие сейчас, будучи в отчаянии, пишут в соцсетях, что опускаются руки, если не смог вылечиться доктор Павленко, то у нас, простых смертных, и подавно шансов нет. Что вы, как врач-онколог, сказали бы таким людям?

- Прежде всего хочу сказать, что у врачей-онкологов нет какого-то тайного лечения, которое они приберегли только для себя. Мы такие же люди, как и вы. У нас развивается такой же рак, его иногда так же бывает сложно выявить рано. Мы получаем такое же лечение (чуть лучше или чуть хуже – но в целом такое же, как и обычные люди). И столкнувшись с болезнью, которую ранее лечили у других, стоим перед таким же бинарным выбором – удастся вылечить или нет, умрем или будем жить. И точно так же, как у обычных людей, это зависит от правильности диагноза, лечения, стадии, вида опухоли и еще от судьбы (или господа бога, как кому хочется думать).

Так что для начала неплохо было бы поговорить о тех, кто вылечился. Таких немало, в том числе среди публичных людей. Жаль только, что в нашей стране в силу особенностей менталитета известные личности редко рассказывают о болезнях, от которых они вылечились. Я знаю очень многих публичных людей, победивших рак или успешно борющихся с ним многие годы. Но, поверьте, мне пришлось лезть в интернет, чтобы найти тех, кто отважился сообщить об этом публично (в силу закона о защите персональных данных я не могу разглашать известные мне сведения о пациентах). Увы, если известный человек погибает от рака, то об этом становится известно всем, но если он выздоравливает, то… Об этом сообщают единицы. Более того, даже если так происходит, об этом в отличие от смертей быстро забывают.

Если вернуться к статистике, то чуть больше 5 лет назад в нашей стране было около 2 миллионов пациентов, излеченных от рака или успешно борющихся с ним. А сейчас — почти 3,5 млн. Добавившиеся полтора миллиона — это не страшный скачок заболеваемости (заболеваемость увеличилась, но гораздо меньше). Это те, кому удалось сохранить жизнь за счет лечения. Их становится все больше. Растущее количество таких пациентов убедительный показатель того, что увеличивается эффективность лечения рака. Все больше людей остается в живых, столкнувшись с онкологическими заболеваниями.

- Есть такое представление: если у человека был рак и лечение оказалось успешным, то все равно нужно быть начеку до конца жизни. Потому что рак это некая поломка в организме, которая непоправима. Действительно так?

- На самом деле все мы должны быть начеку. Потенциально у каждого из нас в любой момент что-то может сломаться. Поэтому и существуют, например, различные виды онкологического скрининга. То есть регулярные обследования, проводимые у людей, не имеющих симптомов заболевания, с целью раннего выявления опухолей. Есть такие обследования и для тех, кто уже столкнулся с онкологическим диагнозом и был успешно пролечен.

Николай Владимирович Жуков. Фото: raklechitsya.ru

РЕАЛЬНО ЛИ ПОЙМАТЬ БОЛЕЗНЬ НА РАННЕЙ СТАДИИ

- Доктор Павленко говорил, что его опухоль развивалась под слизистой оболочкой желудка. Поэтому на ранних стадиях ее нельзя было обнаружить с помощью гастроскопии. Насколько вообще эффективна сейчас ранняя диагностика рака?

Да, у многих больных однозначные симптомы болезни появляются только тогда, когда опухоль уже достигает больших размеров или дает отдаленные метастазы. Однако, как показывают исследования, очень многие больные, самостоятельно обратившиеся к врачу по поводу симптомов, имели рак на ранних стадиях. Так что знания и активная позиция могут сохранить жизнь.

Да, идеальных вариантов ранней диагностики рака пока нет. Утверждать обратное было бы неправдой. Но и те, что есть, могут спасать жизни. Знание симптомов и своевременное обращение к врачу, прохождение доступных видов скрининга не сведет ваш шанс на неблагоприятный исход к нулю, но снизит его точно. А дальше – см. выше, главное сделать правильно все, что зависит от тебя, а остальное уже судьба. Но если просто положиться на судьбу (будь, что будет), то и шансов будет меньше.

ВОПРОС-РЕБРОМ

Четвертая стадия — приговор или нет?

- Здесь мы снова возвращаемся к вопросу о шансах того или иного пациента, которые зависят от особенностей его опухоли, - говорит Николай Жуков . - Есть виды онкологических заболеваний, при которых мы можем излечить или как минимум серьезно продлить жизнь пациентам с 4-й стадией рака. Более того, во втором случае человек может долго жить с болезнью, в том числе дожить до появления препаратов, которые еще больше продлят его жизнь или даже излечат. И примеров тому немало.

СОВЕТЫ ДОКТОРА ЖУКОВА

1. Важно знать о симптомах, которые могут сигналить об опухоли.

Подчеркнем: вовсе не обязательно, что они говорят о раке. Но это повод обязательно обратиться к врачу и пройти обследование. Вот список некоторых симптомов, на которые нужно обращать внимание, составленный международными экспертами.

- Появление припухлости, узлов и других новообразований на любых участках тела.

- Кашель, изменение голоса, осиплость, одышка, не проходящие более 3 недель.

- Появление крови в мокроте, моче, стуле, в перерыве между менструациями или после менопаузы.

- Ранки и повреждения на коже и слизистых, которые не заживают более 3 недель.

- Новые родинки или изменения старых (потемнение, деформация, рост).

- Нарушения работы кишечника (запоры, диарея) или мочевого пузыря.

2. Не ленитесь и не бойтесь идти к врачу.

3. Помните: есть этап, когда от самого пациента зависит больше, чем от врача.

Речь об образе жизни для профилактики рака: отказ от курения, избавление от лишнего веса, защита от ультрафиолетового излучения. Кто бы что ни говорил, многочисленные исследования однозначно подтверждают: люди, не заботящиеся о своем здоровье, заболевают раком чаще.

ПЕРСПЕКТИВЫ

В каких направлениях борьбы против рака врачи ожидают прорывов

- Во-первых, это индивидуализация лечения, - рассказывает Николай Жуков. - Уже существует очень большое количество лекарств. Вызов для онкологов заключается в том, чтобы правильно подбирать препараты, достоверно прогнозируя ответ опухоли на лечение. Для этого сейчас изучается и начинает применяться все больше показателей, характеризующих индивидуальные особенности организма пациента и его опухоли. На уровне генов, белков, различных особенностей метаболизма.

В-третьих, совершенствование и отладка уже имеющихся вариантов лечения. Например, продолжит развиваться иммунотерапия. Эта технология выстрелила, совершила буквально революцию в лечении ряда видов рака. Сейчас иммунотерапия вышла на плато, новых прорывов в этой области нет, но то, что достигнуто, начинает входить в широкую практику и помогать все большему количеству пациентов.

Идея такого разговора о российской онкологии принадлежит хирургу Андрею Павленко, который сам болен раком и оказался в двух ролях одновременно — врача и пациента. Это драматическое обстоятельство дало доктору Павленко некую объемность взгляда, понимание того, что врачи говорят не о том, что интересно пациентам, а пациенты думают не о том, что заботит врачей.

Профессиональная жизнь врача состоит отнюдь не только из медицинских и научных проблем. Она отравлена бюрократией, эмоциональным выгоранием и информационной изоляцией.

Пациенты, со своей стороны, не столько заняты соблюдением режима и следованием врачебным предписаниям, сколько страдают от недостатка лекарств, внимания и информации о течении своей болезни и перспективах лечения. Этот недостаток пациенты зачастую восполняют слухами и мифами, почерпнутыми из недостоверных источников, так что до сих пор, во втором десятилетии XXI века, нередко можно встретить человека, больного раком, который лечится не по международным протоколам, а буквально тертыми камнями-самоцветами из рук шаманов и шарлатанов, безграмотность или цинизм которых поражают.

Между тем важные проблемы отечественной онкологии совсем или почти совсем не обсуждаются ни в медицинском сообществе, ни в Минздраве, ни в обществе. Мы подобны людям, у которых в доме пожар, но которые если и носят воду, то для полива комнатных растений. Мы даже не очень понимаем, насколько обширен пожар в нашей онкологии, потому что до сих пор в России не создано регистра онкологических пациентов, так что ни врачи, ни чиновники, ни пациентские организации не имеют достоверной медицинской статистики и не могут расставить приоритеты в борьбе с болезнью.

Эта проблема — проблема регистра, статистики и приоритетов — несомненно будет обсуждаться на круглом столе. Кроме того, его участникам — докторам Каприну, Масчану, Фоминцеву, Ласкову, Павленко, возглавляющим ведущие наши клиники и благотворительные организации, пытающимся вывести нашу онкологию из прошлого века в современность,— представляется важным говорить еще и о ранней диагностике, о профессиональном обучении и оценке компетентности специалистов, о клинических рекомендациях, о коммуникации врачей и пациентов.

Иными словами, прогрессивным врачам на нашем круглом столе интересно говорить с публикой и друг с другом именно о том, что беспокоит всякого онкологического пациента и его близких. Почему так поздно поставили диагноз? Хороший ли у меня врач? Правильно ли меня лечат? Много ли таких пациентов, как я, и какие у меня перспективы? Почему со мной не разговаривают и ничего мне не объясняют?

В кои-то веки профессионалы-врачи хотят и считают важным говорить именно на те темы, которые интересуют пациентов, ибо именно эти темы — ключевые в деле онкологической помощи.

Модерировать разговор буду я, главный редактор Русфонда Валерий Панюшкин. Начало в 11 утра. Вход свободный.

Всякий человек, которого, к сожалению, коснулась проблема рака, и всякий, кого, к сожалению, проблема рака еще коснется, может прийти, поучаствовать в этом разговоре и подготовиться к неизбежному, насколько это возможно.

И мы надеемся, что проблемы, которые мы будем обсуждать, проблемы, волнующие равно прогрессивных врачей и сознательных пациентов, дойдут наконец и до слуха медицинских чиновников. И те наконец начнут хотя бы думать в терминах нынешнего, а не прошлого века.

Валерий Панюшкин, главный редактор Русфонда