Мама сына умершего от рака

Даник умер идеально. Он успел проститься со всеми. Исполнил почти все свои, еще мальчишеские, желания. Умер дома, на своей кровати, в окружении любви и заботы. Рядом были самые близкие: мама, отчим и старший брат. У Дани был рак кости. Мальчик буквально выл от боли, но в поликлинике назначали препараты, которые не помогали. Если бы не Белорусский детский хоспис, Данила умирал бы в муках. Врач хосписа назначил нужное лекарство, чтобы невыносимая, непрекращающаяся костная боль стала немного тише. Чтобы у 18-летнего мальчика, который очень хотел жить, были силы и время подготовиться к смерти. И такая помощь должна быть у каждого умирающего ребенка.

Елена все понимает. Что все мы рано или поздно умрем, что жизнь подчиняется смерти, и изменить это мы не можем. Что тяжелая болезнь ее сына, онкология, это не наказание, а просто болезнь, которой болеют многие и от которой многие умирают. Она понимает, что не виновата и сделала для своего ребенка все, что могла. Но пока не может понять, как принять его смерть. Потому что это — ребенок. А ребенок — это всегда больше, чем ты сама. Это твое продолжение, которого у Елены больше нет.

Даник мог умереть сразу после рождения. Он родился с опухолью, которая обычно бывает доброкачественной и неопасной для жизни. И лишь у небольшого процента детей она злокачественная. И Даня попал в этот небольшой процент.

Три года родители боролись за его жизнь и выздоровление. Мальчик перенес тяжелую операцию и долгое лечение. И выздоровел. Стал, как все дети. Только немного прихрамывал из-за пережитой операции. Он жил обычной жизнью, ходил в сад, потом — в школу, любил с мальчишками лазить по стройкам и, несмотря на хромоту, играл в футбол и даже занимался паркуром.

А в апреле 2015, когда Данику вот-вот должно было исполниться 16, он стал жаловаться на боль в ноге. Родители сразу заподозрили, что, возможно, болезнь вернулась. Врачи провели две диагностические операции, чтобы выяснить, что с ним, но ничего не нашли. Другие анализы тоже ничего плохого не показывали. А боль в ноге нарастала.

В итоге выяснилось, что болезнь не просто вернулась, а в еще более агрессивной форме. Остеосаркома, рак кости, один из самых тяжелых видов онкологии, III стадия.

Он говорил до самого конца, что гитара — самая лучшая вещь в его жизни.

— Выходи из реанимации — будет тебе гитара, — сказала она сыну.

И он вышел. Через два часа после операции Даник сам проснулся, через день — начал выдергивать из себя кислородные трубочки, с которыми было трудно дышать. А через три дня его перевели из реанимации в обычную палату. Он получил свою гитару, заслуженную, трофейную. Елена еще до операции договорилась с магазином, что в какое бы время она ни позвонила, хоть ночью, ей организуют доставку гитары в больницу. Инструмент привезли прямо на этаж, в палату.

— Даник эту гитару схватил сразу и уже не выпускал из рук, — Елена вспоминает такие моменты с теплотой и улыбкой. — Он говорил до самого конца, что это самая лучшая вещь в его жизни. Самое дорогое для него.

Даник мечтал стать музыкантом, шок-рокером, как Мерилин Мэнсон. Он сочинял музыку, писал тексты на английском языке. Строил большие планы на жизнь. Но болезнь оказалась сильнее. После проведенной в ноябре операции он до лета прошел еще несколько курсов химиотерапии. Но все это долгое изнурительное лечение помогло меньше, чем на год. В апреле 2017 у Даника опять случился рецидив. Опять больница, анализы, обследования. И долгое ожидание вердикта врачей. Консилиум постоянно откладывался. А парень ждал и надеялся, что врачи смогут ему помочь. Он, тогда еще 17-летний мальчик, был согласен даже на то, чтобы ему ампутировали ноги, если это поможет сохранить жизнь.

— Ну как можно человека заставить покончить с собой? — удивлялся Даник. — Они угрожают, что вычислят по IP адресу? Я проверял — ничего не вычислят.

Он и правда очень хотел жить. Но через пару недель после нашей встречи врачи вызвали маму на консилиум и вынесли приговор: помочь ничем не можем, лечения нет, операции не будет, собирайтесь домой.

Елена с самого начала болезни договорилась с сыном: как бы ни было сложно и больно, он всегда будет в курсе, что с ним происходит. Все разговоры с врачами, обсуждения проходили при нем. Он так же, как и мама, задавал вопросы, интересовался, какие у него прогнозы и какие есть пути к выздоровлению. Мама уверена, что скрывать что-то от Данилы было бы неправильно, нечестно, да и смысла в этом никакого не было.

— Он был самый заинтересованный человек в своей жизни. В своем лечении и своей судьбе он принимал участие в первую очередь. Если не вы сами за себя, то кто за вас?

Поэтому, когда врачи сообщили Елене, что вылечить Даника нельзя, она просто напрямую, открыто рассказала об этом сыну.

— К тому моменту он был очень взрослый и сознательный, сильный духом человек. Он понимал, что время его тикает. И что если он хочет что-то сделать, это надо сделать. И если он хочет что-то получить, он должен это получить.

В конце мая прошлого года Даник вернулся домой. Умирать.

Через два месяца после возвращения он написал свою последнюю песню. Вместе с мамой.

Состояние Данилы быстро ухудшалось. Он слабел. В августе мальчик перестал ходить. Но самым невыносимым, вспоминает Елена, было слышать, как твой ребенок воет от боли, а ты ничего не можешь сделать, чтобы хоть немного облегчить ее.

При выписке из онкологической больницы врачи написали для Данилы рекомендации, какие поддерживающие лекарства ему надо принимать и чем снимать боли. Этим рекомендациям и следовал онколог местной поликлиники. Но выписанные обезболивающие препараты не помогали. Они были очень слабые и в небольших дозах. А когда папа Игорь объяснял врачу, что мальчику больно, что ему нужен более сильный препарат — морфин, врач назначил в дополнение к бесполезным, не снимающим у Даника боли лекарствам, 1 мл морфина.

Сказала сыну: если будет невыносимо, я сама тебя убью.

Но этого было мало. Даниле нужно было гораздо больше. У мальчика боли были настолько сильные, что в какой-то момент он просто хотел покончить с собой: наглотаться таблеток и умереть, чтобы больше не мучиться, чтобы не мучить своих близких.

Ему было больно. Очень. Костные боли снять почти невозможно. Они заглушаются, но не перестают, кости болят, болят, болят.

— Когда я увидел в документах диагноз Даника, сразу понял, что у мальчика очень сильные боли, при саркомах они гораздо сильнее, чем при других онкологиях, — вспоминает Павел Бурыкин, врач Белорусского детского хосписа. — При таком диагнозе должны идти огромные дозировки морфина. А я увидел хаос в его обезболивании.

Вместе с папой Павел Сергеевич сразу поехал к Данику, осмотрел его и назначил новую схему обезболивания. Потом врач и папа отправились в местную поликлинику. Павел Сергеевич отдал свое назначение местному онкологу, чтобы тот выписал рецепты на препараты, а сам отправился к заведующей поликлиники разъяснить ситуацию, чтобы у этой семьи больше не было проблем с обезболиванием умирающего ребенка. И надо отдать должное местным врачам, которые согласились с назначением и стали выписывать мальчику необходимое ему обезболивание.

Специалисты хосписа помогли не только с обезболиванием. С мамой общалась психолог, поддержала ее, после чего Елене тоже стало легче:

А еще каждую неделю к ним приезжала медсестра из хосписа Оксана, которая помогала ухаживать за Даником, привозила необходимые вещи для ухода: пеленки, салфетки, катетеры. А еще то самое важное и ценное, необходимое каждой семье, где есть тяжелобольной умирающий ребенок — поддержку и уверенность в том, что есть люди, к которым можешь обратиться в любой момент, и тебе помогут.

— Самое главное, что они дают — небезразличие. Ты понимаешь, что есть кто-то, кто понимает твои нужды. Когда умирает ребенок, это может тянуться достаточно долго. И это напряженно. Потому что человек, который ухаживает, живет жизнью своего ребенка. Он в стрессе. Он ночью спит и слушает ребенка, встает к ребенку, кормит ребенка, для себя у него уже ничего нет. Ни личной жизни, ничего.

И хоспис разгружает человека. Вот к нам приезжала медсестра Оксана. И мой Данила с большой симпатией к ней относился. Потому что она приехала, посмеялась, пощебетала. Она принесла с собой свежий воздух, свежие эмоции. А еще какие-то салфетки, пеленки, которые необходимы, по принципу: сегодня не надо — пусть будет, а завтра, может быть, понадобятся. Так у нас с катетерами получилось. Мы ими не пользовались почти до конца. Он мальчик был взрослый, не хотел. Но она привезла их, поставила, и чисто психологически было спокойней.

Или вот мне нужно было к врачу, это значит — на пять часов уехать. Больного человека и на полчаса не оставишь. А тут Оксана приехала, они с Данюшей играли в приставку, разговаривали, она его покормила, пеленки поменяла. Причем все это в свой выходной день. Их поддержка оказалась очень мощной и правильной.

Несмотря на большие дозы морфина, Даник до последнего дня оставался в сознании. Он очень хотел жить. И готовился к смерти.

Он читал много литературы о смерти, чтобы понимать, что его ждет. Он обсуждал с мамой, в какой одежде его похоронить. Он попросил ее пользоваться его планшетом и разговаривать по его телефону, сохранить его любимую гитару. Он успел пригласить домой и проститься с теми, с кем хотел: с лучшим другом, с родным папой, с бабушкой. Он успел примерить сделанную специально для него вторым папой Игорем перчатку в стиле Фредди Крюгера, о которой мечтал. Он не смог исполнить только одно последнее желание.

Даня очень боялся, что когда он будет умирать, рядом никого не будет. Но рядом были все самые близкие: мама, брат, папа Игорь.

Даник умер 27 марта 2018 года в 14 часов 17 минут.

Ежегодно в Беларуси около 60 детей умирает от онкологии. Половина — в больнице. Остальные — дома. В масштабах страны это небольшая цифра. Но помощь приходит далеко не к каждому. Существует несколько проблем.

В Беларуси нет эффективной системы паллиативной помощи. Не все дети получают обезболивание нужными препаратами в нужной дозировке. И проблема не в том, что врачи у нас жадные и жалеют лекарств. Врачи часто не знают, как правильно обезболить умирающего ребенка.

Что можно сделать в такой ситуации? Обучать врачей паллиативной помощи, чтобы ребенок, умирающий от онкологии, находясь в любой точке страны, мог получить эту помощь на месте. Даже недельного курса по эффективному обезболиванию было бы достаточно, чтобы будущие врачи, приезжая потом работать на местах, знали, что и в каких дозировках назначать ребенку или взрослому, страдающему от сильнейших болей. Но подготовка специалистов требует времени. А помощь детям нужна уже сейчас. Ее можно организовать. Если врачи онкологических отделений больниц будут сами передавать данные о ребенке в Белорусский детский хоспис, то ребенок с первого дня выписки из больницы будет получать нужную ему помощь.

2. Слишком много бюрократии для того, чтобы ребенок получил нужное обезболивание и другие нужные лекарства.

Помимо обезболивающих, Данику были необходимы еще шесть поддерживающих препаратов. Для того, чтобы их получить, каждые три дня отчим ездил в поликлинику, где сначала полдня сидел под кабинетом и ждал, пока выпишут рецепты на эти препараты, потом ставил в разных кабинетах необходимые печати, и только потом отправлялся в аптеку, чтобы купить их. То есть он тратил два рабочих дня, чтобы купить необходимые препараты. А что делать семьям, где только один родитель, который не может оставить умирающего ребенка даже на полчаса? Где ему найти два дня в неделю, чтобы получить необходимые лекарства?

Что можно сделать в этой ситуации? Упростить систему получения препаратов, или выдавать их не на два-три дня, а на большее время.

3. Семьям, где умирает близкий от онкологии, нужна психологическая поддержка. Часто ее нет. Рядом с Даником были мама, отчим и брат Артем. И втроем они разделили уход за парнем. Игорь занимался получением лекарств, старший брат приезжал через день, чтобы переночевать и дать маме небольшой отдых. Плюс у них была медсестра из хосписа. И даже в такой хорошей ситуации вся семья была эмоционально истощена.

Что можно сделать? Таким семьям нужен помощник, который будет помогать ухаживать за умирающим ребенком. Таким семьям нужна помощь психологов и когда ребенок еще жив, и после его смерти, чтобы суметь пройти этот путь.

В Беларуси сотни детей с тяжелыми неизлечимыми заболеваниями, не только с онкологией. Благодаря поддержке читателей Имен в прошлом году стала возможна работа Выездной службы хосписа. 130 детей из регионов уже получили помощь — от Волковыска до Витебска.

Специалисты Выездной службы приезжают в регионы на несколько дней и ведут прием детей в местной поликлинике или коррекционном центре, а если возможности привести ребенка на прием нет, специалисты приходят к нему домой. Они показывают родителям, как правильно брать на руки ребенка, как его перемещать, как с ним играть, какие позы может ребенок принимать в течение дня, чтобы ему не было больно, чтобы он не страдал. Для каждого пациенты специалисты составляют индивидуальный план абилитации, благодаря которому у детей снижается риск осложнений, причиняющих боль и ухудшающих их состояние.

В 2019 году в рамках проекта в 8 районных городах и пригородах появится местная выездная служба помощи неизлечимо больным детям. Абилитологи Белорусского детского хосписа обучат на местах 8 специалистов и будут сопровождать их в процессе реализации проекта. В двух регионах (Барановичи, Молодечно) специалисты уже приступили к работе.

В результате не менее 80 детей из небольших городов и поселков получат помощьместных специалистов. Врачи будут посещать детей на дому несколько раз в месяц.

Белорусский детский хоспис будет работать над тем, чтобы современные методы абилитации постепенно внедрялись в работу медицинских учреждений по всей стране.

Татьяна Орехова , мама шестилетнего Игоря Орехова. Мальчик смертельно болен. Пару месяцев назад врачи поставили ему диагноз — нейробластому 4-й стадии с метастазами в кости. Теперь жизнь молодой женщины — тяжелые будни в больничной палате и бессонные ночи у кровати сына. Дома маму ждут еще двое детей.

Жизнь семьи Ореховых перевернулась за одну ночь. В октябре маленький Игорь прибежал к маме со слезами на глазах: у ребенка жутко болела нога. Раньше проблем со здоровьем у мальчишки не было, по словам мамы, они каждый год с ребенком проходили обследование. Правда, весной этого года, женщина заметила, что у Игоря увеличился живот, но врачи уверяли — это возрастное. Кто тогда знал, что вздутый живот и боль в ноге — это следствие одной и той же, смертельной болезни.

— Проконсультировались у онколога, сделали компьютерную томографию. Узнав результаты, я не поверила. Да и сейчас верить не хочу. Опухоль брюшной полости огромных размеров 12 на 9 сантиметров, — рассказывает мама мальчика Татьяна Орехова.

Игорю Орехову провели курс химиотерапии. Процедура далась ребенку очень тяжело: его постоянно тошнило, он не мог толком питаться. По словам мамы, все это время они живут на обезболивающих, у сына постоянно болят кости. Сейчас ребенок проходит второй курс. Мама летала в столичную клинику на консультацию, но там сказали, что пока мест нет.

Сейчас мальчик проходит уже второй курс химиотерапии. Фото: Татьяна Орехова

Сибирячку поддерживают только родители и близкие друзья: муж Татьяны, как только узнал о беде, понял, что это испытание не для него. Работы у женщины нет, так как до того, как она узнала о болезни сына, женщина была в декрете. После грустной новости, сибирячка создала группу, где оповестила родных и друзей о своей беде, люди начали помогать. Вскоре о болезни Игоря узнали во всем регионе и стране. Неравнодушные люди начали отправлять деньги на лечение и активно интересоваться жизнью мальчика.

По словам Татьяны Ореховой, деньги собирали на иммунотерапию. Она будет сразу после трансплантации костного мозга, значительно снижая риск рецедива. Иммунотерапия в России проводится на экспериментальном уровне, ее эффективность доказана. Сейчас иммунотерапия, препараты для нее , проходят лицензирование в России. Нам нужно было около 4.5 миллионов рублей. За рубежом иммунотерапия используется уже в протоколах лечения, но стоит около 20 миллионов рублей.

Вдруг администраторы соцсети заблокировали группу. Оказывается, для таких целей нужно было создавать специальный паблик.

Админы в соцсети заблокировали группу, где отзывчивые люди собирали деньги на лечение. Фото: Татьяна Орехова

Мама Игоря верит, что они с сыном победят болезнь. Фото: Татьяна Орехова

Татьяна Орехова подготовила отчет и показал его тем, кто отправлял деньги. А еще закрыла все группы и больше не просит ни у кого ни копейки. Молодая мама, борющаяся за жизнь своего ребенка, уверена, спокойствие для них с сыном сейчас важнее.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Теперь дальнейшее лечение ребенка под угрозой. (подробнее)

Андрей Захаров с любимой мамой: женщина до последнего боролась с коварной болезнью единственного сына

Сегодня Екатерину Захарову земляки считают героиней, а в 2005 году ее затею с внуком из пробирки не поддержали даже самые близкие люди. Обвиняли в эгоизме, но женщина упорно шла к цели.

- Я влезла в долги, но построила для Георгия дом с прекрасной детской, - рассказывает Екатерина Германовна. - Заплатила суррогатной матери, опекала ее как родную дочь. Появление на свет Гоши, как две капли воды похожего на родного отца, несколько притупило ее боль от потери сына, за которого она билась до последнего. Студент юрфака Андрей Захаров узнал, что у него рак, в 19 лет. Мать собрала по знакомым нужную сумму и отвезла его в Израиль. Перед химиотерапией юноше предложили сдать сперму. Больной прожил еще восемь лет.

- После похорон сына я уволилась с работы, перестала выходить из дома, - вздыхает Екатерина Германовна. - А спустя год вдруг вспомнила о пробирках, оставшихся в Израиле!

Георгий Андреевич Захаров (в зеленой футболке на первой парте) на уроке в бабушкиной школе: мальчик из пробирки с трех лет тянется к знаниям

Забрать биоматериал Андрея оказалось делом непростым. Врачи могли отдать сперму только при наличии завещания, какового не оказалось. Пенсионерка дошла до высокопоставленных московских и израильских чиновников и получила разрешения на вывоз замороженной спермы своего умершего ребенка. В Центре семейной медицины в Екатеринбурге помогли найти донора, провели обследование клеток, оказавшихся на удивление годными.

Проблемой стало получение документов на ребенка. В Верхне-Пышминском загсе отказались записывать малыша на бабушку - дескать, по закону не положено. Официально родительницей Георгия могла быть только суррогатная мать. Екатерине Германовне пришлось сначала оформить опекунство.

Екатерина Захарова с новорожденным внуком Гошей

Пока Гошка рос и крепчал, заботливая бабуля, в прошлом педагог-историк, открыла для него частную школу в деревне Коптяки. На свои кровные построила здание, подключив в процессе некоего неравнодушного спонсора. Собрала педагогов по области и стала директором.

- Нечего деткам за десять километров в школу ездить. Пусть в родном селе учатся, - улыбается Захарова. - В сентябре мой Гоша стал первоклашкой. О тайне своего рождения он пока не знает. Придет время - расскажу всю правду. Думаю, он будет мне благодарен.

В Израиле жене отдают сперму почившего мужчины только по решению суда. Надо доказать, что муж мечтал о наследнике.

Забот у Захаровой полон рот: создание в школе актового и спортзалов, а также двух лабораторий. Однако у нее всегда есть время на любимого внука.

Этот ребенок живет в Екатеринбурге. Он появился на свет благодаря бабушке Екатерине Захаровой. Она вывезла из Израиля сперму умершего от рака сына Андрея, нашла женщину, которая выносила плод. И теперь не собирается скрывать от внука историю его чудесного рождения. Хотя история эта далеко не однозначная. Екатерина Захарова до сих пор не может зарегистрировать маленького Гошу - официальные власти не могут признать ребенка, родившегося от мертвого отца.

Единственный сын Екатерины Германовны заболел раком 9 лет назад. Российские врачи говорили, что проживет он не более трех месяцев. Однако мама не сдавалась. Прознав про клинику в Израиле, она собрала последние деньги и отвезла сына туда. "В нашей больнице нас запросто выписали умирать. А в Израиле первым делом у Андрея взяли анализы и сказали, что нужно сдать сперму на хранение. Так там поступают со всеми мужчинами - на всякий случай, - рассказывает "Известиям" Захарова. - Тогда врач мне сказал: "Это, возможно, твое будущее".

Андрея активно лечили в государственном медицинском центре под Тель-Авивом, куда они каждые три месяца летали с мамой из России. "Еще три года он радовался жизни, хватая каждую ее секунду, - рассказывает Екатерина Германовна. - Он был счастлив. Я верила, что весной мы с ним, как всегда, будем играть в футбол, пойдем за грибами. Но в феврале, после смерти отца, умер и он".

Три месяца после похорон несчастная мать ни с кем не разговаривала и не выходила из дома. Пока однажды в дверь не постучала подруга и не сказала: "Мы уезжаем в Израиль".

- Меня будто током прошибло, - вспоминает Захарова. - В Израиле хранится сперма Андрея! Вот выход, вот продолжение жизни! Нашла телефон екатеринбургского центра семейной медицины, поговорила там с врачом Сергеем Балезиным - и он меня поддержал. Нашел даже дорогостоящий специальный контейнер-шиппер для перевозки спермы. Перед вылетом пошла я к храмам на Ганиной Яме (место расстрела и первого захоронения семьи императора Николая II. - "Известия"), сидела там, плакала. Подошел батюшка, спросил, о чем я печалюсь. Я сказала ему, что хочу дать жизнь своему внуку из спермы сына. Он меня отговаривал, кричал, что нельзя подменять бога, что это святотатство и преступление. Родители мои тоже были против. Так я и улетела без благословения.

Случай - уникальный

С получением спермы сына у Захаровой тоже было не все так просто. По законам Израиля распоряжаться спермой умершего может только его жена. Ее у Андрея не было. Тогда Екатерина Германовна доказала, что девушка, с которой ее сын встречался, и может считаться его гражданской женой. Та, в свою очередь, предоставила разрешение на вывоз спермы. После этого все 25 пробирочек Захаровой израильские врачи выдали, предложив напоследок оставить хотя бы одну - на всякий случай. Она отказала.

Женщину, подходящую на роль суррогатной матери, Захарова подбирала долго. Претенденток было три. При этом еще и яйцеклетка была донорская. Предполагалось, что роды пройдут тоже в Израиле. Но в итоге мальчик родился в Среднеуральском роддоме, что совсем рядом с деревней Коптяки, в которой и проживает Екатерина Германовна. Мальчик весом 3600 г и ростом 52 см появился на свет 16 ноября прошлого года, в день святого Георгия, - потому и назвала его счастливая бабушка Гошей.

- Случай с нашей пациенткой Захаровой - уникальный и аналогов в мировой практике не имеет, - заявил "Известиям" генеральный директор екатеринбургского центра семейной медицины Игорь Портнов. - Замороженная сперма ее сына хранилась девять лет. В результате применения комплекса вспомогательных репродуктивных технологий на свет появился вполне здоровый ребенок, чему мы рады. Но это редчайший случай, потому что под подобными операциями у нас пока нет правовой базы. В ряде стран мира такое попросту запрещено.

Он не может стать внуком - не так родился

С правами на внука у Екатерины Захаровой действительно проблемы. Так же, как и у Гоши есть проблемы с правом быть официально признанным ребенком. Регистрировать внука Захарова поехала в Верхне-Пышминский загс. Там поглядели ее документы - и отказались. "Закон запрещает регистрировать матерью или бабушкой одиноких граждан, равно как и отцами - мертвых. " То есть Захаров Георгий Андреевич официально не может стать ее внуком, потому что он "не так родился".

Екатерина Германовна пошла в суд. Но там тоже считают, что единственным родственником Гоши должна значиться его суррогатная мать. Тогда Захарова оформила себя Гошиной опекуншей. Но намерена продолжить борьбу. "Только я должна быть его родной бабушкой, больше ни у кого на него прав нет - ни перед богом, ни перед законом, - говорит она "Известиям". - И ребенок будет счастлив со мной. Я создам в своем доме индустрию его воспитания. Когда придет время, я расскажу ему историю его появления на свет. Я уверена, он не обидится. Я воспитаю его в дичайшей любви к жизни, какая была у его отца, - и он будет благодарен мне за это. И окрещу его. И это будет высшая справедливость".

Теперь бабушка Катя на всякий случай не отдает никому оставшиеся пробирки со спермой своего сына. А вдруг мальчик подрастет и захочет сестренку?

Сергей Авдеев Екатеринбург

"Надо ли рассказывать ребенку всю правду?"

Сергей Ениколопов, завотделом клинической психологии Научного центра психического здоровья РАМН:

Совершенно ясно, что малыш, рожденный столь необычным образом, будет расти в атмосфере любви и заботы. Но какой будет эта любовь: вседозволяющей, тревожной или требовательной, педагогически точной? Когда у ребенка полная семья, возникает та самая "система сдержек и противовесов", которая формирует поведение человека. Всепоглощающая любовь, основанная на страхе потерять, может быть губительной.

То, что бабушка не намерена скрывать от внука историю его появления на свет, в целом правильно: врать бессмысленно, пытливый ребенок почувствует недоговоренность и рано или поздно допытается до истины. Но надо ли рассказывать всю правду - это сложный вопрос. Если не педалировать, не напоминать постоянно об обстоятельствах его рождения, в раннем детстве ребенок может принять ее легко, даже, быть может, находить в этом обоснование своей исключительности. Но вот в подростковом возрасте, когда возникают мучительные поиски смысла жизни, своего места в ней, могут возникнуть сложные психологические проблемы. Справится ли с ними бабушка, сумеет ли помочь внуку пройти этот трудный период без осложнений?

Несколько настораживает демонстративность, с какой героиня поведала всему миру свою историю. Нет ли за этим ее собственных психологических проблем? Как отнеслись к ее решению другие члены семьи? Ведь поддержка остальных родственников тоже очень важна для маленького человека. Думаю, что бабушке стоило бы поддерживать и постоянный контакт с психологом, но деликатно, так, чтобы ребенок не чувствовал себя подопытным кроликом.

Когда не обойтись без второй мамы

Одна из "вспомогательных репродуктивных технологий" - суррогатное материнство, когда яйцеклетка генетической мамы будущего ребенка вне ее организма оплодотворяется сперматозоидами генетического папы и пересаживается в организм другой женщины - суррогатной мамы. По словам старшего научного сотрудника Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии РАМН Вероники Смольниковой, услуги суррогатных мам становятся в России все более востребованными.

- Стало больше бесплодных пар, да и женщины все чаще задумываются о детях в том возрасте, который тянет за собой разные болезни, - объясняет Вероника Смольникова.

Для применения суррогатного материнства существуют четкие медицинские показания. Это, в частности, врожденное или приобретенное отсутствие матки, деформации полости или шейки матки, соматические заболевания, при которых вынашивание беременности противопоказано, повторные попытки экстракорпорального оплодотворения, не приведшие к беременности. По Семейному кодексу России, прибегнуть к помощи суррогатных мам имеют право только люди, состоящие в законном браке.

Хотя суррогатное материнство в России официально разрешено, оно практически никак не регулируется законодательно. Ему посвящено всего несколько пунктов в Семейном кодексе и законе "О регистрации актов гражданского состояния".

- Большинство врачей и юристов, занимающихся этой темой, считают, что лучше бы там вообще ничего не было написано, потому что все, что не запрещено, было бы разрешено, - говорит директор юридического агентства Sweetchild Сергей Лебедев. - А так, например, не расписанные пары или одинокие люди остаются вне закона.

Искать суррогатную маму для будущего ребенка можно самостоятельно через объявления в газетах или интернете. Можно обратиться в специализированные юридические агентства, а также частные и государственные клиники, занимающиеся вспомогательными репродуктивными технологиями, - в некоторых из них есть базы данных потенциальных суррогатных мам.

Требования к кандидаткам - возраст не старше 35 лет, наличие собственного здорового ребенка, психическое и соматическое здоровье. Выбирая будущую суррогатную маму в базе данных, надо быть готовым к тому, что ее медицинское обследование скорее всего придется делать за свой счет. Дальнейшее ведение беременности также оплачивают родители.

Один из самых больших страхов пар, прибегающих к суррогатному материнству, - это боязнь, что женщина, выносившая их ребенка, захочет оставить его себе. Семейный кодекс разрешает это. Но свои опасения есть и у суррогатных мам. "Суррогатная мама и генетические родители боятся друг друга, - говорит Вероника Смольникова. - Для суррогатной мамы это работа, за которую она должна получить деньги, и она боится, что родители не возьмут ребенка". У них есть такое право, правда, в этом случае они будут обязаны платить ему алименты до его совершеннолетия или усыновления.

Соблюдению интересов всех сторон должен помочь специальный договор между сурмамой и генетическими родителями, но даже в нем нельзя записать обязательство сурмамы отдать ребенка или обязательство родителей его взять: это будет противоречить законодательству. Договор предназначен скорее для регулирования финансовых вопросов: где будет жить сурмама, в какой клинике наблюдаться, какова сумма компенсации за потерю здоровья и неполученный доход за время участия в программе (как правило, это не больше $15 тысяч, но бывает и существенно меньше). Если сурмама готова отдать ребенка, она дает свое письменное согласие, и родители получают право зарегистрировать малыша как своего собственного. Процедуры усыновления при этом не требуется.

Наталья Коныгина

Где запрещено суррогатное материнство

Во Франции суррогатное материнство запрещено. В Германии будет наказан любой врач, который попытается провести операцию по искусственному оплодотворению или имплантированию человеческого эмбриона женщине, которая готова потом отказаться от ребенка. В Италии к искусственному оплодотворению могут прибегать только бесплодные пары. Использование донорской спермы, замороженных эмбрионов и суррогатных матерей запрещено. В Канаде, Израиле, Великобритании, австралийском штате Виктория, штатах Нью-Гемпшир и Вирджиния (США) запрещены коммерческие соглашения о суррогатном материнстве.

Прецеденты уже были

Возможность сохранять гаметы (половые клетки) в замороженном виде сколько угодно долго создает немало юридических коллизий. В Англии, к примеру, родился ребенок от спермы живого отца, хранившейся 21 год. А первым ребенком-сенсацией в 1998-м стала американка Брэнделайн Дэниэль Вернофф. Отец девочки Брюс умер еще 1995-м, но жена уговорила врачей сохранить его сперму. Спустя 18 месяцев они провели инсеменацию, которая оказалась успешной.

В 2002-м от замороженной спермы родила близнецов англичанка Дайана Блад. Ее муж Стивен умер в 1995-м от менингита. Матери пришлось пройти все судебные инстанции, чтобы отцовство было признано юридически.

В Израиле есть закон, позволяющий женам требовать от врачей забора спермы умирающего мужа. Но разрешение на ее использование вдова может получить лишь по суду, где ей придется доказать, что умерший муж хотел бы иметь ребенка.

По юридическому счету

Суррогатное материнство в России разрешено Семейным кодексом, но ограничено им же. Суррогатной матерью является лишь женщина, вынашивающая и рожающая ребенка для супружеской пары, состоящей в официальном браке, из их собственных яйцеклетки и спермы.

Женщина, родившая Гошу, называется репродуктивной матерью: она выносила плод, полученный из анонимной донорской яйцеклетки и спермы мертвого человека, и родила его не для пары, которая не может иметь собственного ребенка из-за болезни, а по воле бабушки - случай, не предусмотренный законом и небывалый в мировой медицинской практике. Строго говоря, медики не имели права идти навстречу пожеланиям бабушки. Но юридических норм, определяющих статус репродуктивной матери, в нашем законодательстве пока нет. Возникает юридический казус: что не запрещено, то вроде бы разрешено, но оснований для законного оформления ребенка тоже нет.

По закону же родившая Гошу женщина должна быть признана его родной матерью, и лишь после ее отказа от материнских прав малыш может быть усыновлен в установленном законом порядке.

Татьяна Батенева

Десять главных биоэтических проблем человечества, не решенных в XX веке

1. Искусственное оплодотворение.

2. Трансплантация органов и тканей от трупов.

3. Использование фетальных тканей (тканей абортированного плода) в медицинских целях.

5. Изменение пола.

7. Суррогатное материнство.

8. Клонирование человека (а также эмбрионов в терапевтических целях).

9. Создание трансгенных животных (в геном которых внесены гены человека).