К онкологу в 19 лет

Онкологические больные входят в группу повышенного риска в условиях эпидемии COVID-19. Как показали наблюдения, у таких пациентов выше угроза развития тяжелых осложнений, поясняют врачи. Однако важно соотносить опасность от заражения коронавирусом и вероятность прогрессирования рака, подчеркивают онкологи.

- Если человек находится в ремиссии на протяжении нескольких лет, то может быть целесообразно на определенный период времени отложить проверку, если вас ничего не беспокоит, - пояснил в специальном Интернет-эфире для онкобольныхиглавный онколог Минздрава России , руководитель Национального медицинского исследовательского центра (НМИЦ) радиологии академик РАН Андрей Каприн. - Вы можете обратиться в наш центр и описать симптомы. Если мы увидим что-то тревожное, то проведем обследование без нарушения эпидемиологического режима.

ВАЖНО

С 27 марта заработала круглосуточная бесплатная горячая линия для онкопациентов, их родных и близких. 30 специалистов Московского онкологического института имени П.А. Герцена в режиме реального времени отвечают на все вопросы, связанные с диагностикой и лечением злокачественных заболеваний в период эпидемии коронавируса.

Горячая линия создана при поддержке Минздрава России, сообщают в Институте им. Герцена. Номер для звонков: 8 800 444 31 02.

- Чаще всего нас спрашивают, можно ли прерывать назначенное онколечение во время эпидемии, будет ли достаточно выписанных лекарств для химиотерапии, что делать, если все же появились симптомы ОРВИ - продолжать лечение или нет, - рассказывает академик РАН Андрей Каприн. - Людей также интересует, что делать, если в клинике по месту жительства закрыли отделение или вообще отказывают в помощи онкобольным. Мы стараемся помочь каждому обратившемуся и буквально в индивидуальном порядке разрешать вопросы наших пациентов. Хочу еще раз обратиться ко всем пациентам: не волнуйтесь! НМИЦ радиологии и его филиалы продолжают работу в штатном режиме и мы поможем всем обратившимся к нам без исключения. Призываю вас не поддаваться панике и доверять только официальным источникам информации.

Телефон кол-центра, где вы можете проверить свою запись или записаться на прием: 8 495 150 11 22.

О ПЕРЕПРОФИЛИРОВАНИИ КОЕК ПОД СOVID-19

Председатель правительства Михаил Мишустин подписал распоряжение о передаче части коечного фонда медицинских учреждений для создания необходимого резерва размещения пациентов с COVID-19. В рамках этой работы НМИЦ радиологии готовится к перепрофилированию части помещений в своих филиалах - НИИ урологии и интервенционной радиологии имени Н. Лопаткина в Москве и в МРНЦ имени А.Ф. Цыба в Обнинске .

- В НИИ урологии будет развёрнуто отделение на 160 мест для лечения пациентов с диагнозом коронавирус, - сообщил Андрей Каприн.

Ещё один филиал НМИЦ радиологии - МРНЦ им. А. Ф. Цыба включён в резерв для возможного перепрофилирования поликлинического отделения для лечения пациентов с COVID -19.

КОММЕНТАРИЙ МИНЗДРАВА

Онколог Александр Жуковец: На начальных этапах развития рака анализы крови могут быть прекрасные.

Фото: Павел МАРТИНЧИК

В сентябре в Беларуси прошла акция, во время которой любой мог обратиться к специалистам для обследования, чтобы исключить у себя рак кожи головы, полости рта и шеи. По заболеваемости опухолями головы и шеи наша страна входит в топ-5 в мире. А это опухоли кожи, губы, слизистой оболочки полости рта, языка, рото- и носоглотки, гортани, слюнных желез, щитовидной железы…

- Александр Геннадьевич, какие самые агрессивные опухоли головы и шеи?

- Наиболее агрессивно протекают опухоли рото- и носоглотки, эти опухоли очень рано метастазируют. Опухоль может быть маленькой, и пациент нередко впервые обращается, когда у него уже увеличились лимфатические узлы. Это значит, что уже появились метастазы. К сожалению, при любых злокачественных опухолях нет явных симптомов. Когда опухоли небольшие - они не болят.

- Курение – главный фактор развития рака в области головы и шеи. А в сочетании с алкоголем – это гремучая смесь, риски развития болезни при этом повышаются в разы.

Фото: Павел МАРТИНЧИК

Если появляются боли - это уже, как правило, не первая стадия опухоли. Специфических ранних симптомов злокачественных опухолей головы и шеи не существует. Когда опухоль развивается - начинаются боли, поперхивания, неприятные ощущения при глотании, бывают небольшие периодические кровотечения из носа - но все эти признаки чаще всего возникают и при состояниях, которые не имеют отношения к опухолям. Это или воспалительные процессы, или бактериальная инфекция, или еще что-то. И это затрудняет раннюю диагностику.

- А нельзя по анализу крови сказать, что в организме растет опухоль?

- Нет, к сожалению, по анализу крови поставить такой диагноз невозможно. Обычно анализ крови ухудшается, когда опухолевый процесс уже достаточно распространен. А на начальных этапах развития рака анализы крови могут быть прекрасные, и человек может себя какое-то время замечательно чувствовать.

- Врачи пугают поздней диагностикой, но как тогда распознать опухоль на раннем этапе?

- Да, поздняя диагностика - это когда опухоль уже достигла трех-четырех сантиметров,и распространяется, например, на лимфатические узлы.

- Это уже четвертая стадия?

- Стадирование в онкологии - довольно сложная вещь. Учитывается и местная распространенность, и наличие метастазов в лимфатических узлах на шее, наличие метастазов в других органах. Если в других органах есть метастазы - это сразу четвертая стадия, независимо от того, какого размера первичная опухоль. Если метастазы только в регионарных лимфатических узлах - обычно это третья стадия.

- Человек может ходить с метастазами в органах и не знать об этом?

- До поры до времени, пока они маленькие и его не беспокоят. И это характерно не только для опухолей головы-шеи, но и для рака других органов.

- Неужели состояние никак себя не обнаруживает? Боли в суставах, ночное потение - да что угодно…

- Нет, к сожалению, эти состояния ничем конкретным внешне не проявляются, в том-то и дело. Да, когда опухоль достигает больших размеров и начинает сдавливать органы, нарушать дыхание, глотание, изъязвляться - человек поймет, что то-то не так. Но, к сожалению, это уже поздние симптомы, и говорить о том, что человека в таком состоянии можно всегда вылечить, уже не приходится. Чаще речь идет о продлении жизни и некотором улучшении ее качества.

- На что тогда обращать внимание?

- На все симптомы, которые встречаются при воспалительных, хронических процессах в организме. Те же синуситы, ведь рак верхней челюстной пазухи встречается гораздо реже. В первую очередь не стоит заниматься самолечением, нужно обратиться к специалисту. Не бежать сразу к онкологу, в большинстве случаев там рака не будет, а к врачу по направлению: лору, терапевту, стоматологу. Потому что все равно синусит, тонзиллит или стоматит будет лечить не онколог.

Надо обращаться к узкому специалисту - к стоматологу, челюстно-лицевому хирургу, терапевту, лор-врачу. Чтобы они в первую очередь исключили патологию, которая встречается гораздо чаще, чем рак, и которую лечит этот специалист. Другое дело, если он заметит, что там что-то не вписывается в обычную клиническую картину неопухолевой патологии - тогда он направит на консультацию к онкологу.

- Как изменить ситуацию с подготовкой врачей, которые порой не замечают раковую опухоль? Знаю случай, когда человек три года ходил с незаживающей болячкой в носу - то к лорам, то к онкологам, ее даже вырезали лазером в госпитале, но никто почему-то не сказал ему, что это рак. Пока опухоль не вымахала сантиметров до пяти.

- Наша кафедра периодически проводит курсы повышения квалификации по опухолям головы-шеи для врачей, активно принимает участие в семинарах, организуемых РНПЦ онкологии и медицинской радиологии им. Н.Н. Александрова. Но есть и обратные ситуации. Акция голова-шея идет - на нее приходят многие, кто с чем: голова побаливает - тоже идут. Онколог отправляет к неврологу или психологу. Ситуация двоякая получается.

- Поучается, акция проводится для тех, у кого где-то что-то уже выросло?

- Нет, акция проводится для того, чтобы заинтересовать проблемой людей, СМИ, госструктуры. Акция не подразумевает полное обследование, да, человека осмотрят, но главная цель - привлечь внимание людей к состоянию своего здоровья и росту опухолей головы-шеи, разъяснить, на какие признаки необходимо особенно обращать внимание. Чтобы у людей формировалось определенное отношение к своему здоровью.

Вы говорите, 5 лет не замечали, а иногда приходят те, у кого действительно ничего нет, а они по 20 раз всех врачей обойдут и все ищут у себя рак. А вот те, у кого он есть - их часто из дома не выгнать. Обычно на все медицинские акции хорошо откликаются женщины. Мужчин не вытащить…

А между тем, если говорить об опухолях головы и шеи, заболеваемость у мужчин в несколько раз выше, чем у женщин. Если посмотреть на соседние страны, то у нас заболеваемость женщин этими опухолями ниже - там курят больше. А по заболеваемости мужчин мы выходим в лидеры.

- Когда мы вышли в лидеры? В советские годы?

- Отделения опухолей головы-шеи у нас всегда были заполнены. И контингент всегда примерно одинаковый. По-прежнему во всем мире самым главным фактором риска развития рака слизистой оболочки рта, гортани и ротоглотки остается курение. Чем более курящая страна - тем выше заболеваемость раком легкого и опухолями головы-шеи.

Потому что дым воздействует не только на легкое, но и оседает на слизистой оболочке рта, в носу и так далее. Чрезмерное употребление алкоголя - второй фактор по значимости во всех странах мира.

А в сочетании эти два фактора - гремучая смесь, риски развития рака возрастают в разы. Очень высокая заболеваемость в Бангладеш, они жуют курительные смеси, а они признаны сильнейшими канцерогенами. Это третий фактор по значимости. Четвертый - онкогенные штаммы вируса папилломы человека (ВПЧ 16 и 18 подтипа).

- У нас можно сдать такой анализ?

- Можно, но инфицирование ВПЧ - не ведущий фактор возникновения рака. При нормальном функционировании иммунитета вирус уничтожается организмом без специального лечения. При длительном нахождении ВПЧ в слизистой оболочке создаются предпосылки для развития рака и некоторой предопухолевой патологии. Предполагается, что вирус папилломы человека ответственен за 25 - 35% случаев рака полости рта и ротоглотки.

- Папилломы на шее и коже - это тоже они?

- Нет, я говорю про папилломы слизистых оболочек, у них риск развития рака гораздо выше. Это папилломы в гортани, носоглотке, слизистой оболочке рта - их нужно вовремя выявлять и удалять. Сделать это можно на приеме у врача-отоларинголога, который может провести обследование с помощью эндоскопа или специальных зеркал. Такие факторы риска, как хроническая травма слизистой оболочки, например, кариозными зубами или требующими замены протезами, могут быть устранены врачом-стоматологом.

- Считается, что появление рака связано с поломкой внутри клеток. Как тогда получается, что нелеченые зубы, плохие коронки могут его спровоцировать? Известно ведь, что бактериальная инфекция к развитию рака отношения не имеет.

- Да, бактерий, которые вызывают рак слизистой оболочки рта, нет. Но что касается хронической травмы - а если человек дополнительно еще курит и пьет, - все это повышает риски развития рака. Важно, как питается человек, сколько ест фруктов и овощей. Малое их употребление нарушает нормализацию процессов ороговения слизистых.

Противораковой диеты нет, но, например, морковь, томаты, тыква, в которых содержатся каротиноиды, повышают сопротивляемость слизистой и ее восприимчивость к внешним раздражителям. Фактор питания имеет большое значение при снижении рисков рака не только головы-шеи, но и желудочно-кишечного тракта. Но ведущие факторы, спусковой крючок в возникновении болезни - все же курение и алкоголь.

- Как думаете, введение сухого закона снизило бы риски?

- Запреты никогда ничего не делали. Когда-то спиртное запрещали в США. И чем это закончилось? Особо ничем, процветала контрабанда - если человек чего-то хочет, он всегда найдет лазейку. Поэтому в первую очередь мы делаем ставку на работу с населением, объяснения, какие стереотипы поведения нужно менять.

В Америке мужчины стали курить меньше - рак легкого начал снижаться. Женщины эмансипируются, стали догонять мужчин, много курить - количество раков у слабого пола начало увеличиваться. К сожалению, некоторые люди, даже когда уже заболели и их начинают лечить, от своих вредных привычек так и не отказываются… Возникает больше побочных эффектов, само лечение проходит тяжелее, хуже переносится и, главное, результат хуже.

Не меняя своих привычек, человек даже получая лечение, порой не понимает, что канцерогенные факторы по-прежнему воздействуют на его слизистые оболочки. Нередко у таких пациентов развивается вторая, третья опухоль.

- Иногда приходят те, у кого действительно ничего нет, а они по 20 раз всех врачей обойдут и все ищут у себя рак.

Фото: Павел МАРТИНЧИК

Была на слизистой щеки - развилась в гортани или в легком. И тогда у такого пациента уже становятся виноваты врачи - не вылечили! Но это то же самое, когда в человека попала стрела, рану вокруг он лечит мазями, а саму стрелу не достает. И что от этого изменится? Толку точно будет немного. Нужно понять важную вещь: врачи лишь убирают проявления болезни, а как и сколько жить дальше - во многом это зависит уже от самого пациента и его настроения.

Александр Геннадьевич ЖУКОВЕЦ - кандидат медицинских наук, онколог-хирург высшей категории. Заведующий кафедрой онкологии БелМАПО. Член Белорусского общества онкологов, Международной федерации специалистов по опухолям головы и шеи (IFHNOS), Российского партнерства специалистов по опухолям головы и шеи (RPHNOS). Автор и соавтор более 300 научных публикаций, 16 инструкций по применению, 15 изобретений и патентов.

"Онкологические больные более восприимчивы к инфекциям из-за системного иммуносупрессивного состояния, вызванного злокачественными новообразованиями, а также противоопухолевой терапией, - пояснил Илья Тимофеев. - Известно, что многие виды лекарственного лечения, в частности, при химиотерапии, отрицательно влияют на функцию лейкоцитов, оказывая иммуносупрессивное действие. Выполненная хирургическая операция - еще один фактор риска развития инфекций. Следовательно, эти пациенты могут иметь повышенный риск тяжелого течения COVID-19 и, соответственно, худший прогноз".

Китайские ученые проанализировали течение болезни COVID-19 у онкологических пациентов. Результаты этого исследования опубликованы в журнале Lancet Oncology. "Из первых 1590 случаев коронавируса в Китае 18 (1 процент) пациентов имели злокачественные новообразования. Причем рак легкого был наиболее часто встречаемой опухолью (28 процент), - рассказал Илья Тимофеев. - Четыре пациента получили противоопухолевое лечение в течение последнего месяца до момента заражения, остальные были условно выздоровевшими после проведенного хирургического лечения. При сравнении с неонкологическими пациентами больные раком были старше, чаще курили, имели тахипноэ (учащенное и глубокое дыхание), более выраженные признаки изменений на КТ. Отличий по полу не было, равно как и по другим симптомам, сопутствующим заболеваниям, исходным изменениям на рентгенограммах".

Илья Тимофеев подчеркнул, что по данным китайских медиков, у онкологических больных отмечалась более высокая частота тяжелых событий (39 процентов), требующих нахождения в отделении интенсивной терапии, искусственной вентиляции легких или приведших к смерти, по сравнению с пациентами без рака (у таких - 8 процентов тяжелого течения). Кроме того, пациенты, которые получили химиотерапию или хирургическое вмешательство в прошлом месяце, имели численно более высокий риск (в 75 процентах случаев) клинически тяжелых событий, чем те, кто не получал химиотерапию или хирургическое вмешательство (43 процента).

Таким образом, исследователи делают вывод, что онкологические пациенты имеют более тяжелое течение болезни COVID-19, сопряженное с высоким риском развития осложнений, - отметил Илья Тимофеев. Он подчеркнул, как важно в условиях распространения коронавируса принимать особые меры предосторожности, чтобы снизить риск заражения, как самим больным с онкологическими заболеваниями, так и находящимися рядом членам семьи и ухаживающим за ними людям.

В Британии у онкологических пациентов с COVID-19 приостанавливают специфическую терапию и переносят назначенные хирургические вмешательства до момента излечения от инфекции.

"В нашем госпитале все специфическое лекарственное лечение у онкологических пациентов с COVID-19 приостанавливается, включая системную биологическую терапию и иммуносупрессивную химиотерапию. Лекарственное лечение возобновляется только когда пациент полностью здоров и тест на COVID-19 будет отрицательным. Также любые пациенты с подозрением на инфекцию не получают противоопухолевую терапию, пока не будет подтвержден отрицательный результат. Тестирование на коронавирус проводится собственным тестом ПЦР внутри клиники. Лаборатория обязана сообщить результат в течение 24 часов", - рассказала Оля О-Коннер", врач крупного британского госпиталя St George"s Hospital, Лондон, Великобритания. Также она сообщила, что противоопухолевое лекарственное лечение у бессимптомных пациентов продолжается в дневном стационаре или поликлиническом отделении, но если во время терапии обнаруживается, что у пациента есть симптомы (кашель, температура, затрудненное дыхание) коронавируса, то пациент изолируется, противоопухолевое лечение отменяется и выполняется анализ на COVID-19.

Илья Тимофеев считает, что нужно взвешивать риск-пользу от проведения противоопухолевой терапии в период коронавирусной инфекции: "Нельзя закрыть все отделения химиотерапии и ждать, когда эпидемиологическая обстановка станет лучше. Мы не знаем, как долго это продлится, а больным, например, метастатическим раком желудка или раком почки с плохим прогнозом ждать нельзя. Без лекарственной терапии они могут погибнуть через 3-5 месяцев. То есть для многих онкологических пациентов риск смерти от рака будет выше потенциального риска смерти от вируса".

— Многие специалисты высказываются о том, что коронавирусная инфекция COVID-19 представляет особую опасность именно для онкологических больных. Что известно об этом?

— Наши коллеги из Китая проделали (и продолжают делать!) невероятную работу: справившись с эпидемией у себя в стране, они проводят анализ многих аспектов своей деятельности в тех экстремальных условиях, в том числе исследуют, как влияет вирус на онкологических больных.

Действительно, наших пациентов можно смело причислять к группе риска. Китайские коллеги (пусть с помощью относительно небольшого числа больных с коронавирусом, имевших онкологические заболевания) выявили, что частота возникновения тяжёлых осложнений (вплоть до смерти) у наших пациентов в пять раз выше, чем у тех, кто никогда не имел злокачественной опухоли.

Эти результаты подтверждают, что необходимо быть особо настороженными как нам (онкологам. — RT), так и (прежде всего) самим пациентам с онкологией.

— С чем связана уязвимость онкологических больных?

— То сложное, иммуносупрессивное (искусственно угнетающее иммунитет. — RT) и крайне токсичное лечение рака, которое получают наши пациенты и которое чревато многими осложнениями даже в благополучные эпидемиологические периоды, значительно ослабляет собственные ресурсы организма. К примеру, в условиях лейкопении (снижения количества лейкоцитов) и лимфопении (снижение числа лимфоцитов), возникающих при проведении химиотерапии и облучения (и тем более при одновременной химиолучевой терапии), организму справиться с вирусом будет крайне сложно.

— То есть дело ещё и в пониженном иммунитете, верно?

— Говорить о снижении иммунитета мы можем в том случае, если соответствующим образом обследуем больного — делаем иммунограмму, определяем количество Т- и В-лимфоцитов (клеток иммунной системы. — RT), уровень иммуноглобулинов — и видим отклонения. У онкологических больных это, как правило, не делается.

Но во многих случаях развитие злокачественного процесса уже подразумевает некий иммунный сбой, а добавление осложнений типа лейкопении (после химиотерапии или облучения) общую картину здорово усугубляет. Не забудьте ещё и о необходимости регулярного посещения онкологического учреждения с целью лечения или контроля. Поэтому ещё раз повторю: наши пациенты действительно находятся в группе повышенного риска в плане инфицирования и тяжёлого течения болезни.

— Пациенты с какими онкологическими заболеваниями больше подвержены риску?

— Полагаю, что любой онкологический пациент, находящийся в стадии активного противоопухолевого лечения либо подлежащий ему (по результатам проведённого обследования), находится в группе повышенного риска. Если имеются осложнения лечения — риск возрастает.

Пациент, который уже полностью прошёл полагающееся лечение, у которого осложнения благополучно купированы или их вовсе не было, которому предстоит просто динамическое наблюдение при отсутствии признаков активного опухолевого процесса, тоже не должен расслабляться.

— Способен ли коронавирус увеличить риск возвращения болезни у пациентов, у которых на данный момент рак перешёл в стадию ремиссии?

— Думаю, нет. Коронавирус имеет шансы стать сезонной инфекцией, волнообразно захватывающей регионы. Да, возможно, с более тяжёлым течением, чем обычный грипп. Если бы подобная инфекция стимулировала всплеск онкологического заболевания, по весне онкоцентры задыхались бы от количества рецидивирующих пациентов. Но этого не происходит.

— Если у пациента с онкологией обнаружен коронавирус, стоит ли прерывать противоопухолевое лечение?

— Полагаю, что ни о каком продолжении противоопухолевого лечения при обнаружении коронавирусной инфекции у онкологического больного не может быть и речи.

Такой пациент должен быть изолирован и получать обычное поддерживающее лечение на дому в случае лёгкого течения заболевания либо быть госпитализирован в инфекционный стационар при более серьёзных формах заболевания. Риск тяжёлых осложнений (вплоть до смерти) в большинстве случаев будет слишком высок.

— Не опасны для онкологических больных противовирусные препараты? Можно ли их принимать для профилактики коронавируса?

— Любой препарат может нести в себе потенциальный риск побочных осложнений: от аллергических реакций до токсического воздействия на печень или другие органы.

Принимать какие-либо противовирусные препараты для профилактики коронавируса нет смысла. Во-первых, потому что пока ни один из них не подтвердил свою эффективность при коронавирусе, многие надежды не оправдались. А во-вторых, по причине возможной токсичности.

Основную профилактику мы знаем прекрасно: дистанцированность или изоляция, частое и тщательное мытьё рук, обработка всех контактных поверхностей антисептиками и так далее.

— Рекомендуете ли вы пациентам с онкологией более жёсткий карантинный режим, чем для остального населения?

— Однозначно. Нахождение дома — лучшая мера для предотвращения больших проблем, и не только для онкологических больных. Сами пациенты организовывать своё противоопухолевое лечение не должны. Они это делают под руководством и строгим наблюдением врачей-онкологов. Их задача — строго выполнять все рекомендации.

— Во многих странах в связи с пандемией коронавируса меняется порядок оказания помощи онкологическим больным. Изменилось ли что-то в работе онкологов в нашей стране?

— Онкологические центры оказывают плановую помощь, оставлять наших пациентов без планового, требующего соблюдения определённых сроков и режимов лечения никто не собирается, однако необходимые меры должны быть приняты. Связаны они прежде всего с уязвимостью онкологических пациентов.

Каждый онколог на своей линии фронта — хирург, химиотерапевт, радиотерапевт — определённым образом реорганизует работу: возможно, отменяет особо травматичные операции, переводит пациентов на таблетированную химиотерапию и так далее.

Например, в отделении лучевой терапии Ульяновского областного онкологического диспансера, которое я возглавляю, мы уже три недели работаем в особом режиме. Все пациенты, которые были запланированы на этот период, поступили на лечение. Но при этом мы постарались чётко разграничить потоки больных, не допускать скученности в отделении, с большей частотой проводить уборку, по возможности назначать укороченные, хоть и чуть более интенсивные курсы лучевой терапии — конечно, если это позволяет не превышать допустимые дозы на здоровых органах.

Кроме того, мы временно отказываемся от одновременного химиолучевого лечения, чтобы не провоцировать у пациентов развитие более выраженных осложнений — прежде всего со стороны крови. В тех ситуациях, когда курс лучевой терапии можно безболезненно отсрочить, мы это делаем.

Однако общение с коллегами из других регионов показывает, что далеко не во всех центрах были приняты какие-либо меры организационного характера — как по защите пациентов, так и по защите персонала. Как бы эта инертность (или надежда на русский авось?) не вышла боком.

Рак является одной из основных причин смерти в мире. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), каждый пятый мужчина и каждая шестая женщина заболеют раком на каком-либо этапе жизни. В России, как следует из доклада Московского научно-исследовательского онкологического института имени П. А. Герцена, в 2017 году впервые в жизни выявлено 617 тыс. случаев злокачественных новообразований — это на 3% больше, чем в 2016 году. Смертность от рака в России находится на втором месте после смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. В Свердловском онкодиспансере на наблюдении сегодня находятся 107 тыс. человек, говорит министр здравоохранения региона Андрей Цветков.

В Екатеринбурге на первом месте заболеваемость раком легкого и колоректальным раком (17%), на втором — раком молочной железы (9%), на третьем — раком желудка (7,5%).

Вторая причина — образ жизни пациентов. По данным ВОЗ, около 30% случаев смерти от рака вызваны пятью основными факторами риска, связанными с поведением и питанием: высокий индекс массы тела, недостаточное употребление в пищу фруктов и овощей, отсутствие физической активности, употребление табака и употребление алкоголя.

В справке представители горздрава не скрывали, что причина высокой смертности в том, что заболевания первично выявляются уже в запущенных стадиях. В докладе института Герцена тоже говорится, что около 40% впервые выявленных злокачественных новообразований имеют III–IV стадию заболевания — 22,5% таких пациентов умирают в течение года.

В Свердловском минздраве тоже считают проблему ранней диагностики самой важной. По словам министра Андрея Цветкова, именно с нее чиновники начали рассматривать проблему онкологии, которая недавно стала приоритетным направлением в российском здравоохранении. В прошлом году в Свердловской области запустили пилотный проект углубленного онкологического скрининга, во время которого выяснили, что жители региона почти не проходят диспансеризацию.

— Несколько лет назад у меня заболел желудок, и я пошла к врачу. Я делала ФГС, биопсию, все, что нужно делать, в разных больницах. Десять месяцев ходила по врачам, прошла девять специалистов, но они ничего не смогли мне сказать. Ни у одного из врачей, которых я посетила, не щелкнуло, что у меня что-то может быть связано с онкологией, мне лечили язву. Но когда у человека не проходят боли после полного курса лечения от язвы… Ошибка на ошибке и ошибкой погоняет. Только один врач понял, что со мной.

Мне становилось все хуже, я теряла вес. С третьей биопсии у меня нашли раковые клетки. Я экстренно попала в областную больницу. Мне сделали операцию в областной клинической больнице, и оказалось, что у меня аденокарцинома желудка второй стадии.

В онкодиспансер я попала уже после операции в ОКБ. Потом мне пришлось сделать вторую операцию. Работой самого онкодиспансера я тоже была категорически недовольна. Мне отказали в химиотерапии, хотя врач, который меня оперировал, рекомендовал ее. В результате у меня пошли метастазы, хотя если бы мне сделали химию, возможно, этого удалось бы избежать. Врачи не сказали мне проверять определенную часть тела. Когда оказалось, что там метастазы, все развели руками.

Вы понимаете, какое у меня ощущение от их работы. Это некомпетентность врачей и абсолютное отсутствие онконастороженности в системе. Ни одного из девяти остальных врачей не насторожило мое состояние. Как врач уже потом сказал моей подруге, меня залечили. У меня есть большое желание обратиться в минздрав написал жалобу на действия врачей.

В конце апреля я закончила лечение, сейчас у меня все хорошо, следующий контроль будет в конце июля.

Меня поражает безумное количество поздней диагностики. Это просто страшно. Люди ходят-ходят, им все время говорят, что это не [рак]. Наверное, процентов 90 из 100, к сожалению. Поэтому на открытии центра я высказала пожелание товарищам из минздрава, что нужна онконастороженность. Лучше сразу думать о плохом, чем этот тотальный пофигизм.

Основное место лечения онкологии в Свердловской области — Свердловский онкологический диспансер, основной корпус которого находится в Екатеринбурге на Широкой Речке. Центр был открыт при губернаторе Эдуарде Росселе, которого руководство больницы до сих пор вспоминает с любовью. Сегодня этот центр считается одним из лучших в России, в нем проводят процедуры, которые почти нигде в стране еще не делают.

Но пациенты, с которыми пообщался корреспондент Znak.com, часто рассказывают о работе онкодиспансера другое. Они говорят об очередях в поликлинике, о сложности попасть на прием к нужному специалисту. Среди пациентов ходят байки о том, что кто-то из пациентов умер, пока ждал в очереди на прием.

В день через онкодиспансер проходит примерно по 2,5 тыс. человек. Поликлиника в смену должна принимать примерно 480 человек, но принимает по 1000–1100, потому что работает в две смены, что стало возможно после реконструкции. Штат онкодиспансера постоянно растет, потому что растет число пациентов. Изнашивается и оборудование, многое из которого было установлено еще при открытии в 2000 году.

Прямо при журналистах в отдельно стоящем Центре ядерной медицины устанавливали новый позитронно-эмиссионный томограф (ПЭТ), который работает на радиоактивных изотопах. С его помощью можно найти у человека опухоль размером от 0,5 сантиметра, а также обнаружить опухоли там, где врачи и не подозревали их наличие: например, предполагали рак гортани, а находят опухоль еще и в кишечнике.

— У меня рак легких четвертой степени. В августе прошлого года я лег в больницу Екатеринбурга с подозрением на диабет, и у меня нашли опухоль в левой почке. Почку удалили в сентябре, но метастазы уже были в легких.

О диагностике в Нижнесергинском районе Свердловской области говорить глупо, ее нет никакой. Буквально вчера я спрашивал заведующего поликлиники Михайловска, есть ли у нас в районе онколог. Он есть, но у него дипломная специализация — хирург. Просто чтобы единица не пустовала и чтобы заодно улучшить штатное расписание, они берут более-менее подходящего специалиста и устраивают.

Пока я был здоров, я относился к людям с онкологическими заболеваниями, мягко говоря, с опаской, настороженностью. В России есть мнение, что это человек практически приговоренный. И мне кажется, так и есть. Сейчас, когда я сам оказался в этом состоянии, мне как больному хочется, чтобы на приеме у врача сказали что-то ободряющее. Я не был ни разу у психолога, никто мне не предлагал к нему сходить.

В диспансере как-то все глупо сделано. На первый прием я пришел уже с диагнозом из областной больницы № 1. Меня записали на прием к онкологу. Он тупо посмотрел диагноз из областной, назначил анализы и отправил на дневной стационар. Он не говорит о каких-то перспективах, о том, что меня ждет. Все на уровне конвейера: зашел — вышел. Я прихожу туда просто для отметки.

В моем случае никакого прогресса нет, только ухудшение. Раз в две недели я езжу на химиотерапию. Я не очень понимаю, что это за процедура, если честно. Я приезжаю в 8 утра, сдаю анализ крови и жду до 11 часов. Потом жду, когда меня крикнут на прием к врачу. Лечащий врач мне говорит ждать до 13:00, пока поднимут препараты из аптеки. Шесть-семь часов я так провожу.

Врачи не успевают физически, больные сидят в очереди, для меня это выглядит тяжело, тем более что я в этом участвую. Толпа сидит часами, у всех свои проблемы, им некуда деваться, они сидят и ждут, как овцы на закланье. Я общаюсь с врачами дневного отделения, девчонки работают на износ, сестры особенно, им присесть некогда. Сам процесс — от сдачи анализа до приема — не отработан, не упорядочен, я считаю, что это проблема руководства больницы.

Год назад, в апреле 2018-го в Свердловском онкодиспансере произошла смена власти — новым руководителем организации стал главный онколог Тюменской области Владимир Елишев. Вячеслав Шаманский, который руководил онкодиспансером много лет, остался в учреждении в должности заместителя главврача по организационно-методической работе.

Новый главный врач начал проводить в онкодиспансере административную реформу — упразднил некоторые отделения больницы, расширил отделы, связанные с хозяйственным управлением. Эти изменения вызвали недовольство части коллектива.

В марте в СМИ стали появляться анонимные обращения сотрудников с жалобами на нового главного врача и нововведения в диспансере.

Авторы писем не раскрывают своих имен и не ставят подписей под ним, боясь быть уволенными. Одно из таких писем есть в распоряжении Znak.com, редакции известно имя сотрудника, написавшего его, но он тоже пожелал остаться анонимным.

Последняя проблема, по мнению автора письма, — частые заграничные командировки некоторых сотрудников, оплачиваемые из бюджета.

Вопрос об увольнениях сотрудников из онкодиспансера главный врач комментировать отказался.

— Я акушер-гинеколог, сама врач и пациент в одном лице. Я заболела раком молочной железы почти 22 года назад, можно сказать, что одну треть своей жизни я борюсь с онкологическим заболеванием. Я перенесла пять операций, два раза меня облучали, восемь курсов химиотерапии. Через год после того, как у меня нашли рак молочной железы, у меня обнаружили метастазы в костях — это сразу четвертая стадия.

С лечением я немного опоздала, мне сначала сказали, что у меня киста. Когда я начала лечиться, было очень сложно. У меня было очень тяжелое заболевание для рака молочной железы. Опухоль была маленькая, но очень злокачественная. Я консультировалась в нескольких странах, отправляла документы в Англию, ездила в Израиль, Турцию, чтобы понять, какая терапия есть, какие методы лечения.

В онкоцентре меня уже знают, как родственницу, я туда прихожу, как к себе домой. Сейчас при метастазах в костях я делаю капельницы. Причем до сих пор лечусь советскими препаратами, они меня держат уже 22 года.

У меня был приятель с раком желудка, очень обеспеченный человек, который поехал в Тибет лечиться. Он просто боялся операции. Я его уговорила, он прооперировался, уволился, и он жил еще восемь лет и умер в 78 лет от тромбоэмболии, то есть его желудок все выдержал.

Есть категории людей, которые параллельно с врачом начинают лечиться нетрадиционно. Был известный спортсмен с раком желудка, мог поехать к врачам в любую страну миру. Но нет, он на Вторчермете пошел к какому-то шарлатану дяде Мише, который черт знает чем лечил. Полиция сделать ничего не могла, потому что заявления никто не приносил. В итоге он умер.

Сейчас в онкоцентре какое-то брожение. Меня расстраивает, что между онкодиспансером, нашими пациентами и нашим центром нет мостика, который был раньше. Поменялся заведующий поликлиникой, он не онколог. Он меня никогда в жизни не видел, я ему позвонила, представилась, предложила поговорить, попросила консультацию по снимкам КТ. Он мне ответил, что не собирается ничего делать и у него нет времени на нас. Главный врач уже начал с нами контактировать, он понял, что такое общественная организация.

Ситуация с препаратами вскрыла еще одну проблему — пациенты жалуются, что им не оказывается должная психологическая поддержка. Заместитель главного врача Вячеслав Шаманский сказал Znak.com, что в учреждении работают психологи, но большая часть пациентов, с которыми мы общались во время подготовки этого материала, говорят, что им профессиональная психологическая помощь не предлагалась (подробно об этом рассказывается в личных историях пациентов).

По словам Аристовой, помочь вернуться к нормальной жизни онкопациенту могут три простые вещи: правильное питание, посильная физическая нагрузка и психологический настрой, но в России, к сожалению, ни официальная медицина, ни службы соцпомощи ни одному из этих трех направлений внимания не уделяют.

1 марта 2018 года пришли результаты гистологии, и с того дня жизнь раскололась на до и после. Для меня это был удар. Для меня, как человека с активной жизненной позицией, для бизнес-леди, это было все равно что на полном скаку врезаться в бетонную стену. Это было страшно. Я растерялась. Мой привычный мир рухнул. Я прошла все пять стадий горевания, по мне можно учебник писать. Я выходила из них с психологами, психотерапевтами.

У меня сейчас вторая стадия рака, поймали в самом начале. Спустя месяц после операции мне провели сложный курс иммунотерапии. Я ходила туда в понедельник, среду и пятницу — как на работу. Но лечение, к сожалению, оказалось неэффективным, были сильные побочные эффекты. Его отменили, чтобы сохранить мне жизнь.

Предполагаемая причина возникновения меланомы у меня — загар и солярий.

По показаниям я никогда не попадала под скрининг. Но я настолько любила солнце, настолько любила лето, сейчас я скучаю по этому ощущению. К сожалению, солнце меня обидело.

Психотерапевт был первым человеком, которого я услышала, потому что до этого я все отрицала, правда мне была не нужна. Я искала слабого человека, который бы сказал мне, что у меня нет никакого рака. Я все время спрашивала, почему не болит. А хирург ответил, что рак не болит. Болит потом уже, когда запущенная стадия. Я обращалась и к Богу, думала, что если я буду исполнять все заповеди, то он меня простит. Мои знакомые стали спекулировать на моем состоянии, говорили, что меня Бог наказал раком за то, что я вела неправедную жизнь. Мне было нечего ответить, потому что у меня рак, а у них нет.

Работа врачей в онкодиспансере — на высоте. Всем же нам хотелось чуточку внимания, с нами было сложно общаться. От младшего медицинского персонала до заведующих отделениями — чуткие, внимательные, удивительные, отзывчивые люди. Мне казалось, что столь человечными быть невозможно, на всех сердца не хватит.