Говорим и показываем больные раком

Джон Траволта, объявивший о смерти 57-летней жены Келли Престон, буквально раздавлен невосполнимой утратой. Несколько лет назад актер хоронил своего первенца - 16-летний подросток страдал аутизмом и погиб в 2009 году во время отдыха на Багамах . Теперь звезду фильма "Криминальное чтиво" настиг новый удар судьбы.

Джон Траволта мужественно держится после смерти супруги Келли Престон, с которой прожил почти 30 лет. В своем комментарии о трагедии в семье актер раскрыл причины смерти 57-летней жены. Престон два года тайно боролась с онкологией. У женщины был рак груди. О смертельном диагнозе знали лишь близкие.

Несколько лет назад актер хоронил своего первенца - 16-летний подросток страдал аутизмом и погиб в 2009 году во время отдыха на Багамах Фото: GLOBAL LOOK PRESS

"С очень тяжелым сердцем я сообщаю вам, что моя прекрасная жена Келли проиграла свою двухлетнюю борьбу с раком молочной железы. Она отважно боролась за свою жизнь, получая любовь и поддержку отовсюду. Моя семья и я будем вечно благодарны врачам и медсестрам и всем медицинским центрам, которые нам помогали", - написал 60-летний Траволта .

Он попросил не тревожить его ближайшее время и откровенно признался, что еле держится. Поклонники и друзья пишут актеру и его детям от брака с Келли слова поддержки.

Джон Траволта с женой и дочерью Фото: REUTERS

У супругов родились трое детей. Первый сын пары - Джетт трагически погиб в 2009 году. Подросток скончался в результате приступа эпилепсии. Трагедия произошла в особняке звезд на Багамских островах. Джетт страдал аутизмом. Когда он был совсем маленький, у него развился синдром Кавасаки . При этом синдроме часто подскакивает температура, появляется сыпь. По слухам, папа-саентолог отказался от традиционной медицины и лечил наследника с помощью псевдонаучных ритуалов.

Актеры были счастливы в браке почти 30 лет Фото: GLOBAL LOOK PRESS

Через два года после рождения Джетта в семье родилась дочь Элла Блю, выросшая копией своей отца. В 2010 году на свет появился сын Бенджамин.

Понравился материал?

Подпишитесь на еженедельную рассылку, чтобы не пропустить интересные материалы:

• Подписка

Сетевое издание (сайт) зарегистрировано Роскомнадзором, свидетельство Эл № ФC77-50166 от 15 июня 2012. Главный редактор — Сунгоркин Владимир Николаевич. Шеф-редактор сайта — Носова Олеся Вячеславовна.

Сообщения и комментарии читателей сайта размещаются без предварительного редактирования. Редакция оставляет за собой право удалить их с сайта или отредактировать, если указанные сообщения и комментарии являются злоупотреблением свободой массовой информации или нарушением иных требований закона.

Приобретение авторских прав и связь с редакцией: kp@kp.ru

• Беларусь
• Бишкек
• Казахстан
• Молдова

• Астрахань
• Барнаул
• Белгород
• Биробиджан
• Благовещенск
• Брянск
• Владивосток
• Владимир
• Волгоград
• Вологда
• Воронеж
• Донецк
• Екатеринбург
• Ижевск
• Иркутск
• Казань
• Калининград
• Калуга
• Камчатка
• Кемерово
• Киров
• Краснодар
• Красноярск
• Крым
• Курск
• Липецк
• Магадан
• Москва
• Мурманск
• Нижний Новгород
• Новосибирск
• Омск
• Орел
• Пенза
• Пермь
• Псков
• Ростов-на-Дону
• Рязань
• Самара
• Санкт-Петербург
• Саратов
• Сахалин
• Севастополь
• Северный Кавказ
• Смоленск
• Сыктывкар
• Тамбов
• Тверь
• Томск
• Тула
• Тюмень
• Улан-Удэ
• Ульяновск
• Уфа
• Хабаровск
• Челябинск
• Чита
• Чукотка
• Югра
• Якутия
• Ямал
• Ярославль

Равное консультирование началось с наркозависимых в ремиссии и людей, живущих с открытым ВИЧ-положительным статусом – они помогают наркозависимым и только что узнавшим о своем ВИЧ-статусе людям, сопровождают их.

Теперь появились и женщины – равные консультанты в онкологии. Они помогают другим женщинам пережить тяжелое время лечения, реабилитации, вообще жить дальше, а также родственникам пациенток, для которых это тоже очень сложная ситуация – многие не знают, как утешить, как разговаривать, как себя вести с близким человеком, который может или замкнуться в себе, или плакать дни напролет.

Равные консультанты прошли полугодовое обучение, научившись не только отвечать на неудобные вопросы, но и правильно поддерживать, сочувствовать, при этом не выгорая.

Эльвире Никоноровой 47. По профессии она врач-педиатр. Замужем, в семье трое детей – 20-летний сын и 6-летние дочки-двойняшки. В 2017 году Эльвира пережила свой первый рак – щитовидной железы. Была операция. Но через год она обнаружила новообразование в груди.

— Что было, вспомните этот момент?

— Это было в феврале 2018 года. Я нащупала это новообразование утром, в 7 утра, но я врач по профессии, понимаю, что тянуть нельзя, поэтому уже в 10 утра была на приеме у онколога. Операция, химия, лучевая терапия, гормоны – стандартная схема.

— А что вы чувствовали все это время?

— В первую очередь – это был страх. И страх был весь внутри меня, его нельзя было показывать близким.

У меня живы родители, и не хотелось их расстраивать. Про первый рак – рак щитовидки – они даже не знали. А про рак молочной железы пришлось сказать, потому что предстояла химиотерапия, от которой выпадали волосы.

Муж мой меня очень поддерживал, с малышками всю заботу взял на себя – отвести-привести из садика, умыть, одеть, заплести, накормить. И меня еще везде возил. Муж очень хорошо помогал, потому что у меня какое-то время совсем не было сил.

— Вы переживали, что внешность изменится после лечения?

— Когда мне поставили диагноз, я не переживала о том, что стану некрасивая.

Дочкам во время первого моего рака было три года, на момент начала второго – четыре. Мне хотелось их вырастить, поэтому, какая я буду – меня не волновало – будет или нет у меня грудь, выпадут или нет волосы.

Я хотела жить, их вырастить, они еще слишком маленькие, и я им очень нужна.

— Можно назвать вашу историю счастливой?

— Конечно, можно. У меня была поддержка дома. Это очень важно, потому что у некоторых людей такой поддержки нет: близкие не понимают, не хотят слушать, не хотят говорить о заболевании. А бывает, что близких нет, совсем не с кем поделиться.

Мне тоже было тяжело – надо было утешать близких, они были в шоке, потеряны, расстроены. Поэтому дома я практически не говорила о своем заболевании.

— Но, тем не менее, вы теперь сами не просто утешаете, вы – равный консультант. Вы остались в этой теме после того, как наступила ремиссия. Что вас побудило стать равным консультантом?

— Я всегда работала в так называемых помогающих профессиях – была врачом, была соцработником, мне близка эта тема помощи. Поэтому, когда я увидела объявление о наборе волонтеров – равных консультантов, то очень обрадовалась, поняла сразу, что это – моё. За полгода лечения я много раз лежала в больнице, общалась с разными женщинами-пациентками, большинство были растеряны, напуганы.

— Вы увидели объявление, а что было потом?

— Вы сама врач, что же вы еще нового узнали для себя?

В разных стадиях нужна разная помощь. Потом может наступить стадия агрессии, например, и стадия депрессии. И в каждой надо думать, как помочь человеку.

— И при этом не навредить себе? Как вы защищаетесь от выгорания?

— Да, мы тоже учились этому – как не выгорать и сохранять себя. Мы учились тому, как выслушать человека, как построить разговор.

Ведь часто люди сталкиваются с неудобными, стыдными, как им кажется, вопросами – а в какой момент у меня выпадут волосы, они сразу все выпадут или нет, а что мне можно есть, как бороться с тошнотой…

Я вспоминала себя – как мне хотелось, чтобы кто-то посочувствовал мне во время лечения, понял, просто понял.

— Что такое сочувствие в такой ситуации, о чем не нужно говорить?

Важно, чтобы кто-то сказал, что понимает и разделяет мой страх, сказал, что будет рядом, что поможет – приготовит чай, что купит продуктов, а ты можешь просто лечь и отдыхать. Нужны просто поддержка, тепло и понимание.

Я вот вспоминаю, что когда проходила химиотерапию, то сильно тошнило, но на пятый день становилось легче. И я говорю женщине, которая спрашивает меня об этом – что будет лучше. Еще я в процессе лечения столкнулась с теми, кто вообще сомневался в необходимости лечения – боялись осложнений, не видели смысла лечения. И это тоже надо объяснять.

Известная украинская телеведущая рассказала о борьбе с раком и показала свое фото

— Но ведь иногда и так бывает, что не пройдет, что не будет ремиссии.

— Да. Но вот когда мне было плохо и страшно, я вспоминала такую цитату, ее приписывают Архимеду, но я не уверена в правильности, но смысл такой: мы можем не так много сделать с продолжительностью жизни, но очень много – с ее шириной и глубиной.

— Как строится ваша жизнь после того, как вы закончили обучение и стали равным консультантом?

— То, что я равный консультант – это просто одна из граней моей жизни, одна из многих составляющих. Да, после диагноза я переосмыслила жизнь: перестала откладывать важные дела на будущее, думаю, что самое главное – это любить близких. У меня появилось много интересных дел и занятий, я планирую получить второе высшее образование, стать онкопсихологом. Я вижу, как онкопсихологов не хватает.

Мне думается, что диагноз должны сообщать человеку двое – онколог и онкопсихолог. А ведь я знаю женщин, которым сообщили их диагноз СМСкой. Психологическое сопровождение должно идти параллельно с лечением.

— Если онкопсихологов будет достаточно, то зачем тогда равные консультанты?

— Но ведь есть такие люди – как закрытые шкатулки, их не открыть. Ты хочешь помочь, но не знаешь – как. Что в таких случаях вы делаете?

— Да, есть такие люди. Но изначально, если человек записывается на прием к равному, то он готов говорить. Правда, бывает, что записываются с какой-то конкретной темой. Но в процессе разговора понимаешь, что человека волнует не только собственно заболевание, но и то, что с друзьями невозможно встретиться или близкие, зная, что наступила ремиссия, говорят – что ты сидишь дома, все уже позади, все хорошо, что теперь говорить об этом, мы не хотим об этом слышать. А женщине хочется поговорить. Да, мы обсудим с ней и реабилитацию, и питание, и группы взаимопомощи, но просто сам факт разговора очень важен.

У нас есть определенные правила – о чем можно и о чем нельзя говорить с клиенткой. Мы отвечаем только на запрос.

— А если женщина пришла и плачет и ничего не говорит?

Конечно, бывают ситуации, когда мужчины уходят от женщин, переживших онкологические операции. Но уходят тогда, когда отношения и без этого разрушались. Ведь человек, который рядом с тобой – остается таким же – есть у него шов на груди или нет.

Кроме поэзии в жизнь Эльвиры вернулась живопись. Она показывает рисунки в телефоне.

Да, мне накануне делали еще обследование позвоночника, результаты были не очень, тем более, я, как врач, понимаю все. Поэтому мне в тот день было плохо и страшно.

Но я стояла у картины и слушала аудиогид. Голос рассказывал, что на самом деле все не так ужасно на этом полотне: да, буря, но она заканчивается, потому что на небе появилась радуга – это верный признак, что волнение перейдет в штиль, а еще в радуге летит чайка, а это значит, что берег близко. То есть люди с разбитого корабля, которые оказались на его обломках, обязательно спасутся, потому что буря кончается, а берег близко.

Марина Барыкина по профессии педагог, воспитатель детского сада. Ей 55. И она – тоже равный консультант.

— Марина, как все началось?

— В июле 2014 года, вскоре после того, как мне исполнилось 50, я поняла, что со здоровьем у меня происходит что-то не то. И мысль о том, что, возможно, это рак – мелькала. Вокруг меня в это время многие близкие люди уходили от рака – тетя, двоюродная сестра. Сестра уходила очень тяжело, я часто навещала ее в хосписе. Последнюю неделю жизни сестра провела в коме. И тогда мне пришла в голову мысль, что люди не должны так тяжело уходить…

И когда я в 2014 году пошла к доктору, то мне сказали, что все плохо и особой надежды нет.

И Вселенная откликнулась: нашлись врачи, которые взялись за операцию, была подобрана правильная химиотерапия, давшая свои положительные результаты. В феврале 2015 года я вышла в ремиссию. Очень долго восстанавливалась, потому что химия оказала свое влияние не только на раковые клетки, но на весь организм в целом.

Я заново училась ходить, есть. Это был такой непростой период, период тишины какой-то – мне нужно было побыть наедине с собой. Понять – для чего, собственно, мне это дано. Потому что в нашей жизни все не просто так. И если бы я не заболела, то не была бы поставлена перед фактом, что жизни осталось не так много, стоит задуматься.

У меня уже был собственный опыт переживаний, опыт ремиссии. Я думала, что этим людям будет важно увидеть человека, который столкнулся как они с тем же самым, но вот живет дальше. Что рак – это не приговор.

Летом прошлого года я увидела в Сети объявление о том, что набираются группы равного консультирования. Подала заявку, прошла тестирование. И меня приняли в команду. Я начала обучаться.

Я прошла обучение и сейчас наша команда уже приступила к консультированию. У меня пока очных консультаций не было, но уже было достаточно много консультаций по телефону. И я хорошо понимаю, что не всегда, скажем так, людей беспокоят чисто медицинские вопросы, людям нужна эмоциональная и психологическая поддержка, кому-то надо просто поговорить. И это чувствуется на интуитивном уровне. Поэтому я буду говорить, если надо, сорок минут, час, полтора часа. Человеку нужно выговориться.

И периодически возникают страхи. И об этом надо говорить, обсуждать с разных сторон, подробно все проговаривать.

Семью с онкобольными детьми выжили из квартиры в Москве

— Насколько остра проблема взаимоотношения с близкими людьми у тех, кто вам звонил?

— Это один из самых частых запросов – как быть в семье, как донести свои потребности до тех, кто рядом с тобой. Ведь есть же хронические формы рака, человек болеет долго, родные свыкаются с этим. Но человеку эмоциональная поддержка важна всегда.

Я могу сказать, что для меня важна как поддержка друзей, детей, так и моя собственная самостоятельная работа.

Но когда я столкнулась с тем, что 1 октября у дочери диагностировали рак молочной железы, то я при всем своем опыте – и пациентки, и равного консультанта – я растерялась. И поняла, что мне самой тоже нужна помощь и поддержка.

Шок, который я испытывала тогда, по силе превосходил тот, который я испытала, узнав о своем диагнозе. Потому что это был страх за собственного ребенка, неважно, сколько ему лет. Мы с дочерью достаточно быстро прошли обследование, она начала лечение. И сейчас мне гораздо спокойнее, я знаю, как ее правильно поддержать.

— А что делают люди не так?

— Как надо?

— Надо просто выслушать человека. Мы – равные консультанты – отвечаем только на запрос. Надо человека внимательно выслушать, задать наводящие вопросы. Надо понять, например, чего человек боится, когда говорит, что не хочет лечиться. Надо постараться понять, услышать человека.

И вот услышав о том, чего человек боится, можно тогда говорить.

В России ежегодно свыше 120 тысяч женщин узнают о том, что у них рак репродуктивной сферы. Равные консультанты в Клинике им. Пирогова – только начало большого проекта становления онкопсихологической службы, как говорит Андрей Павленко, врач-онколог, заместитель директора клиники по медицинской части.

Павленко считает очень важным появление женщин-равных консультантов. Он вспоминает, что уж на что он сам – онколог, знающий о своей болезни все, получивший прекрасное лечение и хороший результат, все равно после лечения через несколько месяцев вошел в депрессию, да так, что был вынужден обратиться за профессиональной медицинской помощью.

Теперь равные консультанты на средства президентского гранта уже подготовлены в семи российских городах – Петербурге, Москве, Твери, Йошкар-Оле, Уфе, Перми, Красноярске.

• 
  

Вдова доктора Андрея Павленко: история любви и борьбы за жизнь

Несколько месяцев назад из жизни ушел один из лучших хирургов-онкологов России Андрей Павленко. На протяжении двух лет он боролся с тяжелым диагнозом – раком желудка.

Андрей Павленко прооперировал больше двух с половиной тысяч больных с онкологией, но по стечению обстоятельств сам оказался одним из них. Хирург решил объявить публичную войну своей болезни. Каждый день доктор рассказывал, как справляется с заболеванием, на своей странице в Интернете, мотивируя сотни больных не сдаваться. Все до последнего верили, что болезнь отступит. За его мужественным сражением мы следили почти два года, но, к сожалению, болезнь победила. У Андрея Павленко осталось трое детей: две дочери и сын. Сегодня в студии программы "Прямой эфир" – супруга врача Анна. Она нашла в себе силы впервые поделиться самым сокровенным.

Анна рассказала, что ее муж до последнего не отчаивался, не уходил в себя. Он продолжал работать, приходил в клинику даже в самые сложные моменты в последние два месяца жизни. "Он был очень сильным человеком. Я даже не знаю, что давало ему силы, – призналась Анна. – Он говорил: "Грустить можно, отчаиваться нельзя". Эта фраза разлетелась по свету".

Сейчас семья Андрея Павленко учится жить заново. Родные еще до конца не осознали его уход. Дети пишут отцу смс, письма. "Мы считаем, что папа рядом незримо. Андрей сказал, что он всегда будет рядом, будет нашим ангелом-хранителем. Чтобы мы не боялись идти вперед. И мы стараемся не подвести нашего папу", – говорит Анна.

Они познакомились в Краснодаре, в операционной военного госпиталя. Это был первый рабочий день Анны. Она тогда была студенткой медицинского колледжа, а Андрей был распределен из Владикавказа на должность ординатора. Она с интересом наблюдала, как он работает. А уже через год они поженились. Тогда у них не было самых необходимых вещей, но это не пугало.

О своем диагнозе Андрей рассказал жене по пути в магазин. К тому моменту у него уже был план действий. Он сказал, что у них есть два года, а если повезет – пять или больше. Анна дежурила у его постели ночами, а еще они вместе готовили детей к тому, что папы скоро не станет, проговаривали эту правду, хоть было больно и страшно. Они вместе продумывали, как дальше воспитывать детей, что им передать. "Я постараюсь сделать так, чтобы дети были достойны своего отца. Хотя Андрей просил: не старайтесь быть похожими на меня, будьте собой", – вспоминает вдова хирурга. А незадолго до смерти Андрея они обвенчались. Два последних месяца они прощались каждый день, понимая, что завтра для Андрея может не наступить. А когда его не стало, они сделали все, как он просил…

Незадолго до смерти Андрей записал видеообращение, которое не показал жене. В нем он благодарил всех, кто был рядом, кто помогал, а также объявил о создании гранта имени Андрея Павленко. Он поддерживает медиапроекты, которые доносят правдивую информацию об онкологических заболеваниях. "50% пойдет на эти проекты, а еще 50 – на финансирование моей семьи, потому что она лишилась единственного кормильца", – сказал тогда Андрей.

История врача вызвала огромный отклик. Анна до сих пор получает тысячи писем со словами сочувствия и поддержки: "Очень многие нам помогают. Я благодарна каждому. Это люди с огромными сердцами. Я не ожидала", – признается она.

Что сказала Анне вдова Николая Караченцова Людмила Поргина? Что Андрей оставил детям на память? Как прощался с ними? Что приснилась Анне накануне девятого дня после смерти мужа? Что рассказала об Андрее Павленко его старшая дочь Софья? Об этом и многом другом – в программе "Прямой эфир".

Если от рака умирают врачи, есть ли надежда у пациентов?

В социальных сетях 2020 год начался с прощального поста питерского онколога Андрея Павленко, который сам обнаружил у себя рак и в течение полутора лет – на странице в Фейсбуке, в многочисленных интервью, выступлениях на телевидении – рассказывал о своей борьбе с недугом.

Рассказывает заместитель директора НМИЦ онкологии им. Блохина Александр Петровский:

О временах и сроках

– Если говорить обобщённо, то, по статистике, 50% онкологических пациентов излечиваются полностью. При этом прогноз на ожидаемую продолжительность жизни в каждом конкретном случае зависит от вида рака, поскольку общего ответа на этот вопрос не существует. Рак – это не одна болезнь, а множество различных заболеваний. Есть прогностически благоприятные виды рака, при которых даже на продвинутой стадии, при наличии отдалённых метастазов, пациенты имеют высокий шанс либо на выздоровление, либо на переход болезни в хроническую форму. Но есть и такие разновидности болезни, от которых пациенты быстро сгорают, даже если рак был обнаружен на начальной стадии.

Однако каждый год ситуация меняется. Ещё 5 лет назад рак лёгкого считался приговором. Сегодня появились лекарства, благодаря которым люди живут с этим диагнозом достаточно долго.

Что касается таких распространённых видов рака, как рак молочной железы, колоректальный рак, рак яичников, лимфомы и т. д., то с ними пациенты могут жить 10–15 лет и более.

– Врачи говорят, что рак важно обнаружить на ранней стадии. Но при этом в начале заболевания симптомов нет. Как быстро развивается недуг и переходит из одной стадии в другую?

– Есть агрессивные, быстрорастущие опухоли. К ним, например, относятся некоторые виды рака у детей. Но в среднем от появления раковой клетки в организме до формирования клинически значимой опухоли (размером около 1 см) проходит 5–7, иногда 10 лет. Понятно, что шансы обнаружить болезнь на ранней стадии при регулярных осмотрах есть – и они достаточно велики.

Семейная история

– К группе риска относятся люди, у близких родственников которых был выявлен рак?

Поэтому свою семейную историю нужно знать и ни в коем случае не игнорировать. При определённых видах генетической предрасположенности у врачей есть возможность провести превентивные профилактические процедуры, в том числе и хирургические, которые снизят риск появления рака.

– Для молодых рак действительно опаснее, чем для пожилых?

– В целом да. Рак желудка, рак молочной железы, диагностируемые в молодом возрасте, часто очень агрессивны и опасны. Однако детский рак мы сегодня вылечиваем полностью в 80% случаев.

– Врачи часто говорят о том, что многое зависит от индивидуальных характеристик опухоли и её чувствительности к назначаемым препаратам, но при этом назначают лечение по стандартам, одинаковым для всех.

– Стандарты – это экономическое обоснование лечения, а само лечение назначается по клиническим рекомендациям. Практика показывает, что, несмотря на то что каждая опухоль индивидуальна, 80% всех онкологических заболеваний можно описать стандартными подходами. В эти стандартные подходы входит определение индивидуальной чувствительности опухоли к тем или иным противоопухолевым лекар­ственным препаратам с помощью иммуногистохимических и молекулярно-генетических методов. В остальных случаях всегда есть возможность перейти на индивидуальное лечение – для этого врачу достаточно со­брать врачебную комиссию.

Революция отменяется?

– Может ли пациент проверить, правильно ли его лечит врач?

– Все клинические рекомендации есть в открытом доступе, и пациент может их найти, вникнуть и попытаться в них разобраться. Однако без медицинского образования сделать это сложно. Это всё равно что пытаться проконтролировать мастера, который ремонтирует сломанный холодильник. Лучше довериться профессионалу, а система должна делать всё для того, чтобы это доверие было оправданно.

– Каждый день СМИ сообщают о новых случаях заболеваний – в том числе и у известных людей. Заболеваемость раком действительно выросла?

– Выросла как заболеваемость, так и выявляемость онкологических заболеваний. И нужно быть готовым к тому, что пациентов с раком с каждым годом будет всё больше. Сегодня в нашей стране от сердечно-сосудистых заболеваний умирают 50% пациентов, от онкологических – 15%, а в Японии онкологическая заболеваемость уже вышла на первое место, поскольку рак – это болезнь пожилых людей, а продолжительность жизни там одна из самых высоких в мире.

Хорошая новость заключается в том, что выросла не только заболеваемость, но и эффективность лечения. Продолжительность жизни онкологических пациентов постоянно растёт, в том числе и у тех, у кого болезнь была обнаружена уже на продвинутой стадии.

– Ожидается ли появление новых прорывных технологий в лечении рака, сопоставимых с иммунотерапией?

– Не стоит ждать и возлагать все надежды на появление революционных методов и недооценивать возможности проверенных лекарств и технологий. С врачебной точки зрения эволюция – развитие имеющегося метода – лучше, чем революция, которая чаще приносит больше разрушений, чем побед. Уже сегодня у онкологов есть всё необходимое, чтобы помочь большей части пациентов. Дальнейшие исследования в области онкологии необходимы, и они проводятся во всём мире. Онкология – это одна из самых динамично развивающихся отраслей медицины. Только за последний год было зарегистрировано более 50 новых препаратов и показаний для лечения различных видов опухолей. Задача человека – просто прийти к врачу, и желательно сделать это как можно раньше.

Невыносимая жестокость - в России по статистике лишь 4 процента онкологических больных получают необходимые обезболивающие. Даже в столице цифры не многим лучше - всего 16 процентов. Людей, борющихся с тяжелейшим недугом. С болью, превращающей в кошмар не только их жизнь но и жизнь их близких, обивающих пороги чиновников ради рецепта на необходимое обезболивающее.

Самым страшным, обсуждавшимся всей страной, примером жестокости этой системы стал добровольный уход из жизни адмирала Апанасенко - смелого и честного человека, который прошел через многое, но не смог вынести именно мучений родных, пытавшихся добыть ему лекарства. Медики объясняют - слишком жесткий контроль и слишком жесткое наказание за неоправданно выписанный рецепт. Ведь обезболивающие - наркосодержащие вещества. Но сегодня Госнаркоконтроль уже признал - медицинские чиновники перегнули палку.

Нестерпимая боль, отчаяние близких и мучительное ожидание до следующего укола, после которого, возможно, станет легче. И разговоры. Они придают силы бороться дальше. Елена - не психолог и не медсестра. Экономист. После того как её маму Ларису Михайловну выписали из больницы - просто развели руками и отправили без лекарств домой, ей пришлось самой доставать обезболивающие и учиться делать уколы.

Главное - успеть. О том, что для многих пациентов, которых сами медики считают неизлечимыми, эти препараты, содержащие наркотические вещества, жизненно необходимы, в прессе вновь заговорили после череды недавних самоубийств. Восемь случаев только в Москве. Мотивы каждого ещё предстоит проверить. Но и близкие погибших, и люди, которые каждый день работают с теми, кто потерял надежду на выздоровление, простым совпадением это не считают. Онкобольные всё чаще решаются на добровольный уход из жизни, пока их родные бегают из кабинета в кабинет за нужным рецептом и сутками стоят в очередях.

"У них нет возможности терпеть долго, у них болит, им надо сейчас. Вам нужно на этом рецепте получить две печати и две подписи - заведующего отделением, главного врача поликлиники. У них свой график работы: кто-то утром, кто-то вечером, кто-то куда-то ушел, у кого-то перерыв на обед, у этого тоже очередь под кабинетом", - говорит глава фонда хосписов ''Вера'' Нюта Федермессер.

Александр Фёдорович с онкологическим заболеванием борется уже более пяти лет. Но только сейчас неожиданно даже для жены признался - когда боль становилась невыносимой, ему тоже приходилось гнать от себя самые разные мысли.

"Я боюсь за него, потому что видела прорывы этой боли, в каком состоянии он был. Это было что-то страшное", - сказала Роза Тришина.

"Было такое. Я тебе не говорил. Кстати говоря, я бы и застрелился тоже. Но мне как-то ваши старания жалко. Потом после этого люди подумают и скажут, что Тришин такой. У меня и ружьё есть. Но вот морально я не мог. Думаю, выдержу", – говорит Александр Тришин.

Терпеть боль стиснув зубы приходится ещё и потому, что у тяжело больного пенсионера постоянная регистрация в Башкирии, а лечится он в Москве. И чтобы получить обезболивающие, по логике врачей, должен каждые 20 дней, после курсов химиотерапии, ездить за рецептом в Уфу. Хотя это, как выяснилось в Миздраве, противоречит не только здравому смыслу, но и закону.

"Человек должен получать медицинскую помощь по принципу наибольшего приближения к месту его жительства. В случае если человек проживает в другом городе, он, безусловно, имеет право на получение всего необходимо объема медицинской помощи в этом городе, включая, как я сказал, наркотические анальгетики", - сообщил пресс-секретарь Министерства здравоохранения РФ Олег Салагай.

О том, что процесс выдачи обезболивающих должен стать проще, в Минздраве заговорили в конце прошлого года. В декабре вышел приказ, по которому для того, чтобы выписать наркотический препарат стало достаточно одной подписи - лечащего терапевта или онколога. Но, как выяснилось, на практике это предписание не выполняется. Например, в Москве в конце прошлого года выпустили свой документ, напротив, усложняющий процедуру.

Съемочная група проводит эксперимент - отправляется в одну из столичных поликлиник за рецептом. О приказе федерального Минздрава здесь даже не слышали.

Профессиональная чёрствость или точное следование букве закона. Не хватило какой-то подписи, чтобы получить рецепт на обезболивание и в другом громком случае. Контр-адмирал в отставке Вячеслав Апанасенко застрелился в феврале. Его дочь Екатерина уверена - отец пошёл на этот крайний шаг не потому, что был уже не в силах вынести боль - не хотел терпеть унижение и видеть, как мучаются его близкие.

"Все эти процедуры для него были довольно унизительны. Начиная с того, что он с острыми болями должен был либо в поликлинике сидеть в очереди, либо ожидать дома визита врача, который, в общем-то, не столько интересовался тем, как он себя чувствует, сколько должен был проверить, не умер ли папа и не лежит ли он в больнице. Его это очень остро задевало, потому что он, не будет преувеличением сказать про папу, он всю жизнь отдал служению Родине", – рассказывает Екатерина Локшина.

Жуткий случай, который ещё долго будут обсуждать в селе Целинное Курганской области. Хозяин скромного деревенского дома с покосившимся забором вряд ли знал значение слова ''эвтаназия''. Как объяснил потом Абай Жаркин матери, её дочь и свою родную сестру, онкологическую больную в последней стадии, он задушил из сострадания.

"Она просила брата, любишь, если меня, брат, сделай так – задуши", - рассказывает Екатерина Жаркина.

На сто квадратных километров вокруг - один фельдшерский пункт с таблетками аспирина. То, что произошло в Целинном, - беда, считают местные жители. Мужчина сам вызвал полицию.

"Он сам пришел. По телефону звонить - у него телефона то нет. В милицию позвонил, говорит - приезжайте, я задушил сестру", - рассказал Иван Кобановский.

Абая осудили на три с половиной года.

Другой громкий судебный процесс - уже в Красноярске. На скамье подсудимых - врач-терапевт, семидесятилетняя Алевтина Хориняк. Откликнувшись на просьбу своего знакомого, больного раком, она выписала ему сильнодействующий обезболивающий препарат, чем, по версии обвинения, нарушила закон.

"По федеральной льготе не было трамадола. Если нет по федеральной льготе, тогда врач практически платно не имеет права выписывать, потому что он нарушает права пациента на льготное обеспечение", - говорит врач-терапевт Алевтина Хориняк.

Терапевта признали виновной. В качестве меры наказания суд назначил штраф - 15 тысяч рублей. После таких процессов многие врачи готовы снимать боль чем угодно, лишь бы не наркотическими средствами.

Екатерина Жаркова из Самары вспоминает - за несколько дней до смерти мужа буквально умоляла доктора выписать нужный рецепт.

"Вы, говорит, только из него наркомана не делайте. Мне это вообще непонятно. Какой наркоман может быть из онкобольного, которого сегодня-завтра просто не станет", – сказала Екатерина Жаркова.

Похудевший от рака на 25 килограммов, бурильщик-геофизик Сергей Бузько перед тем как впасть в кому, так и не получив необходимых препаратов, дрожащей рукой написал записку, адресованную детям.

Надзор никто не отменяет, но порядок предоставления медицинских препаратов должен быть упрощён, считают в Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков. При этом Россия могла бы сама производить лекарственные средства, а не закупать их, как сейчас, за границей.

"Россия, будучи правопреемником Советского Союза, имеет лицензию и право, которое выдается Международным комитетом по контролю за наркотиками, производить морфий для медицинских целей, - сообщил директор Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков Виктор Иванов. - Одно из моих предложении заключается в том, чтобы мы воспользовались предоставленной Россией правом производить лекарства и морфий для наших онкобольных".

Лариса Михайловна скончалась на следующий день после съёмки. Она ушла тихо. И хотелось бы верить в то, что ей не было очень больно. А врачи, говорит дочь, сделали всё, что могли.