Лиза рак 7 класс ахаха

Здесь указан диагноз после лучевой терапии, он поставлен в Москве. Фото: личный архив.

Лизе провели несколько курсов химиотерапии - не помогло, даже наоборот - опухоль продолжала расти. Потом врачи попробовали лучевую терапию. Провели обследование - результатов тоже не заметили. Лизу направили в Москву , в Медицинский исследовательский центр онкологии имени Н. Н. Блохина , там снова провели обследования - опухоль на месте, удалять ее врачи не берутся, слишком сложно.

Сибирячка переводит оставшиеся деньги на благотворительность, активисты перепроверяют и документы детей. Фото: личный архив.

Только после этого Елизавета стала искать помощь за границей и открыла сбор средств. За ее случай взялась израильская клиника, опухоль удалили.

- После операции ткань отправили на анализы, и лишь тогда нам сказали, что раковых клеток в ней уже не было. Их убила лучевая терапия, проводившаяся в Новосибирске . Видимо, это лечение сработало не сразу, - рассказала КП-Новосибирск Лиза. - В любом случае опухоль надо было удалять, иначе она начала бы гноиться, и я бы умерла.

Результаты обследований в израильской клинике до операции. Фото: личный архив.

В общей сложности семья Веремейчик собрала на лечение чуть больше 6 миллионов рублей. Услугами благотворительных фондов не пользовались, отчетность вели не регулярно. Девушка тратила деньги не только на врачей, но и на еду, одежду для двоих детей, транспорт, перелет для мужа в клинику, коммунальные расходы, платила за детский сад.

- Я спрашивала у подписчиков группы, в которой мы собирали деньги, можно ли мне тратить средства на жизнь. Ведь муж бросил работу - сидел с детьми, а пенсия по инвалидности от государства - всего 7 тысяч… Участники группы разрешили мне это сделать, - говорит Лиза.

Девушке поступают угрозы в социальных сетях. Фото: личный архив.

- Да, я пошла на пляж. Но почему мне этого нельзя было делать? Я хотела, чтобы у моих детей остались снимки, где я улыбаюсь, где я рядом с их папой, - отвечает злопыхателям девушка.

Остатки собранных средств Лиза обещала перечислить детям, которые нуждаются в серьезном лечении. Это она и сделала, отдав другим нуждающимся 800 тысяч рублей, но активисты БНК заинтересовались и этими финансовыми операциями. Они просят родственников детей показать документы, подтверждающие диагнозы.

Исследования ткани опухоли после ее удаления. Фото: личный архив.

Корреспонденты КП-Новосибирск связались с администратором сообщества БНК Еленой Салоидовой . Мы спросили:

- Почему Лизу называют аферисткой?

- Вся информация - в обсуждении. Если в скринах есть прямое обвинение, рекомендую обратиться к хозяину этих самых скринов, авторское право принадлежит ему, - ушла от ответа Елена.

- И все же какие-то доказательства есть? Может, вы видели документы, которые подтверждают, что Лиза не была больна? Хотим разобраться в ситуации, - все-таки пытаемся выйти на диалог.

- Чем смогла, тем уже помогла, - отрезала администратор.

Уважаемые читатели, а вы как думаете, на чьей стороне правда в этой истории?

Пережив, помоги другим

"Когда заболел мой ребенок, несмотря на высокую зарплату, я уволилась, хотя начальник был готов оплачивать няньку. Выбор между карьерой и ребенком был очевиден", — рассказывает Мария Савельева, председатель всероссийской ассоциации родителей, дети которых перенесли онкологические заболевания.

По ее словам, болезнь ребенка в корне меняет круг общения, привычки, семейный уклад, даже питание. Заболевает не только ребенок, заболевает вся семья.

Сын Марии, Георгий, заболел лейкозом, когда ему было 2 года и 4 месяца. Во время плановой сдачи анализов врачи поставили мальчику страшный диагноз.

"Я себя считаю сильным человеком, но в тот момент у меня земля ушла из-под ног. Рухнул весь мир, я не знала, как мы будем жить дальше, что с нами будет", — вспоминает Мария Савельева.

Неделю шло обследование — уточнение диагноза. Мария признается: когда стало ясно, что это острый лимфобластный лейкоз, она почувствовала себя счастливой. Этот вид лейкоза дает очень хорошие шансы на выздоровление — выживает 85% детей.

"Конечно, у нас были огромные проблемы во время лечения: сепсис, полиорганная недостаточность, два инсульта. Сейчас у Гоши очень сильные нейрокогнитивные нарушения: хотя он во втором классе, но только учится читать и писать, потому что весь прошлый год ушел на преодоление проблем после химиотерапии", — делится она.

Лечение дало результат — Гоша вошел в ремиссию. Сейчас он проходит восстанавливающую терапию.

"Когда мы только узнали диагноз, мне очень хотелось найти родителей, у которых ребенок болел тем же и выжил. Важна была любая поддержка — от информации до простой веры в лучшее", — рассказывает Мария.

Когда у Гоши началась ремиссия, его мама стала помогать другим родителям, оказавшимся в подобной ситуации.

Порой маме помогает сам Георгий. Когда он видит в больнице плачущих родителей, подходит к ним и говорит: "Не переживайте. Я тоже болел и вылечился. Все будет хорошо".

Звездная терапия

Страшный диагноз бьет не только по родителям. Если онкологическое заболевание выявляют у подростков, больные чаще всего уже осознают опасность.

14-летней Лизе Петуховой диагностировали лимфому Ходжкина четвертой стадии. Но это произошло уже в Москве, а сначала в родных Чебоксарах девочку лечили от кашля, даже предполагали псевдоопухоль легкого.

В столице был поставлен верный диагноз, и начались новые курсы терапии и в родном городе, и в столице: химиотерапия, лучевая терапия, несколько блоков высокодозной химии. Однако усилия врачей не могли вывести Лизу в ремиссию.

В национальном медицинском исследовательском центр детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Д.Рогачева (НМИЦ ДГОИ им. Д.Рогачева) девочка прошла еще несколько блоков высокодозной химии. Потом Лизе сделали пересадку, но ожидаемых результатов лечение не принесло — напротив, начался рецидив.

Это приводило в отчаяние, у Лизы были нервные срывы, она ничего не хотела и говорила, что все равно умрет, вспоминает мама девочки Марина.

К жизни Лизу вернуло давнее увлечение: с детства она любила петь, занималась вокалом в школьной студии, участвовала во многих конкурсах, где занимала призовые места.

"Простая девушка из Чебоксар мечтала быть певицей. Мы это заметили и на этой мотивации стали выстраивать в том числе и ее стремление к учебе: есть жизненная программа, чтобы выполнить свою мечту", — рассказывает Сергей Шариков, создатель и руководитель проекта "УчимЗнаем" в НМИЦ ДГОИ имени Д.Рогачева.

В первый раз за все время болезни Лиза выступила на выпускном вечере в онкоцентре, спела песню "Мама". Потом ее стали приглашать на различные мероприятия, концерты, которые проводили в клинике.

В НМИЦ ДГОИ имени Д.Рогачева есть еще и радиотеатр, в котором выступают и пациенты.

"Нас обычно дети постарше игнорируют — считают несерьезным занятием, видимо. Тут заходит девушка и просит одну песню записать. Я старый студийный человек, знаю, что это обычно происходит долго. Но она слушает песню и без репетиций поет так, как надо", — рассказывает композитор Сергей Мудров, один из ведущих радиоцентра в клинике Димы Рогачева.

Музыкант понял, что с такой скоростью и пониманием материала вполне возможно записать целый альбом. Он договорился с девятью известными исполнителями, чтобы они записали с Лизой по одной песне. Так на свет появился альбом "Звезды для Лизы".

"Во время записи альбома (как раз записывали песню с "Уматурман") у Лизы началась ремиссия", — вспоминает Мудров.

Шариков добавляет, что этой записью Лиза помогла себе даже в медицинском плане. Это дало толчок, и теперь ее пример вдохновляет других детей.

Сейчас Лизе 18 лет, она сдала экзамены и поступила в музыкальное училище.

Музыка творит жизнь

Вильям не привык жаловаться. Когда начались проблемы со здоровьем, просто посчитал, что так сказалась нагрузка в школе. Его увезли на скорой прямо из центральной музыкальной школы при Московской государственной консерватории, где он учится.

Талантливый музыкант в 14 лет столкнулся со страшным диагнозом — лейкемией.

"Мы сразу верили, что все получится. Я понимала, что надо бороться и победа будет за нами. Вильям так воспитан: нельзя сдаваться ни при каких обстоятельствах", — рассказывает его мама Надежда.

Возраст: 16 лет (14 марта 2003 г.)
Размер груди: 2

Карина Аракелян – популярная блогерша, вот уже 5 лет рассказывающая страшные истории в своих видео. Её канал на Youtube сегодня насчитывает почти 2 миллиона подписчиков.

На днях хакеры взломали icloud Карины Аракелян и слили её фотографии бесплатно и без регистрации!

Первые видео девушка начала делать ещё в 12 лет. Изначально Карина снимала влоги и челленджи.

По слухам, Карина зарабатывает сегодня свыше 100 тысяч рублей в месяц. Большую популярность ей принес ролик про Момо. У блогерши немало хейтеров, которые создают фейковые страницы и пишут от её имени.

Известно, что Аракелян с некоторых пор перестала посещать школу и сегодня находится на домашнем обучении. Это позволило ей ещё больше уделять время своему ютюб-каналу.

Ненавистники Карины часто выискивают провокационные фото блогерши и затем сливают их в Сеть.

Неудивительно, ведь девушка любит развлекаться и живёт на всю катушку. Судя по публикациям в соцсетях, она часто встречается с друзьями и ходит в клубы, где весело проводит время.

В соцсетях собираются группы и форумы, где подростки выкладывают найденные ими компрометирующие фотографии и видео девушки. На одних фото Карина отдыхает с друзьями в баре, употребляя спиртные напитки, на других — вызывающе ведёт себя.

Некоторое время назад были выложены фото девушки, где она целует подругу. Эти снимки вызвали волну возмущения среди подписчиков.

Несмотря на плохое качество фотографий, появились слухи о нетрадиционной ориентации блогерши. Так ли это – сложно судить.

Поцелуи на большинстве выложенных снимков выглядят скорее дружескими, но встречаются и весьма откровенные снимки. Можно предположить, что слив фото – это очередной пиар-ход юной блогерши, которыми она пользуется для поднятия своей популярности.

В конце марта прошлого года у меня воспалились лимфоузлы, которые прощупывались под мышкой. Большие такие. Держались долго, но я не паниковала, просто воспаление какое-то. Как уже потом врачи сказали, оказалось, что болезнь зарождалась гораздо раньше.

Постепенно я начала чувствовать, что гораздо быстрее устаю, выдыхаюсь, просыпаюсь в холодном поту. Я подумала, что это просто переутомление. А в мае уже легла на операцию — мне нужно было прооперировать руку. Я ее давно ломала, мне туда вставили протез. Но потом начались какие-то проблемы, рука не разгибалась.

Накануне операции вечером вдруг я чувствую на шее боль — трогаю, а там очень большие узлы. Тут я уже начала немного паниковать. После операции долго приходила в себя и разрабатывала руку — прошли еще недели или месяцы, точно не знаю. И тут раз — и в один вечер на другом месте еще шишка. Тут я испугалась и уже лезу в интернет, читаю всевозможные ужасы. Собралась ложиться умирать уже, все. Сама записалась в больницу на УЗИ всех лимфоузлов.

Фото: Алексей Абанин

Потом сообщили, что да, это рак второй, глубокой стадии. И сразу сказали, что не смертельно и лечится химиотерапией. Дальше началась длинная эпопея с поисками врачей и онкологов, исследования. Рак лимфоузлов, он еще называется лимфома Ходжкина — там очень много подвидов, нужно было исследовать, какой вид, уровень, куча всего. Уже потом просветили весь организм, чтобы понять, где сидит рак, оказалось, что мой организм почти как у младенца. Здорова вся практически. Я думаю, что из-за той операции с рукой, когда вставляли протез, очень сильно посадили иммунитет, когда долго вливали разные жидкости. Они гасили как раз иммунитет, чтобы прижился протез, металл в руке. Потом оказалось, что протез был первоначально поставлен неправильно, и все три года протез болтался. За это время он наделал столько бед в руке, что иммунная система сошла с ума.

Остановилась на 62-й [Московской городской онкологической] больнице в Истре. Там мне предложили ускоренный курс — не полгода, а два месяца — и несколько процедур облучения. Я торопилась выйти в театр, на сцену. Как раз было лето. В сентябре нужно было вернуться в строй. А ускоренное лечение — оно очень жесткое. Жесткое отравление организма. Я на это пошла. Легла туда, влили химию. Должно было всю ночь тошнить, температура, но я так этого боялась, что дала установку мозгу, что не буду лежать в больнице, что буду активна, не буду прерывать работу — съемки же были запланированы. Наутро зашли врачи и просто обалдели, увидев меня бойкую. И я просто сбежала и уехала домой. С тех пор я стала просто приезжать сама и вливать химию. Параллельно, конечно, куча таблеток и уколов. Я сама себе делала их, забирала шприцы и лекарство, сама колола — то в живот, то в ногу. И вот так я за рулем сама приезжала в больницу, вливалась, уезжала. Так все лечение.

Химия накопительная, постепенно было все хуже и хуже. И каждый день организм что-то выкидывал. Идешь по улице — и вдруг отказывают ноги. То с зубами что-то, то зрение барахлит, то слух. И днем, и ночью постоянно тошнит. Чувствуешь себя беременной. Первые курсы химии я могла есть только холодной свекольник. Не ела больше вообще ничего, меня трясло. Потом посыпались волосы, и, конечно, пришлось все сбрить. Клоками волосы оставались в руках. Это было очень страшно. Я держалась до последнего — была уверена, что не облысею. В какой-то день с мамой гуляли, и тут она видит, что волосы просто падают и ложатся на плечи, их даже трогать не надо было. Утром вышли из дома, а ближе к вечеру, часам к пяти, у меня уже были мощные залысины. Поехали к подруге моей, взяла машинку в руки сама и начала брить себя. У меня затряслись руки, градом покатились слезы — я вот так смотрю на себя в зеркало и вижу только страх, ужас и уродство. Я даже не могла выйти к маме, я боялась, что она скажет, что я урод. Но все как-то сразу сказали, что я красивая, это абсолютно мой стиль, все такое. Я, конечно, не верила. Еще и выпали брови с ресницами.

И все слабее, слабее и слабее. Но я продолжала сниматься, играть в спектаклях. Физически это было очень тяжело. Ездила даже на гастроли, начались съемки. И вот только на последнем курсе химии в августе организм уже не выдержал. Я свалилась просто пластом и лежала неделю. Просто не могла ни ходить, ни вставать, ни спать. Самое неприятное — это ломка. Ломит все тело, кости, череп, зубы. Я себя называла наркоманом, прикованным к кровати, который пытается слезть с иглы. Исхудала я страшно, просто скелет. Друзья помогали, запихивали в меня еду.

И вот через маленький промежуток отдыха начался театр. И началось облучение: каждый день три недели. И еще капельницы, уколы, таблетки. Приезжала сама на машине в Истру в больницу, а вечером играла в спектаклях.

Фото: Алексей Абанин

В самом начале лечения всем приставляют психотерапевта, но я сразу отказалась: я же сильная, справлюсь. Но потом поняла, что не справляюсь. То, что я блокировала специально, меня догнало. Бешеное отравление, операции, нагрузка и работы — оно взяло свое. Я пошла к психотерапевту и требовала сильные препараты.

Это продолжается до сих пор, но не в такой степени, конечно. Идет работа с врачом, успокоительные. И организм до сих пор слабый, тяжело физически и эмоционально.

14 февраля у меня будет контрольная КТ [компьютерная томография — прим. Дождя]. И вот скажут, что [рак] в ремиссии или мало ли чего еще. Я убеждена, что все хорошо, но страх есть. В любом случае надо будет много-много восстанавливаться. Не год даже, организм же отравлен. И это для меня даже сложнее лечения. То ногти отваливаются, то ресницы по второму кругу выпадут. Это может держаться еще четыре-пять лет.

Я доказала сама на себе, что рак — это не обязательно свалиться и лежать. Да, мне повезло, что у меня была не запущенная стадия, мне повезло. Все равно это тяжело физически, но наш мозг сильнее этого всего.

Я потом разгибаться не мог дня три. В больнице я провел две ночи. Во вторую ночь привезли деда, у которого было недержание. Просыпаюсь, чувствую, что воняет. Говорю медсестрам:

— Там дед обосрался.

Фото: Алексей Абанин

Меня прооперировали, сделали полостную операцию. Очень смешные были ощущения — оттаивают кончики пальцев, и тут я понимаю, что пальцы на ногах замерли в другом положении, а я поправить их не могу. Попросил маму поправить их в обратную сторону. Это ужасно важно было в те моменты. Потом отпустили домой через какое-то время. Было две отвратительные вещи: очень больно было, когда я чихал и когда меня смешили. Острейшая боль. Прошло еще время, проводились анализы. И в итоге сказали, что у меня стадия IS, рак яичка. Это уже не первая, но еще не вторая стадия.

На следующий день я уже проснулся совсем без сил. Продолжалось это почти полтора месяца. Самое плохое время дня — как только ты проснулся. Еще часов 12 ты не заснешь точно, но делать ты не можешь вообще ничего. Смотришь в телефон, отвечаешь на пару сообщений, кладешь телефон. Это все, на что хватает сил. Ты даже не можешь лежать, настолько тебе плохо. Это не больно — это никак. До туалета я шел 20 минут по стеночке. Есть и не хочешь, и не можешь. Единственное — не могу сказать, чтобы меня сильно тошнило. Мне вместе с химией капали какой-то препарат, который вроде бы помогает. У многих обычно большие проблемы с этим. Людей круглосуточно выворачивает. Физическая боль — это неприятно. Больно, но терпимо. А вот это — просто выживание. Каждый день думаешь, когда же это все закончится. Потом это прошло, но начали выпадать волосы. Просто на подушке они лежали. Сходил побрился целиком. На этом, пожалуй, история и закончилась.

Каждые три месяца сдаю анализы, потому что высок риск рецидива. А это по 15 тысяч каждый раз. Вот на днях поеду, что-то скажут.

Я не чувствую, что что-то идет не так. И каждый раз думаешь, а если это будет снова. Я особо не переживаю. Даже когда мне сказали, что будет рак. Ну ок, это рак, что ж теперь сделать. Я не испугался, не нервничал, не переживал. В этом плане мне было довольно легко. Конечно, это связано с моим характером. Меня малое количество вещей пугает. Ну смертельное заболевание, ну умру, что ж теперь делать, все смертные. Тем более я диплом писал про эвтаназию. Поэтому я выложил большой пост в фейсбуке про болезнь. Во-первых, нечего скрывать. Во-вторых, как-то хотелось, чтобы люди знали, что не нужно уходить в себя, настрой — это суперважно. Я чувствовал, что что-то с этим заболеванием в России не так. Вот если посмотреть на Штаты — там это просто заболевание, ему не придают большого значения. Если я не переживаю, значит и все остальные не должны переживать.

Долго еще думал, как бы что сделать, чтобы выразить это все. И в июле 2017 года сделал плакат.

Фото: Александр Горохов

Фото: Алексей Абанин

Я решила не читать интернет и ничего не делать, потому что как только прочитаешь — сразу у себя это все найдешь. Маме пришли результаты на почту. Я была дома, лежала в кровати, у меня был бронхит. Девять утра — я хотела позвонить врачу, но не успела. Мама пришла ко мне, постучала в дверь. Я сильно удивилась, чего это она пришла. Не договаривались же.

— Вот пришел результат. У тебя меланома.

— А что это такое?

Я уже плохо помню тот момент и что со мной было.

Когда тебе говорят результаты, ты не понимаешь, насколько болезнь распространилась. Первые дни — они самые страшные. Во-первых, неизвестность: что это вообще такое? Ты знаешь, что от рака умирают, и все. У меня еще был бронхит, температура. Мне было так плохо, я рыдала и думала, что я больше никогда не встану с кровати вообще. Это неизбежно, надо просто пережить этот этап.

Мне сделали операцию. Берут место, где есть опухоль, и вырезают место побольше. А через полгода на этом же месте образовалась новая шишка. И так продолжалось каждые полгода. Каждый раз, когда делали операцию, вырезали все больше. В какой-то момент там уже нечем было сшивать, и сделали пересадку кожи. Взяли с руки кожу и туда пересадили. Снова сшивали, снова разрезали, снова расходились швы, снова операции — там уже нечему было срастаться.

Фото: Алексей Абанин

Все это время меня лечили разными способами. У меня довольно дурацкий диагноз в плане лечения — химиотерапия стандартная не действует. Я вообще не против же. Да, это жесткий метод, но, по крайней мере, он лечит. Химия не действует на меланому. Сначала мне назначили одно лекарство, я колола полгода. Состояние от него было ужасное - тело ломило, голова болела, была температура каждый день. Но это не подействовало. В рамках НИИ [онкологии им. Н. Н. Петрова] в Питере начали экспериментальное лечение. Сдавала по 16 пробирок крови из вены и из них изготавливали индивидуальные вакцины. Ими я лечилась целый год.

О болезни никому не рассказывали, я продолжала работать в своем состоянии. Жалости не хотелось, ну и была надежда, что все это закончится. Тем более всего вторая стадия. Так продолжалось до весны 2017 года.

Была суббота, конец марта. Утро, я завтракала и почесала спину (за левым плечом). И чувствую, что шишка под кожей. Пошла на УЗИ в больницу — сказали, что похоже на метастаз от меланомы. Так как место отдаленное, противоположная сторона тела — сразу поставили четвертую стадию. А это уже совсем дорогостоящее лечение.

Денег нет, начала искать варианты, как достать лекарства. Они новые, недавно изобрели, и по всему миру еще проводятся испытания. И год назад только зарегистрировали, не все врачи в России даже умеют этим лечить. Я искала лучшие варианты, что делать, чтобы остановить болезнь. Лекарств при меланоме немного — можно по пальцам пересчитать. Я консультировалось с лучшими врачами и поняла, что нужно лекарство, которое стоит 4,5 млн на год. Суммы конечно космические!

Фото: Алексей Абанин

Много купили рюкзаков — мама сидела ночами продавала. А у меня картины заказывали. Причем много мероприятий люди делали сами: рок-концерты, ярмарки, футбольный матч, татуировки делали, шили одежду. Кто-то продавал свои товары, рисунки, квесты — очень много всего. И это все делали без моего участия, мы узнавали в интернете. Это просто удивительно, я до сих пор вспоминаю как люди откликнулись, и слезы на глазах.

Начала лечиться. Сделала томографию через три месяца — и оказалось, что это самое лекарство мне не помогает. Причем опухоль в легких увеличилась в два раза. Все снова рухнуло. Деньги есть — но ничего не помогает. Я снова поехала в Германию, в Бельгию — там консультировалась. И мне предложили попробовать другое лекарство — более жесткое, тоже иммунное. Оно еще дороже первого, но собранных денег хватило. Было очень страшно его принимать, многие врачи говорили, что я не перенесу его. Побочных эффектов должно было быть много, вплоть до комы. Пришлось рискнуть. Либо я меланому, либо она меня. И мне предложили еще сделать облучение на легкое прицельно. На это я тоже согласилась.

Сделала новую томографию, и она показала, что лучевая убила опухоль в легком. То есть прям попали. Она не совсем исчезает, остается мертвая ткань, но не светится как злокачественная. И ничего нового не появилось — врачи говорят, что лекарство, скорее всего, подействовало.

Фото: Алексей Абанин

Я сейчас собираю мнения: один врач сказал, что нужно перейти на еще одно лекарство, чтобы закрепить результат, другой говорит, что надо принимать другое лекарство, третий считает, что надо наблюдать. Как обычно, мнения разные, приходится все брать в свои руки и искать лучшие варианты. О ремиссии пока рано говорить, но сейчас наконец-то я могу сказать, что все усилия к чему-то привели.

У меня было два периода — сначала я никому не рассказывала о болезни, а потом рассказала всем. И я поняла, что держать в себе гораздо сложнее, чем открыться людям. Сейчас я активно веду блог, где рассказываю про рак, пишу мысли, поднимаю разные темы. Ежедневно за мной наблюдают несколько тысяч человек, я получаю колоссальную поддержку и благодарна каждому, кто пишет добрые слова.

Хочу еще сказать пару слов тем, кто сейчас борется с раком. Поставили диагноз — идите в больницу, депрессия — к психологу, не можете сами справиться с покупкой лекарств — обращайтесь к людям. Не замыкайтесь, не сдавайтесь, получайте мнения разных врачей, изучайте свою болезнь, берите все в свои руки. Старайтесь получать удовольствие от жизни, каждый день, даже в мелочах. Никто не знает, что будет завтра, ни здоровый, ни больной. Не ждите выздоровления — живите сейчас.

Читайте также: