Как умирают врачи онкологи от рака

5 января в Санкт- Петербурге умер Андрей Павленко – знаменитый хирург-онколог, у которого в марте 2018-го обнаружили рак желудка третьей стадии. Такой тяжелый диагноз для многих – в том числе и для самого Андрея Николаевича – стал полной неожиданностью: по его же собственным словам, он не входил ни в какие группы риска, вел здоровый образ жизни и правильно питался. Между тем, отмечают специалисты, случай это хоть и редкий, но, к сожалению, вовсе не уникальный.

- Рак – заболевание, которое, как правило, протекает бессимптомно, - рассказывает директор НИИ онкологии имени Петрова, главный внештатный онколог Северо-Западного федерального округа Алексей Беляев. – И когда проявляются какие-то признаки, речь идет уже обычно о третьей-четвертой стадии. Исключения, конечно, возможны: например, опухоль может появиться где-то в узком месте, и тогда человек сразу почувствует какой-то дискомфорт, препятствие. Но в большинстве случаев этого, к сожалению, не происходит, и болезнь остается скрытой.


Андрей Павленко никогда не терял бодрости духа. Даже понимаю всю тяжесть своего диагноза, он ухитрялся шутить и подбадривать родных. Фото: СОЦСЕТИ


Павленко невероятно ценили на работе. Когда из-за химиотерапии у него начали выпадать волосы, восемь его коллег побрились налысо в знак поддержки. Фото: СОЦСЕТИ

При этом, отмечает эксперт, если бы рак удалось выявить раньше – хотя бы за год, на первой-второй стадии заболевания, можно рассчитывать на излечение или существенно лучший прогноз. На третьей же стадии такая форма рака не оставляет человеку шансов – жизнь больного можно продлить, но спасти уже нельзя. И, ведя свой блог, общаясь с людьми, честно и правдиво рассказывая о течении своей болезни и сложностях, с ним связанных, Андрей Павленко прекрасно это понимал – не мог не понимать.


На момент смерти Андрею Павленко был всего 41 год. Фото: СОЦСЕТИ

Рак желудка - одно из самых распространенных онкологических заболеваний в России . У мужчин по частоте выявления он занимает третью строчку, у женщин – четвертую. При этом чаще всего у мужчин встречается рак легкого, а у женщин – рак молочных желез.

Посмертное обращение онколога Андрея Павленко.

СЛУШАЙТЕ ТАКЖЕ

ТЕМА ДНЯ в Петербурге. Массовое обследование на онкологию в России не возможно

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Врач, с марта 2018-го боровшийся с раком желудка, ушел из жизни в окружении семьи. У него осталось трое детей - две дочки и сын (подробности)

Проводить врача в последний путь пришли родные, коллеги, пациенты и те, кто не был знаком с ним лично (подробности)

Знаменитый хирург-онколог Андрей Павленко, который с 2018-го года борется с раком желудка, написал прощальное письмо

По словам мужчины, его внутренний враг оказался сильнее (подробности)

В СПбГУ учредят премию имени умершего онколога Андрея Павленко

Сам врач скончался от рака желудка 5 января 2020 года (подробности)



Один из лучших хирургов-онкологов России Андрей Павленко, скончавшийся от рака желудка, вёл блог, в котором рассказывал о своей борьбе с болезнью. На странице "ВКонтакте" размещены подкасты, в которых доктор размышляет о своей жизни и системе онкологической помощи в стране. "Клопс" послушал, о чём говорил врач.

"Надежда внутри меня теплилась"

"Доктор, я умру?" — это первый вопрос, который не следует задавать доктору, потому что все мы с вами рано или поздно когда-нибудь умрём. Доктор не сможет на него ответить или ответит так, как я сейчас сказал. Поэтому правильно следовало бы вопрос озвучивать таким образом: "Доктор, а почему мы начинаем лечение именно с химиотерапии?" — посоветовал Павленко.

Во время курсов химиотерапии, когда возможна лихорадка, онколог рекомендовал всегда находиться на оперативной связи со своим лечащим врачом.

"У меня началась фебрильная нейтропения — температура была 38,3. По рекомендации моего лечащего врача я начал принимать антибиотики. Лихорадка достигала температуры 39,2 градуса. У меня возникла мысль: "Может быть, в этом огне сгорит и часть опухолевых клеток? Возможно, это обывательская мысль, но такая надежда внутри меня теплилась", — признался Павленко.

Перед операцией

"В любом случае есть небольшой шанс, порядка двух-трёх процентов, на развитие каких-то нежелательных осложнений, которые могут привести к плохому исходу. Поэтому в настоящее время моя супруга знает все явки и пароли на моем компьютере, телефоне, знает коды на моих банковских карточках, где я откладывал определённую сумму. Это важно сделать, чтобы потом ни у кого не было никаких проблем", — посоветовал Андрей Павленко.

Накануне операции хирург-онколог проводил одну из своих дочерей в первый класс, а затем направился в больницу.

"Что я сейчас чувствую? Боюсь ли я? Нет, я не боюсь! Волнуюсь ли я? Да, лёгкое волнение — оно присутствует, я думаю, это нормальная ситуация. Когда я готовил своих больных к такому вмешательству, я говорил, что не должно быть паники. Волноваться можно, можно даже немного бояться, просто главное, чтобы не было панического состояния. Я точно знаю, что я сегодня буду спокойно спать, как и в предыдущие дни", — говорит врач.

Химиотерапия

"Никто не может сказать при общении со мной, что я себя как-то плохо чувствую. На самом деле я чувствую себя хуже, чем до химиотерапии. Это нормально, я молодой человек, я сильный и могу переносить это немного проще", — рассказывал доктор о своём состоянии.

Андрей Павленко говорил и о своих коллегах. "У них такие же надежды, такие же эмоции, доктор такой же человек", — напомнил врач.

"Недолго думая, перед началом введения капельницы я поставил на телефоне музыкальную композицию Let Mortal Kombat begin из одноимённого фильма моей юности. Тогда моя фантазия представила, как с каждой каплей в мою кровь поступают тысячи микроскопических воинов, которые устремились, круша на своём пути причину болезни, с твёрдой уверенностью убить все опухолевые клетки. Живо представив себе эту картину, улыбнулся", — рассказал Павленко.

О подготовке хирургов

Отдельный подкаст онколог посвятил подготовке квалифицированных кадров. Андрей размышлял о системе, о препятствиях, которые мешают готовить качественных хирургов. Павленко отметил юридические аспекты и системные проблемы.

"Система, конечно, виновата, и виновата сильно, потому что по большому счёту ничего не изменилось со времён Советского Союза в преподавании и в программе. Но кроме этого не изменилось и влияние государства на то, как мотивировать людей и учить. Должна быть соответствующая оплата, отбор кадров, не каждый способен стать ментором, это большая проблема Нет мотивации у молодых преподавателей доносить свои хорошие мысли, они, как правило, занимаются одним — как прокормить себя, как прокормить семью. Преподаватели не должны этим заниматься. Они (власти — ред.) должны понимать, что, преподавая в высшей медицинской школе, леча больных, врачи должны зарабатывать соответствующие образом", — высказал свою точку зрения хирург.

Андрей Павленко боролся с раком желудка с 2018 года. В воскресенье, 5 января, 41-летний врач Умер 41-летний онколог Андрей Павленко, который вёл блог о своей борьбе с раком

После смерти хирурга создан грант для журналистов и документалистов

Андрей Павленко написал пост, в котором попросил поддерживать его семью

Как выглядит реальная картина заболеваемости, лечения и выживания при раке? Что важно знать пациентам, их близким и всем нам, чтобы адекватно воспринимать болезнь? Об этом мы поговорили с руководителем отдела Национального медицинского исследовательского центра им. Дмитрия Рогачева, членом правления Российского общества клинической онкологии (RUSSCO), доктором медицинских наук Николаем Жуковым.

- Простой ответ на этот вопрос невозможен. Если пациент пережил 5-летний срок и продолжает жить, это может свидетельствовать, что он излечен. А может быть и так, что он прожил эти 5 лет с болезнью. Много нюансов. Но в целом в нашей стране более 50% онкологических больных имеют шанс на излечение или длительный контроль заболевания на фоне проводимого лечения.

- Андрей Павленко в одном из ранних интервью говорил, что шансы на 5-летнюю выживаемость у него будут 50%, если сработает химиотерапия.

Увы, получилось, что он попал в несчастливый процент. Мне очень его жаль, он был одним из немногих людей в России , кто смог вынести свою болезнь в публичную плоскость. И старался делать это в позитивном ключе – давая надежду другим больным, а не отбирая ее. Несмотря на неблагоприятный исход в его конкретном случае, что является личной трагедией его и его семьи, это не должно быть поводом для того, чтобы остальные опустили руки.

Это было бы как минимум нечестно по отношению к человеку, который сделал все, чтобы получилось наоборот. Если посмотреть здравым взглядом, его смерть ничуть не перечеркивает тот сигнал, который он хотел донести до общества.

ВЫЖИВШИХ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ, НО МЫ О НИХ НЕ ЗНАЕМ

- Многие сейчас, будучи в отчаянии, пишут в соцсетях, что опускаются руки, если не смог вылечиться доктор Павленко, то у нас, простых смертных, и подавно шансов нет. Что вы, как врач-онколог, сказали бы таким людям?

- Прежде всего хочу сказать, что у врачей-онкологов нет какого-то тайного лечения, которое они приберегли только для себя. Мы такие же люди, как и вы. У нас развивается такой же рак, его иногда так же бывает сложно выявить рано. Мы получаем такое же лечение (чуть лучше или чуть хуже – но в целом такое же, как и обычные люди). И столкнувшись с болезнью, которую ранее лечили у других, стоим перед таким же бинарным выбором – удастся вылечить или нет, умрем или будем жить. И точно так же, как у обычных людей, это зависит от правильности диагноза, лечения, стадии, вида опухоли и еще от судьбы (или господа бога, как кому хочется думать).

Так что для начала неплохо было бы поговорить о тех, кто вылечился. Таких немало, в том числе среди публичных людей. Жаль только, что в нашей стране в силу особенностей менталитета известные личности редко рассказывают о болезнях, от которых они вылечились. Я знаю очень многих публичных людей, победивших рак или успешно борющихся с ним многие годы. Но, поверьте, мне пришлось лезть в интернет, чтобы найти тех, кто отважился сообщить об этом публично (в силу закона о защите персональных данных я не могу разглашать известные мне сведения о пациентах). Увы, если известный человек погибает от рака, то об этом становится известно всем, но если он выздоравливает, то… Об этом сообщают единицы. Более того, даже если так происходит, об этом в отличие от смертей быстро забывают.

Если вернуться к статистике, то чуть больше 5 лет назад в нашей стране было около 2 миллионов пациентов, излеченных от рака или успешно борющихся с ним. А сейчас — почти 3,5 млн. Добавившиеся полтора миллиона — это не страшный скачок заболеваемости (заболеваемость увеличилась, но гораздо меньше). Это те, кому удалось сохранить жизнь за счет лечения. Их становится все больше. Растущее количество таких пациентов убедительный показатель того, что увеличивается эффективность лечения рака. Все больше людей остается в живых, столкнувшись с онкологическими заболеваниями.

- Есть такое представление: если у человека был рак и лечение оказалось успешным, то все равно нужно быть начеку до конца жизни. Потому что рак это некая поломка в организме, которая непоправима. Действительно так?

- На самом деле все мы должны быть начеку. Потенциально у каждого из нас в любой момент что-то может сломаться. Поэтому и существуют, например, различные виды онкологического скрининга. То есть регулярные обследования, проводимые у людей, не имеющих симптомов заболевания, с целью раннего выявления опухолей. Есть такие обследования и для тех, кто уже столкнулся с онкологическим диагнозом и был успешно пролечен.


Николай Владимирович Жуков. Фото: raklechitsya.ru

РЕАЛЬНО ЛИ ПОЙМАТЬ БОЛЕЗНЬ НА РАННЕЙ СТАДИИ

- Доктор Павленко говорил, что его опухоль развивалась под слизистой оболочкой желудка. Поэтому на ранних стадиях ее нельзя было обнаружить с помощью гастроскопии. Насколько вообще эффективна сейчас ранняя диагностика рака?

Да, у многих больных однозначные симптомы болезни появляются только тогда, когда опухоль уже достигает больших размеров или дает отдаленные метастазы. Однако, как показывают исследования, очень многие больные, самостоятельно обратившиеся к врачу по поводу симптомов, имели рак на ранних стадиях. Так что знания и активная позиция могут сохранить жизнь.

Да, идеальных вариантов ранней диагностики рака пока нет. Утверждать обратное было бы неправдой. Но и те, что есть, могут спасать жизни. Знание симптомов и своевременное обращение к врачу, прохождение доступных видов скрининга не сведет ваш шанс на неблагоприятный исход к нулю, но снизит его точно. А дальше – см. выше, главное сделать правильно все, что зависит от тебя, а остальное уже судьба. Но если просто положиться на судьбу (будь, что будет), то и шансов будет меньше.

ВОПРОС-РЕБРОМ

Четвертая стадия — приговор или нет?

- Здесь мы снова возвращаемся к вопросу о шансах того или иного пациента, которые зависят от особенностей его опухоли, - говорит Николай Жуков . - Есть виды онкологических заболеваний, при которых мы можем излечить или как минимум серьезно продлить жизнь пациентам с 4-й стадией рака. Более того, во втором случае человек может долго жить с болезнью, в том числе дожить до появления препаратов, которые еще больше продлят его жизнь или даже излечат. И примеров тому немало.

СОВЕТЫ ДОКТОРА ЖУКОВА

1. Важно знать о симптомах, которые могут сигналить об опухоли.

Подчеркнем: вовсе не обязательно, что они говорят о раке. Но это повод обязательно обратиться к врачу и пройти обследование. Вот список некоторых симптомов, на которые нужно обращать внимание, составленный международными экспертами.

- Появление припухлости, узлов и других новообразований на любых участках тела.

- Кашель, изменение голоса, осиплость, одышка, не проходящие более 3 недель.

- Появление крови в мокроте, моче, стуле, в перерыве между менструациями или после менопаузы.

- Ранки и повреждения на коже и слизистых, которые не заживают более 3 недель.

- Новые родинки или изменения старых (потемнение, деформация, рост).

- Нарушения работы кишечника (запоры, диарея) или мочевого пузыря.

2. Не ленитесь и не бойтесь идти к врачу.

3. Помните: есть этап, когда от самого пациента зависит больше, чем от врача.

Речь об образе жизни для профилактики рака: отказ от курения, избавление от лишнего веса, защита от ультрафиолетового излучения. Кто бы что ни говорил, многочисленные исследования однозначно подтверждают: люди, не заботящиеся о своем здоровье, заболевают раком чаще.

ПЕРСПЕКТИВЫ

В каких направлениях борьбы против рака врачи ожидают прорывов

- Во-первых, это индивидуализация лечения, - рассказывает Николай Жуков. - Уже существует очень большое количество лекарств. Вызов для онкологов заключается в том, чтобы правильно подбирать препараты, достоверно прогнозируя ответ опухоли на лечение. Для этого сейчас изучается и начинает применяться все больше показателей, характеризующих индивидуальные особенности организма пациента и его опухоли. На уровне генов, белков, различных особенностей метаболизма.

В-третьих, совершенствование и отладка уже имеющихся вариантов лечения. Например, продолжит развиваться иммунотерапия. Эта технология выстрелила, совершила буквально революцию в лечении ряда видов рака. Сейчас иммунотерапия вышла на плато, новых прорывов в этой области нет, но то, что достигнуто, начинает входить в широкую практику и помогать все большему количеству пациентов.

Много лет назад Чарли - широко известный ортопед и мой учитель - обнаружил образование у себя в животе. Обследование показало, что это образование - рак поджелудочной железы. Хирург, который обследовал Чарли, был одним из лучших в стране, мало того, он был автором уникальной методики при раке поджелудочной железы, утраивающей пятилетнюю выживаемость (с 5% до 15%), хотя и при низком качестве жизни.


Но Чарли всё это было неинтересно. Он выписался домой, закрыл свою практику, и оставшиеся несколько месяцев своей жизни провёл с семьёй. Он отказался от химиотерапии, от облучения, от оперативного лечения. Страховой компании не пришлось сильно на него потратиться.

Доктора тоже умирают, данный факт почему-то редко обсуждается. Кроме того, доктора умирают не так, как большинство американцев - медики, в отличие от всех остальных, гораздо меньше пользуются услугами медицины. Всю жизнь врачи борются со смертью, спасая от неё своих пациентов, но встречаясь со смертью сами, они часто предпочитают уйти из жизни без сопротивления. Они, в отличие от остальных людей, знают, как проходит лечение, знают возможности и слабости медицины.

Врачи, конечно, не хотят умирать, они хотят жить. Но они больше других знают о смерти в больнице, знают то, чего боятся все - умирать придётся в одиночестве, умирать придётся в страданиях. Врачи часто просят родственников, чтобы, когда придёт время, никаких героических мер по спасению не предпринимали. Врачи не хотят, чтобы в последние секунды их жизни кто-то ломал им рёбра, проводя сердечно-лёгочную реанимацию.

Большинство медиков за свою карьеру часто встречаются с бессмысленным лечением, когда для продления жизни умирающих используются последние достижения медицины. Больные умирают, изрезанные скальпелями хирургов, подключёнными к различной аппаратуре, с трубками во всех отверстиях организма, накачанные различными препаратами.

Цена такого лечения составляет иногда десятки тысяч долларов в день, и за такую огромную сумму покупается несколько дней ужаснейшего существования, какого не пожелаешь и террористу. Я уж не помню, сколько раз и сколько врачей говорили мне разными словами одно и то же: "обещай мне, что если я окажусь в таком состоянии, ты позволишь мне умереть". Многие медики носят специальные медальоны со словами "не реанимировать", некоторые даже делают татуировки "не реанимировать".

Как мы дошли до такого - медики оказывают помощь, от которой на месте больных бы отказались? Ответ с одной стороны прост, с другой сложен: больные, врачи и система.

Какую роль играют больные? Представьте себе ситуацию - человек теряет сознание, его кладут в больницу. В большинстве случаев родственники к этому не готовы, перед ними стоят трудные вопросы, они растеряны, они не знают, что делать. Когда врачи спрашивают родственников, надо ли делать "всё", ответ, конечно - "делайте всё", хотя на самом деле обычно имеется в виду "делайте всё, что имеет смысл", а врачи, естественно будут делать всё, что в их силах - неважно, разумно это или нет. Такой сценарий встречается очень часто.

Дополнительно осложняет ситуацию малореалистические ожидания. Люди слишком много ожидают от медицины. Например, немедики обычно считают, что сердечно-лёгочная реанимация часто спасает жизнь больному. Я лечил сотни больных после сердечно-лёгочной реанимации, из них только один вышел своими ногами из больницы, при этом сердце у него было здоровое, а остановка кровообращения у него произошла из-за пневмоторакса. Если сердечно-лёгочная реанимация проводится пожилому тяжелоболеющему пациенту, успех такой реанимации стремится к нулю, а страдания больного в 100% случаев ужасны.

Роль докторов также невозможно преувеличить. Как объяснить рыдающим родственникам больного, которых впервые видишь, что лечение не принесёт пользы? Многие родственники в таких случаях думают, что врач экономит деньги больницы или ему просто не хочется возиться с трудным случаем.

Иногда в происходящем не виноваты ни родственники, ни врачи, достаточно часто больные становятся жертвами системы здравоохранения, которая поощряет избыточное лечение. Многие доктора боятся судебных исков и делают всё возможное, чтобы избежать проблем. И даже, если все необходимые подготовительные меры были предприняты, система всё равно может поглотить человека. У меня был пациент по имени Джек, ему исполнилось 78 лет, и за последние годы своей жизни он перенёс 15 больших операций.

Он сказал мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах не хотел бы быть подключённым к аппаратуре, поддерживающей жизнедеятельность. Однажды в субботу у него произошёл массивный инсульт, в бессознательном состоянии его доставили в больницу. Жены Джека рядом не было. Джека реанимировали и подключили к аппаратуре. Кошмарный сон стал явью.

Я приехал в больницу и принял участие в его лечении, я позвонил его жене, я привёз с собой его амбулаторную историю болезни, где были записаны его слова насчёт поддержания жизнедеятельности. Я отключил Джека от аппарата и оставался с ним, пока он не умер через два часа. Несмотря на задокументированную волю, Джек умер не так, как хотел - вмешалась система. Мало того - одна из медицинских сестёр написала на меня жалобу властям, чтобы они расследовали отключение Джека от аппаратуры жизнеобеспечения, как возможное убийство.

Из этого обвинения, конечно, ничего не вышло, так как желание пациента было достоверно задокументировано, однако полицейское расследование может запугать любого врача. Я мог бы пойти более лёгким путём, оставить Джека подключённым к аппаратуре и продлить его жизнь и его страдания на несколько недель. Я бы даже получил за это немного денег, правда, при этом расходы Медикэйр (страховой компании) увеличились бы примерно на полмиллиона долларов. В целом, неудивительно, что многие доктора предпочитают принять менее проблематичное для них решение.

Но доктора не позволяют применять такой подход к себе. Почти все хотят умереть мирно дома, а с болью научились справляться и вне больницы. Система хосписов помогает людям умереть с комфортом и достоинством, без ненужных героическо-бесполезных медицинских процедур. Как ни удивительно, исследования показывают, что больные в хосписе часто живут дольше, чем пациенты с аналогичными заболеваниями, которых активно лечат.

Несколько лет назад, мой старший двоюродный брат Торш (Torch - факел, фонарь) - он родился в домашних условиях, и роды принимали при свете ручного фонаря - так вот у Торша случились судороги, обследование показало, что у него рак лёгкого с метастазами в мозг. Мы с ним посетили нескольких специалистов, их вывод был такой - при аггрессивном лечении, которое бы включало посещение больницы 3-5 раз в неделю для введения химиотерапии, он мог бы прожить ещё четыре месяца. Мой брат решил отказаться от лечения и только принимал препараты от отёка мозга. Он переехал ко мне.

Следующие восемь месяцев мы провели вместе, как когда-то в детстве. Мы съездили в Диснейленд - он там ни разу не был. Мы гуляли. Торш любил спорт, он с удовольствием смотрел спортивные передачи. Он ел мою стряпню и даже набрал немного веса, потому что ел свои любимые блюда, а не больничную пищу. От боли он не страдал, настроение у него было хорошее. Однажды утром он не проснулся. Три дня он оставался в коме, больше похожей на сон, а потом умер. Его медицинский счёт за восемь месяцев составил двадцать долларов - цена препарата от отёка мозга.

Торш не был врачом, но понимал, что важно не только продолжительность жизни, но и её качество. Разве большинство людей с этим не согласны? Качественная медицинская помощь умирающему должна быть такой - дать больному умереть с достоинством. Что касается меня, мой врач уже знает мою волю: никаких героических мер предпринято быть не должно, и я как можно тише уйду в эту спокойную ночь.

Высказывания хирурга-онколога, от которых волосы встают дыбом

Его зовут Марти Макарей, и он хирург-онколог. Читая его высказывания, важно помнить, что это практикующий врач, работающий в системе и верящий в неё. Это делает его высказывания ещё более шокирующими:

· Каждому четвёртому пациенту стационара причиняется вред из-за врачебных ошибок.
· Одного кардиолога уволили из-за его утверждения о том, что 25% электрокардиограмм неправильно интерпретируются.
· Прибыль врача зависит от количества проведённых им операций.
· Почти половина методов лечения ни на чём не основаны. Другими словами, почти половина методов лечения не основываются на каких-либо значимых и подтверждённых результатах исследованиях.
· В более чем 30% медицинских услуг нет необходимости.
· Я знаю случаи, когда пациентам намеренно не сообщали о максимально бескровном методе операции для того, чтобы врач имел возможность полноценно попрактиковаться. При этом врач надеялся, что пациент ничего не узнает.
· Врачебные ошибки находятся на пятом-шестом месте среди причин смертности, точная цифра зависит от способов подсчёта.
· Задача врача - предложить пациенту хоть что-нибудь, даже если врач уже ничем не может помочь. Это финансовый стимул. Врачам нужно платить за оборудование, купленное в кредит. Иначе говоря, у нас дорогое оборудование, и чтобы платить за него, им надо пользоваться.

Коллега доктора Макарея по госпиталю - Барбара Старфилд. Она раскрыла общественности следующие факты:

· Ежегодно от результатов прямого врачебного вмешательства умирают 225 тысяч пациентов.
· Сто шесть тысяч из них умирают в результате употребления официально одобренных лекарств.
· Остальные 119 тысяч - жертвы ненадлежащего медицинского ухода. Это ставит медицинское вмешательство на третье место среди причин смертности.


В интервью Царьграду врач-онколог, главный врач Европейской клиники Андрей Пылев рассказал о том, нужно ли здоровым людям обследоваться на рак с помощью скрининга, может ли развиться онкология от страха её появления, как перестать бояться рака и какие люди больше всего склонны к канцерофобии

Царьград: Нобелевский лауреат по химии Томас Линдел выступил с критикой утверждения, согласно которому рак вызывают радиация, солнечный ультрафиолет или канцерогенная пища, и рассказал об исследовании агрессивных форм кислорода и воды. Он утверждает, что наука пока бессильна перед раком. Что вы об этом думаете?

Андрей Пылев: Спорное утверждение, но в то же время его нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Пока достаточно неплохо всё развивается, как пойдёт дальше – сложно понять.

Ц.: В последнее время, может, в связи с заболеваниями звёздных людей, пресса создала ажиотаж вокруг этой темы. Он не вызовет всплеска ненужных обследований со стороны людей, которые не очень в этом разбираются?

А. П.: Здесь есть несколько факторов, которым надо уделить внимание. Первое – это зачастую абсолютно некомпетентные, уводящие вообще не в ту сторону комментарии прессы, которая вроде как старается помочь наладить что-то, а получается только хуже. Второй момент – это огромное количество людей-канцерофобов, которые сами себе назначают кучу ненужных диагностических процедур. И третье – это недобросовестные частные клиники, которые паразитируют, с одной стороны, на информационной шумихе, с другой стороны, на человеческом невежестве и проводят абсолютно ненужные, неоправданные, не дающие никаких преимуществ скрининговые обследования, очень дорогие. Эта проблема действительно есть.

Ц.: Насколько полезны скрининговые обследования сами по себе?


Фото: Billion Photos / Shutterstock.com

А. П.: Скрининговое обследование – и это сейчас достаточно неплохо изученный вопрос – показано при определённом типе опухоли у определённой группы пациентов с определёнными факторами риска. Совсем небольшое количество нозологий действительно скринингуются. Но сейчас проводят скрининг по поводу всех онкологических заболеваний, например, скрининг опухолей головного мозга – это как-то странно и совершенно нелогично.

Конечно, если мы говорим о вреде скрининга, этот вред только эмоциональный и экономический. От лишнего УЗИ и сданной кучи анализов человеку плохо не будет. Но с другой стороны, и та информация, которую мы от этого получаем, зачастую не отвечает на вопросы. Человек, который сдаёт все существующие маркёры и видит, что один из этих маркёров превышает норму на десять процентов, делает вывод, что у него рак, немедленно бежит оформлять завещание и делать кучу ненужных инвазивных и иногда даже опасных диагностических процедур. Но самое главное, что человек действительно уверен, по крайней мере какой-то период времени, что он болен. А это совершенно неправильно.

Ц.: Есть мнение, что человек, который ищет рак, рано или поздно его найдёт. То есть можно себя настроить на это.

А. П.: Это не совсем так. Я, скорее, склонен разделять теорию, что если бы человек не умирал от других проблем, он в обязательном порядке, пусть через 100, пусть через 150 лет, до того или иного рака обязательно бы дожил. Настроить себя на рак – это чушь полная. Стресс, конечно, является одним из важных и доказанных факторов, увеличивающих риски, но настроить себя на рак, слава Богу, невозможно.

Ц.: Что делать канцерофобам, людям, которые каждую неделю-две находят у себя все признаки рака?

А. П.: Канцерофобам надо работать не с онкологом, а с психологом, в первую очередь.

Ц.: У нас это хорошо развито?

А. П.: Это не хорошо развито, но развивается. Объективно ситуация меняется в лучшую сторону, и всё больше и больше появляется опций получить качественную психологическую помощь – как для онкологических пациентов, так и для родственников, и для канцерофобов. Это действительно так. Опять же, здесь всё зависит от чистоплотности врача, потому что для той же коммерческой медицины, наверное, нет более привлекательного пациента, чем канцерофоб.

Ко мне периодически приходят пациенты, которые требуют немедленно сделать ту или иную процедуру. Я прекрасно помню пациента, который ходил ко мне с интервалами раз в несколько дней в течение нескольких месяцев. Абсолютно нормальный, социально успешный человек, но который был уверен, что у него рак печени, он просил сделать биопсию. Казалось бы, человек приходит, сам обращается, но задача врача – именно переубеждать, объяснять, что этого делать не нужно. При этом, естественно, соблюдать все принципы для онкологии, стараясь пациента не обидеть. На самом деле, не нужно делать то или иное диагностическое обследование только потому, что пациент этого хочет, если на эту процедуру нет показаний.

Ц.: Вы можете дать несколько советов для канцерофобов?

А. П.: Нет, здесь не надо давать советы. Такими пациентами должен в первую очередь заниматься психолог, онколог – во вторую очередь. Опять же, человек может бояться рака не из-за канцерофобии, а по каким-то объективным причинам. То есть мы должны всегда вникнуть в ситуацию и понять, не лежит ли за этой, как нам кажется, канцерофобией реальная проблема.

Ц.: В вашей практике были пациенты, которые, начитавшись статей в интернете, пришли с мнением, что у них есть рак, и действительно его находили?

А. П.: У меня были крайне мнительные пациенты, которые были уверены, что у них есть рак, и они избыточно регулярно проводили какие-то обследования. Одна из пациенток действительно обнаружила у себя таким образом рак молочной железы на ранней стадии.

Но по поводу скрининговых программ надо понимать, что этот вопрос достаточно серьёзно изучают. Есть серьёзные исследования, в каком случае скрининг действительно целесообразен, в каком случае он даёт ложно положительный результат, а в каком – ложно отрицательный, какой их процент. Далеко не при всех нозологиях скрининг уместен. Сейчас фактически мы говорим о скрининге в ряде случаев простаты, рака молочной железы. Для выявления рака толстой кишки возможна колоноскопия у людей старше сорока лет. Скрининг меланомы безусловно нужен определённой группе пациентов. Но опять же, это не должен быть тотальный скрининг. Скрининг рака желудка ни в одной стране мира не проводится у всей популяции, это абсолютно неразумно.


Фото: Image Point Fr / Shutterstock.com

Основная задача – проводить скрининговые обследования у определённых групп риска по тем или иным заболеваниям. Понятно, что если у человека, например, вирусный гепатит в анамнезе, и он длительное время с ним живёт, уже годы и десятилетия, то у него на порядки выше вероятность возникновения первичного рака печени, чем у условно здорового пациента. Поэтому таких больных надо более детально обследовать.

Ц.: Не является ли преувеличением, что нездоровый образ жизни вызывает рак? Есть же много пациентов, которые ведут здоровый образ жизни – и спортом занимаются, и правильно питаются – и всё равно заболевают?

А. П.: То, что рак возникает и у людей, ведущих здоровый образ жизни, совсем не значит, что нездоровый образ жизни никак не влияет на возникновение рака. Просто очень много разных факторов, которые приводят к развитию опухоли. И фактор внешнего воздействия – это определённый процент, достаточно небольшой, от всех причин. Поэтому, безусловно, если мы уберём такие очевидные вещи, как курение, злоупотребление алкоголем, нахождение под прямыми солнечными лучами без защитного крема, неправильное питание с избыточным количеством красного мяса или какого-то химически обработанного мяса, копчёного мяса, все эти факторы, которые мы знаем, – то, конечно, мы минимизируем риски по определённым типам опухолей. Точнее, несколько уменьшим. Но все остальные факторы, безусловно, останутся.

Ц.: По сравнению со статистикой, например, 50-летней давности, рака стало больше или его стали чаще диагностировать?

А. П.: Да, статистика пятидесятилетней давности была достаточно неполна и неточна, и мы действительно не имеем представления, сколько пациентов умирали от рака 50 лет назад и какие виды рака доминировали. Сейчас она более точная и полная.

В целом нельзя сказать, что речь идёт о какой-то эпидемии. Во-первых, об этом стали больше говорить. Во-вторых, улучшилась диагностика. Та же самая ранняя диагностика, выявление ряда заболеваний на ранней стадии, что несколько увеличивает общую цифру заболеваемости за счёт впервые выявленных больных. Но глобально улучшаются и результаты выживаемости этих пациентов, потому что чем раньше их начинают лечить, тем дольше они живут. В целом, какие-то заболевания несколько растут по статистике заболеваемости, какие-то уменьшаются. Но глобально мы примерно в той же поре находимся. Может быть, с небольшой тенденцией к росту.

Ц.: Среди врачей-онкологов есть канцерофобы?

А. П.: Да, конечно. Нет больших канцерофобов, чем врачи-онкологи. Потому что мы это видим изнутри. И это абсолютно повсеместное явление. Более того, именно в той области, в которой врач работает, он у себя и находит какие-то признаки заболевания. Например, я знаю доктора, который долгое время занимался опухолями головы и шеи, при этом подозревал у себя именно эту патологию. Другой доктор, занимаясь опухолями печени, долгое время был уверен, что у него рак печени. И так далее. Это такая повсеместная история, но, слава богу, доктора – достаточно рациональные люди. И врачу всё-таки объективно несколько проще пройти обследование и убедиться, что у него нет онкопатологии.

Ц.: Они включают голову или к психологам обращаются?

А. П.: Доктора знают все необходимые алгоритмы, что нужно делать при появлении тех или иных жалоб. Поэтому, как правило, действуют достаточно рационально. Просто проводят ряд необходимых диагностических процедур и исключают или, не дай Бог, подтверждают этот диагноз. Такое тоже случается.

Читайте также: